И смех, и слезы (джен)

Примечания:

Когда-то давно мне в голову пришла дикая мысль «а что, если в конце третьего курса Гарри оказался не в том месте не в то время и получил кусь от перекинувшегося Рема?» Ну, а если есть идея, грех не написать драбблик))

Теплая кухня с потрескивающими в плите дровами осталась позади. Лестница убегала вниз черной змеей, бледный свет на конце волшебной палочки едва рассеивал царивший вокруг мрак. Здесь было холодно и сыро: по углам собралась плесень, с потолка, гулко стуча по ступеням, падали ледяные капли. Гарри поежился, когда несколько из них угодили за шиворот.

— Замерз? — Сириус накинул ему на плечи свою куртку и ободряюще улыбнулся. — Ничего, скоро станет потеплее.

Спустя еще семь капель и двадцать ступеней они оказались в подвале. Толстая, обитая железом дверь заскрипела и застонала, стоило к ней прикоснуться. Пропустив Гарри в густую темноту за порогом, Сириус обернулся к лестнице. Едва сверху послышались шаги, а на стене выросла расплывчатая, колышущаяся тень, он тоже скользнул внутрь и зажег факел на стене. Вытащил из кармана проржавевший ключ, запер дверь. Потом на всякий случай наложил еще и защитное заклинание. Где-то в глубине подвала раздался скрип, лязг металла и громкий щелчок — закрылась другая дверь.

У самого пола в стене вынимался камень и получалось отверстие, защищенное от сырости водонепроницаемыми чарами. Гарри стащил с себя одежду, очки и сложил в эту выемку. Туда же Сириус спрятал волшебную палочку. Он поставил камень на место, растер закоченевшие ладони, встряхнул головой и перекинулся. Его тут же обдало горячей удушливой волной страха. Гарри изо всех сил старался унять этот страх, но получалось плохо. Сириус потерся головой о его локоть, вытянулся на замшелом полу, подставив бок, и Гарри свернулся рядышком, запустил ледяные, побелевшие от холода ладони в длинную шерсть.

Внезапно по его телу пробежала судорога, и он с криком откатился в сторону. Обжигающе-горячий страх затопил подвал, завихрился водоворотом, к нему прибавилась дикая, неукротимая злость. Сириус зажмурился, прижал уши — спокойно смотреть на этот процесс он так и не научился, — но даже так он слышал сдавленные крики Гарри, переходящие в хриплое рычание, треск лопающейся кожи и мерзкий хруст костей. И сквозь эти звуки из глубины подвала пробивался еще один — заливистый, полный отчаяния вой.

Наконец все смолкло, и Сириус осторожно приоткрыл глаза. В двух шагах от него скорчился, дрожа и поскуливая, лохматый волчонок. Неверный свет факела бликовал на его напрягшейся, блестящей от влаги спине, золотил черные треугольнички ушей. Волчонок поднял голову и встретился взглядом с Сириусом. Тот не двигался и не моргал, следя за тем, как медленно зеленеют налившиеся янтарем глаза. А когда его совсем не осталось, безбоязненно придвинулся и лизнул волчонка в острую мордочку. Короткий, растрепанный как старая щетка хвост радостно завилял, волчонок боднул Сириуса широким лбом и устроился у него под боком, успокоенный и уставший. Вскоре он уснул, но Сириусу было не до сна. Положив голову на лапы, он смотрел на трепещущее пламя факела, слушал тихое сопение волчонка и крепче прижимался к нему, когда из-за стены доносился скрежет когтей о камень и тоскливые завывания.

Разбудило его рычание и треск. Обратная трансформация уже началась: волчонок скреб когтями пол, бил себя по бокам стремительно укорачивающимся хвостом и извивался всем телом. Втянулись уши, с хрустом встали на прежние места кости — и трясущийся, белый как мел Гарри упал на руки едва успевшему перекинуться Сириусу. Волосы его прилипли ко взмокшему лбу, он стонал сквозь стиснутые зубы и цеплялся за Сириуса, как утопающий за соломинку.

— Ну же, ну, все кончилось, Гарри, все уже кончилось… Теперь все в порядке… Сможешь постоять секунду?

Мальчик с усилием кивнул и оперся о стену. Сириус торопливо выцарапал из выемки камень, достал вещи и завернул Гарри в свою куртку. Подхватил его на руки, сунув одежду под мышку, а очки в карман, неловко взмахнул палочкой. Дверь протестующе заскрипела, но все же открылась. С потолка теперь капало еще сильнее — или это только казалось? — на истертых ступенях стояли лужицы, и подниматься приходилось еще с большей осторожностью, чем спускаться.

Они миновали остывший чад кухни, предрассветные сумерки столовой, жалобные скрипы парадной лестницы и нырнули в сонную тишину маленькой спальни на третьем этаже. Гарри не без труда забрался под стеганое одеяло; Сириус подоткнул его, как умел, легонько похлопал мальчика по руке и вышел, наказав хорошенько выспаться.

В коридор падала узкая полоска света из соседней комнаты. Шторы в ней были раздвинуты, на фоне светлеющего окна резко проступал сгорбленный черный силуэт.

В кухне Сириус разжег плиту и наспех сварил кофе. Пил большими глотками и обжигался, стараясь заглушить этой болью ту, которая сидела в сердце и сжимала его ледяным обручем. В ушах все еще стояли крики Гарри, хруст его костей и отчаянный вой за стенкой. Сириус замотал головой, сжал виски ладонями — звуки чуть поутихли. Он залпом выпил остатки кофе, сложил руки на чисто выскобленную столешницу и сам не заметил, как задремал.

Второй раз он проснулся от боя старинных часов, показывавших семь утра. Рядом с чашкой из-под кофе появилась большая пузатая фляжка, на стуле примостилась стопка одежды. Ей Сириус занялся в первую очередь: морщась влез в колючий свитер с высоким горлом, натянул неудобный, тянущий в плечах пиджак, зашнуровал жесткие потертые ботинки. Потом взял фляжку, осторожно взболтал и отпил сладковатую коричневую жидкость, терпко пахнущую сухой травой. Уже знакомый комок зашевелился в животе, по телу прокатилась волна противного жжения. Сириус ухватился за стол, задышал поверхностно и часто. Он чувствовал, как со скрипом сужаются его плечи, видел, как покрываются шрамами пальцы, ставшие бледнее и тоньше. Темные спутанные пряди упали на глаза и тут же посветлели, обернулись русой челкой. Кожа на лице словно закипела и расплавилась, меняя черты…

Превращение закончилось, а он все стоял, впивался пальцами в холодную шершавую столешницу, переводил дух. Нет, наверное, к такому нельзя привыкнуть. Как и к оборотнической трансформации. Наконец Сириус со вздохом разогнулся и снял со спинки стула старенькую сумку. Бросил туда пару бутербродов, обернутых в салфетку, полосатый шарф и плотно закрытую фляжку. Скользнул быстрым взглядом по циферблату часов и поспешил наверх. У зеркала в передней он задержался, придирчиво рассмотрел отразившегося в нем Римуса. В этот раз лучше, но все же не совсем похож — нужно еще ссутулить плечи, погасить дерзость во взгляде, убрать лишнюю резкость движений. Зато хоть синяки под глазами настоящие, выглядят убедительно, подумал Сириус, невесело усмехнувшись. Он последний раз заглянул в зеркало, одернул ставший теперь впору пиджак и вышел в сырое промозглое августовское утро.

* * *

Гарри проспал весь день и когда очнулся, снизу уже доносилось знакомое брюзжание. Закатное солнце заливало комнату мягким светом, отражалось в хрусталиках вычурной люстры и разбегалось по стенам солнечными зайчиками. Они прыгали по толстой резной змее на спинке кровати, скользили по серебристым ужикам-ручкам, застывших на дверцах шкафа. Когда-то здесь обитал настоящий слизеринец, но теперь о былом напоминали только эти змейки — прикроватный полог и шторы из зеленых стали темно-алыми, стены затянули большими гриффиндорскими флагами. Вышитые на них золотые львы атласно поблескивали и тоже походили на гигантских солнечных зайчиков.

Желудок после минувшей ночи завязался узлом, настойчиво потребовал пищи, и Гарри, несмотря на противную боль во всем теле, выбрался из кровати. На кухню соваться бесполезно, там сейчас тетя, но, возможно, он сумеет отыскать что-нибудь в недрах старинного буфета, спрятавшегося в самом темном углу столовой.

Пол коридора протяжно застонал под его ногами, жалуясь на свою нелегкую долю. Тут уже все было как полагается: зеленые стены с серебряным узором, змеи-подсвечники держат между зубов оплывающие свечки. Гарри поплотнее запахнул теплую кофту и ускорил шаги. Однако у двери библиотеки остановился, аккуратно заглянул внутрь. Возле зловещего вида секретера колыхалась массивная фигура Дадли; он скрипел ящиками и разочарованно пыхтел, ничего не находя. Секретер, казалось, полностью завладел его вниманием, но едва Гарри шагнул вперед, Дадли подскочил на месте, с писком вылетел в коридор и умчался вниз. За последнюю пару месяцев такое поведение стало уже обычным и даже почти не раздражало. Гораздо сильнее Гарри беспокоило то, что кузен опять полез в библиотеку. А ведь ему строго-настрого запретили туда ходить и тем более рыться в ящиках. Неизвестно, что там может обнаружиться. Или даже кто. Вот нашлет этот умник на дом проклятье — и что тогда? Гарри со вздохом задвинул вывороченные ящики, прикрыл дверь библиотеки и двинулся дальше.

Лестница встретила его пустыми взглядами мертвых домовиков. Целая шеренга отрубленных голов висела на стене, уходя вниз вместе со ступенями. Дрожащее пламя свечек отражалось в застывших глазах желтыми пятнами, и Гарри чудилось, что они оживают, медленно поворачиваются вслед за ним, наблюдают за каждым его шагом. Пытаясь избавиться от этого ощущения, он опустил голову и смотрел под ноги до тех пор, пока не оказался на первом этаже.

Сверху доносились испуганные писки Дадли и недовольное брюзжание дяди Вернона. Дурсли никак не могли привыкнуть к новому жилищу. Оно и неудивительно — дом номер двенадцать по площади Гриммо так же сильно отличался от дома номер четыре по Тисовой улице, как сами Дурсли отличались от Гарри. В этом доме все было возмутительно необычным: портреты жили своей собственной жизнью, на чердаке обитал сбежавший от казни гиппогриф, в коридорах то и дело появлялся беспрестанно ворчащий домовик Кричер. Здесь было совершенно в порядке вещей, если за обедом солонка или чашка взлетит в воздух, книга в библиотеке начнет истошно орать тебе в лицо, а вечернюю газету принесет сова.

Дурслей все это пугало до чертиков, но Гарри мрачный и жутковатый дом даже нравился (если не считать отрубленных голов над лестницей) — он принадлежал е г о миру, миру волшебства.

Буфет был, как обычно, заперт, но Гарри знал, что делать. Сунув руку за его заднюю стенку, он нащупал тонкий крючок, а спустя мгновение уже сжимал в ладони тяжелый узорчатый ключ. Тихонько скрипнула дверца, приподнялась и опять упала крышка жестяной банки, и ключ вернулся на место. Приободрившийся Гарри зашагал обратно наверх; карманы его кофты оттягивало яблоко и несколько печений.

Где-то часы пробили шесть. Скоро вернется Сириус. Он придет усталый, вымотавшийся, но будет изо всех сил делать вид, что все в порядке. Расскажет за ужином какой-то анекдот, который подслушал в городе, заставит чашки левитировать и отрастит им мышиные хвосты — специально, чтобы посмотреть, как запаникует дядя Вернон. Обязательно вспомнит про свой летающий мотоцикл, пообещает прокатить на нем, «если Хагрид, конечно, согласится отдать мою детку на пару деньков». А потом уйдет наверх, постоит перед запертой дверью соседней спальни и всю ночь просидит на чердаке, гладя гиппогрифа Клювокрыла и что-то бормоча.

Гарри чувствовал — долго это не протянется. Над домом номер двенадцать собирались черные грозовые тучи, в любую минуту могла грянуть буря.

Он понял, что что-то не так, когда поднялся на площадку третьего этажа. Дверь самой маленькой, ближайшей к лестнице спальни была распахнута настежь. Сердце у Гарри споткнулось и заколотилось вдвое быстрей. Вместе с ним встрепенулось то неуловимое нечто, которое называют шестым чувством. И сейчас оно отчаянно кричало: грянула буря, пришла беда! Готовый увидеть самое страшное, Гарри заглянул в комнату. Но та была пуста. Так что же тогда случилось?

Над головой что-то зашумело. Забыв о боли, Гарри кинулся на чердак. Птицей взлетел по шаткой лесенке и очутился в крохотной комнатушке. Беспокойно ворочавшийся Клювокрыл занимал один ее угол, а другой…

Люпин стоял под слуховым окном спиной к Гарри и будто не слышал его шагов. К виску он приставил волшебную палочку, сжимавшая ее рука подрагивала. Гарри застыл на месте как парализованный. К такому он оказался не готов. Секунды потянулись как часы. Вот рука Люпина перестала дрожать, другая сжалась в кулак, вот он вскинул голову — решился!

Борясь с накатившим на него оцепенением, Гарри выдавил:

— П-профессор, что вы делаете? Не надо!

— Гарри?

Люпин уставился на него, как на привидение. Пальцы у него разжались сами собой, он выронил палочку и сполз на пол, с ужасом глядя на свои руки — словно только сейчас понял, ч т о собирался сделать миг назад. Потом закрыл лицо ладонями, задрожал, затрясся. Гарри, наконец сбросивший проклятое оцепенение, рухнул рядом, нерешительно коснулся ледяных пальцев и встретился с удивленным вглядом. Внутри у Гарри все болезненно сжалось: таким потерянным, напуганным и сбитым с толку он Люпина никогда не видел.

— Пожалуйста, профессор, не делайте этого… — еле слышно повторил он. — Не… не уходите…

— Не уйду, — Люпин, поколебавшись, накрыл его ладонь своею и кивнул. — Обещаю тебе, Гарри.

* * *

Гарри ни словом не обмолвился о случившемся на чердаке, но ночью из его комнаты раздался громкий испуганный крик. Сириус и Римус столкнулись у дверей — оба бледные, хмурые, и не думавшие ложиться. Мгновение тишины, быстрый обмен взглядами — и Сириус зашел в комнату, а Римус остался в коридоре, судорожно сжимая в руках волшебную палочку. Все чувства резко обострились, он против воли разобрал сбивчивый шепот Гарри: «…и он это сделал, а я… я не смог его остановить, Сириус, не смог!» Что ответил Сириус, он уже не слышал: кровь бросилась в лицо, в голове зашумело.

Как ты мог?! Ты же обещал его защитить! Мы верили тебе! Лучше бы тебя той ночью схватили дементоры!

Римус привалился к стене, обхватил голову руками, зажмурился, силясь прогнать знакомые голоса.

— Нет-нет-нет, не надо, пожалуйста, не надо…

Хлопнула дверь. Из комнаты вылетел Сириус, еще более бледный и хмурый; глаза его лихорадочно блестели. Он без объяснений схватил Римуса за рукав, потащил его к себе в спальню, там толкнул на кровать и грозно навис над ним, уперся руками в бока.

— Гарри приснился кошмар, что ты снова, — это слово Сириус особенно выделил, — пытался покончить с собой, и что на этот раз у тебя получилось. Какого черта, Римус? Ты что, правда пытался покончить с собой?

Римус едва различимо кивнул, и Сириус осел на кровать возле него, держась рукой за голову:

— Ну ты даешь… как ты вообще до такого додумался, дурная ты голова?

— Не знаю, Сириус, — Римус попытался вспомнить хоть что-то, но воспоминания разбегались в разные стороны, ускользали, стоило попытаться поймать хоть одно. — Сам не знаю, как все это вышло. Я с той ночи ходил как в тумане, в голове только одно и вертелось — я должен это сделать, ради вашей же безопасности. А потом вдруг очнулся на чердаке. Палочка у виска, Гарри рядом, глаза у него огромные, и он меня еле слышно зовет — профессор, не надо. И до меня только тут доходит, что я чуть не натворил…

Римус рвано выдохнул, стиснул палочку до побелевших костяшек. Руки снова дрожали, и унять эту дрожь никак не получалось. В глазах защипало, он опустил голову, глядя прямо перед собой и ничего не видя.

— Сириус, мне кажется… — каждое слово давалось с огромным трудом, его приходилось тащить из себя силой, — мне кажется, я схожу с ума. Я слышу голоса. Их голоса.

— Чьи?

— Джеймса и Лили. Постоянно. Только один останусь, на секунду перестану что-то делать — и слышу. Слышу, как они мне кричат, что я их подвел. И ведь они правы, черт побери, правы! Лучше бы меня тогда отдали дементорам. После всего, что я сделал, я просто не имею права жить.

— Ты совсем рехнулся?! — Сириус развернул его лицом к себе и хорошенько встряхнул. — Посмотри на меня! На меня посмотри, я сказал! Это был несчастный случай…

— Да какой к черту несчастный случай! — Римус скинул с себя его руки, вскочил, гневно глядя Сириусу в глаза. Как же он бывает глуп! — Это все случилось из-за меня, как ты не поймешь! Я на секунду потерял над собой контроль, забыл, кто я такой, — и теперь по моей вине жизнь Гарри искалечена! Какая ирония: я пообещал защищать его от тебя, а его надо было защищать от меня самого! А если я снова кому-то сломаю жизнь? Если следующим вдруг станешь ты, Сириус? Без меня будет только лучше!

Сириус молча поднялся, долгим внимательным взглядом посмотрел на Римуса. Тот уже жалел, что сорвался, и еле слышно прошептал, отступая к двери:

— Пойми, я просто хочу, чтобы вы были в безопасности. Не знаю, что на меня нашло, почему я решил, что смерть это выход, но вам без меня и правда станет лучше. Я уйду, куда-нибудь, где никому не смогу навредить…

Он уже нащупал за спиной дверную ручку, но Сириус поймал его за воротник, притянул к себе почти вплотную. В глазах у него сверкало сталью разгневанное море.

— Римус Джон Люпин, — раздельно и медленно проговорил он, — если ты думаешь, что я позволю тебе сбежать черт знает куда и в одиночестве разрушать себя изнутри, как ты это любишь — то ты просто идиот.

И, не дав Римусу сказать ни слова, он сгреб его в охапку и крепко обнял. Это было уже слишком: в горле запершило, обжигающе-горячие слезы покатились по щекам. Римус уткнулся Сириусу в плечо и разрыдался. Все, что он так долго и старательно подавлял, прятал ото всех и даже от себя, теперь выплеснулось наружу, не давая остановиться. А Сириус тихонько гладил его по спине, совсем как в детстве, когда они сидели на пыльном чердаке Визжащей Хижины после очередного полнолуния, и повторял:

— Ну же, Рем, не бойся. Самое страшное уже позади, теперь станет легче, ты только не бойся…

— Как вы это принимаете? — бормотал пораженный Римус, дявя очередной всхлип. — И ты, и Гарри… Я думал, он меня возненавидит после всего…

— Да не ненавидит он, а боится за тебя, дурака, — вздохнул Сириус.

— Но почему? Я ведь и правда забыл о безопасности, бросился к вам…

— Все люди ошибаются. Мы с тобой оба дров наломали, давай признаем. Но только сдаваться нельзя. Прошлое не воротишь, надо сейчас что-то делать. Мы обязательно найдем выход, что-нибудь придумаем, но только вместе. Без тебя мы не справимся. Рем, — Сириус чуть отстранился, заглянул в глаза, посмотрел умоляюще, — ты мне нужен. Ты нужен Гарри. Не уходи, пожалуйста…

— Не уйду, — Римус нашел его ладонь, сжал в своей. — Обещаю.

За стенкой послышались стоны. Сириус сокрушенно покачал головой.

— Прилипчивый кошмар попался. Пойдем.

На пороге комнаты Гарри он остановился и подтолкнул Римуса к открытой двери:

— Иди ты. Ему надо тебя увидеть, убедиться, что ты жив и здоров. Ну же, не бойся, иди.

В комнате стояла густая темнота, которую только чуть-чуть рассеивала падавшая из-за штор узкая полоска лунного света. Гарри сидел на кровати и обеими руками тер лоб. Увидев Римуса, он виновато потупился:

— Ой, простите, я вас разбудил?

— Да ничего, я все равно не спал, — Римус махнул рукой и сел на краешек кровати. — Прости меня, пожалуйста, Гарри, если сможешь, — попросил он после короткого молчания. — Мне ужасно жаль, что все так повернулось…

Гарри подобрался ближе, подтянул колени к груди, не сводя с Римуса удивленного взгляда.

— Но почему вы хотели это сделать?

— Испугался. За вас с Сириусом. Что снова вам наврежу. Хотел, чтобы вы были в безопасности. Вот только самоубийство ведь ничего не решает. Оно лишь причиняет боль тем, кто нам дорог. Ты меня вовремя остановил, напомнил об этом.

— Значит, — в глазах у Гарри загорелась надежда, — вы никуда не уйдете?

— Нет, не уйду, честное слово. — ободряюще улыбнувшись, Римус вытащил из кармана шоколадку и протянул Гарри кусочек. — На вот, съешь, поможет. И ложись спать, а я посижу тут, если вдруг тебе снова что-нибудь приснится.

Гарри послушно съел шоколад, забрался обратно под одеяло и закрыл глаза. Римус осторожно погладил его по узенькому плечу, и мальчик улыбнулся. От этой улыбки в груди заворочалось что-то щемяще-нежное, по венам прокатилась волна тепла, и Римус подумал, что если ради чего и стоит жить после всего, что случилось, — то ради того, чтобы этот мальчик мог спать спокойно, мог улыбаться и смеяться. Чтобы в его глазах горела жизнь.