Стальной сердечник (гет)

Пуэнте Аранда. Богота. Колумбия.

Кэтрин снова сидела на балконе, раскинув голые ноги на кофейном столике. В спальне глубоким, здоровым сном младенца спал её названный жених, чуть полноватый, рыжий, с рассыпанными по бледной спине веснушками и оспинами. Вполне годный секс не помог снять накопившегося за два месяца в новой должности напряжения. Кэтрин виртуозно симулировала оргазм, не желая затягивать процесс, позволив Марко лениво с себя сползти и остаться весьма довольным собой.

Он прилетел накануне вечером, пригласил её в неплохой, в меру пафосный местный ресторан, и, как заправский фокусник, выудил откуда-то из-под полы пиджака бархатную коробочку. Кэтрин едва заметно скривилась — футляр был в форме сердца, кольцо огромное, вычурное, из мещанского красного золота, а камень в форме груши. Отсутствие вкуса у возлюбленного было налицо, она решила промолчать, а утром ненавязчиво намекнуть, что она его по приезду в штаты поменяет, мол, размер не подошёл. Марко Кэтрин знала ещё с колледжа, они встречались уйму лет, отец его был серьёзной фигурой в Конгрессе, а сам он — управляющим банка, посему Александр считал его неплохой партией для дочери, а Кэтрин особенно ничего против не имела. Низкий уровень культурного и духовного развития ещё не самый страшный порок. Свадьбу наметили на следующее лето, загодя заключили договор с распорядителем, а дизайнер и в спешном порядке разрабатывала макет приглашений для первых лиц страны...

У глаз наметились морщинки и не спадающие синяки, Кэтрин отклеила с плеча никотиновый пластырь и плеснула в рюмку коньяку. Марко ничего не заметит. Он вообще ничего не замечает, Кэтрин давно перестала обижаться, она нашла сей факт для себя отчасти выгодным — он не расскажет отцу, что у неё рецидив подросткового алкоголизма, с которым Пирсы так отчаянно боролись, пока мать её была жива. После её смерти отец оплатил внушительной суммой клинику в Северной Ирландии, потребовал лучших врачей, лучшие условия и полную конфиденциальность, и почти на полгода выслал Кэт из дому.

Клиника была курортом, виды — потрясающими, лечение — эффективным, причудливо сочетаясь с полной изоляция от старых связей, обидой и одиночеством. Отец ни разу её не навестил, звонил раз в неделю, вырывая свободную минутку между совещаниями, холодно задавал три-четыре дежурных вопроса и клал трубку. «Доброй ночи, Кэти» — самое ласковое, что она от него слышала, долго-долго, до сердечного трепета прижимала к груди трубку, где равнодушно звенели короткие гудки. Вырёвывая по ночам свою ненужность, Кэтрин надеялась, что когда-нибудь отец будет любить её и гордиться ею. Пирс заботился о своей дочери, искренне считая сухой отцовский долг любовью, но они никогда не были близки. У него просто не хватало на неё времени.

Тогда Кэтрин было пятнадцать, а с годами детские обиды обрастали досадой и злостью, отцовская строгость и холодность оборачивалась страхом и безразличием, разочарование в её способностях — цинизмом и наказывалось корыстным использованием отцовского положения, тягой к выпивке, лёгким наркотикам и мелким хулиганствам. Потерявший надежду на взаимность подросток раз за разом неосознанно стремился доказать отцу, что он прав — она его стыд и позор.

В соседнем окне мигала переписка с Торресом, куда он изливал душу и фонтанировал эмоциями. Анхело, которого Рамлоу нещадно эксплуатировал, погрязший в бумагах по самую кучерявую макушку, всё ещё сидел в посольстве и раз двадцать упомянул, что она его должница. «Жуткий мужик», — подытожил он свой эмоциональный монолог. С такой оценкой Кэтрин не могла не согласиться — мимолётного столкновения в коридоре с мрачной фигурой командира «Удара» ей вполне хватило, чтобы сделать выводы. А выводы были неутешительны — Брока Рамлоу ей отчего-то хотелось увидеть ещё раз…

Пуэнте Аранда. Богота. Колумбия.

Кэтрин отмерила семьдесят вторые сутки своей командировки, кажется, самые длинные за всё прошедшее время. Прошлой ночью Анхело Торрес подорвался на мине. Прочитав сообщение по внутренней сети, она первые ощутила настоящий, леденящий душу страх, отчаяние, безнадёжный мрак, и до острой боли где-то под рёбрами поняла, что это не её место. Фьюри хотел отправить её назад в Штаты, но Пирс настаивал на обратном — год работы в зоне военных конфликтов добавит очков ему и ещё одну строчку в резюме ей. Осталось продержаться ещё двести шестьдесят три дня. Всего-то…

Ситуация накалялась, разбираться с происшествием Фьюри намеревался лично и прилетел в Боготу ещё до рассвета. «Удар» вычислил и разбил лагерь повстанцев в джунглях, в южной части страны, захватил пятнадцать боевиков, оружие и информацию об их дальнейших планах. Но это была лишь капля в море.

— Двести тысяч квадратных миль джунглей, мать их! Зачем говорить, что мы контролируем третий и шестой сектора, если мы ни черта не контролируем?! — надрывался Фьюри, мечась из угла в угол, как зверь в клетке, полы его плаща угрожающе развевались, а позади него стоял совершенно непробиваемый Рамлоу, заложив руки за спину. Кэтрин дважды поймала его взгляд и дважды первая отвела глаза...

Анхело Торресу Колумбия была родиной. На церемонии прощания была вся его семья, даже полуторагодовалый младший братишка — нежданный поздний плод любви его престарелых родителей. Братьев у него было четверо, сестер — три, и еще восемь родных и двоюродных дядь и тётушек, которые, в свою очередь, привели на Центральное кладбище своих детей и детей их детей. Сквозь толпу стенающих и причитающих родичей к урне с прахом — тому, что осталось от её друга — Кэтрин даже не попыталась протиснуться, осматривая процессию сквозь стёкла затемнённых очков на заднем сиденье автомобиля.

С Анхело они познакомились в день её прилёта в Колумбию, сдружились моментально, Кэтрин была счастлива, что на чужбине судьба послала ей помощника, который всегда мог подставить плечо. Дальше нетрезвого поцелуя на рассвете, возле клуба, из которого они вывалились, едва держась на ногах, заводить свои отношения они не стали. Оба были несвободны, оба ещё достаточно соображали, что будут жалеть о содеянном, а о дурацком поцелуе вспоминали за утренним кофе, хихикая, как две гиены.

Кэтрин не верила, что его больше нет. Она винила себя, что его больше нет.

Он отправился на переговоры вместо неё, ступил на непроверенную территорию. В отчётах она прочла, что он сорвался вперёд отряда, услышав мольбы о помощи, оказавшиеся очередной провокацией повстанцев, для которых переговоры стали спланированной боевой операцией. На его месте должна была быть она, ведь она вряд ли поступила бы иначе — семилетний мальчик, из-за которого Кэтрин оказалась на кушетке психиатра, всё еще стоял у неё перед глазами немой, залитой кровью картиной, оседающий на землю, с прозрачным, как стекло, взглядом. Тогда она тоже было рванулась к остывающему тельцу, но Торрес удержал её. Удержать Торреса было некому.

— Поехали, Рауль, — произнесла Кэтрин, пряча опухшее от слёз лицо в ворот чёрного пиджака и надвигая очки поглубже.

— Куда, мэм?

— На работу, — приказала она, раздавленная, но полная праведного гнева и нездорового рабочего энтузиазма. Автомобиль тронулся в направлении посольства, а через два часа, сидя в холодном, сыром после проливного дождя подвале, с досадой и отчаянием Кэтрин размышляла, что лучше бы поехала в ближайший бар и напилась до зелёных чертей.