М. С. (джен)

Глава 6.

Паутина. Новое государство, создававшееся на руинах империи напоминает именно её. Узлы — города. Нити — дороги. И тем, кто оказался между нитями лучше либо согласиться на этот порядок, либо исчезнуть.

И центр паутины. Руины столицы. Хотя теперь это уже довольно большой город. И руин там с каждым годом всё меньше и меньше. Даже вновь бьют фонтаны на возродившемся ''Проспекте грёз''...

А если государство — паутина, то кто глава? Правильно — паук следящий за всеми нитями и реагирующий на малейшее изменение их натяжения.

Паук так паук. М. С. и более ''лестные'' эпитеты доставались. Только вот где эти писатели? Кого уж нет, а кто тут, под рукой, сидит и трясётся. Прячется за спинами тех, кого поливал грязью недавно.

Ну, да мы не злопамятные. У нас просто память хорошая.

Одна из нитей паутины протянулась даже за границу бывшей империи — Ан д' Ар. Весьма памятный многим бывшим солдатам 6 фронта город. Когда-то гремело в его окрестностях одно из кровополитнейших сражений Великой войны. Так и не взяли город грэды. Но сотни тысяч полегли на ближних и дальних подступах. И не меньше полегло там и мирренов.

Но ... когда это всё было?

Во время второй войны с чужаками город очень сильно бомбили. Однако, десантов почти не высаживали. А защищали город императорские гвардейцы. Элита мирренской армии, наиболее преданные императору войска. И наиболее боеспособные.

Империя рухнула, но они остались. И не допустили сползания в хаос и анархию какого-то куска привычного для них мира. Колоссальные военные склады в окрестностях города оказались далеко не полностью разбомбленными. Но что-то мешало гвардейцам начать активные действия по созданию нового государственного образования.

Они предпочли заключить договор с бывшими злейшими врагами. И стать их передовым форпостом. Одним из звеньев паутины.

Кое-как приведённая в порядок дорога. И посты на ней. Связывает дорога два города. Когда-то её звали ''Дорогой смерти''. Сейчас не так.

И довольно странно видеть, как разговаривают два немолодых солдата. У одного — медаль ''За оборону Ан д' Ара''. У другого — медаль с лаконичной надписью ''Ан д' Ар. 955''. Когда-то два человека смотрели друг на друга через перекрестия прицела.

Хотелось гвардейцам быть частью чего-то большего. Всё-таки сомнительная честь быть первым в деревне. Куда достойнее — вторым в империи. Мирренскому генералу вовсе не хотелось быть атаманом. Пусть даже и очень крупной шайки. И просто защищать свалившиеся на него квадратные километры он не хотел.

Стремится надо всё-таки к чему-то большему. Не можешь сам — встань рядом с теми, кто смогут. И что с того, что ты будешь ведомым?

— На корабле я выяснил кое-что из предыстории нападения.

— Не думала, что хоть какая-то секретная информация уцелела.

— Секретная нет, но я просто внимательно прочел официальные хроники. Помнишь, кто такой позывной пять?

— По прозвищу Миротворец? — М. С. день ломать язык, выговаривая имя чуть ли не втрое длиннее, нежели у Кэрта.

— Он самый. Так это он.

— Что он?

— Инициатива нападения исходила от него.

— Не понимаю — просматривая старые хроники к этому деятелю М. С. прониклась даже чем-то похожим на симпатию. Принципиальный противник военного захвата населенных планет. Сдержанно негативно относился к планам колонизации земли — Мы что убили тут у него кого, что он так переменился?

— Сам не пойму, но оратор он талантливейший. И интриган — десятка Саргонов стоит. Судя по доступным материалам, имела место быть тенденция, оставить вас со всеми вашими чудесными бомбами, и ограничится дальней блокадой.

— Поясни.

— Держать тут агентуру, и следить что бы вы не доросли до межзвездных перелетов.

— И всё?

— Судя по известному мне про дальнюю блокаду, да. И тут неожиданно Миротворец наш переменился, и весьма гневно потребовал проведения акции возмездия. А если он попер — то не обижайся, это что-то вроде тебя — прет, как танк и не остановишь ничем. Думаю, Миротворцем он и остался. Просто он решил, что для мира будет лучше, если вы никогда не сможете применять своих бомб.

— Знакомо... Только. Джин уже выпущен из бутылки. Бомбы скоро будут и у вас.

— Не только в бомбах дел. Вы слишком пластичны, энергичны и просто на лету схватываете новое. Мы же... Слишком горды. И не гибки. Слишком застыли в своем величии. Только. Я впервые увидел начало. Начало конца. А я не дальше всех вижу.

И ещё вот что меня смутило: На начало войны флот был в разгоне. Сама знаешь, мы дрались с крылом из флота Весеннего Ветра. Теоретически, корабли флота Осеннего Ливня могли бы оказать поддержку. Но их словно случайно услали обследовать недавно открытую систему. Корабли могли бы подойти только через три года. Конечно, планету считали слаборазвитой. Но ведь подстраховаться-то надо! Такую армаду незачем отправлять для исследования системы, где все равно ничего нет, кроме газовых гигантов.

Приди тогда весь Весенний Ветер... Не обижайся, подруженька, но раскатали бы мы вас. Тогда я думал — слишком много случайностей сложилось вам на пользу. Теперь — не уверен. Причина поражения кроется не только в вашей доблести.

— Ты хочешь сказать, что кто-то намеренно отдал нам на съедение экспедиционный корпус, преследуя какие-то далеко идущие планы?

— Именно. Только я не имею ни малейшего понятия о них. И теперь о них не узнает уже никто. В том числе, и из-за вашей любви к редкоземельным элементам.

— Если бы землян не было, их стоило бы выдумать. Ох, и не нравится мне это! Ненавижу быть пешкой в играх, смысла которых не понимаю.

— Пешки бывают и проходными.

— Но не все доходят до последней черты.

Всё по-прежнему, да не вполне. Не тот уже этот мир. Совсем не тот. И непонятно, почему. Вроде бы всё по-прежнему. Но солнце ярче. И снег белее. Всё вокруг какими-то новыми красками играет. Необычно всё. И радость доставляют банальные вещи.

Она ещё просто никогда не любила. Маленькая Марина Саргон, дочь великой и страшной М. С.. Теперь мир для неё переменился навсегда.

Человек старше её лет на семь. Может даже больше. А ей всё равно. Он только недавно стал Чёрным. А ей всё равно. Он есть, такой, какой есть, и она любит его. Она мечтает находиться рядом с ним, жаждет постоянно слышать его голос. А он... заметит ли он её как человека, а не как дочь М. С.?

Она этого не знает. И словно боится об этом узнать. Нет у неё подруг, с кем можно было бы поделиться. А матери говорить о своих чувствах ей просто страшно. Да и устаёт её мать слишком сильно. А Кэрдин сейчас просто не до неё. Не много лет Марине, но понимает она, что хочет побыть Кэрдин одна, а любой человек, к которому она привязана, сам того не желая попросту разбередит её душевные раны. А их немало.

Как бы хотелось Марине сейчас увидеть свою красавицу — тётку Софи! Увидеть её неправдоподобное совершенство во всём. И просто услышать её голос. От неё у Марины никогда не было секретов.

Только вот никто уже не увидит этого ясного взгляда светло-карих глаз. Никто и никогда. Память от неё только осталась. Память... И та самая умирающая, но непокорённая львица. Памятник ей. Пусть вечно люди видят её оскал. И ярость, и боль последнего и проигранного ей боя. Тысячи лет прошли с тех пор, когда неведомый мастер сильного, но очень жестокого и беспощадного царства изваял её. Когда-то она украшала покои грозного царя... Потом о ней забыли на тысячи лет.

А теперь она вновь смотрит на людей. И так будет смотреть из века в век. Люди. Вы сокрушили столицу того народа. И почти стёрли память о нем. Но эта львица сказала о создавшем её народе гораздо больше, чем все клинописные таблички вместе. О народе сказала она. И о яростной душе этого, похоже, вовсе не умевшего любить народа.

Сила и отчаянье. Ещё крепкие клыки и перебитый хребет. Такое вот сочетание. Не зря Софи любила этот рельеф. И даже изваяла по его подобию скульптуру. Только не думала она, и никто не думал, что памятником ей встанет монумент.

Она умела любить жизнь. И радоваться жизни. В ней тоже горел огонь. Но это был огонь костра в ночи, костра который согреет уставшего путника и даст ему тепло. А в её сестре беснуется пламя лесного пожара. Огонь пылает и в ней. Но такой огонь, который сжигает неосторожно приблизившегося к нему. И этот пожар можно остановить только устроив другой пожар. Тот, который пойдёт ему на встречу.

Софи умела любить. Она поняла бы Марину. Та чётко об этом знала. Выслушала бы, может, и посоветовали что-нибудь. Была, была в Софи человеческая теплота. С ней можно было говорить о чём угодно.

А вот в М. С. нет человеческого тепла. А есть нечто, подсказывающее тому, кто не в состоянии защитить себя от зла этого мира — вот тот, кто защитит, кто до последнего будет драться. В том числе и за тебя.

Только вот тепла в ней нет совершенно.

Марина не знает, что делать со своим чувством. Как признаться в нём? Или, может, он и сам догадается, и сделает первый шаг? А каким будет этот шаг? И как на него ей реагировать? Ничего этого не знает юная Марина-Елизавета Саргон, знавшая и видевшая многое, чего никогда не увидят её сверстники. И ей не дано узнать много из известного им. Секреты, которыми девчонки обмениваются друг с другом ей практически неизвестны, ибо у неё очень мало подруг. Она дружит в основном со взрослыми людьми, для которых уже давно не имеет значения то, что было значимым для неё. И далеко не у каждого находится время для неё.

А Софи почему-то была привязана к ней гораздо больше, чем к собственным детям. Причины Марина никогда не понимала.

Дина даже плакала иногда оттого, что её мама всё время разговаривала почти исключительно с одной Мариной.

А теперь словно всё наоборот, и М. С. больше уделяет время Дине, чем своей искалеченной дочери. Конечно, Марина сейчас всё-таки может ходить почти нормально. Но ног-то у неё всё-таки нет, и ей хочется, чтобы её иногда жалели. И одновременно она хочет выглядеть в глазах окружающих очень сильной.

Как же она теперь переживает из-за того, что ему известно о её недостатке! Ведь вокруг всё равно так много красивых! И с целыми ногами. И вряд ли он захочет иметь с ней дело! Иные двенадцатилетние чуть ли не две головы выше её. А она такая маленькая. И вряд ли кто на неё посмотрит теперь. Она могла скрывать это от кого угодно, но не от себя. Она всегда очень переживала из-за своего роста. Другие вытягивались, но не она. ''Еггты все маленькие'' — сказала ей на это М. С.. Марина это прекрасно осознавала и так, ибо ниже невысокой матери, хотя многие сверстницы уже перегнали по росту своих матерей. Маме легко говорить, она давно уже М. С. и такие мелочи её не волнуют.

Марина видела детские фотографии Софи и Мамы. И глядя на них верилось, что вот эта девочка выросла, и стала тётей Софи. А вот эта... Она очень похожа на Маму. Но это словно не она. Это какой-то другой человек. На иных фотографиях ей было уже почти столько же лет, сколько Марине сейчас. Сходство матери и дочери было просто поразительным! Только у одной короткие волосы, а другая носит хвостик. Но ничего от изображённого на фотографии человека нет в матери Марины.

Как из ребёнка вдруг получился этот временами страшный солдат?

Не может этого понять Марина.

Она росла среди людей в форме. И почему-то не слишком жаловала тех, кто её не носит.

И носит форму человек, которого она любит. Только заметит ли её как девушку этот лейтенант. Он ведь почти испугался тогда, узнав, кто она. А она и сама тогда словно нарочно хотела отпугнуть его. Зачем? Сама она этого теперь не может объяснить.

А потом она так волновалась за него, в те дни, когда ушли из города колонны. Волновалась только из-за него. И думала только о нём. И он вернулся, раненный, но живой и весёлый. А она неплохо знала, когда у матери бывают совещания, и он появляется на них. Но больше не удавалось ей так столкнуться с ним, как случайно тогда. Вернуть бы этот день... Хотя, что бы она ему сказала?

— Больно смотреть, как она загибается.

— Да. Я украла у неё пистолет.

— Она всё равно найдет способ рано или поздно.

— Знаю. Самой больно, хочу помочь и не могу. Зачем мы её сюда приволокли! Надо было её там оставить — жила бы спокойно.

— Она из тех, кто всегда сами принимают решения. Они никогда ничего не сделают за компанию.

— Знаю... Слушай, заткнись, не трави мозги! И так отвратно!

Барабанит наманикюренными ногтями по столу. Решает, стоит ли говорить. Минута. Другая. Решил, что всё-таки стоит.

— В общем так, думал я думал, бухал я бухал, смотрел я смотрел...

— И что же высмотрел?

— В общем, так. Я понял, чем именно, и как её приложило. Есть шанс проведя курс лечения определёнными препаратами, сделать операцию. После которой, по крайней мере одним глазом она будет видеть.

— Так в чем дело? Вперед и с песней! Ты знаешь до чего ей хреново? Мне недавно показалось, что эта прожженнейшая атеистка молилась! Догадываешься о чем? Подчеркиваю, сам факт мне показался.

— Проблема. И очень серьёзная. Есть две составляющих — первая — курс — тут проблем нет; препараты даже по нашим временам, распространенные. Дозировку и всё такое я уже давным-давно рассчитал... Только не ори, а дослушай. Вторая составляющая — операция — я не могу её сделать.

Кэрт как врач не может что-то сделать? Не верю. Молчание М. С. означает именно это.

— Моя специализация — военно-полевая хирургия. У нас тоже есть специализация врачей. И так же представление об общей практике. При аттестации каждый врач получает определенный ранг в каждой отрасли медицины, что означает его право назначать определенное лечение при определенном заболевании, или проведение определенной операции. Врач обязан принять любого больного, чей уровень заболевания ниже или равен его квалификации. Но если пришел тот, чей уровень заболевания выше — долг врача отправить его к врачу высшей квалификации. Он не имеет права лечить того, чье заболевание выше его квалификации. Обозначаются квалификации металлами, высший — платина, далее золото, серебро, медь, цинк, ну и т. д. Грубо говоря, к врачу имеющему медь по военно-полевой хирургии приносят двух раненных — у одного пуля в ягодичных мышцах, у другого- у сердца. Первое — немедленно отправить раненного с пулей у сердца, к врачу с квалификацией не ниже серебра, второе — приступить к извлечению пули, у того, у кого она в жопе. Я по последней аттестации имею платину по военно-полевой хирургии, что означает мне позволено делать любые операции любой сложности, и мои указания о проведении тех или иных операций и назначении того или иного лечения обязательны для всех от золота и ниже, и свинец по гинекологи, что означает что я имею право только право проводить наружный осмотр, а при проведении операций — ассистировать без права вмешательства.

— И что у тебя по глазным болезням?

— Медь. Средняя квалификация.

— А что ты предлагаешь?

— Платина. Такого никто никогда не делал, и если я там предложил бы свой метод лечения и методику проведения подобной операции, то в случае принятия, оперировали бы те у кого платина по глазным, а мне хорошо если бы присутствовать позволили. У нас самое страшное преступление для медика — делать что-либо выше своей квалификации. Судят. Трактуется как покушение или убийство с особой жестокость, да ещё и с использованием должностного положения и беспомощности лица. В принципе, если больной выздоровел, дело могут и замять. Но если умер, или причинен тяжкий (там тоже есть градация) вред здоровью... Суд — в случае смерти — смерть, в случае вреда — тюремное заключение, объявление изгнанником (а это в нашем обществе лучше сразу повесится), во всех случаях крупный денежный штраф, переходящий на клан, если врач не состоятелен, лишение права заниматься врачебной деятельностью на сроки от пяти лет до бессрочного. Проведи там я подобную операцию, и закончись она неудачно — смерть или объявление изгнанником. Изгнанник — вне закона. У него нет ничего, даже имени. Бывали случаи, когда при объявлении изгнанником тут же и умирали.

— Делай! Тут хоть какая-то надежда. Ты спас меня, ты спас мою дочь. Теперь попробуй спасти друга. Я верю тебе Элендиэленделииванкэреналандалинделиетинэртинден! Я верю тебе, Кэрт! Спаси ей жизнь!

— Ты предлагаешь врачу с медью взяться за платину... Даже одна категория — смертельное оскорбление. У нас за такое могут убить на месте...

— Ты здесь Кэрт, а не там. Я сейчас же пойду и скажу ей, а ты готовь препараты.

— Да уж готово все.

— Тогда я пошла.

— Подожди.

— Что ещё?

— Дай слово от Имени Главы Клана, что Глава Клана согласен что я Элендиэленделииванкэреналандалинделиетинэртинден будут делать платиновую операцию, располагая всего лишь медью по данной квалификации, Младшему Члену Клана.

— Да дала я тебе уже такое слово и десять непечатных! Бегу!!!

— Подожди. Я ей повторю все что сказал тебе. И если она откажется....

— Она!? Откажется!? — М. С. хохотнула так что чуть потолок не обвалился.

Не отказалась.

— Он перевязывает. Повязка снята. Но тьма... Тьма всё равно Марина!!!

Смешок.

— Не бойся, друг. Ты в темной палате лежишь, и в такой же процедурной он перевязки делает. Говорит, так надо.

— Но если темно...

Раскатистый хохот.

— Даже я в темноте вижу!!!

Бывшие шоссе, и обычные, и те что были некогда рокадами, во всех направлениях пересекавшие великие равнины, в значительной степени уцелели. И кто по ним только не носились теперь! Но все великие равнины знают их — Степные Патрули М. С.. Быстроходные джипы, пулемёты на них и ветер в лицо. Прокалённые солнцем, продутые всеми ветрами. Разведчики. Их знают все. И относятся с опаской. Как моряки к предвещающему шторм альбатросу. За альбатросом приходит буря. И не убивают его. А за ними бывает чернеет дорога, и лавиной катятся по ней колонны черных саргоновцев. И от них всем любителям привольной жизни лучше бежать подальше. Не уживается государство и степная вольница. Разные у них законы и разные цели. За спиной у патрулей их страна. За спиной у степных — ничего.

Наматывают джипы на колёса километры дорог. Грохочут короткие, но жестокие схватки. Не все возвращаются назад. Но им на смену всегда приходят новые. Не перевелись в империи те, в ком горит молодой задор. Второй раз катятся через великие степи грэды к морю. И путь будет короче. Уже лежит в столице бутылка воды из великого океана. Степные патрули побывали уже на его берегу. Не за горами время, когда вслед за ними придут не бойцы, а созидатели. Возродятся великие города. Заработают заводы. Вновь оживут стальные пути. Так будет!

Снова ступила на палубу этого корабля. Как многие годы назад. Теперь всё кажется не столь громадным. Но всё равно, это самый большой боевой корабль на земле.

Он тоже изменился за эти годы. Исчезли зенитные пушки. Их место заняли ракеты. Другие радары и прочие приборы. Автоматы теперь в полусферических башнях и в небо смотрят шестиствольные пушки с вращающимся блоком стволов.

Модернизацию корабля успели закончить буквально за месяц до того как разверзнулись небеса.

В открытое море корабль не выходил. Маневрировал вблизи берега, выполняя функцию чудовищной батареи ПВО.

Пришлось огромным орудиям вести огонь и по наземным целям.

Корабль получил несколько попаданий ракет. Сдетонировал один из погребов среднего калибра. Начался пожар. Для спасения корабля пришлось затопить погреба боезапаса носовых башен. Адмирал, командир соединения и большинство офицеров, погибли при этом налёте. Командование принял капитан третьего ранга — командир башни N3.

К счастью, чужаки не повторили налёт.

После войны линкор оказался словно прикованным к этому порту и запасом топлива в нём. Запасы казались колоссальными. Но за прошедшие годы сократились почти на две трети.

Территория километров в сто вокруг порта стала зоной относительно спокойной жизни. Пушки так далеко не били. Но не находилось желающих проверять, насколько именно они бьют.

Да и вздумай экипаж ''Владыки'', пяти эсминцев, да кораблей обеспечения сойти на берег... Несколько тысяч до зубов вооружённых матросов. Спорить с ними местным группировкам не под силу.

Но они не уходили от корабля. Берегли, не зная понадобиться ли он кому-либо вообще. Даже провели довольно серьёзный ремонт, и устранили почти все повреждения.

Связь со столицей установили ещё первой зимой. Длительное время порт был самым отдалённым форпостом цивилизации.

Колонисты тоже интересовались кораблём. Даже предлагали перейти к ним на службу, обещая полноправное гражданство и всяческие блага. Получили отказ.

Вскоре катера охраны уничтожили сверхмалую подлодку, пытавшуюся проникнуть в базу. Взрыв был чудовищным.

Сухопутную связь установили только в этом году.

Скоро появиться возможность провести капитальный ремонт.

А для государства — вопрос престижа иметь такие гигантские корабли.

Пока нет возможности в больших количествах производить новое вооружение, надо модернизировать старое. Чудовищные орудия "Владыки" + большое количество оружейного плутония + практически полное отсутствие стратегической авиации и невозможность в ближайшие годы создать хоть что-то межконтинентальное = довольно простой идее: разработать для огромных орудий атомные боеприпасы.

Времени даже при нынешней экономической ситуации эти работы заняли не слишком много. И как результат: получено нечто, способное с полутора сотен километров одним залпом испепелить любое корабельное соединение. А уж какое количество килотонн может обрушится на любой объект на побережье...

Вскоре подвернулась и блестящая возможность провести испытания почти в боевой обстановке. Вооруженная группировка, контролировавшая один из бывших мирренских портов несколько преувеличила свои военные возможности. Прикрываясь религиозной фразеологией, они ввели совершенно грабительский "таможенный сбор", практически уничтоживший контрабандную торговлю с колонией. Попутно начались грабежи караванов Города. Окрестные земледельцы — ребятки которых даже саргоновцы без нужды старались не трогать отказались было платить "святошам" налог "за защиту". Пара деревень были уничтожены со всеми жителями, домашней скотиной и даже кошками. Кто посмелее — собрал пожитки и двинулся дальше в степь. Остальным же пришлось платить. В старину даже самый неумный феодал на пару с церковью брали гораздо меньше.

Амбиции "божьих солдат" росли в геометрической прогрессии: несколько раз даже нападали на степные патрули.

У окрестных группировок с возможностями настучать "святошам" по рогам было туго: в окрестностях порта сохранилось изрядное количество ещё довоенных укреплений, и нынешние владельцы порта их по достоинству оценили.

У грэдов же с давних пор сильная аллергия на религиозных фанатиков. И очередная партия любителей "очистить греховный мир" в непосредственной близости от границы их вовсе не устраивала. К тому же, от упадка торговли с колонией грэды пострадали в первую очередь. Все прочие степные группировки, успевшие привыкнуть к подобию мира и возможности прибегнуть к услугам Чёрных Саргоновцев как судей при различных конфликтах чуть ли не хором стали умолять приграничных командующих: сделайте что-нибудь со "святошами".

Черные прикинули. Взвесили все за и против. И в один прекрасный день направили к расположенному в удобной котловине порту "Владыку" с эсминцами. Гигант дал залп из носовых башен. Пол минутой позже из кормовых. Пристрелка. Снаряды легли хорошо. Прошла минута. Носовая башня выпустила три снаряда. Специального назначения обр. 975 г. С весьма интересной боевой частью, содержащей изрядное количество химического элемента, имеющего порядковый номер 94.

Ещё спустя полторы минуты порт, город и укрепления исчезли. На многие километры взметнулось ввысь переливающееся всеми цветами радуги облако.

В это время года преобладали западные ветры, и облако отнесло в океан.

А грэды несколько позже раздавали всем заинтересованным лицам сделанные с самолета-разведчика фотографии. Город до. И город после.

Эти залпы показали всем на планете, кто на великом материке хозяин.

Вновь подобных гигантов строить грэды пока не в состоянии. Но кое-что они всё-таки могут. Ожили мёртвые заводы. На стапелях разобрали довоенные корабли. И заложили новые. На закладке первого эсминца присутствовала М. С.. Кораблю дали имя. Какое — решили ещё раньше. ''Софи Саргон''. Она ушла из этого слишком рано. Подрастает её дочь. Так пусть в стремительном эсминце живёт память о ней. Владелице Золотой Змеи.

Режет волны острый форштевень. Несётся по волнам ''Софи''. Как носилась по небу другая. Хищный силуэт корабля, очень, очень он опасен в бою. Возрождается страна, возрождается и флот. Этот корабль первый в серии из десяти эсминцев. Потом будут и другие.

Один из кораблей в серии "Александра Симон". За большие заслуги ещё при жизни назван в её честь корабль

В своём мире Сашка исчезла бы без следа. Здесь же, в мире, где далеко не всё определяется деньгами, она оставит свой след. Люди её знают. Люди её не забудут. Не забывают тех, кто живет словно пылая. 965 год не забудет никто и никогда.

Уже успела сформироваться традиция. Почти каждый из служивших на нём давал первому ребёнку имя корабля. Моряки собирались два раза в год. В день спуска корабля на воду. И в день рождения человека.

Никогда не существовало этой дороги. Только на бумаге, в наивных фантастических романах появлялась она. Великая Трасса Север-Юг. В иных романах даже указывался точный маршрут дороги, должной обеспечить мир и процветание всех народов огромного материка. Так было на бумаге. А на деле точнехонько посередине пересекали так и не построенное шоссе рвы и окопы. Где уже зарастающие травой, а где закованные в серый бетон. Местами ещё свешивается с не до конца сгнивших кольев колючая проволока. Но местами намертво врыты в землю стальные колья. И только вблизи видна ржавчина. А чуть поодаль — серые с черным и грязно-бурым громады мертвых дотов и фортов.

Никогда ни одна машина не пересекала материка вот так, с север на юг.

Катятся сотни машин. Бронетранспортеры всех типов, джипы, грузовики и бензовозы, многоосные транспортеры везут на прицепах танки. Разведывательная и колонизационная экспедиция Новой Империи. Экспедицию возглавляет М. С.. Многие в Столице отговаривали её от этой поездки, в тайне надеясь, что свернет она наконец себе шею. Только шея столь же крепка, как и вся маленькая фигурка.

Кипит в государстве жизнь, растут города, дымят заводы, и много в городах детей. Как сказочная птица из руин возрождается страна и цивилизация.

Огромное количество скопившейся энергии надо высвободить и направить на что-то дельное. Воссоздавать цивилизацию из руин вполне достойное занятие. Что-то ведь есть в мире за линиями наших дотов.

Живут там какие-то люди. Только один закон в степи — закон того, кто выстрелит первым.

Пришла пора закончиться этим временам.

Пришла пора прорубить трассу Север-Юг.

Хватит у грэдов топографов. Сперва на бумаге проляжет дорога. А через год-другой рассечет она материк. И навсегда переменится мир.

А кажущийся многим таким романтичным и притягательным мир вольных степей, Степных капитанов, вольных торговцев, загадочных сектантов и Степных патрулей должен исчезнуть. Годы спустя, может, и вспомнят бывшие патрульные о бурной молодости, несущихся джипах и ветре в лицо. И не будет в их рассказах многого из пережитого. Дети будут слушать, затаив дыхание о жестоких и прекрасных временах. И заворожено касаться лежащую в шкафу песчаного цвета форму, горько сожалея, что им уже не носить подобного. Без них прошли времена рыцарей, без них минули и времена степных патрулей.

Но пока потом, а не нафталином пропахла песчаного цвета форма. Многим из носящих её хорошо знаком и запах крови.

Типографские страницы будут пахнуть только краской, и не будет на них многого из происходившего в жизни. Это будет потом. И не все увидят эти страницы.

Пока же все ещё живы.

С большими предосторожностями пересекали бывшую линию границы. Очень медленно умирают в земле мины. И далеко не все проржавевшие останки машин остались со времен Великих Войн.

Кого только не встретишь на степных просторах! Вплоть до отдельных кэртерских дезертиров! И как правило, это люди из породы романтиков, просто захотевшие пожить во время юности мира. Впрочем, имелись и банальные преступники, попадались и циничные солдаты удачи.

Дезертиров видала всяких, но этот превосходит всех. Во-первых из-за мотивов: он, как профессиональный археолог ещё в первую войну копал тут что-то. Не дорыл, а во вторую войну десант высадился чуть ли не в вычисленном им религиозном центре какой-то древней культуры. Когда стало ясно, что десант эвакуируется, он напросился в разведку, и пропал без вести.

Как он, чистокровнейший чужак, смог стать во главе земного поселения, было непонятно многим, и в первую очередь, ему самому.

Возможно, это как-то оказалось связанным с тем, что в приграничном городке жили вперемешку грэды и миррены. Жить жили дом через дом, и косились друг на дружку. А скопление в одном месте большого количества умеющих хорошо обращаться с оружием мужчин, принадлежащих к двум не очень любящим друг друга народам, может быть чревато. Как ни странно, но к кэртерцу они испытывали гораздо меньше антипатии, чем друг к другу.

Хотя далеко не все жители отдавали себе отчет, что поселение нужно нашему чужаку только для обеспечения проведения раскопок. Так как рабочие должны быть сыты — надо иметь хорошие поля и фермы. И он оказывался неплохим агрономом. Так как нужны инструменты — надо иметь кузницу. И кэртерец оказывался и геологом, и инженером. Так как работ тут не на один десяток лет — то для детей рабочих надо иметь школу. Так как он сам привык жить в комфортных условиях, то в поселении пришлось построить (точнее, восстановить разбомбленную) электростанцию, и проложить канализацию. Так как на чужое добро всегда навалом охотников, то многим рабочим пришлось вспомнить не позабытые навыки пулеметчиков, механиков-водителей, минометчиков, а некоторым даже снайперов и пилотов вертолета (целого одного, но вполне исправного), а он сам вспомнил, что аналог военной академии в свое время окончил с отличием, и никто не называл его плохим командиром.

Здесь почти все и зовут его генералом, а то что копает что-то за городом — так чтобы генерал, да без чудинки — такого не бывает. Тем более, что и стандартной генеральской привычки пить по страшному он не лишен. И даже какую-то странную свеклу выращивает. Заводик-то есть, спирт гонит, генерал утверждает, что спирт идет только для консервирования образцов. Но никто не верит. И все считают, сколько же генерал выпивает, и как бы спиваться не начал — а то плохо без него будет.

За что генерал ни возьмется — все удается. За исключением одной вещи: гонят на заводике, кроме обычного спирта, какую-то любимую генералом бурду. Пытался он приучить к потреблению местное население. Безуспешно! И грэды, и миррены, остались верны национальным традициям.

Генерал утверждает — кто этого вина не пил, настоящего вкуса вина не знает. Сам-то он только это и пьет. Говорит ''Такое попробуешь — больше ничего пить не захочешь''.

Тут-то он прав! Покойнику пить как-то незачем!

В городе напиток называют ''Сто грамм из ада''. Вид соответствующий. Маслянисто-черного цвета чуть ли не с запахом серы. Впрочем, в каждом доме есть красивая керамическая бутылочка причудливой формы. На каждое застолье на стол ставят. Из уважения к генералу. И единственная, которую после застолья полной на место убирают.

Правда, если это свадьба, (а генерала приглашают всегда), то знаменитая бутылочка оказывается пустой.

Эту генеральскую бурду и пили на организованном генералом застолье. Из спиртного на столе присутствовали только причудливые бутылочки, что явно не вызвало энтузиазма у офицеров генерала (двух мирренов и грэда). Офицеры М. С. приложились к расписным чашечкам, из которых отраву полагается пить, исключительно из вежливости к хозяину. Количество бутылочек на столе сильно сократилось, так как каждый прихватил по одной, а то и по две как сувенир. М. С. краем уха услышала, как Хьюг предложил миррену новое название для напитка: ''Подари врагу''. Бутылочки продолжали исчезать, вскоре они сохранились только вблизи генерала и М. С.. Бывшие враги понимающе переглянулись и скомандовали ''Разойдись!'' Можно не сомневаться, интернациональная компания отправится точнехонько в лагерь, где воздаст должное наличным запасом знаменитой грэдской ''Императорской''.

Генерал с непроизносимым именем и генерал с именем из двух букв остались.

М. С. цедит сквозь зубы гелеобразную жидкость. На вкус — местное прозвище метко дано, но градусы присутствуют, да М. С. и более отвратные вещи пить приходилось. Некоторое время спустя почувствовала смутно знакомый привкус, и криво усмехнулась. Кэртерец гнал из земных продуктов свой национальный напиток. Вышло не очень похоже, но ностальгические нотки души вполне можно затронуть. Пару канистр, а лучше бочек надо взять и Кэрту свезти, хотя эстет этот суррогаты пить не будет. А вот бутылочки оценит.

Генерал говорит. Впервые за несколько лет появился у него собеседник, хоть немного понимающий в археологии. Нет конечно, местные жители проявляют интерес к работам, и детей в устроенный им музей водят. Но с ними не поговоришь, как с равными.

Археология была одним из многочисленных детских увлечений дочери императора. Так что шурф от раскопа отличить М. С. могла. Да и о городе, найденном генералом, кое-что читала. Когда-то специалисты дискутировали о местонахождении религиозного центра Бодронов. Кое-кто называл и этот район. Археологической разведки здесь не проводилось. Так, судили по старым хроникам. Грэдским. Хотя Бодроны и знали письмо, но осталось только вырубленное на камне. А все остальное сгорело. Остальное не сохранилось. Бодроны исчезли после кровопролитной войны с грэдами. Пали города, сгорели дворцы и храмы. Погибла знать, казнили жрецов. А оставшиеся в живых забыли свой язык, смешавшись с победителями. Прошли века, и только филолог мог что-то сказать на языке Боден. Только в названиях рек да озер осталось что-то от них. И тот же филолог мог сказать про ту или иную грэдскую фамилию что она бодронского происхождения. Но человек с такой фамилией считал себя грэдом. И ничего не мог сказать о прошлом бодронов.

О прошлом могло говорить только сокрытое в земле. Но особым ухом надо слушать. Не каждому земля расскажет о своих тайнах. А генерал умел и любил слушать, как говорит земля.

— Лучше всего — извержение вулкана, город засыпан полностью, и жители ничего не успевают унести. Землетрясение — тоже неплохо, особенно если город после него покидают. Но и когда поверх руин строят — тоже ничего.

— А здесь что было?

— А здесь война. Город взяли, но восстанавливать не стали. Красота! Давно не видел такого колоссального количества памятников. Притом сразу двух культур. Потом покажу — прекрасные образцы грэдских лат материкового периода, оружие.

— А это-то откуда? Могильники?

— Нет. У стены был ров, запущенный и заболоченный. Не всем удалось влезть на стену. А в таких латах — тонул мгновенно. А в городе просто колоссальнейшее количество останков. Особенно в домах. Крыша провалится — и все что в доме накроет. Часто попадаются болты. Это вообще очень характерный признак конца многих культур на центральных материковых равнинах. Если поселение вдруг опустело — значит ищи болты. А где-то недалеко обязательно будет захоронение. Не очень люблю кремацию, но на стальные вещи огонь не очень влияет. Но так в самом городе грэдского почти ничего не попадается, а могильник я пока не раскопал.

Он говорит о событиях, происходивших сотни лет назад, словно о событиях вчерашнего дня.

— Храмовый комплекс сильно разрушен, его я оставил на потом, очень сложно, нет аппаратуры, а под ним возможно, подземелья. — говорит, словно извиняется. — Дворцовый сохранился неплохо, сейчас там и копаю, есть плиты с посвятительными надписями, свод законов на камне в виде фаллоса, где не было пожара, там даже пергамент и ткани попадаются.

Поняла — с превеликим бы удовольствием свалил бы генерал эту ношу, и полностью залез бы в раскоп. Но не может. Ответственность и долг, пусть и им самим на себя взваленные не отпустит.

А он все говорил и говорил. И словно оживал исчезнувший народ. Куда-то он стремился, что-то мог свершить. Духовный и материальный подъем шел тогда. Много Бодроны строили, многое знали. Но оборвали взлет короткие клинки грэдов.

И нет теперь, и никогда больше не будет бодронов, но должны знать о них люди.

М. С. узнала очень много неизвестного ей раньше. Что же, уничтожение бодронов не самая славная страница в истории грэдов. Помнить что было надо, но незачем посыпать голову пеплом, и каяться перед всеми по делу и без дела обиженными тобой в прошлом. Сильные не каются. Сильные помнят! Ведь если начать разбираться, бывало ты бил, а бывало что и тебя. И далеко не всегда за дело. Так что не стоит каятся в реальных или выдуманных грехах предков.

Генерал от археологии, как только узнал, что грэды возобновили археологические работы, и даже издают сборники, обрадовался как ребенок. И чуть ли не со слезами на глазах стал умолять прислать ему. М. С. пообещала. Для привлечения ценного союзника и не такое можно сделать. К тому же, он тоскует по возможности общаться с коллегами. Раскапывает огромный памятник, даже не зная, увидит ли хоть кто-то результаты его трудов.

Сегодня узнал — рано или поздно увидят! Раз Чёрные пришли.

Несколько запечатанных ящиков, полных различных образцов, и магнитных дисков М. С. обещала доставить в столицу, и передать АН. И давно она не видела настолько счастливого человека!

Игра, опять игра. Неизбежная часть грязного, но необходимого занятия под названием политика. Пусть вся степь считает, что знает её. Такую же, как многие из них бесшабашную атаманшу. И пусть вся столица считает, что знает ее — ходячую карикатуру на многих харизматических лидеров пары миров.

А ей удобно казаться простой, понятной и насквозь прозрачной. И что бы любой, у кого мозгов побольше чем у полена, думал, что может предугадать её поступки в ближайшее время. Неплохая маска — этакая народная императрица. Не все, кстати верят, что она и в самом деле дочь Саргона, иные считают — этакая отважная девчонка из простонародья, пришедшая в трудное время, дабы спасти империю. Этакая новая Чёрная Дина. Та ведь тоже пришла из ниоткуда. И ушла потом в неизвестность, оставив преображенную страну.

Что же, степные капитаны, вы все будете не первыми, кто позабыл насколько расчетливый и циничный ум скрыт под маской вечной безобразницы.

Слепцы, не видят за маской простенькой, но с хитрецой атаманши с крепенькими кулаками и недалекими мозгами искуснейшего дипломата, блестяще просчитывающего все ходы, и мастерски стравливающей вас друг с другом.

За маской искательницы приключений и всевозможных диковинок — прагматичного государственного деятеля, заинтересованного в захвате источников сырья и освоении новых земель.

Только никогда не надо забывать — зачастую незримо, присутствуют здесь и те, кого не обманешь этими масками.

Столь же дипломатичные, прагматичные и циничные.

И что важнее всего вместе — до безобразия по нынешними временам сильные.

Здесь они, можно не сомневаться. И надо не позабыть маску сменить.

— Донесение от головного дозора.

— Что именно?

— Обнаружен малый разведывательный вертолет чужаков. Движется в нашу сторону.

Вот и переждали жару. Тут вам и дождичек, и все, что хочешь. Лень с апатией улетучились в неизвестном направлении.

— Цель захвачена тремя расчетами ЗРК. Открыть огонь?

Вот и кончилась степь. Это там сначала надо было сначала стрелять, а потом разбираться. И те, кто встречались на дороге, рассуждали так же.

Но вот снова появилась возможность попробовать специфическое блюдо под названием дипломатические осложнения.

Хитрецы, по вертолету десять раз подумаешь, прежде чем стрелять станешь. В договоре четко прописано — нахождение объектов, относящихся к вооруженным силам одной стороны запрещается на расстоянии тридцати километров от пограничных постов другой стороны.

А сколько тут до ближайшего пограничного поста? Немало!

К тому же вертолётик этот беспилотный, явно корабельного базирования.

Напоминает летающую вертикально гантелью с короткой перемычкой. На нижнем полушарии — посадочная ферма, между шарами винты воздух молотят. В нижнем двигатель, верхний разведывательной аппаратурой набит.

Так что как следует подумали, и по вертолетику врезали. Два немаленьких государственных образования, каждое из которых вполне способно распылить на атомы планету, зачастую не могут удержаться от нанесения друг другу булавочных уколов.

Обломки естественно, тут же подобрали, и отправили в столицу.

Хотя, если копнуть поглубже, вряд ли в обломках найдется что-либо неизвестное. ''Любезные'' чужаки по каким-то своим мотивам решили известить грэдов ''О вашей экспедиции нам известно''. А на предмет установления численности экспедиции, можно не сомневаться — пошлют что-либо, что наличными силами экспедиции не собьешь. Если уже не посылали. Возможно, и пронюхали уже кто главный... Хотя раньше времени трусить не стоит: о двойниках М. С. со времен первого путча болтают, наболтаться не могут. Вот только живого никто никогда не видал. А ту, перед которой Сордар навытяжку стоял, без парика и грима за М. С. и не примешь: была она рыжей да голубоглазой, правда звалась Мариной безо всяких многокилометровых приписок. Но пропала без вести она во время последней войны.

Теперь невольно гонишь мысль о не в меру амбициозном кэртерском генерале, решившим на свой страх и риск наплевать на договора, послать пяток средних штурмовиков, и одним махом избавить соплеменников от одной из главных проблем на планете.

Подобные амбициозные у кэртерцев присутствуют. Только после известных событий недавнего прошлого следят за ними неплохо. Но, как говорили вовсе не здесь, чем чёрт не шутит.

Главная головная боль степных капитанов, новых демократов, кэртерских колонизаторов, мирренских аристократов и грэдского императора лично усмехнулась своим мыслям. Пусть, лучшее лекарство от головной боли и снять голову. Но это к головам попустее её относится. Пусть они и 90% вероятностью и знают, кто возглавляет экспедицию.

От патрулей доходили слухи, только слухи, что есть в степях и патрули чужаков. Никто их не видел, но изредка находили тела, имеющие раны вроде бы от разрывных пуль чужаков. Следы безгильзовой разрывной пули в ране без специального оборудования не найдешь, слишком уж микроскопически частицы, на которые она распадается. Но раны выглядят очень характерно, и со свежими телами подобной аппаратуры и не требуется. К сожалению, тела на нечетких фотоснимках носили явные признаки разложения.

Практически все обитатели степей не гнушались мародерством. Найденный труп как правило, обобран до нитки. Но иногда попадались те, при ком было оружие, консервы, горючее в баках машин. И характерные раны.

За время войны, немало оружия чужаков сменило владельцев. И какое-то количество было у многих, но никто, включая саргоновцев, не настолько богат, чтобы вооружать им целые отряды. Да ещё столь мастерски маскирующиеся.

В степи не бывает машин без пустых канистр. Так расточительно к топливу может относится только имеющий неизмеримые запасы его. Кто-то вроде солдата степного патруля.

Или же тот, о ком неизвестно. Но чьи длинные уши имеют обыкновение высовываться из самых неожиданных мест.

Последние несколько дней ехали почти что с комфортом. Путь пролегал вдоль одной из бывших железных дорог. В свое время, начиналась дорога возле того, что сейчас звали просто Городом — а в прошлом одна из главных баз мирренского флота. Знать о нем знали и раньше. В конце-концов, отчаянный одиночка зачастую может пробраться туда, куда вряд ли пробьется с боями армия. Да и авиации никто не отменял.

А что в заплечном мешке у него ещё может оказаться и рация с запасом батарей — так ведь в нынешнее время опасно быть излишне любопытным. И самые отчаянные забирались даже в сердце бывших мирренских земель. Но там было ещё меньше жизни, чем в вольной степи. На десятки километров тянулись руины. Местами жутким мертвым светом светившиеся по ночам.

Только на побережье встречались жалкие деревеньки бывших повелителей огромной империи.

Правда в предгорья жизнь поактивнее. А ещё севернее — небольшой кусочек земли с почти довоенным укладом жизни — земли Города. За прошедшие годы успели подзабыть его название. Теперь это просто Город. И всё. Ибо на тысячи километров к северу, западу и югу нет больше ни одного города. А с востока бьется о берег Великий океан.

Саргоновцев интересуют не только порт или дорога, но и расположенные вблизи неё крупные месторождения различных руд. Раз уже взялись возрождать тяжелую промышленность — то без источников сырья не обойдешься. Тем более, они, считай, бесхозные.

Отряд по численности напоминает небольшую армию. Весьма грозная сила для распугивания кого угодно. И по дороге сюда распугали если не всех, то очень многих.

Магистраль местами повреждена, но подлежит восстановлению. Неплохо. В бывших промышленных центрах нет сколько-нибудь организованных сил — ещё лучше. Основали форты. Стали готовить аэродромы....

Эту землю называют вольной. Недолго ей теперь носить такое название. Очень недолго. А всяким браткам-атаманам да степным генералам с капитанами придётся уйти. Только они об этом пока не знают. Но опасность чуют. Как звери.

Саргоновцы расположились в непосредственной близости от города, и откровенно мозолят горожанам глаза. Кто они — известно прекрасно. Чего от них ждать — неизвестно никому. До этого всё больше с бандитской вольницей дело имели, а здесь всё-таки какой-никакой, а цивилизации оплот. И возможно, не только осколок мирренской империи тут. Все агенты доносят — в Городе время от времени появляются чужаки. Власть города ведет с ними какие-то дела, а какие именно — не знает никто.

Правда, исповедуемые в городе тезисы о священной и неприкосновенной частной собственности, равно как и все произрастающие из подобной ''веры'' мерзости, саргоновцам глубоко противны.

На непривычность саргоновцев, собственно М. С. и рассчитывает. Свои требования она пока предъявлять вовсе не собирается. А местные — пусть помучаются. Ведь уже в степи и термин появился. Новенький. Звучит — С М. С. шутить. То есть с огнём играть.

Лестно!

У города-то армия есть. И довольно приличная. Но вот так сразу кидаться в драку, да ни на кого-нибудь, а на чёрных саргоновцев... Не очень умная мысль. Слава сюда много раньше их прибыла. И грозная слава.

Так что понятно почему на самых тяжёлых двухорудийных береговых батареях в башнях народ стал шебаршиться. А батарей-то четыре, и обстрел круговой, да и дальнобойность под полсотни километров. Впрочем, лагерь так и расположен, чтобы эти ''пушечки'' до него не дострельнули в случае чего. Стоят на батареях и другие орудия.

Город-то считался когда-то первоклассной морской крепостью. Годы прошли. Но ещё грозны старые пушки. Так никогда и не стрелявшие по грэдским линкорам.

Вот и объявился представитель города. Прибыл, словно парламентер с белым флагом и горнистом. Посол как ни нарядится, а всё равно чувствуется — мирренский аристократ самых что ни на есть голубых кровей. Черты лица — словно резцом высечены. Седовласый, загорелый. По одежде от бандитов не отличается. Кем же он был до войны?

— Здесь стоит Город. Вольный торговый город. — со спокойной гордостью и достоинством сказал посол

— У вас тут, что Ганза?

— Нет. Но Город признают все группировки. Все сколько их есть. На территории города разрешено оружие. Запрещено пускать его в ход. Нарушивший навсегда теряет право появляться в Городе. Запрещено на территории Города сводить старые счёты. Это земля для всех.

''Ага, так я и поверила'' — думает М. С.. Разговор происходит в штабной машине.

С М. С. говорит как с равной. Бывал в своё время при дворе, не иначе. Интерес к ней тщательно скрывает. Но и М. С. не первый день на свете живёт.

В качестве наглядной агитации устроили прогулку по лагерю. Дипломат, пусть даже и в таком виде, всё одно дипломат. Более того- первый настоящий дипломат, встреченный за несколько лет. Не проявлять эмоций — профессиональное. А вот спутнички не таковы. И явно крепко перепугались. Ага, небось в овчарню собирались. И куда попали?

Посол говорит вежливо, эмоций не проявляет. Через двадцать километров, на левом берегу реки начинаются земли города. И переходить реку с враждебными целями не рекомендуется.

Земли-то бесхозной не бывает. Пока сюда шли, штук тридцать, наверное, всяких разных ''границ'' проскочили. Но вот прав на земли там никто не предъявлял. Производим впечатление, так сказать.

А посол — то этих не из трусливых. И есть отчего. Город за его спиной по нынешним временам просто громадный. Судя по данным авиаразведки, значительная часть построенных ещё при Тиме укреплений в полном порядке. Есть несколько аэродромов и нормально функционирующий порт. Укрепления города перед войной изучали в военных академиях как образец современной приморской крепости. Порт когда-то был портом двух морей. Город стоит на перешейке, за ним — полуостров. Судя по количеству сельхозугодий — житница города.

Если не договоримся — будет война. Довольно серьёзная по нынешним временам.

Впрочем, при провале переговоров, драки можно и не начинать. А через некоторое время заглянуть ещё раз. С дружественным визитом. На ''Владыке морей''. Посмотрим, что тогда запоют. Дальнобойность мирренских береговых батарей прекрасно известна. Орудия неплохие. С линкоров снятые. Но им далеко до чудовищных орудий ''Владыки''

Посол сообщил — власти Города к Саргоновцам относятся настороженно, но без принципиальной вражды. Пока нас не тронули, мы тоже никого не трогаем. Вход для торговли открыт для всех.

Посол живёт в реальном мире и не забыл упомянуть, что в городе немало мест, где уставшие с дороги молодые мужчины могут неплохо отдохнуть. Добавил, есть где отдохнуть и женщинам.

''Прям довоенная жёлтая пресса: Я с Жигало''. А на тему целесообразности визита солдат в бордели стоит подумать.

Посол неоднократно упоминал, что в городе можно купить всё. Правда с одним условием — небольшой процент от сделки должен идти в местную казну.

М. С. наконец поинтересовалась, что именно входит в это довольно растяжимое ''Всё''.

Список огласили такой: оружие, наркотики, спиртное, рабы, лёгкая боевая техника, скот, зерно, нефтепродукты и многое другое. В том числе и из-за моря.

Уже интереснее. Для расчётов тоже применялось всё, что угодно. А из дензнаков — только билеты Города и новые грэдские деньги, так называемые ''Драконы''.

Ай да мы! Ещё не пришли, а деньги наши признают все.

И как только такие прозвища у денег появляются? Ни на одной из новых купюр не было изображений животных. Когда готовили реформу, был большой спор о изображениях на новых деньгах. Слишком уж много оказалось желающих видеть там себя любимого. К чести императора, он шумел меньше всех. А про нелюбовь М. С. к собственным изображениям знали и так. К счастью, какая-то умная голова предложила помести нейтральные изображения — образцы боевой техники, благодаря которой смогли пережить ту зиму. И на самый крупный номинал попал ТТ-16. Вот так убийца драконов сам драконом стал. Непонятная вещь — человеческая логика.

В городе имеется Вольный рынок, на котором мог торговать кто и чем угодно, заплатив небольшую пошлину. Но основная торговля сосредоточена в руках нескольких торговых корпораций, специализировавшихся на определённых видах товаров. В том числе и заморских.

Среди саргоновских трофеев в последнее время стало попадаться оружие чужаков. Не сильно новое, но зато помногу. И с признаками складского хранения. Вот, значит, откуда... Интересно, каковы оптовые цены?

Почти всё из сообщённого послом М. С. известно и так. Агентура в Городе имеется. Ничем особым не занимается, только информацию собирает. Вот и проверим, и агентов, и посла заодно.

А корчить из себя тупого солдафона — просто привычка. Братки — атаманы почти за свою, только оч-ч-ч-ч-чень сильно авторитетную почитают. Говорят, как со своей. Кто сам проблемы кулаком решать привык, поневоле уважает любого, у кого кулак крепче. Попадаются среди региональных лидеров и кто-то вроде прежних глав администраций — рожи поперёк себя шире, смотрят верноподданно, а обворуют кого хочешь. Хотя на деле с ними проще — трусоваты. И в принцип ты мне, я тебе верят свято. И образ тупого армейского полковника, этакого ''Лечь — встать!'' на них действует безотказно.

В том что местные доны скоро явятся к ней с конкретными предложениями не приходилось сомневаться.

Первые визиты явно носили ознакомительный характер. Вдоль дороги резко изменилась ситуация. Исчезло много мелких клиентов. Бывало и раньше. Но вместо них появился один. Крупный. Сильный. И непонятный. А они торговцы. И должны стремится извлечь выгоду из всего.

Одним из первых пришёл работорговец. Крупнейший. М. С. думала, что принадлежность к старинному мирренскому роду и родство с императорской фамилией он выдумал. Только взглянула — и поняла, что это не так. Узнала М. С. бывшего министра, члена придворного совета, и троюродного брата жены Тима.

О нём Саргоновцы слышали и раньше. В иных землях, где они проходили его именем пугали детей. Однако, на саргоновских землях его ловцы не показывались. Похищали в основном молодых женщин и детей. Действовать предпочитали втихаря. Особо не зверствовали.

На побережье к ним относились даже без особой вражды. Там после войны поселилось немало солдат мирренской армии. С женщинами — проблема, так что береговые общины были одним из крупнейших клиентов этого деятеля. Другой крупный клиент, естественно, городские бордели. Агентура доносит — в них и правду можно найти всё, что может пожелать больная и не очень фантазия. Начиная от малолетних детей.

Разговор происходил миролюбиво. М. С. поинтересовалась прейскурантом. На заказ, или из имеющегося? Из имеющегося. Сейчас выбор небольшой. Малолетки да не слишком красивые женщины. Голов 250. Солдат с дороги устроит. Если подзадержитесь — подберем и поинтереснее что, на любой вкус. И платить надо один раз, а не за каждую ночь. Оптовикам — скидка. Из-за моря что-то достать можно? Только на заказ. По полной предоплате. Без гарантии. Очень сложно. Вы я слышал, частенько пленных расстреливаете? Может договоримся на будущее? Товар не то что бы ходовой... Но вам-то без надобности. А так все в выигрыше. Подумаю.

И так далее, и тому подобное. М. С. кажется заинтересованной. Этого ей и надо.

Так-то она пристрелить работорговца не против. И возможно, пристрелит. Не сейчас. Позже. Пока не время. Ловцов боятся не следует. Дашь команду — и степные патрули их в десять дней уничтожат. Пока не к чему ссорится с городом.

В конце-концов М. С. направила к работорговцу нескольких офицеров с тугими кошельками и хорошо подвешенными языками. Ловцы пусть считают — за игрушками для солдат. На деле — выкупить уроженцев тех мест, где проезжали. На обратном пути вернём по принадлежности. Раз не первый сорт — не очень-то дорого обойдётся. А в землях по дороге нам больше доверять будут.

Вслед за ним явился как раз владелец лучших борделей. Похоже, тоже весьма состоятельный и влиятельный в городе человек. Представился. Оказалось, и титул имеет. Похуже, чем у работорговца, но тоже к высшему столичному обществу принадлежал когда-то.

Прямо поинтересовался, сколько мест следует бронировать в его заведениях. И какова оплата — индивидуальная или оптом за всех. Доставку товара можно организовать и на место. Сказал — у нас есть всё, что могут пожелать уставшие с дороги мужчины. Найдётся также и кто скрасит одиночество желающим отдохнуть женщинам. ''И почему все думают, что я до такой степени сексуально озабочена?''

А ведь все места сомнительной репутации чётко локализованы во внешнем городе. От внутреннего его отделяет стена почище великой мирренской. И проходы из внешнего во внутренний только через КПП.

Ведь в городе все такие богобоязненные. Такие правильные. Живут по повелениям господа. Почти вся пресса весьма и весьма клерикальных взглядов. А доходами с борделей пользуются. Да и сами туда частенько захаживают. Впрочем, уже давно кто-то сострил — каждый второй грэд — пьяница, каждый первый миррен — ханжа.

И что творится во внешнем городе добропорядочных жителей внутреннего вовсе не волнует. Двойные стандарты. Как и в любом буржуйском городе. Граждан города среди так сказать рабочей силы заведений практически нет. Так что если кого и прирежут — мало кого волновать это будет. А убийства шлюх — явление весьма распространённое. Выработала своё — работорговцы новую привезут. И деться из района не денешься. Через КПП не граждан не пропускают. С другой стороны — район прилегает как раз у укрепрайону. А там солдатня. Не сбежишь. Такие вот здесь порядки.

А слава об этом районе по всей степи гуляет. Кто — и вправду там был, кто с чужих слов врёт больше.

Пришёл ещё один. Одет — как номер один и номер два. И говорить старается, подражая выговору аристократов. Только аристократ из него... Такого как ни выряди — служака, пробившийся на верх из самых низов. Рожа — словно топором вырублена. Ну просто вылитый неандерталец. Но глубоко посаженные маленькие глазки смотрят цепко и умно. Страшноватый и властный тип. Чем-то он занимается, если эти прилизанные его терпят? По виду-то он типичный фронтовой генерал. Аристократия таким должное отдает, но в среду свою никогда не допускает. А его допустили. Неужели мир так сильно изменился?

Вряд ли. Город — по большому счёту мирренский. Правят люди той же породы, что и рухнувшей империей правили. А такая вещь как предрассудки мирренской аристократии переживёт вообще всё, что угодно.

И вот такой образчик. Значит, крепко он городу нужен, раз с ним считаются, и делают вид, что равным его считают.

— Действительно, всё течет. Когда-то я парадным маршем входил в вашу столицу. Торжествовал, хотя и знал, что это не надолго. И город вновь будет вашим. А теперь вы стоите у стен последнего обломка Великой Империи. И я знаю — вы пришли на срок гораздо длиннее отпущенного мне века.

Я вижу — близок конец города. Последний обломок мирренской цивилизации ляжет в грэдскую мозаику.

Вы выстояли, а наша страна рухнула. Что же такое есть в вас, чего не хватило нам? Тысячи лет существовала наша цивилизация — и что от неё осталось? Кусок сто на двести километров, да миллионов пятнадцать человек, не верящих ни во что, кроме золотого идола. Что же позволило вам выстоять. И не просто выстоять, а подняться из руин.

Торгаш, помнящей о древней славе. Я не самый могущественный, но со мной считаются все. Хотя и знают, что я презираю многих. Примитивные и ограниченные субъекты, заботящиеся только о наживе, и знать не знающие ничего, кроме дохода. Люди без национальности, без веры, без идеалов. Жадная и чванливая элита. Они продадут и предадут кого угодно, если это будет выгодно. Они ходят в храмы, потому что думают, что бог поможет им в торговых делах.

Уживутся и приспособятся к кому угодно. Даже к вам, бывшим смертельным врагам. Работорговцы сбегут, торговцам наркотой придется переключиться на поставку сырья вашей медицинской промышленности, а содержатели борделей, думаю, все-таки останутся, ибо пока есть спрос, будет и предложение, только удовлетворять придется не изощренные фантазии душевно больных аристократов, а простые, грубые и здоровые инстинкты солдат.

Все же остальные магнаты споются с вами. У них нет национальности. Есть только жажда наживы.

Тяжело мне. Я с ними, хотя они олицетворяют все худшее в людях. Но это все-таки мой народ. Я не с вами, хотя в вас-то я вижу многие идеалы своей молодости.

Мне вслед смотрят с опаской.

Как же горько носить такое прозвище: ''Последний миррен''.

Знаю, скажете — десятки, может сотни миллионов людей говорят на этом языке. Говорят. Скоро забудут. И выучат грэдский или кэртерский. Или ещё какой-нибудь. Стены городов можно отстроить вновь, пробоины в броне заварить. Но если общество утратило идеалы — то оно мертво. Как мертво наше.

Горько признавать, что вера твоего врага оказалась истиной. Пусть и не за веру сражались мы.

Патриот-то он, может, и патриот. И верует искренне, не понятно только, как он вышел на колонистов, и завязал с ними торговые отношения. Но явно человек, имеющий твердые убеждения, и откровенно использовать себя он бы не позволил.

Соблюдать при приеме официальных лиц массу протокольных формальностей — национальная мирренская черта. Так что, церемония встречи главы иностранного государства отложена на завтра. Утрясают разнообразные детали.

М. С. обожает шокировать, но и в грязь лицом при случае не ударит, и парадная генеральская форма в штабной машине найдется. Пока же, по причине жары, в шортах, рубахе с короткими рукавами, сандалиях на босу ногу, да пробковом шлеме куда как сподручнее. Через плечо — ремень с кобурой, привычная полевая сумка, да рация в кармане.

Остальные одеты подстать ей, только офицеры всё больше в кепи для жаркого климата, а рядовые в чем-то вроде бурнусов. Глядя на некоторых, довольно сложно установить звание, так как форма ограничена шортами, сандалиями да кепи.

На фоне блестящих солдат города (саргоновцы уже успели окрестить их пингвинами, и есть за что — граненые белые фуражки с черным околышем, черные мундиры с тремя десятками надраенных золотистых пуговиц, белые брюки с такими стрелками, что можно порезаться, лакированные ботинки, у офицеров ещё и лайковые перчатки, и держаться так, словно жара им вовсе нипочем) солдаты грэдской армии смотрятся не очень. Откровенно блекленько смотрятся грэдские солдатики. В степи и банды попадались получше разряженные. Раньше мало кто из солдат мог видеть ''пингвинов'' — только жившие в столице, да некоторых других городах могли помнить застывшие словно изваяния фигуры у дверей посольства. Фронтовики помнили других мирренов. Сначала в желтовато-зеленой форме и оливкового цвета касках, а ближе к концу — в покрытом ломаными линиями и причудливыми разводами камуфляже. Почти таком же, как твой собственный.

Кому-то, кто плохо знал саргоновцев, они и могли бы показаться блекленькими. До первой стычки с ними. И если повезло унести ноги, то далеко вперед разнесется слава. Ибо невзрачные солдаты страшны в бою немногим меньше, чем их бронетранспортеры и танки.

''Пингвины'' сдержанно ухмылялись, глядя на патрули. Ухмылялись недолго, и вскоре резко поскучнели, увидав широченные морды пятиосных тягачей, а когда присмотрелись, что погружено на трейлеры... Пингвины водятся и в тропиках, но миррены сейчас напоминают как раз знаменитых императорских антарктических птичек, каким-то шутником привезенных на экватор.

Пересчитывая количество тягачей и прочих машин, ''пингвины'' обалдевают все больше и больше. А техника всё не кончается, и не кончается.

А мы пока погуляем. Благо миррены маршрут для кортежа так по городу проложат, что самого интересного всё равно не увидишь.

Агентура тут у нас имеется. И доносит много того, о чем вряд ли захотят распространятся официальные лица города.

Оказалось, что город может посетить любая группа до тридцати человек, даже с оружием, но без бронетехники, и восемь джипов покатились к городу.

На въезде с бетонного столба привычно скалится геральдический котик типа лев горный безгривый. Щит под ним девственно чист. Странно. Миррены, да поменяли у себя форму правления. Хотя и известно, что в городе нечто вроде олигархической республики, но все-таки не привычно видеть геральдический щит чистым. На щите раньше изображалась цифра — год правления нынешнего императора.

Знаменитый на всю степь вплоть до грэдских границ, Вольный рынок. Насколько хватает глаз, тянутся прилавки. Найти здесь можно все, и у тебя купят все, и не спросят откуда. Над контейнерами тут и там на шестах развеваются флаги. Из хрипящих громкоговорителей вылетают обрывки популярных лет десять назад мелодий. Шумит пестрая многоголосая толпа.

Примыкает к Вольному скотный рынок. Шумит он не меньше, но четвероногие да пернатые в основном эффект создают. А так публика там степенная, солидная. В знаменитых мирренских шляпах и с пистолетами в отделанным серебром кобурах. Владельцы крупных поместий, стремительно превращающиеся в феодальных князьков. Чванливые, невежественные, но за свой кусок земли готовые вырвать глотку любому. И вырывание происходит частенько: земли-то каждому охота побольше, а осваивать пустоши дорого и опасно, гораздо проще нанять в городе, или степи вооруженный отряд, да отобрать что-нибудь у соседа. Проблема в том, что и сосед может сделать тоже самое. Так что пистолеты эти крепкие хозяева вовсе не для красы носят.

Почти у рвов, окружающих город, возвышаются самые солидные постройки. Туда пускают не всех, идет там торговля серьезными вещами: крупными партиями оружия и наркотиков, ''табунами'', как здесь принято говорить, рабов.

За Вольным рынком ещё не город. Полу город, как здесь говорят. Живут там нужные городу пришлые, в силу каких-то причин не способные купить полноправного гражданства. Часть Полу города, названием Весёлый район, известна по всему миру. Здесь крупнейшие бордели и игорные дома. Клоакой мира зовут этот район те, в ком человеческого больше чем животного. И всеми силами рвутся туда те, в ком звериная сущность прорывается наружу.

В Веселом районе с утра тихо. Фонари не горят, витрины, где чуть позднее будут предлагать себя шлюхи всех цветов и возрастов, задернуты металлическими ставнями. Прохаживаются такие знакомые по карикатурам полицейские в граненых фуражках. У большинства — брюхо такого объема, что не в каждую дверь пройдет. Явно им делать нечего. Уличной преступности тут нет, а что внутри борделей творится — так на то охранники есть.

Пустые глазки с заплывших жиром лиц смотрят вслед катящимся джипам с красными звездами с черным кружком в центре на капотах. Где-то в дальних уголках мозгов, за мыслями о пиве, шлюхах и козле-начальнике, на доли секунды воскресает старый страх. А у кого-то — гордость и ненависть. Секунда прошла, и джипы скрылись за поворотом. И проблески мыслей угасли. Тут и не такие гуляют. А пиво с утра для здоровья так полезно.

Начался собственно ''Город'', почему-то до жути напоминающий М. С. районы, виденные в другом мире. Острословы в России начала XXI века называют их ''Гетто'' или ''Бедные кварталы''. Только из гетто стараются никого не выпускать, а в эти наоборот — не допускают посторонних.

А так почти тоже самое — маленькие и уютные домики (маленькие, если с летней резиденцией Тима сравнивать). Высоченные заборы с претензией на статус крепостной стены, колючая проволока поверху. Кирпичеобразные физиономии не обремененных интеллектом охранников. Даже камеры слежения (явно заокеанского производства) кое-где торчат. А где их нет — те же функции выполняют знаменитые мирренские беленькие собачки с фигурой поросенка, крысиной мордой и людоедским характером. Особо богатые на купленных в степи рабах собачек натаскивают. Что бы, значит вкус крови знали, и как следует сторожили.

Внутри — обстановочка нечто среднее между антикварной лавкой и складом вещественных доказательств по делам о крупных хищениях. Роскошь — где безвкусная, а где и с претензией на знакомство с дворцовыми архитекторами. И главное, что скрывают высокие стены — пороки хозяев, среди которых натаскивание на человечине псов далеко не самый тяжкий.

Здание острохарактерной архитектуры. До сегодняшнего дня виденное только на картинках. Заборчик, впрочем, самый обыкновенный, бетонный с колючей проволокой по верху. Торчат из-за забора кроны причудливо подстриженных деревьев. А на заборе приветливо и чересчур вызывающе вертятся камеры наблюдения.

Только на тяжеленных воротах — такой знакомый герб с волшебным цветком... Хризантема их, что б ей провалится! Хотя это ведь просто герб того, что раньше называли кланом. А сейчас...

Только вот непонятно, откуда здесь взялось это самое прямое нарушение 5-го и 12-го пункта Договора, пятый признает всю Великую Землю сферой безусловного влияния грэдов ну а двенадцатый прямо запрещает основывать посольства и создавать поселения где-либо без предварительного согласования сторон.

Агентура и раньше доносила о существовании в городе так называемого ''Кэртерского подворья'', но не могла добыть никаких сведений о характере их деятельности.

Джип М. С. остановился напротив ворот.

Стоит, покуривая. Какая бы у обитателей этого милого местечка не была бы выдержка, но мало кто любит, когда у твоих ворот шатается довольно много вооруженных людей. С характерной внешностью и непонятными намерениями.

Выдержки хватило минут на пятнадцать. Дверца рядом с воротами распахнулась, и появился охранник. Ушастенький. М. С. прищурилась — знаки различия есть. Но не армейские. Довольно странно. Особенно если учесть право некоторых кэртерских аристократов на содержание персональных вооруженных отрядов.

Охранник что-то спросил у одного из солдат, и направился к джипу.

М. С. даже окурок гасить не стала.

Несколько секунд внимательно разглядывал её.

— Вы находитесь на границе частного владения, и нарушаете покой хозяев. Я прошу вас назвать цель своего пребывания, или немедленно покинуть территорию. — сказано на великолепном мирренском. Кто бы сомневался.

— Интересный архитектурный стиль. Подражание позднему периоду ''Весны и осени'' не так ли? — певуче изрекает М. С. на древнем наречии.

Охранник качнулся. Собственное древние наречие — единственный язык, плохо дававшийся полиглотам-кэртерцам. Услышать фразу на нем от грязной аборигенки... Но выдержки можно позавидовать.

— Назовите ваше имя, благородный путешественник, — тоже на древнем наречии.

— Мое имя вам скажет о многом, ибо оно и так несомненно известно вам. Свет очей моих откроет вам имя мое.

Хотя и так не сомневается — ушастенький ещё за вороты не выйдя уже знал, кто перед ним. Ладно-ладно, мы тоже в поздний феодализм поиграть любим. Надо же, тот даже сделал вид, что присматривается.

Охранник что-то торопливо заговорил в блестящую бусинку микрофона. Прослушал ответ.

— Хозяин мой приглашает вас насладиться ароматом летних цветов.

— Не смею отказывать в столь любезной просьбе. Прошу не отказывать в гостеприимстве и сопровождающим меня.

Журчат фонтанчики. В маленьких прудах плещутся яркие рыбки. Причудливо изогнутые деревца. Живописно сложенные камни. Песчинки на дорожках и то уложены с микронной точностью. Где-то играет тихая музыка.

Просто идиллия. Если не начинать выискивать динамиков в траве.

А вот и хозяин стоит на террасе. Отменно сложенный высокий мужчина. В традиционном белом одеянии с широким чёрным поясом с золотым кругом с изображением пресловутого золотого цветка. Ну и драгоценный меч разумеется. Правда, только один, и короткий, позволенный в древности всем свободным. Старинная привилегия — длинный меч может носить только принадлежащий к сословию воинов. Для боя с равным служит длинный меч. На незнатного хватит и короткого. И только знатнейший носит два длинных, надевая иногда ещё и короткий — в качестве своеобразной насмешки над слишком спесивыми носителями длинных мечей — величайший позор, потерпеть поражение от короткого меча знатного человека.

Надменное, властное и гордое лицо. Буквально сквозит во взгляде груз прожитых лет. Но он не стар. И не состарится ещё долго. Вельможа высочайшего ранга. Опытнейший дипломат и военачальник. Хотя и не из военного сословия. А статус и вправду, высочайший. У них гражданские чины и военные нельзя сравнивать. Они считаются иными. Однако М. С. в силу привычки всегда переводит чины в привычную иерархию. Если Кэрт был когда-то генералом, то сейчас перед ней главный маршал рода войск, самое меньшее. Правда, если коснуться вопросов знатности и благородства, то как раз маршалу до Кэрта как до звёзд.

Глянь кто сторонний — не блекло, а вовсе бесцветно смотрелась бы М. С. на фоне кэртерского великолепия. Между двух Великих океанов далеко не каждый знает, кто он. Но каждому известно, кто она.

— Обойдемся без церемоний, — начал он по-грэдски. — У вас имеются некоторые вопросы относительно данного места, и моего пребывания в нем. Данное владение полностью соответствует договору, а конкретно, третьему пункту 22-й статьи. Это мое личное владение, приобретенное в полном соответствии с местным законодательством, и не пользующиеся правами экстерриториальности. И прибыл я сюда по деловым интересам клана. Так что дипломатических осложнений, думаю, не возникнет.

Кого за дуру держишь? Или за столько лет снобизм слишком развился? Впрочем, и самой надо было внимательнее быть. Дырку, не дырку, а лазейку в договоре прохлопала.

— Уважаемый, — заговорила М. С. древней речью, — ваш весьма высокий статус полностью не соответствует убожеству этого места, и ничтожности местных обитателей. Даже могущественнейший из кланов не в состоянии посылать столь важных представителей в подобную глушь. Так что позвольте усомниться в истинности названой цели визита.

— Вы чрезвычайно проницательны для вашего возраста, но смею вас заверить, характер моей деятельности ни в коей мере не несет ущерба контролируемую вами государственному образованию, и тем более, не противоречит договору.

— Моей проницательности вполне хватает для занятия весьма разнообразной деятельностью, характер которой во многом и обусловил заключение договора на данных условиях. И я являюсь полномочным представителем одной из сторон, подписывавшей договор. Вы же, с точки зрения полномочного представителя, являетесь лицом без полномочий, грубо нарушающим, как уже отмечалось выше, ряд основополагающих положений договора. Поэтому, я как полномочный представитель, в полном соответствии с соответствующими статьями договора, направляю официальный запрос вашему правительству. До прибытия представителей контрольной комиссии, я объявляю вас задержанным, как лицо, находящее за пределами договорных территории без документов, дающих данное право.

По холеной щеке сползает капля пота. С каким угодно саргоновцем он попытался бы договорится. Запугал бы, заболтал или банально подкупил. С каким угодно. Но не с ней. Атакован в собственном особняке. Внезапно. И кем!

Однако, почуял, что М. С. тоже вовсе не горит желанием разрешать явное нарушение договора в полном соблюдении с духом и буквой этого же договора. А перспектива вербовки чиновника подобного ранга — сказать что заманчива — не сказать ничего.

— Я не являюсь официальным лицом, и могу путешествовать где мне вздумается. К тому же, я достаточно высокопоставленен и влиятелен, что позволяет избегать многих формальностей.

Тут-то он прав, но ведомство где он формально числится, таких прав не имеет. Только он не уверен, знает это собеседник. А собеседника терзают мысли о тонкостях перевода на древний язык словосочетания Стреляный воробей.

— Но это не дает вам прав нарушать договора. Поэтому, я, как полномочный представитель одной из сторон, в соответствии с пунктом 2 статьи 24, желаю удостоверится, соответствует ли действительный характер вашей деятельности сделанному вами заявлению о её характере.

— Не вижу никаких препятствий.

— Этот город торговый. А в нем, как ни крути, продается и покупается все. В том числе и информация. Миррены — болтливый народ. Я достаточно быстро узнаю о вас гораздо больше, чем вы думаете.

— Узнаете. Не спорю. Быстро. Но не мгновенно. И связь вы не в силах обрубить. Запрос о вашем пребывании может поступить и от меня. Вам сразу же придётся играть в открытую. Что при данном раскладе равносильно поражению.

Кэртерец предупреждает. Не угрожает.

М. С. понимает в чем дело: где-то, сами не зная где, саргоновцы прищемили этому павлину хвост. Прищемили крепко. Настолько, что он сам подставил себя под удар. Но лишь бы вытащить то, что попало к ним. Главное — чтобы саргоновцы не узнали, что к ним попало. Ценность угодившего к ним, саргоновцам не известна. И он похоже, предполагает, что в неведении им пребывать ещё долго. Но отнюдь не бесконечно.

Так что же это настолько важное? М. С. лихорадочно прокручивает в памяти события последних месяцев. Где же? Где? За что зацепиться?

Вельможа высочайшего ранга по доброй воли играет роль приманки. Отвлекает её, именно её внимание, от чего-то действительно важного. Только что может быть важнее возможности завербовать чуть ли не второго чина в администрации колонии?

Ну ещё бы он видел препятствия к осмотру. Наверняка, уверен, что ничего не найдут. Садик вот наводит на определенные мысли. Типичный сад созерцания. И дом предназначен только для отдыха. Ничего хоть сколько-нибудь противоречащего букве договора здесь не может быть по определению. Штаб-квартира-то наверняка имеется, только попробуй её найти. Сам-то он от Саргоновцев прятаться не стал из-за пресловутой родовой гордости.

Но если думает, что винтокрылая птичка сама упала — то глубоко ошибается. Но не в ней же ключ! Хотя...

— Пока завершаются скучные формальности, приглашаю вас насладиться искусством кухни метрополии.

— Какой школы придерживается мастер кухни? А то от школы осеннего леса меня тошнит!

Низенький стол уже накрыт. Посуда и приборы кажутся игрушечными. А у М. С. с детства патологическое отвращение к церемониальным обедам. Судя по виду блюд, лучше не спрашивать, из чего они приготовлены. Нет, плохих поваров у кэртерцев не бывает. Только вот продукты у некоторых кухонь очень уж специфические. И гостеприимный хозяин эту кухню всем прочим предпочитает. Спросив о рецептуре, можно узнать, что изумительные фрикадельки в янтарном бульоне с ароматом хризантемы были из мышки, жаркое из кошки, а зверёк с причудливо нарезанной на спине кожицей, когда-то гавкал и весело вилял хвостиком. Изумительное мясное ассорти оказывается, приготовлено из мяса пяти видов ядовитых змей, причем обязательно убитых в пятый день первого осеннего месяца. Если к столу подавали рыбу, то лежа в тарелке, она приветливо открывает и закрывает рот. Ешь, а она пастью хлопает. Съел, а рот у рыбы всё открывается и закрывается. А запивать все это следует синим вином из змеиной желчи. У подобных аристократов на каждый прием пищи особое меню, призванное удовлетворить не только гастрономические, но и эстетические потребности. Любят наслаждение, но не неженки.

Специфичное меню, но есть вполне можно, а синее вино (подобное делали южные грэды, и оно считалось дорогим и редким) имелось среди императорских диковинок. М. С. этот напиток даже нравился. В конце-концов, если два месяца в года бурной молодости проторчать в глухой обороне недалеко от трофейной цистерны с неочищенным техническим спиртом. И каждый день видеть смерти не самых худших людей... Горе, злость, бессильная ненависть. Цистерну выпили почти полностью, и плевать что такой спирт считался отравой.

В принципе, обычный церемониальный обед при приеме высокого гостя.

Другое дело, что будь такая возможность, приправили бы блюдо медленным ядом, что бы загнулась через месяцок, и не вспомнила, какие здесь яства вкушала. Правда, и кэртерцу известно, что водились среди Еггтов талантливые отравители.

— Однако, мне до сих пор не известно ваше имя.

На тонких губах заиграла загадочная полу улыбка.

— Мое родовое имя вам ничего не скажет. Хотя... — словно окаменел взгляд. — Я назову вам боевое. Его вы наверняка слышали. Орол.

И на мгновение вновь загрохотала та ночь.

— Да... Наша встреча могла бы состояться семью годами раньше.

— Такова жизнь.

Приносят новое блюдо: кожица на спине причудливо нарезана на строго определенное количество частей. Только обладатель кожицы в прошлом не гавкал, а к разряду пресмыкающихся относился. Кэртерский деликатес, столь сильно ими любимый, что в виде тушек, а то и живьем имеющийся на всех кораблях. Дома у них вроде даже соревнования по искусству приготовления зверька приводятся. В местную фауну трофей не вписался: сказались тысячелетия селекции, и своего дикого прародителя ящерица напоминает примерно так же как хрюшка с курносым носом и волочащимся по земле пузом напоминает поджарого и наполовину хищного кабана древности. Местные корма ящерица оценила, и перед войной даже поднимался вопрос о промышленном разведении. Кэртерское имя презрели, зоологи называют зверушку Ящерица жирнохвостая трофейная, а все прочие зовут её просто трофейка.

Потом стало не до того, но маленькая ферма в окрестностях столицы уцелела, а Кэрт научил поваров возрожденного Императорского орла готовить зверушку.

Изящный наш, похоже, собирался изощренным способом обозвать М. С. варваркой, ибо кушать сиё национальное блюдо следовало строго определенным образом.

Ну, ушастый, держись!

Блюдо поставили только перед ней: все строго по этикету, как перед почетным гостем. Зверушка уже нарезана, и серебряная вилка торчит. Не знающий этикета тут же себе кусок и положит, а то и прямо с блюда лопать начнет.

В глазах хозяина играют хитрющие искорки.

М. С. демонстративно берет обеденный прибор, напоминающий игрушечный гарпунчик. Насаживает кусочек кожицы со спинки, вертит перед лицом, затем обмакивает в чашечку со светло коричневым соусом, и начинает откусывать микроскопическими кусочками. Строго по этикету!

Лицо хозяина снова становится непроницаемым. Слуга подносит к нему блюдо. Дальнейшее поедание ящерицы тоже должно сопровождаться определенным ритуалом: каждый гость съедает по кусочку кожицы, зверушку уносят, и оставшиеся кусочки укладывают уже по другому, затем гость снова съедают по кусочку, обмакивая в зеленый соус, и только после того, как блюдо приносят в третий раз, наступает черед нежного мяса.

— Я хочу узнать о судьбе оставшихся. Той зимой я летал на север. Мы высаживались... И не нашли ничего. Мертвая сталь, мертвый бетон... Но тогда я уже знал, что гарнизон погиб не полностью...

— Нас осталось только двое.

Он кивнул.

— Известно ли вам что-нибудь о судьбе моего заместителя, боевое имя...

— Я видела его смерть. И меч ушёл вместе с ним.

— Вы его видели мертвым?

— Да.

Уже забираясь в машину, вспомнила, откуда известен герб — туз-то этот из колоды Миротворца! Раньше в планетарных делах замешан не был! А участие в высадке десанта не считается. Глянуть в лицо опасности — ни один уважающий себя кэртерский аристократ или подражающий им такой возможности никогда не упустит.

С чужаками всё понятно. На первый взгляд практика древняя как мир.

За влияние в данном регионе борются группировки А и Б. Группировка А несколько сильнее. За поддержкой обращаются обе. Естественно, получает её Б, и серьёзно ослабляет А. Та в конце — концов прижимает Б к ногтю, но с очень большими потерями. И в этот момент на них наваливается какой-нибудь В, которому чужаки обещали поддержку ещё ранее, так как оказывается А и Б вели борьбу за исконно принадлежавшую В территорию.

То есть все усилия прикладываются для того, чтобы никто не стал сильным по-настоящему.

К счастью, даже сверхискустным дипломатам чужаков не по силам объединить все группировки юга материка, и натравить их на грэдов. Самим в крупномасштабную свару лезть неохота. Пока?

Как только покинули гостеприимный дом, сразу связалась со всеми гарнизонами на будущей трассе: службу нести в боевом режиме. И тут же приказала усилить гарнизоны антидиверсионными подразделениями. Этот деятель достаточно влиятелен, что бы располагать карманной армией. Как из соплеменников, как и (что гораздо вероятнее) из местных искателей приключений и солдат удачи всех мастей. Для них-то подобное время — полное раздолье.

Несмотря на весь блеск парада, и всю роскошь приема, М. С. чувствует фальшь и какую-то ненатуральность в них. Словно играют, нацепив маски регента, генералов, аристократов и банкиров. Будто по-прежнему существует империя, и вот-вот соберется двор. Играют, пытаясь убедить все вокруг, и прежде всего, самих себя, в истинности созданного ими мирка. Но под блестящей маской — пустота. И за высокими стенами особняков только грязь и мерзость обитателей, небезуспешно притворяющихся за стенами благородными и чистенькими. Стены высоки, и самые низменные инстинкты вырываются наружу. Нет веры, нет стремлений, нет моральных норм. Только порожденная богатством вседозволенность. Одна цель — получение наслаждений. Утонченное претворение в жизнь самого низменного, что скрыто в душе.

Нет энергии в этом мире. Только апатия доживающих век в тепленькой старице древних пресмыкающихся. Кипит вокруг какая-то жизнь. То здесь, то там мелькнет в кустах остренькая мохнатая мордочка. Заинтересованно посмотрит на огромную груду мяса. И исчезнет. Убежит куда-то по своим делам. Туша не заплыла жиром, вполне может встать, крепки мышцы, остры клыки. Может, и крылья найдутся... Но зачем лететь, когда можно лежать, выцеживая из воды съедобных рачков. Зачем к чему-то стремится?

Мозговые клетки заменяются жировыми. Пусть, ещё и достаточна мышечная масса.

Крах цивилизации близок.

Прав последний миррен.

И не знаешь, радоваться или огорчаться.

При встрече сказала Кэрту о ценителе хорошей кулинарии. Генерал только присвистнул.

— Надо же, боевое имя Орол. Вот этого старого интригана меньше всего ожидал здесь встретить.

— Так и этого знаешь? — спросила М. С., подумав ''старый интриган'' видите — ли. Кто же по-твоему старик, с твоей-то второй тысячей лет?

— Слышал очень многое. И то что я слышал, мне не нравится.

— Представляешь, мне тоже!

— Не язви. Дело очень серьезно. И не только для нас.

— Тогда, давай без загадок!

— Похоже, опять собираются подставить военную линию.

Мечтатели, бродяги, воины, поэты и прочие непрактичные... люди. Таковы те, кто принесли на землю столько горя.

Но не зря только мы можем носить длинные мечи! Метрополия. Там ещё не позабыли, как мы спасали их во время нашествия... Там уважают нас. И боятся одновременно. Их не тянет к звездам, они не любят опасностей. Они такие мирные и тихие. И одновременно, коварные. Они получали от нас планеты, мы получали от них корабли. И нас мало, и становится все меньше. А их много, и становится все больше. Мы рано уходим, и поздно возвращаемся. В наших семьях мало детей. А те что есть, вырастают идеалистами вроде нас. Рыцарями в торгашеском мире.

И мир меняется. Уже и наши научились предавать.

Та экспедиция... Совместная. Отчет перед советом. Голосование. Я был за. Планеты перенаселены. А условия представлялись идеальными для создания промышленной колонии. Сам участвовал в паре подобных экспедициях. Даже в мыслях не было, что доклад можно подделать. И главное ради чего! Выгода... Прибыль... Нелюбимые мной слова.

Правда, есть ещё одно... Возможно, деньги и не причем, и не подвернись вы, выдумали бы что-то иное — к примеру высадку на планету с сильной солнечной радиацией без соответствующего оборудования.

— Не понимаю.

— Конфликт ветвей. При нынешнем раскладе вещей... Будь доклад подлинным мы, руководство военной ветви, сказали бы ''Не пойдем'', и никто, никакими силами не смог бы нас заставить. Мы воины, исследователи, иногда авантюристы. Но не наёмники!

А кое-кто в гражданской ветви спит и видит, как бы сделать нас своим послушным орудием... В прошлом бывали прецеденты — мы отказывались колонизировать населенные планеты. И они ничего не могли поделать. Строить корабли — одно, служить на них — нечто другое. Живущие в домах с регулируемым климатом не могут спать на голой земле.

Военные горды. Но уже довольно давно идет процесс — нас медленно, очень осторожно и аккуратно привязывают к себе. Превращая в обычную наемную армию из худших времен клановых войн. А теперь процесс неизбежно должен ускорится. За две войны выбито слишком много представителей военной ветви, включая самых высших. А кем их заменить? Даже полный набор на планетах навряд ли позволит восполнить потери. А это значит набор из гражданских. Не говорю, что их готовить очень долго придется, говорю о другом — у воина другая мораль, вне корабля у него ничего нет. Это его дом, это его семья если угодно. И значим для него только приказ командующего да воинская честь. А мнение любого чина из гражданской ветви для него не значит решительно ничего. А интересы гражданских и военных всё чаще и чаще не совпадают. Им нужно сырье, им нужны места для поселений, им много чего нужно. Сырье нам необходимо опосредованно, как материал для постройки кораблей. Наши планеты заселены довольно скупо, так что территории нам не нужны. Но экспансию ведем именно мы, и вовсе не из меркантильных соображений, а из принципа, хорошо известного древним мореходам ''А что там, за горизонтом?''

Ослабить военную ветвь, оставить нам только привилегию носить длинные мечи. Отучить действовать самостоятельно. Рассуждать — не ваше дело. Подчинить военную ветвь. Превратить её в наемных карателей. А для этого — намеренно ослабить военных тяжелой операцией, притом с целью не захвата территории, а нанесения военной ветви руками ничего не подозревающих аборигенов, максимального урона. А пополнение неизбежно будет из другой ветви. По другому воспитанное. Послушное, дисциплинированное. Ни малейшего понятия о чести не имеющее, и относящееся к полетам, как к ремеслу. Платят — хорошо. Нас хотят разложить. Нас хотят подчинить. Нас, военных старой закалки, просто уничтожают. Чужими руками. В совете командующих кто-то из них занял мое место, брата, Кер-Ниарда...

— Это ещё кто такой? Впервые слышу.

— Возможно, именно ты его на гусеницы намотала. Он по твоей милости пропал без вести незадолго до нашего... знакомства.

И они думают только как угодить большому совету. А у него все растут аппетиты. Мы же регулятор, не позволяем кое-кому слишком разевать пасть. Мир принадлежит не только нам, в нем могут жить и другие.

— А тебе не кажется, что обеим ветвям будет весьма небезынтересно узнать о сказанном тобой?

— А кто будет говорить? Мне, изгою-изменнику, не поверят по определению. Тебе... вот тебе могли бы. При наличии доказательств. А их и нет. То что я сказал — только версия. Весьма близкая к вероятности, особенно после встречи с этим господином, но версия. Нет доказательств.

— Их надо найти. Обязательно надо. Часть Весеннего Ветра перебазируется в район нашей системы. Что-то затевается. Пусть ты с точки зрения флота, предатель, но ведь сейчас собираются предавать их.

— Опять же, нет никаких фактов. Очень бы я хотел знать, что Весенний Ветер получил из разведывательного отдела колонии. Без наличия потенциальной угрозы, перебазироваться они бы не стали.

— Силушка молодецкая взыграла, — по-русски сказала М. С., — опять решили к нам в гости заглянуть, свеженабранных солдатиков обкатать в боевой обстановке.

— Исключено. У нас нет термина, подобного вашему ''пушечное мясо''. Колония поставляет им информацию, скорее всего, сфабрикованную, о каких-то наших военных приготовлениях. Командование флота принимает меры. Но в драку не рвутся. Ученые.

Как-то в новом свете начинает высвечиваться причина свертывания операции в самый неподходящий с военной точки зрения момент. Мне представляется, Весенний Ветер, Осенний Ливень и Первая Гроза выполнив формальный долг перед гражданскими сознательно свернули операцию, дабы не допустить излишних потерь, и в перспективе, собственного ослабления.

— Думаешь, тоже стали догадываться?

— Запомни. Со времен клановых войн мы больше не воюем друг с другом. Какими бы хитрецами не были чины из большого совета никто из них не планирует гражданской войны даже в самой долгосрочной перспективе. К тому же... в большом совете почти все помнят те жуткие времена, когда каждый носил длинный меч. Помню и я... Страшнее времен в истории нашего мира не было.

— Зато некоторые явно не откажутся против маленькой победоносной войны против зубастеньких аборигенов.

— Типун тебе на язык, — ответил по-русски Кэрт, — тебя-то в плен теоретически взять могут, а меня и без теории удавят, причем моими же кишками.

Дома, как того и следовало ожидать, полный бедлам. Виновница, разумеется, Дина. Тринадцать лет, высоченная, уже видно, что красавица под стать матери будет. А по жилам вместо крови огонь перемешенный со ртутью бежит. Энергии переизбыток. Несмотря на отсутствие родительской любви, она весьма и весьма балованный ребёнок. Бывающие у М. С. всегда восторгаются, какая она миленькая да умненькая. Что вполне справедливо, миленькой она казаться умеет. Когда захочет. Кэрдин частенько дарит дорогие подарки. Да и от тётки кое-что достаётся. И Кэрт о ней не забывает. Вниманием деда тоже не обделена. Если от кого и попадает по шее — то от Марины. Да и то очень редко. Но всегда за что-либо сверхвыдающееся. Вся обслуга дома (не считая охраны — пять человек) сквозь пальцы смотрит на её шалости. Есть, есть в ней какое-то своеобразное обаяние.

Ум при ней, но как-то странно устроенный. Учиться — учится отлично. Ниже среднего — только рисование. Ну да про неё ещё мать говорила, перебирая детские каракули ''Это будет художница от слова худо''. Но сколь отлично она учится, столь же отлично и хулиганит. А за время отсутствия М. С. распоясалась окончательно.

На всех входах в дом давно стоят металлоискатели. И звонят они чаще всего в честь Дины. Чего она только не притаскивала домой! Охрана продемонстрировала очередную ''коллекцию''. Наиболее ''выдающийся'' экземпляр — кремнёвый пистолет позапрошлого века. И где она его только откопала? Остальное — стандартное оружие. Кое-что даже исправное. Доложили так же о найденном ''схроне''. В нём ни много ни мало — ящик тола. Просроченного. Дина в своём репертуаре.

В завершении концерта начальник охраны продемонстрировал ''Инструкцию по борьбе с Диной'', завизированную им лично, а так же Мариной и Рэтерн. Марина не поленилась даже Печать Еггта поставить. Гриф гласит: ''Приравнено к полевому уставу. Обязательно для изучения всем личным составом''.

Чем-то она Рэтерн насолила. По крайней мере, та с ней не разговаривает. Марина тоже говорит о Дине с плохо скрываемым злорадством. Предвкушает, как той скоро на орехи достанется. Воплощение невозмутимости Марину из себя вывести! Это надо постараться!

М. С. забыла, в каком классе начинают проходить химию... А Дину химия заинтересовала. И даже очень... Взрыв слышали за несколько кварталов. Пожар к счастью, удалось погасить быстро. В тот раз Дина отделалась фингалом под глазом, который перед отъездом М. С. ещё не до конца прошёл.

Или это ей в драке поставили? Она по-прежнему дерётся как не всякий мальчишка. И фингал далеко не первый. А взрыв первый. Пока.

У М. С. появились нехорошие предчувствия, и в комнате Дины решено учинить форменный обыск.

А отыскать что-либо у подобного ''дитятка'' весьма непросто даже квалифицированному специалисту по проведению обысков.

На дверях красуется свистнутая с трансформаторной будки табличка ''Не влезай — убьет!'' с черепом и костями. Над ней — другая, самодельная: ''Здесь живу Я — Дина V Еггт Неповторимая. Кто желает войти сюда, пусть внимательнее читает написанное выше. Я предупредила.''.

Беспорядок в комнате феноменальный. Стены вкривь и вкось завешаны схемами оружия. В аквариуме сидят мохнатые тропические пауки, их до смерти боится Рэтерн. А Дина бывает по дому разгуливает с восьминогой тварью в руках. Гладит и чуть ли не целует. Зрелище не для слабонервных. В другом аквариуме — белые мыши. Корм для пауков. Мышей терпеть не может Марина. На полу — свалка всевозможного барахла от толстенных романов до пустых пулемётных лент. На подоконнике цветочки. Кактусы. В очень интересных ''горшках'' сделанных из касок. К иным ножки из патронных гильз припаяны. Надраенной медью блестит заряд от 150-мм пехотного орудия. Из него произрастает какой-то вьюн. Вместо веревочки использован солидный кусок колючей проволоки. Также на подоконнике пребывает гипсовый череп с торчащей из него свечкой. Столов два. Один вроде бы письменный, так как весь завален бумагами, исписанными ручками и огрызками карандашей. За вторым Дина либо мастерит какую-нибудь пакость, либо химичит. В прямом смысле слова. Даже вытяжную вентиляцию пришлось проводить.

Вообще, руки из нужного места растут. Только чересчур шаловливые, ручонки-то эти.

С год назад смастерили они кое-что. В коридоре на первом этаже стоят оставшиеся от прежнего владельца дома бутафорские латы. И совершенно не подходящий к ним шлем с маской. И ''дитятко'' решило подшутить. В шлем вмонтировала мощную красную лампу с аккумулятором. В латы — магнитофон с записью волчьего воя и звуков бури. Включение всего этого дела засунула под одну из половиц пола. Одновременно туда подвела и выключение света. В коридоре нет окон. И наступив на половицу человек оказывается в кромешной тьме. И видит перед собой два красных глаза да слышит нечеловеческий вой. Слабонервным инфаркт обеспечен. По стилю шуточка явно нацеливалась на добродушную и трусоватую Рэтерн. К несчастью для Дины, на половицу наступила Марина... Она вовсе не злая. Но нервы стальные. И с причинно следственными связями проблем не возникает. Устройство втихаря демонтировали. До утра вундеркиндер ничего не понимала. А утром не смогла поехать с одноклассниками за город, так как у неё начался жестокий понос. Дина практически не вылезала из комнаты размышлений. Марина во второй половине дня стучит в дверь и интересуется: ''Сидишь?''

''Отстань!''

Марина злорадно усмехнувшись, просовывает под дверь несколько пакетиков из-под слабительного и сообщает:

''Это мое последнее, и вовсе не китайское предупреждение..."

Насчет истории Китая и характера двоюродной сестры в головке Дины все в порядке, и до конца прошлых летних каникул вундеркиндер (дома) воздерживалась от своих штучек.

Со шкафов и из-под неубранной кровати выглядывают разнообразные предметы одежды. Особое ''умиление'' М. С. вызвал висящий на люстре лифчик. Там он оказался потому, что Дине уже просто мал.

А вот и наша красуля. М. С. посмотрела на племянницу с плохо скрываемым сарказмом. Дочь Софи-Елизаветы это нечто весьма живописное. Глаз (другой) естественно подбит, но смотрит весело. Выгоревшие на солнце волосы стянуты в хвост на макушке. Пятью или шестью разноцветными резинками. Одна прядь ниже плеч вся унизана яркими бусинками. Сама загорела до черноты, нос облуплен. На футболке — конский череп. Шорты перетянуты армейским ремнём с бляхой. На поясе — пустая кобура и ножны. Не пустые. На каждой руке по шесть или семь браслетов. Какие пластмассовые, какие из бисера, какие деревянные. На одной руке — белая перчатка в сетку. На другой — армейская кожаная без пальцев, но с металлическими заклепками.

Дальше рассмотреть не удалось. Дина с радостным визгом бросилась любимой тетке на шею. Тяжёленькая! Несмотря на её худотьбу.

Когда первые восторги прошли, М. С. повнимательнее взглянула на Дину... В обморок не упала. Хотя есть отчего. Ко всему прочему девчонка ещё и накрасилась. Тени, помада, пудра, тональный крем... Полный набор из арсенала матушки. Только та от скуки статьи в женских журналах о искусстве макияжа писала. М-да, доченьке автором подобных статей явно не бывать.

Синяк бы хоть заштукатурила. А то, небось, в темноте светится. Матушка тоже, бывало, с подбитым глазом хаживала. В этом же, примерно, возрасте. Хе-хе. На ногтях лак чёрного цвета с блёстками. А ноготки какие обломаны, какие обгрызены. На ногах босоножки... И там ногти накрасила! В зелёный цвет! Да ещё чёрные чулки в крупную сеточку! Да поверх них розовые, и тоже в сеточку носочки! И финальные номера программы: Нижняя губа проколота и в ней металлическая бусина. Футболка снизу обрезана и что-то там в пупке вызывающе поблёскивает.

Сейчас будет ледовое побоище утром стрелецкой казни на Куликовом поле.

— Так. Физиономию вымыть. Лак удалить. Эту пакость снять. Переодеться. Кру-гом.

Вы-полнять!

Разворот выполнен образцово. Сзади на шортах серебряным бисером вышит контур летучей мыши. Интересное расположение крыльев.

Дочь Софи и вправду нечто. С какой стороны не посмотри.

А смотришь-то на неё, как на смену. Глянь в зеркало! Так же до черноты загорела. И волосы — где выгорели, а где так, седые уже. Такие же армейские шорты и рубаха. Только на ногах — сапоги до колен. Кобура, полевая сумка. А на голове — пробковый шлем с противопыльными очками.

А она... Она не только и не столько дочь Софи. Даже и не Софи. А той, другой, Катти Сарк. Лихой и бесшабашной лётчицы, способной крутить фигуры высшего пилотажа в паре метров от земли, и из озорства пролетать под мостами. Тот материнский огонь без остатка достался дочери. А другой — не достался.

Но никто и не скажет, что на Дине природа отдохнула.

Это матушка-то была не два, а десять в одном. А вот дочка одна. Правда, огня в ней на десятерых. Возможно, и в квадрате.

Пока Дина отмывалась, заглянула Рэтерн. Парой слов перекинулись. Вид у неё довольный-предовольный. Она далеко не тихоня. Равно как и Марина. Но им обеим никак не унять этот огонёк. Дурной пока. Кажется не только она, но заодно и Марина, равно как и вся охрана чувствуют себя отомщёнными. Дала им Дина жизни.

Обыск дал следующие результаты: нашлось два автомата без затворов, с полтыщи патронов различных калибров, десантный нож, танковый перископ, четыре боевых гранаты, целый мешок разнообразной косметики, наиболее тщательно оказались спрятаны сигареты. Причём любимой марки Софи. Да ещё и такой знакомый янтарный мундштук вдобавок! Явно, презент императора!

Косметика, гранаты и сигареты незамедлительно конфисковали. Мундштук, из принципа, оставлен.

Затем заглянула в дневник, валявшийся посреди комнаты. Содержание довольно своеобразное: практически по всем предметам (кроме рисования) идут почти исключительно отличные отметки. Но зато по поведению — единица. Причём стабильно. Из месяца в месяц. Стоял бы и ноль, если бы такая оценка существовала. Да, ''нуля'', а то и чего отрицательного, красуля вполне заслуживает: Каждый день: либо драка, а то и не одна, либо стандартная запись ''ведёт себя безобразно'', а то и пространное сообщение о пожаре в классе. А вот и более интересно замечание: обоих псов привела и в коридор выпустила.... Вообще-то псы эти страхолюдные к детям очень добрые. Но не все про это знали. Перепугала красуля всю школу.

Итог года закономерен: по учёбе чуть ли не первая в городе, а возможно и в стране. Всевозможных грамот за победы в различных олимпиадах — комнату ими уже можно как обоями оклеивать. Их получение уже давно превратилось в скучную обязанность. Они просто по полу валяются — столько их накопилось. Некоторые словно перечёркнуты надписями. М. С. пригляделась. Написано следующее : Veni, Vidi, Vici ! Гай Юлий Дина.

До чего остроумно! Просто слов нет!

А итоговая оценка по поведению за год всё-таки ноль! Не иначе специально для неё введена подобная отметка ''достижений''! Объяснение прилагается: в актовый зал, где проходил выпускной вечер старших классов Дина въехала верхом на огромной свиноматке. Та была крепко не в духе, и достаточно быстро избавилась от всадницы. Но во что превратилась её ловля! И что она натворила в актовом зале!

Дину в тот вечер так и не поймали. Проведённое по горячим следам расследование дало следующие результаты: несколькими днями ранее в доме М. С. сменилась охрана. Дина не могла этим не воспользоваться пока новые солдаты ещё не успели изучить её нрав. Свистнула пару чистых бланков с печатями канцелярии, и написала накладную на получение живого мяса и ящика пива. С этой ''накладной'' явилась на кухню, помахала ей перед носом работавших там солдат, и потребовала машину, попутно намекнув, что угостит пивом.

Втроем отправились на крупную ферму. Там конечно, удивились, но накладная казалась подлинной. Свинку погрузили в машину и отправились в цирк, где раздобыли предназначенную для хрюшек сбрую. Как это свинья Дину не покусала, пока её в сбрую запаковывали, осталось тайной, покрытой мраком. Свинью выпустили у школы, а Дина ещё и вручила солдатам по увольнительному билету на двое суток (поддельному) украшенному её личной подписью (самой что ни на есть подлинной). И презентовала им тот самый ящик.

У многих выпускников, а также их родителей, естественно появилось желание как следует выдрать Дину. И они направились к ней домой. А красуля успела раньше, явилась мокрая и грязная с белыми от ужаса глазами и сообщила охране о готовящемся нападении повстанцев. Смертельный испуг изображался сверхнатурально. Так что даже не возникло вопросов что за повстанцы, и откуда они взялись. Дом стоит несколько на отшибе. Связи с городом нет (она ещё и телефонные провода порезать успела). А у радиста была увольнительная. Охранники уже собирались доставать из оружейной пулемёты. Дина пыталась руководить организацией обороны....

Во время переговоров с ''повстанцами'', чуя что дело для неё пахнет керосином, и не дожидаясь пока ряды желающих ободрать ей уши пополнятся ещё и парой десятков солдат, вундеркиндер вскочила на мотороллер Рэтерн и рванула прямёхонько к казармам императорской гвардии. Очевидно, рассчитывая самое малое поднять там бунт и двинуться на штурм собственного дома. К несчастью, гвардейский полковник, то есть император оказался на месте. И в живописную историю внучки не поверил, приказным порядком отправив её спать. Благо на дворе уже глубокая ночь. О масштабах художеств сообщили только утром... Может он и хотел провести воспитательную работу, но предусмотрительная Дина умчалась ни свет, ни заря.

Прямёхонько к Кэрту, а генерал как раз в этот день отправлялся в инспекционную поездку на побережье. И навязалась в попутчицы. А поездка должна занять почти месяц. И генерал решил, что такая отличница вполне заслуживает путешествия на море в качестве награды за успешное завершение учебного года. А на оценки по поведению он принципиально не смотрел. Дней десять назад только и вернулась.

М. С. тряслась от смеха пока это всё читала. Хотя и смешно, а урезонить девчонку надо. Вопрос только как? Ведь и правда комок живого огня.

Выяснилась и ещё одна презабавная вещь: в своей школе, среди сверстников, да и не только, Дина пользуется непререкаемым авторитетом. А все драки затеваются исключительно с мальчишками из других школ. В своей, похоже, всё что можно доказать кулаками, Дина давно уже всем доказала.

Стало понятно и как она умудрялась совмещать наставление синяков с формой отличницы. В описании школьной формы сказано, что на занятиях ученики должны быть, кроме всего прочего, в брюках или юбке. Вот эта разумница и придралась к ''или''. И на основании этого ''или'' и стала ходить в школу в брюках. В них драться сподручнее. Юбки она тоже носит. Иногда.

Старая гвардия уходит. И не поделаешь с этим ничего. Время властно почти над всеми. Ты видишь, как они стареют. А сам выглядишь молодым и бодрым. Хотя и устал не меньше соратников.

Хоть уходим не в пустоту. Подрастает смена. Не потух в них наш огонь.

Тот же огонёк Дины и присущее ей лидерство. Куда-то оно её заведёт? Да далеко, пожалуй. Очень далеко. Она помешана на старой славе. И своей причастности к ней.

Девчонка совершенно не воспринимает живописи матери. И явно с чужого голоса поёт фразочку: ''картина — это два кило красок, размазанных по холсту''.

Однако, фотография бравой лётчицы возле испещренного звёздочками истребителя у неё над кроватью висит.

Знать не желает про картины Софи, но с гордостью сообщит о количестве сбитых ей самолётов и расскажет о самых известных воздушных боях ''Катти Сарк''. А будет время — так и о всех остальных.

Тоже немало, но и не так много, как хотелось бы.

На ''обыск'' она совершенно не обиделась. И вскоре явилась поделиться своими секретами, а на деле попросту посплетничать.

Первое с чего начала — рассказала о та-а-а-ком красивом парне, спрашивавшем о Рэтерн. Думать надо у кого спрашиваешь! Ну, есть у неё чёрточка — врать с самым невинным выражением лица. И ангельской улыбочкой. ''Ангелочек''-то на деле ещё тот. С крылышками перепончатыми.

Наплела Дина с три короба: Рэтерн сделала родной сестрой Марины, дочерью М. С. от Кэрта. Добавила про выдающиеся таланты в рукопашном бою и фехтовании. А так же увлечение ветеринарией. В то время невдалеке какой-то толстый кот пробегал, и Дина не моргнув глазам показала на него и сообщила — ''Наш. Рэтерн его сама кастрировала''. Парня она больше не видела.

— Я тебе за такие шуточки уши вытяну — в три раза длиннее, чем у неё будут.

— А что? Они ведь похожи.

Устами младенца.... дьяволёнка. Марина и Рэтерн постоянно ходят вместе, одеваются похоже. И даже причёски почти одинаковы. И никто не поймёт, кто под чьим влиянием.

— И как это он тебе поверил? — саркастически поинтересовалась М. С.. Даже без ''камуфляжа'', большей части украшений и в футболке нормальной длины Дина смотрится довольно причудливо. Ещё причудливее смотрелась бы только боящаяся крови Рэтерн со скальпелем в руках.

— А я это. Из школы шла, — отвечает Дина грызя яблоко.

Понятненько. В форме выглядит хрестоматийной отличницей. Только что без очков. Серенькая юбка, такой же жилет, белые рубашка и гольфы да чёрные туфельки. Причёска — хвостик на затылке. Правда, лучше умолчать что может случиться с тем, кто попробует за хвостик дёрнуть. Украшения и экстравагантные прически в школах прямо запрещены.

А так просто ангелочек. С ясным и честным взглядом, не умеющим лгать. Правильная девочка из правильной семьи.

Вот только рожки с копытцами у ангелочка давно уже прорезались. Пора браться за напильник.

— Ты знаешь, ещё одна такая шуточка, и твоих пауков будут кормить чем-то иным.

— Чем именно?

— Я тебя им на корм пущу, юмористка.

— Не пустишь.

— Хочешь проверить?

— Не-а.

— Значит, уяснила?

— А может, он мне самой понравился.

— Соплива ещё, — сказала М. С., а про себя подумала ''Как ни крути, а пауки скоро кончаться. Начнутся мальчишки. И прятать будет не сигареты, а резиновые изделия. Годы летят''.

Возлежит поперёк кресла, свесив ноги, и догрызает яблоко. Хороша всё-таки, чертовка! Проказница, каких поискать. Безобразничает явно в пику двум старшим и таким правильным сестрицам. Кстати, к вопросу о их правильности.

— Ты пока только этого прогнала, или как?

— Пока да, но может быть, я чего-то про кого-то не знаю, — загадочно ответила Дина.

— Ты лучше пока о себе доложи. Например о том, что в саду закопала.

— Они что, все три нашли? — беззаботным тоном поинтересовалась Дина, из чего М. С. заключила — охрана обнаружила все тайники этой шустрой девчонки.

— Пока один, другие ищут.

Понимающий кивок. В ближайшем будущем тайники непременно появятся.

— И что ты мне сделаешь?

— Сделаю. Такое сделаю. Ввек не забудешь. — М. С. заинтересованно взглянула на эту развесёлую жизнерадостную мордашку. Искреннее удивление. И ничего больше. Посмотрим, как дальше удивляться будет.- Музыкой заниматься заставлю. Будешь сидеть и гаммы разучивать.

Светло-карие глазки удивлённо округляются. Испуг и в самом деле неподдельный. Не будь хвоста на макушке, ещё бы и волосы дыбом встали.

Попала! Цель горит! Прямое попадание!

Дина ненавидит всю музыку. Особенно классическую. Ненавидит ровно настолько, насколько её любит Марина. Сюжет для фильма ужасов: Дина за пианино! Чуть ли не умоляющий лепет:

— Не надо!

— Ещё раз найдут курево с косметикой, или увижу какой-нибудь пирсинг — отдам в консерваторию. На казарменное положение!

— Не надо! — похоже, заклинило.

— А ещё Золотую Змею отберу. В своём сейфе закрою и отдам только когда вырастешь.

— Не надо! — точно заклинило.

В углу комнаты Дины вделан в пол сейф. В нём храниться легендарный меч. И наличие этого меча позволяет Дине считать себя практически взрослой. Ей доверили такую прославленную вещь! Так что угроза своё действие возымела.

Правда, у неё есть ещё несколько мечей. Не столь ценных. Но все боевые.

Немного попыхтев, Дина принялась выторговывать себе более почётные условия капитуляции.

— Марине ты краситься позволяла. — сказала чуть ли носом не хлюпая.

Что верно, то верно. Но у той-то эта привычка была профессиональной и с весьма раннего возраста. М. С. об использовании косметики Мариной никогда не задумывалась. Действительно, та в тринадцать лет уже красилась. Но уж если на то пошло, она в этом возрасте макияж накладывала, считай профессионально.

А то, что Дине пришлось уничтожать на своей рожице, напоминало боевую раскраску дикарей. Ну, в крайнем случае, камуфляж десантников.

— Тетя, а почему ты не маршал, а только генерал? — с невинной улыбочкой интересуется Дина.

Она чаще всего называет М. С. матерью, и значительно реже теткой. И то в основном когда докладывает о каких-либо школьных проказах. Самой ей такой вопрос в голову не приходил. А ребёнку лучше ответить. Пока чего-нибудь посерьёзнее не спросила.

— Маршал... Брюхо у маршала в башенный люк не пролезет, вот почему. Лично мне приходит на ум что-то такое массивно-тяжеловесное. И, как правило, на заслуженном отдыхе. А я на покой не собираюсь. Важно, что ты есть, а не то, как называешься. Я М. С. и неважно, какое у меня звание. Важно, что я делаю. И только это. А гоняться за любыми наградами — не очень умно. Дело надо делать потому что оно есть. А не думая ''А что мне за это будет''. Это ко всему относится.

Звание я заработала. Для субординации мне вполне хватает. Больше — незачем. Пусть по делам судят.

— А если их нет, дел этих?

— А вот так не бывает. Всегда они найдутся. Не дела ждут, дела ждут. И их всегда можно найти.

Только вот искать их следует в нужном месте — закончила она, выразительно посмотрев на племянницу. Та делает вид, что ничего не заметила. Знает киска, чьё мясо слопала. Даже мордочка почти по-кошачьи хитрющая. Дури-ка ты родная, кого-нибудь другого. А не меня.

— Тетя, а фехтовать будем сегодня? — все Еггты умеют обращаться с холодным оружием. Дина не исключение. Неплохо владеет мечом даже Марина. И неплохо — это мягко сказано. Хотя и не лежит у неё к этому душа. Но должна, раз Еггт. Сама так решила. И М. С. её учила, когда время было. А Дина и так оружием бредит.

Прикрыла глаза. Всплыло в памяти. Перед экспедицией на юг видела их. Марину и Кэрта, решивших поупражняться с оружием.

И почувствовала болезненный укол. Грациозная и вовсе не воинственная Марина мечом владеет получше её. Сначала увидела только это. Потом присмотрелась. Они словно танцуют. Выглядят словно пришельцы из легендарных времён, когда светлее и чище был мир. Зрелый мужчина и совсем ещё юная девушка. Каждый прекрасен по-своему. Но боевые клинки порхают в их руках. У каждого по два меча. Мало кто умеет так ими владеть. Вроде бы были раньше непобедимые воины, в совершенстве владевшие любым видом холодного оружия. Но минули те времена. А вот он остался. И он из таких. И она. Как ни странно. Столетия и чудовищные расстояния между ними. А они вот такие.

А ты... Случайная зрительница. Клинком владеешь. Но лишь немногим лучше хорошего кавалериста последних лет существования кавалерии.

А они всё танцуют.

Прекрасен танец. Пусть и не дано им коснуться друг друга. Да и не нуждаются они в этом. Изящны, плавны и отточены движения. Словно волшебство не для посторонних глаз творится. Равны мастерством. Очень намётанный глаз нужен, что бы разглядеть чуть заметную скованность в движениях девушки. А любое неверное движение может принести смерть. Но совершенство в каждом взмахе, в каждом выпаде. Рассекает меч пустоту. Или встречает сталь. На лицах нет ярости боя. Только спокойствие людей, творящих красоту.

Ты тоже учила её обращаться с оружием. Но показывала не красоту. Показывала, как убить. И остаться в живых самому. Проткнуть, рубить, змеей уйти из-под клинка — и по ногам. Куда бить. Как добить. Как поймать силуэт в перекрестие прицела. Спустить курок. Что бы навеки исчез из мира этот силуэт. Этому ты учила её.

А с оружием в руках ещё можно творить и красоту. И на такое ты не способна.

Смотрела до конца. Прощальный салют. Клинки вернулись в ножны. Поклон в знак уважения к противнику. Они разошлись, так и не сказав ни слова. Ибо только что многое сказали на не имеющем слов языке.

Марина так и не видела её. А вот Кэрт с его обострёнными чувствами заметил.

И потом они говорили.

Немногим хуже Кэрта владеет Марина оружием, по крайней мере, он так сказал. Добавил — она понимает искусство боя. Даже в нем видит красоту. Стремится к совершенству. А я? А ты в поединке ищешь только смерти противника. И больше ничего. Тебе не дано понять красоты боя. Что же, задала вопрос — получила ответ. Он всегда говорит правду в глаза.

Как очнулась от сна.

— Нет. Устала я. Да и учить тебя мне уже нечему. Генерала проси.

— Просила уже. И он меня много учит. Я даже с двумя мечами могу. Как он. А он мне даже свой меч подарил. Красивый такой. С гардой из рыбок. Показать?

''Никогда ты девочка, не сможешь как он. Даже с Мариной не сравнишься. Будешь как я'' — подумала М. С..

— Я его уже видела. Давно. Но хочу взглянуть ещё. Ибо он, действительно очень красивый.

И опять всплыл в памяти тот зимний день... А заодно, и воспоминания о кэртерских обычаях. Похоже, опять предстоит тяжёлый разговор.

— Зачем ты это сделал?

— Что ''это''?

— Меч Дине зачем подарил?

— А она разве не рада?

— Рада. Щенячий восторг чуть ли не до появления лужиц.

Кэрт усмехнулся. Кажется, только на устах самых старых статуй видела такое. В полуулыбке и хитровато — насмешливом взгляде одновременно и всё. И ничего. Столетия не могут понять, что за загадка скрывается за этой улыбкой. А он прожил столетия. И смотрит так. Но у создавших те статуи был короткий век.

М. С. подходит вплотную. Глаза в глаза. Как тогда. Отрывисто произносит:

— Ты думаешь, я ваших обычаев не знаю?

В стальном взгляде ни дрогнуло ничего. Словно сталь глухо лязгнула о сталь. Но не исчезла та загадочная полуулыбка.

— Раз знаешь, то тем более должна понять, почему я так поступил.

Отступила на шаг.

— Знаю. И всё одно не пойму. Ваши древние времена. Ваши кодексы. В чем-то так похожие на наши. Древние мечи не дарят просто так. Их берут в бою. Или вручают наследнику. Или...

— Или дарят на совершеннолетие. И подаривший считается членом рода. Вторым, после отца. Или даже первым, если его нет. Так принято у нас, и иногда так поступают до сих пор. Я так получил свой. А тот, что принадлежит ей теперь я взял в бою с тела поверженного смертельного врага моего клана. Я молод был тогда. Немногим старше её. И иные говорили, что не дело мальчишке ходить с таким оружием. Но глава клана сказал, что тот, кто нанёс смертельную рану и будет распоряжаться оружием. А все видели — врага сразил я. Меч, полученный на совершеннолетие нельзя передать никому. Но взятый в бою... В нем и твоя слава, и слава сражённого противника. Пусть к ней приплетается новая. Так и должно быть. У таких как я сотни и тысячи лет самым прекрасным предметом считался клинок меча.

— Значит, хотя так бы ты решил всё-таки быть рядом со мной.

— Она будет достойна древней славы.

— Не о ней речь.

— Неужели всё-таки о нас?

— Нет...

— В тебе пылает пламя юности мира. А в ней видишь совершенство эпохи увядания. Способной продолжаться вечно эпохи осени. Мир, который уже достиг совершенства, и никогда не изменится. Он прекрасен. И холоден одновременно. Он до бесконечности может оттачивать уже созданное. Но не в состоянии создать нового. Я видел подобных... Ещё там. Они само совершенство. Живые богини. Они так прекрасны. На них часами можно смотреть. Просто смотреть. И от одного этого получать колоссальное эстетическое наслаждение...

Но ты помни — не для таких тот мир, где живём мы. У нас подобных я видел только там... В метрополии. Перед последним вторжением зверей... Иных видел и после... А иных нет. А здесь есть она. Береги её. Такие совершенства родятся чрезвычайно редко. И утрата каждого — невосполнима. А здесь есть только она.

Что бы вырастить сад, надо сжечь лес. Так у нас говорят. Периоду созидания предшествует период разрушения. Почву для посадки плодовых деревьев удобряют золой. Прахом погибших столетних деревьев. И это неизбежно. Там, где сейчас цветут сады, когда-то бушевало пламя.

Такие, как она должны прийти когда уйдут подобные нам. Но это время настанет ещё не скоро. А пока — береги её. Слишком она совершенна для этого мира. В ней твоя кровь... И к большому сожалению, нет моей. Сбереги её для этого мира. Он красоты лишится, если уйдёт она. Сбереги её. Ты — для этого мира. А её время, время золотой осени ещё не пришло. Но сделать надо так, что бы увидела она это время. Иначе зачем нужны мы? Ведь только затем, чтобы расчистить путь для тех, кто придёт после. Но что бы сделать мир прекрасным, его сначала надо очистить от грязи. Для этого и нужны мы. Только для этого. И больше ни для чего.

Но уже есть. Слишком рано пришедшая. И её необходимо сберечь.

Ибо беда всегда рядом. Они словно притягивают её. Ибо зла и тьмы в мире много. И их стремление уничтожить в мире всё светлое.

— Лучшие всегда уходят первыми. Я это знаю. И всегда пыталась предотвратить. Надеюсь, на этот раз удастся.

— Уверена?

— С тех пор, как раскололись небеса, я не уверена уже ни в чём.

Как бы там не было, а от него своих страхов не спрячешь. Бесполезно. Всё равно заметит, что что-то тебя гложет. Но иногда всё-таки охота, что бы он не был таким проницательным. Насквозь ведь видит тебя. Просто насквозь. И прекрасно понимает мотивы любых твоих поступков. Страшным был бы врагом, ибо может думать, как ты. А вот ты не можешь думать как он.

Иногда сравниваешь Дину с Мариной. Вроде бы почти сёстры, а до чего несхожи. Как матери.

Марину-то в четырнадцать лет никто не называл ребёнком. А таким сорванцом она отродясь не была.

Внешне — вроде типичная книжная девочка. Пример для подражания.

А она далеко не такова. Книжность — книжностью, а простоты нет и в помине. И чрезвычайно сложен её взгляд на мир. И непонятен ход мыслей. Непонятен слишком многим.

Она способна очень на многое, но от чего-то сознательно отгораживается. И не знает одного слова — просто. Всё-то у неё вечно сложно. Как и у тебя.

Ранение что ли на ней так сказалось? Кто знает. Внешне увечье не заметно. Марина ходит стремительно. И даже танцевать может. Но мало где бывает. А на молодых людей смотрит с морозным презрением. Дьявольски гордая. Никто ей не ровня. Хотя откуда эта гордость понятно. Сама такая же. Только вот нет твоей змеиной изворотливости. И до сих пор прямая и честная. Ничего общего с хитрющей Диной.

Но кроме гордости и внешности словно ничего и нет в ней от тебя. Добра она, но вовсе не абстрактной добротой непротивленца.

Она видела смерти. И убивала сама. Но за прошедшие годы ни разу не взяла в руки огнестрельного оружия. Пистолет лежит в самом дальнем углу стола. А вездесущая Дина в её комнате без приглашения не показывается. Побаивается немного.

Может, стандартный страх юного бунтаря перед человеком, придерживающемся строгих правил? Не слишком похоже.

Правил и М. С. придерживается, а к ней Дина словно щенок привязана.

Всегда страшит непонятное. Какую бы энергию не излучало. И то, что доброе страшит гораздо больше. Сам зол. И зло поймёшь скорее, чем добро. У слишком многих чёрные сердца. У кого от природы, у кого так... Обугленные просто. Но тоже чёрные.

А у неё светлое. И даже нисколько не обугленное.

На следующий день с утра решили направиться на прогулку верхом в пригородный лес. Сегодня будний день, и народу должно быть мало. Инициатор прогулки Дина. Благо, каникулы ещё не кончились. А и не будь каникул вряд ли бы кто из преподавателей сильно огорчился из-за отсутствия этой хулиганки. Да и награды за отличную учёбу уже поднадоело выдавать одной и той же.

М. С. -то что. Она ещё перед первой войной заглянула на высшие кавалерийские курсы... Полученные в детстве уроки да ''практика'' в степи сыграли свою роль.... Характеристика по окончании получена высшая, и гласит она: ''Может ездить на любой лошади''. Самое интересное, что данною характеристику, похоже, довели до сведения всех (включая неродившихся на тот момент) лошадей. И они это чётко уяснили. И вполне с ней согласились. Так что кони полка конной милиции на М. С. реагировали адекватно.

А вот на Рэтерн... Характеристика напрашивалась сама собой. М. С. не зря приказала подобрать ей самого смирного коня. Проблемой было то, что у Дины длиннющий язык и столь же острый глаз. И характеристика тоже пришла ей на ум... Впрочем, за первую же попытку озвучить мысль на тему сидящей на заборе коровы, М. С. пригрозила ободрать ей уши. А Дину весьма волновала их судьба. Особенно если учесть как ей однажды отомстила Марина за какую-то из детских проказ. Дина знает — Марина куда умнее её. Она этим и воспользовалась, рассказав о том, что у детей-гибридов уши могут начать расти. И вырасти втрое длиннее кэртэрских. Дина поверила. Так и не поняв, что это была месть.

Естественно, ей вовсе не хотелось, чтобы маленькие ушки резко увеличились в размерах. Пусть даже и с помощью любимой тётки. А та всегда выполняет обещанное. От претворения обещания в жизнь, дочь Софи спасла только резвость её лошадки. И разумные рассуждения на тему: а на сколько весело попадаться под горячую руку тётки, когда та не в духе?

Марина единственная из них, кто пользуется дамским седлом. Из принципа, хотя умеет ездить и на обычном. И откуда столько аристократизма в манерах? В пику солдафонским шуточкам матери что ли? Да нет, в крови манеры эти. Поневоле начинаешь верить в породу.

Так что она впереди скачет. И конь у неё красавец. Всадница сидит в седле, как влитая.

За ней едут М. С. и Дина. Лично у генерала уже давно пропало желание демонстрировать кому-либо своё умение в джигитовке. А Дина, к счастью, о кавалерийских талантах родственницы не подозревает. А то устроила бы соревнование... Вопрос только, с каким результатом. В большом количестве синяков и шишек можно не сомневаться.

Дина трещит без умолку. М. С., посмеиваясь, отвечает. Не часто подросток так откровенничает со взрослым. Такое доверие надо ценить, ибо его слишком легко разрушить. Марина как-то проскочила эту стадию развития, из ребёнка сразу став взрослой.

Рэтерн молчит всё время. Есть у неё странная чёрточка — когда собеседник один способна разговаривать нормально. Даже горячо спорить может. Но если два или больше, и даже хорошо знакомых — в раз теряется. Молчит да поддакивает, или головой мотает. Ничего путного сказать не может.

Конь Рэтерн плетётся позади. Привык уже, что хозяйка никогда и никуда не спешит. И почему-то у неё всегда находится сахар, которым угощает его. Хотя и побаивается. А конь словно не чувствует страха, а чувствует доброту.

Она изрядная домоседка. Никуда ходить не любит. Не заставляй М. С. и Марина, ни к одной лошади бы в жизни не подошла. А на прогулки верхом приходится выпроваживать. Она не спорит. Но чаще всего просто неторопливо идёт по лесу, ведя коня в поводу. Вечно погружена в свои мысли.

Рэтерн словно в тени Марины. Кем бы там она не была, а представления о привлекательности у неё человеческие. И изрядно комплексует из-за довольно неординарной внешности. Хотя голова неплохая. И внутри, и снаружи. Да и обаяния ей не занимать.... Интересно, полиция нравов в лице Дины пока только одного ухажёра отвадила или как? Хотя и самой ''полицейской'' образцом нравственности не бывать. Можно не сомневаться. Тут следи не следи, а комок ртути в клетке не удержишь. Сквозь прутья утечёт.

И всё-таки гложет М. С. предчувствие. Слишком уж хорошо она знает людей.

Дина. Слишком уж она переполнена жизнью. И сгорают такие быстро. И зачастую, бессмысленно. Не оставив и следа.

Но пока огонёк пылает в полную силу.

Круг замыкается. Замыкается на тебе. Не зря так похожа ты на Вторую Дину. Круг замыкается. Чёрная Змея первый Чёрный Еггт. Её дочь — первый Младший Еггт, на кого ты так похожа. А ты последний Младший. После тебя уже никто не возьмётся за Глаз Змеи. Может, это и к лучшему.

Меч чуть не ушёл в другой мир. И не Еггт вовсе объявлен наследником. Ты тогда хотела умереть. А он не должен был пропасть. Никогда.

Он и не пропал. Но нет больше в этом мире наследницы... Что так изувечило её, заставив вернуть в довольно кошмарненький мирок? Древнее проклятие? Вряд ли. Скорее уж последствия тяжёлых ранений. Не дома. Здесь. Дома ей изранили душу. Здесь — только тело.

А твоей дочери никогда не бывать Младшим Еггтом. Наследника Младший Еггт объявляет единожды в жизнь.

Марина просто Еггт. Прекрасная наследница древнего рода. Она может властвовать. Но не желает. И не нагнётся за трёхрогим венцом, даже он свалится к ногам. Ибо на венце всегда кровь. И много. Она может убивать. Защищаясь. А тут придётся карать. А подобным ей претит отнимать жизни. Даже худшие.

Но не Чёрный Еггт она. Нет в ней стремления к власти, сжигавшего почти всех Еггтов. Не горит в ней этот огонь. Горит какой-то другой. Свой собственный. Слишком сильно подпитываемый морозной гордостью благородной по духу.

Родятся иногда такие люди. Словно изо льда. Холодного льда, на котором не может появится никакая грязь. Всё грязное в этом мире органически боится таких людей. Боится напоминания, какими люди должны быть.

И любой видит — она выше тебя.

А на себя в зеркало глянь. Похож на таких? Что-то не очень.

А ты сама из других. Не таких кристальных. Ты из огненных. Приходящих в мир, чтобы его от грязи чистить. А при этом нельзя не запачкаться.

Только... Тому кто сражается с чудовищами, надо заботится о том, чтобы самому не стать чудовищем. А ты уже на грани. И идёшь по грани уже много лет. Пока вроде бы удачно. Но ничто в этом мире не может длиться вечно. Ибо многим ты кажешься именно чудовищем. А кому-то — недостижимым совершенством.

Из четверых — трое принцессы. Да и четвертая, если уж начать разбираться, с точки зрения закона тоже. Но если кто о своём статусе и задумывается, то это Марина. И почему-то частенько в последнее время пользуется вторым именем — Елизавета. Бумаги подписывает Лиза. И монограмма на лацкане пиджака — Л. Именно Л по первой букве. Символ? Знак? Она ничего не делает просто так. А понять её всегда очень сложно. Похоже, она всех уже приучила называть себя вторым именем. Но только с М. С. этот номер не пройдёт. Даже если и удастся разобраться, зачем она так делает.

Марина стремится быть безупречной во всём. В одежде, в манере держаться, в речах. Говорит идеально, никогда и не при каких обстоятельствах не ввернёт крепкого словечка, колкости или жаргонизма. Но она вовсе не мягкая и не раз слышали металл в голосе. Со стороны посмотри — и видишь. Такие родятся, чтобы повелевать. Столько уж в ней гордости и достоинства. В крови сидят эти качества. Правительница прирождённая. Надо — будет мила и ласкова, надо — сурова и жестока. Чутьё на ситуацию тоже в крови сидит.

Но вовсе не желает быть наследницей. И не будет. Ибо она так решила. Ибо не для неё бремя власти. Слишком хорошо Марине Саргон известно во что власть превращает людей. И какими чудовищами делает. Пример матери слишком нагляден. Она не Дина. И вовсе не прельщает дочь М. С. подобная жизнь.

Но и тихая мирная жизнь в уютном семейном гнёздышке тоже вовсе не для неё. Рядом с собой желает видеть только человека во всём подобного ей. А где таких дьявольских гордецов найдёшь? Они не умеют быть простыми. Ибо такие всегда и дьявольски сложны.

И сгорают в сжигающем их сердца огне. Из них зачастую получаются лишние люди. Но и Дина I тоже когда-то была таким человеком.

У Марины похоже только один настоящий друг. Не Рэтерн, которую она от многого оберегает. И относится к ней словно к младшей сестре.

А она. Имя-кличка. Бестия. Но ведь ничем не схожи они. Однако, они дружат. Несмотря на колоссальную разницу в возрасте.

Жизнь Кэрдин где-то на экваторе. Все вершины уже достигнуты. Выше не подняться. Судьба определена.

А какая судьба ждёт тебя, Марина-Елизавета Саргон?

— Тётя, возьми меня на войну, — в очередной раз стала канючить Дина.

— Вырасти сперва, — с усмешкой отвечает М. С..

— К тому времени война уже кончится, — сказала Марина.

Дина испепеляющее посмотрела на неё, уперла руки в бока и начала.

— Исходя из темпов распространения влияния новой империи, в ближайшее время неизбежно вступление в контакт с псевдо государственными образованиями, возникшими на руинах бывшей мирренской империи. Так как мы не сможем принять наличия на наших южных рубежах наличия неподконтрольных нам, и более того, возможно агрессивно настроенных формирований, то при дальнейшем расширении осваиваемых территорий неизбежно столкновение. Исходя из прошлых контактов с подобными формированиями, возможности мирного разрешения конфликтов представляются недостаточно высокими. В любом случае, для более эффективной разведки лежащей в сфере наших интересах территории необходимо всемерное увеличение численности высокомобильных подвижных групп. А также улучшение их технического оснащения. В первую очередь, предлагается усиление личным составом за счёт великолепно подготовленных кадров из числа базирующихся в Центральном регионе частей и соединений. Так же предлагается...

Кэрт сидит почти у неё за спиной. При первых словах ''доклада'' вытащил записную книжку и принялся что-то писать. Примерно на середине развернул её и поднял так чтобы видели М. С. и Марина. Крупными буквами со множеством знаков восклицания написано следующее: ''Аплодисменты!!!''

Лицо Дины довольно сильно вытянулось когда она увидела откровенные усмешки на лицах тётки и двоюродной сестры. Сначала не поняла, и только замешкалась. Потом оборачивается...

И чуть ли не плача убегает из комнаты.

М. С. и Кэрт добродушно хохочут. Марине совсем не смешно. Девчонка и так бредит степными патрулями. И теперь из кожи вон лезть будет, что бы туда попасть. А ей там вовсе не место. И командиру степных патрулей следовало бы об этом помнить. Однако, у М. С. сейчас откровенно благодушное настроение, и разговаривать о чём-либо серьёзным с Мариной она не станет. А вопрос о будущем Дины весьма серьёзен.

— Ну, девчонка! Великолепно подготовленный кадр из центрального региона! Юмористка!

Усмехается и Кэрт.

— Далеко девчонка пойдёт! Нас глядишь, обгонит!

— Вы что, смерти её хотите? — кричит Марина.

М. С. и Кэрт вопросительно переглядываются.

— Есть мнение, что руководство колонии затевает крупномасштабную провокацию, дабы спровоцировать флот на проведение операции возмездия, и окончательно решить проблему существования нашего государства. Уточнение номер раз: руководство флота проблема существования нашего государства нисколько не волнует. Уточнение номер два: масштаб провокации будет чудовищным. Уточнение номер три: мы должны любой ценой предотвратить эту провокацию. А сейчас наша задача хотя бы приблизительно вычислить объект и характер операции.

— Чудовищно это сколько? — поинтересовался император

— К делу не относится.

Встает Кэрдин:

— Нападение на то самое Кэртерское подворье, и уничтожение всех находящихся там. Оставляются следы, однозначно указывающие на наше авторство.

— Маловероятно. Проникновение в город крупной диверсионной группы весьма затруднительно, а успешный уход после операции практически нереален. Однако, совсем сбрасывать со счетов этот вариант не стоит. Ещё что.

Саргон вставать не пожелал; криво выцедил сквозь зубы.

— Вроде бы ''случайный'' запуск баллистической ракеты. Куда-нибудь в приморский городок, что бы там баб с детишками было побольше. Грибок плюс хорошая пропагандистская кампания — и готово. Груда жаренных детишек действует безотказно. На месте колонистов, я бы остановился на этом варианте. Затраты на подготовку диверсантов, конечно, велики, но эффект превзойдёт все ожидания.

— Неплохо, но усиление охраны атомных объектов может это предотвратить. Вариант хороший, но они не могут не подстраховаться.

— Провокация с использованием сил флота. — сказал нынешний командующий флотом Сордар Саргон. — Угон линкора, и обстрел побережья. Корабль потом топиться частями береговой обороны, а мы не сможем доказать что были ни причем.

— Ответьте, адмирал, сколько необходимо человек для угона линкора?

— Приблизительно, 150, но при этом во время перехода корабль будет небоеспособен.

— Вы готовы взяться за подобную операцию?

— Покажите мне линкор, угон которого не вызовет крупных международных осложнений, и назовите сроки для проведения операции, тогда и поговорим.

— А могут угнать наш линкор? Ведь уже были попытки проникновения диверсантов в базы.

— Попытки были пресечены, к сожалению, никого из диверсантов не удалось захватить живыми. Вероятность захвата существует всегда, так как нет в этом мире ничего невероятного. Во время учений, всегда поблизости обнаруживается разведывательный экраноплан. Но захват корабля в море я исключаю. В базе же... Захватить корабль возможно, но вывести в открытое море — нет. Торпедные батареи, управляемое минное заграждение, патрули катеров, эсминцев и подлодок. Исключено.

— Оборону ВМБ всё равно надо усилить. В сложившейся ситуации мы не можем позволить себе потери крупных кораблей.

— Мы располагаем данными о судьбе крупных надводных кораблей других флотов?

Сордар с усмешкой показал пальцем вниз.

— Все там. Что не потоплено, то сидит на мели и ржавеет. Команды разбежались, прихватив с собой все сколько-нибудь ценное. Единственный боеспособный флот в мире — это наш.

— У города вроде есть линкор...

— Два, если быть точными, плюс авианосец три крейсера, эсминцы и подлодки. Плюс небоеспособные сидящие на грунте посудины. Остатки великого флота, так сказать.

— Линкоры... Они же вооружены нашими пушками! Помните, миррены у демократов купили по дешевке орудия для второй серии ''принцесс'', и снаряды к ним. Этими орудиями вооружили свою последнюю серию линкоров. Как раз эти два.

— И что это значит?

— Ещё один сценарий провокации, вот что. Корабли уходят в набеговую операцию, и проводят варварский обстрел побережья. Даже если флот и пришлет комиссию, найдут только осколки от наших снарядов. Вояки люди нервные. Они решат, что это ''принцессы''. Последствия для нас будут грустными.

— Предлагаю работать по двум направлениям. Первое — диверсия с целью вывода кораблей из строя. Второе — захват. При чрезвычайных обстоятельствах — набеговая операция. Нейтрализовать корабли авианосной авиацией, или огнем ''Владыки''. А пока — все наши крейсерские подлодки и их дойные коровы (лодки-танкеры) срочно нуждаются в дальнем плавании. Насколько я помню, кораблики не часто высовывают нос из залива. Лодкам — приказ: если они выйдут во второй район крейсерства — атаковать.

— Есть ещё один вариант, — сказал император.

— Какой же?

— Наименее кровожадный. Миррены известные торгаши. Корабли можно просто купить. Кстати, на том берегу океана могут додуматься до того же.

— Там ещё могут придумать взять корабли с экипажем в аренду. К нам уже обращались с подобным предложением.

— И довольно давно, между прочим.

Снова встает Кэрдин.

— Судя по полученным данным, на территории базы за прошедшие годы не появилось никаких новых военных объектов, что позволяет предположить, что местоположение объектов, о которых было известно ранее, также не изменилось. Мне представляется более целесообразным для нейтрализации кораблей, предпринять действия против береговых объектов, как то склады боеприпасов и нефтехранилища на территории порта. Этим может заняться даже наличная агентура, все необходимое в её распоряжении имеется.

— Пока не исключен ни один вариант. Работаем по всем направлениям.

Я уже располагаю докладами патрулей о состоянии части бывших ВМБ. Теперь же следует очень тщательно следить за всеми брошенными кораблями. Некоторые в ближайшее время будут уничтожены.

М. С., спускается к воде, стараясь не шуметь. Но все равно услышана. Марина повернула голову, а рука словно невзначай опустилась на рукоятку меча. Не угроза, просто привычка. Или игра своеобразная. М. С. прекрасно знает, с какой скоростью катана вылетает из ножен.

А на лице дочери необычайно спокойное выражение.

Влажные волосы распущены по спине.

Со спины просто до невозможного красива. Но если подойти сбоку...

Марина снова обхватила руками колени. Смотрит на воду. Заговорила первой.

— Красиво здесь. Люблю это место.

М. С. садится рядом.

— Я знаю, кое-что в этом мире не меняется никогда. Тот островок. И как вон там поднимается солнце. И тишина на рассвете.

— Ты здесь уже была? — даже не удивилась.

— Да. Последний раз — больше двадцати лет назад. И словно вчера.

— Удивительное место. Здесь красиво в любое время года. И всегда очень тихо и спокойно.

— Я тут бывала только летом. Случайно нашла это место. Здесь такая прозрачная вода. Я воображала себя почти взрослой, а на деле, мне просто нравилось здесь играть.

— Здесь так тихо, — зачем-то повторила Марина.

— Не задумывалась об этом.

— О чём?

— О тишине.

— Её надо просто уметь слушать.

— Мне не дано.

— Даже здесь что-то изменилось. Вон там, у островка, лежит истребитель. Почти у поверхности. Я иногда сижу на стабилизаторе.

— Наш?

— Их. Ныряла к кабине. Там пусто.

Марина поднялась и пошла к воде. Нагая. М. С. невольно залюбовалась ей. И в самом деле, совершенство. Идеальны все линии тела. Грациозны движения. И кажется, к воде подходит осторожно. И только. Юная богиня. Только не радостная совсем. Легко вошла в воду и поплыла.

На полдороге к островку из воды торчит нагретый солнцем валун. Выбралась. Сидит и улыбается чему-то. Может, своим мыслям, а может, просто хорошему дню. Плеснула рукой воду. Красавица. Марина-Елизавета.

Взгляд М. С. снова натыкается на катану в чёрных лакированных ножнах, лежащую поверх одежды. Тоже старый меч. Но не Еггтовский. В клинке, рукояти и ножнах нет ни малейшей вычурности. Только совершенная красота. ''Самый прекрасный меч, изо всех какие я видел'' — сказал про оружие Кэрт. Сколько-то лет назад, очень давно, жил этот мастер. Ковал только такие вот странные для грэдов мечи. Но они славились остротой и крепостью. И очень ценились. Мастер умер, никому не передав секретов. Ему пытались подражать, выходило достойно. Но не то. А форма мечей не оставляла сомнений, откуда родом был тот мастер. Ибо ковал он только катаны и виказиши. Да и слова эти пришли от него. Мечи очень ценились. Свой Марина взяла из личной коллекции императора.

Снова взглянула на хозяйку меча. Как летит время... Совершенство юности. Она ещё долго будет прекрасной. Какое-то тепло и как будто свет её сейчас окружает. А на людях так холодна.

''Хочет казаться сильной, а на деле — такая беззащитная. Не ждущая зла от людей. Наивная и романтичная, несмотря на весь свой ум. И пережитое. Как говорят в том мире — ''Хороших знаю хуже я, у них должно быть крылья''. А она такая. Просто хорошая. И даже катана её — как в старину. Просто признак благородного. Не по рождению. По духу. Какое же ты всё-таки чудо, доченька''.

— Мама, плыви сюда. Вода прелесть!

— Нет. Я тут посижу. Стара я уже для таких забав.

Марина рассмеялась.

— Ты не состаришься никогда. Ты и сейчас молодая!

— Угу. На пятом десятке.

— Четвёртый ещё не кончился.

Снова смеется. Встает в полный рост. Разводит руки в стороны. Некоторое время так и стоит, закрыв глаза, и подняв лицо к солнцу. Жаль, скульптора нет, запечатлеть подобную красоту. Ибо так мало красивого в мире. И прекрасное всегда очень хрупко. А крепкое — не прекрасно. Стоят каменные стены мёртвых крепостей. Но давно исчезли сады, бывшие за этими стенами. А мрачные стены так и возвышаются уже не первую тысячу лет. Уже забывшие и сами, для защиты чего их возводили. Прекрасного уже нет, а мрачные камни стоят.

Место здесь всё-таки какое-то волшебное. Словно с картины Софи. Осталось несколько очень смелых её автопортретов. А М. С. давно не бывала в музеях, и не знает, висят они, или пылятся в запасниках. Всех ханжей как ни старайся, не выведешь. А книги о творчестве Софи, где почему-то замалчивались некоторые аспекты её многогранного таланта почему-то появляются. Её уже принялись классифицировать. И ряд пропитанных сказочным духом работ почему-то отнесли к раннему периоду творчества (Софи ставила подписи, но никогда не ставила дат на картинах). Что же, волшебные виденья и вправду плоховато сочетаются с яростными людьми со смертью во взглядах с её последних работ. Но одновременно создавались 966 год, и серия работ-видений. Это Софи почему-то их не захотела выставлять. ''В них есть моя душа. Но нет духа времени. А в 966 есть и то, и другое. И не нравится мне это''.

Дух времени. А сейчас словно ожившую картину Софи видишь перед собой. Спокойную, прекрасную, но всё-таки немного холодную. И с тем самым чуть уловимым ощущением тревоги, которое так мастерски умела передавать она.

Здесь тихо. И прекрасно. И прозрачна вода. И совершенна юная нагая богиня.

Но там, у островка, вечным сном спит мертвое чудовище, лежит сбитый истребитель. И даже торчит чуть-чуть из воды, и блестит в солнечных лучах, стабилизатор.

Словно и вправду застыл мир как на картине. Установилась в нем, наконец, гармония.

И равновесие не нарушилась, когда Марина прыгнула, почти не подняв брызг, и поплыла.

Картины Софи... Ведь и сейчас есть несколько, не виденных никем. М. С. знает про них. Они не устраивали сестру. Она запретила их выставлять.

А одну работу признали бы шедевром. Если бы её кто-нибудь видел, кроме автора. Даже изображенная на ней только через много лет узнала, что картину Софи всё-таки закончила. Увидела. Сначала не поняла, кто это. Но потом... Копнула в прошлом.

Обе они были очень юны тогда. Такие непохожие сестрички. Почти тепличные создания, с восторгом смотревшие на мир.

''Дух лесного ручья'' — так хотела Софи назвать эту работу.

Лукавое зеленоглазое существо. Необычного цвета глаза только подчеркивают загадочность облика. Играют в них живые и озонные огоньки. Рассыпаны по плечам длинные чёрные волосы.

А тело юное, не до конца сформировавшееся. Не лишившееся ещё детских черт, но уже приобретающее черты будущей красавицы. Такое волнительно-прекрасное. Нереальное и переполненное жизнью одновременно. Играет солнце в волосах. Лукавство и озорные огоньки во взгляде. Её рисуют такой — и в этом тоже своеобразная проказа.

Семнадцатилетняя Софи так изобразила младшую сестру. Милым, проказливым и всё-таки добродушным и таким безобидным и беззащитным по большому счёту существом.

И тогда ещё Марине неоконченная картина очень нравилась. Её изобразили такой красивой! А как и большинство сверстниц она неравнодушна была к своему телу. Любила танцевать, вертеться перед зеркалом, писала стихи. Много смеялась... Как-то это все причудливо сочеталось с любовью к оружию и интересу к происходящему в мире. А потом... ''Мне даже показалось, что это не ты. Всегда казалось, что-то в тебе скрывается. Что-то ... не злое, и не доброе. Странное''.

От картины просто сквозит ощущением красоты, нежности и беззащитности.

Но ведь это волшебное существо стало чудовищной М. С..

День клонится к вечеру. Но ещё очень тепло.

Голова Марины лежит на коленях М. С.. Смотрит Марина на облака и говорит. А М. С. оглушает тишина. Оглушает почти до физической боли. Ощущение покоя... Но почему так тяжело на душе? Или просто нет привычки к тишине?

— Наверное, первое мое осмысленное воспоминание детства. Года два мне было. Лето. Всё такое яркое. И ты. Почему-то помню твой запах, ты всегда пахла кожей и металлом. Я редко помню тебя весёлой. Не язвительной, а именно по-человечески веселой. Ты смеялась. Подхватила меня на руки, кружилась по комнате. Какой же большой, сильной и доброй ты мне казалась.

И я точно знала, что больше ни у кого нет такой замечательной МАМЫ.

Твой мотоцикл. Чёрный, но так блестел!

Спросила — хочешь покататься. Я разумеется, сказала ''да'', хотя и не понимала, как на нем сидеть.

Дорога. И ветер в лицо. Я только потом поняла — Марина добродушно улыбнулась. Любое мужское сердце растаяло бы от такой улыбки — насколько же ты бесшабашная. Касок ни себе, ни мне не надевала. А ветер был таким. И так хорошо и радостно было нам.

— Мне в тот день исполнился двадцать один год. Совершеннолетие по старым законам. Повидала я к тому времени сама знаешь сколько. Но захотелось почувствовать обычной смешливой девчонкой. Пусть и с невыносимым характером. День был красивый. Страшно хотелось танцевать. Мир снова казался чудесным. Мир ещё не успел научить тебя грустить. Мир казался добрым в тот день... Да может и был таким. В тот день.

— Сейчас ты словно не М. С., а просто моя Мама. Добрая, заботливая, и как говорят, маленькие дети, самая лучшая в мире. Ты ведь могла быть такой всегда, а не время от времени.

— Но тогда бы у нас не было страны. Да и вряд ли мы были живы.

— За все в этом мире надо сражаться... Но почему надо драться за то, что дается человеку изначально. За тишину и покой?

— Не знаю, — просто ответила М. С., — машина во мне может выдать сейчас заумное рассуждение на данную тему. Но человек говорит ''Не знаю''.

— Гармония. Ощущение гармонии. С самой собой. И с миром. Когда сидишь вот так. Ощущаешь всю красоту мира. И себя ощущаешь его частью. Нигде не испытывала подобного. Заколдованное место. Добрым кем-то к людям заколдованное. До него тяжело дойти. Но когда дошёл — обретаешь многое.

Злые люди сторонятся таких мест, и никогда не придут сюда.

— Меня называют злой. Но я здесь.

— Ты не злая. И не добрая. Ты сама забыла, какая ты есть.

М. С. молчит. Как очень часто бывало в подобных спорах, и здесь Марина оказалась права.

— Добро в человеке. Оно внутри каждого. Только зла много снаружи. Очень много. И становятся дублёными шкуры. И всё глубже и глубже под ними таится добро. У некоторых и вовсе исчезает. Скрывается под слоями брони. Человек защищается от мира, стремясь защитить свою сущность. Защитить добро. Наращивает слои брони. И не замечает, как сущностью становится броня. Только броня. И ничего внутри. С лязгом столкнулись. Почуяли равного. И раскатились. Ничего внутри. Ничего. И пустота вокруг.

М. С. гладит её волосы. Влажные немного. Проскальзывает несколько седых. Ещё с войны. Марина никогда не пользуется краской. Что есть, то есть. До чего же всё-таки она беззащитна перед этим миром. А хочет казаться сильной. Такая наивная и добрая. А хочет казаться циничной.

— Тревога. Ощущение тревоги. Оно никогда не покидает меня. Всегда жду беды.

— Говоришь, всегда... А какая беда может быть здесь и сейчас? Разве, что дождь пойдёт...

— Не знаю. Но вот вернусь. А на столе доклад. А там...

— Иногда думаю, почему так жесток мир? Почему люди не могут жить в мире? Ведь добра и красоты хватит на всех? И ищут-то все одного — покоя, спокойствия и гармонии.

— Тоже думала об этом. И не придумала ничего. Вижу зло. И сражаюсь с ним. Побеждаю. Смотрю на мир — а зла словно не стало меньше. И как бы не прибыло.

— Ты думаешь, что сражаешься со злом...

— А ты так не думаешь?

— Я просто не знаю. Зло порождает другое зло. Но поверженное зло не причинит больше зла. Зло будет творить победитель... Сложно это всё очень. Кто бы совершил большее зло. Я не возьмусь судить. Мир очень сложен. Но в основном плох. Я в какой-то степени вроде тебя. Тоже из тех людей, у кого принцип — Мы изменим мир, ибо он плох. Он и вправду плох. И тут разница. Я не знаю, как его менять. А ты думаешь, что знаешь. Хотя и обманываешь себя и других время от времени.

— Мир плох. И злое всегда стремится истребить прекрасное. Ибо мерзость где-то в глубине понимает, что мерзость, и словно стремясь оправдать самое себя, всегда уничтожает прекрасное. Что бы не стало внешнего напоминания о том, насколько мерзок ты сам. А прекрасное почему-то рождается снова и снова. Хотя зачастую и уничтожается быстро.

— Не думала, что ты когда-нибудь скажешь подобное...

— Я часто говорю неожиданные вещи...

— Потому ты и М. С.. И поэтому иногда не хочешь быть человеком.

— А что такое человек?

— Здесь как сказка. Только в ней нельзя жить вечно. Да и ты сама — многие ведь говорят — она словно из сказки. А люди частенько не любят тех, кто слишком уж лучше их.

— Я знаю.

— Я и не страшусь ничего, когда со мной Лунный цветок.

— Лунный цветок. Так вот значит как его зовут.

— Меч это часть твоей души, часть тебя. Это она. Как и твой Глаз Змеи. Словно подруга она мне. Как и Глаз Змеи твой самый верный соратник.

— Лунный цветок. Её так уже звали, или имя дала ты?

— Не знаю. Может, её так звали и раньше. Но увидела её, и поняла что это Лунный цветок. И она должна быть со мной.

— Впереди ещё много времени. Я не ощущаю себя готовой, чтобы началась новая маленькая новая жизнь. Не уверена, что смогу вырастить достойного человека. И пока не появится уверенности...

— Он ведь тебя любит...

— Я знаю. Но он все-таки сначала машина, а потом уже человек... И знаешь, всё-таки только один раз бывает в жизни весна. Сначала проходят холода. А потом приходит она... У кого яркая, у кого как. Но только однажды. И помнишь её вечно... И моя уже в прошлом...

М. С. похолодела.

— Ты говоришь как я... Совсем как я...

— Я даже знаю кому ты так говорила... Он ведь тебя любит. Искренне и по-настоящему. Как сейчас уже не умеют. Как в легенде или поэме. А ты...

— Что я... Давно уже отшумела моя весна. Очень давно. Да и не весна то была... Так, оттепель среди вечной зимы.

— Ничто не может длиться вечно...

— Но многое продолжается дольше человеческой жизни.

* * *

Через месяц после смерти Марины в одну из ночей первого осеннего месяца застрелилась Бестия. Утром заметили, что горит огонь в её кабинете. А она не выходила. Это показалось очень странным.

Она была уже холодной, когда взломали дверь. Сидела за своим столом. Изящный костюм на ней тот самый, в котором она была на похоронах. Только безжизненно свешивается с подлокотника кресла рука. И лежит на полу пистолет с орденом на рукоятке — одна из первых наград, полученная давным-давно. Но даже смерть не изменила вечно холодного выражения лица. Ибо не было уже на свете человека, при взгляде на которую теплел взгляд Кэрдин. Вот только остекленевшим навеки был теперь взгляд почти чёрных глаз. Не сединки в чёрных как смоль волосах. Теперь, мёртвой она вновь казалась молодой. Хотя ей больше восьмидесяти лет. Но слишком измучена за эти годы душа. Слишком много в жизни было огня. И слишком мало просто тепла и света.

Последней радостью в жизни, последней отдушиной была молодая Марина Саргон. Ибо она для неё словно младшая дочь. Поздняя, и видимо оттого самая любимая. О чём они разговаривали ночами? О какой жизни мечтали? Никто об этом так и не узнал. И не узнает уже никогда. Вместе с нею умерли и все мечты и надежды Кэрдин. Часто, уйдя от Кэрдин, она часами бродила по ночному городу. Одна. Всегда одна. Это её и сгубило.

И ничего уже не держит на свете Кэрдин Ягр.

Так не стало Бестии.

Масса народу пришла на эти самые пышные в послевоенной истории похороны. Сравнить с ними можно было только те, что были чуть больше месяца назад.

И на церемонии прощания с трудом удалось избежать новых смертей и не допустить давки. Ибо плакали по ней искренне. Масса венков легли к гробу.

Немало перед гробом несли склонённых знамён. Кэрдин везли на лафете. Открыт был обитый алым атласом гроб. Покрыт он знаменем. Несли на бархатных подушках ордена. И меч. Первой за гробом шла М. С.. Рядом шагал император. Каждый по-своему ценил Кэрдин. Высший генералитет, министры. Многие другие. Скорбь у большинства искренняя.

Чёрным казалось лицо М. С.. Она-то ведь в первую очередь потеряла своего лучшего друга.

И только уже потом самого верного и прославленного соратника.

Гремели залпы последнего салюта. Навеки ушёл человек-эпоха.

Каким-то другим будет теперь этот мир.

Ибо больше нет в нём Бестии. И младшей Марины Саргон.