Солнце вставало над Асгардом (джен)

Последняя каменная плита с грохотом раскололась, открыв зияющую дыру в полу. Пролом дышал темнотой и мертвой тишиной, которая вытекала наружу, заполняя полуразрушенный тронный зал, проникала в каждый угол и заставляла Тора сжиматься от ужаса. Он хотел броситься в пролом первым, не думая о глубине, но Один преградил путь одним властным движением руки.

— Это слишком опасно. Вперед пойдет стража. — Один отвернулся и махнул рукой, подзывая солдат.

Группа снаряженных мужчин с огнями и прочными веревками приблизилась к провалу. Они не представляли глубины спуска, к тому же была немалая вероятность просто наткнуться на очередной завал, и тогда все начиналось заново. О высоте, с которой упали пленники подземелья, никто старался не думать. Ловко управляясь с веревками с помощью оставшихся на поверхности людей, пятеро асгардцев медленно пробирались под землю. Тор и Один вглядывались в темноту, пока свет фонарей не затерялся в темноте. На какое-то время снова воцарилась тревожная тишина, пока не дернулась одна из веревок. Откуда-то из глубины с приглушенным эхом раздался крик:

— Они живы, снаряжайте остальных!

Тор впервые после смерти Сиф почувствовал, как земля уходит из-под ног и решительно двинулся к провалу, игнорируя отцовское недовольство. Один, впрочем, не настаивал и не удерживал, понимая, что сейчас Тор вряд ли послушает его, что бы он ни говорил, невзирая на всю власть и силу. Иногда даже верховный бог не может сдержать другого бога, и это был тот самый случай.

С помощью веревок Тор в компании троих стражников спустился вниз и чуть не упал, споткнувшись на острых обломках. Остатки завала покрывали пол подземного зала чудовищным каменным ковром. Наваленные друг на друга глыбы в свете фонарей напоминали каких-то мифических тварей, отбрасывающих странные угловатые тени. Тор бросился к первой группе спасателей, которые склонились над кем-то чуть поодаль. Заметив своего правителя, они разошлись, освобождая дорогу.

Откуда-то со стены стекал слабый ручеек воды. Локи сидел на земле, прислонившись спиной к огромному каменному валуну. Неестественно вывернутая сломанная рука с обрывками цепи, спутанные грязные волосы, измочаленная рубашка. Глубокая почерневшая рана на ноге была перемотана остатками рваной штанины, пропитанной засохшей кровью. Тор стоял рядом, почти парализованный, и не отрываясь смотрел вниз. На руках у брата, крепко обнимая его, спал Синдри, завернувшись в потрепанный бархатный камзол. Пару мгновений Тор пытался осознать то, что увидел, после чего оцепенение спало, и он рванулся вперед. Шум разбудил мальчика, и он открыл глаза, непонимающе озираясь по сторонам. Стражники, огни…

— Папа!!!

Ребенок бросился Тору на шею, тот подхватил его на руки.

— Я думал, я тебя потерял навсегда, дни и ночи мы к вам пробивались, дни и ночи я не мог спать… Ты в порядке? Нужно к лекарям, чем быстрее, тем лучше. — Тор подхватил сына и крикнул стражникам: — Эй, вы, готовьте подъем!

Синдри в панике запротестовал сквозь слезы:

— Я в порядке, Локи не в порядке! Это ему надо к лекарям!

— О нем позаботятся. Уходим. — Тор попытался удержать вырывающегося сына, но у того на удивление было достаточно сил.

— Я никуда не пойду без него, ему плохо, он умрет под стражей, если вы опять закуете его в цепи, ему нельзя, ему… — Синдри метался между отцом и Локи, который без сознания лежал у камней. Тор не оставил бы его здесь даже без просьбы сына, но эта просьба удивляла его — вряд ли Локи был способен на близость с кем-либо, особенно с ребенком, который имеет полное право наследования на трон Асгарда. Похоже, в подземелье происходило что-то, неподвластное его пониманию. Он наклонился над братом и поднес фонарь ближе к покрытому ссадинами лицу. Бледный как смерть, изможденный, с посиневшими губами и ледяной кожей, Локи не подавал признаков жизни. Тор повернулся к Синдри.

— Никто не будет заковывать его в цепи. Он отправится в лечебницу. Как и ты.

Синдри зло вытер лицо.

— Пообещай мне, как если бы маме пообещал.

— Обещаю, — кивнул Тор. — Я отдам все распоряжения сам.

Он вновь поднял ребенка на руки, не веря благосклонности судьбы. Синдри был не только жив, но даже не слишком истощен, и было сложно поверить, что он обязан этим своему брату. Направляясь к выходу, он крикнул:

— Доставьте моего брата наверх без промедления. Будьте осторожны с переломами, ради всех богов. Выполняйте.

* * *

Никто не знал, о чем думает Верховный ас. Один неподвижно стоял в центре зала, и только когда в темноте появился Тор с мальчиком, подошел и молча обнял обоих, а затем перевел взгляд обратно к разобранному проходу в подземелье. Двое стражников выбрались наружу, удерживая Локи под руки. Окровавленная нога безжизненно свисала, и Локи вздрагивал в полузабытьи, когда она неосторожно касалась пола. Сложно было сказать, пришел ли он в себя — вряд ли он осознавал, что происходит, через пелену боли, лихорадки и бессилия, но несмотря ни на что, все еще был жив. Тор, не выпуская Синдри из рук, стремительно раздавал указания, и когда Локи в сопровождении лекарей выводили из зала, Один встретился с ним взглядом. Мутные отсутствующие глаза смотрели куда-то вдаль, но на секунду Один заметил искру сознания, мелькнувшую во взгляде приемного сына. Он медленно шел следом, провожая процессию до тех пор, пока они не скрылись за поворотом.

* * *

Локи разбудил яркий солнечный свет. Широкие полосы полуденного солнца проникали через занавеси и падали на его постель, касаясь лица. На секунду мелькнула иллюзия, будто он вернулся в детство — утреннее солнце, ясное небо, мать с золотистыми локонами склоняется над ним, чтобы разбудить. Шутливо ругает их с братом за то, что те слишком долго бегали по коридорам дворца накануне вечером, и теперь спят до полудня. Локи моргнул. Он — Локи Лафейсон, трикстер и преступник, осуждённый на вечное заточение перед лицом асов и богов. Детство осталось в далёком прошлом. Сложнее было разобраться в настоящем. Он плохо помнил, что происходило под землёй, когда он обнимал спящего голодного Синдри в лихорадочном забытьи. Появление Тора, стражников с фонарями и подъем наверх вспыхивали в полуобморочном сознании отдельными кадрами, похожими скорее на горячечный бред, чем на реальность.

Сознание медленно возвращалось, очертания предметов становились чётче. В воздухе витал тонкий запах лекарственных трав, масел и каких-то снадобий. Локи пошевелил пальцами и попытался поднять руку, но все тело налилось свинцовой тяжестью, конечности не слушались. Сломанная рука отозвалась приглушенной ноющей болью под жёсткой повязкой, очень хотелось пить. Локи облизнул пересохшие губы. Мягкая постель, прохладные простыни, перевязанные раны. Он ничего не понимал. Ни цепей, ни стражи, ни тюремных стен — ничего не было. Его окружали дворцовые покои с высокими узорчатыми окнами, как когда-то давно, в прошлой жизни, которая осталась далеко позади. В комнате раздался какой-то шорох. Пара прислужниц, неслышно ступая, приблизились к постели и меняли воду в серебряной чаше. Одна из девушек повернула голову и внезапно улыбнулась.

— С возвращением, господин. Как вы себя чувствуете?

Господин?! Что?.. В замешательстве Локи не нашелся, что ответить, но в конце концов разлепил пересохшие губы и спросил:

— Сколько я здесь провалялся?

— Около трех ночей. Сейчас утро… Отдыхайте, господин, вам пока нельзя вставать. Мы сообщим Его величеству, что вы очнулись.

Ему очень хотелось поинтересоваться, что здесь происходит, но несмотря на слабость, Локи догадывался, что прислуга вряд ли сможет ответить на этот вопрос. Мысли с трудом ворочались в голове, как тяжелые каменные валуны, завалившие вход в подземелье. На догадки и сомнения не было сил, и он просто смотрел на потолок, расписанный тонким орнаментом. Узор расплывался и гипнотизировал, и Локи не заметил, как в комнату снова вошли. С трудом оторвав взгляд от потолка, он увидел брата.

Тор стоял рядом и казалось, был растерян. Наконец, он подошел ближе, и не глядя, произнес:

— Синдри спрашивает о тебе каждую минуту с того момента, как мы вышли наружу.

— Он в порядке? — Локи с трудом узнавал собственный голос — глуховатый и осипший.

— В полном. Я… должен поблагодарить тебя за это. Я обязан тебе. Никогда бы не подумал о том, что это скажу.

— Ты ничем мне не обязан, — ответил Локи, закрывая глаза. Чудес не бывает.

Тор сел на край кровати.

— Ты моему сыну жизнь спас. И мне, в каком-то смысле. Я не знаю, что сказать.

— А о чем здесь говорить, брат? То что сделано, то сделано, и иначе быть не могло. Теперь можешь вызывать стражу, я неплохо себя чувствую… Если ты не забыл, перед обвалом меня приговорили к изгнанию и тюрьме за великие злодейства. Ну так я могу напомнить — волю Одина следует исполнять, — Локи привычно хмыкнул. Тор поморщился.

— Хотя бы раз в жизни избавь меня от своего сарказма. Не буду я никого вызывать. Твои великие злодейства… Мы все не святые, — Тор потер виски и добавил: — Я действительно благодарен тебе.

— Приятно слышать.

— Не прикидывайся. Я знаю, что ты чувствуешь.

— Откуда? — Локи приподнял бровь. — Никого никогда не заботили мои чувства, и теперь ты внезапно обратил на них внимание? Нет, ты не знаешь, что я чувствую, брат.

Тор криво улыбнулся.

— Ты говорил мне на радужном мосту, что я тебе не брат. Это правда. Только не всегда родственники рождаются под одной крышей.

— Тор, я тебя умоляю. Не нужно семейной философии и покаяний. Ты просил избавить тебя от сарказма, а я прошу избавить меня от твоей морали. Если бы не все то, что произошло, вы бы по-прежнему ненавидели меня с той же праведной силой, что и раньше, — Локи попытался приподняться на локте, морщась от боли в сломанной руке. — А теперь ты вспоминаешь о том, что я твой брат? Это лицемерно, не находишь?

— Я осуждал тебя за то, что ты творил, негодовал, злился миллионы раз, разочаровывался, но я никогда не ненавидел тебя. Ни разу в жизни я не испытывал к тебе ненависти.

— Повторюсь — приятно слышать.

Тор не отреагировал и добавил:

— Когда я развязал войну с Йотунхеймом, и отец лишил меня молота и памяти, сослав на Землю, я получил то, чего заслуживал. Ты тоже получил то, чего заслуживал, за Нью-Йорк. Но мы оба не заслуживаем ненависти.

Локи был готов расхохотаться.

— Нечего сказать, хорошее сравнение. Ты вернулся в Асгард и занял свое место рядом с Одином. Преемник и наследник трона. Все давно забыли о Йотунхейме, Тор. Ты прощен и искуплен. Ты герой. Я — мировое зло. Нет, ты сравниваешь несравнимое. Будем честными. Впрочем, я ведь не умею быть честным, и это знают все.

— Ты был честен все эти дни, которые вы провели в подземелье.

— Да, был. Но не ради Одина, и не ради трона.

Тяжелый разговор прервался хлопком двери и топотом. В покои влетел Синдри.

— Локи! Локи, ты живой! Об этом уже весь дворец знает, слуги разболтали, и Один знает, и я услышал… — он взволнованно тараторил, потом резко остановился и умоляюще взглянул на отца.

— Его нельзя судить! Попроси Одина отменить приговор. Он ошибся. — Синдри замер, осознав, что только что упрекнул верховного Отца в его решениях, но смело продолжил: — Один ошибся. Локи не заслуживает тюрьмы.

Тор поднялся и молча проследовал к выходу. Синдри схватил Локи за руку и смотрел на отца широко открытыми глазами.

— Суда не будет, — произнес он отрывисто и покинул спальню.

* * *

Разруха в расчищенном тронном зале лишь отдаленно напоминала о прежнем блеске и роскоши. Нетронутым остался только трон Одина, где он восседал с королевским скипетром в руках. Несмотря на то, что зал до сих пор не восстановили, и каменщики сутками работали без устали, было решено провести церемонию именно здесь. Локи стоял в центре зала перед отцом в торжественном облачении, без охраны и цепей. Прошел месяц.

Он восстанавливался долго и мучительно. Спасенная нога не желала слушаться и ослабела настолько, что при попытках встать он терял равновесие и падал, в злости и отчаянии поднимался и падал снова, пока не терял силы окончательно. Синдри прибегал каждый день и проводил в покоях не один час, пока Тор не выгонял его, чтобы дать брату отдохнуть. В тронный зал Локи пришел сам, заметно прихрамывая. Несколько дней в подземелье оставили неизгладимый след, и лекари нехотя признали, что хромота может остаться с ним навсегда.

Один некоторое время сидел молча, тяжело опираясь на скипетр.

— Твои преступления не имеют оправдания, и я никогда не стану этого отрицать. И никто не станет. Но… Ты остаешься в Асгарде. Ты искуплен, Локи.

Локи молчал. Не подбирал подходящие слова, а просто молчал. Все это заслуживало молчания, которое прервал Синдри, на бегу обхватывая его руками. Локи скосил взгляд вниз и негромко, так, что никто не слышал, сказал:

— Ты достойный ас, Синдри Торсон.

— …Ты достойный ас, Локи Одинсон, — раздался голос Отца.

* * *

День первый

Свежий рассветный ветер шевелил длинные полупрозрачные занавеси на открытых окнах. Локи опирался на изящные перила просторного балкона и задумчиво смотрел вниз. Перед ним простирались владения отца — он по-прежнему не мог назвать их своими, но это было не слишком важно. Ветер обдувал лицо, касаясь шрамов, которые так и не смогли зажить до конца. На балкон бесшумно вышел Тор.

— Рано встаешь.

— Належался на всю оставшуюся жизнь, — Локи, не оборачиваясь, улыбнулся.

Тор подошел и встал рядом, глядя вдаль.

— Тишина.

Солнце вставало над Асгардом.