М. С. (джен)

Глава 8

"Закалка стали". Сашке вспомнилось, что название известной книги из иного мира дословно на грэдский переводится именно так. Книгу неплохо знают и здесь.

Сашка прочла в детстве. Целиком согласилась с героем, и даже пожалела, что не похожа на него... Это было давно. Очень давно.

Не встреться ей тогда эти странные люди словно из иного мира (вот тавтология- мысленно усмехнулась она- они из иного мира и были, а сейчас она в этом самом мире и находится) То вскоре её бы и не было. Те люди встретились. Жизнь Сашки стала совершенно иной. Понеслась подобна урагану. Гремели грозы. Шумели бури. Погибали друзья. Иногда времени не было, обернуться на скаку. Они, точнее теперь уже только М. С. по прежнему несутся.

"Закалка стали". Ощущаешь себя подобием героя? Вот именно, что подобием. Не столь ярким, как тот ЧЕЛОВЕК. Но и вовсе не бледным.

У неё нет планов, все что хотела сделать, она сделала. Кажется, даже на письма все ответила. Хотя давно уже слепа, и пишет по клавиатуре на ощупь. Ноги отнялись, когда она ещё видела. Последствие ранения... Только которого? Их много было... Стала отказывать ещё и левая рука. Через три-пять дней будет все равно. Это сказал Кэрт. Ей в лицо. Вчера. Он смел. Несколько лет назад прямо в лицо сказал, что лучше застрелиться, или он может дать мгновенный яд. Лучше быстро, чем мучаясь. Он так сказал. Он так считает. Он имеет на это право. М. С. иногда зовет Кэрта самураем. Её право. Она же будет драться. Кэрт дал ей сколько-то лет. Они прошли. Сашка жива. Ещё цифра... Прошли и они. И в этом заслуга не столько Сашки, сколько Кэрта. Она не хотела умирать, он не верил, что она может жить... Как когда-то не верил, что Марина мертва... И как тогда, так и сейчас, он делал все, что мог, и гораздо больше. Не успев тогда, словно старался успеть сейчас.

Но вчера и он сказал "Всё! Три, может быть пять дней"

Если Кэрт сказал "Всё!"- значит так и есть. Ошибок не было.

Да и Сашка чувствует, что осталось немного.

А Сашка дожила день словно любой другой. Этот будет таким же.

Но команда корабля в этом году её уже не увидят.

Сашка знает, что в её честь назван эсминец. К ней приезжали моряки с корабля. Есть фото, что уже не увидеть. Знает, что бегают по земле дети, названные в её честь. Сказано, что фото офицеров корабля с ней висит в кают-компании корабля. Зрячими пальцами правой руки смогла "осмотреть" подаренную модель корабля.

"Что бы умирая воплотиться в пароходы..." Когда-то шутила над Мариной, строчками стихотворения, понимая, что громадные люди из громадных времен, в очередной раз оказались правы.

Читать не охота, писем сегодня нет, что довольно странно. Обычно пишут много, и в основном дети... Для них Сашка уже стало частью легенды.

В коридоре слышны шаги. Как и у всех слепцов, слух у Сашки до предела обострен. Он по шагам узнает человека до того, как тот заговорит. Сашка несколько удивилась, поняв, что идет М. С.. Обычно та приходила вечерами, да и то нечасто. Читая газеты, Сашка поражалась масштабами работ по восстановлению (хотя оно уже кончилось ещё когда Сашка была здорова) и модернизации страны.

М. С. по своей должности и в силу привычки вкалывает за десятерых, и у неё не часто находится время что бы прийти к умирающему другу.

"Закалка стали". Великий человек потеряла почти всех дорогих сердцу людей. Нет уже и многих верных соратников. Кто пал в бою, кого в спину убили... Мало кто из них, первых Чёрных своей смертью помер. Неплохи и нынешние Чёрные. Доделают, что мы начали!

— Ты знаешь зачем я пришла?

М. С. есть М. С.- с места в карьер.

Сашка усмехается в ответ. Ни разу не пожалела Марина Саргон, а потом уже М. С., что когда-то пустила в свой дом напуганную книжную девочку. Разглядела скрытую в Человек силу, способную вести людей на бой и молчать под пытками. Много позже М. С. приняла Сашку в Великий Дом Еггтов равным по достоинству. В древности — величайшая честь, а той зимой это было ничего не значащей формальностью. Еггтов-то тогда оставалось всего четверо, да и то одна с ушами длинными, Сашка по счету хоть Дома, хоть простому, стала Пятой... Теперь она Третья, и от этого горше всего! Глава Дома, Младший Еггт качнулась от ударов. Качнулась, но осталась стоять. Несмотря ни на что. Вопреки всему. Истинный МЛАДШИЙ ЕГГТ! И та, кого некогда звали "второй М. С." — умирающая Сашка, формальная наследница Глаза Змеи.

— Сообщить мне о пуске нового завода, или закладке авианосца.

— Нет. Всё гораздо серьёзнее. Для тебя.

— Да куда уж серьезнее. Кстати, мне на какой аллеи мемориального кладбища местечко подобрано? Хотелось поближе к нашим, и подальше от начальника ГАУ, больно уж я с ним не ладила! Хотя старик матерый волчара был!

— Настройся на очень серьезный разговор.

Сашка понимает, что М. С. пришла не просто так.

— В чем дело?

— Снова действуют переходы. Один физик, ты его может даже и знаешь, он в детстве неоднократно дрался с Диной, смог создать их заново. На другом принципе. Перехитрил хитрецов из ЦЭБа.

— Горжусь отечественной наукой! Серьёзно, искренне рада.

-Я тоже. Он представлен к высшему гражданскому ордену и Императорской премии. И то, и другое он получит, можешь мне поверить.

— Заранее верю!

— Вернёмся к делу. Вопрос о переходах теперь непосредственно касается тебя.

— Не, не надо. Я кладбищенским романтизмом не страдаю, и по березкам не тоскую. Как там этот центурион говаривал?

Легат я получил приказ вести когорту в Рим

По морю к порту Итию, а там путем сухим

Отряд наш отправления ждет, взойдя на корабли,

Но пусть мой меч другой возьмёт, остаться мне вели

Я прослужил здесь сорок лет, все сорок воевал

Я видел и скалистый Вект, и Адрианов вал

Мне все места знакомы тут, но лишь узнав от том

Что в Рим домой меня зовут, я понял здесь мой дом!

Я тоже немало воевала, но что мой дом здесь, я поняла гораздо раньше старого солдата! Я хочу умереть здесь, Марина. Лечь в землю где-нибудь недалеко от твоей дочери, так и не увидевшей моих детей. Первое, что я от неё услышала "У вас обязательно должен быть ребенок. Вы очень добрая". Позволь мне лечь в землю рядом с ней, легат.

— Центурион! Соберись! Я не затем пришла, чтобы предложить тебе обрести вечный покой в пресловутой родной земле. Ты будешь жить. И ещё очень долго!

— ЧТО!!!!!!

— Что слышала. Правда, начальником Артиллерийской академии я тебя сделать уже не смогу, хотя и собиралась когда-то. В общем так, переходы снова действуют, новые установки компактны, действуют по иному принципу, по какому — не спрашивай, я и работу старых-то через пень-колоду понимала. Энергию потребляют чуть, от малого передвижного реактора запитать можно. Но главное в другом: мы можем брать людей оттуда, можем возвращать их назад. Но мы, рожденные в этом мире, больше не можем посещать тот. Объект не фокусируется в точке перехода. Отправлен — и словно не было его никогда. А теперь главное для тебя. Похищенного, или добровольно ушедшего, снова переносит в ту же точку пространства и времени, откуда он был взят. С обнуленными биологическими характеристиками. В этом ещё одно из различий с переходами прошлого.

— Это как?

— Ты станешь здоровой двадцатипятилетней девушкой. Все биологические параметры станут теми же, что и в момент переноса. Со всеми воспоминаниями. Вплоть до трещащей от тяпнутого для храбрости коньячка, головушки. Послезавтра, в три часа двадцать одну минуту по Москве ты снова будешь стоять в лесу у джипа Олега. Сядешь в него, поедешь в особняк и будешь жить, как тебе нравится.

— Подожди.

— Что ещё?

— Здесь мой дом! Я не хочу.

— Не знаю, что ответил легат, я же скажу — нет. И отправлю тебя насильно. Я не хочу, что бы ты умирала, друг. Когда-то именно из-за тебя я снова захотела жить. Пришло время отдать Долг Еггта. Тем более, наследнице.

— Понимаю... Видимо, ты как всегда права. А твою правоту осознаю спустя либо минуты, либо годы... Почему-то ты всегда права...

— Я не знаю.

— Тогда можно уточнить детали?

— Естественно.

— Почему вы не сможете сразу же забрать меня назад? От меня, молодой и полной сил здесь будет гораздо больше толку, чем там?

— Будет. Не стану спорить. Ибо это так и есть. Ты и сейчас человек не последний. Но знаешь, чем ученый сейчас занят?

— Нет.

— Работает, так, что аж мне завидно, и кричит что ни одной награды не возьмет, пока не сможет преодолеть эффект "один-один" или "взял-положил".

— Не поняла!

— Взял-положил и есть. Объект можно взять. Можно не возвращать. Но если вернуть. То вновь взять уже не получится. Объект снова не сфокусируется в точке перехода. Но уже у нас. Это относится ко всему — человек или шишка, без разницы. Ты ничего не сможешь взять с собой из дорогих тебе вещей.

— Жаль. А моя официальная судьба здесь? Хотя... И так догадываюсь...

— Правильно.

М. С. коснулась руки Сашки. Рукопожатие.

— Я выполню твою просьбу, друг. Твой памятник будет стоять рядом с Мариной.

Из незрячих глаз потекли слезы.

— Пора! Осталось пять минут. Товарищ генерал-полковник, вам нужно уйти!

— Подожди! — говорит Сашка.

— Что?

— Марина, ученый этот, что с "один-один" борется...Как думаешь, сможет?

— Он-то? Либо раньше времени помрет, либо...

Сашка улыбнулась.

— Может ещё увидимся, друг! В прямом смысле!

— До встречи! — хохотнула в ответ М. С..

Боль, огонь впивающийся в каждую клетку, молекулу, даже атом тела. Боль, длящаяся то ли мгновение, то ли вечность.

И все, просто все.

Сашка ровно лежит на земле.

И видит в разрывах туч звезды.

Впервые за много лет.

Пытается шевельнуть ногой — работает. Левой рукой- тоже. Смотрит на руке часы, очень похожие на тот Romanson. На них — 3. 21. Тогда отложилось в памяти, было 3.18. Четыре минуты!!!! Изъятие занимает ровно 240 секунд!!! Они!!! Чуть не упав, тело ещё не совсем вспомнило о прежних функциях, Сашка вскакивает.

То место!!! Показалось, что видит шесть полупрозрачных силуэтов. Моргнула- и ничего нет. Только она. Стоит. Одна. Ничего. Пожухлая осенняя листва. Они были не здесь. Но ещё не там. Она забыла, сколько раньше времени занимал перенос.

Та/эта ночь сразу ожили в памяти. Установка стояла здесь — шесть отметок от ножек. Сергей её налаживал. Нервничали все, и все старательно делали вид, что всё в порядке. Олег курил. Одновременно, следя за лесом. Один из окурков дымится. Софи сидела вон на том бревне. Тоже курила, вон смятая пачка её сигарет. Сашка стояла рядом с ней. Марина хромая расхаживала по поляне. Дмитрий был у машины. Фары и сейчас горят.

Сашка осмотрела себя. Чёрный кожаный плащ, осенние сапоги, в кармане устройство под странным название "сотовый телефон" (какие соты могут быть в телефоне?) и пачка листов с инструкциями. В другом — три толстых пачки денег- розово-фиолетовые, почти белые и грязно-зеленые, шрифты вроде знакомые, но буквы пока не складываются в слова. Убирая деньги назад, наткнулась на зеркальце. Машинально посмотрелась. Чуть не упала на листья впервые за много лет увидев себя. Ту, которую совсем забыла. Тут, которую уже не вернёшь. Осталась только эта. В оболочке той.

Медленно бредет к машине. В салоне ещё витает аромат духов Софи.

Выключила фары и свет в салоне. Хотелось откинуться на сиденье и подумать. Обо всем. И ни о чем.

Не получилось. Ошалело таращась, выскакивает из машины. Тьмы нет! Она видит абсолютно все на том конце поляны. Каждый листик или консервную банку под кустом... Софи тоже умела...

Она-то здесь причем!!!!!

Сашка плюхнулась у колеса.

Полчаса назад она прощалась с единственным другом будучи слепой, парализованной ниже пояса, с частично парализованной левой рукой, и гарантированно мертвой в течении трех-пяти дней от редкого и неизлечимого заболевания почти шестидесятилетней женщиной. С огромным количеством заслуг и свершений перед страной, человеком даже в годы смертельной болезни ставшей символом стойкости духа Черных.

Она уходила отсюда почти сорок лет назад. И вернулась, когда тут прошел миг. Почувствовала запах духов Человека, погибшего много лет. Увидела окурок от тонкой белой сигареты Vogue. Подняла. Поднесла к самыми глазам. Вся запредельная нереальность происходящего словно впиталась в след помады на окурке.

Человек бросивший окурок, давно погиб. Она же полчаса назад была здесь. А Сашка стояла рядом с ней. Она тоже полчаса назад была здесь. Забыла в машине перчатки. Было зябко. Мерзли руки. Но возвращаться не хотелось. Перчатки лежат на заднем сиденье. Их можно взять и одеть. Через полчаса. Или сорок лет.

Всплыл из памяти номер телефона, другое значение слова "труба". Образы соединились.

Достает раскладушку, машинально вспоминая, что это престижная модель. Понимая, что так и сходят с ума. Она звонила Софи вчера вечером. Сказала, что приедет вместе с Мариной.

В одной руке телефон, в другой окурок. И то и другое прямо перед глазами. Один. Два. Три... Шесть цифр. Зеленая кнопка. Вся гамма чувств в мгновения перед приходом ответа. "Абонент не отвечает или временно заблокирован".

Обе руки разжались, повиснув плетьми. Телефон обиженно пискнул упав.

Почти сорок лет назад, Софи с синячищами под глазами, но уже жутко веселая просто оттого, что вернулась домой, с хохотом рассказывала лежавшим под капельницами Марине и Сашке. "Представляете, в момент перехода, на мою трубу пришел звонок с закрытого номера. По версии физиков, именно этот звонок вызвал возмущение ЭМ поля, от которого нас всех так и припечатало. Кто же был, закрытый такой? Ещё один тайный воздыхатель? Или ты Маришка?" Хохотали втроем, громче всех Марина. Сашка уже знала о любви Марины наносить визиты сестре в три часа ночи.

Сашка забыла эту историю. История всплыла в голове как выстрел в момент нажатия зеленой кнопки.

Она позвонила в сорок лет назад. Человеку, погибшему тридцать лет назад. Это было десять секунд назад. Круг замкнулся! Который уже из преодоленных ей?

Никогда ещё генерал-лейтенанту артиллерийских и ракетных войск, участнику двух революций, многих прославленных и не очень войн, кавалеру золотой звезды и многих имперских орденов, человеку, чье имя носит один из лучших во флоте эсминцев, автору многих научных трудов по ряду специфических артиллерийских дисциплин и "Истории артиллерии IX века", последние два тома которой она писала будучи уже неизлечимо больной, а последний ушел в печать, когда вторично и уже окончательно ослепла, личному другу М. С., Третьему Еггту, наследнице Младшего Еггта Александре дерн Оррокост Еггт-Симон так ни хотелось застрелиться.

Нет здесь этого генерала. Нет и не было никогда его.

Сидит у колеса джипа весной окончившая СПБГУ девчонка двадцати трех лет Сашка Симон, только что потерявшая всех своих настоящих друзей.

Человек, которому выпал второй шанс прожить жизнь.

Снова став в ней никем.

Но не умерев через три дня.

Здесь её вряд повезут в последний путь на лафете, скорее припрячут тело, так, что бы всплыло лишь по весне.

Долго и со славой, или быстро и без?

Было и то, будет ли другое?

Может лучше рвануть ТТ из пристегнутой под плащом по-артиллерийски кобуры. Все вопросы разрешаться мигом? Рука уже поползла к пуговице плаща...

В голове словно бомбой разорвался раскатистый смех подруженьки дорогой. Тот самый смех, которого уже не первый год никто не слышал. Сашка знает причину. Как и все. Только где все сейчас. Словно слышен её голос. "Струсила. Предаешь нас всех. Мы там же, где и были. С кем ровняла себя два дня назад, и в кого превратилась за полчаса. Мы придем туда, куда не довелось прийти вам. Мы осуществим в том числе и вашу мечту. А вы сдохнете тут, в этом дерьме и грязи. Ибо вы уже побеждены, раз опустили руки. Санька — вставай! Вставай и иди. Нету судьбы. Ничего не предопределено.

Жизни надо смотреть в лицо! Смерти — в лицо! Вспомни всех нас. Я дралась в том числе и за то, что бы этот мальчишка вырос, стал физиком, и вновь связал миры. И ты дралась за то же. Мальчишка этот теперь такой. Мы все такие. Может он через год, может ученики через двести лет, но эффект один-один будет разбит. Мы и мертвых когда-нибудь сможем поднять. Они увидят, ради чего погибли! Нам всё по силам! Ты не сможешь предать сама себя, Саня! Вставай! Победа будет за нами! И мы с тобой ещё увидимся!"

Сашка очень медленно встает. Подбирает телефон. Берет с заднего сиденья оставленные сорок лет назад перчатки. Надевает. Садится за руль. Ещё теплая машина заводится с пол-оборота.

Джип мчится к городу по пустынному шоссе. Сашка Симон ехала по нему три часа назад.

Александра дерн Оррокост Еггт-Симон возвращается домой спустя почти 40 лет и ещё 50 минут.

Бредёшь неведомо куда по вроде бы до невозможной тошноты знакомому городу, всегда бывшему для тебя чужим, а сейчас ставшему просто не нужным. Не страдаешь стандартными страхами обывателей перед обкуренным наркоманом или бритоголовым братком. Нет и традиционного ощущения вечной нехватки денег.

Страхов нет, привязанностей нет, прошлого фактически тоже нет. В голове неохотно всплывают полузабытые картины: пропахшие суррогатным пойлом вонючие бомжи, нереально дорогие машины, как поганки на трухлявом пне вырастающие тут и там дома и торговые центры, какие с претензией на архитектуру, а какие и без. Кажущийся нереальным мир всеобщей лжи и обмана. Почти позабытая всеобщая усталость и глухое раздражение на всех и вся. Жизнь, катящаяся по инерции в неизвестность.

Грязь в воздухе, грязь на земле, грязь в душах. Грязь везде и во всем. Серое небо, серые камни. Что-то ушло из этого города, что-то покинуло этих людей. Хотя... их и не помнишь иными. Живешь словно в шарике вакуума. Шарике, который почему-то не может расплющить внешнее давление. Или пузырек на поверхности зловонной лужи, не способный ни взлететь, ни погрузиться на дно.

Но если вернуться к теории шарика, то толщина стенок увеличилась в разы. Раздавить будет теперь посложнее. Только кому это нужно теперь? Всем же на всё наплевать.

Этих людей уже не расшевелить, по крайней мере, ты в это не веришь. В душе дотлевают угли, и нет больше сил, и главное, желания пытаться раздуть их вновь. Всё сгорело и прошло. А ты даже не сможешь поделиться тем, о чем помнишь, и рассказать то, что знаешь.

Слушать может и станут, прикидывая, нельзя ли приткнуть рассказ в какое-нибудь издательство, что бы побыстрее получить некоторое количество хрустящих купюр. Здесь продается и покупается все. Никто уже ни во что, и никому не верит. Сумасшедшие здесь уже не считаются таковыми, сумасшедшими считают тех, кто пытается сохранить остатки здравого рассудка.

Здесь ты всегда была чужой, и навсегда чужой останешься. Только когда-то была белой вороной. А стала белым тигром. Расчетливым убийцей с голубыми глазами. Но все равно, белым. Очень скоро воронье славно попирует на твоей туше. Воронья миллионы, тигров значительно меньше, и не сегодня-завтра соберутся на расправу со снежно-белым собратом полосатые хищники. Всего-то радости!

Вроде бы снова в том возрасте, когда все на свете предстает в розовом свете. Только устала душа. Можешь смотреть на них словно с высоты прожитых лет. Только почему "словно"? Ведь были эти годы... Были ли? С каждым днём, с каждой ночью все меньше и меньше веришь в реальность произошедшего. Словно сон. Немыслимый сон, продолжительностью в десятилетия. Или она спит сейчас, а вот откроет глаз — и снова там.

Миры... А может, все-таки реальные круги ада, в который не веришь. И этот круг просто чуть-чуть иной, чем предыдущий. Какой по счету? Третий? Пятый?

Реальность, или явь?

Или коньяк туманит мозги, и все воспоминания укладываются в емкое слово Белочка?

Но откуда помнишь, что под сердцем сидит кусок металла. На старой фотографии ты в очках. А сейчас видишь неестественно чётко. Ночь, день, сумерки — тебе всё едино. Только что хорошего в умении различать каждую гнилую банановую кожуру в куче отбросов?

Плащ такого покроя, чтобы надетая по-артиллерийски кобура не привлекала внимания. Хотя... Почему она знает что так пистолет носят артиллеристы? Какие? Откуда ей это известно. И почему непривычно не ощущать тяжести портупеи с коротким мечом, похожим на известную здесь ланскнету? Короткий меч тех времен, когда швейцарцы славились воинственностью, а не шоколадом и сыром. Откуда она помнит тяжесть портупеи?

Явь, сон, бред или всё-таки коньяк?

Что здесь?

Пустота!

Зачем согласилась умирать медленно? Ведь предупреждали же! Но смалодушничала первый и единственный раз... В той жизни.

А во-вторых — старые связи никуда не делись, и немало фамилий лиц, бывавших у Софи украшают первые полосы газет (телевизор Сашка не смотрит). Тоже неплохая гарантия безопасности, особенно если они быстро убедились, что Сашка не Софи, и ни во что ввязываться не собирается.

Да и Софи во многое ввязывалась из-за граничащего с безумием желания спасти сходившую с ума сестру.

— Я знаю вас! Вы одна из них, из живших когда-то здесь.

Снизошла до ответа:

— Глупо!

Исчезнуть не пожелал.

— Её звали Софи-Елизавета. И она очень любила красный цвет.

Отдает ковбойщиной. Притом самой дешевой. Почти стычка у салуна, только хлещет дождь, и под ногами асфальт. И в темноте у одной из сторон неоспоримые преимущества, хотя другая сторона считает, что преимущества у неё.

— Следил за домом?

— Да. Такие, кем бы они ни были, не исчезают без следа.

— Я тоже тебя узнала... Не доконченных дел у них больше не осталось, если тебя это волнует. И никого из них ты больше не увидишь. Вернулась только я.

— Я только на пару шагов был впереди прочих. И им нужно вовсе не то же, что и мне. Я свое сполна получил. Они же — нет.

— Угрожаешь?

— Предупреждаю. Я вам не враг.

— Ты не был и другом. Был...

— Охотником, человеком, способным уважать сильного противника.

— Ей не было дела, до того, кем ты себя считал.

— Тебе тоже?

— Мне всё равно. Сон, бред, явь или ночной кошмар... Исчезни! Я всё, и всех хочу забыть!

Новый. Другой. Пришел взглянуть, словно на спустившихся с небес (дальше дело вкуса — богов, ангелов, аггелов, зеленых человечков, или свалившегося с крыши долбанутого током электрика). Смотрит щенячьим взглядом, словно на чудо-расчудесное.

Гвардейцы. Её. Пришли просто поинтересоваться, не нужна ли помощь. И теша напрасную надежду: А вдруг ОНА вернулась. Затевали они что-то, может, и сейчас затевают. Неоднозначное. Если выражаться мягко. Если жестко — то крови будет много. Сначала. И что-то ещё будет потом. Только мало кто рассчитывает дожить до этого потом.

Поняла, что просто скучает по Марине. Не той, напоминающую ожившую каменную статую нечеловечески работоспособную машину, а горячую, резкую, отчаянную, вопреки своей воли вырванную и заброшенную в абсолютно чужой и абсолютно чуждый всем идеалам, всей прежней жизни мир. И такую несчастную, хотя Марина убила бы любого, осмелившегося так её назвать.

Впрочем, только теперь Сашка окончательно смогла понять Марину. И сама пристрелит любого, назвавшего её несчастной. Ибо часто не последних людей убивают за правду сказанную в лицо. Только где вы здесь, не последние? Ау!

Кажется, единственным достоинством дома Марины был простор. Обстановка отсутствовала как класс, в паре комнат присутствовал даже строительный мусор. Марину застать можно было в лучшем случае с третьей попытке, причем попытке никак не связанной с временем суток. Телефонные номера Марины стандартно выдавали фразу из серии абонент не отвечает или временно заблокирован.

Марина всегда была подозрительно оживленной, почти всегда полупьяной... Голова у Сашки после подобных встреч болела долго.

Было в Марине какое-то подкупающе-притягательное отсутствие фальши. Не заводила она нужных знакомств, и всегда говорила, что думала.

Сашка чувствовала, что Марина изменилась, стала более резкой и раздраженной, и одновременно какой-то настороженной.

Сашка решила, что Марина связалась с какими-нибудь левыми радикалами, и вряд-ли в их среде осталась на вторых ролях.

Ничто во мнении Сашки о Марине не изменилось, когда выяснилось, чем занималась Марина. Тем более, всем давным-давно известно о том, что Марине на чье-либо мнение о себе стопроцентно наплевать.

Ничего ведь ещё не кончено!

Мы ещё повоюем! Назло всем и вся! Даже назло самим себе зачастую. Пусть в моем хлеву тепло и уютненько, и полно корыто.

Что же, Гвардейцы, если вы и вправду есть, то готовьтесь к бою. Только мне надоело жить с винтовкой у ноги. Как хотите, а я начинаю свою войну. Ту, которую начать следовало бы другим... Но пора уже. Если не я, то кто же? Во многие сердца стучит пепел старой славы... Да что у нас осталось, кроме этого пепла? А неважно! Не только сказочные птицы возрождаются из пепла.

Она видела империю, поднявшуюся из радиоактивных руин. Не сгорели люди ещё и здесь. Пусть СМИ всех уровней и пытаются убедить в обратном. Кто платит...

Сашка откинулась в кресле. Последнее время она стала ловить себя на мысли, что слишком много времени проводит на сайтах тех, кого принято именовать экстремистами. Что же, ребятки, энергии в вас море, ярости хоть отбавляй, только приложить с толком вы силы свои не умеете. Вы не видели настоящей войны.

А избежать её не удастся.

Мы ещё повоюем!

Вместе!