Школа Шингеков (гет)

Леви ненавидел оказываться в центре внимания, особенно вне школы. В стенах «тюрьмы без возможности побега» он уже более-менее привык к восторженным восклицаниям и перешёптываниям, а вот за воротами начинал воспринимать взгляды ровесников в свою сторону крайне негативно. Особенно напрягало переглядывание в его собственном районе, довольно неблагополучном и чуть диковатом. Местные ребята, помня свой грустный опыт, к нему не совались, но по возвращении домой парня никогда не покидало закономерное напряжение. Не дай Бог вылетит из-за угла группа Ханджи-подобных, и всё, прощайся с последними нервными клетками. Вроде как, сама четырёхглазая и рассказывала, что они не восстанавливаются. Видимо, ставила на окружающих опыты по проверке этого факта.

Иногда группки всяких нагламуренных девчонок на улице негромко посмеивались над его ростом, и это дико раздражало. Хотелось врезать по их смазливому, затонированному косметикой личику по первое число, чтоб не прикрывали «уродство» тоналкой и потом не хохотали над чужими неприкрытыми недостатками. Но Леви никогда девушек не бил и вообще старался с ними не связываться. От Эрвина наслушался, какими они бывают.

Другое дело Ханджи. Она на особь женского пола не смахивала совсем, разве что своими беспорядочными и живущими своей жизнью длинными волосами, обычно забранными в высокий хвост, за который Леви очень любил дёргать её, когда та особенно раздражала. Но это происходило редко. Парень вообще уважал одноклассницу и относился к ней по-дружески снисходительно; как девушка она была, наверное, идеальным вариантом — никогда не ныла, что компания, состоящая преимущественно из парней, шатается по гаражам или заброшенным стройкам, не приходила на встречи в девчачьей неудобной одежде, не лезла в разговор, если советовали помолчать. Иногда подбешивала гиперактивностью и периодической схожестью с классическим ботаном — без этого, правда, было бы совсем скучно.

Однако всё было бы слишком уж нереально удобно, если бы не одно но.

Подстёбывать Леви с Ханджи друг друга ой как любили.

Особенно если дело касалось фанаток Аккермана или физико-химического задротства Зоэ.

* * *

— Леви, доброе утро, как себя чувствуешь? — дверь приоткрылась, и в комнату заглянула Микаса. Только пришла, ещё даже не разделась.

— Привет, уже лучше, но башка просто оловянная, — парень небрежно сунул в книгу закладку и отбросил невероятно скучный приключенческий роман (до чтения школьной программы, по его словам, он в жизни не скатится).

— Чаю, может? Температура не спала?

— Да не помру уж, — фыркнул Леви и откинул тяжёлое тёплое одеяло, глубоко вдыхая прохладный воздух; знатно пришлось попотеть под толстенным слоем пуха.

— Ханджи настойчиво просила передать тебе привет, пинка и «чтобы в понедельник был, как огурчик». — Сестра исчезла в коридоре, как вдруг заглянула обратно и добавила: — Да, тебе там кто-то любовное послание в арке оставил.

— Только не это…

— Внутренний интроверт в истерике? — Микаса весело хмыкнула и с лёгкостью увернулась от пущенной в неё подушки.

Что делать в такой ситуации, Аккерман определённо знал. Подобное уже случалось, пускай всего один раз и довольно давно, но парню было, к кому обратиться. И эти святые люди жили прямо в его доме, только по ту сторону арки, в третьем подъезде. Вопрос решался одним звонком; в том, что не откажут, парень не сомневался.

— Фарлан, привет. Не мешаю?

— Здорово, Леви. Я уже час, как дома. Давненько тебя не видно и не слышно, болеешь?

— Есть такое. Слушай, мне очень нужна твоя помощь. Думаю, Изабель тоже не будет лишней.

— О-хо-хо, а вот это уже интересно. Если нашему непробиваемому и грозному Леви потребовалась подмога, значит, случилось нечто действительно грандиозное.

— Не начинай, сам-то воспитанник плохого района. Вы там граффити ещё не забросили?

— Вот ещё, брошу я увлечение всей жизни. Изабель так вообще мечтает художницей стать, ей только скажи такое, она тебе кистью глаз выколет и краской уши зальёт.

— Да-да, помню печальный опыт одного своего знакомого, — на это Фарлан в трубке обиженно фыркнул, но Леви вернулся к теме разговора: — Я вот к чему. Надо бы стереть одну нежелательную «картинку» в нашей арке. Обещаю потом покормить вас картошкой фри.

— Замётано. Дай мне сорок минут. Ходить можешь или тебя принести на место назначения?

— Откажусь кормить.

— Понял, понял. Жди.

* * *

— Ох, мать, знатно размахнулись тут, — присвистнул Фарлан с тяжёлым бочонком красковыводителя, прифигевшим взглядом осматривая огромную, чуть кривую надпись: «Левичка, выздоравливай скорее, мы тебя очень любим и скучаем по тебе». Рядом крутилась куцехвостая Изабель с несколькими щётками разной длины наперевес.

Аккерман нервно закашлял в шарф.

— Найду, волосёнки пообрываю. И не посмотрю, что девка. Раз смела такое вытворять, значит, кишка не тонка и отрабатывать.

— О-о-о, узнаю нашего старого Леви, — хлопнул друга по плечу Фарлан. — А то ты совсем другой стал, как перешёл в эту свою гимназию.

— Не всю жизнь в Адидасе ходить.

— Мне кажется, я знаю, кто это сделал, — неожиданно протянула Изабель, заставив обоих парней удивлённо обернуться на неё. — Я пару часов назад выходила на балкон, э-э-э, — девушка бросила пугливый взгляд на вмиг нахмурившегося Фарлана. — Покурить, каюсь. И видела здесь Зоэ, одноклассницу твою новую, она в очках ещё…

— Не продолжай. В понедельник приглашаю на похороны. — Список способов сведения надписи сам собой заменился перед глазами на виды изощрённых убийств.