Зеркала и лица: Северный ветер (гет)

«К чёрту Мародёров!», — сказала Лили, поднимая бутылку усладэля и уверяя себя, что закрывает прошлую страницу своей жизни.

К черту Мародеров? Увы! Это легче сказать, чем сделать. Всё равно, как не думать о белой обезьяне: пока не озвучено вслух, думать и в голову не приходит, а вот когда озвучено — попробуй не думай? Она всё время в твоей голове — проклятая, белая...

«К черту Мародеров!» — неплохой слоган.

Как же Лили устала от этого многоугольника с острыми концами. Устала чувствовать себя виноватой. Надоело. В чем её вина? В том, что влюбилась в Северуса? В том, что Поттер до сих пор иначе видел их взаимоотношения, чем она? В том, что поведение Блэка вообще ни в какие рамки не лезет и никакому объяснению не подлежит?

К черту Мародеров!

И не Мародеров — к чёрту тоже!

* * *

Сердце всё время замирало, стоило Джеймсу появиться в классе, гостиной или столовой. Ушки настораживались в ожидании язвительного: «Эй, Эванс! Куда смотришь? Посмотри на меня!».

Но Поттер молчал. День за днём он проходил мимо, ограничиваясь приветственным кивком, вежливым, но холодным. Лили напрасно ждала нападок с его стороны. Джеймс не позволял себе ни одного грубого жеста, ни одного резкого слова, ни, уж тем более, действия.

Нельзя было сказать, что он не смотрит в её сторону. Как раз смотрел. И очень даже часто. Взгляд его не был холоден — он был строг. От этого становилось совсем не по себе: строгий взгляд у насмешника Поттера, который всерьёз не умел относиться ни к чему. Это почти как снег летом — явление несвойственное и потому пугающее. Лили могла ожидать от него всего, что угодно: выпадов против себя, Сириуса, флирта с другими девушками, огневиски в больших количествах.

Но Джеймс был собран, сосредоточен и серьёзен. И только.

Говорят, любовь бессмертна? Ерунда. Смертно всё. В том числе и любовь.

В душе Лили в какой-то момент что-то жалобно хрустнуло и там, где жили боль, смятение, надежда, ярость, нежность, желание прикоснуться и ощутить прикосновение в ответ, где было столько движения, света и жара теперь осталась одна лишь горечь. Горечь, сходная с бесконечным осенним туманом; с белым дымком, вьющимся над прогоревшим костром.

Северус!

Он был ей дороже прежнего. Но вот только если вставал на пути, сердце больше не сжималось, не рвалось из груди, щеки не алели румянцем от внутреннего жара. Лили больше не хотелось раскинуть руки в стороны и полететь.

Любовь не бессмертна. Она — хрупкая и ранимая. Любовь умирает беззвучно, но необратимо, захлебываясь унылой горечью и безнадёжностью.

Лили казалось, она видит в глазах Джеймса этот процесс и узнаёт его.

Лучше бы Поттер третировал её! Изводил, пил огневиски, волочился за сговорчивыми девицами! Все лучше, чем это пугающее бездейственное спокойствие. Этот строгий взгляд...

* * *

Осень в этом году нагрянула разом, словно неприятельская армия. Бесконечные дожди, затяжные и скучные, по утрам оборачивались туманами. Его тяжёлые клубы комками грязной ваты ложились к подножию гор, темнеющих на горизонте, стелились над озером. Туманистые испарения, будто привидения, не нашедшие покоя, блуждали, не находя в себе сил вернуться обратно на небо.

В сырой атмосфере тумана всё казалось затаившимся, полусонным и незавершённым.

Не свет...

Не тьма...

А Лили всё ждала. Ждала, не признаваясь самой себе, насмешливого, веселого и злого окрика: «Эй, Эванс! Посмотри на меня!».

Она ответила бы ему: «Пошёл ты, Поттер», — и всё вернулось бы на круги своя.

Всё снова было бы хорошо.

Но Поттер молчал.

Не привычно, не уютно было в Гриффиндоре без дружной четверки. Поттер и Блэк с первого курса всегда были вместе — бесшабашные, раздражающие, несносные, опасные, блестящие, всем известные, они составляли ядро того, что было известно, как Мародеры. Петтигрю бегал между Поттером и Блэком, двумя своими кумирами, никак не находя в себе силы решить кому кого предпочесть.

Практически в любое время суток покосившись в сторону Блэка, Лили могла созерцать ставшую привычной картину — Блэк наблюдал за Поттером. И столько неприкрытой тоски было в юноше, что невольно начинало щемить сердце. Хотелось подбежать к этим двум упрямым остолопам, отвесить подзатыльники, топнуть на них ногой и гаркнуть, что есть мочи: «Миритесь! Сейчас же!».

— Тебе не кажется, что их пора помирить? — не выдержав, обратилась Лили к Люпину, как только подвернулся случай, и они остались наедине.

— Нет, — с присущим ему хладнокровием ответил тот.

— Почему? — не отступала Лили. — Вы столько лет были лучшими друзьями. Тебя же самого не устраивает такое положение?

— Нет, — снова ответил Рем.

Он был, как всегда, красноречив.

— Вот если бы мои подруги воевали, я бы сделала все возможное, чтобы помирить их!

— Давай сменим тему? Я не хочу об этом говорить.

— Ты так тонко намекаешь, чтобы я не лезла не в своё дело?

— Я обычно говорю именно то, что хочу сказать. Без намеков.

— По-твоему, это я виновата в том, что случилось? — скрестила руки на груди Лили, заглядывая в желтые волчьи глаза.

— В том, что случилось, виноват Сириус.

— Виноват-то Сириус, но было бы неплохо, если бы грязнокровка Эванс жила где-нибудь подальше от Поттера, да?

— Жалеешь себя? Или хочешь, чтобы я тебя пожалел? Ни для первого, ни для второго нет повода.

— Да ты хотя бы знаешь, что такое сочувствие? О жалости я уже и не говорю. Колода ты бесчувственная!

— Ты не права. Я не ввязываюсь в отношения Джеймса и Сириуса не потому, что мне всё равно — они мне оба как братья. Просто бывают в жизни ситуации, в которой могут разобраться только те, кого она, эта ситуация, касается. Извне никак не разрулить, всё станет только хуже.

Лили трудно было с ним согласиться, и она злилась на Люпина. Злилась на его позицию выжидания, которую не могла принять и разделить.

А дни летели. Вместе с ними облетали листья. Серые низкие тучи нависали так низко, что иногда Лили начинало казаться, будто корявые, узловатые ветви деревьев вот-вот продырявят их, словно резину, и тогда снова пойдёт надоедливый дождик.

Перемен не было. Была серо-мглистая мгла. Жизнь шла своим чередом. Она всегда идёт своим чередом. Лили делила время между учебой и большей частью необременительными, ни к чему не обязывающими разговорами с подругами. Готовила заказанные профессором Слагхорном зелья и настойки. Читала учебники, писала доклады на тонких свитках. Вечерами по графику, в порядке очередности, совместно с Ремусом обходила окутанные зловещими тайнами ночные коридоры Хогвартса.

Подошёл и миновал квиддичный матч между Гриффиндором и Равенкло. Команда желто-красных одержала победу над черно-синими.

Лили со смутным чувством недовольства наблюдала, как пищат от восторга девчонки, громко аплодируя Поттеру и Блэку. Два друга соперничали в безрассудстве, вырывая восхищенные и тревожные вскрики у своих горячих поклонниц.

На втором курсе Поттер, прирожденный ловец, отказался им быть, выбрав стезю Охотника, чтобы даже в небе оставаться в одной связке со своими Мародерами — Блэком и Люпином. Пять лет они втроем царили в небе, обеспечивая команде гриффиндора гарантированную победу. Даже теперь, когда всё разладилось к чертовой матери, в игре им не было равных.

— Вот гремлины, что творят, говнюки!

Обернувшись, Лили встретилась взглядом с Аластором Грюмом, незаметно пробравшемся на трибуну и занявшем место рядом с ней.

— Отчаянные ребята, да? — подмигнул ей аврор.

Ветер налетал порывами, путая волосы.

Лили поёжилась.

Почему из всех возможных мест знаменитый аврор зачем-то выбрал то, что было рядом с ней? Завтра ведь опять скажут, что вертихвостка Эванс просто не может удержаться от того, чтобы не привлечь к себе чьё-то внимание.

— Не больно-то ты разговорчива, — хохотнул Грюм. — Как думаешь, получатся из этих ребят хорошие мракоборцы?

— Да, — решила ответить Лили с Ремусовской лаконичностью.

— Нужно будет проверить при случае. А ты, красатуля? Хочешь стать мракоборцем? Я видел, как ты сражалась на уроках ЗОТС. Немного практики и из тебя получится сносный боец.

— Я не жажду провести жизнь, гоняясь за криминальными элементами из волшебного мира.

— Мало ли, чего ты там жаждешь? Вовсе не мы выбираем судьбу, а она — нас. Поживем — увидим, красатуля. Поживем — увидим. А эти, — как вы их тут называете? —мародеры, да? Они молодцы! Ловкие ребята.

* * *

— Знаете, кого сегодня будут демонстрировать на Уходе за магическими существами?

— Гремлинов?

— Драконов!

На уроке им действительно продемонстрировали дракона. Самого настоящего. Связанного широкими кожаными ремнями и заклинаниями.

Лили впервые видела дракона вживую, да ещё так близко. Ужасные существа — огромные, злобные.

Дракон приседал на перепончатые лапы, изгибал шею, изрыгал в небо вихри пламени.

— Красавец! — восхищался учитель. — Вы только взгляните на него! Перед вами самое опасное чудовище волшебного мира. С незапамятных времён драконы являли собой олицетворение мощи и силы. Осторожней, не подходите ближе! Они могут плеваться огнём футов на двадцать. И так, что же делать, если дракон на вас напал? Не знаете? Когда вас, балбесов, много, а дракон всего один, можно использовать простой классический сногсшибатель. Итак, достаньте палочки! На счёт три, одновременно!

Сногсшибательные заклятия огненными ракетами сорвались с палочек студентов, ударились о чешуйчатую шкуру дракона и рассыпались яркими искрами.

Дракон переступил задними лапами, широко разинув пасть, издал беззвучный вопль. В ноздрях иссякло пламя, и он медленно-медленно упал. Земля задрожала от удара туши, весом в несколько тонн.

Алиса обернулась к Лили, насмешливо и зло блестя глазами:

— Здорово мы за ним «поухаживали». Упаси Мерлин от такого ухода!

Получив задание написать доклад о драконах ученики вернулись в школу, под защиту толстых стен, туда, где дождь до них мог добраться лишь в виде привычной сырости.

В библиотеке было немного теплее, но и сюда залетали сквозняки.

— Зачем нам драконы? — зевнула Мэри, отодвигая книгу.

— Что? — откликнулась Дороти.

— Зачем нам дурацкие драконы? — повысила голос Мэри. — Может быть, кто-нибудь из вас собирается стать загонщиком? Никто никогда не думал о том, что в Ховартсе дурацкая программа? Драконы выглядят эффектно, не спорю. Но в реальной-то жизни встретиться с ним у волшебника шанс невелик. А сколько времени тратится на их изучение? — помахала девушка перед носом подруг довольно увесистым свитком. — Вот я и спрашиваю вас — зачем?

— Какой толк спрашивать у нас? Обратись лучше сразу к Дамблдору, — фыркнула Алиса.

С удивлением Лили заметила, как из отсека Запретной Секции, как в старые добрые времена, вместе, вышли Джеймс и Блэк. Оба выглядели спокойными, как будто они никогда и не ссорились.

Как это прикажите понимать?

Впереди светило очередное ЗОТС и это не добавляло оптимизма унылому существованию.

Лили, усевшись за стол и зажав руками уши, чтобы хоть как-то отгородиться от стоящего в классе гула, торопилась повторить материал, но в своём устремлении к знаниям явно была в меньшинстве. Все чувствовали себя уставшим, учиться никому не хотелось и в классе витал дух неповиновения. Кто-то запускал самолетики, которые остроносыми белыми кляксами разлетались по классу, кто-то громко чавкал, с хрустом надкусывая яблоко. Дороти и Мероуз листали «Ведьмополитен» хихикая над картинками.

Как бы невзначай зацепившись взглядом за Поттера, Лили отметила, что они с Блэком снова сидят вместе и, совсем как в старые добрые времена, заняты сотворением очередной пакости, а именно, старались оживить чучело гранделоу в аквариуме.

— Уберите учебники к дракклам! — рявкнул вместо приветствия Грюм, залетая в класс.

Гул прекратился. Яблоки и журналы оказались спрятанными в момент, дух неповиновения испуганно свернулся.

Класс изобразил собой пристальное внимание.

Взмахом палочки аврор написал на доске тему. Надпись гласила: «Ругару».

— У вас ровно пять минут на то, чтобы в письменном виде изложить всё, что вы знаете об этом, — ткнул учитель волшебной палочкой в сторону надписи, словно указкой.

Вот когда Лили в душе возликовала! Она была уверена, что напишет самостоятельную правильно.

«Ругару или лугару, это разновидность оборотней, обитающих в Америке, штат Луизиана. В Англии данный вид практически не встречается. Ругару представляет собой гибрид человека, чаще всего с волком, иногда с коровами, свиньями и даже цыплятами. Особенности ругару в том, что они не трансформируются, как оборотни; их тело словно выворачивается наизнанку без каких-либо физических неудобств и боли. В отличие от ликантропии, ругару не размножаются через укус. Этим существом нужно родиться, ген передаётся от отца к ребёнку».

Откинув волосы со лба, Лили снова покосилась в сторону Мародеров.

В отличии от неё, Джеймс был практиком, а не теоретиком, поэтому вряд ли был готов к письменной самостоятельной. Лили решила протянуть ему пальмовую ветку мира. Ведь если Джеймс начал общаться с Сириусом, то, может быть, и по отношению к ней сменит гнев на милость? Сняв незаметную копию с собственной работы, она отправила ему записку с подсказкой.

В чем тут же раскаялась.

Получив записку, Джеймс, хмурясь, прочитал её. Питер Петтигрю, заглядывая другу через плечо, противно хихикал, отвесив какое-то замечание, от которого лицо Джеймса помрачнело ещё больше. Поттер демонстративно вытащил палочку и сжёг пергамент.

— Что такое? — поинтересовался Грюм, останавливаясь рядом юношей. — Сжигаете любовные послания от навязчивых поклонниц, Поттер?

Лили почувствовала, как пылают от негодования щеки.

— Не совсем, сэр, — невозмутимо ответил Джеймс.

Лили отвернулась.

Нет, ну есть на свете справедливость?! Значит, своему дорогому Сириусу мы готовы простить всё, что угодно. А по отношению к ней...

Ну и пусть идут к черту!

— Время вышло. Сдавайте ваши свитки, —пробасил Грюм.

— Это не справедливо! — возмутилась Мэри. — Мы же не готовились к этой теме!

— Насколько мне известно (а я хорошо знаю программу), ругару вы проходили ещё в прошлом году. И кстати, если монстру придёт фантазия на вас напасть, мисс, он наверняка забудет поинтересоваться, готовы ли вы к уроку? Ладно, написали, как написали. На самом деле, чтобы сдать у меня контрольную, мало уметь выводить каллиграфические каракульки на бумаженциях. Завтра мы с вами идём охотиться. На ругару. Вот на практике и проверите, насколько усвоили тему.

— Он это серьёзно? — закатила глаза Дороти. — Мы действительно будем ловить эту гадость?

Лили поежилась.

После уроков она поплелась в теплицу. Было страшно и совсем не хотелось выходить из замка, такого уютного на фоне непогоды. Но что делать? Необходимо проследить за тем, чтобы укоренились саженцы.

В теплицах было теплее, чем в коридорах замка. По стенкам тихо, монотонно, усыпляюще стучал дождь. Земля была теплой, рыхлой, пальцы легко зарывались в серый рассыпчатый торф.

Поливая саженцы, Лили изо всех сил заставляла думать себя о чем угодно, только не о том, что в тот день тоже шел дождь и близились сумерки.

Когда тонкая тень пролегла рядом с ней, она не удержавшись охнула, порывисто обернувшись. Сердце заколотилось как безумное.

Высокая худая фигура закрывала половину прохода в теплицу не потому, что была громоздкой — узким был сам вход.

— Северус? — с облегчением выдохнула Лили. — Как мы меня напугал!

— Привет, — отозвался он. — Тренируешь силу воли, как истинная гриффиндорка, испытывая нервы на крепость? Я думал, после гибели мисс Риверс ты предпочтёшь держаться отсюда подальше?

Он взирал на Лили пристально и задумчиво, без намека на улыбку.

— Выполняю задание Слагхорна. Ты случайно сюда зашёл?

— Я тебя искал. Мне сказали, что ты здесь.

— Раз уж пришёл, помоги мне с рассадой, — попросила Лили.

В четыре руки дело пошло более споро. Как в старые добрые времена.

Лили всегда поражало и восхищало, как аристократичные, длинные пальцы Сева легко работают с землёй и растениями. Совпадение это, или простая закономерность — то, что из всех знакомых мужчин самые красивые руки у Джеймса, Сириуса и Сева?

— Гриффиндрцам нравится новый учитель, прибывший прямиком из ада? — Кривящиеся губы друга явно изображали язвительность.

— Большинству, — кивнула Лили. — Он, конечно, не безупречен. Особенно когда отвешивает эти крепкие словечки. Но ведь он боец, а не педагог.

Сколько Лили себя помнила, у Северуса всегда был этот пронизывающий взгляд. Тяжелый. Очень. Она с детства под ним терялась.

— Ты знаешь, кто претендовал на эту должность?

Сев склонил голову на бок. Чёрные глаза по-прежнему не отрывались от лица Лили.

— Неужели Сам?... —насмешливо фыркнула она. — Подумать только, птица такого полета! Зачем Волдеморту сдалась заурядная должность учителя?

— Вот именно по этому чистокровным так тяжело ужиться с магглами. — Северус что только не шипел от презрения. — Ты не понимаешь!

— Хорошо хоть Принсы-полукровки понимают всех и всё, — зло сузила глаза Лили.

— Как учитель Волдеморт куда более интересная и масштабная личность, чем этот Грюм. И речь у него правильней. И знаний — во много раз больше. Однако Дамблдор ему отказал. Что ты об этом думаешь?

— Если честно — ничего. Мне плевать на то, кто преподаёт ЗОТС, лишь бы ко мне не цеплялся и оценки не занижал. Мозги у меня коротенькие. Глобальные вопросы в мою черепушку, как ты знаешь, не помещаются.

— С мозгами у тебя всё в порядке. Когда захочешь, неплохо соображаешь.

— И полжизни не прошло, как я дождалась от тебя комплимента!

— Я просто хочу, чтобы ты приняла, хотя бы как версию, что у тех, кто по другую от Дамблдора сторону, есть право на собственное мнение.

— А я хочу, чтобы ты понял — мне все равно, синие, красные или белые сидят на троне. Какая там клика придёт к власти — мне тоже все равно. Даже квиддич интересует меня больше. Получив власть любой, рано ли, поздно, всё равно начнёт действовать так же, как те, что были до него. Не верю я в плохих и хороших королей, Сев. Тёмный Лорд, мистер Крауч, очередной Малфой — какая разница?

— На самом деле разница есть. Боюсь, ты скоро поймёшь — какая.

— Ладно. Есть разница. Но тебе-то что в том за дело? Или ты надеешься поделить общий пирог власти на три части, между Темным Лордом, Министерством и собой? Неужели ты так и не повзрослел, Сев? Такие, как ты и я, не владеют миром. Влезешь в эту игру, тебя используют и уничтожают. Бери пример с меня, — развела запачканными землёй руками Лили, — сажай цветы, потом вари из них зелья. Поверь Дамблдору — простые радости самые настоящие.

— Сажать цветы для меня поздновато. Как таковая власть мне не нужна. Мне нужна возможность делать то, что я хочу и не отчитываться перед министеркими крысами о каждом сделанном шаге. Эти трусы готовы наложить вето на любое заклинание, кроме Ступефая. Волдеморт даст мне возможность жить так, как я хочу. А министерство — нет.

— О, как же ты ошибаешься, дорогой мой друг! Хотя нет, не ошибаешься. Даже самообманом твою позицию не назовешь, потому что на самом деле ты прекрасно отдаешь себе отчёт в том, что рядом с Волдемортом никакой свободы нет. Он — диктатор. При чем худшего пошиба.

— Ты его совсем не знаешь! Не стоит безоговорочно верить тому, что говорит Дамблдор.

— Я не хочу тысячный раз это обсуждать. Не развивай тут свою теорию относительности добра и зла. Для меня дела чётко обстоят: Волдеморт — убивает, Дамблдор — нет. Этого простого факта мне, как обыкновенному обывателю, вполне достаточно, чтобы расставить приоритеты. И не стоит меня убеждать, потому что я всё равно останусь при своем мнении.

— Не будь столь категорична!

— Буду! Я категорична по сути своей. Для меня белое — это белое, а черное — это черное. И никак иначе. Ничего не могу с собой поделать.

— Однако в мире слишком много красок для подобной категоричности.

— В белом цвете, Сев, весь спектр цветов, а в черном — его полное отсутствие. И не будем больше переливать из пустого в порожнее.

— Лили, Волдеморт на самом деле очень хорошо к тебе относится. Дамблдоровская тюлька о том, что он, якобы, на дух не переносит магглорожденных, не выносит никакой критики. Я сам полукровка, но это же не мешает ему меня уважать? Дамблдор рисует Волдеморта, как какого-то злостного маньяка. Но это не так. Министерство прогнило, вся система нынешней власти не жизнеспособна. Но кто-то же должен взять на себя ответственность? Так почему — не мы?

— Ты меня совсем не слушаешь? Сев... Мне! Плевать! На! Власть! Но я никогда не пойду за тем, кто считает приемлемым убийство. Никуда не пойду — ни на право, ни на лево, ни назад, ни вперёд! Понять это вроде бы не сложно?

Северус скрестил руки на груди. Он смотрел так пристально, так колюче, что у Лили от его взгляда кололо щеки, словно острыми снежинками. Губы его странно скривились, то ли в усмешке, то ли в гримасе боли:

— Я не хочу тебя терять. Всё, что я делал, я делал для тебя.

— Только забыл поинтересоваться — оно мне надо?

На лице Северуса проступила хорошо знакомая пренебрежительная горделивая гримаса:

— Как думаешь, Лили, чем различаются между собой Гриффиндор и Слизерин?

— Помимо цветов и гербов? Подходом к жизни. Гриффиндорцы храбры, открыты и не обузданы в чувствах. А слизеринцы — изворотливы, хитры, хладнокровны и расчетливы. Среди слизеринцев считается, что цель оправдывает средства. Что если по-настоящему чего-то хочешь, цена не важна.

Северус медленно кивнул, соглашаясь:

— Какое-то время я считал своей целью совсем не то, что было ею на самом деле. Единственное, что по-настоящему важно — это ты, Лили. Ради тебя, как истинный слизеринец, я не постаю ни за ценой, ни перед средствами.

— Я раньше не замечала, каким пугающим и жутким ты можешь быть, Сев!

— Пугающим? — возмутился он. — Жутким?!

— Как истинный слизеринец ты можешь ломануть к цели, не беря во внимание и мои желания тоже. Вот что пугает.

— Ты говорила, что любишь меня.

— Говорила. Кто отрицает? Ты всегда будешь мне дорог. Но нужно признать очевидное — мы не подходим друг другу.

— А кто тебе подходит? Поттер?

— Сев! Не начинай!

— Думаешь, будешь счастлива с этим истинным обитателем львиного питомника? Поттер, как истинный гриффиндорец, несмотря на все свои чарующие подвиги, по-настоящему любит только одного себя. А в союзе, в котором каждый норовит сыграть первую скрипку ансамбля не получится. Поттеру нужны аплодисменты, тебе— зеркала, да ещё желательно в полный рост, чтобы в любой момент иметь возможность полюбоваться собой. А если убрать зеркала и зрителей? Что тогда останется от ваших львиных замашек? Без зрителя вы оба погаснете, как огонь без кислорода. В то время как любой слизеринец продолжит движение к цели. Даже в кромешной тьме. Даже зная, что, после того, как дело будет сделано, никто не поблагодарит не оценит. В этом основная разница между львом и змеёй, мной и Поттером.

— Что тут скажешь? — усмехнулась Лили, разводя руками. — Шикарная самореклама!

— Хочешь услышать, что я раскаиваюсь? В моем окружении? Выборе? Жизни? А я не могу раскаяться. И не хочу. Так же, как, увы, не могу и не хочу перестать любить тебя, гриффиндорка! Я пытался, со всей своей слизеринской изворотливостью. Но не получается...

— Какой бедненький! Да не хочу я слышать о твоём раскаянии! Ни о чем слышать не хочу! Слишком много слов! Наше время вышло, Северус, мы едем в разных поездах и в разных направлениях. Есть проблемы, которые не решить, но их можно оставить за плечами. Прости!

Неизбежное зло — её Северус...

Они прожили рядом слишком долго — целую жизнь. Расставаться больно. Но оставаться рядом — ещё больнее. Потому что рядом это не всегда вместе.

А так... так пусть хотя бы воспоминания останутся светлыми.

* * *

Туманы — они слишком легко порождают фантасмагории. В тумане так легко потеряться и потерять.

Лили избегала смотреть Северусу в глаза.

Теперь она знала, чем пахнут туманы. Они пахнут непролитыми слезами.