Иллюзия жизни (гет)

Гарри почувствовал ее спиной, кожей: точка невидимого прицела заплясала между лопаток. Ему не нужно было поворачиваться, чтобы увидеть, как дрожит палочка в руке Малфоя и наливается ненавистью взгляд под белесыми бровями. Он знал это и так. Ощущал каждой клеткой, улавливал необъяснимым, почти животным чутьем, и его собственный внутренний зверь, оскалившись, приготовился к прыжку.

В другой ситуации он, конечно, не стал бы тянуть. Инструкция четко предписывает, как следует вести себя с вооруженным агрессором: усыпляющий бдительность диалог, затем неожиданный выпад и, если повезет, короткий наступательный бой, как правило, на поражение. При наличии заложников игра затягивалась, но, в сущности, шла по тому же сценарию: разговор, молниеносная атака и контрольное парализующее заклинание в область грудной клетки. Алгоритм, проверенный не одним поколением авроров, практически не давал осечек, но сегодня Гарри решил от него отказаться.

Точнее, он бы с радостью оглушил Малфоя чем-нибудь посерьезнее Ступефая и волоком притащил в министерство с мешком на голове. Подонок заслуживал и более крутого обращения, тем более аврорату официально разрешили не церемониться с беглыми Пожирателями. При иных обстоятельствах из этого можно было устроить полноценное шоу с публичным разоблачением и шокирующими откровениями поруганных жертв... Если бы этими жертвами не были Гермиона и он сам.

Время слежки научило Гарри многому и, в первую очередь, терпению. Хотя поначалу намерение убить Малфоя не оставляло его ни на минуту. Этой страшной мечтой он грезил долгое время, пока в один прекрасный момент его не осенило, какой приговор мог стать для Драко настоящей пыткой. И это была далеко не смерть.

Каждый день, проведенный в засаде у «Янтарной лозы», Гарри мысленно приравнял к году соседства с Дурслями. И дело было не столько в ревности... Хотя, что уж там — конечно же, в ней!

Больше всего он возненавидел вечера, хотя и утренние прощания на крыльце давались ему нелегко. Малфой обычно стоял спиной к его маленькому наблюдательному пункту, но зато лицо Гермионы он видел замечательно. До последней веснушки, до каждой непослушной кучеряшки. И то, что читалось на этом родном и таком желанном лице, совсем не радовало Гарри. Ритуал не менялся: Малфой привычным, каким-то очень домашним жестом обхватывал ее талию и шептал что-то на ухо, она же щурилась от удовольствия и подставляла ему для поцелуя пахнущую ромашковым мылом щеку.

То, что мыло было ромашковым, Гарри выяснил, проникнув под мантией-невидимкой в дом, когда хозяева ушли. Это была его первая и единственная самостоятельная вылазка на виллу. Все остальные он делал уже для того, чтобы побыть с Гермионой наедине. Запоминая расположение комнат и особенно места, где скрипят половицы, он оказался в спальне и обомлел: там все просто «дышало» ею. Десятки маленьких деталей, ничего не говорящих посторонним, кричали Гарри, что это пространство принадлежало <i>ей</i>. Стопка книг с пестрыми закладками у кровати, карандаш с покусанным кончиком на тумбочке, большая щетка для волос на подоконнике, исписанный толстый блокнот, забытый у зеркала — во всем угадывалась <i>она</i>. Гарри будто резко отбросило на несколько лет назад, в девичью спальню Гриффиндора, и он не сдержал глупой улыбки. Присутствия Малфоя в комнате не наблюдалось, словно он не жил тут вовсе или был стерилен, как лабораторная крыса. В шкафу, конечно, висели его рубашки и прочая одежда, но Гарри решил туда не заглядывать. К реальности его вернула белая шелковая сорочка с кружевами, небрежно брошенная на спинку стула. Гарри увидел ее не сразу, а потом просто не мог не замечать. Женственная и вызывающая — вещица совсем не вязалась с образом <i>его</i> Гермионы, которую он даже в самых смелых мечтах представлял разве что в школьной пижаме. Эта мысль его смутила и взволновала, и воображение услужливо прокрутило пред внутренним взором совсем другие картинки, от которых прежняя Гермиона покраснела бы до корней волос. Скривившись, словно от зубной боли, Гарри отогнал навязчивый морок, вспомнив, для кого злосчастная сорочка надевалась каждую ночь, и шагнул в ванную. Там густо пахло ромашкой, а самого Малфоя было гораздо больше, чем в спальне. Поэтому Гарри поспешил уйти, чтобы не поддаться искушению и не спустить все его многочисленные туалетные принадлежности в унитаз.

Он вернулся через два дня, когда Малфой отчалил «на работу» и Гермиона осталась одна. В мантии-невидимке Гарри тихо вошел в дом через открытую террасу и удивился, до чего легко ему удалось проникнуть внутрь — Малфой на проверку оказался до глупости беспечен: ни охранных заклинаний, ни отводящих чар, ни даже элементарного сигнального оберега на дверях Гарри так и не обнаружил, хотя обошел территорию виллы несколько раз. Сначала его насторожил этот факт, но позже стало ясно, что хорек окончательно расслабился и потерял бдительность, так как был самонадеянно уверен, что никто не найдет его тайное убежище.

Ничего не подозревающая Гермиона читала в зале: в руках у нее была толстая книга, в которой она время от времени делала какие-то пометки, вдумчиво проговаривая вслух непонятные слова — учила иностранный язык, догадался Гарри. Он тихо присел рядом, борясь со жгучим желанием немедленно разоблачиться, прекратить весь этот кошмар и забрать ее отсюда. В их нормальный прежний мир, за который они оба так долго боролись и который заслужили больше, чем кто бы то ни было. Так прошел час или больше — Гарри не считал минут. Он просто всматривался в любимые черты, с волнением и ревностью отмечая небольшие, но такие важные изменения, которые за время их разлуки превратили Гермиону из симпатичной девочки в ладную, яркую девушку. Она стала более женственной, утонченной... И Гарри было интересно, останутся ли в эти новые, завораживающие черты, после того как он снимет заклятье Малфоя, или же прежняя Гермиона вернется к своему привычному образу. Но, собственно, его устроит любой вариант. Лишь бы скорее, лишь бы только его и больше ничья.

Потом, в отсутствие Малфоя, Гарри ежедневно наведывался к Гермионе. Тихо пристроившись в углу комнаты, он размышлял о том, как лучше развязать затянувшийся узел, а главное, набирался сил к вечеру... Треклятые вечера! Их Гарри ненавидел всем естеством и люто боялся, потому что знал, какую чудовищную пытку ему придется вынести, глядя, как Малфой проживает украденную у него жизнь.

До визитов на «Янтарную лозу» Гарри думал, что хочет большую шумную семью, такую, как он видел у Уизли. Сравнивать ему было разве что с Дурслями, поэтому вполне естественно, что его представления об идеальных отношениях сложились в лучших традициях Норы: орава детей, добродетельная заботливая мать в фартуке, добродушный усталый отец и нескончаемая череда сытных посиделок. Гарри действительно хотел именно этого, ровно до момента, пока не увидел вечера Малфоя и Гермионы. Тихие, уединенные, интимные и безмятежные — они так не походили на те, о которых мечтал он сам. В них не было суеты, звонкого стука опустошенных тарелок, ребячьего визга, шуток и всего того, что прочно вязалось в его сознании со словами «счастливая семейная пара». У них все было по-другому, и Гарри прочно решил, что заберет у Малфоя этот рай.

Совсем скоро Гермиона будет встречать у крыльца <i>его</i>. <i>Ему</i> она будет готовить ужин и рассказывать скопившиеся за день новости. С <i>ним</i> пойдет наблюдать закат, сядет под раскидистое дерево и будет нежно целовать до первых звезд. Гарри <i>сам</i> донесет ее до дома на руках, чтобы она не промочила ноги в ночной росе, а потом... Потом им не нужен будет никто: ни знакомые, ни друзья, ни даже Рон. А о Малфое она просто не вспомнит. И дело будет не в мощном Обливиэйте, это уж точно. Гермиона сама не захочет этого — вышвырнет из памяти за ненужностью, возненавидит одно упоминание об этой мрази.

Собственно, только поэтому Гарри вытерпел кошмар со слежкой и не сорвался даже в самые тяжелые дни. Однажды наблюдая за ними, бредущими в обнимку по берегу реки, Гарри окончательно убедился, что не сможет увести Гермиону, просто-напросто сняв наложенный Обливиэйт. Точнее, мог и наверняка увел бы, но то, что творилось между нею и Малфоем, явно зашло слишком далеко. Поэтому Гарри решил не рисковать. Заразу надо было вырвать с корнем, не оставив и шанса на рецидив. Гарри не станет уводить ее ни силой, ни уговорами. Гермиона сделает это сама, причем так, что Драко самостоятельно перегрызет себе вены в Азкабане от стыда и тоски. Она выскажет ему свою ненависть и презрение в лицо, а потом оставит сдыхать... А в том, что Малфой сдохнет без нее, можно было не сомневаться.

— Не советую тебе этого делать, Малфой, — произнес наконец Гарри, все еще не оборачиваясь, — Ты же не подумал, что я пришел один?

Зудящая прицельная точка конвульсивно дернулась и скользнула на затылок.

— Если ты выстрелишь, сюда моментально прибудет группа захвата. Поверь мне, я позаботился об этом. А вокруг поместья — антиаппариционное поле. Попробуешь смыться — и ты труп.

Гарри безбожно врал. Перед отправлением сюда, он оставил в аврорате на своем столе папку с подробностями похищения, уликами и доказательствами. Плюс к всему наколдовал кричалку, которая поднимет тревогу в всех кабинетах коллег, если завтра утром он не вернется. На этом меры предосторожности заканчивались.

Малфой все медлил, сам же Гарри намеренно выдерживал паузу, наслаждаясь тем, как Драко тщетно силится бросить в него непростительное. В оглушающей тишине комнаты раздалось мелкое позвякивание — на полках заходила ходуном посуда, а еще через секунду с громким треском взорвалась висящая под потолком лампочка: буря в душе Малфоя вырывалась из-под контроля.

— Что меня выдало, Поттер? — его фамилию тот выплюнул с утроенной гадливостью.

Гарри медленно развернулся и увидел, что палочка Драко все еще нацелена ему в голову.

— Об этом тебе подробно расскажет прокурор в зале суда. А если будешь выкобе...

— Я спрашиваю, что меня выдало?! — желваки под бледными щеками Драко заходили ходуном, а руки заметно подрагивали. И Гарри внезапно поймал себя на мысли, что так уже было однажды. Они уже стояли вот так, нацелив друг на друга палочки, с лютой ненавистью в глазах и твердым намерением биться до последнего. Для полного комплекта не хватало только Снейпа, хотя, пожалуй, даже он сейчас бы их не разнял.

— Не забывайся, Малфой! — огрызнулся он в ответ и резко вскинул свою палочку. Драко дернулся, словно от удара, и плавно шагнул в строну. Гарри двинулся вместе с ним. Они медленно закружили по комнате, держа друг друга на прицеле. Этот извечный, гипнотический танец дуэлянтов, призванный усыпить бдительность противника, Гарри знал назубок. Поэтому был готов, когда Малфой не выдержал и швырнул в него Петрификус Тоталус.

Адреналин выплеснулся в кровь, осев на гортани металлическим холодком. Гарри осклабился:

— Думаешь, можно <i>вот так</i>? — Инкарцеро, направленное в Малфоя, не долетело совсем чуть-чуть. — <i>Так просто</i>, взять и безнаказанно влезть в чужую жизнь своими грязными лапами?!

Лицо Драко перекосило, и он снова швырнул заклятье, которое Гарри отразил и продолжил, почти срываясь на крик:

— Думал, что тебя не найдут, да?! Решил, надуешь всех на свете и выйдешь сухим из воды? — еще одно проклятье просвистело в сантиметре от его лица. — А вот черта с два, Малфой! Черта с два!

Гарри сделал резкий выпад и Сектумсемпрой задел Малфою плечо. Тот выматерился, но палочки не опустил.

— Она бы в жизни в твою сторону не посмотрела! Руки бы не подала, слышишь, ты, мразь!!! — ненависть прорвала плотину самообладания, и Гарри уже не мог остановиться. — Как ты в глаза ей будешь смотреть после всего этого?! Считаешь, тебе все дозволено?! Считаешь, что можно, мать твою, надругаться над всеми, влезть к человеку в душу, в голову, в постель и остаться чистеньким?! Да она...

— Ты ничего не знаешь, Поттер!!! Закрой свою пасть! — голос Малфоя взвился до визгливого лая.

— Так давай, расскажи, похвастайся! Как подкараулил ее, как обездвижил, как стер память и про сообщников своих не забудь!

А сообщники точно были, Гарри это знал наверняка. Двое. Первой была Нарцисса — ее Гарри вычислил, просматривая воспоминания допрошенных Пожирателей. Несколько человек (за одним Гарри полгода гонялся по Закарпатью) помнили, как Драко с матерью ускользнули из главного зала и скрылись в тоннеле Южной башни. Имени второго узнать не удалось. В воспоминаниях испуганной третьекурсницы Пуффендуя можно было разглядеть только спину присоединившегося к ним человека. Высокого, облаченного в черное. Вместе они оглушили Гермиону, стерли ей воспоминания и вложили в голову новые. Надо сказать, что это было волшебство высшего пилотажа, гениальная темная магия. Почти искусство. Проделано оно было в крайне быстро, что не могло не поражать. Но главное — это тщательная проработка легенды, которую они внушили Гермионе: она была проработана до мельчайших подробностей. Такое невозможно сотворить ни за час, не за два — волшебник кропотливо ткет подробную, логически выверенную ткань воспоминаний месяцами. Ни Нарцисса, ни тем более Драко не могли придумать ничего похожего. Ас, который помогал им, однозначно был гением своего дела.

— Круцио! — прошипел Малфой, но Гарри снова оказался быстрее. Он отбил проклятье и звонкой Бомбардой сбил стоящий прямо за Малфоем книжный стеллаж. Тот с грохотом повалился, обрушивая на Малфоя груды толстенных томов. Гарри не сдержал издевательского смешка:

— Ну что? Некому прикрыть твой драгоценный зад, а? — волна неистовой ярости стремительно поднималась в его душе, — Давай, дерись, мразь!

— Сам ты мразь! — рявкнул Драко и вперил в него тяжелый, полный ненависти взгляд.

— Не-е-ет уж! Еще какая... Самая настоящая падаль и мразь! Экспеллиармус! — Гарри сделал выпад и чуть не сшиб Малфоя с ног, — а еще ты гадина и конченый ублюдок! Эверте Статум!

Малфоя резко подбросило в воздух и с силой приложило о стену. Палочка вылетела из рук и откатилась под диван.

— Она сама тебе это скажет! В лицо! Слышишь меня, гнида?! — Гарри не сдерживал клокотавшего внутри бешенства. Последние слова он проорал, глядя, как Драко поднимается на ноги. — Она пошлет тебя куда подальше, когда, наконец, сможет увидеть, какая ты на самом деле тварь!

Дальше все произошло слишком быстро. Оправившийся Малфой, даже не пытаясь найти упущенное оружие, с ревом кинулся на него. Недолго думая, Гарри отшвырнул свою палочку и рванулся противнику навстречу. Завязалась рукопашная. Они катались по полу, отчаянно колошматя друг другу бока и спины. Несколько раз Малфой, чудовищно матерясь, сильно заехал Гарри по лицу, но, получив коленом в пах, потерял преимущество и в конце концов оказался прижатым к полу. Не замечая крови, текущей из разбитой губы, Гарри сел на него сверху и что было силы ударил кулаком в челюсть Драко.

— Она... даже не вспомнит...— прохрипел он, тщетно пытаясь восстановить дыхание, — твое... гребаное имя! Она даже...

Фразу он так и не закончил, почувствовав, как что-то холодное уперлось ему в затылок:

— Руки вверх! — голос Гермионы был спокоен и тверд, как дуло того пистолета, что она держала в руках. — Поднимите руки!

Гарри послушался.

— А теперь встаньте! Нет! Медленно!

Гарри бросил презрительный взгляд на Малфоя, который казался не менее перепуганным, чем он сам, и поднялся.

— Отойдите к стене! Живо! — она указала дулом в сторону и, кажется, только теперь увидела, как живописно он отделал Малфоя. — Боже мой, Драко, ты ранен!

Малфой с гримасой страдания на лице простонал в ответ:

— Ты же не должна быть сейчас здесь. Я же послал тебя к Себастьяну!

И тут Гарри сделал прыжок, опередив Малфоя, который угадал его намерение и ринулся к ним, но опоздал на считанные доли секунды. Сбив Гермиону с ног, Гарри вырвал у нее пистолет и выставил дуло вперед.

— Всем оставаться на местах! — рявкнул он и выстрелил в воздух для убедительности.

Гермиона пронзительно закричала, а Малфой схватил ее за руку и оттащил назад. Оба с ужасом смотрели на вальтер, зажатый в его кулаке. Гарри тем временем нашарил на полу свою палочку.

— Ты не сделаешь этого, Поттер! — в глазах бледного как стена Малфоя плескалась животная паника. — Только не сейчас!

Гарри не стал отвечать. Его палочка неумолимо нацелилась на изумленную Гермиону:

— Фините Инкантатем Максима!