По следам легенд (гет)

Аэропорт Осло гудел привычным хаосом: объявления о рейсах эхом отражались от стеклянных стен, запах кофе и выпечки смешивался с металлическим привкусом кондиционированного воздуха, а толпы людей сновали между стойками регистрации и кофейнями. Утренний свет лился через огромные окна, отражаясь от полированного пола, но для Анны и Андреаса этот свет казался слишком ярким, почти болезненным, как будто он высвечивал их усталость, их внутренние трещины. Они стояли у выхода на посадку, окружённые чемоданами и рюкзаками, но их движения были скованными, а взгляды — настороженными, словно они ждали, что в любой момент что-то пойдёт не так.

Анна, с её короткими тёмными волосами, слегка растрёпанными от утренней спешки, нервно проверяла билеты в телефоне, её пальцы двигались быстрее, чем нужно. Её загорелая кожа, обычно придававшая ей здоровый вид, не могла скрыть напряжённого взгляда карих глаз, которые скользили по толпе, выискивая что-то, чего она сама не могла объяснить. Она поправила ремень рюкзака, её льняная футболка слегка помялась, но даже в этой расслабленной одежде она выглядела как человек, готовый к бою. Месяц прошёл с тех пор, как Халвор вернулся из Изнанки, но события на плато Хардангервидда и его рассказы о шраме между мирами всё ещё держали её в постоянном напряжении. Она проверяла замки на дверях дважды, вздрагивала от резких звуков, а её научный ум, всегда искавший логику, теперь боролся с чувством, что реальность больше не подчиняется её законам.

Андреас, стоя рядом, пытался выглядеть беззаботно. Его светлые волосы были аккуратно уложены, а загорелое лицо с обезоруживающей улыбкой казалось маской, за которой пряталась тревога. Он был одет в лёгкую рубашку и шорты, его атлетичная фигура всё ещё излучала уверенность, но в его движениях появилась нервная порывистость — он то поправлял ремень рюкзака, то теребил браслет на запястье. Его шутки, которыми он обычно разряжал обстановку, звучали натянуто, как будто он пытался убедить не только друзей, но и себя, что всё в порядке.

— Ну что, Анна, готова к солнцу, морю и коктейлям? — сказал он, широко улыбаясь, но его глаза не улыбались.

— Никаких гор, никаких древних стражей. Только пляж и загар.

Анна бросила на него взгляд, её брови слегка нахмурились. Она знала, что он старается, но его нарочитая весёлость только подчёркивала, как сильно он боится тишины, в которой могли бы всплыть воспоминания о Норвегии.

— Если ты думаешь, что я собираюсь весь день валяться на пляже, то ты плохо меня знаешь, — ответила она, её голос был спокойным, но в нём чувствовалась сталь. Она сунула телефон в карман и скрестила руки.

— Я согласилась на это только потому, что Линея не отстала.

Рядом с ними стояли Халвор и Линея, их присутствие было одновременно утешением и напоминанием о том, что их связывает. Халвор, с его рыжеватыми волосами, спрятанными под тёмной шапкой, выглядел усталым, но его глаза горели тихой решимостью. Его Leica висела на шее, как талисман, и он то и дело касался её, словно проверяя, на месте ли она. Линея, с её пепельной косой и мягким взглядом, держала в руках термос с кофе, но её пальцы нервно теребили край шарфа. Они оба чувствовали, что Анна и Андреас на грани — не срыва, но чего-то близкого, и этот отпуск был их попыткой дать друзьям передышку.

— Вам нужно солнце, море и никаких гор, — сказала Линея, её голос был мягким, но настойчивым. Она посмотрела на Анну, её глаза были полны сочувствия.

— Вы оба… вы слишком напряжены. Просто попробуйте расслабиться. Хотя бы на неделю.

— Расслабиться? — Андреас фыркнул, но его смех был скорее нервным, чем насмешливым.

— Линея, ты серьёзно? После всего, что мы видели? Каменные стражи, шрамы между мирами… А ты говоришь «расслабиться»?

Халвор положил руку на плечо Андреаса, его прикосновение было твёрдым, но успокаивающим.

— Просто попробуйте быть нормальными, — сказал он, его голос был тихим, но в нём чувствовалась новая глубина, как будто Изнанка оставила в нём след.

— Я знаю, это звучит глупо. Но вы не можете всё время ждать, что мир снова треснет. Дайте себе шанс.

Анна посмотрела на Халвора, её взгляд смягчился, но она всё ещё чувствовала, как внутри неё бьётся тревога, как пульс, который невозможно заглушить. Она вспомнила его рассказы о шраме, о золотом свете, о его новой роли хранителя. Она хотела верить, что всё закончилось, но её инстинкты кричали, что это не так.

— Хорошо, — сказала она наконец, её голос был твёрдым, но в нём чувствовалась усталость.

— Мы попробуем. Но если я увижу хоть одну странность, я звоню вам первым делом.

Линея улыбнулась, её глаза блеснули, но в них мелькнула тень беспокойства.

— Договорились, — сказала она.

— А мы будем на связи. Если что-то… начнётся, Халвор это увидит. — Она посмотрела на его камеру, и Халвор кивнул, его пальцы невольно коснулись объектива.

Объявление о посадке прервало их разговор, и толпа вокруг оживилась. Анна и Андреас подхватили свои рюкзаки, их движения были механическими, как будто они выполняли чужую волю. Они обнялись с Халвором и Линеей, и в этих объятиях было больше, чем прощание — обещание, что они всё ещё команда, несмотря на расстояние.

Когда самолёт взлетел, Анна сидела у окна, её взгляд был прикован к облакам, которые казались слишком белыми, почти нереальными. Она чувствовала, как её пальцы сжимают подлокотник, словно ожидая, что в любой момент что-то пойдёт не так. Андреас, сидящий рядом, пытался шутить, рассказывая о том, как он собирается научиться серфингу, но его голос дрожал, и он то и дело бросал взгляды на Анну, как будто искал в ней подтверждение, что всё будет в порядке.

— Ты правда думаешь, что мы можем просто… забыть? — спросил он тихо, его улыбка исчезла, обнажив тревогу, которую он так старательно прятал.

Анна повернулась к нему, её карие глаза встретились с его голубыми, и в этот момент она почувствовала, как их общий страх связывает их сильнее, чем любое солнце или море.

— Мы не забудем, — сказала она, её голос был мягким, но честным.

— Но, может, мы научимся с этим жить.

Самолёт летел на юг, к Адриатическому побережью, но Анна и Андреас знали, что бегут не от места, а от самих себя. И где-то в глубине их душ, как тень на фотобумаге, проступало чувство, что этот отпуск станет чем-то большим, чем они ожидали.

Солнце заливало маленький приморский городок в Черногории ослепительным светом, превращая бирюзовое море в зеркало, где отражались белоснежные яхты и терракотовые крыши старых домов. Уютная вилла, увитая виноградом, стояла на склоне холма, её терраса открывала вид на бесконечную синеву Адриатики, где волны лениво лизали каменистый берег. Воздух был пропитан солью, ароматом сосен и сладковатым запахом цветущих олеандров, а далёкий звон колоколов из старого города вплетался в щебет цикад. Это был рай, вырванный из туристических открыток, но для Анны и

Андреаса он казался декорацией, за которой пряталась их собственная тревога.

Анна лежала на шезлонге у моря, её загорелая кожа блестела от солнцезащитного крема, а тёмные волосы были собраны в небрежный пучок. На коленях у неё лежал научный журнал, открытый на статье о магнитных бурях, но её карие глаза то и дело скользили по горизонту, выискивая что-то, чего она не могла назвать. Её льняные шорты и лёгкая футболка были идеальны для жары, но под этой расслабленной внешностью скрывалась напряжённая пружина, готовая распрямиться при малейшем намёке на опасность. Прошёл месяц с их приключения в Норвегии, но воспоминания о Каменном Страже, о шраме в реальности, о рассказах Халвора об Изнанке всё ещё держали её в плену. Она пыталась играть в отпуск, как предписали Линея и Халвор, но каждый шорох, каждый резкий звук заставлял её сердце сжиматься.

Андреас, напротив, бросился в отпуск с нарочитой энергией. Он нырял в кристально чистую воду, его атлетичное тело рассекало волны с лёгкостью, а загорелая кожа блестела под солнцем. Его светлые волосы, чуть выгоревшие на концах, развевались на ветру, а улыбка, которую он щедро раздавал всем вокруг, казалась почти искренней. Но Анна замечала, как его голубые глаза темнели, когда он думал, что никто не смотрит. Он флиртовал с официантками в тавернах старого города, шутил с местными рыбаками, заказывал местное вино с громкими тостами за «жизнь без забот», но его движения были слишком резкими, а смех — слишком громким, как будто он пытался заглушить что-то внутри.

— Анна, ты собираешься весь день читать про магнитные поля? — спросил он, выходя из воды и стряхивая капли с волос. Его голос был лёгким, но в нём чувствовалась натянутость. Он плюхнулся на соседний шезлонг, разбрызгивая воду, и широко улыбнулся.

— Это отпуск, знаешь ли. Пора расслабиться. Хочешь, устроим гонку до того буйка?

Анна подняла глаза от журнала, её брови слегка нахмурились. Она знала, что он старается, но его наигранная беспечность только подчёркивала их общий страх.

— Андреас, я пытаюсь понять, как работает мир, — ответила она, её голос был спокойным, но с лёгкой насмешкой.

— Кто-то же должен. А ты… ты уверен, что хочешь плавать туда? Там глубоко.

Её слова были шуткой, но в них скользнула тень — намёк на ту бездну, которую они оба видели в Норвегии. Андреас на мгновение замер, его улыбка дрогнула, но он быстро взял себя в руки.

— Глубоко? — сказал он, вставая и театрально разминая плечи.

— Анна, я чемпион по нырянию в школьной команде. Не боись, я тебя спасу, если что.

Она закатила глаза, но уголки её губ приподнялись в слабой улыбке. Его энергия, пусть и искусственная, была заразительной, и на мгновение она почти поверила, что они могут быть просто туристами. Но ночью, когда они вернулись на виллу, эта иллюзия начала трещать по швам.

Анна проснулась от лёгкого шороха за окном — едва слышимого, как будто кто-то провёл пальцем по стеклу. Она резко села на кровати, её сердце заколотилось, а глаза тут же начали сканировать комнату. Тени от виноградных лоз, качающихся на ветру, плясали на стенах, но ничего подозрительного не было. Она глубоко вдохнула, пытаясь убедить себя, что это просто ветер, просто усталость. Но её инстинкты, обострённые после Норвегии, кричали об опасности. Она встала, её босые ноги коснулись прохладного каменного пола, и она осторожно подошла к окну, вглядываясь в темноту. Ничего. Только звёзды над морем и далёкий шум волн.

В соседней комнате Андреас тоже не спал. Он лежал, глядя в потолок, его руки были заложены за голову, а мысли кружились вокруг того, что он пытался забыть. Резкий звук — скрип двери на террасе — заставил его подскочить. Он замер, прислушиваясь, его мускулы напряглись, готовые к действию. «Просто ветер», — подумал он, но его тело знало лучше. Это был тот же холодок по спине, что он чувствовал на плато, когда земля дрожала под ногами.

На следующий день они решили прогуляться по старому городу, надеясь, что суета узких улочек и запах свежих булочек из пекарни отвлекут их от тревоги. Каменные дома с красными черепичными крышами теснились вдоль мощёных переулков, а цветущие бугенвиллеи добавляли яркие пятна пурпура и розового. Они сидели в таверне, где пахло жареной рыбой и розмарином, и Андреас, как обычно, пытался разрядить обстановку, рассказывая анекдот местному официанту, который смеялся, не понимая ни слова.

— Видишь, Анна, я уже почти местный, — сказал он, подмигивая и поднимая бокал с вином.

— Ещё пара дней, и я открою здесь свою таверну. Буду подавать «Норвежский улов» с соусом из фьордов.

Анна улыбнулась, но её взгляд был рассеянным. Она листала журнал, но её мысли были далеко. Она всё ещё слышала тот ночной шорох, чувствовала его, как занозу в сознании. «Просто нервы», — твердила она себе, но её научный ум уже искал объяснения, которые не приходили.

И тогда это случилось. Они шли по узкой улочке, окружённой старинными домами, когда все уличные фонари — старые, кованые, с тёплым жёлтым светом — внезапно погасли. Полная темнота накрыла их, как одеяло, на долю секунды, и только шум моря и далёкий лай собаки нарушали тишину. Затем свет вернулся, фонари зажглись, как ни в чём не бывало, но Анна и Андреас замерли, их взгляды встретились. Её глаза были полны тревоги, его — страха, который он больше не мог скрыть за улыбкой.

— Это просто проводка, — сказала Анна, её голос был слишком быстрым, слишком уверенным.

— Старинные линии, перегрузка сети. Обычное дело.

Андреас кивнул, но его рука невольно сжалась в кулак. Он чувствовал знакомый холодок, тот же, что пробирал его в Норвегии, когда реальность начала трещать по швам.

— Да, конечно, — сказал он, но его голос был лишён привычной лёгкости.

— Просто проводка.

Они продолжили идти, но их шаги стали быстрее, а разговоры — тише. Идиллия их отпуска дала трещину, и оба знали, что тень Норвегии настигла их даже здесь, под ярким солнцем Адриатики.

Терраса виллы, увитой виноградными лозами, была залита мягким светом свечей, расставленных на деревянном столе. Аромат жасмина и моря смешивался с запахом свежеиспечённого хлеба, оставшегося от ужина. Бирюзовое море за перилами террасы отражало звёзды, а далёкий шум волн создавал иллюзию покоя. Анна сидела на плетёном стуле, её пальцы нервно листали страницы научного журнала, но её взгляд то и дело устремлялся к горизонту, где тёмные силуэты гор вырисовывались на фоне звёздного неба. Её тёмные волосы, выбившиеся из пучка, слегка колыхались на тёплом ветру, а карие глаза, обычно такие внимательные, теперь были полны беспокойства. Андреас, сидя напротив, лениво потягивал вино из бокала, его загорелая рука теребила край льняной рубашки, а улыбка, которую он пытался удержать, казалась всё более вымученной. Их отпуск, начавшийся как попытка сбежать от теней Норвегии, теперь трещал по швам, как старый снимок, тронутый солнцем.

Внезапно небо над горами озарилось вспышкой — беззвучной, ослепительно-белой молнией, которая на мгновение высветила далёкие пики. Анна замерла, её пальцы стиснули журнал. Андреас поставил бокал на стол, его голубые глаза сузились, а улыбка исчезла.

— Это… просто молния, да? — сказал он, но его голос был лишён привычной лёгкости. Он наклонился вперёд, его мускулы напряглись, как будто он готовился бежать.

Анна глубоко вдохнула, её научный ум тут же начал искать объяснение, чтобы заглушить нарастающую тревогу.

— Атмосферные разряды, — сказала она, её голос был спокойным, но слишком быстрым.

— Иногда молнии случаются без дождя. Это… редкое явление. Сухие грозы. Ничего необычного.

Но её слова звучали неубедительно даже для неё самой. Ещё одна вспышка осветила небо, и на этот раз свет на террасе мигнул — свечи задрожали, а лампочки в гирлянде, висящей над перилами, затрещали и погасли. Радио, игравшее тихую джазовую мелодию, внезапно зашипело, выдавая статический треск, перемежающийся странными, низкими звуками, похожими на далёкий шёпот. Анна резко встала, её стул скрипнул по каменному полу, а журнал упал на стол.

— Это не просто гроза, — сказала она, её голос дрожал, несмотря на попытку сохранять контроль.

— Это… это что-то другое.

Андреас посмотрел на неё, его лицо побледнело, а рука невольно сжалась в кулак. Он чувствовал тот же холодок по спине, что и на плато Хардангервидда, когда реальность начала трещать по швам. Он встал, его движения были резкими, почти паническими, и достал телефон.

— Я звоню Халвору, — сказал он, его голос был твёрдым, но в нём чувствовалась паника.

— Если это связано с тем… с тем шрамом, он должен знать.

Анна кивнула, её глаза всё ещё были прикованы к горизонту, где беззвучные молнии продолжали вспыхивать, как сигналы из другого мира. Она пыталась вспомнить всё, что знала о магнитных бурях, об атмосферных аномалиях, но её инстинкты, обострённые после Норвегии, кричали, что это не просто погода. Это было что-то знакомое, что-то, что они уже видели — отголоски Изнанки, дыхание шрама.

Халвор ответил после первого гудка, его голос был встревоженным, почти хриплым.

— Андреас? — сказал он, и Анна, стоя рядом, услышала, как его дыхание сбилось.

— Что у вас там? Я… я только что видел кое-что странное.

Андреас включил громкую связь, и его рука, державшая телефон, слегка дрожала.

— Странное? — переспросил он, его голос был резким.

— Халвор, у нас тут молнии без звука, свет мигает, а радио звучит, как будто кто-то шепчет через него. Это… это оно, да? Тот шрам?

На другом конце линии наступила пауза, и Анна представила, как Халвор стоит в своей квартире, сжимая свою Leica, его рыжеватые волосы растрёпаны, а глаза полны той же тревоги, что и у них. Когда он заговорил, его голос был полон напряжения.

— Моя камера… — начал он. — Она фиксирует шум. Энергетические всплески. Они идут от шрама. Он не прорвался, но… он дышит. И, кажется, это дыхание притягивает что-то к вам.

Анна почувствовала, как её сердце пропустило удар. Она шагнула ближе к телефону, её голос был твёрдым, но в нём чувствовалась паника.

— Дышит? — переспросила она.

— Халвор, что это значит? Что нам делать?

— Я не знаю, — честно ответил Халвор, и его голос дрогнул.

— Но это не случайно. Линея сейчас роется в своих книгах, ищет что-то, что может помочь. Вы… вы видите что-то ещё? Кроме молний?

Андреас посмотрел на Анну, его голубые глаза были полны страха, который он больше не мог скрывать. Он вспомнил тот момент в старом городе, когда фонари погасли, и почувствовал, как холод пробежал по спине.

— Вчера вечером, — сказал он, его голос был тише, почти шёпот.

— Все фонари в городе погасли. На секунду. Потом зажглись снова. Мы думали… просто проводка.

Халвор выругался на другом конце линии, и Анна услышала, как Линея что-то говорит ему на фоне, её голос был приглушённым, но встревоженным.

— Это не проводка, — сказал Халвор.

— Это… это отголоски. Анна, Андреас, будьте осторожны. Не делайте ничего, пока мы не разберёмся. Просто… держитесь подальше от странностей.

Анна кивнула, хотя Халвор не мог её видеть. Её пальцы сжали край стола, а взгляд снова устремился к горизонту, где молнии продолжали вспыхивать, как сигналы бедствия. Она хотела верить, что это просто природное явление, что её научный ум найдёт объяснение, но внутри неё росло чувство, что их отпуск закончился, не успев начаться.

— Мы попробуем, — сказала она, её голос был спокойным, но в нём чувствовалась сталь.

— Но, Халвор, если это шрам… если он нас нашёл… мы не сможем просто сидеть и ждать.

Андреас посмотрел на неё, его лицо было серьёзным, а маска весёлости окончательно спала. Он положил руку на её плечо, его прикосновение было тёплым, но дрожащим.

— Мы справимся, — сказал он, но его слова были больше для неё, чем для него самого.

— Как в Норвегии. Вместе.

Терраса снова озарилась вспышкой молнии, и радио зашипело громче, выдавая странный, почти человеческий шёпот. Анна и Андреас замерли, их взгляды встретились, и в этот момент они поняли, что тень Изнанки настигла их, даже под звёздным небом Адриатики.

Узкие улочки старого города в Черногории были пропитаны ароматами свежесваренного кофе, жареных каштанов и солёного морского бриза, доносившегося с Адриатики. Мощёные переулки вились между каменными домами с терракотовыми крышами, увитыми цветущими бугенвиллеями, чьи яркие пурпурные лепестки контрастировали с выцветшими стенами. Рынок бурлил жизнью: торговцы выкрикивали цены на оливки и домашнее вино, старушки в пёстрых платках спорили о свежести рыбы, а туристы сновали между прилавками, фотографируя всё подряд. Но для Анны и Андреаса этот колорит был лишь фоном, неспособным заглушить тревогу, которая поселилась в их груди после вчерашней ночи. Беззвучные молнии, шипение радио, слова Халвора о «дыхании» шрама — всё это висело над ними, как тень, которую не могло разогнать яркое солнце.

Анна шагала впереди, её тёмные волосы были собраны в тугой хвост, а карие глаза внимательно осматривали прилавки, словно искали ответы среди глиняных горшков и плетёных корзин. Её льняная футболка слегка прилипла к спине от жары, но её движения были чёткими, почти механическими, как у человека, привыкшего контролировать хаос. Андреас следовал за ней, его загорелое лицо было напряжённым, несмотря на попытки сохранить привычную лёгкость. Его голубые глаза то и дело скользили по толпе, выискивая что-то, что могло бы подтвердить или опровергнуть их страхи. Он поправил ремень рюкзака, его пальцы нервно теребили браслет на запястье, а улыбка, которой он обычно одаривал всех вокруг, теперь казалась вымученной.

— Анна, ты уверена, что нам стоит тратить время на этот рынок? — спросил он, обходя прилавок с сушёными травами. Его голос был лёгким, но в нём чувствовалась натянутость.

— Мы могли бы просто… не знаю, взять лодку, уплыть на какой-нибудь остров. Забыть про всё это.

Анна остановилась, её взгляд упал на прилавок с украшениями, где среди амулетов и бус лежали странные камни — чёрные, с оплавленными узорами, похожими на молнии. Она повернулась к Андреасу, её брови слегка нахмурились.

— Забыть? — сказала она, её голос был спокойным, но с лёгкой насмешкой. — Андреас, ты сам знаешь, что это не работает. Мы видели молнии. Радио шипело. Халвор сказал, что шрам «дышит». Мы не можем просто взять лодку и притвориться, что всё нормально.

Андреас вздохнул, его рука невольно сжалась в кулак. Он хотел возразить, но её слова задели что-то внутри — страх, который он пытался утопить в вине и шутках.

— Ладно, — сказал он, его голос стал тише.

— Но что мы ищем? Камни? Легенды? Как это поможет?

Анна не ответила, её взгляд вернулся к прилавку. Она протянула руку и взяла один из камней — гладкий, тёплый, с выжженным узором, напоминающим спираль, окружённую лучами. Её пальцы замерли, а сердце пропустило удар. Что-то в этом камне казалось знакомым, как отголосок того, что она чувствовала в Норвегии.

— Простите, — сказала она, поворачиваясь к хозяину прилавка, пожилому мужчине с морщинистым лицом и густыми седыми усами.

— Что это за камни? Откуда они?

Старик улыбнулся, его глаза блеснули, как будто он ждал этого вопроса. Он отложил глиняную чашу, которую полировал, и наклонился ближе, его голос был низким, с хрипотцой, пропитанной морской солью.

— Это громовники, — сказал он, его акцент добавлял словам тягучий, почти мистический ритм.

— Камни, в которые ударила молния. Местные говорят, что это след Перуна, бога-громовержца. Когда он бьёт своим молотом, он не всегда гневается. Иногда он запечатывает злых духов в камне, чтобы защитить нас. Эти узоры — его метка.

Андреас фыркнул, его скептицизм прорвался наружу, несмотря на тревогу.

— Серьёзно? — сказал он, скрестив руки.

— Камни от молний? Это просто… физика. Молния плавит минералы, вот и всё. Никаких богов и духов.

Старик посмотрел на него, его улыбка стала шире, но в ней не было насмешки — только лёгкое сочувствие, как будто он видел таких скептиков тысячу раз.

— Может, и физика, молодой человек, — сказал он, пожав плечами.

— Но старые истории не лгут. Эти камни — обереги. Они хранят силу. Мой дед находил их в горах после сухих гроз. Говорил, что они защищают от того, что приходит с молниями.

Анна почувствовала, как её пульс ускорился. Сухие грозы. Молнии без дождя. Она вспомнила вспышки прошлой ночи, шипение радио, слова Халвора о «дыхании» шрама. Её научный ум пытался отмахнуться от слов старика, но интуиция, обострённая после Норвегии, подсказывала, что это не просто сказка.

— Где их находят? — спросила она, её голос был твёрдым, но в нём чувствовалось нетерпение.

— Эти… громовники. В каких горах?

Старик указал на далёкие пики, виднеющиеся за городом, их тёмные силуэты вырисовывались на фоне закатного неба.

— Там, в предгорьях, — сказал он.

— Где молнии бьют чаще всего. Но будьте осторожны. Горы не любят чужаков, особенно когда Перун неспокоен.

Андреас закатил глаза, но Анна уже доставала телефон, её пальцы быстро набрали номер Линеи. Она отошла от прилавка, её шаги были быстрыми, почти паническими. Андреас последовал за ней, его лицо всё ещё выражало скептицизм, но в его глазах мелькнула тревога.

— Линея, — сказала Анна, когда та ответила, её голос был полон напряжения.

— Ты слышала о «громовниках»? Камнях, в которые ударяет молния? Местные говорят, что это следы бога-громовержца, который запечатывает духов.

На другом конце линии Линея замолчала, и Анна услышала, как она листает страницы, её голос стал взволнованным.

— Громовники? — переспросила Линея. — Подожди… да, я видела что-то похожее. В славянских легендах, да и не только. Это не просто камни. В разных культурах их называют по-разному — громовые стрелы, камни Перуна, даже в скандинавских сагах есть что-то похожее. Они связаны с местами силы, с точками, где энергия… накапливается. Анна, это не сказки. Это может быть древний способ описывать энергетические аномалии.

Андреас, стоя рядом, услышал её слова через громкую связь и нахмурился.

— Энергетические аномалии? — сказал он, его голос был полон раздражения.

— Линея, ты серьёзно? Мы в отпуске, а ты опять про свои мифы!

Линея не ответила на его выпад, но её голос стал твёрже.

— Андреас, послушай, — сказала она.

— Халвор видит всплески в своей камере. Они начались, когда у вас там начались эти молнии. Это не совпадение. Если эти камни — громовники — связаны с аномалиями, они могут быть ключом. Найдите один. Посмотрите, что на нём.

Анна кивнула, её взгляд вернулся к камню в её руке. Оплавленные узоры на его поверхности казались живыми, как будто они слабо пульсировали под её пальцами. Она чувствовала, как её научный ум борется с интуицией, но что-то внутри неё знало: это не просто камень. Это было звено в цепи, ведущей обратно к шраму.

— Мы найдём, — сказала она, её голос был спокойным, но полным решимости.

— Спасибо, Линея.

Она повесила трубку, её глаза встретились с глазами Андреаса. Его лицо было напряжённым, но он кивнул, словно принимая неизбежное.

— Значит, наш отпуск официально накрылся, — сказал он, его голос был горьким, но в нём мелькнула слабая улыбка.

— Пойдём искать камни Перуна?

Анна улыбнулась в ответ, но её улыбка была натянутой. Она сжала камень в руке, чувствуя его тепло, и посмотрела на далёкие горы, где, по словам старика, бродил бог-громовержец. Тень Норвегии настигла их, и теперь они знали, что должны встретить её лицом к лицу.

Кадр лазурного моря, искрящегося под адриатическим солнцем, растворился, как выцветший снимок, сменившись суровой реальностью каменистой тропы, ведущей в предгорья. Тяжёлые походные ботинки Анны и Андреаса хрустели по щебню, поднимая мелкую пыль, которая оседала на их одежде. Воздух, ещё недавно пропитанный солью и жасмином, теперь пах соснами, землёй и чем-то резким, металлическим — озоном, как после грозы. Небо над горами было ясным, но далёкие пики, острые, как клыки, казались угрожающими, словно хранили тайны, которые не хотели раскрывать. Сосны, цепляющиеся за скалы, отбрасывали длинные тени, а ветер, холодный и порывистый, нёс с собой эхо тех беззвучных молний, что они видели накануне. Отпуск, обещавший солнце и покой, остался позади, а впереди была миссия, от которой нельзя было отвернуться.

Анна шагала впереди, её рюкзак, собранный с военной точностью, слегка покачивался в такт её шагам. Её тёмные волосы, стянутые в тугой хвост, блестели от пота, а карие глаза внимательно сканировали тропу, подмечая каждую деталь — трещины в камнях, следы животных, странные пятна на земле, похожие на ожоги. Её льняная футболка и шорты были покрыты пылью, но она не замечала этого, поглощённая целью. Анна всегда была готова ко всему — её рюкзак был набит водой, аптечкой, фонариком и даже старым компасом, который она носила скорее из привычки, чем из необходимости. Но теперь эта готовность была не просто привычкой — это был её способ держать мир под контролем, несмотря на то, что он уже однажды треснул у неё на глазах.

Андреас следовал за ней, его шаги были менее уверенными, но он старался не отставать. Его загорелое лицо было напряжённым, голубые глаза то и дело устремлялись к небу, словно ожидая новой вспышки. Его лёгкая рубашка, всё ещё пахнущая морем, была расстёгнута, а рюкзак, собранный наспех, болтался на одном плече. Он пытался сохранить свою обычную лёгкость, но его движения выдавали нервозность — он то поправлял ремень, то сжимал кулаки, как будто готовился к чему-то, чего не мог предугадать.

— Напомни мне, почему мы не остались на пляже? — сказал он, его голос был полон наигранной насмешки, но в нём чувствовалась дрожь.

— Море, коктейли, никаких громовников. Звучит как план получше, чем лезть в горы за камнями, в которые бьёт молния.

Анна бросила на него взгляд через плечо, её губы дрогнули в слабой улыбке, но глаза остались серьёзными.

— Потому что ты знаешь, что это не просто камни, — ответила она, её голос был спокойным, но твёрдым.

— Ты чувствовал это вчера. Тот холодок. Как в Норвегии. Мы не можем просто сидеть и ждать, пока шрам снова начнёт дышать.

Андреас фыркнул, но его смех был больше нервным, чем насмешливым. Он вспомнил тот момент на террасе, когда радио зашипело, а молнии осветили небо без звука. Он хотел забыть, хотел вернуться к той жизни, где мир был простым, предсказуемым, но тень Изнанки следовала за ним, как призрак.

— Ты и твоя логика, — сказал он, пнув камешек, который с глухим стуком покатился вниз по склону.

— Линея и её легенды, Халвор и его проклятая камера… Почему я не могу просто быть туристом?

Анна остановилась, её ботинки скрипнули по щебню. Она повернулась к нему, её карие глаза встретились с его голубыми, и в этот момент она увидела в нём не скептика, не шутника, а человека, который так же боится, как и она. Она шагнула ближе, её голос стал тише, но в нём чувствовалась теплота.

— Потому что мы уже не туристы, Андреас, — сказала она.

— Мы… мы видели слишком много. И если мы не разберёмся, что происходит, это найдёт нас снова. Ты же знаешь.

Он посмотрел на неё, его лицо смягчилось, и он кивнул, словно принимая неизбежное. Его рука невольно коснулась её плеча, и на мгновение их общий страх стал чем-то большим — связью, которая

держала их вместе.

— Ладно, — сказал он, его голос был тише, но в нём появилась решимость.

— Но если мы найдём этот громовник, и он окажется просто камнем, я заставлю тебя неделю пить коктейли на пляже.

Анна улыбнулась, на этот раз искренне, и её глаза блеснули.

— Договорились, — сказала она.

— Но если я права, ты будешь должен мне кофе. Настоящий, норвежский.

Они продолжили путь, их шаги эхом отдавались в тишине предгорий. Тропа становилась круче, камни под ногами — острее, а воздух — холоднее, пропитанный запахом озона, как будто сама природа предупреждала о том, что они приближаются к чему-то большему. Сосны, окружавшие тропу, были выше, их иглы отбрасывали длинные тени, которые казались живыми, шевелящимися, как отражения в воде. Вдалеке, над горами, небо оставалось ясным, но Анна и Андреас чувствовали, как напряжение в воздухе нарастает, как будто невидимая буря собиралась вокруг них.

Анна достала из рюкзака карту, которую они купили на рынке, и её пальцы пробежались по грубо нарисованным линиям, отмечающим тропы в горах. Старик в лавке сказал, что громовники находят там, где чаще всего бьют «сухие грозы», и её интуиция подсказывала, что они на правильном пути. Она вспомнила слова Линеи о том, что эти камни — не просто легенда, а древний способ описывать энергетические аномалии. Её научный ум всё ещё искал объяснения, но после Норвегии она знала,

что некоторые ответы лежат за пределами науки.

— Мы близко, — сказала она, её голос был полон уверенности, но в нём чувствовалась тревога.

— Старик говорил, что тропа ведёт к плато, где молнии бьют чаще всего.

Андреас кивнул, его взгляд устремился к вершинам, где небо начинало темнеть, хотя солнце ещё не село. Он чувствовал, как его пульс ускоряется, как тот же холодок, что пробирал его в Норвегии, возвращается, но теперь он был готов. Не потому, что не боялся, а потому, что рядом была Анна, и её решимость давала ему силы.

— Тогда идём, — сказал он, его голос был твёрдым, несмотря на дрожь в руках.

— Найдём этот проклятый камень и разберёмся, что к чему.

Они двинулись дальше, их шаги становились быстрее, а тени сосен сгущались вокруг них. Тропа, пахнущая озоном, вела их в сердце гор, где ждала не просто легенда, а ответ на вопрос, который они боялись задать: что, если шрам между мирами снова начал дышать?

Горное плато, раскинувшееся в предгорьях Черногории, было словно вырвано из древних времён: огромные мегалиты, изъеденные ветром и временем, торчали из земли, как кости первобытного зверя. Их тёмные, неровные силуэты вырисовывались на фоне стремительно темнеющего неба, где звёзды исчезли, поглощённые тяжёлыми, свинцовыми тучами, которые, казалось, родились из ниоткуда. Воздух стал густым, пропитанным резким запахом озона и земли, а ветер, ещё недавно лёгкий и прохладный, теперь выл, как раненый зверь, срывая хвою с сосен и гоняя пыль по каменистой тропе. Анна и Андреас, запыхавшиеся от подъёма, стояли на краю плато, их рюкзаки отяжелели от усталости, а лица были напряжёнными, словно они предчувствовали, что природа готовит им нечто большее, чем просто буря.

Анна, её тёмные волосы растрепались от ветра, несмотря на тугой хвост, сжимала карту в руках, её карие глаза внимательно осматривали мегалиты, ища признаки тех громовников, о которых говорил старик. Её льняная футболка прилипла к телу, покрытая пылью и потом, но она не замечала дискомфорта, поглощённая своей миссией. Её научный ум всё ещё пытался объяснить происходящее, но инстинкты, обострённые после Норвегии, кричали, что они уже в сердце чего-то необъяснимого. Андреас, стоя рядом, поправлял ремень рюкзака, его загорелое лицо было бледнее обычного, а голубые глаза тревожно следили за небом, где тучи сгущались, как чернила, разлитые в воде.

— Это не к добру, — сказал он, его голос был громче обычного, чтобы перекричать вой ветра.

— Анна, может, нам стоит вернуться? Эта буря… она не похожа на обычную.

Анна повернулась к нему, её брови нахмурились, но в её взгляде мелькнула тень сомнения. Она тоже чувствовала, как воздух стал тяжёлым, почти электрическим, как будто само пространство вокруг них заряжалось энергией.

— Мы не можем уйти, — ответила она, её голос был твёрдым, но в нём чувствовалась тревога.

— Если это связано с шрамом, с тем, что видел Халвор… мы должны найти громовник. Это наш единственный шанс понять, что происходит.

Андреас открыл было рот, чтобы возразить, но в этот момент небо разорвала первая молния — не беззвучная, как накануне, а оглушительная, с треском, от которого земля под ногами задрожала. Вспышка осветила плато, высветив мегалиты, как гигантские тени, и на мгновение лица Анны и Андреаса стали белыми, как фотобумага под светом лампы. Анна инстинктивно пригнулась, её сердце заколотилось, а Андреас схватил её за руку, потянув к ближайшему укрытию — неглубокому гроту под нависающей скалой.

— Быстрее! — крикнул он, его голос был полон паники, но в нём чувствовалась та же решимость, что вела их в Норвегии. Они бросились к гроту, их ботинки скользили по щебню, а ветер бил в спину, как будто подталкивая их к пропасти.

Грот был тесным, его стены, покрытые мхом и трещинами, пахли сыростью и камнем. Анна и Андреас втиснулись внутрь, их рюкзаки задевали низкий потолок, а дыхание было тяжёлым от бега и страха. Снаружи буря набирала силу: небо, теперь чёрное, как уголь, разрывалось молниями, каждая из которых сопровождалась оглушительным раскатом грома. Но дождя не было — только сухой, электрический хаос, который, казалось, был направлен прямо на них. Ветер выл, как живое существо, а воздух в гроте стал тяжёлым, пропитанным тем же металлическим привкусом озона, что они чувствовали на тропе.

— Это не просто буря, — прошептала Анна, её голос дрожал, но она старалась держать себя в руках. Она прижалась к стене грота, её пальцы сжимали карту, теперь смятую и влажную от пота.

— Это… это как тогда. На плато. Ты чувствуешь?

Андреас кивнул, его голубые глаза были широко раскрыты, а лицо блестело от пота. Он пытался сохранить свою обычную браваду, но его руки дрожали, когда он поправил ремень рюкзака.

— Чувствую, — сказал он, его голос был хриплым.

— Это как будто… как будто тот шрам снова дышит. Прямо здесь.

Он хотел добавить что-то ещё, но его слова заглушил новый раскат грома, такой мощный, что камни в гроте задрожали, а мелкая пыль посыпалась с потолка. Анна инстинктивно схватила его за руку, её пальцы сжали его запястье, и в этот момент их взгляды встретились. В её карих глазах был страх, но и решимость, в его голубых — паника, смешанная с чем-то новым, почти защитным.

— Мы справимся, — сказала она, её голос был тихим, но твёрдым.

— Как в Норвегии. Вместе.

Андреас кивнул, его рука сжала её в ответ, и на мгновение их страх стал чем-то общим, связывающим их сильнее, чем любая буря. Но их момент прервала ослепительная вспышка — гигантская молния, яркая, как расплавленное солнце, ударила в огромный валун прямо у входа в грот. Удар был таким мощным, что земля содрогнулась, а оглушительный треск грома прокатился по плато, как удар молота. Анна и Андреас инстинктивно отпрянули, их лица осветились белым светом, а Андреас, не задумываясь, закрыл Анну собой, прижав её к стене грота, как будто мог защитить её от стихии.

Вспышка длилась долю секунды, но казалось, что она застыла в воздухе, как кадр в замедленной съёмке. Камера их воображения запечатлела всё: пылающий свет молнии, чёрные силуэты мегалитов, дрожащие тени сосен, их собственные лица, искажённые страхом и решимостью. Когда свет погас, а грохот стих, Анна и Андреас замерли, их дыхание было тяжёлым, а сердца колотились в унисон.

— Ты в порядке? — спросил Андреас, его голос был хриплым, а рука всё ещё лежала на её плече. Он отстранился, но его глаза внимательно изучали её лицо, как будто он боялся, что она исчезнет.

Анна кивнула, её рука всё ещё сжимала его запястье. Она чувствовала, как её пульс бьётся в такт с его, и это странным образом успокаивало её.

— Да, — сказала она, её голос был тихим, но в нём чувствовалась сталь.

— Но это… это был не просто удар молнии. Это что-то большее.

Они осторожно выглянули из грота. Валун, в который ударила молния, всё ещё дымился, его поверхность блестела, как стекло, а воздух вокруг был пропитан запахом горелого камня. Небо над плато начало светлеть, но буря оставила после себя ощущение, что они только что прикоснулись к чему-то древнему, первобытному, связанному с тем шрамом, который Халвор пытался удержать. Анна и Андреас знали, что их отпуск окончательно превратился в миссию, и этот валун, дымящийся под их взглядами, был их первым ключом к разгадке.

Тишина, наступившая после бури, была почти оглушительной. Только что выл ветер, рвал сосны и сотрясал мегалиты, а небо разрывалось от молний, но теперь плато погрузилось в странное затишье. Воздух был прохладным, с резким привкусом озона, как будто сама природа выдохнула после яростного приступа. Мегалиты, окружавшие грот, стояли неподвижно, их тёмные силуэты отбрасывали длинные тени на каменистую землю, а далёкие пики гор Черногории казались застывшими стражами, хранящими тайны веков. Анна и Андреас сидели в тесном гроте, их дыхание всё ещё было тяжёлым, а сердца колотились, как после долгого бега. Тесные стены, покрытые мхом и трещинами, пахли сыростью, но теперь этот запах смешивался с чем-то новым — горелым камнем и чем-то металлическим, почти живым.

Анна, её тёмные волосы растрепались, а льняная футболка прилипла к телу от пота, осторожно выглянула из грота. Её карие глаза, обычно такие внимательные, теперь были полны благоговейного трепета, смешанного со страхом. Она всё ещё сжимала руку Андреаса, её пальцы дрожали, но в её осанке была решимость. Андреас, его загорелое лицо покрыто пылью, смотрел на неё, его голубые глаза всё ещё отражали отблеск той ослепительной молнии. Его рубашка была порвана на плече, а рюкзак валялся у входа в грот, но он не замечал этого, поглощённый моментом. Он всё ещё чувствовал, как его тело инстинктивно закрыло Анну во время удара молнии, и этот порыв, защитный и необъяснимый, всё ещё пульсировал в его груди.

— Это… закончилось? — спросил он, его голос был хриплым, почти шёпотом, как будто он боялся нарушить тишину. Он медленно поднялся, его ботинки скрипнули по каменному полу грота, и он выглянул наружу, где валун, в который ударила молния, всё ещё дымился.

Анна не ответила сразу. Она глубоко вдохнула, пытаясь успокоить сердце, которое билось, как барабан. Её научный ум требовал объяснений, но интуиция, обострённая после Норвегии, подсказывала, что они только что стали свидетелями чего-то большего, чем буря. Она отпустила руку Андреаса, её пальцы всё ещё дрожали, и шагнула к выходу из грота, её шаги были осторожными, но решительными.

— Пойдём, — сказала она, её голос был тихим, но твёрдым.

— Нам нужно посмотреть.

Андреас кивнул, хотя его лицо всё ещё выражало неуверенность. Он подхватил рюкзак, его движения были резкими, почти паническими, но он последовал за ней, как будто её решимость была его якорем. Они вышли из грота, их ботинки хрустели по щебню, а воздух, пропитанный озоном, казался тяжёлым, как перед новой вспышкой. Валун, в который ударила молния, возвышался перед ними — огромный, чёрный, с гладкой поверхностью, теперь покрытой дымящимися трещинами. Но то, что они увидели, заставило их замереть.

На почерневшей поверхности валуна проступал чёткий, оплавленный узор — стилизованный молот или топор, окружённый спиралями, которые, казалось, пульсировали слабым, голубоватым светом. Узор был не просто выжжен — он выглядел живым, как будто в нём всё ещё текла энергия молнии. Анна почувствовала, как её дыхание сбилось, а Андреас невольно отступил на шаг назад, его глаза расширились.

— Это… громовник? — спросил он, его голос был полон недоверия, но в нём чувствовалась тень благоговения.

— Как тот, о котором говорил старик?

Анна не ответила. Она шагнула ближе к валуну, её рука медленно поднялась, словно притянутая невидимой силой. Её научный ум кричал, что это опасно, что она не знает, с чем имеет дело, но что-то глубже, что-то, пробуждённое в Норвегии, толкало её вперёд. Она осторожно коснулась узора, её пальцы дрожали, ожидая жара, но вместо этого она почувствовала вибрацию — низкую, глубокую, как эхо того, что они ощущали на плато Хардангервидда. Это была та же энергия, тот же пульс, который связывал их с Изнанкой, с шрамом, с Каменным Стражем.

— Это не просто камень, — прошептала она, её голос был полон трепета.

— Это… громоотвод. Энергия, которая просачивается из шрама, ищет выход. И она находит его здесь, в этих местах.

Андреас смотрел на неё, его лицо было смесью страха и восхищения. Он вспомнил слова старика о Перуне, о молоте, запечатывающем духов, и впервые его скептицизм дрогнул. Он шагнул ближе, его рука невольно коснулась её плеча, как будто он искал опору.

— Ты хочешь сказать, что этот валун… что он как-то связан с тем, что видел Халвор? — спросил он, его голос был хриплым.

— С тем шрамом?

Анна кивнула, её глаза не отрывались от узора, который, казалось, слабо пульсировал под её пальцами. Она чувствовала, как её научный ум и интуиция сливаются, как две стороны одной плёнки, о которой говорила Элара. Это был не просто символ, не просто легенда — это была часть древней системы, созданной для удержания баланса между мирами.

— Да, — сказала она, её голос стал твёрже.

— Это как… как предохранитель. Энергия шрама слишком велика, и она вырывается через такие места. Поэтому молнии, поэтому узоры. Это не случайность.

Андреас нахмурился, его рука всё ещё лежала на её плече, но теперь это было не просто прикосновение — это была связь, как будто они оба черпали силы друг у друга.

— И что это значит для нас? — спросил он, его голос был полон напряжения.

— Мы нашли этот громовник. Что дальше? Мы не Халвор с его волшебной камерой.

Анна повернулась к нему, её карие глаза блестели, но в них была не только тревога, но и решимость. Она вспомнила, как Халвор рассказывал о своей роли хранителя, о том, как его камера стала ключом к стабилизации шрама. Может, они не хранители, как он, но они здесь, и они не могут просто уйти.

— Мы должны понять, как это работает, — сказала она, её голос был спокойным, но в нём чувствовалась сталь.

— Если эти камни — часть системы, которая удерживает шрам, мы должны знать, как они связаны. И нам нужно рассказать Халвору и Линее.

Андреас кивнул, его лицо всё ещё было бледным, но в его глазах мелькнула искра — не страх, а что-то новое, почти как надежда. Он посмотрел на валун, на его светящийся узор, и почувствовал, как его скептицизм уступает место чему-то большему.

— Ладно, — сказал он, его голос был тише, но в нём чувствовалась решимость.

— Но если мы теперь охотники за громовниками, я требую хотя бы один день на пляже после всего этого.

Анна улыбнулась, её рука всё ещё лежала на валуне, чувствуя его вибрацию. Она посмотрела на Андреаса, и в этот момент их общий страх стал чем-то большим — общей целью. Плато вокруг них было тихим, но воздух всё ещё дрожал от остаточной энергии, а мегалиты, казалось, наблюдали за ними, как древние стражи. Они знали, что нашли не просто камень, а ключ к разгадке, и теперь их миссия только начиналась.

Горное плато, усыпанное древними мегалитами, казалось замершим в благоговейной тишине после бури. Воздух, ещё недавно пропитанный озоном и электричеством, теперь был прохладным, с лёгким привкусом горелого камня. Мегалиты, словно стражи, окружали валун с оплавленным узором, который всё ещё слабо светился голубоватым сиянием, как отголосок молнии, ударившей в него. Небо над Черногорией начало светлеть, открывая звёзды, но их холодный свет не мог рассеять напряжение, сковавшее Анну и Андреаса. Они стояли у дымящегося валуна, их лица, освещённые слабым свечением узора, выражали смесь трепета и решимости. Тени сосен, качающихся на ветру, плясали на земле, а далёкий шум моря, доносившийся с побережья, казался эхом другого мира — мира, который они оставили, чтобы встретиться с этим.

Анна, её тёмные волосы растрепались, а льняная футболка была покрыта пылью, всё ещё держала руку на валуне, чувствуя его слабую вибрацию. Её карие глаза, обычно такие внимательные, теперь были полны осознания, как будто она только что прикоснулась к разгадке, которая связывала их с Изнанкой. Андреас стоял рядом, его загорелое лицо блестело от пота, а голубые глаза внимательно следили за ней, словно искали в ней подтверждение, что они на правильном пути. Его рваная рубашка колыхалась на ветру, а рюкзак, брошенный на землю, казался теперь ненужным грузом. Их отпуск, их попытка сбежать от теней Норвегии, окончательно превратился в миссию, и этот валун был их первым доказательством.

— Это точно оно, — сказала Анна, её голос был тихим, но в нём чувствовалась сталь. Она отняла руку от валуна, её пальцы всё ещё дрожали от вибрации, и достала телефон из кармана шорт.

— Нам нужно рассказать Халвору. Он должен знать.

Андреас кивнул, его рука невольно коснулась её плеча, как будто он искал опору. Он всё ещё пытался осмыслить увиденное — узор, похожий на молот, светящийся, как живая энергия, и ту вибрацию, которую он тоже почувствовал, когда подошёл ближе.

— Если это громовник, — сказал он, его голос был хриплым, но в нём мелькнула слабая насмешка, — то я начинаю верить в старика с его Перуном. Но что это значит? Что мы вообще нашли?

Анна не ответила, её пальцы уже набрали номер Халвора. Сигнал в горах был слабым, но, к её облегчению, он пробился, и через мгновение они услышали знакомый голос, полный тревоги.

— Анна? Андреас? — сказал Халвор, его голос был напряжённым, как будто он сам только что пережил бурю.

— Что у вас там? Моя камера… всплеск прекратился. Прямо сейчас. Шум исчез. Что вы сделали?

Анна и Андреас переглянулись, их лица осветились слабым светом телефона. Анна глубоко вдохнула, её научный ум пытался оформить теорию, которая рождалась в её голове, пока она смотрела на светящийся узор.

— Халвор, — начала она, её голос был спокойным, но полным возбуждения.

— Мы нашли громовник. Камень, в который ударила молния. На нём узор — молот, окружённый спиралями. Он… он светится. И я чувствую вибрацию, как тогда, в Норвегии. Это не просто камень. Это… как громоотвод для энергии шрама.

На другом конце линии наступила пауза, и Анна услышала, как Халвор шёпотом пересказывает её слова Линее. Затем в разговор вступил голос Линеи, взволнованный, но полный энергии.

— Громовник? — переспросила она, её голос дрожал от возбуждения.

— Анна, это невероятно! Я только что нашла упоминание в одной из книг. Это не просто легенды.

Громовники, камни молний, сильные места — они есть в разных культурах. В славянских мифах, в скандинавских, даже в кельтских. Это древняя система, созданная для… для баланса. Они как узлы в сети, которая удерживает энергию, чтобы она не разрушала реальность.

Андреас, слушая через громкую связь, нахмурился, его скептицизм всё ещё боролся с тем, что он видел своими глазами.

— Сеть? — сказал он, его голос был полон раздражения, но в нём чувствовалась тревога.

— Линея, ты хочешь сказать, что эти камни — часть какого-то древнего механизма? Какого-то… магического интернета для энергии?

Линея рассмеялась, но её смех был скорее нервным, чем весёлым.

— Не совсем интернет, Андреас, — ответила она.

— Но да, это система. Я нашла карты — древние, ещё дохристианские. На них отмечены «сильные места» по всему миру. Мегалиты, курганы, каменные круги. Они все связаны. И если вы нашли громовник, который отреагировал на бурю… это значит, что шрам использует эту сеть, чтобы сбросить избыток энергии. Он не просто дышит — он инстинктивно пытается не разорваться.

Анна посмотрела на валун, её глаза сузились, а пальцы сжали телефон. Её научный ум цеплялся за слова Линеи, находя в них логику, которая связывала всё воедино. Она вспомнила рассказы Халвора о шраме, о том, как его камера запечатлела хаос и стабилизировала его. Теперь этот валун, этот громовник, был частью той же системы — древней, но всё ещё действующей.

— Значит, эти камни… они как предохранители? — спросила она, её голос был полон возбуждения.

— Они поглощают энергию, чтобы шрам не прорвался?

— Именно, — ответила Линея, её голос стал твёрже.

— Но это не всё. Если шрам использует эти места, значит, он активен. И если он притягивает энергию к вам… вы в центре чего-то большего. Вам нужно быть осторожными.

Андреас посмотрел на Анну, его лицо было серьёзным, а голубые глаза отражали слабое свечение валуна. Он чувствовал, как страх, который он пытался заглушить, снова поднимается в груди, но теперь он был смешан с чем-то новым — чувством долга, которое он видел в глазах Анны.

— Осторожными? — сказал он, его голос был горьким, но в нём мелькнула слабая улыбка.

— Линея, мы только что пережили бурю, которая чуть не испепелила нас. Думаю, осторожность осталась где-то на пляже.

Анна посмотрела на него, её губы дрогнули в улыбке, но её глаза были полны решимости. Она снова коснулась валуна, чувствуя его вибрацию, и в этот момент её научный ум и интуиция слились в единое целое. Она поняла, что они не просто нашли громовник — они нашли часть древней системы, которая удерживала их мир и Изнанку в равновесии. И они, Анна и Андреас, теперь были частью этой системы, хотели они того или нет.

— Халвор, Линея, — сказала она, её голос был спокойным, но в нём чувствовалась сталь.

— Мы сфотографируем узор и пришлём вам. И… мы останемся здесь. Если есть другие громовники, мы должны их найти.

На другом конце линии Халвор выдохнул, его голос был полон облегчения, но и тревоги.

— Хорошо, — сказал он.

— Но, Анна, Андреас… не рискуйте. Если что-то пойдёт не так, звоните сразу. Мы с Линеей будем на связи.

Анна кивнула, хотя Халвор не мог её видеть. Она посмотрела на Андреаса, и их взгляды встретились — в её карих глазах была решимость, в его голубых — страх, смешанный с чем-то новым, почти как надежда. Плато вокруг них было тихим, но мегалиты, казалось, наблюдали за ними, а валун с узором молота всё ещё слабо светился, как маяк в ночи. Они знали, что их миссия только начинается, и что шрам, дышавший где-то между мирами, связал их с древней сетью, которая теперь определяла их судьбу.

Закат над черногорским плато был словно вырван из древней баллады: солнце, тонущее в море, заливало небо алыми и золотыми мазками, отражаясь в спокойной глади Адриатики, где-то далеко внизу. Мегалиты, окружавшие Анна и Андреаса, стояли как молчаливые стражи, их тёмные силуэты вырисовывались на фоне огненного горизонта, а остывающий громовник, всё ещё слабо светящийся голубоватым узором, казался сердцем этого древнего места. Воздух был прохладным, с лёгким запахом сосен и горелого камня, а тишина, наступившая после бури, была почти осязаемой, как шёпот мира, который затаил дыхание. Анна и Андреас сидели на плоском камне рядом с громовником, их рюкзаки валялись у ног, а их лица, покрытые пылью и потом, были обращены к морю. Их отпуск, начавшийся как попытка сбежать от теней Норвегии, теперь стал чем-то иным — моментом, когда они наконец приняли свою новую реальность.

Анна, её тёмные волосы выбились из хвоста, а льняная футболка была измята и покрыта пылью, сидела, подтянув колени к груди. Её карие глаза, обычно такие внимательные и настороженные, теперь были устремлены к горизонту, где солнце медленно погружалось в море. Она всё ещё чувствовала лёгкую вибрацию громовника, отпечатавшуюся в её пальцах, как эхо той энергии, что связывала их с Изнанкой. Её научный ум всё ещё искал объяснения, но теперь он уступал место чему-то большему — принятию, что их жизнь изменилась навсегда. Андреас, сидя рядом, смотрел на неё, его загорелое лицо было усталым, но голубые глаза, обычно полные скептицизма, теперь светились мягким, почти меланхоличным светом. Его рваная рубашка колыхалась на ветру, а рука, лежащая на камне, была так близко к её руке, что их пальцы почти касались.

— Знаешь, — сказал он, его голос был тихим, с лёгкой хрипотцой, — я правда думал, что смогу просто… забыть. Пляж, вино, солнце. Как будто Норвегия была просто сном. Но этот камень… — он кивнул на громовник, — он как будто кричит, что побег невозможен.

Анна повернулась к нему, её губы дрогнули в слабой улыбке, но в её глазах была та же меланхолия, что звучала в его голосе. Она вспомнила, как он закрыл её собой во время удара молнии, как его рука сжала её плечо, и это воспоминание, тёплое и живое, дало ей силы говорить.

— Я тоже хотела забыть, — призналась она, её голос был мягким, но честным.

— Хотела, чтобы всё стало как раньше. Чтобы я могла объяснить всё уравнениями и формулами. Но… — она посмотрела на громовник, его узор слабо мерцал в свете заката, — это больше, чем мы. И мы не можем просто закрыть глаза.

Андреас кивнул, его взгляд скользнул по горизонту, где море и небо сливались в одно целое. Он чувствовал, как страх, который он так долго пытался заглушить шутками и вином, теперь отступал, уступая место чему-то новому — не уверенности, но принятию. Он медленно протянул руку и взял её ладонь, его пальцы были тёплыми, несмотря на прохладный вечерний воздух. Анна не отстранилась, её рука сжала его в ответ, и это простое прикосновение было как якорь, связывающий их в этом странном, тревожном мире.

— Значит, наш следующий отпуск — где-нибудь в Сибири у шаманского камня? — спросил он, его голос был полон горькой иронии, но в нём не было сарказма, только тихое принятие. Он посмотрел на неё, его голубые глаза блестели в свете заката, и в них мелькнула слабая улыбка.

Анна рассмеялась, её смех был лёгким, почти освобождающим, несмотря на тяжесть момента. Она повернулась к нему, её карие глаза встретились с его, и в этот момент между ними возникла новая близость — не та, что рождается из флирта или веселья, а та, что вырастает из общего испытания, из готовности встретить будущее, каким бы оно ни было.

— Возможно, — ответила она, её голос был тёплым, но в нём чувствовалась решимость.

— Или в Ирландии, у дольменов. Там, говорят, тоже есть свои легенды.

Андреас улыбнулся, на этот раз искренне, и его рука сжала её чуть сильнее. Он посмотрел на громовник, на его светящийся узор, и почувствовал, как что-то внутри него меняется. Он больше не был тем скептиком, который хотел вернуться к нормальной жизни. Он был частью чего-то большего, и эта мысль, хоть и пугала, давала ему странное чувство цели.

— Дольмены, шаманские камни… звучит как новый вид отдыха, — сказал он, его голос был мягким, но в нём чувствовалась сила.

— Только, знаешь, я всё ещё требую тот кофе, который ты мне обещала.

Анна улыбнулась, её глаза блеснули, и она слегка наклонила голову, её волосы упали на плечо.

— Договорились, — сказала она.

— Но только если ты перестанешь ныть про пляж.

Они замолчали, их руки всё ещё были сплетены, а закатное небо над ними горело, как картина, написанная огнём. Мегалиты вокруг них стояли неподвижно, их тени удлинялись, сливаясь с землёй, а громовник, остывающий под их взглядами, казался не просто камнем, а маяком, указывающим на их новую роль. Они больше не были туристами, ищущими отдыха, — они были хранителями, связанными с древней системой, которая удерживала миры в равновесии. И в этот тихий, интимный момент, среди древних камней, они нашли не только ответы, но и друг друга — не как беглецы от прошлого, а как спутники в тревожном будущем.

Ветер мягко коснулся их лиц, принеся с собой запах моря и сосен, а громовник, словно в ответ, издал последний слабый импульс света, как будто подтверждая их выбор. Анна и Андреас сидели молча, глядя на закат, и их сплетённые руки были обещанием, что они встретят всё, что ждёт их впереди, вместе.

Тьма ночи окутала виллу, увитую виноградными лозами, превратив её террасу в маленький остров света и тишины. Ночное море перед ней дышало ровно, его чёрные волны мерцали отражением звёзд, словно кто-то рассыпал горсть алмазов по бархатной ткани. Сосны на склоне холма шелестели под лёгким бризом, а воздух был пропитан солью, жасмином и едва уловимым эхом озона, напоминая о буре, что разыгралась в горах. Лунный свет серебрил терракотовые крыши старого города внизу, а далёкие пики, где Анна и Андреас нашли громовник, теперь казались стражами, молчаливо наблюдающими за ними с высоты. Вилла, ещё недавно бывшая убежищем для их иллюзорного отпуска, теперь ощущалась как временный пост на краю мира — мира, который они больше не могли воспринимать как прежде.

Анна стояла на террасе, её тёмные волосы, всё ещё покрытые пылью гор, свободно падали на плечи, а карие глаза, обычно такие настороженные, теперь светились тихим умиротворением. Её льняная футболка была измята, а шорты хранили следы земли и камней, но она не замечала этого, поглощённая видом ночного моря. В её руке был бокал с вином, но она едва притронулась к нему — её мысли были далеко, в горах, у громовника, в той древней сети, о которой говорила Линея. Андреас стоял рядом, его загорелое лицо освещалось мягким светом свечей на столе, а голубые глаза, обычно полные скептицизма, теперь отражали звёзды. Его рваная рубашка колыхалась на ветру, а рука, лежащая на перилах террасы, была так близко к Анне, что их плечи почти касались.

— Знаешь, — начал он, его голос был тихим, с лёгкой хрипотцой, — я всё ещё слышу этот треск. Молнию. Как будто она всё ещё бьёт где-то там, в горах. — Он кивнул в сторону тёмных пиков, едва различимых в ночи.

Анна повернулась к нему, её губы дрогнули в слабой улыбке. Она вспомнила, как он закрыл её собой в гроте, как его рука сжала её в момент опасности, и это воспоминание, тёплое и живое, стало якорем в её душе.

— Я тоже, — призналась она, её голос был мягким, но в нём чувствовалась глубина.

— Но это не просто молния, Андреас. Это… как сигнал. Как будто шрам говорит с нами через эти камни.

Андреас вздохнул, его взгляд скользнул по морю, где звёзды отражались, как маяки. Он так долго пытался вернуться к нормальной жизни, к той беззаботности, что была до Норвегии, но теперь он знал: назад пути нет. Громовник, его светящийся узор, вибрация, которую они оба почувствовали, — всё это было частью их новой реальности, и он, наконец, был готов её принять.

— Значит, это теперь наш отпуск? — спросил он, его голос был полон горькой иронии, но в нём не было прежнего сопротивления.

— Бегать по горам, искать камни, которые светятся? Не совсем то, что я представлял, когда покупал билеты.

Анна рассмеялась, её смех был лёгким, почти освобождающим, несмотря на тяжесть их открытия. Она поставила бокал на стол и повернулась к нему, её глаза встретились с его, и в этот момент она почувствовала, как их общий путь, начавшийся в Норвегии, сплёл их судьбы воедино.

— Это не отпуск, — сказала она, её голос был тёплым, но твёрдым.

— Это… вахта. Мы теперь не туристы, Андреас. Мы наблюдатели. Часовые. И если Линея права, если эти «сильные места» — часть системы, мы должны следить за ними.

Андреас посмотрел на неё, его лицо смягчилось, и он медленно протянул руку, обнимая её за плечи. Его прикосновение было тёплым, почти защитным, и Анна не отстранилась, позволяя себе на мгновение расслабиться в его объятиях. Они стояли так, глядя на звёздное небо, но их взгляды невольно скользили к горам, где громовник стал их первым ключом к разгадке. Ветер мягко касался их лиц, принося с собой запах моря, а свечи на столе дрожали, отбрасывая тёплые тени на каменный пол террасы.

— Следующий пункт — Сибирь? — спросил он, его голос был шутливым, но в нём чувствовалась решимость.

— Или всё-таки Ирландия? Дольмены, шаманские камни… звучит как план.

Анна улыбнулась, её рука нашла его, и их пальцы переплелись, как будто подтверждая их общее обещание. Она посмотрела на горы, на их тёмные силуэты, и почувствовала, как её страх, её желание вернуться к нормальной жизни растворяются, уступая место новому чувству — долгу, который был больше, чем они сами.

— Может, и то, и другое, — ответила она, её голос был мягким, но полным силы.

— Линея говорила о карте. Сильные места по всему миру. Мы найдём их. И будем следить за шрамом. Вместе.

Андреас кивнул, его голубые глаза блестели в свете свечей, и в них больше не было скептицизма — только тихая решимость. Он притянул её ближе, и они стояли, обнявшись, их силуэты слились с тенями виноградных лоз. Ночное море пело свою вечную песню, а звёзды над Адриатикой сияли, как маяки, указывающие путь. Но их взгляды были устремлены не на красоту пейзажа, а на далёкие горы, где древняя сила нашла свой выход, и где их миссия только начиналась.

Они больше не были жертвами обстоятельств, беглецами от прошлого. Они стали хранителями поневоле, часовыми на краю мира, связанными с древней сетью, удерживающей баланс между реальностью и Изнанкой. Их отпуск, начавшийся как попытка забыть, трансформировался в вечную вахту, и эта метка — «Отпуск» — стала символом их новой жизни, где каждый шаг был шагом навстречу неизвестному.

Кадр застыл: Анна и Андреас, обнявшиеся на террасе, их лица освещены звёздами, а за их спинами — бесконечное море и тёмные пики гор, хранящие тайны громовников. Ветер шептал, свечи дрожали, а их сплетённые руки были обещанием, что они встретят будущее вместе, как хранители, как часовые, как те, кто больше не боится смотреть в лицо шраму между мирами.