Цветущее пламя (джен)

Охотница приехала к ближайшему поселению к полудню. Рыбацкая деревушка⁽¹⁾ была довольно большая и не бедная, окружённая каменными стенами на суше и большим портом со стороны моря — рыбалка и торговля кормили местных вдоволь. Перво-наперво путница заехала на здешний рынок, намереваясь избавиться от всего того, чем была набита фермерская телега. Тащить всё с собой ещё куда ни шло, но каждый день готовить, лишь бы ничего не испортилось, совершенно не с руки. Впрочем, местные торговцы тоже неохотно рвались покупать её добро. Иметь дела с чужачкой с кучей провизии, взятой неизвестно откуда, никто не хотел, особенно в деревне, где у всех свои знакомые и надёжные люди. Да и прочие местные смотрели на неё и без того подозрительно.

— Двадцать медяков, — непреклонно повторял ей торговец.

— Ты верно думаешь, что можешь меня обсчитать? Не льсти себе. — Даже у охотницы за наживой дёргался глаз от ушлости местных торгашей. Каждый второй занижал цены до совсем вопиющих границ. То им «мясо несвежее», то «шкуры попорченные», то «овощи гнилые и битые», она же, хоть и не была обучена большинству ремёсел сельского хозяйства, способна отличить качественный товар от полного мусора.

— Хм, дам тебе тридцать за пять мешков и корзину помидоров. — Мужчина равнодушно потёр свой второй подбородок.

— По-твоему, я похожа на дуру, как здешние оборванцы? — тихо процедила охотница.

Получилось почти угрожающе, да только сил кричать не было от недостатка сна, зато круги под глазами дополняли грозный образ.

— Ты похожа на ту, с кем тут дел обычно не ведут. Но мы народ, конечно, не привередливый, времена тяжёлые, а потому и страннице готовы оказать услугу, если она, конечно, согласна на существенно меньшую прибыль.

— Не согласна! Чем я хуже других?! — она таки повысила голос. В неброском образе простой охотницы торговаться получалось из рук вон плохо, да и ночи без сна делали её не деловитой и прозорливой, а раздражительной и нетерпеливой. Но она не позволит всякому сброду обращаться с собой как с пустым местом. Да чтобы жалкий жирный крестьянин оказывал ей услугу?!

— А сама как думаешь? Оглянись повнимательнее.

Странница опасливо осмотрелась: прохожие то и дело бросали на неё косые взгляды, местные дебоширы презрительно сплёвывали, глядя в её сторону, а матери пугливо притягивали к себе детей. На неё смотрели, как на врага, а враг у жителей царства земли издавна один. Она подобралась и накинула на голову капюшон.

— Как вы…

— Глаз у нас уже намётан. Столько наших лежит в этих землях, сгубленных огнём. Мне проблемы не нужны, я и так рискую, ведя с тобой дела. Так что забирай что дают и заканчивай поскорей здесь, пока местные не закончили с тобой, «красная». — Торгаш хмуро протянул ей свою волосатую ладонь с мешком денег, и девушка быстрым движением выхватила монеты, показательно фыркнув.

«Жалкие тупые крестьяне! Как им вообще удалось что-то обо мне понять? Нет, они не могли. Это просто нелепость! С этой деревней наверняка что-то не так. Нужно найти ночлег и убираться с рассветом.»

Горстка круглых медных монет царства земли, затёртых и грязных, как она сама сейчас. И того, она едва наскребла себе на оплату еды, ночлега и снаряжения. В дальнейшем пути лишней монетки у неё уже не заваляется. Устало зевнув, она высыпала деньги в кошель на поясе.

Настороженно озираясь по сторонам, охотница шагала к здешней ночлежке, надеясь на пару часов спокойного сна, а после, с восходом солнца, поскорее убраться куда-нибудь на север, быть может, посетить знаменитый Туманный Оазис⁽²⁾. Из планов на дальнейшее путешествие странницу нагло вытолкнули в прямом и переносном смысле. Маленькая смуглая девочка с тёмно-каштановыми волосами пронеслась рядом, грубо толкнув её, и умчалась за ближайший поворот аки огненный хорёк. За беглянкой тут же примчались двое ощетиненных громил, раза в три больше самой охотницы, а девочка на их фоне и взаправду сошла бы за хорька.

— Эй, ты, — окликнул охотницу за наживой хамоватый бугай, — не видела девчонку, она должна была здесь пробегать? Куда она свернула?

— Почём мне знать? — чуть помедлив, бросила охотница. Будет она ещё помогать местным после такого приёма.

Громилы плюнули и пошли искать дальше, в другой поворот. Охотница лишь закатила глаза, а ведь это место сначала показалось ей тихой гаванью.

В постоялом дворе, со скромным названием «Си Ту»⁽³⁾, чужеземку приняли ещё холоднее, чем на рынке, но таки согласились обслужить, хоть и за баснословные деньги. Не то чтобы без этого постоялый двор был дешёвым удовольствием — заведения такого типа можно было встретить только в крупных городах, местные в большинстве своём и не могли себе позволить здесь остановиться, но поселение было достаточно справным, и проезжающие богачи не брезговали оставить здесь свои деньги, так что на дорогие удовольствия местного бюджета хватало. А вот бюджет, которым располагала охотница, обещал иссякнуть ещё до того, как она покинет эту чёртову деревню. А ведь помимо комнаты для себя нужно было ещё место в конюшне для Пуяна. После сцены на рынке она точно не оставит его на улице, да и с его-то характером лучше перебдеть. На душе становилось ещё более тошно от того, как кутящая за столом, полным закусок и выпивки, компания в лице губернатора провинции и его друзей громко флиртовала с местными красавицами, разбрасываясь перед ними деньгами, похваляясь своим статусом.

Вертихвостки же с явным профессионализмом льстиво посмеивались и кивали, пряча деньги по укромным местам. При виде такой картины странница, а себя она считала девушкой высокого нрава, скривила брезгливую гримасу. Не будь у неё собственного могущества и хотя бы капли достоинства, может, она могла бы быть на месте одной из них, а с её красотой и изворотливостью деньги и вовсе считать не приходилось бы. Но даже выбрав другой путь, охотница за наживой не избавила себя от необходимости из раза в раз иметь дело с неприятными типами, как, например, с хозяином постоялого двора, что уже был наслышан о прибывшей чужачке из «красных» и упёрся руками в бока до тех пор, пока она не согласилась на самую дрянную комнату из имеющихся. Жаба надулась до такой степени, что норовила не задушить, а раздавить девушку изнутри, но и ночевать где попало ей не позволяли остатки высокородной гордости. Да и не могло быть здесь совсем «дрянных» комнат — неудобно для бизнеса и репутации. В очередной раз поворчав на крохоборство местных, странница потянулась к кошельку… не нащупав его на поясе. Чувствуя неладное, девушка принялась ощупывать каждую складку на одежде, но заветный мешочек так и не находился. Владелец заведения уже недоверчиво косился на гостью и показательно хмыкнул, вгоняя девушку в панику, но тут на стойку упал набитый монетами кошель.

— Извини, — обратила на себя внимание встреченная сегодня девочка. — Спасибо, что выручила меня.

— Выручила? Да знала бы — за компанию с теми верзилами тебе надавала бы по первое число! — возмутилась охотница, выхватив свои деньги.

— Эй, ну я же тебе всё вернула! Да и к тому же тут больше, чем у тебя было — небольшой бонус в качестве благодарности.

Девушка заглянула в свой слегка располневший кошель, в котором и впрямь оказалось немного больше денег, чем она успела сегодня наскрести. Конечно, пополнение оказалось небольшое, но что ещё взять с уличной воровки?

— Приемлемо, — деловито хмыкнула охотница за наживой. — Так и быть, гуляй, но впредь держись подальше.

Девочка скрылась где-то у неё за спиной, но стоило страннице вновь обратить внимание на хозяина ночлежки, как она ощутила позади подозрительное шуршание. Обернувшись, охотница застала малолетнюю воровку увлечённо рассматривающей в руках её лук.

— А ну дай сюда! — Выхватила своё оружие охотница.

— Эй, я просто посмотреть хотела! — развела руками девочка.

— Могу провести тебе наглядную демонстрацию. — прорычала девушка.

— Правда?

— Правда. С твоей головой. В качестве мишени!

— Ой, ну ладно, в другой раз. Погоди, а ты когда-нибудь стреляла в людей взаправду?

— Да, стреляла! — прижав пальцы к переносице пробормотала девушка. — И если ты сейчас же не уйдёшь, точно пополнишь список!

— Бродяга, будь добра, не приставай к гостям. — вмешался хозяин «Си Ту».

— Хорошо, дядюшка Чун! — пролепетала Бродяга. Однако с места не сдвинулась и продолжила молча пялится на чужеземку, хлопая большими карими глазками.

Лишь когда терпение охотницы лопнуло и она потянулась за стрелой в колчане, девчонка скорчила кислую мину и разочарованно поплелась к выходу, скрывшись в потёмках ночной улицы.

— Она бывает слишком навязчивой, — вздохнул Чун. — Но она безобидна. И не смейте никому угрожать в моём заведении! Вам ясно?

— Больно надо тратить стрелы на уличный сброд. — Хмыкнула девушка.

Расплатившись с «дядюшкой Чуном», охотница поднялась наверх и отправилась на боковую. Она так устала от дороги и ссор с недалёкими крестьянами, что просто упала на старую скрипучую кровать, лишь скинув с себя сумку да колчан с луком. Только соприкоснувшись щекой с подушкой, она вдруг задалась вопросом, заперла ли дверь. Но вставать уже не было ни сил, ни желания. Хуже тех, кто навещают её в кошмарах, прийти никто не сможет. Только в четырёх стенах, слыша отдалённый галдёж кутил и приглушённую суету постояльцев в соседних комнатах, она необъяснимо для себя чувствовала безопасность. Увы, чудовища те сотканы её разумом и во сне царствуют безраздельно, но в подобной обстановке, когда нормальному человеку и уснуть невозможно, ей будто становится легче отделить реальность от кошмара и убедить разум в нереальности обидчиков. Но уже подсознательный страх перед грядущими кошмарами упрямо не давал заснуть. Где она окажется на сей раз? В царстве темноты и безмолвия? На роковом поединке с братом? Или в палате опостылевшей лечебницы?

Поддавшись неосознанному порыву, её рука сама потянулась к походной сумке подле кровати. Она достала облачённый в кожаный чехол дневник и, отцепив расшатавшуюся застежку, перелистнула первую страницу с уже зачитанной наизусть запиской. Мозолистыми, уже давно забывшими уход пальцами она осторожно ощупала засушенный алый цветок, позволив своим губам принять подобие улыбки. Не подавив в себе сентиментальный жест, она расплатилась за него, пропустив удар нахлынувших с головой воспоминаний, влекущих неизбежную меланхолию.

* * *

Веками Страна Огня закалялась войнами и бедствиями, они взрастили в её народе амбициозность, стойкость и дисциплинированность. Это сделало Нацию Огня могучей владыкой войны. Не было ничего удивительного в том, что в государстве, возведённом на совершенном постижении военного ремесла, не поощряется изучение душевных болезней, учитывая, что соседние страны также вот уже множество веков не совершали прорывов в этом направлении. Всё, что знала принцесса Азула, — от Созина до Озая. Лорды огня не то что не интересовались положением "больных духом" в стране, им не было дела даже до состояния и количества специализированных больниц. Азула и не стала бы их упрекать — пока возишься с умалишёнными, Царство Земли ждать удара не станет. А потому большинство клиник в стране были теми ещё покосившимися развалинами, а врачи либо необразованными идиотами, либо не менее сумасшедшими, чем те, кого они лечат.

Особенно это касалось врачей учреждения, в которое её упрятал брат. Этим надзирателям и дела не было до того, что творилось в душе их пациентов, здесь никого не собираются лечить. А если кому-то не повезло угодить сюда, то в глазах остальных он считался безнадёжным. А ведь эта была самая лучшая и богатая из клиник в стране (Лорд Огня расщедрился для сестрёнки). А поэтому сюда нередко привозили не столько душевнобольных, сколько неугодных и длинных на язык ренегатов, чтобы больше о них никогда не услышать. Здесь навсегда можно было избавиться от тех, чьё существование опасно даже в тюрьме. От «Кипящей Скалы» это место отличало лишь одно: в «Скале» к заключённым относились куда человечнее.

Сначала Азула думала, что с ней будут проводить заунывные разъяснительные беседы, кормить с ложечки и вдалбливать, как же ей повезло, что великодушный Лорд Огня Зуко не отнял её жизнь, а дал возможность прожить её в четырёх стенах, в вечном позоре. Она бы не удивилась, если бы её мягкотелый братец дал ей поблажку, но здешние врачи давать ей поблажек не собирались, даже несмотря на приказ Лорда Огня, ведь на кону стояли их жизни. Стоит им дать слабину — безумная принцесса найдёт способ выбраться и превратить это место в пепелище.

Азула подозревала, что с ней работают по определённому распорядку дня. Слишком часто и циклично происходили события. Знакомые опостылевшие лица встречали её мучительным монотонным кругом. Тем не менее воспоминания разбегались в сознании, словно тараканы, не давая составить цельную цепочку. Начало каждого дня всегда смазанное и спонтанное. Едва ли она могла понять, начался ли новый рассвет или она просто отключилась и её процедуры повторяются по нескольку раз на дню.

С утра Азула зачастую обнаруживала себя спящей лицом на холодном полу, скрюченной. Она поднимает голову, силясь разглядеть в тёмной палате, что освящалась лишь через узкую щель в двери, в какой стороне от матраса она оказалась. Затёкшие от неудобного сна, связанные смирительной рубашкой конечности постоянно ощущаются вязкими, словно глина. Оттого она во сне и сползает с матраса, силясь найти положение, в котором не будут ныть затёкшие кости. Не помогал уснуть и постоянный шум за пределами палаты — дежурные медсестры, не заботясь о сне пациентов, каждый обход проводили с громкими разговорами, раздражающе звеня фонарём и связкой ключей. Они с грохотом открывали железные двери в палатах, проверяя, чтобы все находились в постелях ночью и в тихий час (если бы тихий). Дверь в её палату не открывают, лишь проверяют сквозь смотровую щель, дотошно светя через неё фонарем. Азула знает, что врачи только поощряют подобное пренебрежение комфортом — не выспавшиеся пациенты, хоть и более раздражительны, но куда менее активны.

Придя в сознание, Азула откашливается от пыли на полу, выплёвывая изо рта грязь. Вздрагивает от холода. Какое-то время она пытается осознать происходящее, понять, где она и кем является, отделяя себя от кошмаров, что посещают её во снах. Сделать это не так просто, когда в голове всё плывёт, а собственные мысли смешиваются с отзвуком воспоминаний прошлого вечера.

Азула осознаёт начало нового дня, когда слышит за стенами камеры частые и громкие шаги. Шаги прекращаются совсем рядом, и тяжелая железная дверь открывается с громким скрипом, впуская свет в её палату, освещая грязный пол и ободранные стены. Перекрыв своими широкими фигурами свет, к ней вошли двое молчаливых санитаров, морды которых ей напоминали быков-гиппопотамов. Санитары бросили на пускающую слюни в пол пациентку равнодушные взгляды и большими грязными ручищами схватили её за ремни смирительной рубашки, выволочив из палаты, как мешок картошки.

Её тащили по бледным коридорам лечебницы, едва освещаемым исключительно естественным светом из небольших зарешеченных окон. Факелы исключены; не то чтобы магу огня они требовались, но ведь и неодарённый псих мог бы устроить поджог. В коридорах царил постоянный сквозняк, отчего было до жути холодно. Закрывать окна персонал не желал, да и на некоторых даже отсутствовали створки. Азула запаниковала — она понимает, что её ждёт, и ей страшно. Она силится закричать и без того осипшим голосом, выдавая лишь гортанные хрипы, а её потуги сопротивляться были не лучше попыток червя, извивающегося на рыбацком крючке. Здоровенные, по сравнению с невысокой юной принцессой, санитары даже не обращают на неё внимания. Азулу протащили мимо очереди из пациенток, ожидающих в коридоре распоряжения медсестры отправиться в ванную. Стоя в одном нижнем белье, девушки были почти синие, и все дрожали как листья. Они отшатнулись от больной с ниспадающими на лицо тёмными волосами и оскалом дикого зверя, как от демона. У кого-то подкосились от слабости ноги, кто-то прислонился к холодной стене и тут же вздрогнул, некоторые похвастались друг за друга. Вышедшая в коридор пожилая медсестра, укутанная в тёплый плащ, громко закричала на всех, выписав щипков и шлепков всем, кто попался под руку.

Азулу затаскивают в процедурную — полупустую комнату, в серо-бежевых тонах, где царит постоянная вонь различных мазей и отваров, которые здешние врачи гордо именовали «лекарственными препаратами». В центре комнаты стоит большое металлическое кресло с кожаными ремнями, испещрённое царапинами и заляпанное разных оттенков пятнами, местами кровавыми. Здесь её неизменно ожидает худощавый докторишко и бледная медсестра с осунувшимся лицом. Пока пациентку, игнорируя сопротивление, затаскивают в комнату и грубо усаживают в кресло, они даже не одаривают её взглядом, буднично готовя инструменты к процедуре.

И без того связанную смирительной рубашкой, пациентку пристёгивают ремнями к креслу, фиксируя голову, корпус и ноги. Азула паникует, она не хочет проходить через это снова. Но сопротивляться бесполезно. Эти люди глухи как к угрозам, так и к мольбам. Азула просто плачет, не веря, что могла угодить в подобное место. Из-за слёз помещение размывается перед глазами, как и заблестевшая на свету игла в шприце доктора, что одним отточенным движением вводит ей успокоительное.

Когда пациентка успокаивается и перестаёт рыдать, доктор невозмутимо велит приступить к первой процедуре. Медсестра, поднимая лицо девушки за подбородок, засовывает той в рот воронку, вливая через неё травяной отвар, подавляющий магию. Азула ненавидит эту жижу. От её премерзкого запаха голова идёт кругом. Вкус этой склизкой густоватой массы напоминает кислое молоко, смешанное с рыбьим жиром, ко всему прочему ещё простоявшее пару часов под палящим солнцем. От этого вкуса язык едва не завязывался в узел, а горло сдавливало. Азула пыталась мотать головой, но ремни мешали ей, а медсестра упрямо продолжала лить отвар ей в рот. Как бы Азуле ни хотелось воспротивиться и выплюнуть всё прямо на опостылевших врачей, она отогнала прочь эти мысли, бросив лишь взгляд на фиксирующий челюсть намордник, ожидающий своего часа на столе доктора.

Девушка задрожала, сдавленно замычав, с трудом подавляя рвотные позывы. Доктор скомандовал остановиться и выжидающе наблюдал за состоянием пациентки. Азула едва сдерживала подступающий ком к горлу, ведь наученный работой с буйной пациенткой доктор готовит мерзкого варева с запасом. Так что если она просто всё выплюнет, её заставят съесть заново целую чашку. И всё же Азула не выдерживает и блюёт прямо на свою смирительную рубашку. Она дрожит от жжения в горле, от боли в желудке и от осознания, что ей предстоит вытерпеть всё ещё раз, если ей повезёт и её не стошнит снова. Доктор спокойно просит наполнить новую чашку.

Азуле удалось всё съесть только с третьего раза. К тому времени действие успокоительного почти прошло, и она начала сдавленно рыдать. После отвара медсестра ей дала пару глотков воды. Вода была горькой и грязной, но Азуле так хотелось пить, что, если бы не слабость в теле, она бы вцепилась зубами в кружку и прогрызла её насквозь. Перед тем, как закончить, доктор вколол пациентке ещё одну сыворотку и велел выпить ещё несколько лекарств. Азула не знала точно, для чего они, доктор ей не говорил. Он вообще редко с ней заговаривал. Но Азула догадывалась, что то, что ей вкололи, было ещё одним успокоительным, но вызывало скорее слабость в теле, а не спокойствие ума. Первая жидкость, которую ей дали выпить, была самой терпимой на вкус, по сравнению с травяным отваром — даже приятной. Скорее всего, это было настоящее лекарство, возможно, сироп от кашля — от жизни в холоде и недосыпе Азула стала часто недомогать. Вторая микстура была горькой и жгучей — Азула так и не поняла точно, что она делает, но от неё разум резко прояснялся, и даже отступали головные боли, однако горло после него жгло ещё долго.

После довольно грязных процедур, Азулу преждевременно отправляют мыться. Её избавляют от смирительной рубашки — теперь, в крайне ослабленном состоянии и лишённую магии, её уже не боятся. Пациентку провожают в ванную комнату с отсыревшим дощатым полом и позеленевшими стенами. Там её передают под надзор женщины-санитара, что не уступала сопровождающим Азулу мужчинам ни в размерах, ни в силе. Преклонного возраста женщина, в половину шире и выше Азулы, грубо и бесцеремонно стаскивает с неё одежду, несмотря на возражения последней. Азула просит дать ей раздеться самой, но её игнорируют, хлеща по рукам. Наконец оставив девушку совсем нагой, санитарка хватает её за запястья и заталкивает в железную ванну, наполненную ледяной водой. Азула вскрикивает от холода, хватается за бортики, силясь встать, но её плотно прижимает за плечи санитарка. Взяв жёсткую старую губку, старуха начинает скрести её спину до красна.

В общую столовую Азулу не допускают, еду ей приносят в её палату. Заведующий больницей не желает, чтобы опальная принцесса разговаривала с другими пациентами. Поэтому Азула дожидается завтрака три четверти часа, в тёмной и пустой «одиночной камере», как она больше предпочитала назвать свою палату. Время до завтрака она проводит оттачивая боевые движения магии огня, насколько позволяют ослабленные лекарствами конечности. Азула понимает, что это не поможет ей сбежать, как и не поможет поддержать стремительно покидающую её физическую форму, но мышцы отчаянно просят размяться. Но главное, она не позволит этому месту забрать единственное, что у неё осталось, — навыки. Она — мастер магии огня, и не посмеет забыть ни единого приёма. Эти вандалы над человечностью никогда не загубят её талант. Повторяя основные движения в создании молнии, Азула опечаленно вздыхает, давно привыкнув слышать следом за движением пальцев треск электричества. Она выставляет пальцы вперед, стрелою на железную дверь. Перед глазами проносится силуэт брата, бросившегося отражать её молнии. В голове вновь звучит его крик и её смех. Азула зажмуривается, пытается гнать болезненные воспоминания прочь, но уже слышит в голове собственный отчаянный крик, который ознаменовал её поражение.

Она думает об этом каждый день. Азула пытается понять, где она оступилась. Когда она потеряла себя? В Агни Кай с Зуко? Нет, то был уже конец. Когда отец оставил её в столице? Но ведь она мечтала о троне Лорда Огня! Или когда Мэй и Тай-Ли её предали? Это было больно, но не смертельно. Принцесса была уверена, что время в тюрьме сделает их шёлковыми и они ещё будут умолять о прощении. Оставалась только Урса. Мама была единственной, кого Азула не могла обмануть, кем не могла управлять и кому не могла навредить. Потому что была лишь образом. Будучи ребёнком, когда мама была рядом, Азула легко могла играть на её чувствах. Урса была запуганной и чересчур сердечной. Но вот добиться от неё того, что Азула действительно хотела, было невозможно. Теперь же ей не нужно от неё ничего, только бы оставила в покое! Но бледная фигура, появляющаяся то в воде, то в отражении на металле, повторяет то, что принцесса желала услышать когда-то давно: «Я люблю тебя, Азула». Но Азула не может отогнать опостылевший ей образ прочь. Словно та хочет извести её. Из-за неё она здесь оказалась! Из-за неё она проиграла Зуко! Урса хочет её уничтожить, это очевидно. А все слова любви — лишь злая, издевательская шутка! Если только она ещё жива… Азула найдёт её.

Наступает время завтрака, и Азула быстро присаживается на полу камеры, надеясь, что никто не застанет её за тренировками, иначе даже есть её заставят в смирительной рубашке. От соприкосновения с холодным полом Азулу пробирает до дрожи, а зубы стучат сами по себе. Она не раз просила для себя одежду теплее или хотя бы самое старое, рваное одеяло, но медсестры оставались глухи к её просьбам, а некоторые и грубо отказывались, смеясь в лицо. Конечно, им не понять её проблем, когда заходящая в её палату медсестра, в сопровождении двух всё тех же знакомых Азуле санитаров, была, как обычно, укутана до пят. Она и не заметила, как дрожит Азула, как и никогда не заметит своих ступней из-за отъеденного живота. Питалась она заметно лучше, чем пациенты, ибо пища, что подают больным, не сравнится с тем, что готовят персоналу. Вернее сказать, персоналу готовят, а пациентам подают в лучшем случае неудавшуюся пищу, а в худшем — отбросы. Здесь для Азулы было сделано приятное исключение — пусть и опальную, но всё же принцессу кормили сносно. Это не было пищей, которую она назвала бы достойной королевского стола, но было сытно и съедобно, ведь подавали ей то, что персонал готовил и для себя. Перед ней ставят поднос с миской риса и рыбы, чашкой чая, рядом с которыми лежали ломоть хлеба и яблоко. Азула силилась рассмотреть, принесли ли ей приборы хотя бы на этот раз, но из дальнего угла камеры этого не получилось, а пока медсестра не уйдёт, приблизиться ей не позволено, на такой случай на поясах санитаров выразительно висят дубинки.

В очередной раз для неё не расщедрились и парой палочек, Азула была уверена, что этих крестьян веселит мысль о том, что ей приходится есть руками, как дикарю. Хлеб был чёрствым, а чай уже остывшим — немудрено, на таком-то холоде. К рису притрагиваться не было никакого желания; после порции мерзкой жижи с утра пораньше аппетит пропал напрочь. И того ей оставалось довольствоваться одним лишь яблоком и холодным чаем.

После завтрака на Азулу вновь надели смирительную рубашку, она не сопротивлялась, привыкнув к подобному распорядку. Досаждала лишь нарочитая грубость санитаров и медсестёр. Усадив пациентку в инвалидное кресло, её вывезли на прогулку во внутренний двор. Медсестра везла её в просторный, но запущенный сад на заднем дворе, огороженный живой изгородью, а за ней — высоким железным забором. Это место не одаряли чрезмерным вниманием. Всех пациентов выводили на прогулку раз в день, держа, как правило, в центре двора плотными колоннами, где каждый был связан друг с другом веревкой, которую медсестры тянули за собой, как поводок. Самых буйных — таких, как Азула, — естественно, вывозили на улицу персонально. Здесь ей, обычно единственный раз за день, удаётся вздохнуть спокойно и побыть наедине с собой. Кроме медсестры, что довозила её до угла двора и быстро уходила, оставаясь наблюдать издалека, и старого, осунувшегося садовника, Азулу в это время никто не беспокоил.

Но не в этот раз. Оказавшись во дворе, Азула сразу заприметила новое лицо, которого, по обыкновению, здесь быть не должно. Кроме садовника, что сновал между кустами, стараясь своими дрожащими руками привести полузавядшие цветы хотя бы в подобие притязательного вида растений, неподалёку от него над садом порхала девушка из числа пациенток больницы — определённо из тех, что считались «мирными», но и за ней наблюдала медсестра со скамьи в галерее. Сама же девочка-садовница и не думала о плохом — помогая себе садовой лопаткой, она с довольным видом выдирала сорняки вокруг уродливого цветка, жёлтого, как гной. Пока Азулу провозили мимо, девушка подняла на неё растерянный взгляд из-под челки, подстриженной так же криво, как здешние кусты старым садовником. Медсестра прикатила пациентку к уже привычному ей месту, напротив одинокой огненной лилии, и оставила наедине с собой, присоединившись на разговор ко второй медсестре в галерее.

Азула не знала, почему в последнее время её оставляют напротив этого цветка. Она никогда не питала любви к огненным лилиям. Впрочем, она не выражала симпатии ни к каким цветам. Но в этой лилии всё же было нечто успокаивающее, Азула смотрела на неё так, словно видела собственное отражение в воде. Огненные лилии имеют культурное значение для её народа, они считаются символами изящества и страсти, и их связывают с самой магией огня. Им посвящают стихи и картины, им даже посвящён «Фестиваль Огненных Лилий», что празднуют по всей стране как раз, когда наступает период цветения — всего несколько недель в году. Значит, либо уже идёт, либо уже прошёл… Азула обратила озадаченный взгляд к небу, словно облик голубого полотна над ней даст понять, какой сейчас месяц. Принцессе кажется, что они с этим цветком похожи. Обе, некогда прекрасные, вынуждены чахнуть здесь. Ей нравится думать, что эта лилия не была выращена здесь. Возможно, какая-нибудь вредная медсестра вырвала её с красивого поля, где та цвела во всей красе, и пересадила сюда, в это холодное и тёмное место, где досаждают сорняки, что душат, словно злобные санитары. Азуле даже самой хотелось бы взять и повыдёргивать лишнюю траву и растения, чтобы лилии было просторнее. Но рубаха и надзор медсестры пресекали подобные порывы на корню.

Тихоньким свистом, скованная в движении пациентка подозвала, девочку, что копошилась в кустах позади неё. Азула тихо спросила: «Можешь здесь поправить?», и девочка уверенно закивала, быстро прошагав к клумбе напротив опасной пациентки, на что заболтавшиеся медсестры даже не обратили внимания. Недолго думая, девушка хватает лилию рукой и отрезает тонким концом лопатки, демонстративно улыбнувшись. Азула едва не вскрикнула от ужаса, увидев, как во мгновение стебель разделился надвое, но в итоге не произнесла ничего, наблюдая с разбитым видом, как эта набитая дура уничтожила последнее, что приносило ей радость в этом месте.

«Ой, ты хотела её оставить? Я думала, цветок тебе не нравится!» — залепетала девочка.

Азула была уверена, что та издевается. В голове зашумело от закипающей крови в висках, губы дрожали, и дыхание участилось. Больше глупости этой девчонки Азулу злила только собственная беспомощность. Но она не может это так просто оставить! У неё всё ещё есть зубы! Точно! Откусить идиотке ухо! Или лучше нос? Да, тогда эта дура останется навсегда уродкой, запомнив свою ошибку! Однако краем глаза Азула заметила, что медсестры зашевелились, и оставалось либо наброситься на девушку, в надежде нанести хоть какие-то увечья или стерпеть, надеясь, что о разговоре между пациентками, который не закончился насилием, узнает её лечащий врач. Может тогда этот индюк, важно поправив очки на своём кривом клюве, скажет, что «добился прогресса», и даст Азуле хоть немного воли. Медсестра подбежала к ним и, обругав обеих пациенток, увезла Азулу назад, в палату.

В обед, на который подали варёный картофель и кусок жареного мяса, Азуле вновь пришлось есть голыми руками, как дикому зверю, что было недалеко от истины, ведь после неудачного завтрака и голод был зверский. После настал тихий час, который, как обычно, был тихий для пациентов, но не для дежурных медсестёр. А после того, настал час новой процедуры не самой болезненной, но всё так же невыносимой, как и остальные. Одев пациентку в «парадную», как насмешливо она поговаривала, смирительную рубашку, её прикатили на сеанс к лечащему врачу. Как же ей опостылела его напыщенная, худая рожа! Он не просто так напоминал ей индюка со своей длинной шеей, на которой робко вздрагивает кадык. Они проводили сеансы в просторной светлой комнате, с минимумом мебели, украшенной картинами с просторными летними пейзажами. Это место казалось Азуле таким вылизанным и нарочито доброжелательным, что её тошнило от того, что они допускают саму мысль, будто её расположение можно купить подобным притворством. Тот сидел от неё на безопасном расстоянии, в просторном мягком кресле, наблюдая за ней, связанной и хмурой, на инвалидной коляске. Каждый день он задавал ей вопросы: «как прошел твой день, Азула?», «ты хорошо поела, Азула?», «как твоё самочувствие, Азула?». Она ему не отвечала. Она никогда с ним не заговаривала, сохраняя гордое молчание каждый сеанс. Азула никогда не удостоит его своим вниманием, не даст ему даже повода думать, что он способен хоть как-то на неё воздействовать. Этот жалкий пустозвон, громко называющий себя «доктором», всегда лишь разочарованно вздыхает, важно поправляет пенсне и с оптимизмом добавляет, что завтра у них обязательно что-нибудь получится. Азула фыркает, когда её разворачивают от него и увозят. «У тебя что-нибудь получится, когда ты запомнишь, что ко мне надо обращаться «Ваше Высочество!».

Перед ужином Азуле предстояло вновь проходить процедуры подавления магии, которые бы оставили её бессильной до самого утра. Будучи связанной, в это время Азула пыталась тренировать дыхание — основу дисциплины магии огня, надеясь, что это укрепит её выдержку на процедурах. Увы, это не помогало, после процедур её вновь зашвырнули в палату сокрушённой и заплаканной. В голове бушевал пожар отчаяния. Она чувствовала, как хочет бесконечно кричать и разрушать, пока не уничтожит это проклятое место, но была не в силах и говорить с безнадежно осипшим горлом. Лишь думала о том, как ей не сойти с ума в этом сумасшедшем доме.

Она бы почти уснула от изнеможения, если бы не настороживший её шум за дверью палаты. До ужина было ещё далеко, она была уверена, и в голове вспыхнула мысль, что последняя процедура показалась доктору недостаточной, напугав Азулу до дрожи. Девушка заползла в дальний угол камеры и в панике ожидала, надеясь, что дверь не откроется вовсе. За дверью она услышала знакомые голоса:

«Прошу вас, доктор! Я очень перед ней виновата, она была такой расстроенной!» — Азула узнала голос девочки из сада.

«Опасным пациентам запрещено хранить личные вещи. Вы забыли правила?» — как всегда голосом холоднее, чем здешние коридоры, говорил лечащий врач Азулы.

«Это просто маленькая книжка, она не опасна, взгляните!»

«Вы хотите дать стопку бумаги магу огня?»

«Но ведь она постоянно лишена магии, да и магам огня ничего не нужно для его создания, разве нет?» — резонно заметила пациентка.

«Я делаю для вас исключение первый и единственный раз. Если я увижу вас впредь рядом с этой палатой, я порекомендую вашему лечащему врачу, чтобы он не делал поспешных выводов о вашем выздоровлении, вам ясно?» — скрепя сталью в голосе, отчеканил доктор.

Ответом ему Азула услышала лишь быстро удаляющиеся шаги. Как только разговор закончился, дверь в палату открылась с резким грохотом. Азула вжалась в угол, опасаясь, что доктор захочет отыграться на ней за дерзость другой пациентки, но в палату вошел лишь санитар, бросив на матрас какую-то маленькую книжку. Когда дверь в палату закрылась и Азула осталась одна, она червячком подползла к своему матрасу, открыв книжку зубами. Та была в плотной кожаной обложке, и с застежкой пришлось повозиться.

На первой странице была записка:

«Извини за произошедшее сегодня в саду. Другие часто шепчутся о тебе, говорят, что безумная принцесса зла на весь мир, и я подумала, что тот цветок тебе тоже не нравился. Мой врач говорит, что я должна дарить людям улыбки, я хотела угодить и тебе. Хочу подарить тебе эту книгу, здесь я собрала много красивых цветов! Я сохранила и твою лилию, когда она будет готова, я обязательно подарю её тебе в коллекцию, обещаю! Надеюсь, это поможет тебе улыбнуться.»

Азула перевернула носом страницу, под ней она обнаружила первый засушенный цветок. Принцессу, хоть и обучали множеству наук, однако предпочтение та отдавала не в пользу ботанике, за что её никто не смел осуждать, а потому в цветах юная леди разбиралась несильно. Цветок с голубыми, частыми лепестками оказался совершенно ей незнаком, такие она не встречала как в саду больницы, так и за её стенами. На второй и третьей страницах — Лотос — уж его Азула узнала легко, первый — белый, как на фишке пай-шо, второй — розовый, такими часто украшали водоемы во дворце. На третьей странице был жасмин, про который не умолкал Айро, как же забыть. На четвёртой — камелия, тоже чайный цветок. Азула листала страницы с цветами, то задумываясь над их названиями, то вспоминая о них что-нибудь интересное, как те же случаи чайных приступов своего дяди. Не имея никаких вещей, ни с кем не разговаривая и буквально теряя повод думать о чём-либо в этом проклятом месте, книжка с засушенными цветами стала для неё лучом солнца. Азула и сама не заметила, как на лице потянулась улыбка. Она остановилась на странице с огненной лилией, с ресницы покатилась слеза, и девушка мотнула головой, чтобы не навредить цветку. Эта была не та же лилия, что срезала девочка в саду, но куда как красивее, лепестки её были ярче и насыщеннее, будто она действительно росла не здесь, а где-то далеко, на прекрасных открытых полях, среди других лилий, полных красоты огня. Принцесса вдруг поняла, что чуть не набросилась на ту, что преподнесла ей столь чудесный подарок, просто чтобы сделать приятно. Никто никогда не делал для неё ничего подобного. Азула растерялась, не зная даже, встретит ли девушку вновь, ведь та не подписала на записке своего имени. Но кое-что она себе пообещала: когда она будет на прогулке вновь, Азула поделится своей улыбкой с девочкой из сада.

* * *

Девушку разбудила суета местных за окном: слышимый тут и там галдёж, грохот рабочих инструментов, лай собак и разномастный гул, издаваемый домашним скотом. Жизнь и работа в деревне процветают как единое целое, и так от рассвета до заката. Пора бы и охотнице приниматься за дело.

Она обнаружила себя лежащей в обнимку с дневником, благо она успела закрыть его, перед тем как уснула. Размяв затёкшие конечности, она поскорее отправилась умываться и завтракать, на её счастье, кормёжка входит в стоимость ночевки. Остаётся надеяться, что завтрак будет сносный и её не попытаются отравить…

Стоило покинуть гостиницу, как дело не заставило себя ждать, интересная работёнка быстро нашлась в виде объявления на доске напротив входа в ночлежку. Запись, отмеченная печатью губернатора, призывала умелых смельчаков спасти урожайные поля от терроризирующего их чудовища, что поселилось в ближайшем лесу. Охотница лишь фыркнула с недалекости суеверных крестьян, которые в любом непонятном звере рисуют монстра. Она была уверена, что местные скорее всего столкнулись с лосельвом или бронемедведем. На таких больших хищников она ещё не ходила, но предположила, что, если сможет подготовить ловушки и напасть с возвышенности, работа не будет сложной. Однако цель ещё предстояло выследить и опознать. Самое удачное, что губернатор сейчас был в деревне и после вчерашней попойки, скорее всего, проведёт ещё день или два в постоялом дворе и у охотницы за наживой будет предостаточно времени на то, чтобы вовремя принести ему голову зверя. Главное, чтобы у того нашлись деньги после затяжного кутежа. Помимо указа о награде, а также множества непримечательных объявлений, глаз охотницы зацепился за необычную листовку с зелёным обрамлением, гласящая: «НЕ ПУСТИ НА РОДИНУ ВРАГА, ВСТУПАЙ В РЯДЫ «НАРОДНОЙ ВОЛИ».» Как оказалось, агитация посвящена призыву не смирившихся жителей Царства Земли вступить в организованное сопротивление с целью выгнать всех оставшихся магов огня с материка. Девушка оглянулась по сторонам — судя по внушительному количеству листовок на ближайших заборах и столбах, местные жители по крайней мере не против данного движения, если не всецело за.

Приключения ожидали уже в конюшне, когда Пуян решил остаться в тёплом и уютном деннике, предпочтя его своей недружелюбной угонщице. Девушка рычала и надрывалась, в попытках вытянуть упрямое животное наружу, едва не высекая искры зубами. Не сдвинувшись с места, Пуян потерял к девушке всякий интерес, повернувшись к ней задом. Махнув по её лицу хвостом, старусоконь красноречиво дал понять, что сотрудничать со лже-хозяйкой не намерен.

— Да как ты смеешь? — воскликнула она в крайнем раздражении. — Я заставлю тебя слушаться!

— Он не станет слушаться, — внезапно раздался чей-то звонкий голосок.

С крыши конюшни свесилась чумазая голова уже знакомой девочки-воровки. Её темные волосы, слипшиеся и пожирневшие от грязи, болтались из стороны в сторону, как балласт, и больше напоминали смолёного осьминога. Словно вчера охотница не грозилась превратить её в живую мишень, она дружелюбно улыбнулась и ловко спрыгнула вниз.

— Я что вчера не ясно тебе сказала держаться подальше? — недовольно фыркнула охотница.

— Я думала, это касается только вчера. — Наивно захлопала глазами девочка.

— Это касается всего и всегда, — бросила ей девушка. — Неважно, не трать моё время, если хочешь попробовать вытащить этого упрямца!

— Нужно, чтобы он захотел выйти. Он думает, что ты его обидишь, вот и прячется в деннике!

— О, обижу, пусть не сомневается, — прорычала мучительница лошадей.

— Если ты его так не любишь, то на кой он тебе? — девочка никак не могла взять в толк сложность отношений двух строптивых персон, что всадницы, что скакуна.

Пока девушка неохотно разъясняла, что конь шёл в комплекте с транспортом, девочка тихонько подобралась к животному. Гигантская птица смотрела на неё своими черными глазами, издавая угрожающий гортанный звук по мере приближения маленькой нарушительницы личного пространства.

— Всё хорошо, — ласково призывала девочка, слегка пригнувшись и примирительно протянув руки. — Не бойся, я хочу подружиться!

— Как его зовут? — обернулась она к охотнице.

— Пуян.

Девочка изогнула бровь удивившись странному имени, но пожала плечами и вновь обратила всё внимание на несчастное животное. Пуян меж тем, грозно расправил крылья и вытянул голову, готовясь прогнать непрошеную гостью, пока его угонщица с интересом наблюдала за происходящим, надеясь повеселиться предстоящим зрелищем, которое обещало обернуться, в лучшем случае, инвалидностью для маленького парламентёра. Но девочка и не думала останавливаться, сделав последний шаг вперёд, перед тем как птицеконь угрожающе навис над ней, она протянула руку к огромному клюву, что мог бы с лёгкостью перекусить её запястье, и преподнесла тому жест мира — небольшой спелый помидор.

— Хочешь вкусняшку, Пуян? Смотри, какая аппетитная помидорка!

Зверь тотчас переменился в настроении и, решив обождать с расправой, потянулся к угощению, которое назойливо отдалялось по мере его приближения. Пуяну ничего не оставалось, как идти следом, ведомым голодом и ободряющими словами девочки. Усыпив бдительность коня лакомством, вдвоём им удалось подвести того к телеге, и, пока юная помощница всячески умасливала строптивое животное, охотница быстро и аккуратно начала его запрягать. Накинув и закрепив сбрую, девушка не могла не поворчать о том, каких усилий далось приступить к самому простому (ведь прошлым вечером Пуян распрягался вполне охотно и покорно). Проблемы возникли с уздой: чтобы её надеть и закрепить, нужно было убрать все угощения в сторону и заставить коня постоять спокойно, что в отношении Пуяна звучало как нечто взаимоисключающее, он и в хомут-то залез, только чтобы потянуться за очередным угощением. Охотница не горела желанием лишиться пальцев, когда окажется в опасной близости от массивного клюва, но маленькая любимица животных и тут оказала услугу, принявшись поглаживать и ласкать коня, и тот покорно позволил надеть на себя остаток амуниции.

— Что? Понравилось тебе в конюшне? — разговорилась девочка со своим новым пернатым другом. — Да, знаю, там тепло и уютно, мне там тоже нравится.

— Ты живёшь в конюшне? — не удержалась от вопроса охотница.

— Ну конечно нет! Только зимую, когда хозяин не видит, ну а конюхи ко мне уже привыкли, не гоняют.

Охотница с таких подробностей лишь закатила глаза и, обозначив, что разговор окончен, устроилась на сидении телеги и тронулась в путь. Пуян двигался мирно и неторопливо, от чего девочке было нетрудно идти следом и продолжить своё незаконченное дело, а именно: осыпать странницу вопросами.

— А как тебя зовут? — вдруг прозвучал такой простой, но довольно неудобный для охотницы вопрос. На пару мгновений она поникла и призадумалась. Нет, своё истинное имя она каждой встречной попрошайке не выдаёт, хотя и прятать его, как нечто постыдное, невыносимо её гордыне. Да и зачем вообще представляться и уделять малявке внимание?

— Тебе-то какое дело?

— Ну, я, может, и живу на улице, но знаю, что люди представляются при встрече! А мы уже встретились два раза! — состроила серьёзную мину девочка, требуя справедливости.

Девушка раздражённо вздохнула. И всё же у неё есть и поддельное имя, а оно не стоит того, чтобы делать из него тайну, всего лишь очередная ложь, привкус которой давно стал для неё естественным.

— Джейд, — недовольно выдавила она.

— А меня зовут Бродяга!

— Что это за имя такое «Бродяга»? — фыркнула Джейд.

— В моей семье всех так называют: Плутовка, Барсук, Соня, Ворчун… Меня Бродягой зовут, потому что всё время убегаю куда-нибудь.

Джейд ничего не ответила, лишь подогнала Пуяна чуть быстрее. Про себя она заметила, что все эти чудные клички больше похожи на имена персонажей из детских сказок. Если девочка живёт среди других беспризорников, то, скорее всего, так оно и есть. Бродяга же продолжила осыпать девушку вопросами с неудержимым энтузиазмом, та мрачно игнорировала её до поры до времени.

— Так ты собираешься поймать чудовище? — в десятый раз вопросила она.

— Ты за мной следишь, что ли?! — прошипела Джейд в крайнем раздражении.

— Так я же на крыше конюшни сидела, оттуда хорошо видно всё!

— Что, сорока-мартышка, высматривала у кого ещё стянуть добро?

— Это была похвала? — недоумевающе взглянула на неё Бродяга.

— Это была аллегория, тупица.

— Самая такая!

Джейд даже приостановила повозку, слегка удивившись такой наглости. Бродяга смотрела на неё смело, но всё с таким же легким задором в глазах, в которых не читалось ни капли страха.

— Я уже и не знаю, ты либо невероятно храбрая, либо бесконечно тупая, раз тебе хватает наглости хамить той, кто может нашпиговать тебя стрелами, как подушечку для иголок, или того хуже…

— Зажарить? — с азартом спросила та.

— Так вот в чём дело… — утомлённо потёрла переносицу покорительница огня. — Решила мне пакость какую сделать, потому что я маг огня? Или представления ждёшь? — Прикрикнула она на надоедливую девчонку, но та не повела и бровью, продолжая улыбаться. Этот непоколебимый оптимизм серьёзно действовал ей на нервы.

— Я просто всегда хотела встретить мага огня! Сюда с окончания войны ещё ни разу маги огня не заезжали… в основном, потому что их здесь не жалуют. — Бродяга покосилась на ближайший столб, на котором висела одна из многочисленных в городе листовок «Народной Воли». — Возьми меня с собой, пожалуйста! А я тебе ближайшую дорогу до логова монстра покажу!

— Ещё чего! Я и сама найду!

— Но две главные дороги перекрыли, — ухмыльнулась юная вымогательница. — Фермеры перепугались и повалили деревья, чтобы никто не набрёл на территорию чудовища, твоя повозка там не проедет. А я здесь всё знаю! Могу и дорогу нужную показать и даже знаю, в какой части леса видели монстра!

Джейд заскрипела зубами. Оставлять повозку в деревне, полной её недоброжелателей, явно не стоило, а брать говорливую попутчицу ей совершенно не хотелось. А не соврала ли? Но проверять и в случае чего искать пути объезда, тоже не было ни времени, ни желания. Скривив губы, охотница всё же согласилась. Кто знает, может, для этого «монстра» понадобится приманка…

* * *

Королевский кортеж остановился перед скромным одноэтажным зданием, окружённым высоким металлическим забором. Зуко пожелал оставить на время все дела министрам и заняться проблемой назревающего заговора лично. Расследование привело его на восточные острова, не слишком далеко от столицы, чтобы без Лорда Огня успели начаться неурядицы, но достаточно, чтобы неизвестный враг успел сделать следующий ход. Особенно сильно Зуко нервировала мысль, что противники как раз и добивались его отъезда, который, конечно, мало кто мог бы предположить так скоро из простой прихоти Лорда заняться этим делом лично. Однако, если это была его сестра… она достаточно хорошо предугадывала его реакции, чтобы придумать, как воспользоваться этим порывом. Вместе с командиром Рейко Лорд Огня покинул карету и проследовал к дому. Металлическая узорчатая изгородь оказалась незапертой, со скрипом, она впустила незваных гостей во двор, главным достоянием которого был пёстрый сад, приветствующий всяк входящего стройными рядами цветов, упорядоченно чередующихся. Зуко остановился в двух шагах от небольшого дома, подобные которым он отвык видеть за время, проведённое в столице. Краска на деревянных стенах выцвела, а на традиционной в Стране Огня красной пагоде давно облезла черепица. Однако вычурно украшенные двери и оконные рамы отчаянно пытались придавать этому месту гордости.

— Мы точно приехали по адресу? — неуверенно переспросил Зуко у командира Рейко.

— Я несколько раз всё перепроверил, мой лорд. Это его дом, точнее, его семьи, самое большее с чего можно начать, — твёрдо уверил его Рейко, хмуро оглядывая окружающие их цветы и садовые украшения, самые яркие вкрапления в общей картине безжалостного времени.

— Вели всё приготовить и жди здесь.

Не оборачиваясь, Лорд Огня прошествовал к входной двери. Командир быстро удалился, что было слышно по очередному скрипу калитки. Зуко осторожно постучал, прислушиваясь к любым ответным звукам. В конце концов, тот, кто предположительно должен жить в этом доме, причастен к убийству, либо же это место вовсе могло быть западнёй или приманкой. Если в деле замешана Азула, он был готов ожидать опасности в самых неочевидных местах. Однако его напряжение всё сильнее сходило на нет, уступая место легкому беспокойству и удивлению, по мере того как чьи-то суетливые слова по ту сторону двери становились в.

Дверь открылась, и Зуко встретился лицом к лицу с невысокой женщиной, её волосы были уже седые, но на лицо она казалась не старше его матери. Сначала она вела совершенно непринуждённо, но, рассмотрев незваного гостя, а главное — его одеяния и корону, опешила.

— Великий Сито, помилуй! Лорд Огня Зуко! — выпалила женщина и бросилась к его ногам в низком поклоне.

— Прошу, не нужно кланяться, — поднял руку Зуко.

— Что привело вас к моему скромному дому, ваше величество? — радушно спросила хозяйка, поднявшись и отряхнув платье.

— Я ищу человека по имени Шен, он живёт здесь?

— Нет, он давно здесь не появлялся. Меня зовут Ясу, я его мать. — Вздрогнула женщина. — Я не видела Шена уже очень давно. Что он натворил?

— Пока что я ни в чём его не обвиняю, но он замешан в убийстве, — заявил Зуко, наблюдая, как бледнеет от страха женщина. Он постарался смягчиться и дать ей небольшую передышку. — Давайте поговорим в более комфортной обстановке? Не буду напрашиваться к вам в гости, вы наверняка никого сегодня не ждали. Моя прислуга подготовила нам место недалеко отсюда, расскажите мне там про своего сына, и, быть может, мы придумаем, как ему помочь?

— Конечно! Грешно будет не принять предложение Лорда Огня! — ласково улыбнулась женщина, и Лорд Зуко любезно пропустил её вперёд, сопроводив к карете.

Они проехали совсем недалеко от домика Ясу, к ярко освещённой поляне, на небольшом холме, с видом на побережье. Пышные деревья, окружившие поляну полумесяцем, давали легкую тень и приятную прохладу, позволив прислуге Лорда Огня обстроить уютное место для пикника. Зуко проследовал к сервированному угощениями алому коврику и присел на дзабутон, жестом пригласив Ясу сесть напротив. Пара служанок, сопровождающих Лорда Огня в поездке, тут же подались вперёд, собираясь разлить им чай, но Зуко велел девушкам оставить их наедине и передохнуть.

— Расскажите мне о своём сыне, Ясу. Я знаю, что он воевал в Царстве Земли при правлении моего отца, а после — участвовал в столичном восстании. Также, насколько я могу судить по докладам старой императорской гвардии, Шен был пойман, как и другие бунтовщики, однако на конвой, который должен был доставить их всех в Кипящую Скалу, было совершенно нападение, и сбежать удалось только ему. — Наливая женщине чашку чая, вопрошал Зуко. — Вам известно что-нибудь об этом? И где он может скрываться?

— Я не видела Шена уже очень давно. Он так и не объявлялся после того, что случилось в столице, — дрожащим голосом проронила Ясу. Зуко видел, как тяжело женщине даются дурные воспоминания и мысли о том, что её сын — преступник, а потому он не мог не выразить слов поддержки.

— Всё хорошо, госпожа Ясу, я здесь, чтобы помочь. Чем больше я узнаю, тем лучше пойму как спасти вашего сына.

— Я верю, ваше величество. Я знаю, какой вы человек. Многие в нашей стране осуждали вас, некоторые осуждают до сих пор, но несмотря на это, вы не прибегаете к жестким методам, которыми запомнились ваш отец, дед и прадед. Вы показываете нам и всему остальному миру, что наш народ может быть открытым и мирным. А вот Шен… он не знает жизни без войны. Он очень любил отца и, когда Вона не стало, пообещал себе идти по его стопам и стать гордым воином Нации Огня. Но он любит нашу страну и желает ей только лучшего, клянусь вам.

— Как и многие в народе огня желают. — Помрачнел Зуко, вспомнив, какими методами воспитывается патриотизм в их нации, и это плоды трудов поколений Лордов, которые ему так просто не изменить. Не скрасили картину и совсем свежие в памяти события о столкновении с Обществом Нового Озая, члены которого считали себя истинными патриотами Страны Огня. — Но у всех своё представление лучшего, опыт Укано это доказал.

— Укано, чтоб он провалился! — с нескрываемым презрением процедила Ясу. — С него всё и началось! Это он запудрил голову Шену своим сговором! Мы с Мийей пытались его отговорить от участия во всём этом безумии, но всё впустую…

— Мийя? Это его сестра, верно? — Ухватился за деталь Зуко.

— Да. Мийя была на фронте в Царстве Земли. Она всегда мечтала сражаться, как Шен и её отец, но после вступления в армию стала полевым врачом и пыл её поумерился, война стала ей отвратительна. А когда Шен ввязался в этот мятеж, они с сестрой серьёзно повздорили. Ну а потом… — голос женщины задрожал и сбился,

Зуко протянул ей чашку с чаем, чтобы та перевела дух. — Спасибо, ваше величество. Потом планы Укано пошли крахом. Но Мийя всё ещё души не чаяла в брате, как бы они ни ссорились — она вмешалась и помогла ему сбежать.

Зуко хотел было заговорить, но Ясу перебила его и почтенно склонившись взмолилась:

— Прошу вас, Лорд Зуко! Мой сын — всё, что у меня осталось! Да, он проявил к вам неверность и неуважение, просто он растерян и очень зол. Его мятеж уже стоил нашей семье всего, от когда-то уважаемого клана ничего не осталось! Теперь он думает, что против него весь мир, но пожалуйста, проявите милосердие, сохраните ему жизнь и, раз того требует справедливость, посадите в тюрьму, но не в Кипящую Скалу! Куда-нибудь, где я смогу его хотя бы навещать!

— Я очень сожалею о том, сколько лишений вам пришлось пережить. Война несправедливо обошлась с вами, как и королевская канцелярия, — клятвенно заявил Лорд Огня. — Ваш муж был уважаемым генералом, а ваша семья преданно служила моему отцу, просто держась своей клятвы перед Лордом Огня. А после измены вашего сына, казначеи вовсе сочли уважительным поводом лишить вас статуса и достатка. Я прошу у вас за это прощения, и я привёз с собой всё, что вам полагается, и даже сверх того. Я понимаю, что это не вернёт вам ваших близких, но, может, это поможет вернуть былой статус вашей семьи.

Лорда Огня отдал приказ, и к ним поспешили командир Рейко и пара солдат, несущих внушительный сундук, когда они открыли его перед женщиной, оказалось, что он доверху набит золотыми монетами, всем заслуженным кровью и потом богатством, некогда принадлежавшим семье Шена. Ясу потрясённо ахнула и дрожащими руками взяла одну из монеток, словно пытаясь убедиться, что они настоящие и ей это не снится. Глаза её вновь заблестели от слёз, и, будто опомнившись, она принялась раскланиваться перед Зуко.

— Вы так щедры, ваше величество, огромное вам спасибо, спасибо!

— Я всего лишь возвращаю то, что ваше по праву! — в сердцах произнёс Зуко. — То, что случилось с вами, наверняка произошло со многими. Пока я оставался в неведении, безответственность моих сторонников приводила к появлению всё новых противников! Я не желаю делать из своих подданных врагов. Всё, чего я хочу, — это того, чтобы мы научились жить в мире как с другими народами, так и друг с другом. Ведь наш общий народ — это большая семья.

— В ваших словах истинная мудрость, ваше величество! Я имею честь первой поблагодарить вас от лица простого народа! Там, где вы ступаете, приходят благодатные перемены!

— Вы слишком щедры на благодарности, Ясу, — слегка улыбнулся Зуко. — Лучше помогите мне. Подумайте, где сейчас могут быть ваши сын и дочь? Возможно, я смогу спасти Шена от ещё одной ошибки, поверьте, я понимаю, что он чувствует, и хочу ему помочь.

— Я правда не знаю, ваше величество, быть может, он затаился где-то в стране, раз снова взялся за старое. Но он мог и отправиться в Царство Земли, к своему дяде Хамато, брату моего мужа. Хамато живёт в колониях и зарабатывает своим «искусством», крайне неприятный человек, но Шен его любит, возможно, после смерти отца, привязался к нему даже больше. Я уверена, что он как минимум навестил его после того, как сбежал. Мийя же, после случившегося уехала не обмолвившись и словом, я едва успела с ней попрощаться! Знаю только, что она хотела продолжать быть врачом и помогать пострадавшим от войны. Боюсь, можно попросту перебирать все больницы, в надежде разыскать её.

— Спасибо вам, Ясу, это уже что-то, — Зуко поднялся и уважительно склонил голову. — Был рад с вами познакомиться, но теперь мне пора возвращаться в столицу.

— Спасибо, что почтили своим визитом, ваше высочество, и за ваш подарок, я буду вечно вам благодарна! — Раскланивалась женщина, утирая слёзы не то от счастья, не то от пережитых эмоций.

Прежде чем Зуко покинул Ясу, его карета подвезла её обратно до дома, а слуги помогли занести внутрь сундук. Женщина вновь горячо раскланивалась вслед уезжающей карете, не веря в свою удачу на закате лет.

Когда Лорд Огня и командир Рейко остались в карете наедине, первый немедленно перешёл к делам насущным.

— Тебе удалось что-нибудь узнать?

— Нет, Шен либо действительно никогда не появлялся в этом доме, либо хорошенько избавился от улик. — Командир изложил результаты осмотра жилища Ясу.

— Это было ожидаемо, по крайней мере поездка не прошла зря. Чем больше я посещаю таких людей, как Ясу, тем лучше вижу изъяны в структуре моего правления. И твоя идея с этим пикником была отличной, я хотя бы не чувствовал себя как дознаватель.

— Спасибо, если честно, это идея моего сына.

— Сколько ему? — искренне поинтересовался Зуко.

— Шесть лет, совсем недавно открыл в себе магию огня. Мы с женой всегда знали, что он одарён, но теперь он действительно может покорять огонь.

— Передайте ему мои искренние поздравления.

— Я уверен, он будет счастлив услышать о поздравлении от самого Лорда Огня! — слегка поклонился мужчина, насколько ему позволяли доспех и сидячее положение.

Зуко слегка усмехнулся, иногда Рейко демонстрировал просто неприкрытую лесть, но они оба знали, что тот непременно говорит от сердца. Не в последнюю очередь за это качество Зуко и ценил командира. Но приподнятое настроение царило в карете недолго, и вскоре разговор вновь перешел к насущным делам.

— Нужно разыскать Мийю, а после я собираюсь отправиться в Царство Земли, навестить этого Хамато.

— Не сочтите за грубость, мой лорд, но не слишком ли вы опрометчивы? Отправиться на другой материк, полагаясь лишь на слова старой женщины?

— В любом случае, визит в Царство Земли напрашивается уже давно. Царь Куэй хочет вместе со мной обсудить пути решения волнений местных жителей насчёт магов огня. В последнем своём письме он практически высказывался о подозрении, будто часть моего народа продолжает вести войну и я не прилагаю усилий для подавления.

— Это неслыханно! — возмутился командир, расценив слова Царя как оскорбление своего лорда, а стало быть, и его самого.

— Поэтому я и должен ехать, пока недопонимание не обернулось чем-то вроде кризиса в Ю-Дао. — Зуко нахмурился, вспомнив, сколько дров они все наломали тогда.

— Тогда по возвращении я немедленно приготовлю для вас лучший отряд сопровождения!

— Нет, командир, вы остаётесь в столице, а я отправлюсь без лишней свиты. — Зуко тут же опередил вопросы Рейко. — Я хочу поручить вам два очень важных задания: первое, вы должны охранять мою семью, пока меня не будет. Вверяю их безопасность целиком в ваши руки.

— Клянусь жизнью, мой лорд! — решительно выпалил Рейко.

— И второе, вы должны будете следить за активностью заговорщиков в моё отсутствие, если вы разглядите хотя бы намек на причастность кемурикаге или моей сестры, немедленно пишите и поднимайте на уши всех солдат.

— Будет исполнено неукоснительно! И, позвольте сказать, я считаю, что отправляться в Царство Земли без сопровождения крайне рискованно, особенно когда враг может нанести удар в любой момент.

— Не беспокойтесь, командир, один я не отправлюсь, у меня будет спутник, вернее спутница, она хороший воин и, что ещё важнее, надёжный друг. — Заверил Лорд Зуко, наблюдая через окно в карете, как мимо них проплывает в синем море одинокий остров.

Комментарий автора:

Помимо появления Бродяги, пожалуй, самым важным эпизодом в этой главе является воспоминание о лечебнице, в которой содержали Азулу. Всё описанное в эпизоде — моё авторское видение событий, так как в каноне попросту нет четкого описания будней Азулы в больнице. Я хотел воплотить максимально приближенное к реальности бытье пациента психиатрического учреждения тех лет. Все условия содержания и обращение с пациентами вдохновлены рассказом «10 дней в сумасшедшем доме», основанном на реальных событиях, пережитых американской журналисткой Нелли Блай в конце XIX века! Лишь сильно позже её разгромной статьи положение пациентов психиатрических больниц начало меняться (сильно позже, потому что последующие мировые войны не поспособствовали делу). Можно сказать, что к пациентам начали относится по-человечески только во второй половине XX века! Так что я придерживаюсь идеи, что оптимистические ожидания Зуко о том, что его сестре помогут в учреждении совсем не соответствовали реальности. Скорее всего, если Брайки будут закрывать этот пробел истории, клиника окажется прекрасной, а Азула просто не поддающейся лечению, но до тех пор, я предпочитаю свою версию событий.

---

1) Безымянная деревня, в которой скрывались Айро и Зуко в серии «Болото».

Вернуться к тексту

2) Поселение, которое находится на самом краю пустыни Ши Вонг. В нём находится чудо природы — огромный айсберг, возвышающийся посреди оазиса.

Вернуться к тексту

3) Крупная рыба зелёного цвета, распространённая в реках Царства Земли.

Вернуться к тексту