Гарри Поттер и урок памяти (джен)

Архив Хогвартса напоминал часовню, где давно не служили мессу.

Высокие своды, пыльные полки, пергаменты, пожелтевшие до цвета старого мёда. В воздухе стоял запах сухой бумаги и чего-то еле уловимо металлического — словно воздух здесь помнил кровь.

Гарри шагал медленно, держа палочку наготове. Гермиона шла за ним, и свет от её заклинания мягко скользил по стенам.

На одной из полок висела табличка, почти стёртая: “Anima Scriptor”.

— “Пишущий дух”… — тихо произнесла Гермиона. — Я читала об этом. Это артефакт памяти. Он записывает всё, что было сказано в этом месте — слова, эмоции, страх.

— И способен писать письма?

— Если кто-то его активировал — да. Особенно, если использовал пепел феникса. Феникс, как известно, не забывает.

На дальней стене мерцало зеркало. Не простое — неровное, словно составленное из множества мелких осколков. Поверхность его колебалась, будто дыхание воды.

— Это оно, — сказала Гермиона. — Зеркало Воспоминаний.

Гарри приблизился.

На поверхности проступали образы — неясные лица учеников, коридоры, заклинания, битва, вспышки света.

И вдруг — мальчик.

Совсем юный, лет пятнадцати, со взъерошенными волосами и усталыми глазами. Он смотрел прямо на Гарри.

— Вы пришли, — произнёс он. Голос был едва слышен, как шёпот бумаги.

Гарри замер.

— Кто ты?

— Ученик, которого вы учили. Вы сказали: “Мужество — это идти вперёд, даже когда страшно.”

Я пошёл.

Он улыбнулся с печальной, почти взрослой улыбкой.

— Мы защищали школу. Многие ушли. Я хотел, чтобы их помнили.

Гермиона сделала шаг вперёд.

— Ты создал заклинание “Anima Scriptor”?

Мальчик кивнул.

— Хотел сохранить голоса всех, кто учил нас. Чтобы они не исчезли. Но… я умер раньше, чем успел закончить. Заклинание осталось. Оно ждало, пока кто-нибудь вспомнит.

Гарри почувствовал, как что-то внутри него дрогнуло.

— Письма… это ты писал?

— Не совсем я. Зеркало писало от моего имени. Оно запомнило, что мы чувствовали. Благодарность. И страх.

Он поднял руку — и зеркало отозвалось мягким светом. На его поверхности проступили слова, знакомые по письму Гарри:

“Когда-нибудь я вернусь, чтобы напомнить вам, чего стоила победа.”

— Я не хотел пугать вас, — сказал мальчик. — Просто хотел, чтобы вы помнили нас не как павших, а как учеников.

Гарри шагнул ближе.

— Как тебя звали?

Мальчик задумался, словно пытался вспомнить.

— Здесь имена не держатся, — сказал он тихо. — Только уроки.

Зеркало начало мерцать сильнее. По стенам пробежали тени — образы учителей, старых и новых, тех, кого давно нет.

Гермиона в изумлении прикрыла рот ладонью.

— Это школа, — прошептала она. — Она помнит всех.

Гарри повернулся к зеркалу.

— Что ты хочешь, чтобы мы сделали?

— Просто послушайте. И скажите спасибо. Тогда я смогу уйти.

Он протянул Гарри лист пергамента. Пустой.

— Это последнее письмо. Напишите на нём то, что чувствуете. Не заклинанием — словами.

Гарри долго молчал, потом взял перо.

Написал:

“Спасибо вам. Всем, кто учил нас — и кто дал нам силу идти дальше.”

Он поставил точку, и пергамент засветился мягким золотым светом.

Мальчик улыбнулся.

— Теперь школа будет помнить правильно. Не боль — благодарность.

И растворился, будто его никогда не было.

Позже, в Большом зале, МакГонагалл слушала рассказ Гарри и Гермионы, молча, с тем же выражением лица, с каким она некогда выносила проделки Фреда и Джорджа.

— Значит, — сказала она наконец, — Хогвартс решил сам напомнить нам о долге учителя. Признаться, не каждый день стены устраивают урок морали.

Гермиона улыбнулась устало.

— Зато очень в хогвартском духе.

МакГонагалл встала.

— Пожалуй, стоит сделать это частью праздника. День наставников… и памяти. Пусть каждый ученик скажет спасибо тому, кто его учил.

Вечером, когда зал опустел, Гарри задержался. На кафедре лежало последнее письмо — его собственное, но уже другое.

На нём было лишь одно короткое предложение, выведенное тем самым ровным почерком:

“Спасибо, учитель.”

Он улыбнулся — тихо, почти незаметно, как улыбаются люди, нашедшие ответ на старый вопрос.

Свечи дрогнули. В отражении на столе он на мгновение увидел мальчика — того самого, с зеркала.

Тот кивнул, как бы прощаясь, и растворился в свете.

За окнами Хогвартса осень вступала в свои права.

Совы летели к звёздам, неся письма — уже настоящие, живые, от учеников своим учителям.

А где-то в глубине школы, в тихом архиве, зеркало сияло ровным, спокойным светом.

Оно больше не писало писем.

Теперь оно просто хранило память.