Вернуться в сказку (джен)

Серебряный снег лежит на вершине

Огромной, седой и жестокой горы,

Блестит и сверкает он в золоте солнца,

Но будто он хочет о чём-то сказать...

Блестящее солнце, оно золотое,

Оно неживое, не знает о горе,

Не знает о страхах и боли людской,

Оно светит ярко, но холодом веет,

Когда покрывается снегом земля.

Оно неживое, но всё в позолоте.

Оно хочет света, который даёт.

Но в мире бывает такое явленье:

Закаты империй, закаты всего,

А в них, хоть и жарко, порой бесконечны

Те крови потоки, пролившейся вдруг.

Закаты империй и холод традиций,

Вдруг начал, как лёд на реке, всё трещать.

И треск этот, громкий, никак не заглушит

Тот свет золотой, что всё с неба идёт.

Серебряный снег — его век так недолог,

Коль он на Земле решил выпасть зимой.

Едва ли три месяца и... Снова тает,

Но там, на горе, он так вечен, могуч...

Он там так давно, он король на вершине,

Он правит, не зная о горе людском,

Он так же, как камень, нам кажется вечным,

Конечно, людской-то ведь век очень мал.

А льды Антарктиды не тают столетия,

Хотя, даже не больше не тают те льды....

Они для нас вечны, мы их так боимся,

Что сами их губим порой и всё зря.

Не будет тех льдов — будет наша планета

Под толщей бескрайней, жестокой воды,

Не будет тех льдов и не будет животных,

Которыми мы восхищаться должны.

Не будет планеты, коль что колыхнётся,

Не будет и нас, коль не будет Земли...

А мы всё заметим лишь в миг катастрофы,

Коль даже нам мир всё сказать поспешит.

Серебряный, чуждый, лежит на вершине

Огромной, седой и жестокой горы,

Всё кажется мне, что блестит на вершине

Не снег, а слеза всей планеты Земли...

Король Алан Двенадцатый проявил себя, как правитель нервный, не слишком уравновешенный и уж больно осторожный. Он легко поддавался влиянию. Министры пользовались этой его слабостью. Шпионы тоже. Пожалуй, единственным человеком, кто не смеялся над ним, была Моника. Шпионка вообще не слишком любила смеяться над кем-либо.

А в королевстве этом была далеко не только она одна. Георг, например, один из лучших шпионов, прекрасно разбирающийся в политике и военном деле, обожал подшучивать над королём. Правда, ему позволялось это. Его заслуги были довольно велики, благодаря чему прощались многие провинности, в частности, подтруниванье над начальством.

Королевством фактически управлял первый министр. Человек довольно интересный и даже странный. Что можно сказать об этом первом министре? Пожалуй, то, что человек это был уже не молодой, но ещё и не старый, на вид ему вряд ли можно было дать больше сорока, но было прекрасно известно, что уже тридцать пять лет как он приступил к своей должности. Волосы у него казались тёмно-серыми из-за прослеживающейся седины, которая, однако, ещё не покрыла всю его голову. Так же имел он пронзительно-ясные серые глаза, которые видели и запоминали всё, что возможно было увидеть и запомнить.

Когда он пришёл на свой пост? Дата была хорошо известна: пятый день рождения единственной дочери предыдущего короля, Генриха Шестого, — Кассандры, сестры нынешнего короля. Это было прекрасное время, которое редко выпадает государству и народу — двум понятиям, которые должны быть неразделимыми, но являются вполне самостоятельными.

Сколько лет ему было тогда? Вряд ли больше тридцати. Тогда он был ещё очень молод и вступил в должность только благодаря помощи подруги своей сестры, возраста которой также никто не мог дать, так же, как не было известно и то, старше она была его или моложе, Джулии Траонт, герцогини, которая жила в сказочном и приходилась сводной старшей сестрой тому королю, которой он был обязан и так. Как именно? Никто не знал.

Так же про него было известно, что человек это был, в общем, добрый, хоть и суровый. Он прекрасно справлялся с обязанностями, добросовестно выполнял свою работу.

Женщины его обожали, он их тоже, что, впрочем, не помешало ему остаться холостяком. Он прекрасно находил время для всевозможных развлечений, даже решая самые сложные государственные задачи.

Его вряд ли кто мог застать за требованием или присвоением какой-либо суммы денег, которую он не имел право брать. Он также никогда не пытался дать кому-либо взятку, что в его положении вряд ли было бы оправданным.

Это был тот человек, который является почвой для слухов и сплетен, но сам подобными вещами заниматься не любит.

Это был человек, к которому обращались за помощью в особо трудных ситуациях, но... Для того, чтобы попасть к нему на приём, нужна была всего лишь одна вещь — его подпись на каком-либо документе. А свои автографы ставить он не любил.

Так же было известно, что именно он нанял на работу семь лет назад некого Георга Хоффмана, амбициозного и умного человека, даже юношу, лет восемнадцати-двадцати, которому через некоторое время был присвоен титул графа. Это был единственный человек, которого молодой шпион уважал. Почему именно?

Никто не видел, чтобы первый министр хоть раз в жизни поднял на кого-то голос или, упаси Господи, руку. Он всегда держал перед всеми репутацию абсолютно спокойного и невозмутимого человека. Вёл себя он всегда спокойно, даже нарочито спокойно, всегда был аккуратно и по моде одет, гладко выбрит, безукоризненно причёсан. Вполне возможно, что все эти качества истекали из гордыни герцога.

Был начитан, никто не помнил случая, чтобы он не мог поддержать разговор, если речь шла о литературе, или не мог возразить в ответ на какое-то оскорбление так, чтобы избежать скандала. Казалось, политик следил и знал все возможные книги, что уже стали классикой, и те, которые только начали печатать.

Он сумел превратить захудалое королевство в сильную военную державу, с которой считалась даже Лунная империя.

Имя его упоминалось редко. А если и упоминалось, было часто различным: кто-то называл его Ибрагимом, кто-то — Абрахамом, кто-то — Гаем, а кто-то — Эдуардом. Как же звали этого человека на самом деле, знали только несколько людей во всём королевстве, да и едва ли больше за его пределами.

Он всегда был неким сочетанием чистоты и порока, что с удивительной гармонией уживались в нём. Возможно, именно эта его черта вызывала уважение у Хоффмана, который сам был странным сочетанием чести и бесчестья.

Нередко люди уважают и любят тех, с кем похожи.

Единственное, что было известно о первом министре наверняка, так это его фамилия, ставившаяся на документах, которая, впрочем, могла оказаться и ложной. Фамилия его была несколько простой для дворянина. Делюжан.

Итак, каждый четверг в этом королевстве проводились малые военные советы, каждый месяц — средние, а каждые три месяца — крупные. Отличались они лишь количеством присутствующих, основные лица были всегда, и решали всегда именно они.

Этих лиц было немного. Всего лишь шестеро. То был король, который никогда и ничего не говорил сам, сидел тихо и был весьма кроток; министр Делюжан, который всегда всё решал, но почти никогда не предлагал; Георг Хоффман, весьма выдающийся член Тайной Канцелярии, у которого всегда были новые идеи, из которых он озвучивал только те, которые считал блестящими, — впрочем, даже самый тщательный отбор не помогал, говорил он всё равно больше всех, нередко пуская в ход весьма едкие и ядовитые словечки и шутки по отношению ко всем, а в особенности — к королю, что ему, как уже было сказано ранее, прощалось, хотя иногда он предлагал что-то совершенно невообразимое, что оказывалось в последствии единственно правильным решением той проблемы; Гораций Бейнот, человек также молодой, амбициозный, но несколько более вспыльчивый и оттого кажущийся менее умным, предлагающий все свои идеи и планы, из которых некоторые были слишком сырыми и недоработанными, впрочем, актуальности они от этого не теряли; Алесия Хайнтс, племянница короля, девушка непомерно гордая, независимая и тщеславная, одевающаяся довольно просто и даже грубо, впрочем, не лишённая обаяния, — ей было всего двадцать три года, что не мешало ей манипулировать многими мужчинами и женщинами, ищущими её расположения, — обычно на тайных советах она молчала, ссылаясь на то, что всё равно ничего не понимает, однако слушала всё внимательно и нередко вставляла свои комментарии, весьма резкие и точные, что соответствовало её характеру; а также пожилой военачальник Теодор Норд, полноватый, добродушный, но вспыльчивый и несколько грубый, что очень мешало ему двигаться по карьерной лестнице, выросший на севере королевства и бывший бастардом одного знатного лорда, — когда-то в войне с королевством Кэй был ранен в правое колено, рана была вполне успешно вылечена, но хромота так и осталась с ним на всю жизнь, — он нередко предлагал почти блестящие идеи, которые Делюжан успешно дорабатывал. Это была шестёрка, которая фактически управляла государством. Так же иногда на таких советах присутствовали ещё четверо, которым, правда, право голоса не давали. Это были старший сын короля, наследный принц Эдуард, пятнадцатилетний подросток, слишком худой и тонкий для своего возраста, но уже довольно высокий, которого мать ещё боялась отпускать одного из-за его болезненности в детстве — впрочем, и сейчас тоже, — мальчик несколько заносчивый, но добрый, над горячностью и торопливостью которого посмеивались королевские слуги, пересекавшиеся с принцем; Риттер Тайм, чопорный до мозга костей аристократ, всегда делающий точно так, как велит инструкция, без грамма собственного воображения и фантазии, которая, казалось, у него отсутствовала, впрочем, как и душа, он напоминал всей своей худой вытянутой фигурой, сухой, как он сам, всеми своими поклонами и улыбками маятник, который никогда не идёт против системы; Моника Эливейт, мрачной девушки из Тайной Канцелярии, всегда одетой просто и со вкусом, слишком честно, для человека, работающего в таких кругах, по-своему несчастной, она была спасена графом Вейрдом от самоубийства и теперь работала на него, что не всегда было понятно по их взаимоотношениям; и Демолиш Инсертион, учёный, всегда вежливый, добрый и милый, но слишком незаметный — его присутствие никогда не мешало, его почти никто не замечал, жил он в своём собственном мире и никого не трогал, — пропускающий всё мимо ушей, это был человек, которого не видели в упор, хоть он видел всех и всем пытался как-то помочь, он не умел возражать, точно так же, как и повиноваться, наверное, его облили бы грязью, если бы он был хоть чуточку приметнее или бросался в глаза, как тот же Крекпот, получивший славу великого, хоть и сумасшедшего, химика, но Демолиша никто не видел, что несомненно было бы ему на руку, если бы он попытался извлечь из чего-либо выгоду.

В этот раз в небольшом кабинете собрались все из этой десятки. Король в парадном белом мундире сидел за стоявшим там зелёным письменным столом и рассматривал бумаги. То были различные письма и карты, старые записи, сделанные на тайных советах, и выписки из книг, которые могли бы пригодиться. За правителем стоял принц, наследник престола, Эдуард, недавно перенёсший очередную простуду и одетый матерью в несколько тёплых шерстяных кофт. Он заметно щурился, разглядывая остальных присутствующих здесь. Делюжан ходил по центру комнаты, он убрал руки за спину и из-за это казался более важным, нежели был на самом деле. Георг Хоффман, единственный, кто уселся на кожаном диване. В его руках была какая-то книга, которую он без всякого зазрения совести читал прямо при короле, одет он был так же, как и всегда: бардовый свитер, которому было, наверное, уже больше десяти лет, надеваемый графом постоянно — на холод или жару — износившийся и потерявший цвет, тёмно-серые штаны примерно такого же возраста, как и свитер, также постоянно одеваемый шпионом, и серые ботинки, которые, в отличие от своих товарищей, были куплены совсем недавно — обувь у этого человека изнашивалась быстро, — и поэтому ещё не потерявшие товарный вид. Над внешним видом этого человека долгое время пытались хлопотать Делюжан и Моника, но безуспешно. Через какое-то время даже они бросили это занятие. Алесия сидела в соседнем кресле и о чём-то думала. Её светлые короткие волосы — она обрезала свои косы около года назад — были растрёпаны, очевидно, девушка торопилась на совет, присутствующим было интересно, откуда именно, но все молчали, боясь вызвать ту бурную реакцию, что могла последовать. Она, как и Хоффман, не стала долго примерять наряды и оделась в ту одежду, в которой всегда ходила. В конце концов, еженедельные советы не всем будут казаться праздником.

Гораций и Теодор предпочли для себя довольно скромные стулья, находившиеся у противоположной стены, дивану и креслу. Оба человека не хотели сейчас ни привлекать чьё-то внимание, ни совсем уж засиживаться в тени. Человек должен что-то делать, иначе совсем раскиснет. Именно поэтому здесь находился лорд Тайм, как всегда очень строго и официально одетый, он сел рядом с военачальниками, выбравшими для себя этот угол. Его присутствие сильно нервировало остальных членов совета. В частности Делюжана, который это, впрочем, не показывал. Для Моники стула не осталось, поэтому она встала между книжным шкафом и Риттером, которого она единственная могла хоть как-то понимать. Около входа, на ковре, робко приютился Инсертион. Учёный так не хотел кого-либо потревожить своим присутствием, что позабыл о собственных удобствах.

— Думаю, вы осведомлены, почему именно созван этот, — Делюжан сделал ударение на последнем слове, — тайный малый военный совет.

Голос у него был низкий и весьма приятный. В нём никогда не прослеживалось ни капли резкости или предвзятости к кому-либо, даже если она на самом деле имела место. Так же голос его всегда слышали, даже учитывая то, что он говорил очень тихо.

Как только были произнесены эти слова, Георг с видимым неудовольствием отложил очень интересную книгу и показал, что готов слушать. Первый министр, заметивший это, чуть улыбнулся.

Этот человек обожал тех, кто был в Тайной Канцелярии, ведь создана она была именно им, и считал тех чуть ли не своими детьми. Наверное, именно поэтому им так много прощалось. Быть кем-то для человека, управляющего страной, пусть даже не на бумагах, довольно выгодно. Особенно если этот человек обладает некоторыми чертами характера.

Делюжан ими обладал.

— Так вот… Надеюсь, у вас есть идеи сегодня? — Спросил он, снова выделив слово, на этот раз «сегодня».

Георг задумался. Вообще-то, он еще утром приготовил несколько довольно интересных идей, но… Он привык выставлять напоказ что-то уже готовое, то, в чём есть не только смысл, но и внешняя оболочка, на которую люди всегда любят обращать внимание.

Демолиш робко посмотрел на министра, но говорить что-то побоялся, хоть идеи у него были. Впрочем, вряд ли кто-то заметил бы, что он посмел что-то произнести. Его речь воспринималась другими, как ничего не значащий шелест листьев, к которому никогда никто не прислушивается и до которого редко кому есть дело.

Гораций же, только сгенерировав новую свою идею, как всегда решил вставить свои пять копеек, как нередко говорят в простонародье, и заодно выпендриться тем, что именно он до этого додумался первым.

— Я считаю, что… — начал он весьма резко и торопливо, но запнулся из-за того, что попросту забыл свою идею, и был вынужден снова сесть, обдумывать свои гениальные планы дальше.

Эдуард не смог сдержать смешка. Алесия фыркнула. Теодор с сочувствием посмотрел на молодого человека. Он один понимал, как трудно жить и пробиваться с таким характером. Хорошо быть энтузиастом, но на этом одном качестве далеко не выедешь. Пожилой вояка знал это, как не знал никто другой. Георг Хоффман, пытающийся отшлифовать свой очередной план, вдруг задал вопрос, в умах остальных людей, присутствовавших здесь, совершенно ничего не значащий, глупый и противоречивший самой цели данного собрания.

— А что, если поддержать эту девочку?

Делюжан цыкнул на него, Алесия расхохоталась в голос, Инсертион с сожалением посмотрел на предложившего: он сам разделял это мнение, но сказать это вслух не мог, — наследный принц отступил на шаг назад, пытаясь не показать страха. Мальчик всегда настороженно относился ко всем членам военных советов, кроме троих: Демолиша, Горация и Теодора, которых он явно недооценивал и вообще считал никчёмными и бесполезными.

Граф, увидев реакцию на его предложение, пожал плечами, поднялся с дивана и быстрым шагом вышел, хлопнув дверью. Такое уже неоднократно случалось, и первый министр задумался, не является ли его идея хорошей, но одёрнул себя, решив, что на этот раз всё будет не так, как обычно.

Риттер Тайм осторожно шепнул Монике, что абсолютно не понимает, почему этого шпиона ещё не выгнали, коль тот позволяет себе такую дерзость — выходить из комнаты без разрешения и не попрощавшись — при самом короле. Та слабо улыбнулась и заметила, что сама этого никак понять не может.

Гораций вдруг снова поднялся и спросил, чем не нравится присутствующим идея его конкурента, за которого прежде никогда не заступался, был снова осмеян и удалён с сегодняшнего заседания под предлогом плохого самочувствия.

Дальше всё шло ровно так, как было обычно. Все долго думали над тем, что же именно можно сделать в той ситуации, в которой они находились, никто долго не мог предложить идеи, которая устраивала бы первого министра. В итоге решение предложила Алесия, которой сидеть тут надоело, и она просто решила что-то ляпнуть, чтобы её, как и Горация, попросили удалиться из этого кабинета.

Почему-то именно её идея пришлась по вкусу как Делюжану, так и королю Алану. Так же это предложение устраивало всех остальных членов совета. Впрочем, принца Эдуарда сейчас устроил бы любой вариант. Он устал стоять почти неподвижно и ничего толком не делать: юноше хотелось поскорее уйти отсюда и кое-кого встретить, тем более, что он обещал этому человеку быть сейчас в одном месте, которое считал тайным и непригодным для чьих-то ещё встреч, что было не совсем верным, потому как вся Тайная Канцелярия любила иногда наблюдать за ним и фрейлиной, которая, в принципе, и должна была туда приходить.

— Думаю, Ваше Величество, принцу следует отдохнуть… Вы в его возрасте вообще не переносили советы, а он… Ребёнку нужны движение и воздух. А тут нет ни того, ни другого. Что скажете? — прошептал на ухо королю первый министр, вспомнивший про время ежедневных встреч принца с этой белокурой Луизой, заботясь о том, чтобы ни мальчик, ни кто другой, кроме короля, не услышал его слов.

Монарх рассеянно кивнул.

— Ваше Высочество, Вы не устали тут находиться? Может, Вы хотели бы выйти подышать свежим воздухом?

Принц поспешил воспользоваться этой благосклонностью к нему и, поклонившись и поблагодарив всех присутствующих здесь, вышел. Нельзя было описать того радостного, почти странного состояния какого-то блаженства, которое завладело наследником престола в ту минуту. Паренёк почти долетел до сада.

Там, у развалин часовни, столь старой, что когда-то в этих местах обожала гулять супруга Ордоангского лорда, леди Кейтилин, тогда ещё принцесса королевства Анэз, темноволосая красавица, когда-то прозванная королевой красоты, мальчик встретил Луизу. В тот момент эта девочка казалась той странной тенью принцессы Кейтилин.

То была многим примечательная девушка, а затем и женщина. С рождения обладая чудесной красотой, она воспитывалась за стенами дворца и никогда не выходила за пределы Великой стены, что была воздвигнута для того, чтобы никакой непосвящённый человек не мог увидеть лиц королевы и её детей.

Кейтилин была очаровательным ребёнком, живым и гордым. Ей позволяли делать всё, что бы она ни пожелала. Её порой называли ребёнком Луны. Она имела необычайно светлую и нежную кожу, которая никогда не была тронута загаром, роскошные чёрные волосы — о косах младшей принцессы мечтали многие девушки, — невероятно ясные и выразительные серые глаза, которые имели необычайную способность смотреть прямо в душу. Её уму и обаянию завидовали многие.

Это была одна из тех совершенно особенных женщин и девушек, которые не отталкивают от себя мужчин чрезмерной женственностью и нежностью, не будучи при этом несколько грубоватыми и мужеподобными. Принцессе пришлось по политическим соображениям выйти замуж за лорда Артура, которого она, всё-таки, сумела полюбить, несмотря на то, что брак был заключён по расчёту.

Эти развалины, которые были развалинами уже в то время, ныне служили наследнику престола королевства Анэз и фрейлине местом для встреч.

Луиза была тоненькой белокурой сообразительной девочкой. Ей едва стукнуло четырнадцать лет, но она считала себя и считалась одной из самый обаятельных фрейлин. Она была слишком худенькой и маленькой, что не портило её. Волосы девочки сильно вились, что, казалось, давало ей возможность в будущем стать похожей на королеву Муд, живущую и поныне мать короля Алана, властную вдову, которая до сих пор оставалась красивой, несмотря на свой преклонный возраст и скверный характер.

У Луизы была младшая сестрёнка. Они являлись близняшками, но похожими почему-то не казались. Файлир была более хрупкой и скромной, чем её старшая сестра. Возлюбленная принца отличалась задорным нравом и взрывным характером. Её трудно было утихомирить, но остальные фрейлины и даже строгие статс-дамы смотрели на это сквозь пальцы, прощая воспитаннице и подруге мелкие шалости и выходки, порой весьма дерзкие и смелые.

Файлир была замкнутой. Она никогда не принимала участие в забавах сестры и была очень рассержена и напугана, больше, конечно, второе, узнав, что в Луизу влюблён сам принц Эдуард, мальчик, как уже говорилось выше, довольно пылкий и преданный, как многие в его возрасте, но при этом остававшийся наследником престола.

Сейчас четырнадцатилетняя красавица Луиза сидела около фонтана и рассматривала найденный ей цветок. Принц подбежал к девочке, извинился за своё опоздание, объяснив это тем, что его задержали на совете, подарил ей букет, вероятно, прихваченный из вазы на одном из столов в обеденном зале.

Та демонстративно вздохнула, но подарок приняла, при этом заявив, что в следующий раз она ждать своего кавалера не намерена и что опаздывать — привилегия, всё-таки, именно девушек, которой она никогда не пользовалась.

— Но что же мне делать, Луиза, чтобы как-то искупить свою вину? — удивленно прошептал наследник, пытаясь снова расположить к себе леди.

Леди эта в своём юном возрасте уже славилась своей капризностью. Многим мужчинам нравилась эта живая и бойкая фрейлина, но ни одному ещё не удалось получить ей благосклонности. Девочка предъявляла столь высокие требования к своим ухажёрам, что те очень быстро сдавались.

Луиза хмыкнула и хотела было что-то сказать, как прямо перед ней через забор перемахнуло какое-то существо, заметило их, извинилось за то, что не вовремя появилось и спросило, не знают ли они, как добраться до дворца короля этого королевства.

Эдуард изумлённо открыл рот.

— А зачем вам это? — спросил парень, на всякий случай отходя на шаг подальше, а заодно и отталкивая любопытную Луизу от неизвестного существа.

Существо кашлянуло, потёрло ушибленные колени и представилось, коротко и сухо бросив только одно слово: "Мария". После эта девушка поднялась на ноги и направилась к зданию, которое было видно и из этого сада.

* * *

Эрик оказался старым другом Паула. Они долго разговаривали, не обращая внимания на тихие посвистывания Реми, которая пыталась намекнуть на то, что разговор пора бы уже заканчивать, ни на покашливания Каи, которая хотела сказать то же самое... А Седрик молчал. Точнее, он просто рассматривал и пытался, вероятно, заставить магазин книг по белой магии подарить ему половину — а лучше даже две трети — всех своих товаров.

Чернокнижник же продолжал общаться с этим Эриком. Оказалось, что у того случилась беда — казнили сестру. И всё из-за какой-то девицы лёгкого поведения, что накапала на неё Джулии Траонт!

Паулу — весь вид его говорил об этом — очень хотелось спросить, что именно сестра Эрика делала у леди Траонт, но он воздержался от этого некорректного вопроса, понимая, что в лучшем случае его просто побьют. И никакая магия ему в таком случае не поможет.

— А что с той девицей? — решил направить хоть в какое-то русло своё любопытство некромант.

Революционер осуждающе посмотрел на друга, а после выдал что-то вроде "Что с ней, что с ней... Убил я её. Что с ней..." и снова стал сбивчиво рассказывать, какой прекрасной девушкой была его младшая сестра, Милена... И красавица, и умница, и добрая до невозможности...

— Милена? — вдруг спросила вышедшая из укрытия Кая. — Умерла?

Эрик кивнул и мрачно посмотрел на девушку. Паул хотел было отправить её обратно к тем двоим, но, увидев, что вопросов вроде "А кто это?" ему пока не задают, не стал этого делать.

— Жаль её... Хоть мы и не очень ладили... — вздохнула бывшая служанка лорда Траонта.

Она присела рядом с Эриком и стала рассказывать легенду, что когда-то читала ей мама. Про город, где живут умершие люди, про то, что живут они в достатке, теперь не зная бед, про то, что каждый после смерти попадает туда...