Мои миры, твое отчаяние. Танец второй (джен)

Гарри с удивлением замер у окна гостиной, на стекле были красивые морозные узоры. Он не видел их с прошлой зимы и совершенно забыл, что существует такое природное чудо. Мальчик разочарованно вздохнул, слишком уж сильно в последнее время он уходил в свои мысли, совершенно не замечая окружающий его мир.

Волчелычное зелье было благополучно доварено два дня назад, так же как Восстанавливающее, Сонное, Витаминное и Успокаивающее. По словам профессора Мейера Гарри после принятия антидота пролежит в Лечебном крыле где-то около двух суток. Если Оборотное еще можно было продержать несколько дней под чарами стазиса, а потом доварить, то Сыворотка правды подобного отношения к себе не потерпела бы. Ему придется так или иначе кого-то просить о помощи.

Эдвин с Поттером принципиально не разговаривал. В Трапезном зале, когда Гарри все же появлялся там, Эрстед демонстративно уходил за стол к кому-нибудь из своих одноклассников. Альберт постоянно хмурился, задумчиво и оценивающе смотрел на Поттера и тоже ничего не говорил. Гарри же не хотел извиняться перед ними, он был уверен в собственной правоте, да и подслушанный разговор в комнате для умываний только подстегивал нарастание внутреннего раздражения.

Дориан был предельно вежливым, пару раз даже садился рядом с ним на занятиях, но все равно не делал никаких попыток сближения. Между ними будто была стена, через которую Гарри никак не мог пробиться.

Офелия, казалось, ничего не замечала вокруг, она каким-то образом умудрилась очаровать на кухне нескольких домовиков и теперь те охотно делились с ней выпечкой, часть которой у нее тут же изымал Стан. Она была уверена, что все происходящее сейчас — всего лишь временное и скоро все вернется на свои места.

Мирослава была куда проницательнее, чем ее подруга. Она прекрасно понимала, что в их отряде давно назрел серьезный конфликт, и если все это не попробовать разрешить в ближайшее время, то произойдет эмоциональный всплеск и группа просто-напросто расколется.

Пока Гарри нельзя было колдовать, он выбирался из своей лаборатории и приходил на тренировки, чтобы посмотреть за другими или принять участие в обсуждении стратегии. Нормально что-либо отработать не удавалось из-за постоянно сквозившего напряжения между ребятами. Беливук один раз не выдержала и вместо того, чтобы отрабатывать на Эдвине Связывающие чары, трансфигурировала из носового платка стул и поставила его в центр комнаты.

— Мне надоели ваши детские копания в песочнице! — громко заявила она. — Давайте попытаемся решить наши проблемы. Каждый из нас будет садиться на этот стул, а остальные же станут поочередно высказывать свои претензии и недовольства к находящемуся на нем.

Она сурово посмотрела на всех присутствующих.

— И чтобы это не превратилось в базар, сидящий на стуле должен молча выслушивать все, что ему говорят. Понятно? Нам нужно просто высказаться.

Первой кивнула Офелия, скорее всего, она сделала это автоматически, даже до конца не поняв того, что им предстоит. Альберт сначала наклонил голову к правому плечу, потом к левому и только после этих манипуляций сказал о своем согласии. Дориан насупился, несколько раз шаркнул ногой, сверкнул красными глазами и хищно улыбнулся, продемонстрировав Мирославе клыки, а потом, тяжело вздохнув, заявил, что он практически не против. Эдвин же опасливо покосился на Гарри, к которому у него и было больше всего претензий именно, а потом осторожно высказал одобрение идеи. Поттеру ничего не оставалось, как принять коллективное решение, хотя предстоящее немного пугало его. Он прекрасно понимал, что его самого вряд ли можно было бы назвать образцово-показательным другом. Поттер не раз ловил себя на том, что в нем чрезмерно много эгоистичного. Но одно дело понимать это самостоятельно, а другое услышать от своих друзей. Озвученную правду порой признать тяжелее, чем найденную самим.

— Так как я это придумала, мне и начинать, — Беливук грациозно села на не очень надежный по виду стул и выжидающе посмотрела на ребят, те в свою очередь уставились на нее.

— Мне, например, не нравится, что ты постоянно говоришь мне о том, что от мучного и сладкого можно поправиться. Я не такая дурочка, как кажусь, и прекрасно понимаю последствия... Например, после ужина больше четырех конфет не съедаю, — беззаботно высказала Офелия.

Именно комичное заявление цыганки помогло немного расслабиться и активно включиться в процесс.

В Беливук в основном не нравилось то, что она излишне любила всех учить и опекать. Она ни от кого ничего не требовала, но своими едкими замечаниями или грустными укорами воздействовала куда сильнее, чем командным рыком.

Второй на стул села Чермак. Девочка смущенно покраснела, когда ей напомнили о том, что некоторые манеры ей действительно стоило бы улучшить, а так же заняться воспитанием в себе терпения и усидчивости.

Стан решился быть третьим и, сев на стул, напряженно замер.

— Мне не нравится, что ты так и не научился отвечать за себя сам, — внезапно произнес Альберт. — Возможно, у вас с Гарри есть какие-то собственные тайны, в которые нас не посвятили, но все же, исходя из известного всем присутствующим, ты просто убегаешь, вместо того, чтобы как-то пытаться что-то исправить или изменить. Так нельзя, это тоже трусость! Своим поведением ты заставляешь нас теряться в догадках и наблюдать за тем, как мучаешься. Очень больно не иметь возможности ничего изменить.

— Я согласен с Грегоровичем, — тихо произнес Эдвин. — Такое ощущение, что ты несешь в себе всю мировую скорбь. На вопросы о происходящем не отвечаешь, любые попытки что-то узнать заканчиваются тем, что ты уходишь.

— Ты заставляешь всех нас так волноваться, — подтвердила Мирослава.

— А еще ты забираешь себе все булочки с вишневым джемом, — с детской непосредственностью заявила Офелия.

Все на нее странно покосились.

— А что? — нахмурилась она. — Для меня это насущная проблема.

— Дориан уже знает о моих претензиях к нему, — пожал плечами Гарри. — Мне нечего ему сказать.

Следующим место на стуле занял Альберт. Он с отстраненным выражением лица выслушал о том, что его хотели бы немного чаще видеть на грешной земле, а не витающим в облаках. Так же он спокойно воспринял заявление Эдвина о том, что ему не всегда нравится быть объектом для оттачивания его красноречия.

Эдвину же посоветовали быть собранней и меньше растрачивать себя по пустякам. Так же многим не нравилось его чрезмерно эмоциональные реакции на любые ситуации и порой детское поведение. Он сдержано кивал на все замечания.

Когда пришла очередь Гарри, он очень занервничал. Кажется, такого внутреннего напряжения мальчик не испытывал даже тогда, когда сдавал экзамены в конце прошлого года.

— Ты эгоист, — прямо заявил Эрстед. — Мы помогаем тебе, как можем, и принимаем твои проблемы близко к сердцу. Ты просто параноик. Стоит напомнить тебе о том, что ты предлагал нам несколько раз оставить нашу дружбу в прошлом. Рассказывал о себе всякие страшные истории, давал газеты с глупыми статейками и даже продемонстрировал нам своего опекуна. Мы не оставили тебя и не оставим и в будущем, но твое недоверие просто убивает на корню какие-либо порывы. Я понимаю, что где-то с нашей стороны могло бы быть больше усилий, но лично мне не приходило в голову искать в книгах выход из твоей ситуации. Кстати, кукла-шпион, над которой я и работал, так и не получилась.

Гарри виновато посмотрел на него. Он совершенно забыл, что до сих пор носит практически незаметные серьги, что подарил ему Эдвин для того, чтобы не позволить Снейпу или кому-либо еще стереть его воспоминания. И он ездил вместе с ним на Рождество в дом к его опекуну, надеясь, что может хоть каким-то образом помочь Поттеру в противостоянии с зельеваром. Мальчик понял, что все-таки был во многом не прав.

— Мне не нравится, что ты берешь всю ответственность на себя, — продолжил Альберт. — Ты совершенно уверен в том, что только сам можешь справиться со своими проблемами. Это не всегда так. Мы можем поддержать тебя. Когда словом, когда делом.

Трещинки на каменном полу вызвали у Гарри крайнюю заинтересованность, и он чуть опустил голову, чтобы их лучше рассмотреть, а не потому, что щеки пылали от стыда. Грегорович всегда направлял словом, что-то подсказывал или помогал посмотреть на ситуацию с другой стороны. Он был замечательным человеком.

— Эммм… — промямлил Дориан. — У меня вообще к тебе нет претензий, и я вообще считаю, что ты прав. Мы могли бы сделать для тебя гораздо больше, но не сделали. Это наша вина и только наша. Правда, я до сих пор не представляю с какой стороны подступиться к морокам и Гласу. Если было бы больше каких-то зацепок…

Поттер широко улыбнулся ему. Даже несмотря на то, что они так сильно отдались друг от друга, Стан до сих пор лучше всех понимал его. Без его открытой поддержки и прежних беззаботных шуток было тоскливо и как-то неуютно. Ему хотелось, чтобы все поскорее пришло в норму.

— Мне кажется, что Гарри стоит чуть больше отдыхать, — заметила Мирослава. — Иногда он бывает очень рассеянным. Например, совершенно не замечает, как на него смотрит директор. И еще, я давно его не видела за фортепиано. Хм… Пожалуй, мне больше нечего добавить.

Офелия наколдовала себе подушку и по-турецки уселась на нее.

— Откровенно говоря, у меня есть несколько претензий. Во-первых, почти все добровольно отданные мной конфеты он скармливает своему псу. Против Гримма я ничего не имею, но считаю, что радовать себя сладостями просто необходимо, для собак подойдут и косточки! И еще, почему ты пошел спасать Дориана в одиночку? Мог бы сразу сообщить через перстень, что что-то не так. Вместе — это значит вместе во всем. Не забывай это.

Гарри согласно кивнул.

Мирослава хлопнула в ладоши.

— Надеюсь, теперь вам всем стало легче, хотя вы так и не высказались полностью, но я рада, что часть ваших обид осталась позади. Теперь, может быть, вернемся к тренировке?

— Изверг, — пробурчал себе под нос Эдвин.

— Я все слышу! — отозвалась Беливук.

Она, пока Гарри не мог работать вместе с ними, взяла на себя роль руководителя отрядом. Строить ребят у нее получалось отлично. Они ее слушались с первого слова.

Поттер с улыбкой развернул шоколадную лягушку. Профессор Мейер завтра должен будет закончить приготовление противоядия. Возможно, теперь все пойдет на поправку. Касиан уже начал готовиться к их встрече в Шабаше. Дориан еще не знал, что его ожидает. По мнению брата, Стан ни за что не согласился бы на что-то настолько рискованное. Мальчик был склонен с ним согласиться.

— Знаете, ребята, мне действительно потребуется ваша помощь. На этот раз в лаборатории…

* * *

В Лечебном крыле постельное белье было накрахмаленным и каким-то жестким. В маггловской больнице всегда пахло хлоркой, тут же — травами, особенно сильно пихтой. Палаты Лечебного крыла были самыми теплыми комнатами во всей школе, они всегда располагали ко сну.

Господин Мейер поставил высокий сосуд на тумбочку и приглашающим жестом указал на него Гарри. Мальчик хмуро кивнул и осторожно понюхал жидкость. Ничего особенного: легкий аромат душицы и шалфея. От зелья шел пар и сворачивался в воздухе спиральками. Поттер храбро поднес фиал ко рту и сделал большой глоток. Жидкость ледяной волной прокатилась по его телу, казалось, что он пьет сам холод, несмотря на то, что зелье было только что снято с огня. Последние глотки дались с трудом.

— Спасибо, — прохрипел мальчик и попытался откашляться.

Зельевар погладил мальчика по голове и помог улечься в кровать.

— Все нормально, так и должно быть. Крайне неприятное зелье, я понимаю тебя, — Мейер укрыл своего ученика толстым одеялом. — Через какое-то время может стать больно. Если станет совсем невыносимо, ты можешь кричать или стонать. На комнату наложены Заглушающие чары. Я понимаю, что ты вряд ли хотел бы, чтобы кто-то узнал о твоей слабости, хотя лично мне проявление боли не кажется чем-то неправильным или достойным осуждения. Скоро все будет хорошо. Вот поправишься, будем с тобой готовить Отвар Лагневского. Им отхаживают совсем маленьких детей после операций. Очень сложное зелье и безумно полезное.

— Интересно… — тихо прошептал мальчик.

В районе солнечного сплетения стало сильно тянуть. Примерно такое же чувствовалось при аппарации, но тогда это длилось несколько секунд, а сейчас ощущения никуда не исчезали.

— Хочешь, я останусь? — с грустной улыбкой предложил профессор.

— Не стоит, — качнул головой мальчик. — Одному проще.

Он сейчас стеснялся бы перед профессором своей несдержанности. Боль уже начала выкручивать его тело.

— Если можно, то пустите сюда моего пса…

Мейер кивнул и вышел из палаты. Теперь странная спазмирующая боль перешла куда-то в район грудной клетки. Он даже не заметил, когда Гримм появился в палате мальчика.

— Все хорошо, — постарался как можно увереннее произнес Гарри. — Боль терпимая, правда, немного холодно.

Пес забрался под одеяло и растянулся на мальчике, пытаясь согреть его своим теплом.

— С тобой так уютно, — прошептал Поттер. — Правда, мне кажется, что этот холод у меня внутри. Зачем меня отравили, Сириус? Зачем?

Сознание постепенно окутывало какое-то оцепенение, привычный контроль стал оставлять мальчика.

— Знаешь, в моей жизни все так непросто, — еле слышно произносил он. — Почему-то сложности сваливаются на меня одна за другой. Я устал…

Пес осторожно ткнулся носом в шею мальчика.

— Я так хотел бы, чтобы ты был человеком. Иногда я забываюсь и думаю о тебе исключительно как о собаке. Так ведь нельзя. Правда?

Холод начал медленно поглощать боль, казалось, он проникал всюду, в каждую клеточку организма. Гарри никогда так не было холодно, даже тогда, когда он тянул через лес носилки с пострадавшим Михалом.

— Мне кажется, я сейчас совсем замерзну, — с каким-то отчаянием в голосе произнес мальчик.

Поттер высвободил руки из-под одеяла и провел ими по своему лицу.

— Почему я ничего не чувствую, Гримм? Почему? Меня больше нет?

Пес вздрогнул и серьезно посмотрел на начавшего бредить мальчика. Гримм несколько раз покосился в сторону двери, а потом решительно встал с кровати, спрыгнул на пол и превратился в человека.

Сейчас он практически ничем не напоминал того болезненно выглядящего человека с многочисленных министерских листовок. Сириус теперь был коротко стриженым блондином. Каждый месяц Гарри придумывал что-то новое, когда колдовал над ним. Один раз он сделал такую же прическу как у Малфоя, за это крестник чуть ли не получил проклятье облысения.

Блек наложил на дверь несколько запирающих заклинаний, а потом присел на кровать, закутал Гарри в одеяло и прижал к себе, как маленького. Тело мальчика очень сильно дрожало, он несколько раз простонал и что-то неразборчиво прошептал. Сириус отвел челку со лба мальчика в сторону и провел пальцем по его шраму. Джеймс никогда не был таким ранимым и беззащитным. Он был любимым ребенком, возможно, даже немного избалованным своими родителями.

— Теплый, — пробормотал Гарри, прижимаясь еще сильнее.

— Да, — шепнул Сириус, почему-то ему на глаза стали наворачиваться слезы. — Отдыхай, малыш.

В голосе крестного была неподдельная нежность и забота. Никто так не обращался к Гарри, ему казалось, что на это способны только родители. Они дарят покой своим детям, показывают, что в мире может быть много всего светлого и радостного. Гарри внезапно понял, почему он не стал таким, как Том. Его тетка безумно любила Дадли, и он изо дня в день наблюдал это, понимая, что даже жесткие и жестокие люди способны на что-то настоящее и теплое. Поттер всегда надеялся, что наступит такой день, когда кто-то придет, защитит его и скажет, что он нужен, что его любят. Внутри все было холодным, но эта внешняя теплота согревала. Хотелось плакать и смеяться.

— Все будет хорошо. Я обещаю. Тебя больше никто не обидит.

Будто бы горячая волна взорвалась внутри, холод стал отступать. Магия медленно начала движение по сосудам мальчика. Гарри не мог понять, как раньше мог жить без этих ощущений, как не чувствовал, что лишился чего-то столь важного на такой долгий период. А потом очень сильно захотелось спать. Мальчик расслабился на руках мужчины.

— Папа, я немного посплю, — сонно пробормотал он.

Сириус осторожно вернул Гарри в постель, а потом лег рядом и прижался к нему. Он не замечал, что все еще продолжает плакать.

Дверь в палату с тихим скрипом открылась. Блек испуганно вздрогнул, понимая, что не успеет обратиться назад в пса.

В комнату вошел Каркаров, он выглядел ничуть не удивленным присутствием постороннего.

— Как Гарри? — поинтересовался директор.

— Недавно уснул.

Каркаров кивнул и достал из кармана часы на цепочке.

— Где-то часа через три у него может опять подняться температура, — с тяжелым вздохом произнес он. — Нормально он будет чувствовать себя только к завтрашнему утру. Я позабочусь о том, чтобы вас не побеспокоили до завтра.

Сириус удивленно посмотрел на него.

— А утром меня отправят в Азкабан? — страха не было, только обреченность.

Директор на него уставился как на умалишенного.

— Тебе туда так хочется?

— Вообще-то, нет.

— Тогда к чему такие глупые вопросы? Я мог бы отправить тебя туда в тот день, когда Гарри притащил тебя в Дурмстранг.

Мальчик во сне завозился и теснее прижался к Сириусу.

— Вы все время знали обо мне?

— Да, конечно.

— Тогда… Почему и зачем?

На дверь наложили еще несколько защитных чар.

— Хоть он и ребенок, но далеко не глупый мальчишка. Я знал, что Снейп выбил зачем-то право на посещение Азкабана. Потом сбегаешь ты, и в тот же день Гарри приводит тебя сюда в совершенно невменяемом состоянии. Конечно, как я понял, что-то произошло в поместье его опекуна, но ничто не могло так эмоционально истощить, как воздействие дементоров. Да и ты периодически принимаешь свой человеческий облик, о чем мне немедленно и сообщает замок. Дурмстранг доверяет тебе, — в комнате повисла тишина. — В Хогвартсе преподаватели патрулируют коридоры, вылавливая нарушителей и контролируя порядок, тут же сам замок следит за детьми. Самое важное он тут же передает мне, правда, почему-то говорит о чем-то уже совершенном. Никак не научу его предотвращать неправильные поступки.

— А вы доверяете мне?

— Вполне, — кивнул Каркаров. — Я знаю, что тебя не было среди Пожирателей, и что ты не причинишь мальчику боли.

— Спасибо, — шепнул Блек.

— Да было бы за что, — махнул он рукой. — Но стоит понимать, что попадаться на глаза кому-то другому до сих пор небезопасно. Если тебя поймают, ты останешься один на один с дементорами.

— Я это понимаю, именно поэтому и благодарю.

— Отдыхайте, завтра в восемь я приду сюда еще раз. Сейчас я запечатаю палату снаружи, — Каркаров уже взялся за дверную ручку, когда оглянулся назад. — Ты сейчас не похож на себя с листовок, так что если кто-то тебя случайно обнаружит в школе, то говори, что ты тайный охранник мальчика, работаешь на Дамблдора. Пожалуй, в этот бред я бы и сам поверил, а пока будут проверять эту информацию — беги.

— Спасибо еще раз.

— Не за что же, — так же отстранено отмахнулся Каркаров. — Передай Гарри мое предложение провести Рождественские каникулы у меня дома. Ты тоже приглашен.

Дверь захлопнулась быстрее, чем Сириус что-то смог сказать. По всей видимости, на должность директоров школ брали только очень странных людей. Вполне вероятно, склонность к безумству была профессионально определяющим качеством.

Сириус крепко обнял мальчика и поцеловал его в макушку. Гарри во сне что-то пробормотал и счастливо улыбнулся. Блек пригладил волосы крестника. Возможно, ему кажется, что он сейчас со своей семьей, тогда пока у него есть несколько часов на иллюзию того, что он спит в заботливых объятиях родного отца…

* * *

Том был уверен, что никто не проводил столько времени в школьных архивах, как он. Огромное количество пыльных подшивок газет было разобрано и прочитано с особой тщательностью. Так же он пролистал множество архивных томов, в которых были зафиксированы все имена студентов, поступивших в Хогвартс. Нигде не встречалось фамилии Реддл. Оставался вариант, что его отец обучался в Дурмстранге или Шармбатоне, но достать списки студентов этих школ было практически невозможно, да и не особенно верилось, что искать следовало именно там.

Вначале поиски разжигали в нем исследовательский азарт, теперь же они утомляли и отнимали слишком много времени, которое можно было потратить на изучение книг из Запретной секции. Тома привлекала сила, потому что только она позволяла диктовать свои правила и подстраивать жизнь окружающих под себя. А еще он страстно хотел достичь бессмертия.

На его взгляд, самое нелепое, что может произойти с человеком — это смерть. Каждый приходит в этот мир для чего-то, но почему-то к тому возрасту, когда он набирается каких-то знаний, уже необходимо на покой. Что за смысл подобного существования?

Реддл нежно погладил свой значок старосты, теперь власть у него была еще и формальной. Утвердиться на своем факультете оказалось на редкость легко. Что в приюте, что в Хогвартсе все боялись боли и невозможности доказать свершившееся нападение. Так же нужно было делать вид, что он действительно считал магглов грязными животными, неспособными на что-то действительное серьезное и умное. Он презирал обычных людей не за ум или развитие технологий, а за слабость и отказ признания его силы и исключительности.

Кажется, Том знал все родословные куда лучше любого слизеринца, кстати, это был еще один пункт, по которому он выгодно выделялся среди своих однокурсников. Единственной зацепкой для альтернативных поисков было змееязычие. Слишком мало на свете людей обладало подобными способностями. Единственный известный в Англии — Салазар Слизерин. Определение того, кто же был его потомками, казалось задачей практически непосильной.

Во время подобных поисков, он нашел возможность стать бессмертным. Все что требовалось для этого — убить. Именно в этот момент в душе происходит надлом и ее часть можно с легкостью отделить, вложив в какой-то материальный предмет. Но какой смысл создавать что-то единичное? Это ненадежно и непрактично. Эту вещь могут случайно обнаружить, а затем повредить или уничтожить.

Слизнорт не исключил возможности создания нескольких крестражей чисто технически, но его пугала мысль о способе. Тому он казался очень глупым человеком, неспособным увидеть всех открывающихся перед ним перспектив. Какое значение имеет чья-то смерть, когда на кон поставлена твоя собственная жизнь? Кто-то скажет, что это неправильно. Ну и что? Кто когда играл по правилам и жил по ним?

В глазах многих Дамблдор выглядел светленьким, чистеньким, с доброжелательной улыбкой, намертво приклеенной к лицу, а на самом деле являлся наиотвратительнейшим человеком из всех, кого только доводилось встречать мальчику. Он смотрел на Тома так, будто бы видел в нем что-то мерзкое, темное. Реддлу уже было все равно. Единственное, что не мог забыть юноша, как на втором и третьем курсах просил разрешения остаться в школе. Но директор Диппет, по настоянию Дамблдора, всегда отказывал ему, им не хотелось создавать прецедент. Возможно, преподаватель трансфигурации просто боялся, что Том слишком много сможет найти в библиотеке, в Запретной секции.

Реддл никогда не забудет, что чувствовал, выйдя из поезда на вокзале Кингс-Кросс после второго курса. Всем было прекрасно известно, что наравне с магической войной шла и маггловская. У Тома не было родителей, чтобы искать у них хоть какой-то видимости защиты, средства для существования так же отсутствовали. Количество детей в приюте, в котором он ранее жил, резко увеличилось. В Великобритании многие стали скупать продукты про запас, все жили в постоянном напряжении и страхе. Том тоже боялся, хотя и никогда и никому не признавался в этом. Все, что ему оставалось, — это считать дни до возращения в школу.

После четвертого курса ситуация в стране стала еще хуже. Голода не было, но еды в приюте не хватало, спонсорская поддержка заметно сократилась. Ребятам приходилось заниматься воровством. А в августе начались бомбежки. Том каждую ночь ставил вокруг своей кровати щитовые чары, защищающие от физических предметов. Огонь он не смог бы задержать, а вот уберечься от камней или стекла вполне мог помочь. Сентябрь стал его спасением.

После этого он задумался о том, как легко мог погибнуть. Если бы ему сказали: или умрешь ты сам, или убьешь кого-то, без сомнений, Том сразу же выбрал бы второе. Он хотел жить и не видел в этом ничего зазорного. Себя Реддл мыслил исключительным существом и считал, что с его смертью мир многое потерял бы.

Другие магглорожденные, возвращавшиеся в школу, выглядели при этом весьма потрепанными и уставшими, но у них дома среди всего творившегося хаоса была поддержка, а Тому в какой раз приходилось оставаться один на один со всеми проблемами и страхами. Он проклинал своего отца, который посмел связаться с женщиной не своего уровня. Если бы не его ошибка, совершенная много лет назад, то, возможно, он родился бы у волшебницы, которая не отправляла бы его голодать в приют каждое лето. Несовершенство маггловского мира стало еще одной каплей в копилку ненависти к магглорожденным.

В начале пятого курса Том, воспользовавшись своим умением говорить на серпентанго, открыл Тайную комнату, на разгадывание секрета которой ушло несколько лет. К сожалению, уроки для чрезмерно зарвавшихся грязнокровок и полукровок пришлось отложить из-за того, что начали обсуждать вопрос о закрытии школы. Хорошо, что был Хагрид, на которого так удачно получилось все свалить. Профессор Диппет только обрадовался возможности переложить на кого-то ответственность за нападения. Не так давно Попечительский совет заговорил о том, что Хогвартсу нужен другой директор.

После смерти Миртл, кошмарной девчувшки из Когтервана, Редлл ничего не почувствовал, хотя она умерла по его вине. Вообще никакого чувства вины, о котором так любят писать авторы дешевых бульварных романах. Юноша даже удивился странной внутренней пустоте.

В одной из газет Том наткнулся на маленькую статью о том, что некто Морфин Марволо Гонт несколько раз напал на магглов и применял к ним различные виды порчи. В основном его жертвами становились завсегдатаи паба в Литтл-Хэнглтоне, теперь по новому министерскому закону за подобное поведение ему будут грозить несколько лет заключения в Азкабане, а не как раньше — один месяц в Министерской тюрьме.

Глаза мальчика зацепились за Марволо в имени волшебника. Возможно, это не имело никакого смысла, но рискнуть хотелось. До конца пятого курса он уверился в том, что ему просто необходимо найти этого человека.

Когда учебный год наконец-то закончился, Том, вместо того, чтобы сразу поехать в свой приют, вызвал Ночной рыцарь и, заплатив семнадцать сиклей, до этого ловко вытащенных из сундука зазевавшегося первокурсника, отправился в Литтл-Хэнглтон.

Его встретила небольшая деревенька с разномастными по качеству строениями. На главной улице дома теснились друг к другу, около каждого из них стояли таблички с номерами и фамилиями хозяев. Ничего скрытого магией Том не заметил, вряд ли кто-то прятал свое жилище чарами Фиделиуса. Подошли бы обычные защитные и магглоотталкивающие.

Из паба вывалился раскрасневшийся очень пьяный мужчина, который сжимал в руке большую бутыль из темного стекла, заполненную до половины какой-то жидкостью, скорее всего, дешевым виски.

— Извините, сэр, — вежливо обратился Том, хотя он испытывал сильнейшее отвращение к этому невзрачному пропитому человеку. — Вы не могли бы подсказать, где я мог бы найти Марволо?

Пьяница настороженно посмотрел на юношу, потом нахмурился и сел на ступеньку.

— Единственный, кого я знаю с таким именем, жил за деревней. Нелюдимый он слишком и, хочу я тебе сказать, отвратительный человек… Сумасшедший, как и вся его семейка.

Реддл нахмурился, но решил, что лучше пока что промолчать. Проучить этот кусок грязи он всегда успеет.

— Вы не подскажете, как найти их дом?

Мужчина чуть покачнулся и чуть ли не завалился на бок, при этом расплескав часть содержимого бутылки. Он начал бормотать себе под нос ругательства, а потом, будто бы очнувшись, вновь перевел взгляд на парня.

— Сейчас иди вперед до самого конца улицы. Она тут центральная, через всю деревню проходит. Самый крайний дом с красный крышей, тебе надобно за него завернуть и идти по тропинке. Не доходя поместья сквайров, увидишь его апартаменты.

— Спасибо за помощь. До свидания, сэр, — Том чуть поджал губы, но его вежливый тон ничуть не изменился.

Пьяница что-то неразборчиво пробормотал, с трудом встал и поплелся в противоположную от паба сторону.

Том быстро преодолел дорогу до конца деревни, но когда перед ним появилась тропинка, замедлил шаг. Сердце внутри ухало, и мальчик поймал себя на том, что он очень уж волнуется.

Впереди показалось огромное поместье, и юноша начал крутить головой по сторонам, силясь увидеть хоть какие-то еще постройки. Никаких домов он не видел поблизости. Чуть пройдя вперед, среди высокой, давно не кошеной травы, Реддл заметил перекошенную лачугу, больше походящую на заброшенный сарай.

Тяжело вздохнув, юноша направился к нему. К деревянной, обветшалой двери большими ржавыми гвоздями была прибита змея. Том решительно вошел внутрь и замер. Сравнивая здание с сараем, он покривил душой. Место, в котором он оказался, больше походило на хлев. С потолка свисала плотная седая паутина, на столе и полках был толстый слой пыли, на полу и в особенности по углам комнаты валялись заплесневевшие, а местами и гниющие объедки.

Около дальней стены находился затопленный камин, рядом с ним стояло старое кресло, в котором сидел мужчина со спутанными грязными волосами и такой же кошмарной бородой. Казалось, что он был мертв. Но когда тот резко вскочил из кресла, держа в одной руке нож, а в другой волшебную палочку, оказалось что тот мертвецки пьян. Мужчина повалил несколько пустых бутылок, что стояли рядом с ним. Они со звоном покатились по полу.

— ТЫ! — взревел мужчина. — ТЫ!

Нож в руке безумца опасно блеснул, когда он кинулся на своего гостя. Том лишь хмуро посмотрел на него и произнес на змеином языке короткую команду с повелительными нотками в голосе:

— Стой!

Мужчина затормозил и врезался в стол — на пол посыпалась заросшая плесенью посуда. Повисло долгое молчание, гость и хозяин разглядывали друг друга. Нарушил молчание хозяин:

— Ты говоришь на нем?

— Да, я на нем говорю, — ответил Реддл. Он вступил в комнату, отпустив дверь, и та захлопнулась за ним.

Том чувствовал лишь глубокое отвращение. В школе только лишь некоторые избранные были посвящены в то, чьим потомком является Реддл. Перед фамилией Слизерин они испытывали трепет, величие рода основателя вызывало восхищение. И что он теперь видит? Грязного, опустившегося бродягу, который не достоин даже произносить своими устами фамилию предка, чтобы не надругаться над его памятью.

— Где Марволо? — с усталостью спросил Том.

— Помер, — просто ответил хозяин дома. — Помер много годков назад, а то как же?

Реддл нахмурился и снова перешел на змеиный язык, человек перед ним нравился ему все меньше и меньше. Хотя что может быть сильнее дикого отвращения?

— Кто же тогда ты?

— Морфин, кто же еще? — такой же шипящий ответ.

— Сын Марволо?

— Ясное дело, сын, а…

Мужчина отбросил волосы с грязной физиономии, чтобы получше вглядеться в Реддла, и Гарри увидел на пальце его правой руки кольцо с черным камнем.

— А я тебя за маггла принял, — прошептал Морфин. — Здорово ты на того маггла смахиваешь.

В районе живота появилась какая-то сильная тяжесть, как при сильном волнении. Его затошнило. Такое уже было один раз, когда он открывал Тайную комнату. Но в тот момент он испытывал сильное нетерпение. Теперь же это было волнение и предчувствие чего-то плохого.

— Какого маггла? — резко спросил Реддл.

— Маггла, в которого сестра моя втюрилась, он тут в большом доме при дороге живет, — сказал хозяин дома и неожиданно сплюнул на пол между собой и гостем. — Ты на него здорово похож. На Реддла. Только он теперь постарше будет, нет? Постарше тебя, коли присмотреться…

Вид у заросшего мужчины был слегка пьяноватый, его пошатывало, чтобы удержаться на ногах, он цеплялся за край стола.

— Он, понимаешь, вернулся, — глупо прибавил Морфин.

Том пристально, оценивающе посмотрел на него. Затем он придвинулся поближе к Морфину и спросил:

— Значит, Реддл вернулся?

— Ага, бросил ее, и правильно, гнида такая, мужа ей подавай! — сказал Морфин и снова плюнул на пол. — Обобрала нас, понял, перед тем как сбежать! Где медальон-то, а, медальон Слизеринов, где он?

Том не ответил. Морфин снова распалился, взмахнул ножом и закричал:

— Осрамила нас, потаскушка! А ты-то кто таков, заявился сюда, с вопросами лезешь? Все уж кончилось, нет, что ли?.. Все кончилось…

Раздражение переросло в ненависть, и Реддл, направив палочку, прошептал:

— Империо!

Глаза мужчины закатились, а лицо приняло отстраненно-мечтательный вид.

— Не сопротивляйся мне!

Дождавшись кивка, Том произнес заклятие:

— Легилимент!

Перед глазами юноши замелькали картины.

Мужчина сидел на лавочке во дворе и курил. Недалеко от него расположилась женщина, читавшая детям сказки.

— Я тоже выйду замуж за сильного волшебника? — радостно прощебетала маленькая девчушка.

— Возможно, — грустно улыбнулась ей женщина.

Мужчина резко встал и дал ей затрещину, а потом повернулся к дочери:

— Если не найдется достойный кандидат до того, как тебе исполниться двадцать лет, а чистота его крови должна быть как наша, то выдадим тебя за брата! Род должен продолжаться!

Мальчик звонко засмеялся, но этот смех был каким-то злым, издевательским.

— Но он же не великий волшебник! И он же брат. В сказке по-другому! — упрямо вскрикнула девчушка.

Отец резко схватил ее за руку и отшвырнул на траву.

— Сквиба несчастная, как ты посмела мне перечить! Я так живу, и ты так будешь жить! Вот подожди, накажу я тебя.

Волшебная палочка оказалась направлена на ребенка.

— Круцио!

Девочку закрыла собою мать. Она резко осела на землю и закричала во весь голос, а потом стала молить своего мужа Марволо остановиться. Но тот продолжал пытку до тех пор, пока девочка не отбросила отца стихийной магией назад на скамейку. Вместо того, чтобы разозлиться, он счастливо засмеялся.

— Ничего, Меропа, может, ты на что-то еще и сгодишься.

Мальчик же неотрывно наблюдал за плачущей сестрой и дрожащей матерью. Ему нравилась эта картина.

Воспоминание изменилось.

Большой котел лежал у ног Меропы, а она сама была прижата к шершавой стене дома. Ее брат нависал над ней, его глаза блестели от азарта и предвкушения, а дыхание было частым, как после долгого бега.

— Морфин, что ты делаешь? — испуганно спросила она.

Девушка была практически лишена красоты: ее лицо не имело никаких выразительных черт, глаза чуть косили в разные стороны, кожа обладала чрезмерной бледностью, а волосы выглядели слишком сухими и неживыми. Том отметил про себя, что единственное, с чем ей относительно повезло — это с фигурой.

— Перестань ломаться, — прошипел ей на ухо брат. — Замужество тебе не светит, так что чем быстрее мы начнем жить, тем раньше родишь.

Меропа вжалась в стену и попыталась оттолкнуть от себя брата.

— Перестань! Остановись!

— Потом будет хуже! — пообещал он ей.

Из дома выскочил Марволо, он размахивал руками и грозил им волшебной палочкой.

— Ах ты потаскуха, висишь на собственном брате! Что, не терпится? Никакой добродетели и понятия о чести! Ничего, не пристрою тебя за какого-нибудь богатенького чистокровного, за Морфина и отдам. А пока отучу тебя по мужикам шляться!

Мужчина резко подлетел к ней и, схватив за горло, начал душить. Девушка даже не сопротивлялась, ее взгляд был слишком обреченным, казалось, она ничуть не возражает против смерти.

Морфину нравится вид задыхающейся сестры, ему нравится ее боль. Только в такие моменты она становится для него по-настоящему прекрасной.

Следующее воспоминание ничуть не лучше прежних.

Морфин из окна смотрел на Меропу. Она сидела в тени дерева и наблюдала за забором, будто ожидая кого-то. В руке Морфина шипела змея, и он постоянно отвлекался на нее, заставляя замолчать.

Когда мимо них проскакал юный всадник, Меропа оживилась. Ее некрасивое лицо будто бы осветилось изнутри, она широко счастливо улыбнулась, будто бы получила подарок. Эти реакции заметил ее брат, который, дождавшись, когда она уйдет спать, сразу же направился в деревню — заколдовать сына сквайров, чтобы Меропа никогда не забывала кому принадлежит. Морфин был сильнее и искуснее любого маггла… Пока он заставит его покрыться сыпью, а вот потом…

Том поспешно прервал просмотр воспоминаний. Слишком уж мерзкими и неприятными они были. В жилах матери, а не отца, текла магическая кровь. Реддл был разочарован.

Хозяин дома сидел около его ног и предано смотрел на него, как какой-то попрошайка.

— Отдай мне кольцо!

Морфин тут же снял с пальца то, что считал семейной реликвией, и с охотой передал его Тому. Это вызвало новую волную омерзения. И это наследники великого рода Слизерина? Страшные и больные на голову психи? Как такое вообще возможно!

— Жди меня здесь, — последовал приказ.

Юноша решительно покинул дом, прихватив с собой волшебную палочку Морфина, и направился в дом своего отца. Как пройдет их разговор и чем он закончится, будет зависеть напрямую от оказанного ему приема.

Стучать Том решительно отказался, простой Аллохоморой он открыл дверь и вошел в шикарно обставленное поместье. Откуда-то справа доносились тихие позвякивания и звуки разговора.

— …конечно, не стоило им продавать столько молока! А то ты не знаешь семью этих Бетер…

Пожилой мужчина резко замолчал и удивленно воззрился на вошедшего в столовую. Том даже не посмотрел на него, единственный, кто его интересовал — это красивый мужчина, который сидел к нему вполоборота. Реддл однозначно унаследовал от него внешность, даже больше, он был практически его копией.

— Кто ты? — с визгливыми нотками поинтересовалась пожилая женщина.

— Я Том Марволо Реддл, сын Тома Реддла и Меропы Гонт, — вежливо произнес юноша, внимательно следя за находящимися в комнате.

Ничего, кроме сильного шока, невозможно было различить на их лицах.

— Ты мерзкий мальчишка! Сын этой… этой… этой ведьмы! За поместьем явился? Так вот вам, — мужчина, что был его отцом, показал ему две больших фиги. — Все моей с Сессилией дочери достанется! Не получите вы ничего и можешь передать этой своей колдунье!

Том усмехнулся и сжал в руках палочку Морфина.

— Я бы с радостью ей сказал бы это, да вот только умерла она, как только родила меня. Я рос в приюте.

Безразличие… Ни капли жалости, радости, сочувствия. Все годы его тщетных поисков и мечтаний, чтобы придти сюда, к этой пустоте и ничтожности.

— Ты не нужен тут, мальчик. Убирайся лучше сам, пока мы не помогли тебе. Прошлое в твоем лице тут никому не принесет благо. Сессилия и так не сразу простила Тома. Давай мы дадим тебе денег на обратный путь до дома? Уезжай и забудь, — пожилой мужчина говорил спокойным, обыденным тоном, будто бы стоял с ним в мясной лавке и говорил, какой кусок ему нужен для ужина.

Том-старший согласно кивнул. Он отвернулся от своего сына и упер свой взгляд в чашку, которую держал в руках.

Юноша покачал головой.

— Я все-таки думал, что вас не придется убивать, но… Вы сами все решили.

Сначала в них полетело обездвиживающее проклятия. Первым Том убил своего отца и прошептал заклинание для создание крестража. Это было… скорее неприятно, а не больно. Просто внутри будто что-то оборвалось, а эмоции стали не такими яркими.

Перстень Гонтов теперь принадлежал ему и хранил в себе его часть. Но этого было мало. До бессмертия дотянуться с помощью только одной вещи слишком глупо, а он очень умен, чтобы быть настолько беззаботным.

Том упал на колени и начал рыться в своей сумке. Учебники явно не подходили на роль будущих крестражей, перья и пергаменты тем более. Внезапно на самом дне он нащупал свой дневник, в том числе и с некоторыми записями по исследованию Тайной комнаты. Сейчас он не сможет ее больше открыть, но, возможно, чуть позже, через кого-то, василиска вновь можно будет выпустить. Дневник идеально подходил на роль крестража. Во имя бессмертия Тома был убит дед. По мнению Реддла, пусть и таким образом, его семья принесла ему хоть какую-то пользу. После того, как он убил бабушку, юноша сел на пол, почувствовав себя совершенно истощенным.

Столько лет было потрачено на поиски отца-волшебника, который просто не знал о его существовании. В мечтах Тома ему всегда были рады, его встречали с объятиями и извинениями. Маги никогда бы не отреклись от своих детей, на это способны только магглы. Просто так вычеркнуть из своей жизни частичку себя.

Реддл, пошатываясь, подошел к столу, пододвинул один из стульев к отцу и сел на него, прижавшись к еще теплому мужчине. Потом будто бы крадучись положил себе на плечо его руку и прижался своей головой к его плечу.

— Где же моя Страна Чудес, папа?

Мертвые всегда молчат, так что Том мог самостоятельно придумать любой ответ. Слишком сильная усталость одолела его. Он взмахнул палочкой и поставил Будящие чары, которые должны были сработать через пару часов.

Потом Редлл уйдет отсюда навсегда. Конечно, перед своим исчезновением он вернет Морфину его палочку, ту самую, которой и были совершенны убийства, сотрет память о себе и прикажет согласиться с тем, что преступления совершил он сам.

Но все это будет потом, а пока у него есть несколько часов на иллюзию того, что он спит в заботливых объятиях родного отца…

___________________________________________________________

Небольшая часть диалога между Морфином и Томом взята из 17 главы(несколько реплик).

Упражнение, которое проводит Мирослава "Горячий стул", чаще всего после этого проводят следующее упражнение "Золотой стул", смысл которого заключается в том, что каждый из участников говорит сидящему, что ему нравится в нем(во внешности и характере).

У Морфина психопатия (скорее всего, возбудимого типа).