Кирие Элейсон. Книга 6. Его высочество Буриданов осел. (гет)

Эпизод 21. 1691-й год с даты основания Рима, 17-й год правления базилевса Романа Лакапина

( 10 декабря 937 года от Рождества Христова)

Порой не нужно ни слов, ни мимики, ни жестов, чтобы ощутить царящие настроения в обществе, в которое ты попал. Королева Берта, едва ступив на городскую площадь Араузиона, буквально кожей почувствовала предгрозовую атмосферу среди приветствовавших ее вассалов. Граф Раймунд Руэргский таковым для нее еще не стал, а посему тем более не стал обременять свою особу излишне галантными поклонами. Сгладить общее гнетущее впечатление постарался Гуго Арльский, но своей чрезмерной назойливостью и угодливостью сделал только хуже — Берта еще более напряглась от обилия непривычных для нее комплиментов и только лишний раз порадовалась за детей, оставшихся в Арле.

Ничто в городе не указывало на предстоящую завтра свадьбу, разве что лицо будущей невесты, особо ярко контрастирующее с угрюмой физиономией жениха. Улицы древнего города были все также малолюдны, поскольку сеньоры, как обычно, разместили личные дружины за его пределами, но зато, в обход традиций, крайне ограничили передвижение своих людей вне собственного лагеря. Это лишний раз подчеркивало напряжение и недоверие между основными действующими лицами предстоящих событий. Три сотни аквитанцев графа Раймунда разбили свой лагерь на севере за юрким Мейном, королевская стража и люди Гуго Арльского, общим числом около пяти сотен, нашли приют к югу от холма Святого Евтропия, на котором в то время стоял замок Аурасик. В стенах самого замка поселились хозяева здешних земель.

Сам город уже долгое время пребывал в летаргическом сне, в который его погрузила история руками безжалостных готов. Давно прошли уже славные времена, когда население города, составлявшее порой более ста тысяч человек, заполняло собой грандиозный амфитеатр. Это античное сооружение прекрасно сохранилось и до наших дней, чего не скажешь о населении, численность которого даже сегодня оставляет только треть от тогдашней величины. Пройдет еще немало веков, прежде чем город, в результате топонимических пертурбаций ставший Оранжем, подарит миру правителей Англии и Голландии в лице принцев Оранских. Ну а пока самым знаменитым жителем города в десятом веке считался двоюродный брат Карла Великого, будущий святой Гильом Желонский[1]. По всей видимости, именно в те времена местными жонглерами начали слагаться песни о подвигах кузена великого короля — о том, как он увел из под венца и женил на себе пунийскую принцессу Орабль и как, словно персонаж сказок Шехерезады, взял Ним, притворившись купцом и провезя в пределы города своих воинов, спрятавшихся в бочках из-под вина.

Другой гордостью города тех веков считался святой Флорентий. Спустя четыре века в его честь воздвигнут базилику[2], куда и перенесут мощи благочестивого и ученого епископа Араузиона. Ну а пока они находились в крипте кафедрального собора, известного нам сейчас как Собор Богоматери из Назарета, и от тех времен сохранившего нам на память лишь фундамент. Именно сюда по приезде королевы устремилась вся бургундская знать, ибо стремительно приближалось время Торжественной мессы и здравствующий епископ Боннарик уже грозно хмурился на опаздывающих, с трудом удерживая себя от соблазна воскликнуть:

— Oremus[3]!

Будь королева Берта одна, она и не подумала бы протискиваться сквозь присутствующих к трансепту храма. Однако подле нее находились сиятельные сеньоры, требующие почтения к себе, собственным или доставшимся по наследству заслугам и регалиям, даже в стенах святых церквей. Гуго сделал рукой жест входящего в зацветший пруд и разгребающего перед собой тину — его свита тут же освободила место перед алтарем от легкомысленных прихожан, нахально вообразивших себе, что они имеют право на преимущественное внимание евангельским проповедям и первоочередное принятие Даров транссубстанциации[4]. При виде этой картины, отец Боннарик нахмурился еще сильнее, правда для всех осталось тайной, что более прочего возмутило почтенного епископа — дерзость ли прихожан или высокомерие сеньора.

Началась служба, и Берта с досадой поймала себя на мысли, что ее мольбы Создателю сегодня идут на редкость сбивчивыми и неискренними. В том она корила только себя, хотя справедливости ради стоит заметить, что вряд ли кто на ее месте смог бы оказаться благочестивее, когда над одним ухом ее беспрестанно раздавалось недовольное сопение графа Раймунда, очевидно молящегося в мыслях, а над другим издевался Гуго Арльский. Итальянский король неважно знал тексты церковных гимнов, но восполнял пробелы неутомимым усердием и звучностью голоса, в забытых местах песнопений бесстрашно переходя на мычание, а крестился король так истово, что пальцами выбивал пыль из своего дорожного плаща. Гуго очень старался произвести впечатление своей набожностью на Берту и, надо сказать, в каком-то плане это ему удалось.

Затем последовал обед, но поданные слугами яства и питие не смогли устранить настороженные отношения между сторонами. В какой-то момент умолк даже Гуго, до этого охотно снабжавший своих сотрапезников последними новостями из чужедальних земель. Этим тут же воспользовался граф Раймунд. Устремив холодный взор на королеву и воинственно шевеля мохнатыми бровями, он поинтересовался:

— Ваше высочество, отчего нас не почтил своим присутствием король Конрад?

Берта спокойно подняла на него свои водянисто-серые глаза.

— Король предпочел остаться в Арле. Дела королевства не оставили моему сыну времени на беспечный досуг.

— Король уже настолько самостоятелен в своих решениях, что ему не надобен советник?

— Хороший совет ценен в любом возрасте и в любом положении.

— Значит кто-то ему посоветовал, что лучше запереться в своем дворце, чем принять решение о передаче арльских бенефиций?

«Король награждает бенефициями вассала за верную и доблестную службу, что в Арелате, что в королевстве франков. За какие такие заслуги мой сын должен одаривать вас, невежа?» — подумала Берта, и уже было собралась с духом бросить это в лицо зарвавшемуся графу, но Гуго Арльский, видимо, интуитивно почувствоваший для себя беду, опередил королеву:

— Казните меня, граф. Эту идею подсказал нашему королю я!

Королева сидела в центре стола, между Гуго и Раймундом, а потому им обоим пришлось податься заметно вперед, чтобы взглянуть в глаза друг другу.

— Король благодарен вам за совет, ваше высочество, — с достоинством сказала Берта.

— Рад всегда помочь вашему сыну.

— Тем более, что тому оно ничего не стоит, — брякнул насупившийся Раймунд. Берта смолчала, а Гуго обжег графа взглядом полным огненной ярости, на что тот, впрочем, только хмыкнул.

Сразу после обеда, не дав Раймунду толком покинуть триклиний, Гуго атаковал его:

— Черт вас возьми, Раймунд, что вы делаете?! Я же просил вас набраться терпения до вечера!

Однако граф Руэрга, в силу своего характера и сложившихся обстоятельств, оказался чужд всякой дипломатии. Он фамильярно водрузил на плечо Гуго свою лапищу, густо покрытую рыжими волосками, и задышал тому прямо в лицо:

— Нет, это вы послушайте, ваше лангобардское высочество. Мы все здесь оказались по причине ваших козней и не знаю, как эта лупоглазая королева, но я без возмещения моих затрат теперь отсюда не уйду. Либо я получу Арль от нее, либо Араузион от вас, иначе вам придется рассказать королеве о совершенном вами подлоге.

Гуго игру Раймунда и его козыри просчитал и без слов графа. Королю Италии нечего было возразить и граф Раймунд, криво ухмыльнувшись ему напоследок, безнаказанно удалился в направлении своих покоев. Гуго в этот момент всерьез пожалел, что затеял эту авантюру.

Но отступать было поздно и некуда. Гуго ничего не оставалось как потревожить послеобеденный досуг королевы.

— Ваше высочество, боюсь, что Арелат находится в шаге от войны с королевством франков, — произнес он сразу после приветственного поклона.

— Графу Руэрга не понравился сегодняшний обед? — из уст Берты редко слетала шутка, поэтому Гуго на какой-то момент даже опешил.

— Ваше самообладание поразительно, моя королева.

— Я не ваша королева.

— Но мне приятно вас так называть. Прошу разрешить мне эту малость.

— Так что граф Руэрг и королевство франков?

— Раймунд заявил, что разрывает все договоренности с нами. Свадьба с моей племянницей не состоится, но это меня меньше всего тревожит. Куда серьезнее то, что граф Руэрга требует земли, на которых вы в данный момент находитесь, а значит вы, моя королева, в любой момент из гостей можете превратиться в пленницу.

В глазах Берты зарницей пробежал страх.

— Подле нас наши воины, Гуго.

— Ваша дружина находится по другую сторону холма Святого Евтропия. А здесь в замке рядом с вами не более двадцати слуг, половину которых составляют аркарии, мистики и кубикуларии.

Берта была женщиной наблюдательной и от нее не укрылось, что Гуго говорит только о ее людях.

— Правильно ли я понимаю, мессер, что я не могу рассчитывать на вашу помощь?

Гуго выдержал нужную паузу.

— Можете, Берта, но только если она будет достойно оплачена.

На тот момент королеве показалось, что маски сброшены окончательно. На сей раз она очень сильно ошибалась.

— Поздравляю вас. Гуго. Вы заманили меня в западню. Я знала, что рано или поздно этим все кончится.

— Вы не правы, Берта, и своими словами оскорбляете меня. Скажите, неужели мои старания за последние полгода не нашли отклика в вашем сердце?

— Видит Бог, Гуго, я предложила моему сыну возвести вас в сан королевского сенешаля Арелата. За все то, что вы делали для нас за последнее время.

— Благодарю вас, моя королева. Сан сенешаля до сего дня я принял бы из ваших благочестивых рук с величайшей признательностью. Но события сегодняшнего дня требуют дополнительной награды.

— Что может быть выше титула сенешаля?

— С вашего позволения, моя королева, титул Subregulus[5] или, если обратиться к памяти наших великих предков, титул майордома[6] .

Берта отвела взгляд в сторону. Отчаяние волнами накатывало на ее душу, она ощущала себя раненой львицей, вынужденной защищать своих беспомощных детенышей, вокруг которых все ближе и смелее кружат гиены. Гиены знают, что вожак прайда умер, что сейчас их время, что очень скоро подросшие львята погонят их прочь, а потому начинают торопиться. Сегодня они загнали ее, львицу, в западню, но какое счастье, что они не могут добраться до детей. Какой же все-таки умница ее Конрад, что не пожелал приехать сюда! Как все-таки примечательно, что лучше прочих феодальную междоусобицу тех веков описывают характерные сцены из жизни львов и гиен!

Берта нашла в себе силы взглянуть на Гуго. Подбородок ее дрожал, глаза блестели, а голос предательски срывался. И, тем не менее, она договорила до конца:

— Мои подданные, мои дети, мой покойный супруг никогда не простят мне, если я уступлю вашим требованиям, мессер. Если я могу еще приказывать вам, то требую немедленно покинуть мои покои. Я возвращаюсь в Арль.

Она повернулась к Гуго спиной, а тот, поразмыслив немного, решил, что все необходимое на данный случай уже сказано, а оставшиеся козыри лучше приберечь для новой раздачи. Что ж, если эта упрямица не хочет по-хорошему, ему ничего не остается делать, как попытаться ударить ее в самое уязвимое место.

* * *

Никто из героев этого эпизода в следующую ночь не сомкнул глаз. Не спала королева, вскоре после разговора с Гуго обнаружившая, что ее охрану сменили собой люди итальянского короля. Ее приказ собрать поезд в Арль был проигнорирован, и Берта всю ночь простояла у окна, глядя в направление столицы пока еще своего королевства и беззвучно шепча молитвы за детей. Не спал и сам Гуго — король в этот вечер получил от своего гонца из Арля не вожделенные известия, а новые встречные требования, которые от безысходности пришлось удовлетворять. Не спал также граф Раймунд Руэргский, устроивший форменную истерику Гуго, когда тот вечером попросил его отложить развязку дела до утра. Даже Берта Арльская, племянница Гуго, и та не спала, обильно орошая свою подушку слезами несостоявшейся невесты. Утро нового дня все достославные сеньоры встретили с красными глазами, опухшими лицами и трепыхающимися от перенапряжения сердцами.

………………………………………………………………………………………………………..

[1] — Гильом Желонский (ок. 750-812) — граф Тулузы, маркиз Септимании, сподвижник Карла Великого. Герой средневековых песен и романов. Канонизирован Римско-Католической церковью в 1066г.

[2] — Базилика Сен-Флоран

[3] — Oremus! (лат.) — Помолимся! — начальная фраза коллекты — вступительной молитвы мессы.

[4] — Пресуществления.

[5] — Subregulus (лат.) — вице-король.

[6] — Майордом — высший королевский сановник 7-8 веков при дворе Меровингов, подчас обладавший большей властью, чем сам король.