Омен IV: Возбуждение (джен)

После того как Карлтон, с улыбкой и парой последних дурашливых замечаний, ушел в дом, Бобби наконец почувствовал, что может выговориться. Он облокотился на перила веранды и посмотрел на Эмили, которая, как всегда, внимала его словам с беспокойным, но понимающим взглядом.

— Эмили, ты не представляешь, как мне надоело всё это, — сказал он, нервно постукивая пальцами по деревянным перилам. — Мой брат... Он всегда с этим своим роком, с вечеринками, с друзьями... Он просто не понимает, как меня всё это раздражает.

Эмили, стоя рядом, мягко кивнула, но не прервала его. Она знала, что иногда Бобби нужно просто выговориться, чтобы почувствовать себя немного легче. Она всегда была хорошим слушателем.

— Он постоянно думает, что если тебе не нравится «Дорз», значит, ты просто не умеешь наслаждаться жизнью. А на самом деле мне тошно от этих его вечеринок! — продолжал Бобби, чуть ли не с отчаянием в голосе. — Что, разве я не могу просто почитать книжку? Я вон вчера только что «Хроники капитана Блада» начал — и что? Это тоже важное, стоящее занятие!

Эмили тихо вздохнула и мягко положила руку на его плечо.

— Я тебя понимаю, Бобби, — сказала она, голос её был тёплым и спокойным. — Карлтон действительно иногда не понимает, что не все так сильно увлекаются его музыкой. Он ведь живёт для этих вечеринок и этого рока. Он думает, что все вокруг должны так же думать.

Бобби посмотрел на неё с благодарностью, но продолжил, вытирая руки о джинсы:

— Ну вот, а ещё он всегда говорит, что я должен быть «более живым», что ли. То есть, как будто если я не подскочу, не начну танцевать или петь, то я какой-то не такой. Серьёзно, почему он не понимает, что мне просто не хочется быть частью этого всего?

Эмили немного подумала, оглядывая веранду, а затем, мягко улыбнувшись, заговорила:

— Ты знаешь, Карлтон, конечно, порой бывает слишком навязчив, но он на самом деле просто пытается создать атмосферу веселья. Может быть, он не понимает, что не все хотят этой атмосферы в своей жизни, но это его способ взаимодействовать с миром. Он видит, как весело его друзьям, и думает, что и ты, возможно, тоже хочешь быть частью этого веселья. Он не знает, как ещё сделать это, чтобы тебе было комфортно.

— Ну да, — Бобби мрачно усмехнулся, — но почему тогда он не может просто оставаться дома и слушать свою музыку один? Я не прошу, чтобы он меня понял, но вот хоть бы он понял, что я не против его хобби, просто не готов жить в его мире.

Эмили повернулась к нему лицом и посмотрела в глаза с искренним выражением.

— Я понимаю, что тебе тяжело. Но может быть, если ты не будешь так категорично сопротивляться, Карлтон будет чувствовать, что ты тоже хочешь быть рядом с ним, даже если не участвуешь в его увлечениях. Это не значит, что ты должен быть как он, но он будет рад, если ты просто покажешь, что ты рядом, даже если это не твой стиль.

Бобби задумался, его лицо немного смягчилось. Он всегда был упрямым, но Эмили как-то умудрялась заставить его посмотреть на вещи с другой стороны.

— Я не знаю, получится ли, — сказал он, — Но, может быть, ты и права. Я не должен отталкиваться от всего, что не по мне. Он мой брат, в конце концов. Наверное, мне стоит попробовать быть хотя бы чуть-чуть более гибким.

Эмили кивнула, чувствуя, что он начал осознавать важность их разговора.

— Это точно не будет легко, Бобби, но я верю, что ты можешь найти свой путь между тем, что тебе нравится, и тем, что нравится Карлтону. Вы с ним разные, но это не значит, что вы не можете найти общую точку. Просто будьте честны друг с другом.

Бобби вздохнул, но его взгляд стал более спокойным.

— Ну, ладно, я постараюсь. Может, я и не буду танцевать, но попробую хотя бы быть менее агрессивным по отношению ко всему этому безумию.

Эмили улыбнулась, догадываясь, что это лучшее, на что он способен. Девушка обняла Бобби за плечи, и мальчик, почувствовав тепло её рук, наконец немного расслабился. Он, как и всегда, был сильным и независимым, но в глубине души ему всегда не хватало того, что давала ему Эмили: спокойствия и уверенности в том, что всё наладится.

Бобби встретил её взгляд, и в его глазах, вместо привычной ехидной настороженности, появилась неожиданная мягкость. Он не мог объяснить, что именно это был за взгляд, но было в нём что-то такое, что заставило его на мгновение почувствовать себя снова трехлетним ребёнком. Мальчик, который иногда так упрямо отгораживался от мира и людей, сейчас, взглянув на Эмили, осознал, как ей важно, чтобы он и Карлтон понимали друг друга.

— Спасибо, — сказал он, слегка смутившись. — Я действительно... иногда забываю, что можно быть немного более гибким. И ты права, я не должен быть таким закрытым.

Эмили тихо усмехнулась, слегка покачав головой.

— Ты уже давно не ребёнок, Бобби, — сказала она, аккуратно подтянув волосы за ухо. — Но ты всё ещё можешь научиться чему-то новому, даже если это касается отношений с твоим братом.

Её слова пронзили его, и он в очередной раз понял, как сильно ценит её мнение. Бобби всегда был умным, со своим взглядом на жизнь, но иногда он забывал, что есть вещи, которые важнее того, что он сам думает или чувствует. Он иногда был чересчур поглощён своей борьбой с миром, чтобы заметить, что те, кто рядом с ним, всегда готовы помочь.

— Ладно, я попробую, — произнёс он, в голосе его звучала новая, более зрелая решимость. — Я всё-таки брат Карлтона, и, наверное, для меня важно, чтобы мы с ним нашли общий язык. Даже если это не всегда легко.

Эмили улыбнулась, а её глаза наполнились тёплым светом.

— Я уверена, что у тебя получится. И вообще, ты намного сильнее, чем ты сам думаешь, Бобби. Не забывай об этом.

Он кивнул, а затем, почти стыдясь собственного состояния, потёр глаза и резко сменил тему:

— Ну что, я хоть и не буду танцевать, но вечер, наверное, не обойдётся без каких-нибудь приключений, так ведь?

Эмили засмеялась, её смех был лёгким и звонким, как всегда. Она отпустила его плечо и, подмигнув, сказала:

— Всё зависит от того, кто будет в центре этих приключений. Если Карлтон не успеет устроить настоящий хаос, то, возможно, твоя тишина и покой станут главным аттракционом вечера.

— Ха! — усмехнулся Бобби, наконец расслабившись. — Тогда давай сделаем так, чтобы хаос не затмевал мой интеллектуальный покой.

Эмили, снова улыбаясь, подхватила его шутку:

— Так ты готов к вечеринке, или ещё пожилку продадим, чтобы сделать танцевальный зал?

Бобби засмеялся, но в его смехе была лёгкая нотка напряжения. Он знал, что для него вечер всё равно останется испытанием, но если хотя бы на один вечер они смогут забыть о своих проблемах, хотя бы на какое-то время, ему это было бы вполне достаточно.

— Ну что ж, — сказал он с притворным серьёзным видом, — если уж я не могу спастись от танцев, то постараюсь их пережить с достоинством. А ты, Эмили, не оставляй меня одного в этом аду!

— Я бы рада всё время быть с тобою рядом, — вдруг грустным тоном сказала Эмили, — но так уж получилось, что я живу в Нью-Йорке, а в Кливленд только иногда наведываюсь, когда в университете удаётся урвать денёк-другой выходных.

Бобби замолчал, глядя на неё с неподдельным беспокойством. Эмили всегда была для него загадкой, но сейчас он видел, что её взгляд, скрытый под лёгким солнечным светом, был полон тяжёлых мыслей. Она не ответила сразу, только немного сжала губы и посмотрела в сторону, как будто пытаясь подобрать нужные слова.

— Эмили, что случилось? — спросил Бобби, поднявшись наконец со своего кресла.

Он не мог понять, почему она так стала. Обычно она была полной энергии, всегда с улыбкой и лёгким сарказмом. Но сейчас было что-то, что скрывалось за её молчанием.

Эмили, стоя у перил, не сразу ответила. В её глазах было что-то глубокое и тяжёлое, словно она пыталась найти нужные слова, чтобы объяснить то, что беспокоило её. Бобби наблюдал за ней с беспокойством, чувствуя, как воздух вокруг становился плотным и напряжённым. Он давно знал, что Эмили была не из тех, кто откровенно делится своими переживаниями, но сейчас что-то было не так.

— В чём дело? — повторил Бобби, уже с лёгким упрёком в голосе, как будто он сам не верил, что она так долго молчит.

Она вздохнула и повернулась к нему, её лицо освещал лёгкий вечерний свет, который только начинал падать на веранду. Тишина на мгновение накрыла их обоих, пока она не ответила.

— Я не знаю, Бобби. Просто... бывает, что кажется, что ты совсем один, даже если вокруг люди. Я пытаюсь понять, чего я на самом деле хочу, но это тяжело. Ты когда-нибудь чувствовал, что всё, что ты делаешь, просто не имеет смысла? Или что ты не на своём месте?

Бобби замер, пытаясь понять её слова. Он всегда знал Эмили как решительную и уверенную в себе девушку, чьи мысли и действия казались чёткими и ясными. Но сейчас она была другой, более уязвимой.

— Ну... я бы не сказал, что чувствую себя таким образом, — сказал он, осторожно подходя к ней. — Но я могу понять, что ты имеешь в виду. Иногда мы все оказываемся в ситуации, где не совсем понимаем, что нам делать. Это нормально. Ты не одна, Эмили.

Она покачала головой и оглянулась на него, улыбаясь, но это была не та привычная её улыбка, полная энергии и решимости. Это была улыбка с горечью, словно она пыталась скрыть что-то, что не поддавалось объяснению.

— Ты думаешь, что я должна оставаться такой, как все меня видят, Бобби? — спросила она тихо, её голос стал мягким и почти уязвимым. — Все вокруг говорят, что мне повезло, что я живу в Нью-Йорке, что у меня есть друзья, что я учусь в университете... Но ты же знаешь, как бывает. Все эти люди, вся эта жизнь — как будто она для кого-то другого. Я не знаю, что мне с этим делать.

Бобби стоял рядом, не зная, как ответить. Он был ещё слишком мал, чтобы понять все сложности жизни Эмили, её переживания, её усталость от постоянно накатывающих ожиданий и давления. Но несмотря на это, что-то в её словах зацепило его, заставив задуматься о том, что важно не то, сколько лет, а то, что человек чувствует внутри.

Эмили выглядела так, как будто она пыталась найти место, куда можно было бы убежать от всего этого: от Нью-Йорка, от университета, от этого бешеного темпа жизни, который всё время требовал от неё больше — больше усилий, больше успеваемости, больше внимания. Её слова об этих «жизни для кого-то другого» звучали как стон души, как попытка обрести хоть какое-то пространство для себя.

Бобби вглядывался в неё, чувствуя, как её боль — хоть и чуждая ему — отзывается в нём, как отголосок чего-то, что ещё не дошло до его осознания, но что он всё равно пытался понять.

— Эмили... — сказал он наконец, немного смущённо, как будто сомневаясь в том, что его слова смогут помочь. — Я думаю, ты не должна быть такой, как тебя видят другие. И вообще... мне кажется, ты не обязана быть такой, какой все тебя хотят видеть. Ты ведь не робот, да? Ты не обязана всё время угождать всем этим взрослым и их ожиданиям.

Эмили улыбнулась, но это была не та улыбка, что обычно появлялась на её лице, когда она была в хорошем настроении. Это была мягкая, грустная улыбка, которая почти тут же исчезла.

— Да, наверное... — ответила она, глядя куда-то вдаль, в пространство за Бобби. — Я просто... не знаю, что мне делать с этим ощущением, что вся моя жизнь как будто проходит мимо. И вот я здесь, пытаюсь быть нормальной, делать что-то важное... но часто чувствую, что это не моё.

Она вдруг замолчала, словно боясь, что сейчас скажет что-то, что будет слишком много для её слабого голоса, слишком уязвимо для открытого мира. Бобби внимательно следил за ней, пытаясь как-то поддержать её, но не зная, как.

— Может, тебе просто нужно какое-то время для себя? — сказал он, неуверенно подбирая слова. — Я вот, например, люблю читать. Когда что-то не так, я беру книжку и... ну, не знаю, как это точно объяснить, но как-то становится легче. Может быть, тебе тоже нужно просто подумать о том, что тебе нравится, а не о том, что от тебя хотят.

Эмили повернулась к нему, её взгляд стал более живым, хотя всё ещё было в нём что-то скрытое, непонятое.

— Ты прав, — сказала она с лёгкой улыбкой, которая была уже менее грустной. — Может быть, мне стоит сделать паузу и просто подышать немного. Но ведь это сложно, когда ты всё время чувствуешь, что должна двигаться вперёд, к чему-то. Когда не можешь просто остановиться и подумать.

Бобби пожал плечами, смотря на неё с той детской прямотой, которая не оставляла места для фальши.

— Ну, я просто считаю, что когда ты не хочешь двигаться, значит, тебе нужно просто побыть там, где ты можешь быть собой. Иногда остановиться и быть честным с собой — это важнее, чем куда-то спешить.

Эмили некоторое время молчала, глаза её были прикованы к земле, как будто она сама не знала, что сказать. Тишина, которая нависла между ними, казалась тяжёлой, но в какой-то момент она оторвала взгляд от земли и посмотрела Бобби в глаза. Её лицо стало мягче, и, неожиданно для себя самой, она наклонилась и обняла его.

— Бобби, я тебе кое-что скажу, — её голос был тихим, но в нём слышалась некая решимость. — Но только ты никому не расскажешь. Это мой секрет, который я никогда не открою своим друзьям.

Бобби молча кивнул, с любопытством глядя на Эмили. Ему было сложно понять, что именно она хотела ему рассказать, но по тону её голоса он почувствовал, что это действительно важно для неё.

Эмили чуть отстранилась и наклонилась к его уху. Её дыхание стало немного быстрее, как будто она всё-таки решалась на что-то, что давно откладывала.

— Ты знаешь, что я пригласила своих друзей на вечеринку к Карлтону, — сказала она шёпотом, как будто сама не могла поверить в сказанное. — Так вот, я не от чистого сердца её организовала. Я... — Она сделала паузу, как будто пытаясь найти правильные слова, — я проиграла им в карты в университете.

Бобби нахмурился, удивлённо приподняв брови. Он не мог представить, как игры в карты могли привести к такой ситуации, но понимал, что для Эмили это было важно.

— Проиграла? — спросил он, не вполне уверенный, что понял всё правильно.

— Да, — ответила она, её голос стал немного напряжённым. — Они поставили условие, что если я проиграю, то должна буду устроить для них вечер в доме Карлтона. А теперь вот, я должна выполнять своё обещание, хотя в глубине души я этого совершенно не хочу. Так что, честно говоря, я совершенно не горю желанием устраивать эту вечеринку.

Эмили вздохнула, закрыв глаза, как будто пытаясь освободиться от бремени, которое на неё легло. Бобби молчал, наблюдая за её реакцией. Он не знал, что сказать, потому что сам бы никогда не попал в такую ситуацию. Он не любил ставить на карту свои желания и принципы ради других людей.

— Это... это звучит странно, — сказал он, не зная, как выразить своё удивление. — Почему ты не могла просто сказать им, что не хочешь этого делать?

Эмили чуть улыбнулась, но в её глазах всё ещё оставалась тень усталости.

— Я не могла. Это было бы слишком... честно, если честно. Они бы просто над этим смеялись. А мне было важно сохранить хотя бы какую-то часть своего лица перед ними. Поэтому я и согласилась. Но теперь я понимаю, что это, наверное, не самая умная идея.

Бобби смотрел на неё, пытаясь понять, почему она так переживает. В конце концов, для него такая ситуация была бы просто поводом сказать «нет», и всё. Но он видел, что Эмили по-настоящему переживает, что её слова несут нечто большее, чем просто жалобы.

— Но, Эмили, если это не твоя воля, зачем продолжать? Почему бы не просто сказать, что ты больше не хочешь участвовать в этом? — с настойчивостью повторил он.

Эмили закрыла глаза, будто собираясь с мыслями, и затем медленно выдохнула.

— Всё не так просто, как тебе кажется, — сказала она, немного отстранившись. — Ты не понимаешь, как это работает. В этой игре есть не только карты, есть ещё долг. Когда ты обещаешь, ты не можешь просто взять и отказаться. Это не просто игры, это вопрос чести.

Она помолчала, словно пытаясь выбрать правильные слова.

— Ты не можешь просто нарушить слово, если хочешь сохранить уважение. И мне не хочется, чтобы они потом говорили, что я слабая, или, ещё хуже, — что я не могу держать своё слово. Все мои друзья знают, что я такая: если я пообещала, значит, я сделаю. А если я не выполню, тогда мне никто не поверит в следующий раз.

Бобби нахмурился, не понимая всего масштаба ситуации, но он видел, как серьёзно Эмили относится к этому. Он чувствовал, что её слова были искренними, и понимал, что она не может просто так взять и отказаться, как бы ей этого не хотелось.

— И что, ты собираешься устроить вечеринку, а потом просто страдать всю ночь? — спросил он, немного раздражённо. — Это ведь не имеет смысла, Эмили. Почему ты не можешь сказать им, что тебе это не нравится? У тебя есть право на свой выбор!

Эмили посмотрела на него с лёгкой улыбкой, но в её глазах было много грусти.

— Я тебе сказала, Бобби, это не вопрос «хочу» или «не хочу». Это вопрос того, как я буду восприниматься. Я же не могу рисковать этим ради того, чтобы просто избегать какой-то ночи. Я не могу стать слабой в их глазах. Они бы не поняли, да и я сама бы не поняла себя.

Она сделала паузу, немного подумав, а затем продолжила, уже тише:

— Я тебе говорю это не для того, чтобы ты меня жалел, а для того, чтобы ты понял, как это важно. Ты мне как друг, и мне не хотелось бы, чтобы ты сам когда-нибудь оказался в такой ситуации.

Бобби, хотя и был ещё мал для таких размышлений, всё-таки почувствовал, что в этих словах есть что-то важное. Он не мог полностью понять, как работают такие обещания и почему Эмили так переживает, но он знал одно: она действительно нуждается в поддержке.

— Я не хочу, чтобы ты переживала из-за этого, Эмили, — сказал он с лёгким сожалением в голосе. — Но ты права, я не понимаю, как это работает. Я просто не хотел, чтобы ты сама себе причиняла страдания ради какого-то долга, который ты можешь переломить.

Эмили вздохнула, опустив голову.

— Я знаю, что ты бы поступил по-другому, Бобби. И ты бы был прав. Но иногда такие вещи не так уж просто исправить. Иногда они требуют жертв, даже если ты сам их не понимаешь.

Эмили стояла у перил веранды, её взгляд был направлен вдаль, в сторону густого леса, который обрамлял дом Карлтона. Легкий ветерок трепал её волосы, а её мысли, казалось, были далеко отсюда, в другом времени и месте. Она молчала, но в её молчании было столько эмоций, что Бобби не мог не почувствовать это.

Наконец она вздохнула, подняв взгляд к небу, и тихо сказала:

— Бобби, я знаю, что ты, наверное, не понимаешь, о чём я говорю. Но когда станешь старше, когда повзрослеешь, ты поймёшь, насколько опасными могут быть такие вещи, как карты. Это не просто игра, не просто развлечение. Это ловушка, и ты, может, даже не заметишь, как попадёшь в неё.

Она повернулась к нему, её глаза были полны печали.

— Не начинай играть в карты, ни за что! Это... это не просто азарт. Это то, что может затянуть, как трясина. Ты думаешь, что играешь для веселья, а потом начинаешь делать вещи, которые бы никогда не сделал. Обещания, долги, самообман... всё это становится частью игры, и ты не можешь выбраться, пока не сделаешь что-то, что потом будешь жалеть. Я попала в это, и теперь не могу выйти.

Бобби стоял молча, пытаясь осознать её слова. Он был ещё слишком мал, чтобы понять все детали, но он чувствовал, что она говорит серьёзно. Он видел, как её лицо и голос изменились, как она стала более уязвимой, и его сердце сжалось.

— Ты хочешь сказать, что из-за карт ты... — он остановился, не зная, как правильно спросить.

Эмили кивнула, и её глаза затуманились от слёз, которые она старательно сдерживала.

— Я не хочу, чтобы ты прошёл через то же, что и я, — сказала она, сжимая перила так сильно, что её пальцы побелели. — Я не хочу, чтобы ты оказался в ситуации, когда долг, данное слово, становится твоим бременем. Это не стоит того. Я уже столько потеряла, и не хочу, чтобы кто-то ещё оказался в такой ловушке.

Бобби почувствовал, как слова Эмили глубоко отзываются в его душе. Ему было трудно понять все подробности её боли, но одно было очевидно: это было нечто важное, нечто, что изменило её жизнь. Он был потрясён.

— Я не хочу, чтобы ты знал, как это больно, — продолжала говорить девушка. — Я хочу, чтобы ты рос, делал правильные выборы, и чтобы твоё сердце было чистым. Не позволяй ничему затуманить твой взгляд на жизнь.

Она сделала паузу, её голос стал тише, почти нежным:

— Ты ещё так молод, и перед тобой вся жизнь. Не позволяй ничему заставить тебя жертвовать тем, что тебе дорого.

Бобби стоял, его маленькие плечи напряжённо двигались в такт дыханию, пытаясь осознать всё, что Эмили только что ему рассказала. Он чувствовал, как её слова тяжело ложатся в его сердце, словно камень, который невозможно поднять. Эмили обняла его за плечи, её руки были тёплыми и крепкими, и в этом жесте было нечто успокаивающее, несмотря на всю тяжесть, что они обе несли в себе.

— Бобби, — тихо сказала она, наклоняясь чуть ближе, — ты ещё слишком мал, чтобы понять всё это до конца. Но поверь мне, карты — это не просто игра. Это зависимость. И те, кто начинают играть, зачастую не видят, как они попадают в эту ловушку. Они думают, что всё под контролем, что всё просто. Но одна игра может стоить тебе всего.

Она поджала губы, словно пытаясь сдержать ещё один поток слов, который мог бы вырваться наружу. Эмили чувствовала, что не может объяснить ему всего, что скрывается за её решением, за тем, почему она пришла к такой истине.

— Ты не знаешь, как это... когда тебе нечего терять. Когда долг становится важнее, чем то, что тебе дорого. Я... я не хочу, чтобы ты пережил то же самое, — её голос стал мягким, почти шёпотом. — Поэтому обещай мне одно: не играй. Просто забудь об этом. Это не для тебя.

Бобби молча слушал её, его взгляд метался по веранде, но он не знал, что сказать. Он видел, как Эмили была искренне расстроена, как тяжело ей давались эти слова, и это заставляло его почувствовать, как сильно она переживает. В его мире всё было проще — игры, как игры, и он не думал, что карты могут изменить жизнь так сильно. Но её взгляд, её поведение, эта невыразимая тоска, что была в её голосе, заставляли его задуматься.

— Эмили, я... я обещаю. Я не буду играть в карты, — сказал он наконец, и его голос прозвучал твердо, хотя сам он ещё не до конца понимал, почему так важно держать это обещание.

Эмили улыбнулась, но её улыбка была слабой, как будто ей нужно было потратить последние силы, чтобы сделать вид, что всё в порядке.

— Спасибо, Бобби, — прошептала она. — Это значит для меня больше, чем ты можешь представить.

Они стояли так несколько секунд, обнявшись, и Бобби почувствовал, как его сердце начинает успокаиваться. Это было как напоминание, что иногда, даже в самых трудных ситуациях, важно быть рядом, слушать и поддерживать. Эмили была взрослой, она многое пережила, но всё же она оставалась уязвимой, как и все.

Бобби вдруг ощутил, как её тяжесть немного смягчилась. Может быть, не всё так плохо. Может быть, он мог помочь ей хотя бы немного. И это наполнило его какой-то непонятной уверенностью.

— Ты же знаешь, что не должна всё держать в себе, — сказал он, отстранившись немного, чтобы лучше её увидеть. — Если тебе нужно поговорить — я всегда рядом.

Эмили смотрела на него, и в её глазах блеснула искра благодарности.

— Я знаю, Бобби, — ответила она, наконец ослабив напряжение в своих плечах. — Я знаю, что ты хочешь быть со мной. Но не забывай, что мой дом далеко отсюда, — сказала она, имея в виду Нью-Йорк.

Бобби почувствовал, как в его груди сжалось от этих слов. Он знал, что между ним и Эмили всегда оставалась эта невидимая, но реальная пропасть — расстояние, разделяющее их миры. Он был из Кливленда, с его тёплыми вечерами, дворами, полными детей, и весёлыми вечеринками, а она была из Нью-Йорка, города, который казался ему загадочным, где всё было быстротечно, где каждый был частью чего-то большего.

— Ты не должна переживать, — сказал он, стараясь придать своему голосу уверенности, но даже сам он знал, что звучит не слишком убедительно. — Я же говорил: я всегда рядом. Вряд ли что-то сможет нас разделить, правда?

Эмили кивнула, но её взгляд всё равно оставался несколько тоскливым. Она стояла, облокотившись о перила веранды, и в её глазах отражалась какая-то грусть, которой Бобби не мог понять до конца.

— Ты говоришь это так, будто расстояние не существует, — она вздохнула, снова переведя взгляд вдаль, где граница горизонта терялась в мириадах огней. — Но ты же знаешь, как оно важно. Мой дом, мой университет, вся моя жизнь там. И, несмотря на то, что я здесь, с вами, я не могу забыть о том, что меня ждёт там.

Бобби молча наблюдал за ней, чувствуя, как всё, о чём она говорила, становится частью её внутреннего мира — мира, который был настолько сложным, что он, кажется, не имел ни конца, ни начала. Он хотел бы помочь ей, как-то облегчить это напряжение, но в этой ситуации он ощущал себя почти бессильным.

— Ты же говоришь, что не хочешь быть там, — тихо сказал он. — Но, может, если всё будет так сложно, ты могла бы просто вернуться сюда, пожить с нами немного. Я... я могу помочь. Здесь не так много всего важного, но я уверен, что ты найдёшь что-то, что тебе понравится.

Эмили посмотрела на него, и её глаза наполнились чем-то, что Бобби не мог сразу расшифровать. Это было не грусть, не радость — скорее, нечто среднее, смесь понимания и благодарности.

— Я бы хотела жить с тобою и Карлтоном в вашем доме, — сказала она, голос её звучал мягко, — но это не так просто. Ты не понимаешь, как трудно совмещать жизнь здесь и учёбу там, в Нью-Йорке. Университет — сущая кабала.

Бобби молчал, осознавая, что он не в силах понять всего того давления, которое на неё ложится. Она всегда казалась такой уверенной, полной жизненной силы, а теперь вот стояла перед ним, словно раскрывая невидимую часть себя, о которой он не знал.

— Я понимаю, что это трудно, — сказал он, поднимая глаза к небу. — Но разве это не стоит того, чтобы попробовать? Тебе не нужно быть там, если это заставляет тебя чувствовать себя в клетке. Ты ведь не должна работать в этих строгих рамках, в которых тебе некомфортно.

Эмили вздохнула и шагнула немного вперёд, опираясь на перила веранды. Её взгляд вновь потянулся вдаль, к горизонту, который, казалось, никогда не достигал своей цели. Она замолчала, как будто обдумывая что-то важное.

— Я знаю, что ты хочешь помочь, Бобби, — произнесла она наконец, её голос снова стал тихим и задумчивым. — Но у меня есть обязательства перед университетом, перед моей жизнью там. Мне нужно закончить это. Я не могу бросить всё так просто, не могу уйти от своих обязательств.

Бобби не знал, что сказать. Он не мог осознать всей тяжести тех обязательств, о которых она говорила. Для него жизнь была проще: он учился, играл на улице, проводил время с друзьями, а вот Эмили, с её университетом и непрерывной борьбой за успех, явно находилась в мире, где каждый шаг имел вес, и не каждый шаг был её собственным выбором.

— Но ты ведь не хочешь быть там? Ты мне сказала это, — сказал он, слабо улыбаясь. — Ты можешь сделать паузу. У тебя есть время. Тебе не нужно всё контролировать.

Эмили немного улыбнулась в ответ, но эта улыбка не была полной. Это был лишь уголок её губ, который едва ли мог скрыть растущее беспокойство.

— Я хочу, чтобы всё было иначе, — сказала она. — Но я не могу просто всё бросить. Я не могу бросить учёбу только потому, что мне противен Нью-Йорк.

Бобби стоял молча, внимательно слушая Эмили. Он не знал, как помочь ей, как сделать так, чтобы она почувствовала себя лучше. Он был просто ребёнком, а она — взрослая, с её сложными переживаниями и решениями, которые казались слишком тяжёлыми для его простого мира.

Эмили выглядела уставшей. Она стояла у перил веранды, её глаза были устремлены в пустоту, как будто она пыталась найти ответы где-то в этом огромном мире, который так часто заставлял её чувствовать себя чужой. Бобби не знал, что сказать, но он чувствовал, что её нужно поддержать, даже если его слова не могли исцелить.

— Ты не должна чувствовать, что у тебя нет выхода, — наконец сказал он, сделав шаг к ней. — Я понимаю, что ты не хочешь бросать учёбу. Ты умная, Эмили. Я не могу представить, как тебе тяжело, но разве нельзя попробовать сделать хотя бы шаг назад и посмотреть на всё с другого угла? Может быть, если ты немного отдохнёшь, что-то изменится. Может, ты увидишь, что мир не так страшен и что ты можешь совмещать и учёбу, и свою жизнь. Ты ведь всегда говоришь, что хочешь быть сильной. Но быть сильной — это не значит всё выдерживать в одиночку.

Эмили смотрела на него, её взгляд был мягким, но в то же время полным боли. Она стиснула губы, как будто пыталась удержать эмоции, которые всё равно прорывались.

— Ты не понимаешь, Бобби, — произнесла она тихо, её голос звучал устало. — Я не могу просто взять и изменить свою жизнь. Я должна закончить этот университет, потому что иначе всё, что я делала до этого, потеряет смысл. Я не могу просто уйти, несмотря на то, как я себя чувствую. Все эти годы я работала для того, чтобы здесь оказаться. И если я всё брошу, то как я смогу объяснить это себе? Как я смогу оправдать перед собой всё, что прошло до этого?

Бобби в задумчивости смотрел на неё, чувствуя, как его сердце сжимается от её слов. Он не знал, как быть в таких ситуациях. Всё, что он знал — это то, что Эмили была для него важна, и что он хотел бы помочь ей, хоть немного облегчить её страдания.

— Может быть, если бы ты вернулась сюда, на какое-то время, ты бы смогла немного передохнуть? Я понимаю, что у тебя есть университет, но это ведь не единственная вещь в жизни. Ты не обязана всегда быть на высоте, Эмили. Ты заслуживаешь хоть немного спокойствия. Почему бы не попробовать найти баланс?

Эмили посмотрела на него, её лицо стало мягче, но Бобби видел, как она всё равно держит себя в руках. Это была не просто её забота о будущем — это была борьба с собой, с собственными ожиданиями и с тем, что она должна делать, чтобы соответствовать всем требованиям окружающих.

— Я бы хотела, чтобы всё было так просто, — ответила она, поднимая глаза. — Но, к сожалению, это не так. Я чувствую, что если я хоть немного ослаблю контроль, всё выйдет из-под контроля. Ты не понимаешь, как это сложно — быть постоянно на пределе. Я не могу просто сказать себе: «Достаточно». Всё, что я делаю, имеет значение.

Бобби сделал ещё один шаг ближе, в его глазах было видно беспокойство.

— Но ты тоже имеешь значение, — сказал он, глядя в её глаза. — Ты не можешь быть только тем, кем тебя хотят видеть другие. Ты имеешь право на свою жизнь, на свои чувства, на то, чтобы отдыхать. Ты не должна быть только тем, кто выполняет чужие ожидания.

Эмили наклонила голову, её губы немного дрогнули, как если бы она сдерживала слёзы. Она хотела верить, что всё будет хорошо, но пока не могла найти ответы, которые бы успокоили её.

— Я знаю, что ты переживаешь за меня, Бобби, — сказала она, её голос снова стал мягким. — И меня это трогает. Ты... ты лучше Карлтона, — вдруг сказала она с придыханием. — Он бы ни за что не стал слушать мои жалобы. Да-да, твой брат мастер на комплименты, да и в житейских делах не дурак, но слушать так же внимательно, как ты, он не умеет...

Бобби застыл, его лицо немного покраснело от неожиданности. Он не был готов к таким словам, но, услышав их, почувствовал, как его грудь наполняется каким-то теплом. Эмили не просто сказала это — она действительно почувствовала это, и его сердце слегка сжалось от благодарности.

— Эмили, — тихо сказал он, не зная, что ответить. — Я всегда буду рядом, если ты захочешь поговорить. Я... ну, я могу не понимать всё, что ты чувствуешь, но я постараюсь. Ты заслуживаешь, чтобы тебя слушали, и ты заслуживаешь того, чтобы кто-то действительно заботился о тебе.

Эмили смотрела на него с удивлением, как будто не ожидала таких откровений от мальчика, которому всего восемь лет. Но в её глазах была искренняя благодарность, и её взгляд стал мягче. Она сделала шаг назад, чуть повернувшись, чтобы снова опереться на перила веранды.

— Ты многое говоришь, Бобби, — сказала она, её голос стал немного тише. — Может быть, ты прав. Я часто не даю себе права на слабость. Мне кажется, что если я буду показывать свои чувства, это сделает меня слабой. Я так привыкла скрывать свои переживания, что теперь даже не знаю, как это делать иначе.

Бобби покачал головой, стараясь понять, что она чувствует.

— Это не делает тебя слабой, — сказал он уверенно. — Я думаю, что наоборот. Ты сильная, потому что можешь признавать свои чувства, а не прятать их. Ты умеешь быть честной с собой, даже если это тяжело. Я думаю, это правда важно.

Эмили молча улыбнулась, её глаза стали немного влажными, как будто она собиралась плакать, но сдерживалась. Бобби был так искренен в своих словах, что это тронуло её больше, чем она ожидала.

— Ты прав, — произнесла она, хотя её голос был немного дрожащим. — Но иногда мне кажется, что я слишком много на себя беру. Я должна быть идеальной. И когда я не могу соответствовать своим ожиданиям, это меня угнетает. Ты понимаешь, что это такое? Когда ты чувствуешь, что если не сделаешь всё, как надо, мир рухнет?

— Да, понимаю, — сказал Бобби, кивая. — Я тоже иногда чувствую, что нужно сделать всё правильно, иначе всё пойдет наперекосяк. Но ты не обязана быть идеальной. Ты уже замечательная, как есть.

Эмили засмеялась, но её смех был лёгким и грустным одновременно.

— Я так долго пыталась быть идеальной, что теперь мне трудно представить себе жизнь без этой борьбы. И когда ты мне говоришь такие вещи, Бобби, я понимаю, что, возможно, мне нужно дать себе немного больше пространства для ошибок.

Он подошёл ближе и, не зная, как ещё её поддержать, просто положил руку ей на плечо, как бы заверяя, что он всегда рядом.

— Ты не одна, — тихо сказал он. — И если ты когда-нибудь почувствуешь, что не можешь больше справляться, ты всегда можешь вернуться сюда, в наш дом. Мы с Карлтоном тебе поможем.

Эмили посмотрела на него, и её лицо стало мягким. В её глазах больше не было той отчужденности, которая была раньше, когда она пыталась скрыть свои переживания. Сейчас она почувствовала облегчение — хотя бы на мгновение. Она опустила голову, как будто пытаясь осознать, как много значит для неё эта простая, но искренняя поддержка.