Вервольф. Заметки на полях "Новейшей истории" (джен)

1991, 28 июня

- А как ты смотришь на обручальные кольца из белого золотас алмазной россыпью?

Девушка, совсем было задремавшая на его плече, улыбнулась и подняла глаза.

- Это когда много-много мелких камней и они блестят на солнце как искорки?

- Да. И не только на солнце. Вот, скажем, сейчас, при свечах, они бы тоже переливались…

- Хорошая мысль, мне нравится. Вздрогнем?

Она приподнялась на постели, протянула руку и взяла их полупустые бокалы с шампанским с прикроватного столика. Они чокнулись и отпили ещё по чуть-чуть.

Потом девушка присела на край и посмотрела на любимого.

- Гео, мне показалось или нет?

- Что именно?

- Что ты сильно не любишь обычное красное золото. У тебя почти всегда или белое, или платина. Это тоже что-то… из твоей прошлой жизни? Я опять лезу куда-то не туда?

Он улыбнулся и обнял девушку за талию.

- Ты с первого дня нашего знакомства только и делаешь, что лезешь куда-то не туда. Но мне это нравится. Именно поэтому сегодня всего сто дней, как мы встретились, а я уже хочу сходить с тобой в загс.

Он положил голову ей на колени и начал говорить, глядя куда-то в дальний угол спальни.

- В общем, если без лишних подробностей... В моей прошлой жизни все несчастья начались с тупого и жадного мерзавца из госбезопасности по имени Иуда. Он очень хотел получить приличный кусок наворованного моим драгоценнейшим батюшкой. Причём получить именно что золотом и драгоценностями. Уже вскоре к нему прилетел бумеранг, и у него началась очень весёлая жизнь, но за это золото он держался мёртвой хваткой. Как-никак, весь итог его трудовой деятельности. В своей жизни Иуда напакостил не только мне, так что повидаться и поговорить с ним по душам однажды захотел и наш любимый и уважаемый Рудольф Владиленович. Как давние и хорошие друзья, мы с ним договорились, что вести с Иудой воспитательную беседу будем, когда придёт время, совместно…

Он поднял глаза на девушку.

- Тут начинается то, что ты хотел бы оставить при себе, Гео?

Он едва заметно кивнул.

Это он ей пока рассказывать не будет.

В тот вечер Агран на короткое время снова стал тем незнакомцем, ввалившимся однажды в полуподвальчик-мастерскую в компании каких-то двух упырей. Одна сплошная напряжённость в разговоре. И сидели они почти так же: Джордж за рабочим столом, прижатый к капитальной стене, в креслах вокруг него Мыкола, Агран и Азраил. Впрочем, он тоже начал тот разговор как-то кривовато.

- Если что, ты выбрал не лучший вариант меня убить, Агран. Выход отсюда один, да ещё и второй этаж. Незаметно вытащить труп не получится, вся контора в свидетелях будет.

- Джо, брось свои шуточки. И так тошно.

- Что у тебя случилось? Сначала ты срываешься вместе с ними (взгляд на Аграна и Мыколу), неделю вы где-то пропадаете, потом возвращаетесь сами не свои... Что у вас за проблемы? Говори ясно, и будем думать, как их разруливать.

- Однажды мы с тобой заключили договор. И я его исправно выполнял. Но... Жизнь не впишешь в договор. Она иногда преподносит сюрпризы.

Агран замолчал.

- Так... Хорошее начало.

В кабинете повисла напряжённая тишина и угрюмые взгляды. Заговорил Азраил.

- Я свидетель, Джо. Я там присутствовал. Вы договорились, что Иудушку будете… вразумлять… вместе. Но… — Что — но? Перестань уже темнить.

- Ты очень хотел сам увидеть агонию Иудушки, — произнёс Агран. — И я тебе обещал, что мы её увидим вместе. Но так вышло, что показать тебе могу только…

Он положил на стол две маленькие мгновенные фотокарточки, снятые полароидом.

- Первая — это Иудушка накануне моего с ним разговора. Вторая — он же перед отправкой останков в печку котельной в одном маленьком городке в паре сотен километров отсюда. Именно туда мы сорвались и поехали.

Джордж глянул на оба снимка. М-да... В своё время Иудушка Брахт так спланировал ликвидацию, что, для пущей убедительности, в расход должен был отправиться и ликвидатор тоже. С тех пор у Аграна остались уже почти незаметные следы от пулевых ранений в груди и большое желание вразумить Иудушку.

Вот, вразумил... Но ведь было и то самое обещание. Что вместе.

И поэтому…

- Пойми, что у нас не было другого варианта, Джо! — это уже Мыкола. — Юду в Конторе хоть и не любили, но у них принцип. Своих они не бросают. Если бросишь хоть одного — разбегутся и все остальные. Именно поэтому они и после твоего дела Юду не убрали, а так, задвинули ниже плинтуса. Если бы ты поехал вместе с нами — он бы в очередной раз успел удрать, получил бы сигнал. А так — перехватили его в последний момент на вокзале.

На первом фото майор Комитета государственной безопасности СССР Джудер Михелевич Брахт действительно был одет как провинциал, собравшийся на дачу обрабатывать свои шесть соток.

Джордж долго смотрел на второе фото. Поднял глаза на троицу напротив.

- Это не постановка?

- Джо, я всё понимаю… но это ты уже хватил! — Мыкола всегда был самым эмоциональным из них.

А Агран вытащил откуда-то из-за спины средних размеров чёрную спортивную сумку. Грохнул на стол. Именно так — грохнул. Сумка была тяжёлая, и в ней брякнуло что-то металлическое.

- Джо, это твоё. И — прости, если сможешь. Я его слишком долго выслеживал, чтобы допустить хотя бы малейшую возможность, что он опять сбежит. А ты... Твоё отсутствие в Мошковце наверняка всё испортило бы. Товарищ депутат Верховного Совета Северной Федерации должен был оставаться на своём месте.

- Что это? — Джордж взглядом показал на сумку.

- То, с чего началась твоя история. После твоего скоропостижно помершего деда осталась тетрадочка с шифрованными пометками. Майор Иудушка, производивший опечатывание документов покойного, присвоил тетрадочку себе и правильно её расшифровал. После чего твой папаша поделился с ним наворованным у мамки-родины. Иудушка предпочёл золотом и камнями. И, для подстраховки, донос папаши на собственного сына.

- Он с этой торбой носился, как кот с мясом. Его единственное сокровище! — усмехнулся Азраил. — А напоследок попытался выкупить у нас свою жизнь… — Открой!

Азиат расстегнул молнию, потом ещё одну, опрокинул сумку на бок.

Золото. Очень много золота в изделиях и монетах. Ювелирка с камнями и без, царские и советские червонцы, британские гинеи, американские доллары начала века... В тусклом свете настольной лампы оно отливало каким-то неприятным красноватым оттенком.

- А ваша доля?

- Джо, это всё — твоё. Ни я, ни Азраил, ни Мыкола делали это не ради денег. И потом... Именно твои несчастья начались целиком вот с этого. Тебе им и распоряжаться.

Долгая, тяжёлая пауза. Не выдержал, разумеется, Мыкола.

- Ну, так что, Джо? Что ты скажешь? Мы — все трое — перед тобой виноваты. Ты тоже должен был стоять рядом с печкой в той котельной, где он исчез навсегда. Но…

Джордж молча протянул ему руку. Пожал. Потом Азраилу.

Потом Аграну.

- У меня к вам нет никаких претензий. Если так было надо — значит, так было надо. За примирение пить не будем, поскольку мы и поругаться-то не успели, а за упокой души новопреставленного пусть пьют на Лубяной площади.

Две поляроидные фотокарточки отправились в пепельницу на столе. Навоняли при сжигании изрядно.

Вся троица тихо ушла. Джордж распахнул форточку — проветрить кабинет, и долго смотрел на кучу металла на столе.

…Девушка погладила его по голове. Ах, да. Это было воспоминание. А сейчас они были в спальне, вдвоём, отмечали юбилей — сто дней со дня знакомства, и... И надо дорассказать любимой про золото.

- Короче, однажды мне передали наследство покойного Иудушки. Сумку с золотом. Побольше десяти килограммов. То самое золото, с которого всё началось в восемьдесят втором. Там было много побрякушек с драгоценными камнями, а вот из белого золота почему-то не было ничего, только обычное красное.

Он тоже присел на край постели, рядом с девушкой. Хотя смотрел по-прежнему не на неё, а теперь куда-то в пол.

- Ты знаешь... Это было странное ощущение. Я впервые понял, как же я его ненавижу, когда его много и сразу. Если бы не было этой проклятой кучи металла…

- Гео…

Девушка уже знала, что делать в подобных случаях. Обнять его и ничего не говорить. Через какое-то время всё будет хорошо.

- Знаешь, а вот залезь ты в тот самый нижний ящик моего стола хотя бы тремя месяцами ранее — вот тогда бы ты реально охренела.

Он улыбнулся и поцеловал её.

- Это отчего?

- Первое, что я сделал, когда пришёл в себя, — уничтожил сумку, в которой мне притащили то золото. Так, на всякий случай. А потом просто ссыпал всё в пустой нижний ящик стола. Мне было плевать, чего там и сколько. Окажись уборщица моего кабинета столь же любопытной, как моя секретарша — думаю, она бы точно охренела от увиденного.

- Гео! Ну, перестань уже!

Девушка рассмеялась, и они вдвоём рухнули обратно в постель.

- А что было потом? С золотом? Или… я опять куда-то не туда лезу?

- А тебе лучшая подруга Ира разве не рассказала? — он ухмыльнулся.

- То есть... История о выкупе воровской сходке за этого… как там его… Коростеля — это не прокурорские сказки? Чемодан золота?..

- Оно действительно уместилось в дипломат средних размеров. Всё целиком.

Гео воззрился на хрустальную люстру под потолком. Она была выключена, но в спальне горел подсвечник, так что в подвесках отражались яркие огоньки.

- Сначала это золото наворовал невесть кто невесть откуда. Потом его скупили два расхитителя народного добра — мой дед и мой папаша. Потом у папаши его отжал бандит в погонах госбезопасности. Потом из-за этой кучи редкоземельного железа убили Машу. Потом расстреляли за хищения моего папашу. Потом Иуду отправили в ад. Потом золото попало ко мне. Потом перешло воровскому сходняку города Мошковца. Пусть принесёт своим новым хозяевам то, чего они заслуживают. А мне... На.ер мне золото, когда у меня есть ты?

ДВА ОДИНОЧЕСТВА

(ТРЕТЬЯ ЖИЗНЬ)

Значение человека равносильно значению всего Творения, вместе взятого.

«Талмуд» 1

Жозефина отвернулась и тихонько заплакала. Врут, что время лечит. Мамы и папы нет уже более полутора лет, а каждый поход на кладбище — мука мученическая. К сегодняшнему она морально готовилась всю зиму; старательно подбирала объективные причины (плоховато оградку выкрасили, надо перекрасить в нормальный траурный чёрный цвет)… и вот, расплакалась посреди покраски. Хорошо хоть Ирка не видит — отошла полюбоваться старой церковью неподалёку. Церковь весь последний год восстанавливают, и она действительно становится всё красивее.

Лучшая подруга материализовалась почти из ниоткуда. Вернее сказать, прискакала. Очень быстрым шагом. Встала рядом с могилой родителей Жозефины, тяжело дыша, и то ли с ненавистью, то ли со страхом смотрела на приблизившегося к ней мужчину средних лет. Охранник. Фирменная чёрная форма с нашивками — то самое знаменитое частное охранное предприятие «Беркут». Короткая густая стрижка ёжиком. Цепкий, внимательный, до крайности бесцеремонный взгляд.

- Ну что?! — возмущённо прошептала Ирка. — Что надо-то?! Я не виновата в паранойе вашего хозяина! Я пришла с подругой на кладбище, тут похоронены её родители, вот!

- Ирина Семёновна, а ведь, кажется, была же договорённость... Вот зачем вы сами провоцируете?

Оглядев ещё раз с ног до головы Ирку, Жозефину, памятник, банку краски, кисточку в руках Жозефины, человек в форме «Беркута» повернулся и пошёл куда-то наискосок. Там, у другой могилы, толпилась целая группа: двое мужчин, женщина, мальчик-подросток и трое таких же, в чёрной форме.

- Б.ядь!.. — прошептала Ирка. Подобные слова она себе позволяла только в крайних случаях. Так что, видимо, действительно случилось что-то такое, экстраординарное. И жутко неприятное для Ирки. И…

Жозефина вдруг почувствовала приступ холодного бешенства. Этот тип так бесцеремонно их разглядывал…

Девушка встала, отложила кисточку и решительно пошла за ним.

- Финка! — лучшая подруга крикнула в голос. — Стой! Ты куда?! Не надо!

Компания незнакомцев сгрудилась у Того Самого Памятника. Поход к маме и папе на кладбище был сущим мучением, но не заметить и не оценить это надгробие было нельзя. Оно тут тоже появилось недавно, почти одновременно с памятником родителям Жозефины. Городской отдел народного образования, что и говорить, отдал дань памяти двум заслуженным учителям республики как положено. Вместе они погибли в автокатастрофе, вместе теперь и лежали. А над могилой возвышалась раскрытая книга с закладкой. На одной странице — Андрон Сергеевич Тейлор, на другой — его супруга, Анна Михелевна. Обложка книги — чёрный гранит, страницы — белый мрамор. Хотя Жозефине от этого всё равно было не легче.

А наискосок, через кладбищенскую тропинку, вскоре появился другой памятник. За мощной и высокой кованой оградой со сложным замком — свеча белого мрамора. По свече стекают восковые «слёзы» (очень натурально воспроизведена настоящая свечка!), а в пламени — лицо молодой красавицы. И одно слово: «Мария». Ни отчества, ни фамилии, ни дат жизни и смерти. Только очень красивое лицо с печальными глазами.

Сегодня калитка кованой ограды была открыта. Рядом с памятником замерла в восхищении женщина в сером импортном плаще-пальто; в стороне, в углу, стояли мужчина и мальчик лет двенадцати, весьма похожий на женщину. У самой калитки стоял четвёртый человек.

Его Жозефина узнала сразу. Хотя он сильно отличался от своего парадного фото двухлетней давности.

Его явление в высших политических сферах страны стало громом среди ясного неба. Впрочем, на то она и Перестройка, что дорогу молодым и вот это всё. И тем не менее.

Из какого-то небытия вдруг материализовался человек-призрак. Лет семь тому назад о нём ходило много самых разных кривотолков. Якобы внук покойного члена Центрального комитета партии вступил на кривую дорожку — не то спекулянт, не то антисоветчик. На Западе, в буржуазной печати, особенно в американской, его имя вовсю гремит. А защищает его в суде и подогревает скандал видный адвокат-еврей (не исключено, что сионист и идеологический диверсант). И слухами теми мир капитала полнится, и они на руку кандидату в президенты США Рональду Рейгонду, известному своей лютой антисоветской позицией. А отечественная печать…

Собственно, позицией отечественной печати мама Жозефины — учитель обществознания и член КПСС — больше всего и возмущалась. Не надо замалчивать такие истории. Эвон уже до чего дошептались: какой-то юный спекулянт — повод для знаменитой речи американского президента о том, что Советский Союз — империя зла и необходим крестовый поход против коммунизма.

Впрочем, пошептались — и забыли. Мировой империализм действительно пошёл на могучий лагерь социализма крестовым походом, и стало не до выяснения, с чего конкретно всё началось.

А в восемьдесят восьмом призрак материализовался.

Его звали Джордж Маркович Лиандер. Вернее, извините, Джордж Джорджиевич. Ибо он личным примером показал, что такое Гласность. Вытащил из своего старого уголовного дела донос отца, опубликовал его в газетах, а потом пришёл в суд и через тот суд сменил отчество. Одновременно весьма откровенно рассказал, что покойный папаша был расхититель социалистической собственности в особо крупных размерах, за что и расстрелян по приговору; что дед из ЦК — тоже не образец коммунистической морали и нравственности... На волне срывания покровов, разоблачения преступлений недавнего прошлого и нового мышления — народу зашло отлично. Решительно явив граду и миру справку о полной реабилитации по уголовному делу о спекуляции и постановление об амнистии по второму делу (какая-то мутная история с убийством сокамерника в тюрьме) — Джордж Джорджиевич в восемьдесят девятом стал делегатом первого Всесоюзного Съезда народных депутатов, а в начале девяностого — депутатом Верховного Совета Северной Федеративной Социалистической Советской Республики.

…Они тогда в очередной раз разругались с мамой. Первые конкурентные выборы в Верховный Совет — когда в бюллетене больше одной фамилии и есть из кого выбирать. Первые выборы, в которых участвовала Жозефина — в качестве молодого избирателя (на участке для голосования ей по этому случаю даже подарили открытку и красную гвоздичку — поздравляем, мол, с началом взрослой жизни и гражданской ответственности за страну!). Именно по их округу баллотировался Лиандер, а в противовес ему — какой-то доктор юридических наук, партийный активист лет под семьдесят от роду.

Мама тогда перебрала все аргументы, на какие только мог быть способен учитель обществознания. Возрастной кандидат — хорошо, у него опыт и жизненная мудрость, хватит страну раскачивать. У него ясная биография безо всяких тёмных уголовных делишек. В общем, идём на выборы всей семьёй и голосуем. Выборы выиграл Джордж Джорджиевич, набрав 84% голосов, одним из которых была галочка, решительно поставленная в бюллетене Жозефиной. Надоели уже вы со своими поучениями и ваши старые хрычи во власти!

Весь район накануне выборов был завешан агитками с портретами кандидатов. Мамин фаворит смотрелся не очень — полноватый, лысоватый старик в официозном костюме со Звездой Героя Социалистического Труда — за версту ветошью несёт. А его конкурент... С плаката смотрел один из прорабов Перестройки. Спокойный, уверенный взгляд человека, знающего, что и как надо делать, и что будущее — за ним и ему подобными. Ну и просто приятный молодой мужчина в элегантном изумрудно-зелёном пиджаке и белой рубашке с расстёгнутой верхней пуговицей на вороте.

В реальности, два года спустя, он выглядел по-другому. У могильной оградки стоял ссутулившийся человек, смотревший на всё происходящее вокруг как бы сквозь. Сейчас он жил в каком-то своём мире, и, похоже, там было мало хорошего. А ещё почему-то бросилась в глаза лёгкая щетина — он не брился дня два или три. И если на голове это было не так заметно, то на подбородке уже явно обозначилась проседь.

- Девушка, вы куда? — один из охранников попытался преградить ей путь.

- Финка! Стой! Не надо! — это её догоняла Ирка.

- Как вам не стыдно? — решительно произнесла Жозефина.

Депутат вернулся в реальность. Обвёл взглядом присутствующих, задержался на девушках. Ирку, похоже, признал сразу.

- Здрассссте, Джордж Дждрж… — подруга едва ли не тряслась от ужаса. Впрочем, было отчего.

У человека с плаката взор был направлен в будущее, которое светло и прекрасно — во всяком случае, лично для него. Живой Лиандер смотрел на Ирку примерно как палач на преступника перед исполнением приговора. И вообще... Недавно тут песенку крутили по радио: «Виноват, мадам, виноват — не сберёг я вас в вихре лет. У меня глаза на закат, а у вас — на рассвет». Человек с плаката смотрел на рассвет. Живой народный депутат — на закат.

- Что вы себе позволяете? — человек в форме «Беркута» встал между депутатом и Жозефиной.

- Нет, что вы себе позволяете?

Тяжёлый серо-стальной взгляд переместился на Жозефину.

- Джордж Джорджиевич… — тот охранник, который преследовал Ирку, наклонился и что-то сказал ему на ухо, мимоходом показав на подругу Жозефины.

- Вы не так поняли… — пролепетала было Ирка, но…

Он заставил всех замолчать лёгким движением пальцев правой руки. Другим коротким жестом заставил охранников отойти. — Как вас зовут? — у него был тихий, ровный голос.

- Жозефина… — пробормотала девушка. Её решительный настрой не то чтобы совсем испарился, но... Похоже, сейчас она невольно проделала с депутатом то же самое, что с ней проделал его охранник. Она пришла к своим самым дорогим людям на свидание (пусть и на могилу!), а тут ходит какая-то сволочь и мешает нормально поговорить.

- Чем я вас обидел?

- Не вы, Джордж Джр... Вот здесь, недалеко — могила моих родителей. Они погибли в аварии в один день. Мне трудно ходить к ним одной. Ира — моя подруга, она пришла меня поддержать... Она тоже очень любила мою маму... Мы красили оградку и никого не трогали. Что, вашей охране больше делать нечего, кроме как лезть к чужим людям, пришедшим на кладбище?

- Я извиняюсь за моих охранников, Жозефина. Это недоразумение. Больше они вас не обеспокоят. Если это требуется — я попрошу кого-нибудь из них помочь вам докрасить ограду.

- Нет, мы сами…

- Ещё раз извините. Мои соболезнования.

- И вам, Джордж Дж…

(Да уж, знатное у него новое отчество!)

Он повернулся к памятнику Марии. Вместо слов прощания — очередной короткий жест, что-то типа «больше я вас не задерживаю». Ирка вцепилась ей в руку и чуть не силой потащила Жозефину назад, напоследок ещё раз пробормотав «извините».

Вдвоём они докрасили оградку. Ирка молчала, как партизан на допросе. А странная компания…

На могиле Марии они пробыли не очень долго. Потом направились к церкви. Сначала впереди шёл депутат, а сопровождавшая его семья — следом, но потом женщина подошла к народному избраннику и начала что-то ему говорить. Видимо, волновалась, так как говорила всё быстрее и громче. Жозефина услышала несколько реплик.

- Джо, нет, я должна тебе это сказать именно сейчас. Мы же с ней были как сёстры. Я уверена, что Машка сейчас смотрит оттуда и плачет. Ей там сейчас плохо, потому что... Она бы первая обрадовалась, если бы ты уже нашёл себе нормальную новую девушку и вы стали бы жить как...

- Стешка, прекрати! Что ты несёшь? — муж женщины решительно прервал её. Потом обратился к депутату: — Джо, прости.

- Забудь, Костя! Ерунда. Стеш, я всё понимаю. Спасибо за заботу.

Около церкви они обнялись на прощание. Семья пошла к выходу, депутат — в храм. Охрана столпилась снаружи. Четыре человека в форме ЧОП «Беркут». Ирка тоже оторвалась от покраски, глянула, пробормотала что-то ругательное.

А на выходе с кладбища не сдержалась.

- Да ё.аный же пи.дец!..

Человек, не знавший Ирку лично, вряд ли оценил бы масштабы случившегося с ней бедствия. Ну, или того, как она его восприняла. Выпускница школы милиции с отличием, сотрудница прокуратуры города Мошковца Ирина почти никогда не ругалась матом. Только в самых отчаянных случаях.

- Да объясни ты уже толком! — потребовала Жозефина.

- Долго... Поехали к тебе?- Поехали.

2

Жестом оставив охрану у входа, он вошёл в кладбищенскую церковь. За прошедший год тут сделали многое. Новая крыша, капитальный ремонт стен, штукатурка... Сейчас группа художников работала над фресками.

- Наше почтение, Джордж Джорджиевич! Рады вас видеть! Бог благослови! — один из мастеров узнал гостя. Свечница поздоровалась и убежала звать батюшку. Вскоре появился и он. Рассыпался в самых тёплых приветствиях.

Храм в честь Святого Георгия, много лет стоявший заброшенным, а ныне перешедший в юрисдикцию Мошковецкого подворья Александрийской православной церкви, восстанавливался в основном на средства ЧОП «Беркут» и его исполнительного директора Джорджа Джорджиевича. Настоятелем был пожилой грек, до сих пор говоривший с лёгким акцентом. Человек очень умный и, как иногда пописывала жёлтая пресса, агент американских спецслужб. Впрочем, писали это скорее от досады: в то время как все или почти все священники Мошковецкого патриархата стучали на Лубянку, александрийский поп Феогност вежливо, но неуклонно отправлял товарищей чекистов в даль светлую. Похоже, за ним действительно стояла какая-то другая спецслужба, но... На дворе уже третий год стояло возрождение православных традиций на государственном уровне. Вот Александрийский патриархат и воспользовался — отхватил себе несколько небольших храмиков в советской столице.

- Отец Феогност, мне бы с вами… не при всех.

- Я понимаю, Джордж Джорджиевич. Пойдёмте.

Они зашли в крохотную храмовую пристройку.

- Скажите, отче, а некрещёный человек может исповедоваться?

Грек внимательно посмотрел на гостя.

- Я вас правильно понимаю, что вам это для себя?

- Да.

- Я не вижу вам в этом ни одного препятствия. Единственное, что вам надо понять: исповедь — это ваше раскаяние перед Господом, а не перед людьми. А к Господу все приходили некрещёными.

- И что для этого надо делать?

- Присаживайтесь и постарайтесь припомнить и рассказать, за что вам стыдно. Что вас мучает.

Настоятель подвинул гостю стул, сам сел рядом.

С минуту они молчали. Потом гость начал, глядя куда-то в сторону.

- Мне стыдно за то, что я жестокий человек, отче. Самое тяжёлое для меня — простить другого. Множество людей я незаслуженно обидел вольно или невольно. Меня боятся мои собственные охранники. Меня мучает пристрастие к коньяку и водке, которыми я пытаюсь снимать стресс, но всё равно не получается.

Снова длинная пауза.

- Я чувствую, что иду куда-то не туда… но не вижу другого пути. Есть вещи, от которых я не могу отказаться, хотя они и незаконны. Скажите, отче, есть ли шанс, что Бог меня услышит?

- Бог всех слышит, Джордж Джорджиевич. Просто вы сейчас не можете к Нему прийти.

- Почему не могу?

- Наш Господь есть Любовь. А у вас…Теперь уже замолчал грек.

- Отец Феогност, продолжайте. Я сюда пришёл за ответом по существу, а не за красивыми словами.

- Джордж Джорджиевич, как бы вам объяснить, чтобы вы поняли правильно и не разозлились…

- Примерно так же, отче, как врач объясняет пациенту его заболевание, даже если оно тяжёлое.

- Вы меня простите, я тоже немножко поинтересовался вашей биографией, что о вас пишут... У вас в жизни, как я понял, была большая любовь, а сейчас она…

- Сейчас она покоится на вашем кладбище, да.

- У вас осталась только ненависть и желание отомстить. Поймите правильно, я это говорю не в укор. К сожалению, это одна из самых распространённых человеческих реакций, и вы не исключение. А водка и коньяк — это способы погасить этот огонь ненависти, который у вас внутри. И то, что вы называете незаконными вещами. Но, к сожалению, и они вряд ли помогут.

- Вы думаете?

- Увы, это так. И по-другому не бывает. Дело в том, что каждый раз вы нарушаете Божью заповедь. Это как рана, причинённая себе самому. Или как наркотик. На короткое время вы заглушаете вашу душевную боль, но она никуда не исчезает. А потом наступает ещё и ломка. И вам нужна доза побольше.

Но этот путь — всё равно в тупик.

- Почему?

Грек внимательно посмотрел на посетителя.

- Готовы ли вы к этому ответу, Джордж Джорджиевич?

- Готов — не готов… какая разница? Мне всё равно нужен этот ответ. Говорите.

- Джордж Джорджиевич, ведь ваш список конечен.

- Какой список?

- Тот, который недавно пополнили бывший начальник Варской тюрьмы и вор в законе.

Грек замолчал.

- Продолжайте! — решительно сказал гость.

- Однажды вы вычеркнете оттуда последнее имя. И вам больше негде будет брать наркотики для облегчения ваших страданий. Тогда — три варианта. Или ваша смерть физически, или духовная смерть… если вы понимаете, о чём речь…

- Вы намекаете, что я мог бы стать кем-то вроде второгоЧикатило?

Грек кивнул.

- Продолжайте.

- Или вы найдёте свою любовь. И тогда вы сможете по-настоящему понять и принять Господа, который есть совершенная Любовь. И да поможет вам в этом Господь.

Священник перекрестил гостя.

Выйдя из храмовой пристройки, тот долго стоял в задумчивости, глядя вдаль. С кладбища уходила Ира из прокуратуры на пару с этой… как её? Жозефиной, кажется. Смелая девушка.

3

- Игорь Германович?

Первое, что сделала Ирка, помыв руки, — набрала с домашнего телефона Жозефины номер своего начальника, руководителя отдела в городской прокуратуре. Домашний, поскольку на дворе была суббота.

- Извините, Игорь Германович, это Ирина... Понимаете... Я не знаю, как и сказать…

- Толком, Ира, толком! — ответили в трубке. — Соберись с мыслями и расскажи, что у тебя случилось.

- Лиандер... Я сегодня на кладбище…

Более-менее толково она объяснила. Подруга Жозефина (ну, вы же её знаете, Игорь Германович? Да-да, та самая девушка, у которой родители-учителя погибли в автокатастрофе) собралась на кладбище к маме с папой. Я взялась её сопровождать. Да, вы же знаете, она до сих пор очень тяжело переживает. А на кладбище... В общем, похоже, он воспринял это как попытку шпионить за ним, даже когда он ходит на могилы близких людей... И чёрт его знает, что теперь будет.

Да уж. Тяжёлые чувства от посещения кладбища явно отходили на второй план по сравнению с этой историей.

- Так, Ирка, садись и объясняй толком! Что ты и твой начальник не поделили с народным депутатом?

- С депутатом? Ты хоть знаешь, Финка, кто он такой?

Жозефина попыталась припомнить. Кто он ещё такой. Ну да, в конце восемьдесят девятого вышло постановление Верховного Совета Союза, узаконившее частные охранные предприятия. Одним из первых подобных заведений в столице стал ЧОП «Беркут», где депутат Лиандер работает исполнительным директором, а генеральный… поляк какой-то, с интересной такой фамилией. Газеты ещё писали об открытии «Беркута».

- Ага. Жмеровский, Рудольф Владиленович! — кивнула Ирка. — Только... Только туфта всё это.

Паспорт сделан безупречно, ответы на запросы прокуратуры на места — там ли родился, кто родители… — формально правильные, только он такой же урождённый Жмеровский, как Ира — японская императрица. Ещё у него есть кличка Агран — это от названия израильского огнестрельного оружия. Больше не знают о нём ничего.

И вот, стало быть, эти две замечательные личности руководят частным охранным предприятием. Которое прокуратура проверяла два раза под разными предлогами — и по бумагам там всё чисто. Все договоры на охрану — официальные, все платежи по ним — через Госбанк, трудовые книжки на всех сотрудников…

Только в округе, где расположился «Беркут», вдруг стало как-то очень хорошо по части преступности. Минимум убийств (в основном пьяная бытовуха), редкие изнасилования… а весь контингент рецидивистов и блатных куда-то пропал. Осталась мелкая шушера, которую успешно ловит начальник райотдела внутренних дел полковник Пузыревич. У него лучшие показатели по городу — и в результате вчера он был никому не известный захудалый мент с городской окраины, а сегодня — уже в тройке наиболее вероятных претендентов на место начальника ГУВД столицы, которое вскоре должно освободиться за выходом нынешнего начальника на пенсию. А уж генералом ему быть — как пить дать. У Пузыревича прекрасные отношения с руководством «Беркута». Конструктивные. Деловые.

А прокурор Игорь Германович, Иркин начальник, полагает, что это мафия. И что копни там как следует — хватит на самое громкое расстрельное дело в истории советского правосудия. И вообще... Он просто честный прокурор. Ему поручили охранять советский закон — он его охраняет. Невзирая на лица.

Жозефина вздохнула — вспомнилась мама.

С Иркой они учились в одном классе. Подружки. Мама хоть и работала в другой школе, но очень интересовалась делами девочек и хотела видеть обеих в вузе. Увы — Ира пошла в школу милиции, а Жозефина... Тогда они впервые всерьёз поругались с мамой. Девушка пошла в ПТУ на секретарское дело. Мама вздохнула и решила — пускай перебесится, после своего училища всё равно пойдёт в педагогический за высшим образованием.

А вот начальник отдела городской прокуратуры, куда Ира попала по распределению стажёркой, маме понравился. Видела она его буквально раза два, на посиделках, устроенных Иркой по случаю трудоустройства, но — понравился. Человек порядочный и советские законы уважает. Почти как мама. Уж если взялась объяснять школьникам, что советский строй — лучший в мире, так сначала надо самой в это искренне поверить. Мама Жозефины поверила. Причём очень давно, ещё до рождения дочки. А Игорь Германович — так же служил советскому закону. Бывает иногда.

В общем, уже около года между прокурором и депутатом идёт противостояние не на жизнь, а на смерть. Однажды Игорь Германович надоел Джорджу Джорджиевичу, и тот просто вышвырнул его вон. А потом ещё прислал, через секретариат Верховного Совета республики, уведомление: депутаты Совета обладают неприкосновенностью, так что пошёл вон со своими притязаниями. С тех пор найти повод лишить гражданина Лиандра неприкосновенности и отдать под суд стало для прокурора делом чести. И вот недавно…

Меньше месяца назад на пустыре нашли тело вора в законе Коростеля, которого напоили «царской водкой» — смесью кислот. Мягко сказать, в а.уе была и прокуратура, и воровская сходка города. И если прокуратуре надо было проводить экспертизы, искать свидетелей… — то воры просто прислали в «Беркут» своего представителя для прямых переговоров с исполнительным директором. И вроде как договорились. Не без напряжённости, конечно, но взаимопонимание нашли.

Коростель, для полного счастья, был ещё смотрящим по городу. На вакантное место заявили предъявы и воровские кланы, и группировки беспредельщиков. Так что: вы хотите войны, товарищи воры? Ну, хорошо, будет вам война. И с товарищем депутатом, и с беспределом. На два фронта. Либо — мы договариваемся, и тогда «Беркут», в случае чего, вас поддержит. С покойным были сугубо личные обиды, сейчас этот вопрос закрыт. К ворам как классу никаких претензий нет и не было; готовы и впредь жить бок о бок в любви и согласии, каждый за своим забором. А, да, расстроенные чувства братвы понимаем и готовы компенсировать причинённый моральный ущерб. Чемодан золота устроит?

- Чемодан золота? — переспросила Жозефина. Уж больно вся история, со всеми возможными недомолвками и оговорками (служебная тайна, однако!) пересказанная Иркой, походила на сюжет дешёвенького детективного романчика.

- Ну, точнее, дипломат. Дипломат, набитый золотыми монетами и ювелирными изделиями, в том числе много с драгоценными камнями.

Самая пакость, правда, в том, что товарищ депутат и его окружение дьявольски осторожны — так что вышло как всегда. Сигнал сотрудника, внедрённого в «Беркут», был — а с чемоданом золотишка так никого и не задержали.

А вот что точно было — так это что-то вроде пакта о ненападении. Негласный договор. Воры в законе удовлетворены, начальник райотдела милиции уверенно ломится в кресло начальника ГУВД столицы, Верховный Совет республики своих не выдаёт... Короче, как выражались при царизме, решено дело считать небывшим. И — да, товарищ прокурор, отъ.битесь уже от товарища депутата. Он вас не трогает — ну и вам нечего.

И тут Ирка. На кладбище. Куда пришёл товарищ депутат. Вообще-то по сугубо личным делам. Год назад он перезахоронил здесь останки своей любимой женщины. Там история вроде и простая, а на самом деле до крайности мутная. Эта вот Маша — она была чуть не любовью всей жизни товарища депутата. Всё, что касается до неё, обсуждению не подлежит. Так что Ирка, подозреваемая в шпионаже в пользу прокуратуры, пойманная недалеко от столь дорогой сердцу могилы — это укол в самое больное место. И вызов от не смирившегося прокурора. И вот что теперь будет?

- Знаешь, Ир, а мне он не показался таким уж злодеем. Гораздо больше похож на глубоко несчастного человека.

- Ха! — криво усмехнулась подруга. — Я бы на тебя посмотрела, когда бы ты так разозлила одновременно и бандитов, и прокуратуру, что приходится даже на кладбище таскать с собой четверых охранников.

- Не смешно! — ни с того ни с сего ответила Жозефина.

Это было позавчера, 20 марта, в субботу. А сегодня был понедельник, и Жозефина уже третий час сидела в холле небольшого старинного особняка, ныне занимаемого частным охранным предприятием «Беркут».

Сюда она пришла… зачем? Вроде как поговорить с исполнительным директором. А о чём? И сама толком не знает.

Дело, видимо, было настолько важное, что прокурор пригласил их поговорить в тот же день. Не в прокуратуру — в кафе. Но всё равно.

Накосячили девушки знатно. Двадцатое марта — день рождения той самой Марии. А семья, сопровождавшая депутата, — это лучшая подруга покойницы, которая вместе с ней росла в детдоме, её муж и сын. Они приходили помянуть дорогую их сердцам Машу. Лучшая подруга с мужем долгое время жили и работали в Сибири, но недавно товарищ депутат организовал мужу служебный перевод в столицу. А на день рождения Маши решил показать её памятник.

Поэтому сейчас Жозефина скорее вспоминала не одинокого несчастного депутата, а страх. Вот она вернула его из воспоминаний о любимой в реальность своими криками. Вот он обводит всех взглядом. Чёрт, а ведь они все его боялись. До ужаса боялись. Да и она, Жозефина, тоже, чего уж там. Хотя... Напоить живого человека кислотой дано не каждому. Ну, если Ирка не врёт.

А в холле «Беркута» было благостно. Лампы дневного света отражались в белой плитке на полу, стены приятного салатового цвета. Несколько дверей с табличками: «Заключение и продление договоров», «Постоянные клиенты», «Вопросы трудоустройства». Около каждой — мягкие диванчики. Много растений в горшках и кадках. Обслуживание — как в лучших западных компаниях — ну, если верить тем журнальным статьям, которые они читали по этой тематике в рамках курса «Секретарское дело». Периодически из каждой двери выглядывает менеджер и сам приглашает посетителей. Все исключительно вежливы и внимательны.

- Вы по какому вопросу? — доброжелательно поинтересовались у Жозефины, едва она вошла.

- Я... Я по личному вопросу к Джорджу Джорджиевичу.

Некоторое недоумение на лице менеджера.

- У него по понедельникам личного приёма нет. У вас какой-то чрезвычайный вопрос?

- Да!

Вот уж лучше не сформулируешь — чрезвычайный.

- Видите ли, сегодня Джордж Джорджиевич до обеда не по-явится. Заседание комиссии в Верховном Совете.

- А можно его подождать?

- Пожалуйста. Это туда.

Её проводили до диванчика в самом дальнем углу холла. Напротив был вход на второй этаж — узкая лестница, перегороженная рамкой металлодетектора и турникетом. В кабинке за турникетом сидел ещё один человек в чёрной форме с нашивкой «Беркут».

- Как вас представить, когда появится исполнительный директор?

Она протянула охраннику паспорт. Тейлор, Жозефина Андроновна — переписал тот себе на бумажку и вернул документ.

За два с лишним часа она осмотрела в холле всё. Стенд «Наши вакансии». Внушительный список требуемых сотрудников, в том числе: «Личный секретарь руководителя — 2 вакансии». Увы — у двери «Вопросы трудоустройства» обретались в основном мужчины, весь вид и поведение которых намекали — это или бывшие силовики, или спортсмены. Бросился в глаза молодой человек с красным рубцом через всё лицо — явно бывший «афганец». Впрочем, его надолго не задержали.

И, конечно, несколько фотографий в ряд — руководство организации. Исполнительный директор Джордж Джорджиевич висел вторым: то же фото, что и на предвыборных плакатах двухгодичной давности, не похож. Первый портрет — Жмеровский Рудольф Владиленович, генеральный директор. Мужчина на вид лет под пятьдесят, короткая стрижка с залысинами. Спокойный, ровный, пустой какой-то взгляд. Чем-то похож на товарища из органов.

Солидная контора для солидных клиентов: большинство, судя по одежде и внешнему виду, относились к числу новых хозяев жизни, кооператоров и им подобных. Что ж, говорят, у них действительно тяжёлая жизнь — рэкет наседает. Какие-то явные юристы в дорогих костюмах неярких расцветок... «Юрисконсульт — 2 вакансии», кстати. Любили тут, видимо, законоведов.

Входная дверь распахнулась в очередной раз. Сегодня он выглядел явно лучше, чем на кладбище. Аккуратно выбрит, белая рубашка, галстук, очередной пиджак в неярких зелёных тонах.

Уверенной походкой он прошёл по коридору.

- Здравствуйте. Вы ко мне?

Похоже, даже и не удивлён появлению Жозефины.

- Да. Здравствуйте.

- Тогда проходите. Пропусти девушку! — это уже охраннику в кабинке.

Узкая лестница, входная дверь на второй этаж. Практически та же, сугубо деловая, обстановка, что и на первом этаже, только стены светло-серые. Ещё одна дверь. Тамбур. В противоположных концах комнаты — двери в два кабинета. Налево — «Генеральный директор», направо — «Исполнительный директор».

- Секунду! — жестом остановив девушку посреди тамбура, он постучал в дверь к Генеральному. — Я вернулся. Меня кто-нибудь домогался?

Жозефина не могла не фыркнуть. Юмор, конечно, так себе, но... Всё лучше, чем мрачное существо с кладбища.

- Кто там с тобой?

Генеральный выглянул из кабинета. В отличие от Исполнительного, этот вживую почти полностью соответствовал фотографии со стенда.

- А, Жозефина! Проходите. Джо… рдж Джорджиевич, как с ней закончишь — загляни ко мне.

- Здравствуйте…

Чёрт, как же его зовут-то, этого поляка? Надо же — напрочь вылетело из головы. Владлен? Вацлав?

- Не удивляйтесь, Жозефина. У Рудольфа Владиленовича неотъемлемая часть работы — знать всё обо всех, кто сюда приходит.

Исполнительный улыбнулся. Этак… по-хорошему. Ему, кстати, очень даже шло.

- Тем более что Жозефина первым делом показала постовому свой паспорт, хотя он только спросил, как её записать.

У этого грубоватого с виду мужика оказался неожиданно мягкий, успокаивающий голос.

А, ну да. Она же показала паспорт охраннику на входе, он записал…

Войдя в кабинет Исполнительного, Жозефина не могла не охнуть. Внутри было всё, о чём только могла мечтать секретарша образца 1991 года. Лучшие образцы западной офисной техники. Вплоть до того, что пишущую машинку заменяли компьютер на столе и струйный принтер в углу приёмной. Не хватало только самой секретарши.

- Вы что предпочитаете? Есть чай, кофе, минералка и рижский бальзам. Нет — временно — пока только сотрудника, который всё это будет подавать, так что не стесняйтесь и самообслуживайтесь.

Жестом он показал на небольшой шкаф в углу.

- Нет-нет, спасибо.

Ещё не хватало рыться в его шкафах.

- Не стесняйтесь, Жозефина. Вы ведь давно меня ждёте?- С половины одиннадцатого.

- Солидно. И наверняка уже проголодались и волнуетесь.

По-видимому, приглашать её в кабинет он не хотел — снял пиджак и повесил его на спинку пустующего секретарского кресла. Сам сел в него, а Жозефину жестом пригласил на диванчик напротив. Очень удобный мягкий диванчик для посетителей. Потом секунду подумал, встал и залез в тот самый шкафчик сам. Вытащил банку бразильского кофе, две чашки, тарелку и упаковку печенья. Овсяное с изюмом, моё любимое! — мелькнуло в голове Жозефины.

- Не стесняйтесь, пожуйте пока! — он открыл пачку печенья, высыпал часть на тарелку и придвинул к дивану маленький столик, поставив тарелку на него.

И чайник. Да. Разумеется. В комплекте к превосходной технике шёл белоснежный импортный электрочайник — у кооператоров стоит безумных денег. Пара минут — и девушка уже осторожно отхлёбывала кофе из чашки: горячо.

- А я почему-то был уверен, что вы придёте.

Хозяин кабинета устроился в секретарском кресле и тоже отхлёбывал кофе.

- А можно узнать, почему вы так подумали?

- Мне показалось, что вы очень сильно переживали за вашу подружку. И не показалось, что вы смелая.

- Я? Я скорее… отчаянная и дурноголовая.

Он улыбнулся.

- Так вот откуда... Я обратил внимание, как ваша подруга пыталась вас остановить: «Финка, стой!» Финка — это ведь сокращённое от вашего полного имени. Но вот почему именно так? Для подруги вы могли бы быть Жози, Жосси, Жос… и вдруг — Финка.

Теперь понятно.

Жозефина тоже улыбнулась. Потом сказала серьёзно.

- Вообще, я хотела извиниться, Джордж Джорджиевич. За субботу. Я ведь ничего не знала, мне Ира только потом рассказала... Вы явно не рассчитывали в такой день столкнуться с Ирой, да ещё и на кладбище. И решили, что она шпионка прокурора Заречного. А она... Понимаете, она — единственная, кто остался со мной, когда не стало мамы и папы. Остальным было просто наплевать. И на кладбище она пошла, потому что мне тяжело ходить туда одной. Если вы понимаете, о чём я.

- К сожалению. К сожалению, я прекрасно вас понимаю.

Жозефина подняла глаза. Хозяин кабинета смотрел на неё внимательно и сочувственно. И, кажется, это было всерьёз.

- Можете не переживать по этому поводу, Жозефина. Это действительно было всего лишь недоразумение. Передайте Ирине Семёновне, что я к ней не имею никаких претензий. А если захотите, то добавьте ещё, что ценю ту поддержку, которую она оказала своей подруге в трудной ситуации. Я могу представлять только общие детали, но... Получить известие, что одновременно и мама, и отец погибли в аварии... У вас ведь, кажется, других родственников почти нет?

Жозефина напряглась. Он что — в самом деле собирал о ней сведения? Она вопросительно посмотрела на хозяина кабинета.

Тот не стал отводить взгляд.

- Жозефина, вы ведь пришли сказать мне что-то очень личное — и поэтому откровенное, правда? Я тоже хочу быть с вами откровенным. Не удивляйтесь. Появление вашей подруги на кладбище стало для меня неприятным сюрпризом, а такие вопросы я привык выяснять до конца. Поэтому уже вчера у меня была справка, кто вы. Хотя, конечно, состоящая почти исключительно из сведений наших бюрократов. Благодаря им я в курсе, что вы — дочь сразу двух заслуженных учителей республики, что ваш папа преподавал физику, а мама — обществознание. И что Ирина училась с вами в одном классе семь лет. Что ваши родители трагически погибли... Я вам соболезную, Жозефина, и простите, если я сейчас говорю о чём-то болезненном для вас. А вот насчёт ваших прочих родственников — почти нет сведений. Вот я и спросил. Если не хотите, можете не отвечать.

- Наоборот, я хочу, чтобы вы знали. Если уж откровенно... Мой папа — сын офицера флота. Дедушка-моряк погиб при исполнении воинского долга, когда папа был подростком. Его воспитывала мать, моя бабушка, но она умерла от болезни, когда мне было три года, и я её почти не помню. О родителях мамы я не знаю ничего, потому что там были какие-то очень сложные отношения. Когда мама вышла замуж за папу, её родственники её чуть ли не прокляли, а почему — я не знаю. Она никогда не говорила об этом, папа тоже. Наверное, кто-то из моих родственников по линии мамы и сейчас жив и здоров.

Хозяин кабинета некоторое время молчал, глядя куда-то в пол. Жозефина поняла это так, что надо продолжить рассказ. Вздохнула — это было тяжело. Но — она сама пришла сюда.

- Понимаете, Джордж Джорджиевич... Моя мама очень хотела, чтобы я тоже пошла в педагогический и стала учительницей.

А я вместо этого пошла... Хотя у вас, наверное, написано?

- Да. Профтехучилище, специальность «Секретарское дело». Среднее специальное образование. Кстати, если не личная тайна — скажите, а почему секретарское дело?

- Скорее назло, — грустно улыбнулась девушка. — Родители уж очень надоели со своим «вот вырастешь, станешь сама учительницей». Не знаю... Никогда никого не хотела ничему учить. Вот от слова совсем. А в ПТУ — а куда ещё? На повариху? Не хочу. Я люблю готовить для себя, вкусно, а не для трудового коллектива целого завода один котёл на всех. В общем, как-то так и получилось, что пошла учиться на секретаршу. А Ирка отожгла — подалась в школу милиции. А Финка у неё почему-то я.

Она не могла не улыбнуться. Хозяин кабинета рассмеялся.

- Этот настрой вам идёт куда лучше, Жозефина. Значит, в учителя вы не пошли, мама расстроилась…

- Очень сильно. Потом она пыталась себя утешить, что после ПТУ ещё не поздно затащить меня в педагогический институт. Понимаете, она вообще всерьёз относилась к тому, что преподавала. Она верила, что всё будет так, как написано в учебнике по обществознанию. Разовьём производственные силы — и придём в коммунизм. И ей не нравилась Перестройка. Поэтому после ваших выборов мы тоже поругались. Мама голосовала за вашего конкурента, папа понимал, что выиграете всё равно вы, но поддержал маму, а я поставила галочку напротив фамилии «Лиандер».

- А можно узнать, чем я не понравился вашей матушке?

- У вас была мутная биография, судимость за спекуляцию и несколько выступлений, которые мама считала явно антисоветскими. Вы отстаивали право каждого трудиться, как он хочет, и продавать результаты своего труда напрямую всем желающим их купить — за столько, сколько те готовы заплатить. А ещё... Извините, можно я не буду этого говорить?

- Можно.

Нет, об этом Жозефина ему точно не скажет. Ещё маме люто не понравилась история о том, как товарищ Лиандер жил со своей сожительницей не расписанный. И что во всех своих последующих бедах он виноват сам. Да, у них была общая дочь — его любимая дочь. И он её сейчас разыскивает. И даже, скорее всего, однажды найдёт. Но в графе «Отец» в свидетельстве о рождении девочки стоял прочерк, штампа в паспорте у его сожительницы не было, поэтому всё правильно: девочку, как круглую сироту, определили в дом малютки, оттуда её очень быстро удочерили другие люди. Сейчас у неё другие фамилия, имя и отчество, а мамой и папой она называет кого-то другого. Сам виноват, любил бы жену и дочь — сходил бы в загс. Но пересказать ему это сейчас? Не настолько она отчаянная и дурноголовая. Да и он человек, его тоже жалко.

- В общем, Джордж Джорджиевич, закончилось всё тем, что накануне вечером мы с мамой очень сильно поругались. Она пыталась давать мне какие-то советы, как себя вести, а я ей отвечала, что хватит меня учить. В конце концов, отец увёл маму спать, а утром они поехали за город на дачу. Обычно я тоже вставала пораньше, чтобы их проводить, а тут из принципа решила, что не буду. Я не спала, но притворилась спящей. Зашёл папа и поцеловал меня в висок. И они уехали. А вечером пришёл милиционер с сообщением об аварии... Если бы я знала утром, что никогда больше с ними не поговорю…

Девушка заплакала. Хозяин кабинета мгновенно встал с кресла и сел на диванчик рядом с ней. Взял её за руку. Очень аккуратно и ласково.

- Извините, что я вас заставил это вспоминать, Жозефина.

Девушка пыталась прекратить плач, но это было сложно.

- Жозефина, простите. Мне действительно очень неудобно.

А вы... Вы храбрая и всё лучшее у вас впереди.

Он ей улыбнулся.

Да... Странное дело всё-таки. У него даже взгляд вроде как поменялся. Угрюмый человек на кладбище обводил присутствующих тяжёлым серо-стальным взором эсэсовского карателя. Сейчас он пытался её ободрить — и в светло-серых глазах читалась надежда на лучшее будущее.

- Жозефина, ну, хотите, чтобы мы были квиты — задайте мне какой-нибудь вопрос, который боитесь задать. Я ведь тоже кое о чём догадываюсь. И подругу вашу знаю достаточно давно — она честно и преданно служит своему начальнику, прокурору Игорю Заречному. И, кстати, считаю, что это правильно: взялся работать в команде — так уж служи общему делу верой и правдой. Так что... Могу даже примерно представить, что она вам обо мне рассказала. Вот и спросите, так оно или нет. Обещаю, что никогда на вас за это не обижусь.

- Скажите, а вы сильно любили Машу?

И почему она спросила именно это? Первое, что пришло в голову — то и брякнула.

- Я и сейчас её люблю. Для меня она всегда живая. Кроме того, она, пожалуй, единственный человек в моей жизни, который меня не предавал.

Он отпустил руку Жозефины и откинулся на спинку дивана рядом с ней.

- Ещё раз простите, Джордж Джорджиевич.

Жозефина встала. А что ещё им сейчас обсуждать?

Он понимающе кивнул.

- Передайте Ире, пусть она не переживает. У меня к ней никаких вопросов и никаких претензий. Всего вам хорошего.

На пороге кабинета Жозефина остановилась — нельзя было уйти, не окинув напоследок взором это офисное великолепие.

- Джордж Джорджиевич, а почему вы до сих пор не нашли себе секретаря?

- Во-первых, генеральный директор пока что тоже не нашёл, во-вторых... Когда мы организовывали «Беркут», то решили, что сначала обустроим компанию, а уже только потом себя любимых. Поэтому до недавнего времени все наши деньги уходили на благоустройство помещений и на наём и оплату самых необходимых сотрудников.

- Понимаю... До свидания, Джордж Джорджиевич.

- Всего вам хорошего, Жозефина.

...Спустя неделю она сидела дома и листала газету. О том, что пора найти постоянную работу, Жозефина начала думать ещё осенью. Конечно, можно и дальше брать разовые заказы на перепечатку разных текстов, но пора уже возвращаться в нормальную жизнь.

Одно объявление было выделено жирным шрифтом. Частное охранное предприятие «Беркут» приглашает на работу... Резюме направлять... Да, пока ещё актуально: требуются секретарь отдела и секретарь руководителя.

Решительно села за печатную машинку, заправила новый лист. РЕЗЮМЕ. Тейлор Жозефина Андроновна. Родилась 23 августа 1968 года. Проживаю: город Мошковец… постоянная столичная прописка имеется. Образование: ПТУ № 743 города Мошковца, специальность «Секретарское дело», окончила в 1987 году. Опыт работы: исполнение печатных работ по соглашению. Желаемая должность: любая работа по специальности.

Допечатала, расписалась внизу, положила в конверт, на конверте написала почтовый адрес «Беркута».

Ещё через три дня ей позвонили.

- Жозефина Андроновна? Частное охранное предприятие «Беркут» беспокоит. Получили ваше письмо с резюме и просьбой о трудоустройстве. Ждём вас на собеседование завтра к 14 часам. Пожалуйста, запомните или запишите: собеседование будет проводить Рудольф Владиленович.

4

- Здравствуйте, Жозефина.

- Здравствуйте, Джордж Джорджиевич.

В принципе, к этому надо было быть готовой. Секретарских вакансий в «Беркуте» было несколько, вплоть до места секретаря общего отдела. Собеседование прошло стандартно: общие вопросы, типичные для подобных процедур; просьба распечатать рукопись приказа о поощрении сотрудника. Нет-нет, у нас уже не пишущие машинки, а компьютеры. Так, отлично, теперь нажмите сюда — выводите на печать на принтере. Ничего, техника не особо сложная, а вы девушка умная, освоите. Вот это наш типовой контракт на трудоустройство, дома прочтите внимательно, взвесьте все за и против, и если надумаете — то ждём вас на подписание и оформляем вам трудовую книжку. А работать вас направим, если согласитесь, к исполнительному директору — вы ведь, кажется, уже знакомы? Да, всё понимаю. Побеседовать с ним — ваше полное право. Он ждёт вас и готов ответить на все ваши вопросы.

Жестом он пригласил девушку в секретарское кресло, а сам, наоборот, уселся на диванчик для посетителей. Сегодня он был одет в джинсы и белую водолазку и в таком виде совершенно не походил на героя рассказов Ирки. Обыватель с претензией на красивую жизнь — одёжки были всё-таки импортные, сразу видать.

- Жозефина, а кто вас научил так одеваться? И где вещи брали, если не секрет?

Перед походом на собеседование девушка ещё раз заглянула в свои старые тетрадки, оставшиеся от учёбы — перечитала всё по теме «Официально-деловой стиль одежды». И как могла подготовилась. Женский пиджак светло-синего цвета с отливом, такая же юбка чуть ниже колен, кремовая блузка. Туфли, правда, немного поношенные, на невысоком каблуке. Немного косметики, неяркая помада. С волосами можно было бы, наверное, придумать что-то получше, но фантазии не хватило — обошлась аккуратным «конским хвостом» на затылке.

- Вам не нравится?

- Наоборот. В десятку вы, конечно, не попали, но твёрдые восемь или даже девять — выбили. Так всё-таки — где вы учились одеваться?

- На курсе «Секретарское дело». Тему «Официально-деловой стиль в одежде» мы тоже проходили. А я всегда старалась учиться хорошо.

- Вот! — он одобрительно кивнул. — Я примерно это и имел в виду. Вы не находите, Жозефина, что одна из наших главных бед — так сказать, вообще, страны в целом — это самовлюблённые дилетанты? Когда человек изображает из себя нечто, а сам при этом даже как следует не освоил базовый курс профтехучилища? А вы его освоили — и получилось примерно то, что я и хочу видеть в моей приёмной. А одежду где брали?

- Шила по заказу... Ну, не сама, конечно, обращалась к портнихе... По моделям из «Бурды».

- Отличный немецкий каталог одежды. Жаль, редкая наша дама долистает его до раздела «Деловой стиль». У вас получилось.

Он немного помолчал, потом внимательно посмотрел на девушку.

- Жозефина, я никогда не проводил собеседований с молодыми красавицами, устраивающимися ко мне в секретарши. Мужиков в охранники нанял уже чуть не полсотни, а с дамами... А это совсем другое. Поэтому — как вы отнесётесь, если мы не будем валять дурака и я сразу скажу вам главное? А все формальности, относящиеся до ваших профессиональных обязанностей, отлично расписаны в проекте трудового договора, который вам дал Генеральный.

- Хорошо, Джордж Джорджиевич, давайте про главное.

- Номер раз. Я терпеть не могу принуждение к сексу. На крайний случай можно купить секс за деньги у дам определённой профессии, но это уже коммерческая сделка. Поэтому я вам даю сто процентов гарантии — вы сами будете выбирать границы нашего общения. Только то, что прописано в трудовом договоре, или нечто большее — это будет строго на ваш выбор.

- Неожиданно… — пробормотала Жозефина.

- Ну, мы же договорились, что сейчас обсуждаем главное?

- Да-да, продолжайте.

- Номер два. Если вы согласитесь здесь работать — то вы будете моим секретарём, Жозефина. Ключевое слово — мой. Это значит, что если хоть кто, даже Генеральный, попробует навалить на вас какую-то дополнительную работу или начнёт домогаться — то терпеть и молчать не надо. Вы работаете на меня, и защищать вас от посторонних нападок — одна из моих обязанностей. Так что сразу говорите мне, если кто что посмеет. Хорошо?

- Хорошо.

- Номер три. Деликатный вопрос, Жозефина. Прошу отнестись с пониманием. В моё близкое окружение входят в основном люди, которых я знаю достаточно давно. В том числе женщины, когда-то бывшие моими любовницами. Иногда они тоже здесь бывают. Поэтому я не могу исключать, что они будут смотреть на вас… эээ… как бы это поточнее сформулировать.

- Не стесняйтесь, Джордж Джорджиевич. Для этого уже давно придумали особое слово — секретутка.

- Если бы. В довесок к секретутке ещё идут милейшие чувства, в целом именуемые словом «бывшая».

- Вы тяжело с ними расставались? Ой... Извините, я, кажется…

Он ободряюще улыбнулся.

- Вы задали вполне резонный вопрос, так что я не в претензии. Как бы вам поточнее ответить... Они все — из прошлой жизни, понимаете? Им хочется всё вернуть, а я хочу всё забыть. В общем, Жозефина, я это к чему? Будьте готовы к каким-то мелким уколам, а если уколы будут не мелкие — опять же, не стесняйтесь и сразу сообщайте мне. Я найду способ заставить их вас уважать.

- А разве можно заставить уважать? Можно заставить бояться…

Жозефина замолчала. Нет, этак она точно провалит всё собеседование. Однако исполнительный директор улыбнулся в очередной раз.

- Если вы согласитесь устроиться ко мне секретаршей, я даже знаю, что станет вашим первым служебным поручением. Вы мне поможете написать и отредактировать статью в журнал «Вопросы философии». А пока вы ещё думаете, то номер четыре. Вот как раз об уважении. Рудольф Владиленович, на правах генерального директора, скорее всего, быстро перейдёт с вами на «ты» в одностороннем порядке. Кто-то из старичков (а ко мне периодически заглядывают разные заслуженные старички) — скорее всего, тоже. А у меня — пунктик. Если вы станете моим секретарём — вы будете частью моей команды. Если хотите, одной из моих опор. И поэтому на «ты» мы с вами перейдём только тогда, когда вы сами этого захотите и когда первой скажете мне «ты». Холопов у меня хватает и без вас. Вот это — всё, вроде. Пока. Если ещё что припомню — скажу потом. Вопросы есть?

- Джордж Джорджиевич, я не могу у вас этого не спросить. Как вы ко мне относитесь? Я ведь всё равно вызываю у вас подозрение — подруга Иры…

Он ответил сразу же и на удивление спокойно, как будто речь шла о ценах на селёдку в ближайшем рыбном магазине.

- Насколько я понял, вы — девушка: а) умная и б) порядочная. Порядочность у людей, как правило, проходит довольно быстро, а вот ум они всё же теряют не сразу. Ну и, пожалуй, не для протокола. Шпионы прокурора Заречного в «Беркуте» есть и без вас. Я знаю, кто они, но не трогаю, потому что убери этих — он пришлёт новых. В общем, прямых поводов подозревать вас в подобных делах у меня нет. Да и подруга Ира вам наверняка рассказала, что единственное, чего я не прощаю никогда и никому, — это осознанное предательство. В этой части я подтверждаю прокурорские народные сказки обо мне.

Жозефина невольно откинулась в кресле. Видимо, к ответам на подобные вопросы нельзя быть готовой до конца. Кресло было мягкое и удобное. Если она согласится здесь работать — это будет её кресло.

Хозяин кабинета продолжал сидеть на диванчике и ждать, что ещё скажет или спросит девушка. Потом поинтересовался:

- Жозефина, я вас, кажется, слишком напугал? Я не хотел, не сердитесь. Кофе с печеньками будете? В прошлый раз вам, кажется, понравилось.

- Джордж Джорджиевич, так мне что теперь? Только расписаться в трудовом договоре? Или что-то ещё?

Он рассмеялся.

- Нет-нет, Жозефина, я — исполнительный директор. Мне что сказали — я то и исполняю. Вот пришлют уведомление из отдела кадров о вашем назначении — его тоже буду исполнять. К кадровикам — по коридору прямо, кабинет 206, все вопросы туда.

5

Вечером следующей пятницы она отмечала первую неделю работы в «Беркуте». Одна. На кухне. Пожалуй, этим не стоит делиться даже с Иркой. По крайней мере, пока. Всё произошло слишком быстро. Надо собраться с мыслями и обдумать всё самой.

Вопрос «вот зачем я вообще туда пошла?» как-то померк на фоне массы плюсов работы личным секретарём исполнительного директора частного охранного предприятия. Например, всем сотрудникам управленческого звена полагались, в дополнение к зарплате, ещё и продуктовые наборы. Дожёвывая тонкий ломтик сырокопчёной колбасы, девушка невольно подумала, что вся остальная страна…

На шестом году перестройки, ускорения и гласности того и гляди начнётся голод, как в Поволжье в двадцать первом. В столице — и то уже ввели талоны на основные бытовые товары и продукты питания. Что творится в провинции... Публикуемые в газетах письма с мест лучше было вовсе не читать. А в «Беркуте» ей сегодня после обеда выдали приличных размеров пакет: колбаса, тушёнка в банке, две банки рыбных консервов, килограмм макарон... За всем этим и прочим, что в пакете нашлось, полстолицы сейчас толпилось в очередях в продуктовые магазины; номерки на руках рисуют, как в концлагере, чтобы свою очередь не пропустить. Может, осторожненько поинтересоваться, а нет ли у них ещё и свежих продуктов — мяса кусками, овощей, зелени? Даже не в качестве пайка, а купить за свои? Хотя нет, это уже наглость.

Да и денег сейчас особо нет. Раньше, когда Жозефина зарабатывала на жизнь частными заказами по перепечатке и подготовке разных текстов и официальных бумаг, у неё скопилось немного, даже сбережениями называть странно. В течение минувшей недели оно всё ушло на пополнение гардероба.

Ближе к вечеру понедельника шеф осторожно поинтересовал ся — не обидится ли Жозефина, если завтра он выделит ей полдня на поход по магазинам одежды с Эльзой Людвиговной. Эльза Людвиговна — она вообще-то художница, довольно известная, у неё выставка в Манеже, но и по части одежды она большой спец. Не возражает ли Жозефина довести свой рабочий гардероб до образцового состояния? Тем более что у шефа завтра до полудня — опять комиссия в Верховном Совете и там же приём избирателей.

Эльза оказалась, если одним словом, роскошной женщиной. Похоже, действительно знающей толк в одежде. Никакой вычурной и несуразной показной роскоши, спокойное королевское достоинство. И — чего уж там! — настоящая сексуальность. Только какие-то отдельные детали, вроде характерных изменений на коже рук, намекали, что в реальности ей уже за сорок. Значится, так. Для начала поменяем цветовую гамму. Жозефина, ты не предмет мебели в приёмной, чтобы сидеть в кабинете со светло-серыми стенами в костюме светло-синего цвета. И вообще, может, поиграем на контрасте? Шатенке — деловой костюм цвета «молоко», как ты на это смотришь? Ага, именно что — будешь лучом света в тёмном царстве господина исполнительного директора. Это по части строгого делового стиля. А ещё можно что-то менее официозное. Как ты смотришь, если попробуем сделать из тебя девушку-ковбойку? Джинсовая пара классической расцветки?

Обновки и правда были одна лучше другой. Вот только... Шеф предложил вполне приемлемую схему. Раз уж Жозефина ни к каким дорогим подаркам от малознакомых начальников склонности не имеет, то выпишем аванс на сумму покупок с последующим удержанием из зарплаты частями, ну, скажем, в течение года. Всё официально, через бухгалтерию. Простите, не могу! — ответила Жозефина и расплатилась своими сбережениями.

А ещё... Не особенно приятный эпизод. Они выбирали обувь, и Эльза посоветовала особое внимание уделить всевозможным босоножкам. По большому секрету и только между нами, девочками — шеф обожает женские ножки. В забугорной эротической индустрии это называется foot fetish. Жозефина ничего отвечать не стала. Шеф хоть и сказал, что о каждом случае хамства со стороны его бывших докладывать ему, но — не начинать же трудовую деятельность со скандалов и доносов? Так что, в общем, итальянские кожаные сандалии для хождения по офису они тоже подобрали, как-нибудь потом надо будет обновить.

А с шефом как-то не очень хорошо в итоге получилось. Жозефина не хотела задавать этот вопрос таким тоном. Фраза — одна и та же: «А как вы познакомились со столь знаменитой художницей, как Эльза Людвиговна?». Почему бы и не спросить после столь удачного похода по торговым точкам столицы, о большин стве из которых Жозефина до этого и не знала ничего. Но перед секретаршей самогó уважаемого Джорджа Джорджиевича они охотно распахнули свои двери. Всё лучшее — для вас, Джорджу Джорджиевичу передавайте наш привет и полное уважение. А интонация, какой тот вопрос был задан... Подкачала. А шеф в очередной раз не обиделся.

Это был уже вечер, Жозефина собиралась домой, исполнительный директор полулежал в своём кресле, закончив все дела.

— Эльза была одной из моих первых девушек, Жозефина. Мне тогда было 18, ей — немного за тридцать, и она была великолепна. Уже тогда она начала увлекаться рисованием. Сначала работала натурщицей в художественном училище, потом заинтересовалась живописью. Опять же, я в то время зарабатывал изготовлением на заказ резных вещей по дереву — а их ведь тоже сперва надо нарисовать. В общем, позже, по прошествии лет, я даже как-то и не удивился, что она стала художницей. Помог ей переехать в столицу и устроить первую выставку. Она предлагала мне возобновить отношения, но... В своё время именно от неё я ушёл к Маше, так что сейчас она каждый день была бы мне живым напоминанием об этом. А это больно.

Тем вечером Жозефина долго не могла заснуть. Стыдоба. Опять влезла, куда не просили.

Нет, лучше опять о еде. Выяснилось, что в «Беркуте», в подвальном помещении, имеется столовая для сотрудников. И она — пожалуй, лучшее место общественного питания, которое было с Жозефиной. Хотя в смысле меню — общепит как общепит. И рыбный день у них там тоже бывает. Просто — неизвестно, кто и как это организовал, но столовка «Беркута» готовила честно. Уж если прописано в рецептуре, что борщ с мясом — так он там с мясом и в том количестве, которое по рецептам положено. А на её первый обед её сопровождал шеф. И потом ещё подколол: мол, бывал здесь и товарищ прокурор Заречный. Искал, по очередному доносу, пыточный подвал, но нашёл только много хорошей еды. Так что неизвестно, от чего сильнее расстроился: то ли от отсутствия камеры пыток, то ли от обилия еды, пока прокуратура на талонах на крупу сидит.

И вообще... Вот не был шеф похож на босса мафии, которого живописала Ирка после похода на кладбище. Хотя и на героя не был похож. Обыватель. В хорошем смысле этого слова. Ему бы по-прежнему вырезать портреты по фотографии на досках и чёртиков из лесных коряг. Но не сложилось…

Зато в «Беркуте» имеется Алёша. Вернее, Алексей Рудольфович Жмеровский. Внебрачный сын генерального директора, временно определённый его секретарём. Найдя Исполнительному Жозефи ну, себе Рудольф Владиленович нанимать девушку со стороны не стал, а привёл сына. Которого, видимо, полагал оставить в «Беркуте» насовсем, потому что Алёша уже успел поработать рядовым охранником, начальником бригады и приобщиться к отбору новых сотрудников в качестве работника отдела кадров. А теперь попал в секретари Генерального.

Нет, шеф, конечно, говорил, что если кто попробует припахивать Жозефину к не её обязанностям... Но попробуй отказать Рудольфу Владиленовичу, когда он просит. Раз уж товарищ Лиандер опять завтра с обеда уезжает (на этот раз в комиссию при Съезде народных депутатов СССР, где он тоже делегат), так не поможешь ли Лёшке овладеть секретарским делом? Кабинеты напротив, в одном тамбуре. И — да: как и говорил шеф, для Генерального она сразу стала «ты» и без отчества.

Алёша оказался деликатнее. «Жозефина, а можно на “ты”?» — вопросил он и, не дожидаясь ответа, тоже перешёл на панибратство. Кстати, он, в общем и целом, симпатичный молодой человек, что уж там. Мог бы быть наглее, но папа рядом. И у папы — позиция. Не умею, говорит, ходить вокруг да около, Жозефина, поэтому скажу просто: ты и на Джо (это про шефа), и на меня произвела хорошее впечатление своей порядочностью. Поэтому вмешиваться не буду. Если хватит у Лёшки ума и способностей покорить кого-то приличнее дворовой девки — то пускай пробует. А давить своим авторитетом — хрен ему, пускай сам в жизни успеха добивается. Тем более в личной.

Откровенные и простые люди, да уж.

Впрочем, Алексей Рудольфович оказался вполне способен освоить премудрости правильного оформления приказов, актов, договоров, благодарственных писем и протокола общего собрания. А чего-то в нём не хватает. Вот у шефа — есть, а у Алёши нет.

Шеф, например, запросто может при разговоре встать, подойти к стоящему в его кабинете шкафу с книжками; вытащить, скажем, том Солнца Нашей Поэзии и найти цитату по поводу. Причём не из стихов из школьной программы.

Вот вчера — он положил ей на стол очередную порцию исходящих писем на распечатку. Сверху: «Прокурору… советнику юстиции… Заречному Игорю Германовичу». На Ваше входящее сообщаю, что интересующие Вас сведения предоставлены быть не могут за отсутствием в действующем законодательстве прямого указания о том, что организации обязаны предоставлять таковые органам прокуратуры. Исполнительный директор Лиандер Д. Д.

Черкнул на изготовленном Жозефиной документе подпись; встал из-за стола немного размяться; подошёл к шкафу, вытащил книжку. Вот вам, кстати, Жозефина, для общего развития. Александр Сергеевич, Наше Всё. Наброски к историческому труду «История Петра». Описание страны накануне его реформ. Цитирую: «Законы — более обычаи, нежели законы. Правосудие отдалённое, в руках дьяков. Дьяки плуты, подьячие воры. Нравы дикие, свирепые». Ничего не напоминает?

…Нет, он определённо больше, чем просто обыватель. А кто тогда?

Жозефина встала из-за стола, прошлась по кухне, вышла в коридор. Там висело большое зеркало. Посмотрела на себя. Улыбнулась.

Нет, это не шеф был маленький. Шеф был нормального среднего роста. Это Жозефина была высокой девушкой, даже в школе иногда Каланчой дразнили. Когда они оказывались рядом, было заметно — Жозефина выше Джорджа Джорджиевича. На три или четыре сантиметра, но тем не менее. А что печально — от этого её обыкновенное телосложение казалось худобой, а более чем достойный третий размер груди смотрелся меньше. А лицо... Обыкновенное лицо. Лицо молодой привлекательной женщины, цвет волос — шатенка, глаза — зелёные. Но — с чем сравнить.

Её почему-то вдруг задело. Сегодня к шефу приходила Шикарная Женщина. На вид что-то около тридцати лет, но... Она явно специально ухаживала за собой и эксплуатировала свою красоту. Роскошная брюнетка, явно не без восточных кровей. Искусственный, но от этого не менее великолепный загар. Высокая грудь минимум четвёртого размера, подчёркнутая облегающим платьем. Яркая помада, даже с перебором. И, если верить Эльзе, мечта шефа — стройные ноги, идеально ухоженные ступни, идеальный педикюр. Дорогие туфли, которые всё это подчёркивают.

Жозефину она оглядела этак… осторожно. Если что и не заценила, то ничем не выдала своего превосходства и презрения к бледной моли в кресле секретарши. Здравствуйте. Сообщите, пожалуйста, Джорджу Джорджиевичу, что пришла Теофилия Маркес.

Шеф встретил её приветливым лёгким объятием. Здравствуй, Тео! Чай, кофе или минеральную воду? Нет-нет, спасибо, я ненадолго.

Она действительно пришла ненадолго. На несколько минут.

Ушла почти незаметно, попрощалась вежливо. После чего…

Роскошная женщина Тео оставила шефу подарок — массивный платиновый католический крест с крупными изумрудами на концах на тяжёлой платиновой цепочке. Минут десять Джордж Джорджиевич сидел в задумчивости и перебирал цепочку с крестом на манер чёток. Потом тихо вздохнул и отправил подарок во второй ящик стола. На открытую дверь кабинета и на Жозефину, которой через неё была видна игра шефа цепочкой, он не обратил никакого внимания — ушёл в себя, вернётся не скоро. Спросить бы... Но она уже пыталась спрашивать про Эльзу. Стыдобища.

Может, в понедельник всё же надеть что-нибудь посмелее? Джинсовую пару и сандалии на босу ногу?

- Жозефина, вы — звезда на небосклоне нашего предприятия! — выдал Джордж Джорджиевич в понедельник. Да — джинсовая пара и босоножки. Плюс шеф, опять приехавший только после обеда, потому что у него Верховный Совет, следовательно, уже порядочно уставший.

- Спасибо, Джордж Джорджиевич. Соответствую высокой чести…

Она не окончила фразу — рассмеялась. Шеф любит, когда она смеётся.

Далее были три часа обычной секретарской работы. Ответы на входящие письма. Два приказа о поощрении сотрудников — это надо отпечатать покрасивее, в холле на доске почёта вывешивать будем. Добегите до финансового отдела — что они за хрень мне на визу притащили? И почему мне, а не Генеральному? Кто у нас там по записи на завтрашний приём — составьте полный список по хронологии и кто по какому вопросу. А, да, не пора ли нам чаю попить? (Святое право, озвученное ещё в первый рабочий день: помимо обеда есть ещё пять минут на чай через полтора часа работы.)

А где-то за полчаса до окончания рабочего дня он попросил девушку… как-то так, не без стеснения.

- Жозефина, вы сегодня действительно очаровательны. Вы не могли бы немного мне попозировать? Сам не знаю с чего, но я почему-то решил вспомнить, как делал портреты на дереве. А для них нужен рисунок или фото.

- Хорошо… — оторопела секретарша. — А почему вы решили начать именно с меня, если не секрет?

- Вот ни разу не секрет. Вы — одна из немногих, на кого мне приятно смотреть. И кого мне хочется увековечить.

Насчёт «увековечить» Жозефина решила не шутить. Да, конечно. Как надо сесть? Вас интересует лицо? Лучше всего — за рабочим столом? Да, конечно.

Начал он как-то неуверенно. Отдельные слабенькие штрихи. Долго смотрел на девушку, пытаясь разглядеть что-то, нужное ему. А она старалась, позировала. И не стала напоминать, что закончился рабочий день. Нечего ломать человеку вдохновение.

Около семи вечера он остановился. Осмотрел рисунок.

- Нет... Что-то не то, и я сам пока не знаю что.

Тяжко вздохнув, протянул листок Жозефине — мне это, конечно, ни разу не нравится, но вы имеете полное право увидеть. Ну, как вам?

- Пожалуйста, Джордж Джорджиевич, если вам всё-таки не понравится — то не уничтожайте, а отдайте мне. Мне нравится.

Перед ней был ну, как минимум, первоклассный портрет из тех, что художники на Арбате рисуют карандашом желающим прохожим. И даже, пожалуй, нечто большее. Она... Она хотела бы увидеть себя такой. Это был очень радостный рисунок. А у Жозефины уже давно не было по-настоящему радостных дней.

- Забирайте! — он отдал листок сразу. — Если вам действительно нравится…

- Это замечательно, Джордж Джорджиевич. Если захотите -я могу ещё попозировать.

- Не будем исключать такой вариант! — он улыбнулся. — Если вы оценили — то, пожалуй, не стоит останавливаться на первой версии.

- Новую жизнь начинаете? — в шутку спросила Жозефина.

- Как вам сказать... Во всяком случае, в минувшую пятницуя попрощался со значительной частью старой.

Он вдруг прищурился.

- Алёшка вам ведь уже наверняка всё рассказал про Тео?- Нет, он ничего не говорил. И вообще, я не… Шеф улыбнулся.

- Жозефина, вам придётся принять это как данность. У нас тут — маленькая частная компания. И — как в деревне. Все всё знают про всех. Плюс Агран… Рудольф Владиленович, как порядочный человек, сам мне сообщил, что припахал вас учить секретарскому делу Алёшку. А уж то, что Алёшка к вам неравнодушен... В его возрасте простительно считать себя великим конспирологом и думать, что никто вокруг не понимает, что вы ему дико понравились.

Жозефина слегка покраснела и опустила глаза.

- Даже если и так, Джордж Джорджиевич, он мне ничего не говорил ни про вас, ни про Тео. Вы слишком плохо о нём подумали.

- Учту вашу критику и постараюсь исправиться! Ёрш твою медь…

Его взгляд упал на часы над входной дверью.

- Чуть не три часа как закончился рабочий день... Извините, Жозефина. Надеюсь, я не сорвал вам какую-то встречу или посиделку? Сейчас попробую исправиться.

Он вышел в тамбур и постучал в дверь напротив.

- Рудольф! Ты ведь наверняка ещё здесь, а?

Генеральный отпер свою дверь изнутри.

- Я тут по личной дурости задержал Жозефину. Организуй ей доставку домой на машине. От подъезда до подъезда. Я ушёл.

Жозефина, ещё раз извините, до завтра и всего вам хорошего.

…Половину дороги она тихо улыбалась. Кто бы мог подумать. Алёшка, похоже, действительно…

Генеральный засиделся на рабочем месте не один, а с личным секретарём, он же — родной сын Алексей Рудольфович. И, видимо, хотел посидеть ещё, но едва захлопнулась дверь за Исполнительным, Жмеровский-младший решительно заявил: «Я сам её отвезу!» Каким-то таким особо решительным тоном, не допускающим возражений. Генеральный посмотрел на него с некоторой снисходительностью и, видимо, решил дать шанс.

У Алексея была «девятка» тёмно-красного цвета. Новенькая — только недавно купил. С тонированными стёклами. Для 1991 года — самое то покорять девчонок своей крутостью.

- Садись! — он предложил ей сиденье рядом с собой.

- Спасибо, я лучше сюда, — девушка села на заднее сиденье. Младший Жмеровский досадливо вздохнул, но, видимо, просто так сдаваться не привык.

- Тебе куда?

Жозефина назвала адрес.

- Ого! Ты что же — каждый день ездишь на работу через полгорода?

- Ну, метро пока ещё работает.

- Тебе надо ездить на машине. Такой красивой девушке нечего делать в метро.

- Вот получу первую зарплату — сразу куплю! — рассмеялась Жозефина.

- Ещё можно найти хорошего парня с машиной.

…Нет, определённо — опыта по покорению девушек у него было мало. Святая простота практически.

- Я подумаю.

Он мужественно молчал целых две минуты. Или даже три.

- А что значит «задержал по личной дурости»?

- Джордж Джорджиевич решил вспомнить, что когда-то он был художником, и попробовал нарисовать мой портрет.

Алёшка снова замолчал. Неожиданный поворот.

- И как — удалось?

- Во всяком случае, мне понравилось.

- Мудрый Змей… — с ещё большей досадой произнёс Алёшка.

- Что?

- В «Беркуте» между собой ребята зовут его Мудрый Змей.

- Да? А почему?

- А потому, что ума у него — палата. И хитро… мудрости тоже. Что, больше не с кого портрет рисовать? Вот с Фили бы рисовал.

Жозефина чуть не расхохоталась в голос с этого монолога, но любопытство оказалось сильнее.

- А кто такой Филя?

- Кто такая. Помнишь, в пятницу к нему приходила роскошная брюнетка испанских кровей? Её зовут Теофилия. Это если полным именем. А так — он зовёт её Тео, а я звал Филей. Она вообще-то классная, но…

Алексей подумал пару секунд и решил продолжить.

- Вообще-то Филя — она того… ну… путана! — наконец выдал он самое приличное слово, которое смог вспомнить. — Интердевочка. Но Мудрому с ней нравилось. Они жили вместе около полугода, и Филя даже помогала ему отделывать его новую квартиру. Точнее, там целый особняк, оформленный по бумагам как квартира. Но по итогу то ли Филя от него сбежала, то ли он от Фили. Во всяком случае, там точно был мордобой на прощание. Но, кажется, он к ней до сих пор неровно дышит. От такой женщины сложно уйти.

За окном замаячил лесопарк. Там, в глубине парка — станция метро.

- Алёша, останови где-нибудь здесь. Я хочу прогуляться, голова чугунная после работы.

- Жозефина, ты чего? Ты обиделась, что ли? Прости, я не хотел. Нет, ну честно! И вообще... Мне сказали доставить тебя от подъезда до подъезда!

- Алёша, притормози.

Всё равно ведь не отстанет — раз уж ему сказали от подъезда до подъезда. Железобетонный аргумент, однако. Но сказать ему надо.

Красная «девятка» остановилась на первой удобной обочине.

Алексей обернулся к пассажирке.

- Алёша, скажи — а почему ты решил, что лучший способ завоёвывать меня — это рассказывать мне гадости про Джорджа Джорджиевича за его спиной?

…Остальную часть пути он угрюмо молчал, а Жозефина время от времени разворачивала свёрнутый трубочкой листок с рисунком Джорджа. Хотя…

Высаживая её, он сам открыл дверь. И негромко, но решительно произнёс:

- Я, может, пока действительно чего-то не понимаю. Но я тебе докажу, что я лучше, чем ты обо мне думаешь! Ты... Ты такая классная, Жозефина!

Она совершенно искренне улыбнулась ему на прощание.

- Можно, я заеду за тобой утром?

- В другой раз как-нибудь, Алёша. Указания возить меня каждый день пока ещё не было.

…М-да. Маленькая частная компания. Как в деревне. Все всё про всех знают. Алёшка никому ничего не сказал, Жозефина тоже, но у младшего Жмеровского, что называется, всё было написано на лице. Генеральный на него посмотрел снисходительно, на Жозефину — уважительно. Слов не требовалось. Всё понимаю. Мой дурень решил с наскока отхватить кусок, который ему ещё явно не по зубам. Ничего, пускай учится, жизнь — она такая.

А у Исполнительного был обычный рабочий день повышенной занудности. Сегодня по графику после обеда приём посетителей. Очередной десяток просителей с разными мелочными ходатайствами. Отпустив последнего, он посмотрел на часы — двадцать минут до конца рабочего дня; потянулся в кресле и решительно потребовал — Жозефина, сделайте зелёного чая! Чёрным он обычно поил своих гостей, а зелёный пил потом сам, снимая утомление от разговоров с людьми. Не будь служебной необходимости и интересов дела — в гробу бы их всех увидать.

- Великолепно! — он отхлёбывал напиток, принесённый Жозефиной, с явным удовольствием.

- Спасибо, я старалась.

- Слушайте, а может — действительно? Я как-то даже и не подумал сначала... Вы же ездите на работу через весь город. Мы не сильно богатое учреждение, но организовать вам машину для поездок из дома на работу и обратно как-нибудь сумеем.

- Пока я вроде справляюсь и так, Джордж Джорджиевич. Не опаздываю. И потом... Поймите правильно. У вас же не все сотрудники живут рядом с работой? Почему кому-то есть транспорт за счёт предприятия, а кому-то нет? Сразу пойдут всякие разговоры…

Он отхлебнул ещё чаю. Сделал вдох-выдох. Посмотрел на девушку.

- Плевать я хотел на разговоры, Жозефина. Пускай болтают.

Вы знаете…

Он замолчал, явно прикидывая, говорить или нет.

- Вам подружка Ира не рассказывала, что такое длинное свидание? Выпускница школы милиции должна быть в курсе.

- Это что-то такое в тюрьме?

- Да. Свидание с родственником, длящееся сутки или двое. В отдельном помещении, где есть даже двуспальная кровать, сами догадайтесь для чего. И всё прекрасно, дверь заперта, только под потолком висит камера наблюдения. И где-то там сидит дежурный по тюрьме и может видеть всё происходящее. Маша не была мне официальной женой, но... Мне очень пригодился мой талант художника. Пару раз, после нескольких особенно удачных татуировок, воры перетирали с администрацией централа — и у меня было длинное свидание с Машей. И было два варианта поведения. Либо продолжать играться в некое абстрактное «человеческое достоинство» и заморачиваться присутствием камеры наблюдения над кроватью, или... Или перестать считать их всех — надзирателя в комнате наблюдения, воров, администрацию, дающую добро на наши встречи — за людей. Второе мне понравилось гораздо больше. Мы с Машей исполняли супружеский долг, а если кто из надзора от этого зрелища сдох вследствие усиленного рукоблудия — то пусть покоится с миром.

- Угм… — Жозефина сглотнула. — Джордж Дж... Простите, но... Вот зачем вы мне это говорите?

- Чёрт его знает. Может быть, потому что вы — мой секретарь? Секретарь — это от слова «секрет». И вообще... Вот эти самые люди, на мнение которых вы ссылаетесь, никогда не будут думать обо мне хорошо. Они ждут или очередной сенсационный репортаж в криминальной хронике, чтобы было, что потом обсуждать на лавочке у подъезда, или халявы, которую я им типа обязан обеспечить как депутат Верховного Совета. Так что на них мне, в общем и целом, плевать. Пускай говорят, что им хочется. А вы... Мы с вами даже обедаем за одним столиком. Вы готовите ответы на мою корреспонденцию. В общем, сам не знаю почему, но мне хотелось бы, чтобы вы всё представляли так, как оно есть. А не так, как вам расскажет прокурор Заречный или ваш воздыхатель Алёша Жмеровский.

- Я вас поняла. Извините, кажется…

Да. По счастью, часы на стене показывали завершение рабочего дня. Хватит с неё на сегодня ох.ительных историй.

- Ха! — бодро заявила Ирка в субботу, сидя у Жозефины в гостях. — Вот уж про эту самую Тео, она же Филя, я тебе точно расскажу лучше, чем кто-либо другой. Игорь Германович в своё время раскопал ту историю по максимуму.

Честно говоря, первое, что захотелось сделать Жозефине, — окоротить Ирку так же, как до этого Алексея Рудольфовича. Но уж очень хотелось понять.

Людей шеф, похоже, действительно не любил. До конца рабочей недели у него случился ещё один приём посетителей, так что стало понятно: это именно такая закономерность. Он всегда так.

Или почти всегда.

Во-первых, он почти никогда не закрывал дверь своего кабинета во время приёма по записи. Жозефина невольно становилась свидетельницей происходящего. Это было трудно передать словами, это надо было видеть. Большинство просителей и ходатаев шеф выслушивал с таким выражением лица... Смесь формальной вежливости, дежурного внимания и полного презрения. Вообще ему, кажется, было жалко на просителей даже слов — слишком часто он прибегал к языку незамысловатых жестов. «Не понимаю», «а, ну да, я так и подумал», «скорее всего, так»… — вот это всё выражалось движениями пальцев и мимикой. Если приходилось ставить какую-то резолюцию на бумагу — то молча, сразу и без какого-либо обсуждения с посетителем. Вот моё окончательное решение, пересмотра и обсуждения не предполагается. И фирменная убойная фраза: «Не смею вас более задерживать». Произносится формально-вежливо с явным подтекстом «иди уже на.уй отсюда». У него никто не задержался дольше отведённых регламентом пяти или десяти минут. Впрочем, объективности ради: накладываемые резолюции и даваемые ответы чаще всего были по делу и вполне устраивали просителей. Так что — какие обиды? Это вы нас простите, что побеспокоили.

А с Жозефиной... Откровенные разговоры он пока больше не заводил, но в пятницу вечером сделал ещё несколько карандашных набросков. Так, в основном какие-то детали и общие контуры. Худощавая девушка за рабочим столом, без подробностей лица.

Подруга, вдохновлённая молчанием Жозефины, начала рассказ.

Есть такое мнение, что криминальный сегмент экономики поделён между ворами в законе и оборотнями в погонах. Да-да, не надо удивляться. В соответствии с достигнутыми договорённостями о разделе сфер влияния, проституцию крышуют как раз оборотни в погонах. В частности, есть подозрения, что ночных бабочек для «Беркута» поставляет тот самый полковник Пузыревич. И чуть меньше года назад к нему залетела одна элитная бабочка.

Теофилия Раулевна Маркес была внучкой какого-то выдающегося деятеля испанской компартии. Дед после победы Франко сбежал в СССР, прихватив малолетнего сына Рауля; тот получил советское образование, стал нормальным нашим гражданином и оказался в колхозе «Новый путь» как дипломированный специалист по сельскому хозяйству. Ага, Финка, ты всё правильно поняла: они росли в одном селе и учились в одном классе сельской школы — Теофилия Раулевна и Джордж тогда ещё Маркович. И даже... Когда гражданину Лиандру пришивали статью о спекуляции, в суд поступило ходатайство о взятии на поруки. Подписали три человека — две его бывшие одноклассницы и одноклассник. В том числе и Тося Маркес. Смешная бумажка, не сыгравшая в процессе никакой роли, но вот — была. Потом было много чёрных дыр и белых пятен, а завершилось всё тем, что однажды Джорджу Джорджиевичу понадобилось полечить недотрах, так что от полковника Пузыревича (предположительно) приехала по вызову элитная дорогая проститутка. Знойная женщина, мечта поэта. Дальше у них было что-то вроде романа на полгода, даже с парой совместных публичных выходов на открытия художественных выставок и на торжественный вечер по случаю реконструкции знаменитого столичного ресторана «Яр» (это тот самый, который чуть не с двухвековой историей, ага). А закончилось всё недавно какой-то мутной историей с мордобоем. Впрочем, как и всегда у исполнительного директора «Беркута», улитка его забодай: слухов много, а заявлений о побоях не поступало и расследовать нечего.

Жозефина поблагодарила подругу за подробный рассказ. Теперь бы понять, что это за история с подарком дорогой ювелирки, но — не рассказывать же Ирке увиденное на работе? Это не только нарушение одного из пунктов трудового договора, но и просто свинство. Как бы спросить шефа?

Всё случилось в следующий четверг. Джордж Джорджиевич снова спросил, не откажется ли Жозефина ему позировать. Нет, конечно, не откажется, а всё-таки, простите за любопытство, а почему она? Если уж рисовать красавицу — то вот хотя бы Теофилию…

- Тео? Увы. Это перевёрнутая страница. Да и не хочу я её увековечивать.

Глубоко вдохнула, выдохнула, набралась наглости.

- Вы меня, Джордж Джорджиевич, если что, простите бога ради... А почему бы не увековечить такую красивую женщину? У большинства мужчин таких в жизни и не бывает никогда.

Он посмотрел на Жозефину и улыбнулся.

- Как бы вам объяснить попроще? Хотя... Вы девушка умная, надеюсь, поймёте. Она тоже из той жизни, Жозефина. И даже более. Мы с ней родились и росли в одном посёлке, она была моей одноклассницей. Она до сих пор хранит в специальном альбоме большое общее фото — наш класс, выпускной 1978 года. А я не хочу туда возвращаться.

- Но как же тогда?..

Ой, нет, стоп! Это уже точно переход границы!

Но шеф рассмеялся.

- Алёшка? Рассказал-таки? Или товарищ Заречный? А, какая разница кто. Да, у меня были с ней отношения. Раз пошла такая пьянка, признавайтесь — они вам рассказали только про элитную красавицу за большие деньги, так?

Опустив глаза (стыдно, Господи, ну вот опять! Стыдоба!), Жозефина кивнула.

- Эта версия истории — для малолетних сексуально озабоченных дураков или для ментов, ведущих дела об изнасилованиях. Началось всё вообще с её искреннего идеализма. Когда готовился мой первый суд, по делу о спекуляции, Тео была одной из тех, кто подписал ходатайство — мол, просим отдать на поруки... И ведь, скорее всего, догадывалась, что толку от той бумажки — ноль целых хрен десятых. А — подписала. Ну, и огребла: копию переслать в райком комсомола для рассмотрения вопроса… исключить за аморальные поступки, порочащие честь и достоинство Коммунистического союза молодёжи... И она им всем ответила. Тео ведь, для полного счастья, ещё и внучка испанского коммуниста и героя тамошней гражданской войны тридцатых годов. Генофонд! Вам не нравится мой моральный облик? Ну так получите. Она стала элитной валютной девочкой. Если те доллары и дойчмарки, которые она берёт за одну ночь, пересчитать по нормальному курсу в наши деревянные — выйдет полторы-две месячные зарплаты образцовой морально устойчивой комсомолки. Хотя... Чёрт его знает, но есть у меня перед ней какое-то чувство вины.

Жозефина хотела что-то сказать, но шеф, кажется, опять ушёл в себя и вернётся не скоро. Он смотрел куда-то сквозь секретаршу и разговаривал скорее сам с собой.

- Она сама подписала то ходатайство. Она сама показала советской общественности размашистый жест из одного среднего пальца. И, кажется, даже не особо жалеет о своём жизненном выборе. Но чёрт его знает... Когда я вызвал к себе девочку на ночь, а пришла она... Первое — я, конечно, охренел. Я помнил её одноклассницей лет пятнадцати. Ничего особенного в ней не было. Молоденькая, симпатичная. Гуляла с мальчиками. А ничего особенного, изюминки какой-то — не было. Несмотря даже на то, что папа — испанец. В нашем колхозе она была просто Тося или Тоська. Одна из. А когда она появилась у меня на пороге... Видимо, каждому цветку — своё время. Она расцвела под тридцать. Хотя, что я вам это говорю, вы её и сами видели, Жозефина.

- Любовь с первого взгляда… — она попыталась свести всё к шутке.

- Любовь? — переспросил шеф. — Нет, вряд ли. Как бы это поточнее... Она была страстной. Она была дико сексуальной. Она просто охренительно умела делать расслабляющий массаж. Но — сколько может длиться страсть? Полчаса, час... А потом? А потом наступало утро, она залезала в прикроватную тумбочку, вынимала лежащую там пачку денег, сама отсчитывала, сколько ей полагается, и уходила по своим делам. До следующего вызова. Это были какие-то дьявольски сложные, запутанные отношения.

К тому же с нашим прошлым в анамнезе. За этой роскошной женщиной всегда маячила девочка-подросток из посёлка Мышино. Я туда не хотел, но как было можно отказаться от этой королевы ночи?

Он вдруг рассмеялся.

- А закончилось всё быстро и банально. Во время одной из наших ссор я не удержался и ударил её. Причём не так, чтобы сильно, а... Она не устояла на ногах, упала в угол и оттуда смотрела на меня. Она была в шоке, ничего не могла сказать. А в глазах был страх. Вот такой же, как у моих холопов. И я понял, что на этом всё кончено. Когда тебя боится обслуга, таскающая твой портфель, — это, в общем, нормально. Но нельзя засыпать в одной постели с женщиной, которая живёт с тобой только из-за страха. Если ты не сумел нормально с ней договориться словами — то это значит, что у вас слишком разные пути. И бессмысленно удерживать её силой.

Да... К такому Жозефина точно не была готова. Вот куда её опять понесло?! Можно же понять, что у любого любопытства есть границы? Но…

- А как же тогда её подарок?

- Вы про крест на цепочке? О, тут дело тонкое. Может, это даже что-то на уровне генетики. Это Алёшка в ней пока что видит только элитную проститутку. А Тео — она не проститутка, она королева. Она тоже поняла, что всё кончено, и очень быстро ушла. Чтобы потом позвонить, попросить прощения, если чем обидела, и договориться о встрече, поскольку у неё для меня есть подарок. Это только дуры-бабы из посёлка Мышино, которые звали её Тоськой, уходят со скандалом, хлопаньем дверью и распилом совместно нажитой табуретки. А она — внучка видного представителя испанской политической элиты. Я, в общем и целом, примерно представляю, сколько она зарабатывает своим ремеслом, но даже для неё эта цепь с крестом — дорогое удовольствие. Не факт, что она даже себе купила бы что-то подобное. Но... Она королева, а не проститутка. Она пришла ко мне и принесла такой подарок, от которого я не смогу отказаться. И поэтому теперь я всегда буду вспоминать её хорошо и с сожалением. И она тоже это знает. Королева Тео…

- А Алёша её Филей называл.

В этом месте шеф откровенно расхохотался.

- Ну, как же без этого? Во всей этой истории должна была быть вишенка на тортике. И кому, кроме нашего пылкого влюблённого, было её организовать? Там дело какое? Формально мы расстались легко и быстро. Психологически — одинаково мучительно. И Тео позволила себе, что называется, пойти по рукам. Королева имеет право на королевские закидоны. Помимо прочего, она ведь ещё и заключила договор в «Беркуте» на охрану квартиры и личную охрану. И пришла его продлевать. Как раз когда в нашей маленькой деревне имени меня и Рудольфа все шептались о моём расставании с ней. Короче, Алёшка об те поры как раз чем-то отличился и получил премию за хорошую работу — сто долларов. Так что... Она пришла продлевать договор как раз под вечер, а уезжала — на квартиру Алёшки на его красной «девятке». Сто долларов как раз хватило оплатить её ночь. Не знаю, где и как, но вскоре Лёша раздобыл ещё вечнозелёных денег — и опять демонстративно увёз её от нашего здания на своей машине. А на третий раз Тео договорилась с ним о встрече по телефону и подъехала к «Беркуту» сама — на её личном «Мерседесе-280» цвета ночи. И поехали они не к Лёше в Южное Чертаново, а к ней в один из переулочков Арбата.

Потому что королева... Но — он действительно называл её Филей.

Джордж сидел в кресле и спокойно, расслабленно улыбался.

А Жозефина не выдержала — разрыдалась.

- Извините меня... Я не знаю, как это получается. Я не хочу — но вечно лезу к вам в душу и не в свои дела... Простите, Джордж

Джр…

- Жозефина, вы чего? Ну, успокойтесь! Никуда вы не влезли. Уж поверьте, если бы я сам не захотел с вами разговаривать на этот счёт — я бы дал вам это понять. Давайте хоть кофе с печеньками попьём, а?

К себе в квартиру она вошла, сжимая в руке ополовиненную пачку «Овсяного с изюмом». Шеф настоял, чтобы взяла и в метро грызла, коли ещё захочется поплакать без повода. Оно ведь ей помогает справиться с нервами.

Подошла к зеркалу, посмотрела на себя.

- «Она не проститутка, она — королева». А ты — и не проститутка, и не королева. Так что успокойся.

И всё равно — перед тем, как заснуть, рыдала в подушку.

Вот как это всё умещается в одну личность, а? Джордж совершенно искренне презирает большинство людей, а потом вдруг: если ты хоть раз ударил женщину, то эти отношения надо немедленно прекратить. Потому что нельзя ложиться в одну постель с той, которая будет тебя бояться. Мёртвый взгляд эсэсовского карателя там, на кладбище — и взгляд художника, делающего наброски к её портрету... И вообще — что ей от него понадобилось, кроме хорошей зарплаты и великолепных продуктовых пайков каждую неделю, когда для всех прочих на дворе — тотальный дефицит и продукты по талонам?

6

Завтрашний рабочий день начался с визита Звезды. Шеф ушёл к Генеральному, а в приёмную внезапно вошёл…

Жозефина сразу его узнала. Александр Малиновский. Певец-победитель «Песни года». Тот же характерный хвостик волос на затылке (светило предпочитало длинные волосы до плеч) и чисто артистический, богемный пиджак красных тонов с искрой. Впрочем, звезда была скромна и приветлива. Джордж Джорджиевич вышел — подождать? О да, конечно. Нет-нет, из напитков, если можно, стакан минеральной воды — и достаточно. Кстати, а вы здесь недавно работаете? Раньше я не замечал в этом кабинете столь очаровательную девушку. А как вас зовут? Жозефина? А вы не откажетесь тоже прийти на мой концерт? Послезавтра, воскресенье, Кремлёвский дворец, у нас премьера новой программы. Кстати, Жозефина, если вы не знали — ваш начальник ещё и поэт иногда. Вот он собрался — и написал прекрасную песню, да. Не сомневаюсь даже, что её вскоре будет слушать и петь вся страна. Какую песню? А вот приходите — узнаете. Я вам сейчас…

Он мгновенно заполнил билет-приглашение. Александр Малиновский и группа «Пилигрим» просят пожаловать. Партер, второй ряд. Когда появился шеф, ему тоже досталось приглашение — но уже в ложу.

Для начала певец исполнил несколько песен, давно любимых публикой. Романс «Любовь и разлука», кое-то из Есенина и, конечно же, «Поручика Голицына», от которого в последний год фанатела вся страна. А затем…

- А сейчас я попрошу выйти на эту сцену… — он собрался с мыслями, припомнил всё необходимое. — Джордж Джорджиевич Лиандер, исполнительный директор частного охранного предприятия «Беркут», депутат Верховного Совета республики, делегат

Съезда народных депутатов СССР…

- Саша, достаточно! — уверенной походкой шеф вышел на сцену концертного зала. — Главная заслуга, что я здесь сейчас стою, — твоя. — И уже обращаясь к залу: — Когда к нам в фирму пришёл продюсер группы «Пилигрим» за договором на охрану, я вряд ли мог предположить, что познакомлюсь с Сашей, покажу ему кое-какие свои наброски, а он потом из них сделает песню, которую сейчас вам споёт. И особо хочу поблагодарить композитора за прекрасную музыку.

Музыка и в самом деле была отменная — классический романс.

Берега, берега... Берег этот и тот.

Между ними — река моей жизни.

Между ними река моей жизни течёт,

От рожденья течёт и до тризны.

Там, за быстрой рекой, что течёт по судьбе,

Своё сердце навек я оставил.

Своё сердце навек я оставил тебе

Там, куда не найти переправы.

Там, за быстрой рекой, где черёмухи дым,

Там я в мае с тобой, здесь — я маюсь.

Там я в мае с тобой, здесь я в мае один

И другую найти не пытаюсь…

Зал был в восторге. Да, похоже, этот романс и в самом деле вскоре будет петь вся страна. И в «Песню года» наверняка попадёт.

…Придя домой, Жозефина первым делом подошла к зеркалу. Так, прежде всего — не плакать. Всё, успокойся уже. Ну, психологическая травма у человека. А ты чего от него ожидала? Он очень хорошо к тебе относится — как к секретарше. Ценит твой профессионализм. Не хамит. Пару раз просил побыть моделью для его зарисовок. До запятой выполняет все обязательства по трудовому договору. Всё это, несомненно, свидетельствует о его большой личной порядочности. Ну, и чего тебе ещё надо? Повезло с начальником. Успокойся уже и радуйся, что не свалился на тебя в качестве руководителя наглый и похотливый старый козёл.

Следующая неделя была рабочей только наполовину. На вторую половину пришёлся Первомай. Походы на демонстрации трудящихся в «Беркуте», по-видимому, не уважали, так что были просто два лишних выходных. Ирка звала к своим на дачу, но Жозефина не поехала. Опять начнутся расспросы, как ей работается у... Ну вот не был он похож на героя сказок прокурора Заречного. Уже хотя бы тем, что вот не герой ни разу. Очень умный, очень вежливый, местами даже весьма талантливый обыватель. Иногда может стишок написать (кстати, да — печальную песенку про берега его жизни уже пару раз крутили по радио; премьера удалась).

Зато после праздников…

Шеф сидел у себя в кабинете, просматривая текущие бумаги, накладывал на них резолюции. Жозефина отпечатывала (ага, это нам опять надо покрасивее — в холле вывешивать будем!) приказ о поощрении сотрудников. В дверь постучали.

- Здравствуйте. Исполнительный директор здесь? Жози? Это ты?

Девушка побелела и впилась рукой в край стола.

В дверях стоял молодой человек в сероватой форме военного покроя без опознавательных знаков. Сукин сын Михель.

- Джордж Джорджиевич! — чуть не в истерике крикнула секретарша.

- Вот уж не ожидал... — закончить посетитель не успел.

- Чем могу? — в приёмную вышел Исполнительный.

- Здравствуйте, товарищ Лиандер! Мне поручено вам передать под расписку. Извините, отчётность… — Никаких проблем.

Благодарственное письмо. Всего лишь благодарственное письмо. В простой деревянной рамочке. Объединённый комитет ветеранов спецслужб благодарит частное охранное предприятие «Беркут» и персонально исполнительного директора за помощь в организации и проведении.

Шеф черкнул автограф в бумажке о получении, мимоходом оценив состояние Жозефины.

- Простите, товарищ Лиандер, если не секрет — вы давно обзавелись столь прекрасной сотрудницей?

- Не смею более задерживать.

Ну да, фирменный приём шефа. На этот раз — в той интонации, которая с дипломатического переводится «катись уже на.уй отсюда!».

- Жозефина, вы в порядке? — закрыв дверь за курьером, шеф повернулся к девушке. — Да, спасибо…

- Кто он такой?

- Он мерзавец.

Такого она и сама от себя не ожидала. Слёзы брызнули из глаз. — Жозефина, идите-ка сюда!

Шеф помог ей встать с кресла и усадил на диванчик для посетителей. Сел рядом.

- Успокойтесь... И, если вам не тяжело, то расскажите, что это за человек и чем он вас обидел.

- Да я и не знаю, что тут рассказывать. Он предатель и мерзавец. Его зовут Михель, Михель Тауберг. Он... Когда-то мы с ним встречались, и мне казалось, что у нас всё серьёзно. Потом произошла катастрофа, в которой погибли мама и папа. И почти сразу он мне сообщил, что будет встречаться с другой. Я хорошая, ему со мной очень нравилось, но сердцу не прикажешь... Он даже сорок дней не мог подождать с этим своим сообщением. И ушёл к другой. К дочке своего нынешнего командира. Сердцу ведь не прикажешь — полюбил дочку товарища подполковника.

- А он… откуда?

- Он никогда об этом не распространялся. Какое-то секретное подразделение. Я только название от него несколько раз слышала — спецгруппа «Омега».

Жозефина опустила глаза в пол. А шеф вдруг обнял её за плечи. Легонько так, но решительно. Приподнял ей подбородок, посмотрел в глаза. Улыбнулся. Просто очень мило и по-человечески улыбнулся.

- У вас всё будет хорошо, Жозефина. Вот увидите.

Отпустил девушку и откинулся на спинку дивана.

- Я прекрасно вас понимаю... Предатель... Увы, я знаю, что такое предательство, дальше можно не объяснять.

Посидел несколько секунд, глядя в потолок, и снова повернулся к девушке; опять с улыбкой.

- Жозефина, чаю не хотите? Зелёного? Нервы успокоить?

Нет-нет, сидите, сам справлюсь.

Вскоре они вдвоём пили чай.

- Джордж Джорджиевич, а может, вы знаете, что такое «Омега»? Он ведь реально... Мне казалось, что Михель боялся разговаривать на эту тему.

- Спецназ КГБ СССР. В своё время они создали два таких спецподразделения. Про группу «Альфа» слышали все. Это тот самый спецназ, который брал штурмом дворец Амина в Кабуле, после чего заварилась афганская катастрофа. «Альфа», собственно, и предназначается в основном для внешних операций. А «Омега», наоборот, для внутренних. Подавлять массовые народные выступ ления, если вдруг таковые возникнут. В общем, нормальный такой отечественный аналог эсэсовских карателей. Но сейчас, видимо, пока расправляться не с кем — вот и послали вашего бывшего отнести мне письмишко. Кстати, если вас не затруднит — отнесите в общий отдел, пускай его тоже в холле вывесят.

- А я ведь и сама не знаю, почему я так отреагировала. Вы меня извините, если что. Я думала, что всё это давно в прошлом, перевёрнутая страница.

- Тут другое, Жозефина. Это называется обыденность зла. Как бы вам объяснить... Вот, скажем, читаете вы в газетах о Чикатило. Маньяк-убийца. И вы уже заранее внутренне готовы — чего от него ещё ждать, кроме очередного трупа в лесополосе? Он же негодяй! А вот когда такой, с виду приличный, молодой человек... Он ведь вам, наверное, и цветы дарил, и?..

- Да! — грустно улыбнулась девушка. — И цветы, и ухаживал, и билеты на любые концерты и выставки доставал…

- А потом приходит и объявляет — извини, у меня тут на горизонте дочка подполковника, наша встреча была ошибкой. А вы от него этого не ждали. Обыденность зла. И к этому... К этому привыкнуть нельзя.

Он посмотрел на часы над дверью. Улыбнулся.

- Так, допивайте чай, а потом пойдём обедать. Мы не бюрократы, не будет выжидать 15 минут до формального перерыва.

На следующей неделе был День Победы, но — ничем не запомнился. Шеф — тот и вовсе: хоть и депутат Верховного Совета, както ловко увернулся ото всех официозных мероприятий и свалил на концерт видного певца-антисоветчика Игоря Таля. Тот в аккурат на 9 мая давал музыкальный спектакль «Суд» — ясное дело, над советским режимом и его руководителями.

И вообще — кажется, жизнь входила в новую, но не менее размеренную колею. Разве что вот... По трудовому договору Жозефине полагалось 400 советских марок зарплаты. В конце первого месяца работы шеф лично протянул ей конверт. Да-да, у нас всё в конвертах и строго индивидуально. Одну общую ведомость, на которую пялится весь завод, а потом обсуждают, кто сколько получил — на заводе и оставьте. В конверте лежало двести советскими и триста американских долларов. По официальному курсу — по 67 пфеннигов за доллар, чего непонятно-то? Жозефина, вы ж теперь работаете в приличном учреждении, так что логично, если одежду, парфюмерию, обувь, бытовую технику… и вообще всё будете покупать в хороших магазинах. А там нынче всё за доллары.

Этот четверг тоже начинался обыденно. У шефа до послеобеда Верховный Совет; Алёшка почти в совершенстве освоил секретарское дело, но — почти…

…А ведь шеф тогдашним разговором о королеве-проститутке Тео как-то всё расставил на свои места. Алёша, наверное, очень хороший парень. И если уж любит — то искренне. И хочет как лучше. И заносит его тоже искренне, от чувств. Но... Пока что он — великовозрастный подросток. Со стола дяди Джорджа уронили дорогую красивую игрушку — элитную проститутку Тео, ну так как же её не подобрать и не поиграться с ней? И гордо переименовать куклу в Филю? А меньше всего Жозефине хотелось становиться мамой мальчика-подростка.

После обеда он тоже не появился — задерживается. Мало ли — Верховный Совет всё-таки. Жозефина взяла брызгалку и пошла поливать цветы. В кабинете начальника на подоконнике гордо возвышался стрелолист и пара кактусов. Надо аккуратно их обрызгать водой.

Наклонившись над цветами, девушка увидела необычное. Нижний ящик стола шефа был приоткрыт, и из щели торчали края нескольких замятых листков. Обычно…

Джордж Джорджиевич вообще вёл дела своеобразно. Своих бумаг у него ни в столе, ни на столе почти не бывало. Ему приносили документы из отделов — он на них ставил подписи и резолюции. Когда надо было напечатать приказ о поощрении, взыскании, увольнении или о чём-то подобном — вот, пожалуйста, у нас типовая форма есть. Вот фамилии: этого поощрить, с того взыскать, сего уволить; действуйте, Жозефина, не стану мешать. Редко, но всё же приходили посетители, с которыми шеф вёл переговоры посредством переписки. Обычно дверь его кабинета в таких случаях захлопывалась — но гостю надо и чай принести. Так что мельком девушка пару раз видела: сидит Джордж Джорджиевич, напротив — посетитель. Тишина полная. Гость что-то черкнёт на бумажке — шеф в ответ черкнёт. Или просто сделает жест рукой. Потом не забыть вытряхнуть пепел из большой пепельницы на краю стола шефа — всё, что осталось от той переписки. И проветрить кабинет.

Из самых благих намерений Жозефина осторожно приоткрыла ящик. Поправить бумаги, закрыть — и всё. Бывает — торопился человек, сунул документы в стол не глядя, потом захлопнул ящик. Тем более нижний, который шеф обычно закрывал ногой.

Увидев бумаги, девушка, мягко сказать, обалдела. Это были всего лишь несколько листочков из настольного блокнота шефа, покрытых карандашными зарисовками. И иногда словами. Пытаясь расправить замятые уголки, она уронила листки, и они рассыпались.

Шеф продолжал её рисовать. Схематически, набросками — примерно, как Солнце Нашей Поэзии на полях своих рукописей. Худощавая девушка за столом: фас, профиль... «Что в ней?». Эту коротенькую запись Джордж Джорджиевич оставил под одним из них. А вот…

Да, вечером она любила так работать. Включала настольную лампу, гасила свет в приёмной и печатала в полумраке. Ничто не отвлекает, удобно. Дверь своего кабинета шеф тоже часто оставлял открытой — ему было видно, как работает Жозефина.

На очередном рисунке стройная девушка с распущенными волосами сидела в свете лампы на фоне полумрака вокруг. И ниже…

Строчки неровные, некоторые слова зачёркнуты и поверх вписаны более подходящие, но в целом…

В глухую полночь манит этот свет.

Кто был со мною — все меня покиньте!

Я заблудился, выхода мне нет,

В тебе брожу я, словно в лабиринте.

- О Господи!.. — пробормотала Жозефина, оторвала взгляд от листка и застыла в ужасе.

Она пропустила момент возвращения шефа. А он... Он стоял в дверях своего кабинета и молча на неё смотрел. Тем самым взглядом, с которым она столкнулась тогда, на кладбище. — Джордж Джр…

- Не буду вам мешать, Жозефина. Продолжайте.

Он вошёл, взял какую-то папку из шкафа, развернулся и пошёл к выходу.

- Подождите! Вы не так поняли! Я…

Сейчас бы объяснить, но... Она была в шоке, слова и мысли путались. Шеф некоторое время смотрел на неё, как удав на кролика. Потом криво усмехнулся.

- Вам стоило бы придумать отмазку на подобные случаи раньше, Жозефина. А ещё лучше — спросили бы у Игоря Германовича, он бы наверняка придумал что-нибудь вразумительное. А сейчас — не трудитесь. Тем более вы — не первый предатель в моей жизни.

Переживу как-нибудь.

- Но я вас не предавала!..

Этот отчаянный вопль разнёсся на весь тамбур, куда Жозефина кинулась вслед за исполнительным директором. Из кабинета Генерального выскочил секретарь Алёшка, затем — его отец.

Шеф окинул взглядом Жмеровского-младшего и бросил убийственным тоном, кивнув в сторону девушки:

- Можешь забирать.

- Джо, ты чего? — Жмеровский-старший попытался его остановить, но полетел в угол, отброшенный коротким ударом.

- Пошёл к чёрту, не до тебя сейчас!

Шеф исчез в коридоре, хрястнула дверь.

- Х.я се… — Генеральный, не удержавшийся на ногах, сидел в углу тамбура и, кажется, был ещё более шокирован.

…Её истерика продолжалась не очень долго, но бурно. Со слезами и криками. Алёшка усадил девушку на диванчик в приёмной и пытался удержать в руках почти в прямом смысле этого слова — сел рядом, обнял и шептал что-то успокоительное. А Рудольф протянул стакан и скомандовал — пей!

Жозефина поперхнулась. Это был какой-то очень крепкий алкоголь. То, чего она вообще-то терпеть не могла. Горькая, противная на её вкус жидкость.

- А теперь соберись и рассказывай, что тут произошло! Выйди! — это уже по адресу Алёшки.

Кое-как получилось. Со всхлипами, со слезами... Поливала цветок. Увидела, что из ящика стола торчат смятые бумаги. Решила поправить их. Ничего плохого не хотела. Шеф… — дальше опять рыдания.

Генеральный смотрел на неё... Наверное, примерно так адвокат смотрит на подсудимого, которого суд только что приговорил к расстрелу, несмотря на все старания стороны защиты.

- Так... Покажи мне на месте, как всё происходило! Пошли!

Ага, вот ты заходишь с брызгалкой. Обрызгиваешь цветочки. Побольше брызгаешь под корни стрелолиста, так как он любит влагу. Смотришь и видишь, что приоткрыт нижний ящик стола... Эээ, сядь уже и не выделывайся! Чем ещё испортишь рожу после пожара в танке? Дай, посмотрю, что за бумаги... Эвон оно что...

Ну вот что. Посиди пока в приёмной, подожди меня.

Его не было, наверное, с полчаса. Когда Генеральный вернулся, Жозефина протянула ему листок. Насколько можно ровным и разборчивым почерком — несколько строчек. Генеральному директору ЧОП «Беркут» Жмеровскому Р. В. от бывшей личного секретаря исполнительного директора Д. Д. Лиандра Ж. А. Тейлор.

Прошу меня уволить по собственному желанию. Дата, подпись.

- И что: вот так вот — и всё?

- Да, Рудольф Владиленович. Я больше ничего не могу. Всё кончено.

Нет-нет, только не разрыдаться опять! Жозефина подняла глаза на Генерального.

- Пока вас не было, я... Мне в голову пришёл наш последний откровенный разговор. Джордж говорил тогда об обыденности зла. О том, что самое ужасное, что может произойти, — это обыденное зло. Вот сейчас... Он мне никогда не поверит. Я для него стала этим самым обыденным злом. Хотя я никогда бы не подумала его предать. Но он теперь так думает.

- Да уж…

Генеральный смотрел на неё как-то... Как рентгеном пытался просветить.

- Слушай, а у тебя оно всегда так? Сначала ты заявляешься на кладбище под ручку с подружкой-прокуроршей в аккурат в день рождения Марии. Потом из лучших побуждений лезешь к Джо в самые главные для него бумаги. Это что — какая-то наследственная способность по полной косячить на ровном месте?

- Рудольф Владиленович, какая теперь разница? Подпишите заявление и…

- И ты уйдёшь, поплачешь в уголке и начнёшь новую жизнь?

- У меня нет другого выхода. Наверное, это самая большая ошибка в моей жизни, но она уже произошла — и ничего не исправить.

Нет, всё. Живой человек, в конце концов. Жозефина расплакалась тихо, но не менее отчаянно.

- Так... Пойдём со мной! — Генеральный взял её за руку и куда-то повёл.

Это была маленькая комната без вывески в дальнем конце ко ридора. Внутри была масса мониторов, один стол и сотрудник за этим столом.

- Иди, погуляй пока! — Генеральный выпроводил его вон. — А ты заходи.

Похоже, из этой комнаты можно было наблюдать за всей фирмой. Множество картинок на экранах. Холл — общий вид. Отдельно — кабинет, где заключают договоры. Где вопросы трудоустройства. Подвал-столовая. Общий вид финотдела. Везде одна и та же картина — фигурки сотрудников. Разговаривают, работают с бумагами, входят-выходят… — Смотри сюда.

Это уже видеозапись. Откуда-то... Какая-то замаскированная камера над столом Джорджа Джорджиевича? Во всяком случае... Нет, точно. Та самая обстановка. Его кабинет. Вид на угол стола. Пусто. Потом входит Жозефина с брызгалкой. Подоконник в обзор камеры не попадает, поэтому момент полива цветов не видно. Зато виден угол стола с ящиками. Нижний действительно чуть-чуть приоткрыт…

- У меня к тебе вопросов нет, Жозефина. Была бы ты мужиком — я бы тебе сейчас отечески, любя врезал за природную дурость и дурное усердие. Для пущего вразумления на будущее. Но ты не мужик. А вот что мне со всем этим делать... Джо об этой камере не знает. Хотя и смутно догадывается, что она в его кабинете есть. Ну, уже хотя бы потому, что к нему ходят разные люди... Или, вот, можно нанять ему секретаршу, у которой потом обнаруживается бывший парень Михель, он же — вполне действующий сотрудник спецназа КГБ.

Жозефина подняла на него испуганный взгляд. Да... Один директор её подозревает в шпионаже на прокурора Заречного, другой... О боже!

- Короче, Джо не то чтобы смертельно, но сильно на меня обидится вот за это видео. И что теперь делать, а?

- Подпишите заявление, Рудольф Владиленович. Если уж всё так плохо — то пускай он злится только на меня. Пусть думает, что я его предала. И верит вам.

- А почему ты думаешь, что это — лучший вариант?

- Потому, что его и так слишком часто предавали. И вообще-то он — очень несчастный человек. Извините, что так вышло.

Она поднялась и пошла к двери.

- Стой! Жозефина, стой! Вернись и послушай сюда! Ты что, совсем ничего не понимаешь?

Рудольф усадил её напротив себя.

- Ты что, совсем ничего не заметила?

- Нет, а что?

- А-а!.. — он махнул рукой. — Вам бы, на пару с Жорой, только моего Лёшку подъёбывать — мол, втюрился, втюрился... Ты не поняла, что Джо к тебе неровно дышит, причём чуть не с вашей

первой встречи? И чёрт бы с его личной жизнью, но…

Он подвинулся ближе и смотрел на девушку в упор.

- «Беркут» стоит на двух людях. Первый — я. Второй — Джо. На одном человеке он стоять не будет. «Беркут» — это последнее большое дело всей моей жизни. И я не собираюсь его терять. И мне нужен партнёр с устойчивой психикой и крепкими тылами. Ты хоть знаешь, что сразу после вашей встречи на кладбище Джо, к моей величайшей радости, начал бросать пить?

- А он что?..

- То. У него была похабная привычка снимать стресс крепким алкоголем, водкой или коньяком. Причём он пил весь день по чуть-чуть и в одиночестве.

- А по нему вроде не скажешь…

- Начальная стадия алкоголизма. Когда ещё можно соскочить. Что он и сделал сразу после того, как ты прибежала тогда, в понедельник, просить за свою подружку Ирку. Грустно посмотрел на бутылку рижского бальзама и приказал убрать у себя из кабинета и приёмной вообще весь алкоголь — оставил только чай, кофе и минералку.

- А с чего он вдруг?

- А хрен его знает, как это объяснить... Что-то вроде... Я надеюсь, хоть то, что он искренне презирает большинство людей и ни во что их не ставит, ты заметила?

- Ещё бы. Его проведение личного приёма…

- Вот, соответственно, и на то, что кто-то его будет осуждать за тихое пьянство, ему было положить с прибором. А потом появилась ты, и он стал… не знаю… оглядываться на тебя, что ли. Ему стало неудобно — что ты о нём подумаешь? Поэтому когда по почте пришло твоё письмо с просьбой о трудоустройстве... Но ты же не можешь без приключений на пустом месте, правда? Вот и выдала.

Да-а... Вот это действительно было нечто.

- Короче. Поезжай сейчас домой, успокойся, приведи себя в порядок... И имей в виду — ты мне будешь сильно должна за тот разговор, который мне предстоит по поводу камеры в кабинете Джо. С тебя — и дальше работать тем человеком, кто будет его удерживать от крайностей.

Домой её привёз молчаливый незнакомый охранник на ведомственной «Волге» с логотипом «Беркута». Войдя в квартиру, девушка прошла в маленькую комнату и рухнула на диванчик.

Нет, всё. Хватит на сегодня. Заснула она мгновенно, даже не раз девшись. Завтра, всё завтра!

Её разбудил телефон. Старенький аппарат советского производства издавал короткие, но резкие и громкие трели. Жозефина открыла глаза. Встала с диванчика, нащупала выключатель.

Ночь, точнее, если верить часам, половина первого пополуночи.

- Алло?

- Жозефина... Пожалуйста, не бросайте трубку.

- Джордж Джор?..

- Да, это я.

Он говорил тяжело, делая долгие паузы.

- Жозефина, одна из самых трудных для меня вещей — это просить прощения. Не так, для проформы, а по-настоящему... Поэтому... Извините за сегодняшнее. Я был не прав.

- Спасибо вам за звонок, Джордж Джорджиевич. Я всё понимаю. Это настоящий мужской поступок, и вы его сделали. Спасибо вам за это. Разумеется, я... Давайте лучше просто забудем об этом, как о глупом недоразумении? Вы согласны?

- Конечно! — на том конце провода радостно выдохнули.

Он помолчал недолго, потом спросил.

- Жозефина, вы не сочтёте за наглость, если... Вы ведь всё равно уже вряд ли сегодня уснёте, правда?

- Не знаю… наверное, не усну.

- Вы не откажетесь погулять со мной по городу? Ночь, почти никого на улицах, никто не мешает... Как вы на это смотрите?

- Хорошо, давайте.

- Тогда… эээ… через полчаса — нормально? Я подъеду к вашему дому. Белый «Мерседес-600» с тонированными стёклами! Я дам сигнал, как подъеду!

…Каким-то невероятным образом она уложилась в полчаса. Переодеться попроще. Причесаться. Навести макияж. А сигнала не потребовалось — звук стремительно несущегося автомобиля был слышен издалека. Во двор влетела и встала под фонарём белая иномарка с чёрными стёклами, а следом за ней — «Волга» с логотипом «Беркута».

Жозефина захлопнула дверь квартиры и поскакала вниз через две ступеньки.

Он ждал её на крыльце. Одевался, видимо, тоже наспех: слегка помятый пиджак, рубашка, джинсы.

- Ещё раз — извините. Я был неправ. Простите, если сможете, Жозефина.

Меньше всего он сейчас походил на Шефа.

- Джордж... А помните, когда я устраивалась к вам на работу, вы сказали, что я должна буду первая предложить перейти на «ты», когда сама надумаю? Может, пора уже? Как ты думаешь?

- Практически так я и сказал... Я не против!

- И забудь, пожалуйста, сегодняшнее… то есть вчерашнее.Я прекрасно понимаю, что ты почувствовал. Лучше пошли гулять.

- Пойдём!

Он распахнул перед ней дверь «Мерседеса».

- А это что? — девушка взглядом показала на «Волгу».

- Издержки производства. Мои охранники. Привыкай — с сегодняшнего дня ты тоже будешь ездить на работу и домой на такой машине, и кто-то из таких же парней будет носить за тобой сумки с покупками.

На обратном пути он вёл машину медленно, с улыбкой поглядывая на сидящую рядом девушку.

- Мы сейчас куда?

- Куда хочешь... Но я почему-то подумал... Первое, что пришло в голову. Я тут недавно на концерте был, у Игоря Таля... «У каждого из нас на свете есть места, куда приходим мы на миг отъединиться…» Что ты скажешь за Чистые пруды?

Некоторые прохожие — в основном такие же дикие романтики — им всё же попадались. Фонари отражались в воде. Джордж обнимал девушку, и им было просто хорошо.

Под очередным фонарём она остановилась.

- А во всём остальном тоже я первая должна проявлять инициативу?

- В смысле?

Вместо ответа она чуть-чуть наклонилась (да, ему придётся привыкнуть — его девушка выше его ростом) и прижалась своими губами к его губам. А потом... Первое, что они заметили, — был восхищённый взгляд какой-то другой парочки. Только те на вид были школьниками-старшеклассниками — мальчик и девочка. И в явном восхищении наблюдали за поцелуем взрослых влюблённых.

Жозефина рассмеялась первой.

- У вас когда-нибудь тоже так будет! — это диким романтикам школьного возраста. А потом — Джорджу: — А где ты живёшь?

- Пятьсот метров от работы.

- То есть... Ты что, за полчаса доехал ко мне через полгорода?- А что в этом такого? Ночь, дороги почти свободные… В три пятнадцать ночи они зашли в холл «Беркута».

- Пойдём, Финка! Сначала я тебе должен кое-что отдать.

- Доброй ночи, Джордж Дж!.. — сидевший в будке ночной дежурный был порядочно удивлён.

- Разговоров завтра будет… — улыбнулась девушка.

- Пускай болтают! И вообще…

Следующий их поцелуй случился именно в пустом холле охранного предприятия, на глазах вконец обалдевшего от таких новостей дежурного.

- Пойдём, Финка, и, — обращаясь к дежурному, — мы ненадолго. И исключительно по необходимости. Где-то в зале для презентаций должна найтись пара бутылок хорошего красного. Достань, а? А то у меня в квартире ничего, а в богохранимой державе нашей и днём хрен достанешь хорошей выпивки, не то что ночью.

Она уже догадалась, зачем он привёл её сюда. Да, именно так.

Джордж протянул ей те самые листочки из нижнего ящика стола. — Это тебе. Раз уж ты теперь всё знаешь…

- Я не хотела... Как-то так получилось... Ты сильно на меня злишься?

- Нет. Совсем нет. Хотя и чуднó вышло... Любимая женщина ведёт себя совсем как шпионка прокурора Заречного, а справедливость потом восстанавливается по записи с камеры наблюдения, которую в моём кабинете тайком установил Агран... И если бы он её не установил…

- Вы сильно поругались?

- Милые бранятся — только тешатся. Ради того, что он мне показал на видео, ему можно простить куда больше.

Жозефина опустила жалюзи на окна и зажгла большой свет.

- Гео! — вдруг произнесла она.

- Что?

- Если ты не против, я буду звать тебя Гео. Ну, когда мы не на работе.

- Не возражаю. Хотя... Хорошая была бы пощёчина общественному вкусу. Всё-таки твоя Ирка — умница. С точки зрения её шефа, я — криминальный авторитет. Причём из всех моих прозвищ он предпочитает вторую тюремную кличку «Жора Палач». Жора Палач и подруга его Финка…

- Тебе не идёт. Вот вообще никак. Жора — это водопроводчик в ЖЭКе. А Джо — это банально. И я тут подумала... Это ведь ты восстанавливаешь церковь на кладбище?

- Я.

- Ну вот. Церковь — в честь святого Георгия. Надо полагать, именно он — твой небесный покровитель?

- Не знаю. Я ещё только думаю о крещении. Хотя... Родись я пораньше лет на 50, и будь мои родители простыми крестьянами, а не парочкой видных членов КПСС — мне бы давал имя местный поп, и именно в честь святого Георгия.

- А если бы ты был английским королём, то ты был бы Георг.

Короче, я не придумала ничего лучше, как звать тебя Гео.

- А ты тогда кто?

- А я — твой геолог.

Они расхохотались.

- Джордж Джорджиевич, вы просили достать… — в дверях показался дежурный с бутылкой настоящего португальского портвейна.

- Ага, спасибо. Ну что, Финка, пойдём?

Она посмотрела на часы. Потом оглядела приёмную.

- А здесь есть камеры Рудольфа Владиленовича?

- Чёрт его знает. Но, похоже, всё-таки нет. А если и есть — то вряд ли они инфракрасные — так что можно просто выключить свет.

- Тогда, может... Слушай, а как ты отнесёшься?..

У девушки был тяжёлый день. Потом они долго гуляли по ночному городу. Теперь идти ещё куда-то?

Она осмотрела приёмную. Исполнительный директор «Беркута» не увлекался большими помещениями. Главное, чтобы функционально. Впрочем, зато достаточно уютно. Натуральный персидский ковёр на полу между секретарским столом и диванчиком для посетителей. Диванчик маленький — шеф не любит толкотню в приёмной и посетителей принимает сильно дозированно.

- Ты устала?

- Если честно, то... Не хочу больше никуда идти.

- Я тебя понял. Тогда вот что…

Он секунду подумал и снял трубку внутреннего телефона.

- Значит так, дежурный, это снова я. У тебя там просто обязан быть запасной чистый спальный комплект. Принеси, завтра вернём.

7

В дверь постучали условным стуком — Генеральный. Потом ещё. — Заходи уже! Открыто!

- Между прочим, у трудящихся сотрудников нашего предприятия уже скоро обед. А у тебя в два часа — Верховный Совет.

Часовая стрелка на часах над дверью действительно приближалась к полудню.

Генеральный вошёл, огляделся, молча, но крайне выразительно кивнул.

Они разместились в приёмной. Расстелили на полу, поверх ковра, одеяло из спального комплекта для дежурных охранников и укрывались другим. А в качестве подушек отлично сгодились кожаные декоративные подушечки с мягкой мебели, стоявшей в коридоре.

На открытой двери в кабинет Исполнительного висела футболка Жозефины. На секретарском кресле — её же джинсовая курточка и пиджак Джорджа. Жозефина сидела на диванчике для

посетителей, босиком, в джинсах и в рубашке хозяина кабинета. Поймав взгляд Генерального, одёрнула рубашку и слегка покраснела — Рудольф успел заметить её левую грудь. Хотя... Гео вчера от того же самого вида был в полном восторге — и девушке это дико нравилось. Исполнительный, тоже в джинсах, в майке и в носках, стоял у окошка. Мелкие детали их гардероба, обувь, полупустая бутылка вина и две чайные чашки (до стаканов для минералки как-то вот не добрались, пили из первого, что попалось под руку) в беспорядке обретались на полу.

- Ты чего уставился? — осведомился Джордж, как будто речь шла о какой-то текущей ерунде. — Не видишь, я мирился с женой.

Жозефина вздрогнула — что?! Как он сказал?!

- Знатно… — произнёс Генеральный.

- Ну да. Хорошо поругались — хорошо помирились. Тебе чего?

- Подпись твою надо. Как исполнительного директора. На нескольких срочных бумагах. Время рабочее. А ты… миришься с женой.

- Ну а ты, как всегда, о.уительно деликатен. Иди, я буду через пять минут.