Танец без касаний (джен)

423 г. Р.Э., Святая Иерархия Тан

— Боюсь, мы ошиблись в подсчете игроков в этой партии, — Таеллан пошел чуть быстрее, приноравливаясь к далеко не прогулочному шагу Первого Иерарха. Стоило тому перестать изображать неподвижность, как в движения возвращалась такая стремительность и порыв, что Шаах Лю Таеллан невольно вспоминал, почему давно перестал отсчитывать собственные года.

— И что же заставляет вас так думать? — Первый Иерарх остановился у большого паркового фонтана и протянул руку, ловя пальцами холодные брызги.

— Во-первых, утечка произошла не из наших с Тессаром ведомств: к информации было допущено малое количество людей и проверить их всех оказалось не трудно, — Таеллан говорил, глядя на искрящиеся струи воды. Во всей Канцелярии находилось ничтожно малое количество тех, кто не боялся встречаться с ним взглядом, и только один человек, чьего взгляда упорно избегал сам Таеллан. — А во-вторых, мои люди установили, что кроме старшего иерарха Самместа у Далливана в тот день был еще один посетитель, к тому же наделенный благословением.

— Вы поэтому приказали перевести Самместа во дворец? — Первый отряхнул руку от воды и тут же убрал ее в широкий рукав мантии. — Хотите понаблюдать, кто проявит интерес к его персоне? — тени капюшона все так же скрывали его лицо, но ощущение пристального взгляда от этого не делалось менее явным.

— Да, — Таеллан склонил голову, — эта путаница с приказами… мне кажется, что старшего иерарха очень хотят выставить виновным в этой истории и скомпрометировать.

— Ну последнее уже удалось в более чем достаточной степени, — угадывать мысли по интонациям в отношении Первого Иерарха было пустой затеей. Таеллан вообще не мог вспомнить никого с таким же безжизненным голосом. Когда-то это было не так. — Но вот доказать вину мертвого окажется намного проще, чем живого. Вы ждете покушения? — Первый развернулся к нему, и во всей его фигуре — вздернутом подбородке и развороте плеч — Второму Иерарху померещился призрак давно ушедшей военной выправки.

— Не исключаю такой возможности, — Таеллан опустил глаза, исследуя кончиками пальцев богатую вышивку на рукавах своей мантии, — старший иерарх Саммест всегда действовал слишком… независимо, чтобы не обзавестись подходящими для того недоброжелателями, — его голос звучал мягко и ровно, надежно пряча скрывающиеся за словами мысли.

— Вы говорите это так, что мне в пору думать, что все это ваша провокация, — глаза Первого Иерарха Шассамата отражали солнце. Свет впивался в кожу, пронзал разум, безжалостно вырывая на поверхность все, что люди предпочитали прятать в глубинах душ, скрывая даже от самих себя. Таеллан встретил этот взгляд безмолвно, не пытаясь уклониться, но и не скрывая, насколько он неприятен и нежелателен. Шассамат не выдержал первым: закрыл глаза, снова прячась в темной прохладе капюшона.

— Впрочем, для вас это излишне мелочно и грубо. Вы ведь предпочитаете более изящные методы, а, Таеллан? — по парковой дорожке он зашагал не в пример медленнее прежнего, плечи сгорбились, а голос казался безжизненным исключительно от усталости.

— Мелочно? — Таеллан задумчиво кивнул, — Какое точное слово вы подобрали, господин Первый. Пожалуй, все это и впрямь отдает мелочностью и, простите, вульгарностью. Ничего не напоминает?

Когда-то назначение Эше Илаю Лирриана Третьим Иерархом Тан вызвало слишком много вопросов, а кто-то даже осмелился вспомнить, что до облачения в мантию Первый Иерарх носил имя Эше Таю Шассамат. Эти слухи Восьмой Иерарх Тессар присекал с особым рвением.

— Возможно, Таеллан, очень возможно. Думаю, когда-то я и впрямь совершил ошибку, — Первый Иерарх как-то рассеянно кивнул, а Таеллан сбился с шага, осознавая, что как-то ухитрился пропустить нечто воистину важное. — Вот только цена нашим с вами догадкам не более чем брызгам воды на солнце.

— Я подумаю над тем, как превратить их в нечто более существенное, — Таеллану пришлось постараться, чтобы не пропустить в голос слишком много удовлетворения. — Но все же думаю, что не следует так пристально смотреть на то, что нам буквально суют под нос.

— Энрах Саю Далливан. Вы видите первопричину именно в нем? — Первый охотно переключился на новую тему. Таеллан знал, что дрязги внутри Канцелярии всегда вызывали у главы церкви изжогу не меньшую, чем у него самого.

— Не в нем самом, но тех вещах, что совершались при его покровительстве. И продолжения этой партии я допустить не могу.

Все внутренние дрязги казались сущей мелочью по сравнению с тем нарывом, который удалось вскрыть руками старшего иерарха Самместа. Гнойных брызг оказалось много, удивительно, что все они обрушались на скальпель, не задев руку, его державшую. Скрытность и откровенная независимость Самместа впервые сполна сыграли против него.

— Империя и так знает о нас много больше, чем мы можем предположить о ней, — Первый согласно кивнул, — Что вы думаете предпринять?

— Для начала — разбить монополию Энрах, — Таеллан заговорил сухо и деловито, примерный план он продумал, стоило бегло взглянуть на строки приснопамятного письма. — Думаю, новости об… излишней заботе Энрах Фаю о наследстве его покойного брата заинтересуют многих. А в южных водах водится достаточно акул, которые только и ждут возможности учуять кровь, — какие бы удары не довелось направлять, Второй Иерарх предпочитал, чтобы лишние брызги не долетали до белых манжет его камзола.

— Подобная провокация как раз в вашем духе, — Первый остановился и медленно обернулся к Таеллану, не заметив, что капюшон соскользнул с его головы. — И все же вы и ваши методы не менее отвратительны, чем грязная игра, развернувшаяся у нас под носом.

— Вы немногим от меня отличаетесь, — холодно отозвался Таеллан, всматриваясь в белые прожилки тонких шрамов, разбегающихся от глаз по лицу Первого Иерарха. Золотистый цвет их сейчас померк и казался на редкость тусклым. Когда-то эти глаза увидели слишком много. Настолько, что их обладатель захотел не видеть ничего вообще. Таеллану тогда потребовалось все его искусство: он никогда не встречал человека так преуспевшего в отчаянной решимости вырвать себе глаза.

— И потому вы мне вдвойне отвратительны, — Первый резким движением вернул капюшон на положенное ему место. — Идите и действуйте, Таеллан. Иерархия ждет.

— С вашего благословения, господин Первый, — Второй Иерарх склонился в предусмотренном этикетом поклоне. С учетом положения вещей, это выглядело на редкость издевательски. Под стать попыткам увидеть мир в лучшем свете, чем он был.

* * *

Первые редкие снежинки кружились в воздухе, таяли, не успев долететь до земли. Стражник зевнул и украдкой переступил с ноги на ногу — пост у ворот Дворца Иерархов, конечно, считался самым почетным, но необходимость стоять истуканом вгоняла в тоску и зевоту кого угодно, а привычный городской шум только убаюкивал. И громкий стук копыт в него вписался удивительно органично. Стражник моргнул и резко встряхнулся — галопирующие лошади — совсем не то, что ожидаешь встретить в Святом городе. Повозку что ли понесло? Додумать эту мысль стражник толком не успел, потому как разом увидел и лошадь и всадника: при резком повороте из-под копыт вылетели отчетливые искры. Всадник между тем, не сбавляя скорости, несся прямо ко дворцу.

— Стой! — не успев толком задуматься, стражник загородил собой проход, выставив копье, запоздало пришло осознание, что сразу остановиться на такой скорости лошадь попросту не сумеет, но всадник и не пытался ее останавливать — только всадил как следует шпоры, поднимая на дыбы, будто хотел взять барьер на скачках. Мир вокруг на мгновение замедлился, и стражник отчетливо увидел, как копыта лошади коснулись чего-то невидимого над его головой, оттолкнулись, а потом все они — и лошадь, и всадник — как-то разом оказались на площадке перед Дворцом.

— Тан, спаси и сохрани, — стражник рефлекторно сотворил святой знак. К лошади уже бежали со всех сторон люди, но почему-то не выпроводили наглеца вон, в последний момент почтительно склонившись. Гулко хлопнули высокие дворцовые двери.

— И кого эдак принесло?

— А ты не признал? — напарник, который за все это время даже не дернулся, наконец подал голос, — сам господин Пятый обратно пожаловали.

— Так его ж к Островам услали?

— Значит, уже вернулся.

Фалве Ию Иллиав практически не замечал мелькающих вокруг дворцовых коридоров, людей, смолкавших при его появлении и только ожесточеннее начинающих шептаться за спиной. Только бы не опоздать. Зря он послушался и уехал. Успокоенный словами Аю, Иллиав успел добраться до побережья, где обнаружил, что несмотря на серьезную угрозу со стороны несотворенных (а может быть и благодаря ей) флот как-то не спешит к отбытию на Острова. Он выслушивал сказки о неподходящих ветрах и течениях целую неделю, пока его не догнало письмо Феллеста, в котором тот добросовестно отчитался обо всех столичных событиях. Кто бы не стоял по другую сторону баррикад — действовал он удивительно быстро. И если ему так требовалось удержать Иллиава как можно дальше от столицы, это означало, что вернуться туда следует немедленно. О предстоящих объяснениях с Первым насчет своего самоуправства, Иллиав предпочитал не задумываться. В конце концов, он давненько не делал глупостей, достойных славы «того сумасшедшего паладина».

— Что здесь? — Иллиав не оглянулся, только почувствовал, как кто-то нарушил границу рефлекторно развернутого Покрова. Более верного знака обуревавшей его тревоги было не найти.

— Полагаю, вы удивительно вовремя, грандэ, — Феллест невозмутимо поклонился. Удивленным он не выглядел совершенно. — Разбирательство по столичному инциденту назначено на сегодня и идет уже где-то час, но, если верить Наю, они только пререкаются. Еще ничего не решено. Старший иерарх Саммест тоже там.

— Наю? — теперь Иллиав следовал за незаметно направляющим его Феллестом.

— Подслушивает под дверью, конечно, — Феллест произнес это как нечто само собой разумеющееся. И впервые у Иллиава не нашлось возражений против этой дурной привычки подчиненного.

— Тан в помощь, грандэ, — они остановились у двери зала, выбранного для проведения заседания.

— Ты же не знаешь, что я собираюсь сделать, — Иллиав усилием воли свернул Покров — такую явную демонстрацию своего состояния Аю бы точно не одобрил.

— Чтобы вы не задумали — Тан вас не оставит, — убежденности в голосе Феллеста было намного больше, чем ощущал за собой Иллиав.

— Да будет так…

Как бы тихо не прикрывал Иллиав за собой дверь зала, взгляды всех собравшихся тут же скрестились на нем. К своему креслу Пятый Иерарх шел будто перед строем лучников, каждой клеточкой ощущая натянутую до предела тетиву и готовые сорваться стрелы. Не развернуть в ответ Покров оказалось неимоверно сложной задачей.

— Продолжайте, господа, раз уж мы теперь все в сборе, — Первый Иерарх Тан небрежно шевельнул рукой, возобновляя столь бесцеремонно прерванное заседание.

Лирриан был одним из двух человек, кто не смотрел на Пятого Иерарха Тан. С самого мгновения появления того в зале, его взгляд был устремлен исключительно на старшего иерарха Самместа. Но тут его постигло разочарование: Саммест даже не дернулся в сторону открывшейся двери, а маска усталой скуки, казалось, приросла к его лицу навечно. Лирриан досадливо отвернулся и тут же презрительно скривил губы: явившись на разбирательство, Иллиав даже не потрудился облачиться в мантию Иерарха. В простом военном камзоле и забрызганных осенней грязью сапогах, он смотрелся настоящим бельмом в ряду расшитых парадных мантий. Впрочем, внешний вид Пятого Иерарха заботил Лирриана намного меньше, чем происходящее в зале.

Что-то было не так. Смутное чувство тревоги терзало Лирриана с самого начала заседания, но он никак не мог поймать его за хвост и понять, что же его спровоцировало. Было ли дело в настрое самих иерархов? Лирриан ожидал однозначных обвинений, но Тессар выступал вяло, и ни словом не обмолвился о наличии свидетелей пребывания Самместа у Далливана. Саммест лениво отбивался, периодически в дело вмешивался Четвертый Иерарх Теллав, который ловко уводил разговор в сторону. Казалось, все вокруг периодически забывали о том, зачем их всех тут собрали, и переходили на обсуждение текущих дел. Первый Иерарх пресекать это безобразие не торопился, а Второй казался больше занятым какими-то своими мыслями, чем происходящим вокруг. Несколько раз Лирриан с трудом удерживался от того, чтобы не напомнить о цели собрания, и вообще не выступить. Но молчал. Он не должен был иметь касательства к этому делу: все должен высказать Тессар. Обвинения Восьмого Иерарха звучали настолько жалко, что Лирриан готов был уподобиться своим кошкам и шипеть от злости: неужели и теперь имя Фаах звучало так громко, что даже Канцелярия Тан не набралась смелости обвинить их представителя? Он не мог позволить добыче выскользнуть из пальцев.

Теперь же в голову Лирриана проникла другая мысль: не ждали ли здесь Пятого Иерарха, а потому тянули время? Но если так, то какие вести он должен был принести? Что-то стало известно о флоте несотворенных? Перехватить донесение с Островов удалось практически чудом — хорошо, что курьерские корабли принадлежали Энрахам, и не все их капитаны были в курсе об изменившемся положении вещей — и Лирриан знал, что несотворенные отвели свои корабли, не убрали совсем, но достаточно, чтобы угроза стала казаться эфемерной. Но все же Иллиав вернулся слишком рано. Шенрах Даю должен был удержать его в порту как можно дольше.

— И все же я по-прежнему не понимаю, что случилось такого экстраординарного, что даже уважаемого Пятого Иерарха оторвали от исполнения долга по защите наших границ, — Четвертый Иерарх Теллав с отчетливым щелчком захлопнул веер и обличающе наставил его на Тессара. — Восьмой, вы собрали нас здесь, но ничего вразумительного я еще не услышал.

— Вы находите клинки несотворенных в Святом городе недостаточным поводом? — Таеллан наконец-то перестал изображать статую, и его негромкий голос разнесся по небольшому залу.

— Полагаю, что это дело Восьмой Канцелярии. А на наш суд его стоит выносить только при наличии ясности картины, — Теллав повел узкими плечами и поудобнее устроился в кресле, закинув ногу на ногу. — А у вас нет ни объяснений, ни доказательств. Да еще зачем-то притащили сюда Самместа! Я, так и быть, готов простить Диаммана за то, что вместо обещанного года он похитил у меня старшего иерарха на три, но вы нагло отобрали у меня еще год!

— Что вы хотите этим сказать? — Тессар выглядел настолько неподдельно изумленным, что Лирриан с трудом удержался от злорадной улыбки. Он будет совершенно не против, если эти двое порвут друг другу глотки. Ведомство Теллава проявляло к самому Лирриану слишком много нежелательного интереса.

— Пока ничего, Тессар, но не удивляйтесь, если в ближайшее время от вашей Канцелярии потребуются дополнительные отчеты. Уверен, старший иерарх Саммест займется ими с превеличайшим удовольствием.

— Полагаю, что Саммест в ближайшее время будет заниматься исключительно своими собственными делами. Не думаю, что Восьмой собрал бы нас всех здесь, не будь у него на руках хоть чего-то существенного, — не выдержал Лирриан. Но все же зачем отозвали Иллиава? Первый действительно не был удивлен его появлением или держал лицо?

— Я рад, что вы так уверены в работе моей Канцелярии, — Тессар насмешливо склонил голову. — Теллав, послушать вас, так у вас больше некому работать. Страшно подумать, как вы продержались все эти годы…

— С величайшим трудом! Я заработал себе лишний седой волос, — Теллав капризно взмахнул рукой, обдав всех звоном многочисленных золотых цепочек. Истинный эллаанец, Теллав никогда не скрывал своей тяги к красивому и блестящему, но если кто-то полагал, что этого достаточно, чтобы заполучить Теллава в свои руки — он глубоко заблуждался. Сладкоголосый соловей с железным клювом сполна оправдывал свое имя. — Так зачем вы все-таки пригласили сюда Самместа?

— Видите ли, я имел удовольствие задать господину Самместу несколько вопросов, но удовлетворивших меня ответов не получил, — Тессар скорбно сложил ладони на животе, уголки его губ опустились вниз, а весь вид выражал такое огорчение, что не оставалось ни малейшего сомнения — это человек сейчас разрыдается. Лирриан бы в это даже поверил, если бы речь шла не о Тессаре. Необходимости же этого представления он решительно не понимал.

— Как прискорбно. Неужели вас могла постигнуть неудача? — Теллав сочувственно вздохнул, но тут же весело улыбнулся, — Саммест, о чем же таком вас изволил спросить господин Восьмой, что вы не удостоили его ответом?

— Я нахожу свои ответы исчерпывающими. Господин же Тессар… увы, но далеко не всегда истина такова, какой вы желаете ее видеть, — Саммест не шевелился. Лирриану категорически не нравилось его спокойное лицо и еще более равнодушный голос. Пожалуй, сегодня старший иерарх Саммест мог посоперничать в безразличии с самим Первым Иерархом. Неужели он не понимает сложившейся ситуации? Или знает что-то, о чем самому Лирриану пока неизвестно? Лирриан почувствовал, как по позвоночнику пробежал неприятный холодок, и окинул цепким взглядом остальных Высших Иерархов.

— Меня очень интересовал вопрос ввоза предметов из Империи, — Тессар, словно и не услышав сказанного, продолжил свою речь, — все же как-то клинки должны были оказаться в нашей стране.

— Как вам должно быть известно — любой предмет несотворенных несет скверну, — Пятый Иерарх резко выпрямился в своем кресле, а пальцы его сжали подлокотники так, что Лирриан всерьез стал опасаться за сохранность ценного и редкого дерева, — невозможно коснуться ее и остаться незапятнанным. Посол Саммест по возвращению из Империи прошел все Восемь Очищающих кругов. Вы ведь сами выносили вердикт, Третий?

— Вы, Лирриан? — Третий Иерарх замер, почувствовав, как на нем скрестились взгляды всех присутствующих. Ничего странного и таинственного в самом факте Очищения не было, но все же Лирриан предпочел бы, чтобы это не звучало так прилюдно. Слишком уж ему не понравились интонации в голосе Таеллана.

— Я часто навещаю побережье по долгу службы, — он как мог равнодушно пожал плечами.

— О да, у вас богатейший опыт в части этих процедур, — тревожное предчувствие внутри Лирриана стало сильнее, когда он заметил взгляд, брошенный Самместом на Таеллана при этих словах.

— Так каким же был ваш вердикт, Третий? — Тессар оборвал странные переглядки и недомолвки, вернув всех к сути обсуждаемого вопроса.

— Старший Иерарх Саммест прошел все круги очищения. Но никто другой не задерживался в Империи на столь долгий срок и не возвращался. Кто знает, почему так вышло, — Лирриан изобразил крайнее равнодушие, продолжая искоса наблюдать за всеми присутствующими.

— Вы сомневаетесь в знаках Тана или в своих способностях их явить? — Пятый Иерарх вскинул подбородок. На мгновение в полутемном зале будто стало светлее.

— Я вижу, вы в своей не сомневаетесь. — Лирриан улыбнулся, хищно подаваясь вперед. Он очень надеялся, что улыбка его не напоминает оскал: сомнения в своих силах Третий Иерарх Тан ненавидел. Пальцы его, напоминающие птичьи когти, впились в подлокотники кресла. — И как же вы хотите продемонстрировать нам волю Тана в этом случае? Боюсь, без нее мы окончательно погрязнем в словах.

— Восемь шагов Очищения, — Фалве Ию Иллиав не задумывался, произнося эти слова. Сильнейший из цикла Очищения ритуал, результат которого нельзя трактовать двояко: прошедший чист, какими бы доказательствами ни обладала другая сторона. Вот только легчайшего касания скверны, тени недостойных мыслей достаточно было, чтобы ритуал провалился. Смерть или безумие — наиболее вероятный из всех исходов.

— Прекрасно, — Лирриан откинулся назад, не скрывая торжествующей улыбки, — я приму ваши слова. Иерархи?

— Ну это уже слишком! — Теллав стукнул ладонью по подлокотнику, — Пятый, вы передергиваете! Вокруг нас не несотворенные и не островные язычники!

— Да будет так, — ровный голос Первого Иерарха перекрыл начавшийся гул голосов. — Фаах Аю Саммест, вы примете Очищение?

Лирриан улыбался. Он был уверен в исходе — надо быть безумцем, чтобы согласиться. Поставить на карту все и проиграть — в этом не приходилось сомневаться.

— Из рук Пятого Иерарха — приму, — ровный, даже скучающий голос Самместа стер улыбку с лица Лирриан. Иерархи переглядывались, перекрыть гул не могло даже тихое покашливание Первого: уже много лет никто не рисковал по примеру первых людей сделать Восемь шагов к Тану.

— И вы допустите это, Первый? — Теллав не собирался сдаваться. Ноздри его чуть раздувались, выдавая крайнюю степень ярости. Ответить Первый не успел.

— Вы сомневаетесь во мне? — тихий голос Пятого Иерарха отчего-то мгновенно погасил все шепотки, приковал к себе, не позволяя отвести глаз от говорившего, и пригнул к земле. Зеленые глаза потемнели, и Лирриану показалось, что он различил едва заметное сияние, исходящее от десятилучевого солнца, которым был сколот ворот камзола Пятого.

— Нет, ни в коей мере, — Таеллан примиряюще поднял руку, не давая разразиться грозе. — Проводите Очищение, Пятый.

— Волей Тана.

* * *

Полуденное солнце сияло нестерпимо ярко. Его свет заливал алтарный зал главного храма Тана, который приникал ко Дворцу Иерархов и где, по традиции, проводились все самые серьезные мероприятия. Предстоящее действо к ним относилось в полной мере.

Саммест передернул плечами, оправляя простую ритуальную рубаху и натягивая рукав пониже на свежую повязку. Смысла в этом он не видел, как и путей сжульничать на подобном ритуале. Тут ни яд в перстне не поможет, ни кинжал за поясом. Ничто, кроме собственной веры. Он шагнул вперед, вступая в первый из расчерченных кругов, и только после этого оглянулся по сторонам. Мантии Иерархов казались языками пламени, вспыхнувшими в солнечном свете — разобрать где кто никак не получалось, солнечный свет, проникающий через прозрачный потолок алтарного зала, слепил. Все правильно, ему не должно быть дела до посторонних — есть они или нет, ритуал неизменен.

На нижней ступеньке алтаря стоял Пятый Иерарх. Саммест не мог сразу припомнить, когда еще видел Фалве Ию Иллиава таким — в полном блеске ритуальных одежд и с непреклонным выражением лица. Длань Карающая, Левая Рука Тана. Видит ли это еще кто-нибудь, кроме него? Видит ли это сам Ию? Хотя нет, от его друга здесь и сейчас было ничтожно мало. Фаах Аю Саммест склонил голову, приветствуя Пятого Иерарха Тан.

— Слепы и глухи брели во тьме Сотворенные, пока не узрели солнечный луч, что указал им путь из глубины… — слова Песни Испытания Сотворенных звучали под сводами старого храма. Казалось, они проникали под кожу, впивались тысячью раскаленных иголочек, искали что-то. Ждали отклик.

Саммест медленно выдохнул: что так тяжело будет с самого начала, он точно не рассчитывал. Привычно сосредоточившись, он попытался отстраниться от слишком пристального, неприятного ему взора, одновременно не забывая о положенных ритуалом фразах. Но от этого сделалось только хуже: ощущение покалывания усилилось, стало болезненным, обжигающим, будто нечто желало вплавиться ему прямо под кожу и проникнуть глубже. Боль стала резче, насыщеннее, и Саммест открыл глаза. Он не помнил, когда успел их закрыть — наверное, когда попытался отвлечься от слов. На Великом Очищении это отлично сработало. Его взгляд беспорядочно метался по сторонам, выхватывая детали убранства, облачения Иерархов, пока он вдруг не встретился глазами с Пятым. Выражение лица Иллиава оставалось все таким же решительно-непреклонным, а вот глаза… Саммест вздрогнул, только на этот раз не от боли — столько мольбы и болезненной муки отразилось в зеленых глазах. Но что он мог сейчас сделать?

— И чем выше поднимались они из глубин, тем сильнее был свет. И были из Сотворенных те, кто испугался быть ослепленным и отступил, снова скрываясь во тьме, но прочие сквозь слезы и боль решились идти дальше…

Слова ворвались в уши, зазвенели, отдаваясь эхом во всем зале, и будто бы на мгновение заглушили собой боль. Вокруг дрожали и переливались разными цветами нити, распадались, растворяясь в солнечном свете, стирали возможности и его самого.

— Принимая свет и делаясь частью его, даря ему место в своих сердцах и душах. Так Тан вошел в Сотворенных, и Сотворенные стали частью его, — ритуальные слова не потребовалось вспоминать. Они пришли сами, вместе с пониманием того, что надлежало делать. Не отгораживаться от чужого и болезненного света, но принять, позволить ему коснуться себя, дать осветить все то, до чего он сможет дотянуться. Что-то внутри активно сопротивлялось самой мысли об этом: нечто, что долгие годы наращивало броню и защищало все, что было им, плело защитные сети из слов и правил, верных мыслей и рациональных объяснений. Как теперь позволить ему исчезнуть? Открыть все — и дурное, и хорошее, достойное и стыдное, болезненное и радостное. И кому? Иерарху Тан?

Свет вошел в него, будто был там всегда. Просочился в открытые ворота, разметав по углам клочья паутины, наполнил, сменяя болезненное жжение мягким теплом. Замурлыкал восторженно, будто котенок, которого наконец-то пустили к теплу очага. Аю показалось, что он летит. Растворяется в потоке сияющего света, ощущая лишь тепло и покой.

— И коснулся их Тан, и узрел все помыслы, и принял, ибо он сотворил их.

А ты примешь? Все, как есть? Свет растекался, стремился проникнуть все глубже, неся с собой горячее терпкое наслаждение, граничащее с болью — слишком его было много, слишком ярко, слишком сильно для одного человека. И мягкое тепло снова сменялось болезненным ожогом, натыкаясь на нечто, что казалось ему чужим и неправильным. Поднимаясь наверх из самой бездны, нельзя не унести ее частицу вместе с собой. Что же ты будешь делать с ней? Примешь ли? Света становилось все больше. Зал, Иерархи — все постепенно теряло свои очертания, теряло четкость и реальность, оставался только свет. Болезненно яркий, безжалостный, готовый сжечь дотла все, что не являлось его частью, не соответствовало идеалу и величественности творения. Мир стал болью.

Иллиав отчетливо помнил, как стоило ему опуститься в кресло и немного сосредоточиться на происходящем вокруг, его накрыла волна паники: гнилостное ощущение скверны совсем рядом, а главное — четкое понимание того, что является ее источником. Значит, у него ничего не вышло. Но куда смотрели Иерархи? Неужели это не чувствует никто, кроме него? Времени оставалось ничтожно мало. В том, что Аю согласится, Иллиав не сомневался ни мгновения, как не сомневался в том, что выбора в данном случае просто нет. Рядом не было никого, благословленного Исцеляющей рукой в достаточной мере. Уверенности в том, что все пройдет как надо, хватило до первых минут ритуала. Иллиав чувствовал: свет Тана шел через него, но никак не мог отыскать себе дороги, скользил по поверхности, но не мог коснуться другой души. Обычно это и не требовалось, но сейчас… А свет становился все настойчивее, и Иллиав уже совершенно не был уверен в том, что сумеет его удержать. Очищение сорвалось, даже не начавшись, и продолжать сейчас — значило нанести необратимые повреждения, но остановиться было ничуть не лучше. И все, что он мог в эти секунды — это не дать потоку, идущему через него, обрушиться всей своей мощью, и верить в то, что Аю поймет, что нужно делать. Доверься мне, пожалуйста. Свет Тана не несет зла. Верь ему. Верь мне.

Сопротивление исчезло внезапно, будто его никогда и не было. Свет водяным потоком, лишенным сдерживающей его плотины, устремился вперед. Иллиав не заметил, как они проскочили два из восьми кругов: никогда ни один очищающий ритуал не давался ему настолько легко. На третьем круге свет столкнулся с тьмой. Проклятия и с обидой сказанные слова, поступки и помыслы — все, что составляет жизнь человека, не дает ему следовать прямой, дарованной Таном дорогой. Свет всколыхнулся, яростно бросаясь в атаку и снова сталкиваясь с прочно стоящими стенами. Отхлынул, будто волна, наткнувшаяся на утес, собрался с силами и опять рванул вперед — сметать, очищать и исцелять.

— Но слишком ярок для Сотворенных оказался свет Тана, и взмолились они — спрячь его от нас, не рань. И укрыл пресветлый свой лик облаками, и закрыл разумы, что не могли вместить всю глубину его замысла, — строчки Завета срывались с губ одна за другой. Иллиав сделал паузу, ожидая ответа, но практически сразу понял, что ждать его сейчас бессмысленно, и продолжил читать сам:

— И укрыли они повязками глаза свои от света, закрыли уши от голоса, обреченные отныне идти к свету, каждым шагом своим приближаясь к нему, по крупицам вбирая и принимая слова и волю, силами своими постигая замысел.

Все — лишь часть замысла. Каждый шаг приближает к нему. Свет растекся, принимая в себя темноту, не сжигая, но и не делая своей частью, принимая и обращая светом. Ибо не важно, что сделано, важно — для чего. Принимаю с открытыми глазами и чистым сердцем. Каждый шаг и помысел. Принимаю и благословляю, ибо верю. Верю тебе и верю в тебя. Свет ярился, свет стремился проникнуть все глубже, добраться до самой сути, выискивая все новые и новые осколки того, что не должна вмещать отданная Тану душа, добираясь наконец до того, из-за чего все началось — тонкие черные нити скверны, принесенные проклятыми клинками. И их свет не мог принять никак, да и не собирался это делать, атакуя и сметая со всей яростью, на которую был способен, не замечая той боли, что причинял каждой своей вспышкой.

Шестой круг. Ни о словах, ни даже о положенных шагах речи уже не шло и идти не могло — болезненная судорога выгибала тело, выбивала почву из-под ног, обрушивала на холодный пол, заставляя биться и ранить себя, чтобы затем вновь поднять на ноги, вознести над каменным полом и обрушить обратно. Пятый Иерарх мог только смотреть. Смотреть и читать дальше слова ритуала. Успешно или нет — об этом он уже не думал. Только мысленно молился о том, чтобы Аю хватило простых физических сил выдержать это до конца, ибо в воле его Иллиав не сомневался ни мгновения, но сейчас не мог не думать о том, что боль эта может выходить далеко за пределы отведенного человеку. Если бы только он мог помочь. Сделать хоть что-нибудь. Собственное бессилие жгло нестерпимо, и Иллиаву стало казаться, что мир будто разделяется, одновременно становясь каким-то далеким, в котором он читал катрены Седьмого круга, и неимоверно близким, в котором существовало только обжигающее солнце. Он потянулся к нему, не задумываясь принимая на себя часть его яростного свечения. «Молись за меня. У тебя это получается не в пример лучше», — как же давно это было сказано. Он обещал тогда и ни разу от обещания не отступил, а сейчас мог надеяться лишь на то, что его веры, как и всегда, хватит на двоих. Иллиав не замечал, что пальцы его впились в символ десятилучевого солнца у горла, зеркально повторяя жест Аю, только тот будто стремился сорвать святой знак, ногтями разрывая ткань ритуальной рубахи и царапая кожу.

— Ослепленные и невежественные, через боль и кровь идем мы к Тебе и лишь на волю Твою уповаем. По слову Твоему и воле Твоей. Да будет так, — эхо последних слов еще звучало в алтарной зале, но ритуал был практически закончен. Осталось немного, и это «немного» решало все. И теперь Иллиав мог лишь ждать, ждать и молиться, что у его друга сейчас хватит сил встать и сделать восемь обязательных шагов к нему. Молиться о том, чтобы было кому делать эти шаги.

Свет стал болью, и боль та была сильнее и абсолютнее всего, что Самместу доводилось испытывать ранее. Он потерялся в ней, потерялся настолько, что уже забыл, кто он и зачем находится здесь, но когда ему показалось, что грань уже близко, что еще немного, и он окончательно перестанет существовать, боль вдруг… прекратилась? Нет, она осталась, но теперь словно уходила куда-то еще, позволяя ему если не жить и дышать, то хотя бы помнить о том, что необходимо. Выдержать. Дойти. Справиться.

Болезненная дрожь все еще сотрясала тело. Дышалось неимоверно тяжело, а рот наполняла кровь, бегущая из искусанных губ. Реальность все еще казалась какой-то далекой, а звуки не достигали сознания. Саммест изо всех сил пытался вспомнить, где он находится и что надлежит делать, желая хоть как-то сориентироваться, он поднял голову. Взгляд мгновенно нашел Пятого Иерарха. Ию по-прежнему стоял на ступеньках: на лице — ни кровинки, а по пальцам, до побелевших костяшек стискивающих знак десятилучевого солнца, бежит кровь. И до него было целых восемь шагов.

Саммест с трудом поднялся вначале на колено, потом попытался встать во весь рост, его мотнуло в сторону, голова закружилась, но он все же сумел удержаться на ногах. А потом сделал шаг, еще и еще один, мысленно отсчитывая их и глядя только на чашу из святого хрусталя, что Ию поспешно схватил с алтаря.

Восемь. По ритуалу чашу надлежало взять, но все, на что его хватило — это протянуть руки и впиться дрожащими пальцами в хрусталь. За один удар сердца Аю с пугающей ясностью осознал: чашу он не удержит ни за что в жизни. Вряд ли кто-то заметил секундную заминку, после которой пальцы Ию сомкнулись на чаше поверх рук Аю, удерживая и направляя. Холодная вода коснулась губ, и в этот момент Аю понял сразу несколько вещей: во-первых, пальцы у Ию дрожат разве что самую чуточку меньше, чем у него самого, во-вторых, все уже закончилось, а в-третьих, тот, кто придумал включать в ритуал воду, был самым настоящим гением, ибо так пить ему не хотелось никогда в жизни.

— Благословение Тана простерто над этим человеком. — В голосе Ию слышались такие интонации, что Аю с внезапной веселостью подумал, что Пятый Иерарх лично перегрызет глотку любому, кто с ним сейчас не согласится. Самоубийц не нашлось.

Иерархи покидали зал, оставляя их в одиночестве. Все. Теперь точно все. Аю прикрыл глаза, позволяя себе наконец-то выдохнуть и расслабиться. Боль тут же снова набросилась на истерзанное тело, а пол стал стремительно приближаться. Мир погрузился в темноту.

Ию стоял и не знал, что именно он сделает в следующую секунду. Руки, все тело будто налилось свинцом, отказываясь подчиняться. Медленным, практически деревянным жестом он вернул чашу на алтарь, ощущая, что его тянет то ли рассмеяться, то ли сделать еще что-нибудь столь же странное и неуместное. Вот только для этого надо было сдвинуться с места, а на это он был совершенно неспособен. Звучно хлопнула дверь алтарного зала, закрываясь за последним из Иерархов.

— Аю, у нас получи… Аю? — о том, куда вдруг подевался весь свинец из костей, когда он рванулся вперед, подхватывая медленно оседающее на ступеньки тело, Иллиав даже не думал. Просто подхватил, осторожно и бережно усаживая, и сам опустился рядом, торопливо расстегивая фибулу плаща и укрывая друга широкой полой парадной мантии Иерархов, прижимая к себе и делясь теплом. Аю вечно совершенно безобразно мерз, как будто и не родился на севере. Впрочем, сейчас он и сам не отказался бы от чего-нибудь горячего под боком — холод, казалось, проник под все многослойные одежды и никак не желал отпускать.

— Аю, никогда меня больше так не пугай, ладно? — То, что тот пришел в себя, Ию почувствовал сразу по тому, как расслабленное тело мгновенно напряглось, Аю попытался отстраниться, недовольно зашипел сквозь зубы и затих, лишь устроившись поудобнее.

— Вообще-то это была твоя идея.

— А у нас был выбор? Но я не думал, что это будет… так, — Ию виновато вздохнул, впервые за много лет ощущая странную двойственность чувств: с одной стороны, он был уверен, что все сделано хорошо и правильно, с другой же, ощущал себя виноватым… как будто снова вздумал лазить через чужие заборы и попался на этом. — Ты на меня не сердишься?

— Если у тебя найдется что-нибудь покрепче этой водички, то, пожалуй, не буду.

— Аю! Это был ритуал Очищения! — все возникшее чувство вины тут же смыло праведное негодование.

— А ты его благослови, — Аю тихо фыркнул и тут же снова недовольно зашипел, видимо, неосторожно дернувшись и потревожив едва начавшее успокаиваться тело.

— Это всего один раз было! — Ию почувствовал, что к щекам прилила краска. Столько лет прошло, а Аю все норовил припомнить ему тот случай.

— А жаль. И вообще — мне надо выпить, и тебе надо. Поэтому показывай, где ты тут обретаешься. Или ты меня здесь бросишь на произвол судьбы и холода? — Аю выразительно приподнял руку, демонстрируя свежее пятно крови, пропитавшее повязки.

— Нет, — Ию тоскливо и практически обреченно вздохнул, — но займемся мы исключительно твоей рукой, — он поднялся на ноги и помог подняться Аю, раздумывая, как бы побыстрее довести его до алтарной комнаты, где остались все вещи. Шествия по коридорам в одном исподнем сегодня точно было лишним. Да и не оставит Аю надолго свои драгоценные аметисты.

— Как будто я предлагал тебе что-то другое! — Аю так демонстративно закатил глаза, что Ию не удержался от улыбки. Но где-то в подсознании зрела четкая уверенность: ничего еще не закончилось.

* * *

— Это вы вызвали в город Пятого Иерарха? — Таеллан практически захлопнул за собой дверь покоев Первого Иерарха и, только сделав пару шагов по пушистому ковру, понял, что пренебрег всеми нормами приличия. — Простите.

Больше всего на свете Второй Иерарх Тан не любил неожиданности, кроме, конечно, тех, что были спланированы им самим. Явление же Иллиава, а главное то, во что все в итоге вылилось, совершенно не вписывалось ни в какие планы. Больше чем неожиданности Таеллан не любил перестраивать игру прямо посреди хода.

— Не я, — Первый, вопреки обыкновению, пребывал в отличном расположении духа, — но знатное вышло представление, согласитесь?

— Не нахожу ничего веселого. У Тессара так и не получилось толком ничего, и мы по-прежнему вынуждены довольствоваться подозрениями.

Приглашения сесть не последовало, потому Таеллан замер у камина, спрятав ладони в широких рукавах мантии.

— Вам ли не знать, что все слишком редко получается так, как мы желаем, — Первый тоже стоял, заложив руки за спину. Можно было подумать, что он смотрит в окно, только вот шторы были плотно задернуты. — Да и неудача ли Тессара вас так расстроила? — он медленно развернулся, подходя практически вплотную к Таеллану. Второй Иерарх чуть вскинул подбородок — он был выше на добрую ладонь, но Шассамата это не смущало. — Признайте, вы больше недовольны тем, что куница вновь ускользнула из расставленной ловушки, — веселости в голосе Первого не осталось ни грана, Таеллан вновь ощущал только тяжелый давящий взгляд и ничего больше.

— Что вы имеете в виду? — он отступил на шаг, разрывая дистанцию, но все равно ощущая, как каждое слово раскаленным гвоздем вонзается в голову.

— Нравится мне это или нет, но мои глаза все еще видят. И видят достаточно, чтобы уловить присутствие скверны. Сомневаюсь, что вы не знали о нем. Вы говорили с Самместом множество раз и не предложили ему исцеления. Не так ли? И более того — вы не сказали об этом мне. В пределах Дворца Иерархов две декады находился человек, носящий в себя скверну несотворенных! — голос Первого Иерарха звенел ледяным гневом.

— Он ни разу не просил меня об исцелении, — ситуация никогда не выглядела вышедшей из-под контроля, к тому же рядом с Самместом постоянно находились паладины Иллиава, и Таеллан не сомневался, что с подобного рода опасностями они справятся.

— Конечно, — Шассамат презрительно скривился. — Ведь просьба позволит вам назначить цену. А расценки у вас таковы, что люди предпочитают Очищение Восьмью шагами вашей руке.

— Я вас не понимаю, — Таеллан ответил вполне искренне: большую часть времени с Первым Иерархом вполне можно было иметь дело, но временами на него накатывали весьма… своеобразные мысли. Во всяком случае, сейчас настроение Шассамата целиком обрушилось на Таеллана. Кому-то более… впечатлительному могло и не поздоровиться.

— Вы забываетесь, Таеллан. И забываете, кто мы есть, и кто есть выше нас. Кому мы служим и для чего. Иногда мне кажется, что единственный Иерарх здесь — Пятый.

Но все же, как бы Таеллан ни напоминал себе о необходимости относиться к подобным вещам снисходительно, выслушивать нотации от человека в два раза младше себя он не собирался.

— Которому вы и слова не скажете за нарушение прямого указания? — не преминул он напомнить Шассамату. Рассчитывать на действительно серьезный выговор было глупо, но Таеллан все же надеялся, что Первый хотя бы выскажет неудовольствие. Напрасно. — Флот несотворенных у Озерного Острова перестал быть существенной угрозой в ваших глазах? — яду в голосе Таеллана позавидовал бы и старший иерарх Саммест.

— Перестал, — Первый поднял с чайного столика небольшую записку, — это сообщение пришло час назад, но по всем признакам — изрядно запоздало. Вы правы, Таеллан, нити ведут к порту, а из порта… — он снова говорил спокойно и размеренно, будто и не было никакой вспышки всего минуту назад. — Но этого по-прежнему недостаточно. Этой ящерице надо рубить голову, хвост она отрастит, и не один. Что вы планируете дальше?

— Раз эта нить стараниями Пятого оборвалась — потянем за другую, — косвенные или нет, пока все семена летели на одно поле. — Порт и Очищающие ритуалы. Я думаю, в этом имеет смысл покопаться, — Саммест допустил слишком яркую оговорку, а значит, что-то в этом Очищении и было. И, может быть, не только в этом.

— Ищите, Таеллан, — Первый махнул рукой, отпуская его, и Таеллан медленно покинул его покои, выполнив на этот раз все положенные церемонией поклоны.