История о школьниках (гет)

Арлекин, Коломбина, Буратино и Аделина выбежали за ворота школы и только после этого остановились.

— Ну, куда пойдём? — спросила Аделина.

— Не знаю... — задумчиво ответил Буратино, оглядываясь по сторонам. — Можно просто погулять...

И зашли в "Шаверму".

— Супер, — сказал блондин. — Тут и пожрём.

— А где мы деньги возьмём? — задала важный вопрос шатенка.

— Да продадим какому-нибудь лошарику учебник, и... Эй, пацан! Хочешь учебник?

— Хавать? — не понял он. — Не, пасиба.

— Да не, давай так: я тебе учебник, а ты мне четыреста рублей, ок?

— Пф... Не дурак же, — ответил тот.

— Ты в каком классе? — спросила Аделина.

— В шестом.

— О, класс! — Она подошла в чуваку ближе и заговорщицки прошептала: — Это учебник седьмого класса.

— И чё? — возмутился незнакомец.

— А то, — ответил Буратино, поняв игру девушки. — Ты прочитаешь всё от корки до корки и будешь самым умным, прикинь! Ага. А когда не нужно будет, сдай в макулатуру. Ничего не сравнится с весом знаний!

— Ну ладно, уговорили. — Чел достал кошелёк и протянул Аделине четыре сотки. — А какой учебник-то?

— Какой, какой. — Буратино порылся в рюкзаке. — Лишний какой-нибудь... Математика устроит?

— Естественно, — ответил шестиклассник.

Уже через секунду друзья стояли у кассы.

— Так, сколько берём? — спросил блондин.

Аделина оглядела зал.

— Ну шесть, — пожала она плечами.

— Здрасьте, вот деньги, нам шесть шаверм, — проговорил Буратино.

— Вообще-то правильно "шесть порций шавермы", — сказала Аделина.

— Ой-ёй-ёй. — Одноклассник состроил рожицу. — Мы, вообще-то, школу прогуливаем, если ты не забыла, нам можно так говорить.

— Каких? — спросил продавец.

— Классических. В лаваше.

— Вкусных, — добавила девушка.

— Шаверма без лаваша — это как кукла без одежды, — пробормотала появившаяся рядом Коломбина.

— Ага, та самая шаверма на тарелке, — согласился Буратино.

— Ага: кукла, политая чесночным соусом и укрытая листиком салата.

— Насколько я понимаю: кукла — это мясо?

— Это пластик, — поправила рыжая.

— В шаверме нет пластика.

— Зато в кукле — есть. Хотя, хоть из дерева, бумаги, картона, ткани или фарфора.

— Тебе нравится шаверма на тарелке? — спросил блондин.

— А тебе нравятся креветки без панциря?

— Вообще-то да.

— Мне тоже.

— Ой, мы случайно семь приготовили, — сказал продавец.

— Да оставьте себе, — махнула рукой Аделина.

— Да, оставьте себе, — повторил Буратино, не очень въезжая в разговор.

Аделина взяла заказ и они сели за стол. Тут пришли и Мальвина с Пьеро, точнее, Пьеро остался на улице, он не очень любит фастфуд.

(А вы думаете: чё это он грустный ходит? Потому что шаверму не пробовал!)

Вот все и поели и все нажрались до отвала, кто-то даже умудрился схавать две порции, но кто, мы не знаем, потому что тоже морально нажрались вместе с ними.

Когда все отдохнули и вышли на улицу, куда-то решили пойти, наверно, по домам.

— Коломбина! — позвал девушку Пьеро.

— О, Пьеро. — Её лицо вдруг стало более усталым и вроде бы печальным. — Что ты хотел?

— Я... Я написал тебе стихи. Я бы хотел, чтобы ты послушала.

— Пьеро. Ты уже семь лет пишешь мне стихи, но всё не можешь понять. Между нами ничего не было, нет и никогда не будет. У меня уже есть парень.

— Арлекин... — Брюнет отвёл глаза.

— Да, это Арлекин. Он любит меня, я люблю его. Но с тобой у нас ничего не получится.

— Но... Когда-то ты любила меня...

— Ах, Пьеро. Это было очень давно, даже вспоминать бессмысленно. Слишком быстро мои чувства к тебе прошли, чтобы называть это любовью. Ты прекрасно пишешь, Пьеро, продолжай, но пиши уже не мне. Вокруг много красивых девушек, посвящай свои стихи им.

— Верно, ты права, Коломбина, как всегда. Я просто тебя недостоин, — вздохнул он.

— Нет, что ты, Пьеро. Это я недостойна твоих поэм и серенад. Ты можешь быть счастлив с другой, нужно лишь отпустить твои чувства ко мне. Забудь. Разлюби меня. Жить станет проще и легче.

Она развернулась и ушла.

* * *

Этим же днём, только ночью.

Коломбина проснулась он знакомой мелодии. Звук шёл с улицы, но девушка уже знала, кто это.

— Пьеро, — сказала она, выглядывая в окно, — ты что делаешь?

— Я знаю, ты хочешь забыть меня, — ответил он, — но тогда позволь мне исполнить тебе эту прощальную серенаду.

— О нет, — пробормотала она. — Пьеро, прекрати!

Но он не слушал. Он запел:

Неверная! Где ты? Сквозь улицы сонные

Протянулась длинная цепь фонарей,

И, пара за парой, идут влюбленные,

Согретые светом любви своей.

Где же ты? Отчего за последней парою

Не вступить и нам в назначенный круг?

Я пойду бренчать печальной гитарою

Под окно, где ты пляшешь в хоре подруг!

Нарумяню лицо мое, лунное, бледное,

Нарисую брови и усы приклею,

Слышишь ты, Коломбина, как сердце бедное

Тянет, тянет грустную песню свою?*

— Спасибо, Пьеро, — сказала рыжая. — Но я не могу больше мучить тебя. Но я и не хочу разбивать тебе сердце. Давай останемся друзьями?

Но он не слушал. Он запел те строки, которые недавно читал Мальвине.

Коломбина слушала, она знала, что это будет тяжёлое расставание, но ничего не могла поделать. По её щекам текли слёзы.

— Прощай, Пьеро. Больше не люби меня...