Тишина, полная боли (джен)

Прошёл день. Или неделя. Время стало размытым и неважным. Алекс не знал, что происходит снаружи его маленькой клети, с этим темным миром, в который он был заперт. Каждое утро начиналось одинаково. Мать приходила, накладывала еду, делала свою работу, и всё заканчивалось тем же. В её глазах не было ни любви, ни страха, только беспомощная усталость, обострённая ненавистью, которую она пыталась скрыть под слезами. Но он знал. Он знал, что каждое её прикосновение было как гвоздь, забиваемый в его душу.

Иногда, когда его глаза оставались открытыми, он начинал ощущать, что её тень опускается на него с каждым движением. Это было не просто чувство, а невыносимое присутствие, которое было рядом, но не с ним. Она была в его мире, но не с ним. И он был в её мире, но тоже не с ней.

Однажды вечером, когда она снова пришла, её шаги были странно быстрыми. Её лицо было побледневшим, а в глазах — что-то страшное. Алекс почувствовал, как напряжение в воздухе стало сгустаться, словно тучи перед бурей. Она подошла к нему и встала напротив, словно собиралась что-то сказать. Но её губы не шевелились, и её дыхание становилось всё более тяжёлым.

Она замерла, а потом выдохнула.

— Ты не понимаешь, Алекс. Ты никогда не поймёшь, — её голос был едва слышен, почти шёпот. — Ты забрал всё, что у меня было. Ты — моя тюрьма.

Слова её звучали, как удар молнии. Алекс почувствовал, как его тело сжимается в какой-то невидимой боли, которая проникала всё глубже. С каждым словом, с каждым её взглядом его собственная душа всё больше и больше разрывалась. Но в его глазах не было ничего. Он не мог ничего ответить. Он был невидимым, как тень.

Её руки вдруг дрогнули, и она повернулась, поспешно направляясь к двери. Алекс почувствовал, как её шаги затихают в коридоре, а затем слышится странный шум — металлический, как что-то падающее на пол. Он напрягся. Что это?

Неожиданно она вернулась, её лицо было искажено. Она держала что-то в руках — нож. Остриё отражалось в тусклом свете, и в его глазах было что-то ужасающий и неизбежное. Она стояла перед ним, как тот, кто уже принял решение.

Алекс не мог понять, что происходит. Он попытался бы дышать глубже, но его тело было как камень, его грудная клетка не двигалась. Он был прикован, стиснут между болью и страхом, не в силах избежать того, что надвигалось.

— Ты заставляешь меня это делать, Алекс, — прошептала она, склонившись к его лицу. Её дыхание пахло алкоголем, а глаза были полны яростной пустоты. — Ты забрал мою жизнь. Ты меня сжираешь. Ты… Ты мой раб, а я твой палач.

Руки её дрожали, но нож оставался твёрд, как её решимость. Алекс не мог поверить, что это происходит. Мать. Она, которая должна была его любить, теперь была готова уничтожить его. Но не себя. Её боль была не в том, что она теряла, а в том, что её жизнь уже была разрушена из-за него.

Время будто замерло, а между ними царил жуткий молчаливый конфликт. Но потом, вдруг, она отпустила нож, и он упал на пол с металлическим звуком, разрезая воздух тишины.

Её плечи дрогнули. Она разрыдалась, опускаясь на колени рядом с его кроватью. Руки её обвили его плечи, как будто пытаясь найти какую-то утешение, которое она не могла себе дать. Алекс, не имея возможности двинуться, чувствовал её слёзы, их горячие капли, падающие на его кожу.

— Прости, прости меня, — она шептала, как будто это могло что-то изменить. — Я не могу больше. Я не могу…

Он слышал её. Он ощущал её боль, её разрыв, но не мог ей ответить. Он был тем, от чего она страдала. И в этом было что-то жуткое, что превращало их обоих в два замкнутых круга боли, из которых не было выхода.

Тишина снова поглотила их. Но теперь она была другой. Она не была пустой. Она была полна страха. Страха, который жил в их обеих душах.