Сказка о Ветре (гет)

-1-

Вот и октябрь. На второй неделе Карл-Густав велел Кларе готовиться и собирать вещи. Клара занялась прежде всего тёплыми, ведь ей предстояло провести в горах зиму. Она не испытывала сожалений по поводу отъезда. Ей было уже всё равно, да и фрау Шварц вряд ли окажется хуже, чем брат и его жена.

Она навестила своих оставшихся знакомых, которые были огорчены её отъездом, но Клара уверяла их, что едет по собственному желанию, так как чувствует себя неважно и надеется, что горный воздух ей поможет. С фрау Нойманн она пошепталась о письме. Старушка утешала её, как могла, уговаривая написать в Италию ещё раз, потому что в дороге с письмами всякое могло случиться. Её муж тоже до сих пор не получил ответа на свои и собирался писать вновь. Но Клара только угрюмо покачала головой. Она устала надеяться.

Приближался день её отъезда. Экипаж должен был доставить Клару до станции дилижансов, а там её уже будут встречать — внук фрау Шварц, который на повозке отвезёт гостью на ферму.

Последний ужин Клары дома прошёл почти в полном молчании. Эльза не смотрела в её сторону, на щеках её горели нездоровые красные пятна. Карл-Густав ограничивался общими фразами.

В доме было тихо, пламя свечей горело ровно и почти не колебалось. И всё было спокойно, как в могиле.

Они разошлись по комнатам, не сказав друг другу ни слова. У Клары даже не было сил поплакать. Она прилегла на постель, не раздеваясь. Сон не шёл — так, крутились в голове какие-то мысли и картины. Вот, пробежал кто-то по коридору. Дверь хлопнула. Закричал кто-то… Закричал?

Клара вздрогнула, села на постели и прислушалась. В доме было неладно. Она выглянула в коридор — мимо семенящим шагом, торопясь, насколько возможно, прошмыгнула служанка, крепко держа в руках таз с горячей водой. Истошный женский крик раздался со стороны спальни супругов Нейгауз.

— Господи! — прошептала Клара.

«За доктором послали?!» — закричал кто-то из мужчин. — «Да уехали уже!»

— Рано же, рано, — прошептала Клара и закусила губы.

Она прокралась по коридору к спальне брата и встала в стороне, сжав руки. Вот открылась дверь, пропустив другую служанку, которая вынесла из спальни окровавленную простыню. Клара успела заметить мечущуюся на постели Эльзу — она кричала: рот её был безобразно перекошен, спутанные косы почти выбились из-под чепца.

Карл-Густав был возле жены, пытался удержать её за плечи.

Увы, ещё до того, как привезли доктора, из спальни вынесли маленький свёрток. Эльза рыдала так, что Клара молилась, боясь, как бы та не тронулась умом. Доктор выгнал Карла-Густава из спальни. Тот вышел в коридор и оказался лицом к лицу с сестрой.

— Мальчик был, — сказал он тихо.

Карл-Густав не плакал, но лицо его выражало скорбное недоумение, и эта маска так и застыла. Брат Клары смотрел куда-то в сторону и в пол.

— Как же так, Клархен? — произнёс он.

Та, потрясённая обращением, осторожно погладила брата по плечу.

— Вот… Мальчик был… — лицо Карла-Густава задёргалось.

Притихшая было Эльза опять заплакала, зовя мужа. Шаркая ногами, Карл-Густав поплёлся к двери. Он открыл её, и Эльза, повернувшись в его сторону, увидела Клару.

— Ааааааа! — завыла она, указывая на неё пальцем. — Ааааааа! Она!

Ничего членораздельного сказать больше госпожа Нейгауз не смогла. Карл-Густав обернулся, махнул сестре рукой, чтобы уходила. Клара прошла мимо застывших слуг, закрылась у себя в спальне. Она переоделась в дорожное платье, тёплый плащ с капюшоном. Расстелив на кровати простыню, уложила на середину пару платьев из числа перелицованных, кое-что из белья, зарыла в вещи мешочек с деньгами, а пару монет спрятала за корсаж.

Она вышла из дома через чёрный ход, не замеченная никем. Идя по тёмным улицам, на которые ещё бросали пятна света окна домов, она совершенно не задумывалась, куда она идёт и что она будет делать дальше.

В плаще холодно не было, только вот вокруг ног как будто бы ветер кружился. И этот же ветер, показалось Кларе, принёс отдалённый, еле слышный крик. Кто-то звал её по имени — Клархен.

Но Клара была не в себе. Она прошла мимо дома Нойманна, даже не посмотрев на окна. Что проще — переночевать у них, а завтра на том же дилижансе добраться до места встречи с внуком фрау Шварц? Ею владело такое же недоумение, что и её братом — почему жизнь, которая начиналась так прекрасно, превращалась во всё больший кошмар?

— Эй, красотка, куда идёшь? — кто-то схватил Клару за плечо.

Она взвизгнула, отшатнулась, ударив человека по руке.

— А ну, полегче! Франц, глянь, какая тут фифа.

Второй мужчина был совсем пьян. Первый-то — потрезвее и помоложе.

— Дай-ка вещички, чего там у тебя? — дыша перегаром, Франц вцепился в узел, а его приятель ухватил Клару за корсаж.

И тут какая-то сила отшвырнула их прочь. Они плашмя упали на мостовую. Приподнявшись, уставились на Клару, не понимая, что произошло. Та прижала узел к груди и побежала по мостовой.

— Это ж та самая! — заорал молодой. — Ведьма!

— Держи!

Они подняли такой шум, что залаяли дворовые собаки, и люди стали высовываться в окна.

Тут Клара вдруг почувствовала, что ноги её перестали касаться дороги. Дома вокруг неё закружились — всё быстрее и быстрее. Клару подняло в воздух и понесло с такой быстротой, что стало невозможно дышать.

Очнулась она в темноте, лёжа на земле. Узел был при ней — разве что силой можно было вырвать его у неё из рук. Приподнявшись, Клара прислушалась. Было так тихо-тихо, как никогда не бывает в городе. Шелестели последние листья на деревьях, где-то далеко раздавался редкий, отрывистый лай собаки. Но было и намного холоднее. Поднявшись на ноги, Клара, осторожно ступая, пошла в ту сторону, откуда доносился лай. Спотыкаясь, она ощупывала ногой впереди себя, прежде чем сделать пару шагов. Лай доносился не просто издалека, а ещё и снизу, и Кларе вовсе не хотелось упасть с какого-нибудь уступа.

Чувствуя, что эти несколько шагов утомили её больше, чем весь путь по улицам города, а глаза никак не привыкнут к темноте, она встала и закричала в сторону жилья:

— Помогите! Помогите, кто-нибудь! Люди!

Собака залилась лаем, уже не сомневаясь, что к дому приближается чужой.

— Эй! Кто там кричит? — раздался молодой мужской голос — зычный, как иерихонская труба.

Клара испуганно замолчала. Спустя несколько минут она услышала, что собака, спущенная с цепи, бежит в её сторону, дыша открытой пастью. И судя по топоту, была она крупной. Клара опустилась на землю и прикрылась узлом, выставив его перед собой. Псина, правда, оказалась умной. Она не тронула девушку, обнюхала, тычась большим мокрым носом, а потом уселась рядом и залаяла, подавая сигнал хозяину. Тот уже поднимался снизу по тропинке, освещая себе путь фонарём. Лицо мужчины Клара видеть не могла — оно оставалось в тени, зато её было видно, как на ладони.

И собаку тоже было видно — здоровая овчарка сидела, свесив язык и как будто ухмыляясь.

— Что Хват, нашёл? — спросил мужчина. — Вы как тут оказались, фройляйн?

— Я заблудилась, — ответила Клара.

Мужчина подал ей руку и помог подняться.

— Заблудились? — насмешливо протянул он.

Ну, не говорить же ему, что ветер принёс? Что ещё Клара могла придумать?

— Пожалуйста, проводите меня до жилья, — попросила она, разглядывая симпатичное лицо молодого человека.

— Ну, извольте. Но только тут поблизости наша с бабкой ферма, и только. До деревни уж утром, если вам туда надо.

— А как зовут вашу бабушку? — спросила Клара, поражённая неожиданной мыслью. — Не фрау Шварц?

— Точно, — кивнул парень. — Фрау Шварц.

— Так вы, должно быть, меня ждёте. Я Клара Нейгауз.

— Господи помилуй! Но почему вы тут одна, да с узелком? Я же за вами должен был завтра ехать на станцию. Как вы здесь оказались?

Клара только вздохнула.

— Что же я? Идёмте скорее. В доме всё и расскажете.

Парень неловко предложил Кларе руку. Она с благодарностью приняла её. Пёс потрусил впереди них. Спустившись по извилистой тропинке и пройдя какое-то время по дороге, они очутились у забора, за которым виднелся довольно большой дом. Неподалёку от него вырисовывались в темноте и другие строения.

— Эрди? — дверь на крыльцо дома распахнулась. — Нашёл человека?

Голос женщины был ещё звучным и совсем нестарым.

— Нашёл, бабушка, — парень открыл перед Кларой калитку и пропустил вперёд. — Представляешь, кто это? Фройляйн Нейгауз.

— Да быть не может!

Фрау Шварц подняла повыше свечу, внимательно рассматривая подошедшую Клару.

— На мать покойницу похожа, да, — сказала хозяйка. — Заходи. Будь, как дома.

Женщина была странная: Клару даже смутило не столько то, что ей с порога тыкали — в конце концов, не было же доказательств того, что она та, за кого себя выдаёт, — сколько настораживал и даже немного пугал слишком пристальный взгляд пожилой женщины. Она словно видела Клару насквозь.

— Эрдмут, буди Марту. Завтра отоспится, а сейчас надо о гостье позаботиться. А сам ступай спать. Мы тут сами по-женски разберёмся. Ступай.

Парень скинул сапоги, попрощался с Кларой и ушёл в дом. Та посмотрела на испачканные сапоги, на свои ботиночки, вымазанные грязью, села на сундук и тоже разулась. Через весь коридор тянулся пёстрый коврик — не оставлять же на нём следы?

— Встань-ка, — фрау Шварц передала Кларе свечу, открыла сундук, порылась в нём и достала пару толстых шерстяных носков. — Ноги-то замёрзли в чулочках?

— Нет, — робко отозвалась Клара.

Ноги не успели замёрзнуть — но как об этом скажешь? Носки были большими, верх Клара подвернула, но за фрау Шварц в комнату всё равно зашаркала ногами, чтобы не упасть, и идти предпочла по голым половицам, а не по дорожке.

— Найдём и другие, — сказала хозяйка, посмотрев на Кларины страдания.

В комнате их ждала пухлая молодая женщина, одетая в юбку поверх сорочки, и прикрывшая плечи и грудь платком.

— Ужин разогреть? — спросила она.

— Не беспокойтесь, пожалуйста, — попросила Клара.

— Чайник согрей, — сказала фрау Шварц, — окорок нарежь, сыр и так далее — поняла?

— Ага, — Марта поспешила исполнять приказание хозяйки.

— Садись, — фрау Шварц указала Кларе на старинное кресло у печки.

Та послушно села и сложила руки на коленях, как примерная девочка.

— А теперь рассказывай, как ты сюда попала. И почему раньше срока и одна?

— Я ушла из дома, — ответила Клара и в нескольких скупых фразах описала преждевременные роды Эльзы.

— Ты всё рассказывай, — велела хозяйка. — Что там твой брат творил? Не понравились мне его письма.

Кларе пришлось подробно описать свои злоключения с того дня, когда она отказала Гави.

— Зря ты отказала итальянцу, зря, — промолвила фрау Шварц, следя взглядом за Мартой, которая накрывала на стол.

Служанка закончила дело и посмотрела на хозяйку.

— Комнату проверь — всё ли готово?

Марта послушно удалилась.

— И всё-таки непонятно, как ты так быстро оказалась у нас. Говори уж, как есть, — сказала фрау Шварц.

— Вы мне не поверите.

— Ты скажи, а уж верить или нет, я сама решу.

— Меня ветер принёс.

Тут хозяйка почему-то довольно рассмеялась, блеснув всё ещё крепкими зубами.

— Не ошибалась моя тётка, значит. Ведьма ты.

Клара задрожала.

— Неправда!

— Да ты не бойся. В этом доме бояться тебе нечего. У нас в роду ведьмы завсегда водились. Филиппа вот ведьмой не была, но кое-что понимала.

— Но я же не колдую и не знаю, как. И порчу не насылаю, и что там ещё...

— То колдуньи делают, а ведьмы — это те, которых силы любят. Есть такие, которых любят травы и деревья, есть такие, кто любезен воде. А у тебя ветер в товарищах.

Тут Клара задумалась, вспоминая свои детские игры.

— Неужели, правда?

— Правда, милая, ещё какая правда. И, как видишь, оберегает он тебя не на шутку. Да только ты не думала, что можешь его просить о помощи, вот он и перестарался. Ты просто будь осторожнее, помня о нём. Он ведь не человек и не может понять, почему мы порой, гневаясь, не даём выхода своему гневу, почему молчим и не жалуемся.

— Получается, я всё же виновата в том, что случилось с Эльзой?

— Нет, она сама виновата — злостью своей, ревностью довела себя до болезни. Но с братом твоим я всё-таки свяжусь — надо для порядка.

Пришлось согласиться с этим. Фрау Шварц больше не стала расспрашивать Клару ни о чём, а проводила в приготовленную для неё спальню. Комнату Клара толком и не рассмотрела от усталости. Главное, что тут было тепло, а разобранная постель уже ждала её. С помощью Марты Клара разделась, облачилась в извлечённую из узла сорочку и улеглась.

-2-

Клара прижилась в доме фрау Шварц на удивление быстро. Старуха была, хотя и резка временами, но справедлива и заботлива. Клару она сразу поставила перед выбором — жить гостьей и маяться бездельем или стать членом семьи, и Клара выбрала второе. Она не собиралась возвращаться к брату. Конечно, Карл-Густав не захочет ронять фамильную репутацию ещё ниже и заплатит фрау Шварц, но Кларе тем более хотелось, чтобы на ферме на неё не смотрели, как на городскую штучку, которая только под ногами путается — одно счастье, что приносит какой-то доход.

Деньги, конечно, лишними не бывают, но хозяйство и так процветало: коровы у фрау Шварц были ухоженными и жирными, и давали столько молока, что Клара поневоле подозревала хозяйку в ведовстве. Собственно, фрау Шварц жила на своём хуторе. Семьи её работников обитали рядышком — дома их были поменьше, но тоже крепкие и добротные. Дом же Шварцев, в три этажа, на каменном основании, был тёплым, уютным, в нём пахло какими-то травками, которыми были набиты вышитые мешочки, рассованные по шкафам и сундукам. Кларе нашлась одежда поудобнее, и она с облегчением избавилась от корсета, заменив его на корсаж со шнуровкой.

Поначалу фрау Шварц поручила ей помогать Марте с шитьём, починкой и штопкой. Но Клара настояла со временем, чтобы к ней перестали относиться как к временной постоялице, и вскоре хозяйничала в доме с фрау Шварц на равных, советуясь, конечно, со старухой и не беря слишком много воли. Она стала чем-то вроде внучки, со всеми правами и обязанностями.

Что касается настоящего внука, Эрдмута, то это был простодушный, добрый и весёлый парень. И он совершенно не умел скрывать свои чувства. Конечно, ему не на что было надеяться — он и Клара были птицами разного полёта, а бабка ему предусмотрительно ничего не сказала о том, что Карл-Густав лишил сестру приданого. Знай Эрдмут, что Клара бедна, как церковная мышь, возможно, он не держался бы на таком почтительном расстоянии, изредка только бросая обожающие взгляды.

Ветер не был доволен таким развитием событий. Вот уж не хватало его любимице сделаться фермершей. Однако, он не решался надолго покидать её, а то бы уже улетел в Геную на разведку.

Кларе жилось так спокойно, что она даже забыла про обещание хозяйки послать в город весточку, и в один из тихих осенних дней была поражена известием.

— Там к тебе приехали, — сообщила фрау Шварц.

— Кто, тётушка Зибилле?

— Твой брат. Хочет поговорить.

— Мой брат?

Клара спустилась на подгибающихся ногах в гостиную. Карл-Густав стоял у камина и смотрел на огонь. Услышав шорох юбок, он обернулся.

— Здравствуй, Клархен, — сказал он тихо.

Клара перепугалась в первое мгновение — уж не овдовел ли он? Но на Карле-Густаве не было траура.

— Здравствуй, братец. Как ты там поживаешь?

Клара села на кресло и указала Карлу-Густаву на соседнее. Откинув полы камзола, он сел, прямой, как палка, положив ладони на колени.

-Как тебе сказать? — вздохнул он. — Эльза поправилась. То есть с постели встала, конечно, но с ней неладно.

Клара потрогала себе висок, глядя на брата, и помотала головой.

— Ммм?

— Я бы не сказал. Из-за ребёнка переживает, а доктор пока не велит ей опять беременеть. Она боится, что вообще не сможет иметь детей.

— И ещё больше себя изнуряет переживаниями, — закончила мысль Клара. — Свозил бы её на воды. Или дела не позволяют?

— Позволяют. Собираемся, в общем. Сначала тебя решил навестить, пока у вас тут снег не выпал. Потом уж и не проедешь.

Он смотрел на свои руки, а на Клару не смотрел.

— Не переживай, брат. Эльза отвлечётся, и всё будет хорошо. У вас ещё будут дети.

— Спасибо, Клархен, — он поднял голову. — А у тебя румянец на щеках появился.

— Свежий воздух, молоко, — Клара улыбнулась.

— Я... — Карл-Густав замялся. — Я аннулировал твою дарственную.

— Хорошо, — тихо отозвалась она.

Тут лицо Карла-Густава сморщилось, и по щекам потекли слёзы.

— Что ты, братец? — Клара вскочила и бросилась к нему.

Наклонилась и обняла за плечи. Карл-Густав ткнулся ей лбом в шнуровку корсажа, парик сбился, и он стянул его с головы, зарыдав.

— Ну, что ты, Карлхен? Не плачь.

— Ты прости меня...

— Простила уже давно, — Клара устроилась на подлокотнике, наглаживая стриженую голову брата.

— Ты вернёшься к нам весной? Я поговорю с Эльзой.

— Мы подумаем, когда весна наступит.

— Я напишу синьору Гави, если ты не против.

— Зачем?

— Это же я... я ему солгал...

— Я знаю, — сказала Клара. — Видела его письмо. Но я ему писала, брат. Он мне не ответил. Поэтому не стоит тебе ничего ему писать... Я ему не нужна.

Карл-Густав поднял голову и посмотрел на сестру.

— Он вряд ли получил твоё письмо. Если бы получил, то не стал вести со мной дела, а недавно только из Генуи была депеша.

— Всё равно. Не пиши. Не хочу, чтобы у тебя были неприятности. Просто, видно, это была не судьба.

Ветер от возмущения захотел разнести чего-нибудь, сломать, но он себя сдерживал, теперь уже понимая, что Кларе это пользы не принесёт. Как это не судьба? Кто, как не он, разбирается в таких тонких материях? Раз с Кларой теперь всё в относительном порядке, самое время навестить Геную и проверить всё на месте.

-3-

Ветер летел по Страда Нуова, дивясь великолепию здешних фасадов, разыскивая палаццо, где жил синьор Гави. Он заглядывал в окна, прислушиваясь, залетал в маленькие дворики, пытаясь по речи слуг распознать, чьи они. Наконец, ему повезло, и он нашёл нужный дом, удивившись, что там так много народа. Кажется, у хозяина были гости. Как некстати. Однако, послушав, Ветер узнал, что это гости не самого синьора Гави, а города, просто банкиру настала очередь принимать их у себя в палаццо, что делали все жители этой улицы. Так велел городской совет.

Впрочем, самого хозяина Ветер сумел найти в небольшой конторе в районе порта. Пробыв с Гави день, он убедился, что никаких перемен в семейной жизни или в сердечных делах у банкира пока не случилось.

Ветру предстояло теперь много работы, очень много. Главное, нужно было отыскать пропавшее письмо Клары, потому что на смелость Карла-Густава рассчитывать не приходилось.

-4-

— Боже мой! — воскликнула Клара, глядя в окно. — Как много снега!

Она никогда столько не видела. Весь двор был завален в одну ночь, а снег всё шёл. Всё вокруг было белым-белым. Из труб домов поднимался вверх сизый дым.

Раньше из окон на втором этаже было видно долину и деревню, но сейчас хутор окружала только одна сплошная пелена.

— Можно я выйду во двор? — спросила Клара у тётушки Зибилле тоном маленькой девочки.

— Выйди, — рассмеялась та, — отчего же нет?

Клара захлопала в ладоши и побежала вниз.

— Ох, как есть дитя! — покачала головой фрау Шварц.

Одевшись потеплее, Клара выбежала на крыльцо, задрав голову и глядя, как падает снег. Как странно: так снег казался чёрным и падал медленно-медленно. Стоило опустить голову, как снег опять становился белым и валил сплошной стеной. По двору бегал Хват, спущенный с цепи, ловил снежинки пастью, а потом падал на спину и валялся, смешно взбрыкивая всеми четырьмя лапами.

Клара пошла по протоптанной с утра тропинке к калитке, уже освобожденной от снежного плена. Кто-то раскидал снег в самом начале дорожки, а потом отошёл, прислонив к забору большую деревянную лопату. Возле соседних домиков, сараев и коровников кипела работа. По краям расчищенных дорожек вырастали горы перелопаченного снега.

Детишки обитателей хутора вели себя не хуже Хвата, валяясь в снегу и играя в снежки. Но те, кто постарше, помогали взрослым, поглядывая на младших с завистью.

Голоса звучали так странно — звеняще, а ещё какие-то птицы всё время кричали — отрывисто, но приятно.

— Никогда раньше не видели такого, фройляйн Клара? — раздался голос Эрдмута, выходящего из-за дровяного сарая.

— Нет, — улыбнулась Клара. — Так красиво! Но я же просила вас не называть меня фройляйн. Просто Кларой.

— Значит просто Клара.

Эрдмут взялся за лопату и принялся раскидывать снег.

— А что это за птицы кричат?

— Да всё больше галки, — рассмеялся он. — Они к жилью поближе перебираются. Так и в городе поди их много. Неужто не слышали, как они кричат?

— Просто не замечала, наверное.

Клара постояла ещё немного, наблюдая за Эрдмутом. Это было очень привлекательное зрелище, надо сказать. Молодой мужчина был сильный, лопата так и мелькала в его руках.

— А совсем не холодно, — сказала Клара.

— Даже жарко, — засмеялся Эрдмут. — Но большие морозы у нас тут редкость. А вот снега очень много, и до самой весны почитай мы скоро будем отрезаны ото всех.

— И в деревню не попасть?

— Как не попасть? Санями укатаем.

— Клара! Иди в дом! Сколько можно там стоять? — позвала фрау Шварц, выходя на крыльцо.

— Иду!

Она поспешила на зов и, обходя Эрдмута, споткнулась, ухватившись за него.

— Вот ведь! Тихонько! — он поддержал Клару под локотки, выпустив из рук лопату.

Зардевшись, Клара подняла на него глаза. От него пахло снегом, овчиной жилета и ещё крепким духом здорового мужского тела. Коротко вздохнув, она поторопилась в дом, поглядывая на хозяйку, неодобрительно покачивающую головой.

— Ты уж больно-то на Эрдмута не поглядывай, — сказала фрау Шварц, когда они вдвоём сидели вечером за столом при свечах. Клара подрубала край простыни, а хозяйка вязала.

— Почему?

— Не для него ты.

— А для кого же? Я уже не девочка, и разве я вам плоха кажусь в качестве невестки?

— Милая, да чем плоха? Просто у тебя другая судьба. Ты уж поверь.

Клара увидела, что тётушка хитро улыбается, но всё равно вздохнула.

— Понимаю, время твоё пришло, любви хочется. Но ты потерпи. Вот придёт весна, и всё переменится.

— Я не хочу возвращаться в город.

— Не в этот, так в другой.

— Жениха мне предсказываете? — рассмеялась Клара.

— Как знать. Так что ты себя не терзай и парня тоже. Он ещё своё счастье найдёт. А ты своё.

Они замолчали, занимаясь каждая своей работой.

— На Рождество у вас весело, наверное? — спросила Клара.

— А как же! А потом и день начнёт прибавляться. Тут у нас зимой глухо. Красиво, конечно, но далеко от жилья лучше не уходить, особенно в снегопад. Горные духи утащат.

— Какие горные духи?

— Обыкновенные. Сейчас-то для них самое время — ночи длинные. В прошлом году вот никто не пропал, слава Богу. А случается, что и приберут кого.

— Но почему же духи? Мало ли что может в горах случиться?

— Бывает и такое. Но я сама с ними в юности как-то повстречалась.

— Видели? — Клара опустила шитьё на колени во все глаза уставившись на фрау Шварц.

— Не видела — иначе бы я тут с тобой не сидела, если бы видела. Но слышала. По глупости заблудилась я как-то, а может быть, и запутали меня. Долго плутала, а потом пошла через заваленный снегом луг — показалось мне, что место уже знакомое, и как до леса дойду, так там по кромке-то и доберусь до деревни. Ну вот, пробираюсь я через поле, а снег глубокий, и я совсем из сил выбилась. И слышу, что позади меня скрипят по снегу полозья и колокольчик один так тихо позвякивает. Но пока я шла, то оглядывалась назад. Никаких саней не видела совсем.

— А может кто-то догнал?

— Так лошадей всегда слышно, когда они бегут — дышат, фыркают. И возница бы должен был меня окликнуть. А тут только снег шуршит и колокольчик звенит. А звенел он знаешь как? Как будто его кто в руке держит и тихонько так покачивает. Динь-динь, динь-динь.

— Ох! — Кларе стало страшно. — И вы не обернулись?

— Нет! И пока я до леса не добрела из последних сил, так оно за мной и следовало. А потом пропало само. У леса-то я обернулась, но кроме своих следов ничего не увидела.

— А кто обернётся, тот пропадёт?

Фрау Шварц кивнула.

— Может быть, они по-разному людям головы морочат, кто знает. Но со мной такое было.

Клара долго не могла уснуть в ту ночь. Сказочка фрау Шварц всё не шла у неё из головы. Она, конечно, не до конца поверила в эту историю, но что уходить от хутора далеко, да и одной, не следует, Клара поняла прекрасно. Тут и о горных духах не надо было рассказывать. И всё-таки было страшновато, так что Клара даже закрылась одеялом с головой.

Снилось ей тоже страшное: будто она ехала в дилижансе по лесной дороге, и на дилижанс напали грабители. Клара попыталась скрыться, схватив какую-то сумку и устремившись в лес, слыша за спиной голоса преследователей. А потом раздался выстрел, и Клара в страхе проснулась.

Что-то слабо постукивало в стекло. Клара высунула нос из-под одеяла и посмотрела на окно. Стук! Маленький комок снега шмякнулся о стекло. Совсем маленький.

— Господи!

Стук! Ещё один комок. И прилип мокрой лепёшкой. Клара села на постели, накинула на плечи шаль, потом осторожно подкралась к окну. Сердце колотилось и готово было выскочить из груди. Под окном никого не было, совсем никого.

Клара подняла раму, и вдруг в окно ворвался ветер — тёплый, влажный, пахнущий чем-то необыкновенным, чудесным и счастливым. Он окружил Клару со всех сторон, словно обнял. Та засмеялась тихо, а потом заплакала.

— Это вы, господин Ветер? Я соскучилась!

Кто-то тихо завздыхал ей в уши, высушил щёки, а потом улетел в окно — так же внезапно, как и появился.