Уходя (гет)

Взгляните на мир вокруг нас. Люди постоянно болеют, страдают, ненавидят, кто-то где-то ежесекундно умирает — от старости или в невыносимых муках. Давние знакомые забывают друг друга, ранее муж и жена разводятся, становясь чужими, дети вырастают и уходят из-под родительской опеки во взрослую, полную опасностей, жизнь. Всё это закономерно, это нормально. Огорчает лишь то, что подобных случаев куда больше, чем радостных и светлых. Таких, когда люди чудом выздоравливают, живут в любви и согласии, просто любят. Дети заботятся о родителях, которые, в сущности, дали им самое дорогое — жизнь…

Человечество постепенно опускается, опускается по наклонной. Стоит ли говорить, что если б каждый стал чуточку лучше, то процент счастья существенно возрос бы. Но в мире должен быть баланс добра и зла — и если где-то родится ребенок, то где-то он умрет, может, даже и не родившись. Кто-то поступится принципами и совершит доброе дело, а кто-то — неимоверную гадость, причем еще испытывая при этом… удовольствие. Ведь человек, раздавивший жука, является преступником, если он получил от этого хоть малую долю удовлетворения.

К чему я вам это говорю? Да к тому, что после совместной проведенной ночи Рон и Гермиона отдалились еще больше. У него вдруг появились неотложные дела, жутко важные, которые он неизменно решал с друзьями — пардон, коллегами — каждый вечер. Она неожиданно стала уделять внимание дочери — ходила по детским врачам, проверяя, «все ли в порядке с моей девочкой», как сумасшедшая, бегала по магазинам и лавкам с бесчисленным множеством игрушек и подчас даже готовила завтраки.

Минула неделя, а супруги не сказали друг другу ни единого слова. Не стоит, конечно, принимать во внимание раздраженные замечания по поводу поздних возвращений (которые все равно не удостаивались ответом) и язвительные усмешки в адрес диковинных обновок, якобы «писков сезона» (подколки успешно игнорировались и сопровождались лишь слегка учащенным дыханием, что говорило об обуревавших эмоциях).

Однажды — повторюсь, всего однажды — Рон предпринял неловкую попытку заговорить. Было это с утра, когда Гермиона встала пораньше, чтобы успеть на запланированный визит к одному из колдомедиков, коих она знала уже не один десяток.

Уизли торопливо одевался и одновременно пытался привести заспанное лицо в порядок. Руки его еще спали и постоянно что-то путали: зубы он чуть не почистил пеной для бритья, а левый носок с полминуты пытался натянуть на шею вместо галстука. Мантию мужчина решил ни с того ни с сего почистить Обливиэйтом, что само по себе странно — заклятие-то годится для «прочистки» мозгов, но уж никак не одежды.

В конце концов, преодолев такие трудности, волшебник спустился в столовую и увидел жену, гордо пытавшуюся подавить зевок с чашкой кофе в руке. Она приветственно подняла брови и то ли кивнула, то ли дернулась, но так и не встала. Рон, поминая недобрым словом Мерлина, Мордреда, Моргану и иже с ними, потянулся за кофейником.

— Э… — нелепое «эканье» гулким эхом отозвалось в полупустом помещении — мебель стояла преимущественно у стен, один лишь стол занимал почетное место в центре комнаты. Миссис Уизли ничего не ответила, скорее всего, приняла неординарный биологический звук за прочищаемое горло.

— Кхэ… — чувствуя себя еще более глупо, вновь кашлянул Рон. Все быстро подготовленные в утренней суматохе слова, куда-то испарились, оставив в голове пустоту и, пожалуй, ненужное содержание последнего письма из Министерства.

— Ты что-то хотел сказать или проглотил язык? — надменно спросила Гермиона, отхлебывая из чашки, как ни в чем не бывало.

Рон окончательно упал духом. Мало того, что он безбожно (правильнее, наверное, будет безмерлиново, но уж больно по-идиотски звучит) опаздывал на работу, так еще и напрочь испортил и так почти несуществующие отношения. По одной этой фразе мужчина понял, что на разговор по душам Гермиона не настроена, поэтому ограничился лишь бессвязным «мм... нет... ну, я пошел» и, отставив вконец остывший напиток, в самом деле вышел из дома, бросив отрывистое «Кыш!» испуганной домовихе.

Оставшись одна, Гермиона призадумалась. События, произошедшие семь дней назад, не укладывались у неё в голове. Нет, с одной стороны, все правильно — он её муж, у них общий ребенок, подрастающая дочь… Но они же не любят друг друга.

«Кто тебе это сказал? — хмыкнул внутренний голос. — Если бы он тебя не любил, то и…»

«А кто сказал, что любовь должна быть обязательным условием для секса? Может он попросту… — так же мысленно отмахнулась Гермиона от самой себя, чувствуя, что происходящее все больше начинает смахивать на горячечный бред».

«Держи его, милочка, рано или поздно будет… уже поздно. Он и так невесть где пропадает».

Волшебница не стала поправлять саму себя и укорять за тавтологию, она встала и, так ничего не решив, направилась к спальне Розы. Будить дочь абсолютно не хотелось, женщина сама еле передвигала ноги, враз онемевшие от накативших мыслей, но и отменять оговоренный заранее очередной осмотр было бы невежливо.

* * *

Улицы пестрели золотом. Осень припрятала все летние цвета и буквально за одну ночь подменила их на свои. Не далее как вчера царило позднее лето, последний день августа — последний день счастливых солнечных улыбок. Сегодня же вовсю господствовал сентябрь — первое число, первый листопад в этом году.

Парк, находившийся неподалеку от дома Уизли, был, пожалуй, самым ярким местом Лондона. Будто выкрашенные талантливым художником листья являли взору добрую половину цветовой палитры, а витиеватые скамейки щеголяли дружелюбным окрасом, от светло-лилового до темного насыщенно-сиреневого. Даже урны — и те были в тон.

Но путь Гермионы Уизли лежал отнюдь не в это полное смеющейся ребятни и довольных родителей место, а мимо — в детское отделение госпиталя святого Мунго.(1)

— Ваша дочурка в полном порядке, — дружелюбно отозвался приятный молодой человек в мантии доблестного служащего колдомедицины. Роза, широко зевнув, соскочила с кожаного сиденья, совершенно не смущаясь (или поначалу не заметив) задравшейся юбчонки. Хихикнув, девочка её поправила под осужденным взглядом матери. Колдомедик улыбнулся.

— А вот вы, миссис, — он кинул взгляд на перекидной календарь, раскрытый на сегодняшней дате и сплошь исписанный фамилиями. — Уизли, примите мои поздравления.

Женщина несказанно удивилась странным словам мага, а искорки в его больших, еще мальчишечьих глазах и вовсе заставили её удивление возрасти в добрых два раза.

— Вы о чем? — непонимающе уточнила Гермиона.

— У вас будет ребенок, — пояснил он.

— О… Но, так же…

— Я потомственный лекарь, это у меня в крови, — губы мистера Элса — так гласил его нагрудный бейдж — растянулись в на этот раз действительно искренней, а не дежурной улыбке. — Моя мать могла определить беременность на ничтожно маленьком сроке, кстати, у вас от силы неделя. Но малыш уже развивается, причем абсолютно нормально. Поздравляю вас и вашего супруга.(2)

Оставив Гермиону в шоке (сказать «в легком шоке» — значит, ничего не сказать), мужчина напоследок подмигнул Розе и вышел. Девчушка мгновенно залилась румянцем и опустила глаза, украдкой поглядывая на мать. Женщина сидела, безвольно опустив руки, глаза её тупо сверлили пространство.

— Идем, — не своим голосом сказала она, на автомате хватая дочь за руку. Девочка взвизгнула от боли — Гермиона очень сильно сдавила ей пальцы. Этот звук на мгновение вывел волшебницу из прострации, и она тряхнула головой, так что тщательно уложенные волосы свободно рассыпались по плечам.

— Ребенок, — шепотом повторила будущая — уже во второй раз — мать. — Ребенок… — неверяще молвила она, беспечно аппарируя прямо из кабинета мистера Элса.

___________________________________________________________________________

(1)— Детское отделение св. Мунго — уж не знаю, есть ли таковое.

(2)— Быть может, потомственные колдомедики действительно могли определить беременность чуть ли не на следующий день после зачатия — маловероятно, конечно, но, тем не менее, все возможно.