Там лежит Бездна (джен)

Если напарники добрались до нижних уровней Глубинных троп кувырком и с преследователями на хвосте, то Сайнжа, как выяснилось, прибыл с комфортом и относительными удобствами. Ему удалось отыскать подъемную клеть — подвешенную на огромных блоках клетку из переплетенных железных полос, втиснутую в узкий колодец.

Утолкавшись внутрь, Сайнжа первым делом решительно закрутил колесо с рукоятями, похожее на корабельный штурвал. Глубоко под ногами залязгало и загромыхало, где-то наверху сместился по направляющим закрепленный груз. Неуверенно дернувшись, клеть с явственной натугой неспешно поползла наверх. Прикинув, сколько сил ушло у двергов на вырубку туннеля этакой глубины, Йонге в очередной раз подивился упорству и настойчивости подгорного народа.

«Наследие давних времен, когда Слуги Камня еще не утратили связи с сородичами из верхних тейгов. Их пути навсегда разошлись, а эта вещь уцелела», — заявил Сайнжа.

Подъемник был рассчитан на рост среднего дверга. Долговязый сегеронец уперся бронированной макушкой прямо в потолок, задев хрустальный шар в медной оплетке, наполненный крошками лириума. Помаявшись, Сайнжа решительно расположился на полу, скрестив ноги и водрузив поверх сложившееся втрое копье. От сегеронского воителя ощутимо несло кислым, маслянистым запахом хищного зверя. Десятки его косичек, как разглядел вблизи Йонге, были сплетены не из волос, а из толстых и длинных кожаных выростов, и каждую туго перехватывали кольца темного металла. Сидел он тихо и на удивление неподвижно для столь крупного существа. Пятна зеленоватой крови, следы от удара когтей Матки, слегка потемнели и сделались больше.

Рудольф нашел откидное сиденье, пристроил задницу и ругнулся — слишком низко и узковато для человека. Вытянув правую руку и осторожно подвигав поврежденным в бою плечом, Страж недовольно зацокал языком. Достал из заплечного мешка деревянную коробочку размером с ладонь со сдвигающейся крышкой, извлек пузатый фиал темного стекла. Зубами вытянул пробку, сделал короткий глоток и с отвращением скривился.

— Помочь? — Йонге пошевелил пальцами, намекая, что пара заклятий излечит раны куда быстрее и надежнее декокта Серых Стражей, состряпанного из крови порождений Тьмы, толченого черного гриба и лотосовых клубней. Возможно, с добавлением рубленых крысиных хвостов и панцирей скорпоногов.

— Справлюсь, — отмахнулся Рудольф. — Не впервой, скоро затянется. Меня вот что больше тревожит — очень уж спокойно мы ушли. Ни одна сволочь не примчалась с истошными воплями, горя желанием откарать нас. А ведь кунарийская Матка должна быть истинным сокровищем для местных порождений. Какие твари бы выросли из ее... э-э... отпрысков?

«Огры».

— Что, правда?! Охуеть. Извини, — поколебавшись, Рудольф все-таки брякнул: — Кем она была для тебя, Сайнжа? Подругой, соратницей в надирании вражеских задниц или чем-то бОльшим? Зачем сунулась на Глубинные тропы в одиночку?

Из-под шлема вытекла цепочка сухих щелкающих звуков. Магику с пугающей четкостью представились четыре жутких клыка, быстро соударяющихся друг с другом. Что означал прерывистый стук — раздражение безмерным человечьим любопытством, еле сдерживаемое желание откусить Руди голову, печаль по утраченному?

Подъем замедлился, пока шестерни и крючковатые проржавевшие зацепы меняли свое положение, устанавливая клеть в новые направляющие желоба. Йонге смирился с тем, что ответов им не дождаться, когда в голове размеренно загромыхал голос нуаду:

«Харма была моя кадан. Та, без кого жизнь лишена радости и смысла. На Сегероне она была нашей путеводной звездой. Всегда спешила вперед. Это ее и сгубило. У меня были дела в Империи, я повторял ей: обожди, наберись терпения, пойдем за двергским золотом вместе. Задержался дольше оговоренного, она собрала отряд и ушла. Когда я вернулся, лагерь был пуст. Харма оставила мне подарок, тайник с заметками и картами, где она прочертила намеченный путь. Я пошел следом. Искал ее, искал отряд, потерял следы около брошенной гномской крепости. Нашел двух уцелевших. Сказали, отряд попал в засаду. Кому-то повезло, прикончили в бою. Живых порождения Тьмы взяли в плен и утащили вниз. Эти двое прикинулись мертвыми, их не заметили. Не знаю, что с ними сталось. Я вывел их в безопасное место и оставил там. Спустился за Хармой. Глупо, но я надеялся — она умная, хитрая, живучая. Обманет Тьму, сбежит, укроется. Потом услышал зов и понял: она упала в бездну, откуда нет возврата. Все едино, подумал я. Есть она, есть я, есть наш союз и невыплаченный долг. Харма не бросила бы меня подыхать в одиночестве, и я не оставлю ее. Вот и все».

Мимо плыли равнодушные стены, с которых беспощадное время не смогло полностью стереть глубокие следы прикосновения гномьих зубил и молотков. Серый камень, иссиня-черный и бурый с вкраплениями лириумных россыпей. Бесконечное размеренное стремление вверх, решетчатый пол под ногами, отделяющий людей от темной пропасти.

Клеть остановилась, мягко ударившись о стену. Дернулась, проползла десяток футов вверх и застыла. Сайнжа выбросил длинную лапищу и дернул рукоять штурвала. Та не шелохнулась, лишь механизмы угрожающе хрустнули, когда сегеронец подналег.

— Я что-то слышу, — Рудольф прижмурился, склонив голову набок. — А вы?

«Да».

— Нет, — поспешил с ответом Йонге. Приглушенный расстоянием и огромной толщей камня звук приплыл снизу — отдельные гулкие разрозненные удары множества барабанов быстро слились в заполошную дробь.

«Кто-то заглянул в убежище Матери и поднял тревогу», — Сайнжа вскинулся на ноги, размашисто качнув клеть и заполнив внушительной тушей все крохотное пространство. — «Весть летит по тропам».

— Зуб даю, нам готовят жаркую встречу, — извернувшись, Рудольф перегнулся через низкие распашные воротца, бросив оценивающий взгляд вверх и вниз. — Тварям достанет ума заклинить колеса наверху и скинуть нам на головы пару бочек с каменюками. Тут-то нас и настигнет бесславный конец. Предлагаю не ждать подарков свыше, а сматываться. Сайнжа, подсоби.

Привалившись спиной к решетчатой стене, нуаду распахнул дверцы, уперся ногами в бугристую каменную стену и подналег, отжимая клеть от незримой оси в центре колодца. Между верхним краем подъемника и стеной возникла внушительных размеров щель. Подбадривая себя энергичными проклятьями, Рудольф протиснулся в нее и взгромоздился на крышу подъемника, слегка прогнувшуюся под его тяжестью.

— Эй, я вижу свет, — радостно прокричал он. — И какую-то расщелину. Вскарабкаемся до нее по цепям, тут всего-то футов двадцать. Ну, или чуть больше. Йонге, давай руку.

Устроив посох в цепкой хватке двух заплечных петель и убедившись, что тот не вывалится при движении, магик вскарабкался к компаньону. Общими усилиями они удерживали клеть наклоненной, пока в щель с раздраженным урчанием пробирался сегеронец. Под его тяжестью решетка немедля выгнулась и угрожающе заскрипела. Критически оглядев уходящую вверх переплетенную связку из четырех цепей с крупными звеньями, Сайнжа встряхнул ее, послав людям мысль:

«Вы легче. Поднимайтесь первыми».

Йонге ухватился за цепь, примериваясь, где бы половчее поставить ногу — и отшатнулся. За многие столетия звенья обросли толстым колючим слоем ржавчины, прямо-таки изнывавшим от желания изорвать в клочья чьи-нибудь руки. Нуаду-то все нипочем, у него плотная чешуя растет даже на ладонях, а вот как быть чародею, для которого пролитая кровь — прямой путь к нежеланному знакомству с обитателями мира за Завесой?

— Руди, — мрачно окликнул магик.

— Что?

— Одолжи перчатки.

Серый Страж вопросительно заломил бровь. Что-то в его физиономии, перемазанной кровью тварей и жирной копотью, показалось Йонге не таким, как всегда, неправильным — но времени поразмыслить над этой загадкой не было.

Антиванский стиль фехтования, изящный и изысканный, мессир Рудольф Вебер ненавидел тихой, но лютой ненавистью, твердя, что только полный идиот будет приглашать чудовищ на танцы. Зато изделия тамошних мастеров из выделанной кожи Серый Страж скупал при всяком удобном и неудобном случае. Маленькая слабость охотника на чудовищ однажды стала причиной шумного скандала, едва не закончившегося потасовкой.

Первопричиной, как оно обычно бывало в Скайхолде, стали Сэра и ее неуемная тяга к розыгрышам. Эльфийка обчистила сундук Рудольфа, нанизала украденные перчатки на бечевку вперемешку с флажками Инквизиции и растянула свое творение над нижним замковым двором. Аккурат перед самым началом ярмарочного дня. Пустив среди гостей слух о том, что в одной из пар спрятан золотой соверен: награда ловкачу, что в прыжке сдернет перчатку с веревки.

Йонге давно не видел, чтобы напарник так бушевал. Гыгыкавшая Сэра укрылась от заслуженного возмездия на чердаке донжона, разгневанного Стража успокаивали всей таверной, но к теме перчаток Рудольф с той поры относился крайне болезненно.

— Своих нету, что ли?

— Были, да сплыли.

— Как ты свой ненаглядный посох еще не протратил, не понимаю, — буркнул Рудольф, поспешно копаясь в заплечном мешке. — Держи и помни мою доброту. С тебя пять корон.

— Скряга ты, Руди, — грустно констатировал магик, натягивая замшевые перчатки, удивительно чистые по сравнению с замызганной одеждой компаньонов.

— Я не жадный, я запасливый и предусмотрительный. Лезь давай, вон, Сайнжа уже целится, как бы половчее ткнуть тебя копьем в задницу.

Дверги собрали цепи для подъемника из крупных звеньев с перемычкой посредине, Йонге вскоре приспособился цепко хвататься за ним и упираться носками сапог. Главным в подъеме было — не смотреть вниз, в темное жерло колодца, извергающее глухие дробные раскаты, и не задумываться, что произойдет, если под тяжестью двух людей и одного нуаду звенья начнут растягиваться и лопаться.

Цепь раскачивалась и нехорошо похрустывала, с нее облуплялись мелкие хлопья ржавчины, колко сыпавшиеся за воротник и под обшлага рукавов. Йонге подтягивался и лез, крепко обвивая дергающуюся цепь ногами, снова подтягивался, ощущая, как наливаются тяжелым свинцом мускулы. Рудольф наврал, как всегда, никаких там не двадцать футов, а все пятьдесят с лишним. И никакой расселины наверняка нет, им придется карабкаться до самой поверхности. Впрочем, ему совершенно не о чем беспокоиться. Еще немного таких упражнений на выносливость, он промахнется ладонью мимо очередного звена, сорвется и на собственном опыте узнает, каково приходится камню, летящему в бездну.

Трещина так неожиданно вынырнула из-за узкого карниза, что Йонге чуть не пропустил ее, продолжая упрямо карабкаться выше и выше. Сквозь узкую расщелину многообещающе пробивался не холодный голубой свет лириума, но теплое оранжевое мерцание светильников, питаемых лавовыми языками.

Один за другим компаньоны перебрались на карниз и на четвереньках протиснулись в узкий косой проем, последствия давнего землетрясения.

Тейг, с облегчением подумал Йонге. Мы выбрались из треклятого земного чрева с его вездесущим лириумом, прОклятыми перворожденными гномами и плещущимся морем. Это тейг, неважно какого клана, и здесь уже проще разобраться с направлением. Если Сайнжа не соврал насчет того, что знает обратный путь, они доберутся наверх.

В обе стороны, налево и направо, уходил широкий, высокий туннель с неплохо сохранившейся облицовкой стен, арками квадратного сечения и змеящимися вдоль необработанного потолка тонким светящимся желобам.

— Счастье-то какое, — Страж яростно растирал онемевшие кисти. — Вот хочешь верь, хочешь нет, никогда в жизни так не радовался виду простой и обыкновенной дырки в земле...

Исподволь беспокоившая Йонге неуловимая странность в облике напарника наконец стала осязаемой. Глаза. Обычные человеческие глаза заурядного серого цвета с легчайшим налетом голубизны. Сейчас с ними творилось неладное, словно их заволакивало изнутри пепельным маревом. Темный зрачок выцвел, вокруг радужки отчетливо проступил тоненький серебристый ореол. Казалось, Рудольф ослеп на оба глаза, но его движения и повадки остались неизменны.

— Руди, какого демона? — озадачился магик.

— Что не так? — напарник повернул к нему лицо с двумя равнодушно поблескивающими бельмами в глазницах, и Йонге передернуло.

— У тебя глаза...

— Вроде как еще не вытекли.

— Они, э-э...

— Меняются? — Страж мгновенно напрягся. — Сильно? Зрачки видны?

— Почти нет. Опять какие-то жуткие секреты ведьмачего ремесла?

— Какие секреты, — отмахнулся Рудольф. — Все она, старая добрая Скверна. Где-то рядом дохрена порождений. Я же говорил, легко не отделаемся. Сайнжа, куда бежать?

«Туда», — нуаду повернул налево, на ходу встряхивая неразлучное копье, со щелчками раздвигавшееся на полную длину. Он перемещался тяжелыми, огромными прыжками, отчетливо клацая когтями по выщербленным плитам, напарники с трудом поспевали за ним. Грохот барабанов слегка отдалился, но приобрел четкий, устрашающий ритм штормовых волн.

Туннель расширился, завершаясь сдвоенной аркой правильных геометрических очертаний с ограненным клиньями выступом центральной перемычки. Сайнжа влетел под нависающий свод, на мгновение его причудливый силуэт идеально вписался в проем. Остановился, набычившись и низко наклонив голову, придерживая копье у плеча.

За аркой лежала обширная, чуть понижающаяся площадь, окаймленная невысоким ограждением. Площадь круто обрывалась в глубокую расщелину, посреди которой гордо вздымались несколько здоровенных, сложенных из миллионов обтесанных камней, опорных колонн с плоскими вершинами. Когда-то здесь пролегало скрещение путей между тейгами, подобие оживленной рыночной площади. О прошлом напоминали и десятки уцелевших каменных прилавков, и глубокая колея в каменной мостовой, выдолбленная колесами множества проехавших вагонеток и тележек.

И мосты. Длинные балочные мосты, бесстрашно рассекающие пропасть, переброшенные от колонны к колонне. Судя по свежему цвету досок в полотне, порождениям Тьмы хватило смекалки и мастерства, чтобы вовремя заменять сгнившие доски и балки. Наклонные и прямые, мосты разбегались по трем направлениям, соединяя рыночную террасу с поселениями по другую сторону пропасти.

Гулкие барабаны в недрах смолкли, как по команде, стоило нуаду пересечь незримую черту между аркой и плитами старой площади. Дети Мрака ждали, храня удивительную для их проклятого племени тишину. Они заполонили террасы, узкие карнизы и любые выступы, шевелящаяся масса уродливых силуэтов, бледных пятен лиц и созвездия вспыхивающих жадным алым блеском глаз. Железо, клепаная кожа, медь и сталь, выкованная в горнах из металла, некогда принадлежавшего двергам. По призыву вожаков стай или ведомые собственным решением, они сошлись на перекрестке Глубинных троп с единой целью. Расправиться с дерзкими чужаками, проникшими в темное сердце подгорного мира и оборвавшими жизнь их королевы.

Порождения даже предоставили добыче издевательский выбор, по какому из мостов пройти навстречу смерти. Йонге не сомневался, что в туннеле за их спинами вскоре шагу будет некуда ступить от приближающихся чудовищ. Незваных пришлецов обложили по всем правилам, медленно стягивая петлю.

«Шустро сбежались», — Сайнжа выписал наконечниками копья сложную замкнутую фигуру, похожую на руну-двеомер замедления. — «Больше убитых врагов — ярче доблесть победителя».

— Живого победителя, — подчеркнул Йонге. — Надеюсь, у тебя припрятан достаточный запас гаатлока... ну, взрывающихся шариков?

«Три штуки», — бухнул сегеронец.

— Как — три?! — опешил магик. — Ты всерьез рассчитывал прорываться сквозь ораву порождений с тремя хлопушками в кармане?

«Не столь важно, удастся мне вновь увидеть свет или нет».

— Тебе неважно, а мне кровь из носу важно! Как далеко еще пробиваться отсюда до выхода, знаешь?

«Два яруса».

Йонге беззвучно взвыл. Два яруса! Всего лишь два яруса отделяют их от синего неба, качающихся елей и свежего, сладкого воздуха. Два треклятых яруса, которые им не одолеть.

Если только не рискнуть и не плюнуть в кривящуюся гарлочьим оскалом морду судьбы.

— Руди!

Обычно не упускавший случая вставить словечко, Серый Страж помалкивал. Он не извлек мечи из ножен и не отрывал взгляда изменившихся, наполненных расплавленных серебром глаз от темного, зыбкого колыхания своры порождений на другом берегу. Стоял и чуть покачивался с носков на пятки, бессильно уронив руки вдоль тела. Когда Йонге окликнул напарника во второй раз, уже повысив голос, Рудольф вымученно кивнул, показывая, что слышит.

— Руди, лириум. Скажи, что ты сохранил свою долю. Ты ведь такой запасливый!

— Сохранил, — чуть запнувшись, подтвердил Страж. — Он тебе нужен?

— Разумеется, нужен! — взвился Йонге, раздраженный внезапным тугодумием компаньона. — Гони его сюда!

— Ладно, ладно, только не ори, — покопавшись, Рудольф выудил из поясной сумы драгоценный трофей, нежно и призывно истекавший голубизной сквозь хрустальное стекло. — Держи.

Он рассеянно сунул холодный тяжелый фиал в подставленную ладонь напарника, даже не спросив, какого лысого демона затевает Йонге. Словно это не имело ровным счетом никакого значения, да и сам Йонге Далине тоже был совершенно неважен, так, небрежно начертанное на песке имя, смытое набежавшей волной. Йонге доводилось видеть компаньона разным, радостным и обозленным, довольным и обескураженным, но вот таким — неуместно равнодушным, полностью рухнувшим в собственные мысли — никогда. И этот безмысленный, онемевший взгляд...

— Мне надо спешить, — отчетливо произнес Рудольф. — Я и так слишком задержался.

— Что? — Йонге замер с флаконом в руке и наполовину вытащенной пробкой. — Руди, не блажи. Сейчас двинем спасаться. Мы непременно спасемся, не можем же мы вот так запросто отдать концы!..

— У тебя все будет хорошо, — пропустив слова напарника мимо ушей, заявил Серый Страж. — Когда-нибудь у тебя все будет хорошо. И здесь, и там, в Тени.

Прежде чем Йонге успел его остановить, Рудольф выскочил из-под арочного свода, стремительно припустив через бывшую рыночную площадь.

«Твой друг так рьяно рвется в бой?» — звонко щелкнул под шлемом клыками Сайнжа.

— Я не... О, нет-нет-нет, только не это! — подхваченные в тавернах обрывки сведений, рыночные сплетни, туманные фразы в фолиантах по истории Ордена Серых Стражей, собственные догадки — разрозненные цветные пятна вдруг рывком слились в цельную пугающую картину. — Во имя Создателя, как можно быть таким тупым? Зов, из-за Скверны в крови он слышит Зов, его влечет туда, к этим тварям! Их собралось слишком много, Руди не может им противостоять, он либо умрет, сражаясь, либо станет таким же, как они!

«Так удержи его».

— Как?!

Вместо ответа Сайнжа повел копьем, на излете движения слегка оцарапав зацепом висок Йонге.

«То, что ты называешь менталисити. Позови его внутри своего разума».

— Он не услышит! — в отчаянии заорал Йонге.

«Но ты же слышишь меня».

— Тебя — да! Его — нет! Мы же не такие, как вы... мы просто люди!

Рудольф уже успел взойти на мост и преодолеть часть пути до первой развилки. Стая многоголосо, визгливо заурчала в предвкушении.

«Пропади оно все пропадом. Был у меня единственный друг, и я не собираюсь терять его лишь потому, что у него помутилось в башке», — мышцы горла свело привычным спазмом, когда Йонге двумя быстрыми глотками опустошил флакон. Пить лириумную настойку — все равно что пить горячий лед. К этому невозможно привыкнуть. Невозможно подобрать точные слова для описания вкуса. Каждый говорит о нем по-своему, называя сладостным и горьким, кислым и вяжущим. Для Йонге Далине лириум всегда был раскаленным и обжигающе холодным. Тягучие капли огненными змейками соскальзывали по языку в гортань, растворяясь и преобразовываясь. Наполняя магика ощущением легкого, трепещущего всемогущества. Полнейшей вседозволенности, опасной, искушающей и коварной — той самой, ради подавления которой были некогда созданы Круги Магов, и которою всеми силами старались удержать в узде правил и порядков рыцари-храмовники. Маг, опрокинувший в себя целый флакон очищенного лириума — это взрывная смесь безумия, стремления крушить любые преграды и томительного ужаса перед последствиями собственных деяний.

Мир поплыл, вспыхивая оттенками, которых никогда не было в радужном семицветье. Йонге как наяву увидел ее — толстую разлохмаченную веревку, сплетенную из гнилой кожи мертвецов и колючих стеблей драконьего корня. Веревку, один конец которой мертвой петлей захлестнулся вокруг шеи Рудольфа, а другой исчезал среди закованных в броню тел порождений Мрака. Кто-то изо всех тянул привязь погибельного Зова на себя, вынуждая Серого Стража все быстрее и быстрее бежать с мечами наперевес навстречу первым рядам детей Тьмы. Они даже слегка расступились, готовясь поглотить одинокого человека — и в это изогнутое, колыхающееся месиво Йонге бросил первую из своих освобожденных молний.

Маг изловил и пленил ее во время бури над Штормовым берегом. Вырвавшись из зачарованного кольца и обретя свободу, она ударила со всей первозданной мощью летней грозы. Иссиня-белая, раскаленная, ветвящаяся множеством зубцов, она сыпала трескучими искрами, наполнив пещеру ослепительным сиянием и ароматом того неповторимо чистейшего, колкого на вкус воздуха, что появляется после гроз.

Молния рассекла призрачную веревку и разметала тварей, как ветер — сухие листья. Рудольф замер посреди круга судорожно дергающихся тел в искореженных, обугленных доспехах. Кажется, Страж опомнился, преодолев нахлынувший дурман Зова. Йонге снова видел его подобием отлитой из матового серебра статуи, не тронутой ржавчиной Скверны. Иззубренные отростки молнии сверкали, перепрыгивая с одного порождения Тьмы на другое, и постепенно сходя на нет.

«Это не тот мост», — невозмутимо сообщил Сайнжа. — «Нам нужен тот, что правее. Но молния была недурна, признаю».

Опустошенный золотой перстень неловко провернулся на пальце Йонге, стукнувшись о соседа. Магик невесело оскалился:

— Значит, пройдем по тому, что правее. Только присмотри, чтобы я не рухнул в бездну, из которой нет возврата. Эта магия... знаешь, она жутко выматывает.

Нуаду высокомерно кивнул, тряхнув жутковатой гривой.

Мост слегка подрагивал под тяжестью бегущего Сайнжи, доски хрустели и прогибались. Сорвавшийся с места Рудольф крутанулся волчком, снеся башку гарлоку, и рванул навстречу компаньонам. Они сошлись посредине, на одной из опорных площадок. На мгновение Страж замешкался, без слов ткнув сжатым кулаком в плечо Йонге. Глаза Рудольфа по-прежнему застилала серебряная взвесь, но сквозь нее крохотными точками, точно вмерзшие в лед камешки, проступили зрачки.

Все, что произошло с ними дальше, память Йонге Далине сохранила как бешено пляшущую россыпь обрывков бессвязных воспоминаний, насквозь прошитых нестерпимо яркими проблесками рукотворных зарниц. Он мельком видел бесконечные переходы, лестницы, величественные колоннады и огромные залы. Видел Рудольфа и Сайнжу с Сегерона, единым целым врубившихся в толпу истошно голосящих, идущих в атаку детей Тьмы. В мягкой, студенистой ткани глаз магика отразился и навсегда запечатлелся град оранжевых и синих искр, веером летевших с лезвия меча Рудольфа, по которому с надсадным визгом проехалось лезвие генлочьего топора. Дрогнули и начали терять форму шипы сильверитового навершия на посохе, уступая безумному натиску потока Силы, хлещущего сквозь отполированное драконье дерево. Йонге видел лезущие со всех сторон оскаленные пасти и кромсающее воздух оружие, летящие стрелы и несущие смерть кривые лезвия в лапах крикунов. Мечи с влажным, смачным хрустом вонзались в доспехи и тела, скрежетали по костям, сокрушая и расчищая путь. Вызванное Йонге обширное Притяжение Тени незримо скользило вокруг отряда — и там, где оно мимоходом касалось порождений, оставались иссушенные и выкрученные, словно тряпка, безобразные тела. С грохотом и огненным всплеском взорвался брошенный Сайнжей гаатлок. Неряшливой, искромсанной волной плеснула темная кровь, магик поскользнулся, кто-то подхватил его, удержав от падения. Мир раскачивался все сильнее, порой утопая в призрачно-мертвой зелени Завесы, что отделяет материальную реальность Тедаса о зыбкого, лживого и вечно изменчивого обиталища Теней.

На подламывающихся ногах Йонге бежал сквозь расколотый, исковерканный мир, наполненный кровожадными тварями. Четкие, выверенные линии двергских строений кривились, изгибаясь под собственной тяжестью. Последняя из молний разнесла возникшие на пути огромные ворота, прорвав несколько слоев толстого дерева и железа, как стальное перо протыкает бумажный лист.

Потом пришел долгий, раскатистый грохот, поглотивший все звуки мира, и крадущаяся следом мягкая, обволакивающая темнота, наполненная успокаивающим шепотом. Обреченно закрыв глаза, Йонге упал в нее, навстречу снам без пробуждения и гостеприимно распахнутой двери старого дома.

Оно всегда начинается одинаково — неспешные шаги по чуть шершавым, вытершимся доскам, накрытым домоткаными половичками. Узкий коридор деревенского дома, долетающий снаружи запах травы и песка, плеск воды. Дверной проем с покосившейся створкой, висящей на одной петле — и влажный, предутренний простор огромного озера, раскинувшегося среди лесистых холмов. Шелест камышей, крики чаек, мерное покачивание рыбачьих лодок у длинного, низкого причала, чей дальний конец утопает в редеющей туманной дымке. Если всмотреться, сквозь пелену тумана можно различить очертания замка с высокой башней-донжоном на полуночном берегу. Озеро называется Каленхад, его изумительно прозрачно-синяя вода, по мнению окрестных жителей, обладает целительными свойствами, башня служит резиденцией Ферелденского Круга Магов, ветхий дом со множеством комнат принадлежит ему, Йонге Далине. А может, это заветный дом из грез Рудольфа, Йонге в точности не известно.

Он только знает, что Рудольф Вебер непременно будет стоять на причале и встречать восход солнца. Без неизменных доспехов и двух мечей с выбитым на пятке грифоном, клеймом Ордена, спокойно и расслабленно, как человек, уверенный в спокойствии завтрашнего дня. Йонге подойдет к нему, слушая, как поскрипывает причал, и опустит руку на плечо.

Руку в чешуе цвета ободранной кожи, с черными когтями, отливающими сталью.

Озеро, далекая башня, холмы и туман, парящие чайки — все подернется мелкой рябью, пойдет волнами и сгинет.

Останется только старый дом. Проклятое место в Тени, где обитают кошмары магика Йонге, где темная часть его души изнывает от желания затащить внутрь ни о чем не подозревающего компаньона. Заманить в ловушку и оставить там навсегда, среди хохочущих призраков и тонких цепей, отлитых из крови. Провести через бесконечные круги боли к испытаний к мучительному счастью, а потом начать все сызнова. Растерзать, убить, вдохнуть новую жизнь, начать другую игру с тем же исходом. Пусть будет кровь на руках, крики, которые можно перебрасывать из руки в руку как в звонкие золотые капли, искромсанная плоть и пряди вырванных с корнем волос. О, эти белые пряди. Как можно было помешаться на цвете волос человека, ставшего твоим напарником.

Долгие бессонные ночи под мерный шелест дождя под растянутым тентом, в промокшем спальном мешке, где-то опушке леса Вендинг. Хлев на хутрое вольного общинника или конюшня в баронской усадьбе, куда их пустили на ночлег после убийства очередной твари Тьмы, бесновавшейся в округе. Комнатушки в придорожном трактире или городской таверне. Неотступные, навязчивые мысли о человеке по соседству и о том, что будет лучше, намного лучше дождаться середины ночи и потихоньку ускользнуть. Оставить Рудольфу все, что им удалось скопить, и бесследно исчезнуть. Уйти самому, прежде чем случится непоправимое. Прежде чем сладкий, искушающий шепот из Тени возьмет над им верх. Пусть Руди будет считать его трусливым чародеем, или мошенником, или кем угодно. Главное, пусть останется в живых. Пусть никогда не окажется рядом с одержимой тварью, которая когда-то была магом по имени Йонге Далине, наедине с необходимостью прикончить эту самую тварь.

Но день убегал следом за днем, ночь за ночью, а Йонге не находил в себе сил бежать. Порой целые месяцы проходили без дурных снов, воскрешая робкий призрак надежды — вдруг все обошлось? Он преодолел искушение, и старый дом с грохотом обрушился, погребая под собой демонов. Вдруг есть слабый, невероятный шанс просто потолковать с Рудольфом по душам? Рассказать, объяснить, признаться в том, чего не можешь ни изменить, ни исправить, только жить с этим. Он никогда не горел желанием стать чародеем, просто по прихоти Создателя родился с этим непрошеным даром, способным однажды погубить его самого и всех, кто окажется рядом. Он старался не привязываться ни к кому, а когда поневоле угодил в Круг, и там держался особняком.

Но Круга больше нет, а его угораздило столкнуться с Рудольфом. Который недолюбливал магиков, но почему-то решил сделать для него исключение. Просто так, без всяких на то причин.

Может статься, после такого разговора их пути разойдутся навсегда.

А может, и нет. Человеческая душа — те еще потемки.

— Разговоры, как это скучно, — с преувеличенно тяжким вздохом она выходит из мрака, изящно переступая раздвоенными копытцами. Обрывки Теней волочатся за ней тяжелым плащом. Одеяния, облегающие ее, точно вторая кожа, сияют лиловым атласным блеском, с ними спорит режущий глаз блеск вычурных золотых украшений. Ее рога изгибаются королевским венцом, точеное личико и соблазнительная фигура безупречны. Она всегда женщина, хотя обитатели Тени не имеют пола, с легкостью прикидываясь кем угодно. Она уже не раз предлагала Йонге дать ей подходящее имя, стать его подругой, наставницей или могучей союзницей, она показала ему дом на берегу призрачного Каленхада, а теперь ходит вокруг да около Рудольфа. — Я знаю верный способ, как обойтись без долгой, ни к чему не обязывающей болтовни. Твой друг ничего не заподозрит. Сочтет, что это его собственное решение. Его мечта исполнится, он будет счастлив. Ведь в этом пугающем, ненадежном мире вам, людям, так необходима крохотная капелька счастья.

Наверное, она Желание, думает Йонге. Из колена демонов, что улавливают слабые людские души серебряными крючками несбывшихся, горестных мечтаний о власти, красоте, богатстве или взаимности. Сколько лет он успешно избегал близких встреч с демонами Тени, и вот наконец попался. Из-за какого-то Серого Стража, будь он неладен.

— Мне нравится твоя стойкость, — напевает Желание, кружась в медленном танце среди косо падающих лунных лучей под мелодичный перезвон колокольчиков. — Но не забывай о том, что добродетель редко вознаграждается. Упустишь свое, останешься с напрасными сожалениями и разбитым сердцем. А он уйдет, так ничего и не узнав. Не оценив, на какие жертвы ты был готов ради его спокойствия. Не догадываясь о твоей борьбе. Все, что ты делал, окажется напрасным. Столько усилий, столько страданий — и все впустую, как же так?

«Я перебрал с лириумом и заклятьями, и теперь мне до смерти хреново, — Йонге заставляет себя отрешиться от вкрадчивого голоса, цепляясь за доводы разума и логики. — Надеюсь, я не валяюсь где-нибудь в глухом отнорке в ожидании своей очереди, пока порождения Тьмы расправляются с Руди и Сайнжей. Я жив, я сплю в наваждении Теней. Я могу заставить ее уйти».

— Ах, как жаль. Верю, мы встретимся позже. Когда твое нестерпимое одиночество сделает тебя более покладистым, — Желание насмешливо раскланивается, не уступая манерами какой-нибудь утонченной аристократке при дворе орлейской империи. — Я всегда поблизости, маг. Всегда к твоим услугам.

Он идет полутемным коридором, ощущая босыми ступнями рубчатую материю вязаных ковриков. Рассвет, солнце едва показало макушку над лесистыми холмами, Рудольф стоит на причале, увязанные в хвост волосы падают на спину. Йонге знает: сейчас он положит руку на плечо напарнику. Тот оглянется, рассеянная улыбка сменится оскалом ярости, обрекая их на новый виток кошмара. Желание играет крохотным уголком Тени, устанавливая свои правила, и одно из них — встреча на причале теплым летним утром.

Рудольф обернулся за мгновение до касания. Криво ухмыльнулся и бесцеремонно ткнул жестким пальцем Йонге в грудь, чуть пониже ключиц:

— Я всегда говорил, для мага ты поразительно туповат.

— Что?!

Легкого толчка и безмерного удивления оказалось достаточно, чтобы разорвать липкие тенета Тени.

Очнувшись и продрав слипшиеся ресницы, магик какое-то время просто лежал, не шевелясь и пытаясь разобраться, действительно он вернулся в осязаемый мир или угодил в новую ловушку Желания. Пробудившиеся чувства хором сошлись во мнениях: он жив и вроде даже не ранен, но чувствует себя заживо выпотрошенным. Ломило затылок, першило в горле, ныли онемевшие до самых плеч руки и зверски, до вскипающей во рту соленой слюны и рези под ложечкой, хотелось есть. Йонге устроили на сложенных вместе спальных мешках, с него стащили доспех, и высоко над ним выгибался бездонный купол лилового сумеречного неба.

Вид небесного свода с редкими звездами успокаивал. Значит, они все-таки выбрались. Видимо, в какой-то момент яростного сражения он выдохся и потерял сознание, но напарники не бросили его на произвол судьбы, прихватив обеспамятевшее тело с собой. Он непременно поблагодарит их — как только сожрет всю еду, которую удастся найти.

С третьей или четвертой попытки Йонге удалось опереться на локти и сесть, кряхтя и охая. Колючий букет страданий пополнился стреляющей болью в позвоночнике и твердой уверенностью в том, что он растянул сухожилие левой ноги.

Единственная хорошая новость — кто-то (скорее всего, Рудольф) оставил рядом с лежанкой посох. Верному боевому другу тоже досталось на орехи: напрочь выгорели две защитные руны, врезанные в древко, и оплыло навершие. Йонге дотянулся кончиками пальцев до посоха, провел по гладкому дереву и отдернул руку. Никакого колдовства в ближайшие дни. Даже для собственного исцеления. Еще одно, даже самое слабое заклятье — и он превратится в беспомощное бревно, способное только хлопать глазами и издавать нечленораздельные звуки.

Поерзав в попытках устроиться поудобнее, Йонге огляделся, ища компаньонов. Их лагерь затаился среди руин небольшого строения. Судя по плавным, текучим линиям уцелевших колонн и резьбе в виде цветов и листьев, сотни лет назад это был храм во имя кого-то из забытых эльфийских богов. За руинами плавно вздымались выветренные скалы золотистого песчаника, как острова в океане, окруженные медленно колышущейся серебристо-зеленой степью. Длинные метелки ковыля сонно покачивались, вдалеке коротко провыл вышедший на охоту луговой шакал. Мир был тих и благостно покоен, словно в нем никогда не было таких вещей, как братоубийственные войны, пожары и сметающая на своем пути все живое Орда порождений Тьмы.

Руди, хотел окликнуть невесть куда запропастившегося напарника магик. Осекся и растерянно заморгал, чувствуя, как по спине прокатились горошины холодного пота. Он не мог ошибиться, мир вокруг был реален и осязаем, с полагающимися запахами, цветами и звуками, невозможными в Тени. Вот только представшая глазам картина совершенно не вписывалась в мирный дремлющий пейзаж.

Они застыли в неподвижности, поэтому Йонге сперва и не обратил на них внимания. Их укрывала густая тень от сомкнутых под острым углом полуобвалившихся стен, они слились с тенью и друг с другом. Жутковатый нуаду с Сегерона и устроившийся на его коленях Серый Страж. Лицом к лицу, Сайнжа скинул глухую маску-шлем. Четыре растопыренных клыка, растянув дрожащую перепонку, почти касались запрокинутого, закаменевшего человеческого лица. Ладони Рудольфа спокойно лежали на широченных плечах, обтянутых сетчатой броней. Огромные лапищи нуаду с кривыми когтями крепко обхватывали человека за бедра и задницу. Они не стали тратить время на то, чтобы раздеться, Страж лишь приспустил штаны вместе с исподним, а нуаду расстегнул широченный пояс, удерживавший тяжелую набедренную повязку с металлическими накладками.

Сайнжа почти не двигался, лишь перекатывались внушительные мышцы на руках, и в такт его тягучим, плавным движениям Рудольф осторожно опускался и приподнимался. Вверх-вниз. Вверх-вниз, позволяя чужаку неспешно проникнуть в себя, сполна насладиться горячей узостью и выскользнуть наружу. Спокойно и неторопливо, словно не в первый раз занимаясь совокуплением с существом своего же пола, но в два раза крупнее. Хотя кто его знает, может, в прошлом Рудольфа скрывался немалый опыт, полученный в близких знакомствах с кунари. Ведь Йонге ничего толком не знал о своем напарнике. Ни причин, вынудивших Рудольфа Вебера вступить в Орден Стражей, ни места его рождения — судя по грубоватому акценту, это вполне мог быть Оствик в Вольных марках — ни даже того, настоящим ли именем назвался его компаньон. Посвящение в Стражи перечеркивает твое прошлое, давая шанс начать жизнь с чистого листа. Сойдясь в бесконечной битве с детьми Мрака и сгинув во тьме, когда спустя три или четыре десятка прожитых лет ты утратишь способность противостоять гибельному Зову.

Обида, вот что испытал Йонге. Не отвращение, брезгливость или разочарование в легкомысленном напарнике, но разъедающая душу горькая, почти детская обида. Столько передряг пережили вместе, столько испытаний преодолели, но стоило Йонге по весьма уважительной причине ненадолго выпасть из суеты дней, как Рудольф тут же нашел, кому подставить задницу. И кому же — нуаду! Ошибке Создателя с клыками, как у гарлока, и такой же черной, коварной душонкой!

Неужели демонесса в кои веки говорила правду, и все его безмолвные мучения ровным счетом ничего не стоили?

«Я могу щелкнуть пальцами и прикончить их обеих, — тоскливо подумал Йонге. — Могу внушить им мысль убить друг друга. Могу заставить Руди думать только обо мне, позабыв весь мир. И ничего я не могу, потому что так — неправильно. Единственное верное решение — уйти».

Он дернулся, пытаясь сообразить, где могу быть сложены его вещи. Не отдавая себе отчета в том, где находится и куда намерен бежать. Сгорая в одном-единственном назойливом желании: оказаться как можно дальше от руин на краю полынного моря. От напарника, от сегеронца, от людей и нелюдей. От себя самого.

«Йонге, — судорожно и жарко выдохнули прямо над ухом. — Йонге, стой. Мать твою, пожалуйста, погоди. Я вот-вот, я уже...»

Голос принадлежал Рудольфу. Не Сайнже, от природы наделенному способностью к менталисити. Не Желанию, хоть та и была мастерицей подделывать чужие обличья. К нему безмолвно обращался Рудольф, и это было куда поразительнее, чем зрелище чужого совокупления.

Сайнжа басовито рыкнул, на короткий удар сердца притиснул Рудольфа к своей тяжело дышащей туше — и отпустил, почти оттолкнул, разомкнув кольцо мертвой хватки. Рудольф не соскользнул, но свалился с чужого хрена и чужих колен, и, пошатываясь, направился к лежбищу магика.

— Йонге, — Рудольф вскинул руки в примиряющем жесте ладонями вперед. Штаны Стража под тяжестью пояса немедля поехали вниз, нуаду издевательски заклекотал, Рудольф сдавленно ругнулся и сунулся торопливо приводить себя в порядок. — Дружище, давай поговорим, а? Я дурак, что так долго тянул, а ты просто тупица, потому что молчал и героически превозмогал.

— Ты о чем? — подозрительно уточнил магик. Он никак не мог увязать между собой неожиданную выходку призрачного Рудольфа, обратившегося к нему в Тени, внезапно прорезавшийся беззвучный голос напарника и сцену между Рудольфом и нуаду.

— Да все о том же! Слушай, из меня хреновый сомниари-сновидец, настоящие долийские мастера давно перевелись, но даже моих скудных талантов хватило, чтобы влезть в твои кошмары! — Страж плюхнулся на кочковатую землю перед Йонге, извернулся, пытаясь заглянуть в лицо магику. — К тому же меня так настойчиво зазывали, как отказаться? А Сайнжа сказал, он может помочь, чтобы не только увидеть, но и услышать. Я коряво говорю, да? Ну, я хотел, чтобы мы понимали друг друга, как слышим Сайнжу, а он сказал, можно попробовать сойтись в единстве, а я ответил...

— Погоди, — в жутком предчувствии потребовал Йонге. — Погоди, не так быстро... Ты видел мои кошмары?

— Ага, — как ни в чем не бывало закивал Страж.

Йонге сгорбился, ткнувшись лицом в ладони. Тяжелым пунцовым огнем вспыхнули не только щеки, но и уши, и шея. Кажется, он сам превратился в плетеную фигуру человека, доверху набитую горящими углями стыда.

— Мне нужна веревка, — заплетающимся языком вытолкнул магик. — Крепкая. Немедленно. Чтобы повеситься.

— Деревьев нет, — практично указал Рудольф.

— Колонна тоже подойдет. Пощадите, дайте веревку. Я не могу так дальше жить.

Кто-то грузно опустился рядом с ним, и на затылок Йонге увесисто легла тяжелая ладонь с каменной твердости подушечками мозолей. Нуаду оказался страшно горячим, от него, как от растопленной печурки, волнами шел мягкий внутренний жар. Который почему-то успокаивал, исподволь расплавляя давно возведенные и заледеневшие в камень внутренние барьеры слов и чувств.

— Йонге, ну я ведь не безмозглая скотина, в конце-то концов! — воззвал Страж. — Да, я видел, что порой творили одержимые магики. И как распоряжались в Кругах здравомыслящие, совершенно разумные храмовники, объявляя Право Уничтожения и не утруждая себя отделением правых от виноватых. Задница Андрасте, мы с тобой оба встречали и командора Мередит, и чародея Орсини, видели, во что они превратились сами и как испоганили жизнь всем вокруг. Они своими руками сложили тот костер, в котором сгорели. Неудивительно, что во снах тебя гнуло об колено и корежило так, что мама не горюй. Я бы и рад был что-то изменить, да никак. Ты меня не слышал. И я никак не мог вынудить заткнуться ту стерву, что вливала тебе яд в уши. Это что, твой личный демон-искуситель?

— Это Желание. Вряд ли она уделяла свое внимание только мне, — точно ступая по хрупкому льду, проговорил Йонге. — Она девушка... любвеобильная.

— Когда-нибудь я ее непременно достану, — заявил Рудольф. — И она очень сильно пожалеет о каждом сказанном тебе слове. Как, полегчало?

Йонге оторвал ладони о лица. Сумерки плавно перешли в ночь, Рудольф, скрестив ноги, уселся прямо перед ним, сбоку окутывало тепло нуаду. Сайнжа не встревал, но присутствие чешуйчатого, бронированного сегеронца вселяло в душу уверенность.

— Нет. Сколько лет я вел себя, как полный идиот.

— Тебе не впервой, — съязвил Страж. В этот исполненный драматизма и общего взаимопонимания миг в желудке Йонге заурчало. Да не просто так, а с долгими протяжными переливами. — О, я выиграл. Сайнжа, с тебя корона серебром. Мы побились об заклад, — разъяснил он Йонге, — если ты нас застукаешь и сразу не убьешь, то простишь и захочешь жрать. Увы, мой друг, еды нет. У Сайнжи завалялся какой-то волосатый клубень с Сегерона, я пробовал, он мерзкий. Будешь?

— Буду, — не стал привередничать магик. Вцепился в плотный ком непонятного растения, откусил и сквозь набитый рот поинтересовался: — А где хоть мы выбрались, кто-нибудь знает?

— В Западном пределе, прямиком из самой Глубинной щели. Ух, какая там была драчка, жаль, ты сомлел и все пропустил. Переночуем здесь, завтра к середине дня добредем до форта Грифоньих крыльев. Уверен, в гарнизоне найдется достойная героев еда и свежие лошади. Давненько я никому не тыкал в морду бляхой Стража, требуя именем Инквизиции всемерного содействия.

— Ты же в отставке, — напомнил Йонге, едва не подавившись.

— И что? Это не повод отказываться от дарованных Ордену привилегий, — отчеканил Рудольф и вопросительно скосился на нуаду: — Ну, с нами все ясно. Мы двинем в Скайхолд. Порадуем наших друзей воскрешением из мертвых, выпьем как следует и отчитаемся перед леди Инквизитором. Потом... потом видно будет. А куда направишься ты, обратно на Сегерон?

«Нет. Мне приелась тамошняя бесконечная война без победителей и побежденных. А вы двое — вы кажетесь... достойными внимания. Я пойду с вами».

— Почему бы и нет, — охотно согласился Серый Страж, быстро переглянувшись с напарником.

«Почему бы и нет», — мысленно повторил Йонге. Еще столько предстоит узнать, сколько загадок разгадать. Понять, что за тонкая трепещущая нить протянулась между ним и Рудольфом, разобраться с внезапным даром менталисити, сызнова прогуляться большим отрядом по Глубинным тропам... Продать торговцам прихваченные запасливым Стражем звездчатые рубины. Вытащить Желание из Тени и задать пронырливой демонице достойную трепку. Расспросить Сайнжу о том, что сохранила память его загадочного народа. И поесть, наконец-то как следует поесть!..