Правда (гет)

Гермиона была готова поверить в существование мозгошмыгов, о которых ей прожужжала уши Полумна. Чем еще, кроме активизации этих невидимых существ, можно было объяснить то, что она сидела напротив профессора Снейпа, тщетно пытаясь собраться с мыслями и впервые в жизни не понимая, что происходит на уроке?

Да и сам преподаватель, по всей видимости, не избежал той же участи. Иначе откуда это живое заинтересованное лицо на месте всегдашней маски недовольства и раздражения?

Мысли разбегались, как стайка корнуэльских пикси: пока гонишься за одной, остальные снуют рядом и пытаются отвлечь на себя, но как только уцепишься за пролетевшую поблизости, ее заслоняют другие товарки, и так далее.

О чем можно в этой ситуации спросить учителя? «Слить» разговор в ничего не значащие вопросы вроде сегодняшнего завтрака и любимой книги? Или все же использовать возможность узнать побольше о самом неприступном и загадочном обитателе замка?

Неприступный и загадочный тем временем разглядывал студентку и, кажется, немало веселился, наблюдая за ее растерянностью. Его покровительственная хитрая улыбка сделала бы честь самому Дамблдору.

— Вы продолжите расспрашивать меня? — наконец вырвался у нее самый волнующий вопрос.

— Да, — последовал короткий ответ.

— Зачем вам это? Зачем эти вопросы о личном? — она не скрывала враждебного тона. — Вам нравится издеваться над тем, кто слабее?

— Я не требую ничего сверх ваших возможностей, мисс Грейнджер. Моя обязанность — научить вас защищаться, а для движения вперед необходимо усилие.

— То есть восстанавливать худшее воспоминание — это такой… педагогический ход?!

— Да, и весьма эффективный, — хитрая улыбка пропала с лица профессора, уступив место задумчивой сосредоточенности. — Вас огорчает, что мистер Уизли выносит на публику свои отношения с мисс Браун?

— Огорчает — не то слово. Убила бы обоих, — Гермиона сама удивилась, как спокойно далось ей признание.

Ну что же, пропущенный удар — еще не значит проигранный спарринг.

— Сэр, в вашей жизни было что-то подобное? — она поспешила уточнить: — Чтобы человек, который вам дорог, предпочел другого?

Сжав челюсти и поморщившись, словно от боли, он коротко ответил:

— Да. Было.

— В школе?

— Да.

— И вы с радостью выворачивали бы душу перед преподавателем? — Гермиона хваталась за первый попавшийся вопрос, лишь бы не потерять темп, не дать профессору вклиниться с контратакой.

— Нет, я защитился бы, — сказал он так буднично, будто противостоять эффекту Веритасерума — пара пустяков.

— Вы от природы такой самоуверенный или это наживное? — Ох, а вот это, кажется, уже хамство… Но профессор отреагировал на суть вопроса, а не на форму:

— Я развиваю свои лучшие качества. — И не дав ей вставить слова, парировал: — Почему вы так жадно меня разглядываете, мисс Грейнджер?

И Гермиона поняла, что с начала разговора ни разу не отвела взгляда от лица профессора, успев изучить во всех подробностях и темно-карие, почти черные глаза, и густые сросшиеся на переносице брови, и худые впалые щеки, обтянутые желтоватой кожей…

— Мне интересно. Никогда не смотрела на малознакомого мужчину с такого расстояния.

Такого хода «мисс всезнайка» сама от себя не ожидала. Впрочем, если бы опасность не действовала на нее мобилизующе, то сейчас в этом кабинете не было бы ни ее, ни Рона и Гарри.

Пока одна ее половина переваривала весь ужас сказанного, другая продолжала следовать принципу «лучшая защита — это нападение»:

— А вы? Почему именно меня вы оставили без пары и велели говорить с вами?

— Поскольку здесь нечетное число студентов, то кого-то мне неизбежно пришлось бы пригласить к себе… — Гермиона прищурилась, ожидая продолжения. — А ваше общество мне… — даже выпив сыворотку правды, он способен юлить и подбирать слова! — не противно, мисс Грейнджер.

Гермиона замерла, переваривая это признание. И кажется, забыла закрыть рот. Ее общество профессору Снейпу… не противно?! Это признание, прозвучавшее из его уст, — все равно что пылкое цветистое объяснение в любви от кого-нибудь другого.

Ее размышления о следующем вопросе прервал звонок с урока. Профессор Снейп, одарив Гермиону напоследок еще одним хитрым прищуром, поднялся и стал отдавать студентам распоряжения голосом, не выражающим никаких эмоций:

— Стаканы из-под зелья — на мой стол. К следующему уроку — письменная работа с выводами из сегодняшнего занятия: к каким приемам защиты вы прибегли и каков результат каждого. Не менее семи дюймов.

Шестикурсники, едва дослушав задание, выскочили, как докси из разоренного гнезда. Рон пылал злостью — даже уши у него обрели насыщенный свекольный цвет. На лице Гойла был написан триумф, Малфой безуспешно прятал слезы, опустив голову, Гарри был задумчив больше обычного.

Гермиона сама не заметила, как осталась в кабинете наедине с профессором.

— Можно еще вопрос? Последний, — не выдержала она.

— Можно, — преподаватель склонился рядом с ней и посмотрел в упор: темные глаза затягивали, как омуты, лишая способности быстро соображать и четко формулировать. Почти не слыша своего голоса за бешеным стуком сердца, она выдавила:

— Когда на вас перестало действовать зелье?

— Оно и не начинало, — тонкие сухие губы профессора оставались поджатыми, но в глазах плясали озорные чертенята. — Вы опоздаете на следующий урок, мисс Грейнджер.

— Сэр, — тихо выдохнула она, продолжая падать в непроглядную черноту зрачков, как Алиса в кроличью нору. — Может быть, факультативное занятие? Мне общение с вами тоже… не противно.

— Я пришлю вам записку о дне и времени, — едва слышно ответил он и отстранился, надевая маску «страшного профессора»: в кабинет как раз начали входить третьекурсники Гриффиндора и Когтеврана.

Гермиона подхватила свою сумку и вышла из кабинета с очередным «впервые»: впервые за шесть лет обучения она не знала, что писать в домашней работе.