Эван по фамилии Поттер. Тихий свет (джен)

Письмо от отца пришло утром. Оно пахло кофе, как всегда. Чистый пергамент, аккуратный почерк, фраза без лирики:

«Эван, ты не обязан быть как мы. Но, может, попробуешь? Придёшь на тренировки по дуэлям? Считай это не просьбой, а шансом.

С любовью,

Папа.»

Шанс. Эван долго смотрел на эти четыре буквы. Как будто вся жизнь могла уместиться между строк.

Он начал тренироваться. По вечерам — не в библиотеке, а в зале заклинаний. Сначала — один. Потом — с однокурсниками. Проглатывал учебники, повторял движения. Сжимал зубы, когда получалось плохо. Улыбался, когда падал, потому что «так делают Поттеры».

Он перестал встречаться с Фрэнком. Не потому, что злился. Просто времени не было. Не до истории библиотек и чудаковатых идей. Он сжигал черновики архива, чтобы не отвлекаться.

Болезненно, но нужно. Он решил стать тем, кем «должен быть». Или хотя бы попробовать.

Он даже пошёл на квиддич. Взял метлу, сквозь страх, сквозь дрожь. Упал. Поднялся.

И снова.

И снова.

Ему начали хлопать. Однокурсники из Пуффендуя. Даже Альбус однажды кивнул с одобрением.

«Ты можешь. Вот видишь?» — сказала Джинни, обнимая его за плечи, будто он вернулся в их мир.

А он? Он молчал. Внутри было… тихо. Слишком.

Финальным испытанием стала школьная дуэль. Публика — как на трибюне. Эван — напротив старшекурсника из Рейвенкло. На трибуне Гарри. Джинни. Альбус. Все ждали.

Он чувствовал, как под кожей бьётся магия — горячая, незнакомая. Он выстрелил «Импедимента» — точно, красиво.

Потом «Протего».

Потом — снова заклинание, за которым сам не уследил.

Вспышка. Противник отлетает, стены дрожат. Люди в шоке. Мрак короткой тишины — и вспышка паники. Эван не двигался. Он не чувствовал пальцев.

— Ты мог серьёзно покалечить его, — сказала профессор МакГонагалл.

— Я не хотел, — прошептал он.

Профессора молчали. Гарри ничего не сказал. Только посмотрел — долго. И ушёл.

Поздно вечером Эван стоял у окна. Библиотека была пуста, даже карта Люны не светилась. Он сжал кулаки, пытаясь выдавить из себя хоть что-то: крик, слёзы, заклинание.

— Ты не сгорел. Ты погас, — голос был мягкий. Люна снова была рядом.

— Я пытался. Правда. Я делал всё правильно. Я стал… таким, как они.

— Ты стал, как они хотели. Но не как ты есть.

Он отвернулся.

— Никто не любит тех, кто не светится.

— Неверно, — сказала Люна. — Есть магия, которая не сверкает. Она мягкая. Тёплая. Как дыхание книг. Как шаги друзей.

На следующий день он вернулся в библиотеку. В первый раз за две недели. Фрэнк сидел там же, у их стола, но уже один. Увидев Эвана, он молча отвёл взгляд.

— Я вёл себя как дурак, — сказал Эван, не приближаясь.

— Я просто скучал, — отозвался Фрэнк. — По тебе, по нам, по идее, что мы были нужны… не как дети великих.

Пауза.

— Хочешь вернуться к «Архиву»?

Эван сел рядом.

— Хочу.

Они открыли новый том. Первая история была о девочке из Пуффендуя, которая, как оказалось, изобрела заклинание защиты, которым потом пользовались все авроры. Но её имя забыли.

Они писали её историю. И потом ещё одну. И ещё.

А в конце страницы Эван написал:

«Я не герой. Я хронист. Я тот, кто слушает.

И пусть в рамку меня не поставят — я всё равно останусь в памяти.»

Он больше не пробовал метлу. Не потому, что боялся. А потому, что знал: его небо — не под ногами, а в книгах. В историях. В людях.

И впервые за долгое время он почувствовал: сердце бьётся в такт себе.