История Беллы (гет)

Тихонько поскуливая, лежу на кровати съежившись в тугой комок. Сегодня пятый день после рождества и первый на свободе. Каждый день, каждый Мерлинов день ты приходил, чтобы… нет. Не мучить меня, не пытать — ведь ты ничего не спрашивал. Каждый день ты приходил, чтобы меня воспитать. За что? Почему? Зачем? Три вопроса, канувшие в вечность в моем угасающем сознании. Кажется, как я в таком состоянии еще могу тебя любить? Ты знаешь — могу. И буду. Пока я не вижу твоей цели во всем этом, но я увижу и постараюсь понять. А сейчас я могу только поскуливать как щенок, выброшенный на улицу и ждать, когда мой верный… нет. Не пес, он слишком много раз защищал меня. Я должна быть благодарна ему и была бы, если не эта боль. Я чувствовала ее постоянно, хотя ко мне не прикасались уже 24 часа. Постоянно, каждой клеточкой и тела, и души, и мозга — ощущала боль. Она не была ноющей или резкой. Она постепенно то нарастала в моей груди, то снова пропадала на мгновение и по новой. Я прижимала руки к сердцу, стараясь не задевать ран на запястьях, но помогало мало. Вчера, когда ты позволил Руду меня снять, я уже не чувствовала ничего. Кроме огромной ужасающей пустоты и навязчивого запаха персика. Ты запретил меня лечить, но мой верный песик все-таки обмазал меня заживляющей мазью. Заживет не так быстро, но на мгновения прекратит боль. Он был в этом уверен, а я уже нет. Когда лежа на своей кровати в одной из огромных комнат, я пытаюсь не свалиться с нее и не поползти к двери. Чтобы упасть со ступенек и сломать себе шею.

«Я в порядке. Ты можешь спать спокойно».

Гулом в голове отзываются твои слова. Мерлин, дай же мне сдохнуть поскорее, и я буду счастлива. Но нельзя, обещания, данные на крови, надо выполнять. И я, как побитая собака, мысленно еще пытаюсь спорить с собой. Я — волчица. Волчица у которой никогда не будет семьи. Я одновременно одна и в стае. Без защиты и с ней. Черная волчица. Именно черным я окрасила свою боль, которая каждый день возвращалась ко мне. Я чувствовала жжение, когда она разливалась по моей крови, по венам, добираясь до самых сокровенных уголочков души и возвращаясь обратно. К себе. Я сходила с ума — не спорю. Я перестала узнавать комнату, пока меня не призвали. Это была уже другая боль. Ожог. Левую руку обожгло и в комнату влетел Руди. Паника в его глазах и холод — это всегда я видела в нем. Но не теперь. И я встаю. Пусть у меня подкашиваются ноги и я чуть не падаю. Улыбаюсь. Пусть со второй попытки мне все-таки удается подняться. Я улыбаюсь ему даже тогда, когда беру его за руку и с помощью метки аппарирую, туда куда позвал меня ты. Кладбище? Хотя, какая разница. Главное — ты здесь, и я улыбаюсь. Пусть улыбка выходит не такой радостной и счастливой, а даже сумасшедшей и болезненной, но мне откровенно плевать. Ты смотришь на меня долго и будто оценивающе. А я не отвожу взгляда и по-прежнему улыбаясь, чувствую, как по венам снова разливается тот опасный холодок из огненной боли.

И ты понимаешь, что я готова. Что все мое тело готово к тому, что ты приготовил. Пара магглов случайно проходивших мимо. Для меня. Для моей боли. Для выплеска всей этой боли из моих вен на них. Ты любезно отходишь и я улыбаюсь им. Страх, почти животный я вижу в маггловских глазах. Я знаю, что я должна делать — все тело просит этого. Разорви, раздери, замучай, выпытай и убей, подарив ту сладостную свободу о которой мечтаешь сама. «Сделай», — шепчет Рудольфус.

«Сделай…»

Слышу я отовсюду.

«Сделай…»

А ты молчишь. Ты смотришь на мою улыбку, на мое лицо и, быть может, на мое тело. И я улыбаюсь снова тебе, той самой улыбкой, которую ты воспитал во мне. Улыбаюсь через жгучую боль, текущую в моей крови. Улыбаюсь — вопреки всему и за все. Но я медлю и получаю Круциатус от кого-то из сторонников. Ты небрежно махаешь палочкой на него, не отводя взгляд от меня, пока я корчусь на земле с той же улыбкой. Кажется мои губы просто застыли и не могут сжаться обратно. Это не твое заклятье, я знала. Твой похож на разряд молнии по всему телу. На раздирание каждого целого кусочка моей души, а это — это лишь ласковое горение в адском пламени лихорадки. Не то, поэтому не сравнимо с твоим. И я поднимаюсь, не знаю, как умудрилась снять с себя Круциатус, но я встаю и снова улыбнувшись тебе, я смотрю на магглов.

Им страшно, как было мне. Мне — тогда, казалось еще в прошлой жизни. Страшно. Какой-то толикой своей души я хотела отпустить их, хотела, чтобы они сбежали. Хотела, но черная боль, мой яд и мое проклятье, глушило на подступах все эти потуги.

Я смогу, я заставлю. Я помню все эти пасы твоей рукой и звук произнесения заклинания. В моем присутствии ты заставлял меня слышать твой голос, когда я лежала.

Я закрываю глаза и поднимаю свою палочку.

«Круцио», — твой низкий холодный голос, стучит в моем сердце осколками.

Поворот вправо, поворот влево, взмах кисти вверх — за доли секунды и слова. Распахиваю глаза и смотрю на тела. Теперь они всего лишь тела, жертвы, магглы. И мне все равно.

— Круцио, — я чувствую, как голос мой ломается и я почти не могу удерживать палочку. Моя боль, тянувшаяся и держащая меня на ногах, мое спасение — боль вышла из палочки и ринулась к ним. Я видела их слезы на глазах, видела как они кричат и корчатся от боли лежа на земле. Видела, но не хотела остановиться. Моя боль питалась ими и росла. Их боль плюс моя боль — жуткий коктейль и я опустила палочку, заметив, что одно из тел застыло и обмякло.

И я упала на колени и склонила голову. Я смогла и выдержала, когда коктейль снова влился в мое тело. Как душу разрывало на части, как все мое тело кричало стойкое — НЕТ! А боль — ДА! И боль победила. Ты что-то еще говорил, о принятии меня в приближенный круг, но я не слышала слов. Об этом мне скажет Руди, когда я снова буду лежать на своей постели и сдерживать себя, чтобы не ползти к выходу. К спасительной лестнице.

* * *

Ты знаешь? Мне снятся кошмары, каждую ночь про тех магглов. Каждую ночь. И я боюсь спать. Я смотрю в потолок, на стены, на окно и думаю, что моя жизнь — эта боль. Одна сплошная черная боль. Но я уже справляюсь. Я не пытаюсь скрюченными пальцами выковырять себе глаза — лишь бы они не закрывались и не показывали то, что я сделала. Мой пес постоянно рядом, он тщательно следит за мной, что даже смешно. До боли смешно, но я не улыбаюсь. Эта улыбка лишь для тебя. Лишь еще одно мое доказательство преданности тебе. И ты веришь в это, я знаю. Веришь, потому что видел что сделал ты со мной. И да, я тебя все еще люблю. Но уже не так как раньше. Раньше — это были слепые чувства, полная покорность и рабство в порыве чувств. Теперь — нет, я люблю тебя за ненависть к магглам, за пытки ко мне и воспитание боли. Я поняла твой окончательный план — выбить из меня все надежды на существование рядом. Выбить глупые мечты о будущем, лишь твердая уверенность в настоящем. Только жить, только здесь и сейчас, пока Авада не разлучит нас. И я иду, уже не как рабский пес рядом на цепи у ног. Я гордо подняв голову могу идти позади тебя и смотреть вперед. Я не твоя слуга, не твой раб — я твоя боль. Осуществление боли. Ее живое воплощение. И я верю, что ты рад видеть меня такой ,иначе моя жизнь — всего лишь маска в какой-то забытой партии. Где игра началась.

Но я пешка. Ты воспитал во мне боль, но не убил страх. Снова кладбище, снова два маггла, снова…

«Сделай… сделай… сделай…»

И снова я вижу тот непреодолимый животный страх в их лицах. Но мне плевать. Во второй раз даже намного легче. Теперь моя черная боль не проклятье — она мое удовольствие, она мой экстаз.

Она — мое нежное сокровище, выплескивающееся через край моей бездонной души.

Взмах.

— Круцио, — мой голос уже крепок, не сломлен. Я тщательно слежу за тем, как боль ползет к их телам, наклоняю голову в сторону — так лучше видно. Как только моя боль, хотя прошли лишь секунды, но я видела каждый ее шаг, доползла — я улыбнулась. Их кукольные тела были в моей власти. Игрушки — для лапочки дочки. От кончиков пальцев ног, все выше — заставляй их дергаться, пусть молят о пощаде. Вот так, моя прелесть. Теперь чуть сильнее, теперь чуть полегче. Пусть шепчутся куклы, а мне все равно. Ведь я улыбаюсь. Еще увеличу я мощность своей боли, мне это нравится. Это… забавно? О да. Очередная забавная игра. Что будет если боль пробежится под кожей в руку? Упс, сломалась. Как жалко. А, да нет. Мне не жалко. Ха-ха. Убираю улыбку, вздыхаю слегка. Говорю я стихами, свихнулась? Может, да. А, может, и нет — кто знает ответ? Ты замер, я вижу. Слежу за тобой из-под опущенных ресниц и снова вздыхаю. Делаю вид, что мне глубоко наплевать на лежащие передо мной тела. Для этого надо лишь показать тебе боль, показать то, что ты хочешь видеть во мне. Но то, что не хочу я. Мне страшно видеть в их глазах смерть. Знаешь? Страшно. И легче притвориться, что разум покинул меня. Что все это для меня лишь иллюзия. Ведь ночью во снах они снова придут. Они не причиняют мне боль, а просто стоят и смотрят теми же самыми глазами на меня до утра, которые вижу я сейчас, наставляя и регулируя круциатус моей души. Поэтому я хочу выколоть им глаза, лишь бы не видеть как они на меня смотрят. Никогда. Я боюсь…

Одна лишь эмоция, я пропустила ее на своем лице. Допустила ошибку в чужой игре — я снова пешка. Ты заметил, мое сердце сразу же сжалось. От страха. Ты заметил, я упустила маску на одну секунду и дала волю эмоции разума и ты заметил. Сердце нервно барабанило об грудную клетку, когда я улыбаясь смотрела на тебя. Улыбаясь снаружи, а внутренне пытаясь вернуть обратно свою боль. Обратно в свою кровь, чтобы не знать. Не знать, что приготовил ты мне. Сегодня.

Сегодня не просто ведь круциатусом решил ты отделаться? Сегодня мое обучение продолжится. Вернее экзамен. Экзамен на то, чего я боюсь. Ты снова внимательно всматриваешься в меня и я чувствую холод. Этот самый оценивающий холод твоих глаз, ты поднимаешь палочку, не глядя даже на этих магглов. Поднимаешь, нацеливаешь. Вверх и вперед.

— Авада Кедавра, — почти полушепот, но взгляд все равно на мне. Что ты хочешь увидеть? Что ты хочешь заметить? ЧТО??? Истерически смеюсь тебе в лицо, пусть даже ты стоишь далеко. Я знаю, что ты потребуешь. Убить. Убить это тело, что секунду назад было куклой в моих руках. Ты знаешь меня наизусть, как открытую книгу. Ведь именно ты стер из меня все прошлое и нарисовал настоящее. Боль от мертвого тела возвращалась ко мне неохотно и с опаской. Я опустила палочку и отпустила второе тело. Маггл еще дышал, я чувствовала это, когда боль от его кожи перешла ко мне. Моя черная боль сообщала мне все, что могла. Рука в локте сломана пополам. Но он еще дышит, правда не может соображать, где он. Еще бы — я меняла уровень своего Круциатуса несколько раз. Я бы сошла с ума от такого, но ты подготовил меня. Ты помог понять и привыкнуть. И я научилась жить с болью. Я твой личный Круциатус, но я не твой жнец. Я не могу.

Я смогу поднять палочку вверх, я смогу направить ее даже, но…