Орнейские хроники -2 (гет)

Беласко дернулся всем телом. Сугаар резко прервал слияние, и отдача вызвала приступ дурноты и неприятными вибрациями отозвалась в мышцах. Должно быть, гнев господина еще не улегся.

«О, Великий Змей, молю, прости ничтожного слугу своего за оплошность!»

О да, его вина огромна, ведь ритуал был нарушен в последний миг! Он уже ощущал присутствие Сугаара и в своем ликовании прозевал приближение врагов. Шаман скрежетнул зубами и с кряхтением сел. Сломанная нога не позволила ему бросится в погоню за Искрой, а появившийся в долине отряд альбийцев вынудил покинуть Ордес. Но не все потеряно, он все еще держит ее душу в своей руке и тот, другой, сам пришел к нему... Нет ли здесь божественного проведения? Беласко поднял глаза к небу. Полная луна заливала острые пики хребта Аргельез призрачным светом. Илларга еще раз должна умереть и вновь достичь расцвета, и тогда Галейский Лев сломает Альбийскую розу. Война — время Сугаара, время обильной жатвы...

«Да напитается кровью земля, да взрастет на ней лоза гнева... Харц и другие храбрые отправились служить тебе, так не оставь Аратс своей благосклонностью!»

Неясное бормотание послышался слева, и Беласко повернул голову.

— Менату!

Молодой воин, сидевший у костра, встал и, подойдя к шаману, почтительно наклонил голову.

— Желаю взглянуть на пленника.

Менату помог Беласко подняться и подал костыль. Обхватив юношу рукой за плечи, шаман доковылял до мечущегося в глубоком забытьи человека. Запрокинутое лицо пленника временами искажалось от гнева, или вдруг на нем появлялось выражение безграничного счастья. Одаренный шел по спирали Сугаара, к самому центру, где нет разницы между высшим блаженством и великим страданием. Однажды он уже начал этот путь, а сейчас пришло время закончить. В храме Исароса Великий змей примет его в свое лоно...

* * *

Ночь выдалась ясной. Луна, Ночная Гостья, во всем своем великолепии шествовала извечным путем по небу Орнея, побуждая влюбленных в Альби и Галее, в Ибере и вольных городах вздыхать и предаваться грезам, а поэтов — браться за перо. Капитан контрабандистской забары, дрейфующей возле эйрландских берегов, скупо улыбался и невесть отчего вспоминал другую ночь начала лета и себя, пятнадцатилетнего, впервые познавшего сладость губ соседской девчонки. А в отдыхающей от дневного зноя Рагасте девушка, одетая в хламиду ордена Сестер, взирала на луну с надеждой, мысленно произнося слова молитвы о путешествующих и прося оградить от беды в дальнем краю...

Однако луна не только вызывала прилив вдохновения или сладостных воспоминаний. Часовые на стенах Квилиана напряженно вглядывались в ночь, время от времени с тревогой посматривая на ясное небо: не заволокут ли его тучи, не опустится ли на крепость туман, несущий смерть.

Пиррей тоже был залит светом Ночной Гостьи. На скальном уступе, нависающем над долиной Ордеса, застыла темная фигура: мужчина, стиснув рукой эфес шпаги, смотрел на сияющий серебрянный диск и в глазах его были горечь и боль.

…Преследование продолжалось уже седмицу. Собаки, поначалу бросившиеся в погоню за пиррами, через лигу принялись неуверенно рыскать по склонам, то и дело возвращаясь к хозяину. Однако это не обескуражило Тенеко, который заявил, что через перевал Квилиана ведет лишь одна дорога. И действительно, уже на землях Мендико они наткнулись на заваленные камнями трупы и свежее костровище. Отряд продолжал идти на север, к границе с Галеей, время от времени обнаруживая признаки, что пирры шли тем же путем. Но расстояние межу ними не сокращалось, и даже как будто стало увеличиваться. Позавчера на них вылетели всадники, оказавшиеся дозорными Горных котов. Командир дозора рассказ о чужаках, замеченных на рассвете и шедших к Монте-Сут, Огненной горе, и в сердце Оденара затеплилась надежда.

Подножия Монте-Сут они достигли к вечеру. Собаки вдруг заметались, взлаивая и скуля. Тенеко свистом призвал их к порядку, затем встряхнул за шкирку вожака и коротко скомандовал что-то на пиррейском. Кобель утробно взвыл и неохотно потрусил вперед. Скоро причина беспокойства собак стала очевидна и для людей: порыв ветра принес запах крови и смерти. Когда же они вышли на площадку жертвоприношений, Оденар на миг замер на месте, затем бросился к столбам с истерзанными останками. Заляпанные кровью мундиры, валяющиеся на камнях, не оставляли сомнений в том, кем были несчастные, однако он никого не мог опознать. Кого-то из рядовых бурно вырвало, сопровождающие их пирры ничком попадали на землю, бормоча молитвы. Еще курились угли огромного костра, значит, они опоздали совсем на немного...

— Сьер Раймон... — Тенеко протянул ему скомканные куртку и рубашку. Свирепые псы, мелко дрожжа, жались к ногам проводника.

Да... Одежда принадлежала Ларе. Оденар прикрыл глаза. Внутри будто все оборвалось. До последнего он был уверен, что Искра нужна шаману, чтобы использовать ее способности, а значит был шанс нагнать его. Спасти... И сейчас разум отказывался воспринимать увиденное. Усилем воли он подавил ужас и отчаяние и еще раз оглядел площадку. Восемь жертв — число совпадало с пропавшими солдатами охраны Лары. Центральный столб пустовал, но обрывки веревок свидетельствовали, что и к нему была привязана жертва. Надежда возрождалась в нем — как бы ни были обезображены были тела, все же можно было понять, что среди них нет женщины.

— Сьеры Лары здесь нет, — сдавленно сказал он Тенеко. — Мы должны без промедления идти дальше!

Тенеко кивнул и, отойдя в сторону, заговорил о чем-то с Горными котами, однако у тех его слова явно не вызвали восторга.

— Аратс вызвали Сугаара. Мендико чуют его гнев и боятся, — пояснил он.

— Так почему же он до сих вор не обрушил на нас свой гнев? Если они боятся, пусть возвращаются восвояси. И прячутся под юбками своих жен, — бросил Оденар.

Каждое мгновение задержки приводило его в ярость. Словно одержимый, он готов был вскочить в седло и нестись во весь опор, если бы только знать — куда. Тенеко вновь обратился к пиррам, в чем-то с жаром убеждая их. Переглянувшись, те наконец согласились.

Едва они отошли от площадки, собаки воспряли духом и бодро припустили вперед, шумно обнюхивая камни и землю. После осмотра окрестностей выяснилось, что враги спешно покинули святилище и ушли на северо-восток. Оденар приказал двигаться следом, пока темнота не сделала погоню бессмысленной. Весь следующий день они блуждали по Ордесу — как если Сумеречники играли в догонялки. Чем было вызвано такое странное поведение и почему враги не идут кратчайшим путем, Оденар не мог себе объяснить. На закате следы исчезли, и как бы Тенеко не понуждал собак вновь отыскать их, все было бесполезно. Аратс будто растворились в воздухе...

Лунный свет осязаемой тяжестью давил на веки. Что там, в Квилиане? Исполнилось ли пророчество? Оденар тряхнул головой, борясь с глухим, отупляющим отчаянием. Они оказались в глубине Пиррея, перед ними неприступные отроги Аргильеза, а дальше — земли Сумрака. Он отгонял от себя мысли о том, что приходится переживать сейчас Ларе, но твердо верил в то, что она жива. Сам он готов был преследовать пирров на их землях, однако чутье говорило, что назревает еще одна проблема, и это не измотанность людей или недостаток провианта — благо, что во встретившейся им деревне Мендико их снабдили всем необходимым. Нет. После святилища Сугаара он все чаще замечал мелькающий в глазах солдат страх. Пока еще они держатся, однако угнетенное состояние рано или поздно проявит себя. В чем его долг? Идти до конца и с большой вероятностью сгинуть в лабиринтах ущелий без пользы и смысла? Отказаться от поисков жены, вернуться и отстаивать страну, давшую им приют, сталью и порохом, не надеясь больше на чудесный дар? Но Лара — что будет с ней? А что будет с тысячами других женщин в Альби? Оденар скрипнул зубами, с ненавистью глядя на Ночную Гостью.

«Странник, направь своею мудростью разум мой... — едва слышно прошептал он. — Ибо я лишь смертный, и не дано мне прозревать грядущее...»

Тишина была ему ответом, ни один листик не шелохнулся, и даже ухавший в лесистом распадке филин замолк. Видно, Посланец звезд позабыл про Орней и не стоит более уповать на его милость. Или в этом и есть ответ? Раймон горько усмехнулся. Если завтра собаки не возьмут след, он отдаст приказ возвращаться в Альби.

* * *

Неглубокое озерцо казалось драгоценным аквамарином в натруженных ладонях. На привал остановились на поляне, в тени деревьев. По берегам во множестве гнездились утки, и Арно удалось подстрелить двух. Он выпотрошил тушки и обмазал их глиной, намереваясь запечь в углях. Сюда они вышли на четвертый день скитаний. Все складывалось как нельзя более удачно, но тревога продолжала звенеть в нем.

«Здесь нам ничто не угрожает», — сказала Лара.

Прозвучало привычно — но когда это успело стать привычным? Он оглянулся на озеро, где плескалась Лара. Солнце рождало искры в капельках воды на обнаженной коже. Искры. Искра...

Удастся ли ей преодолеть отвращение к мясу? Сухари закончились, другой еды, кроме попадающихся на опушках ягод и первых грибов, неоткуда было взять. Но... Ордес уже близко, а там — земли Фальго.

Впрочем, Лара и вправду немного оправилась, поскольку смогла сьесть несколько исходящих соком кусочков.

— Снова ночь... — бросив взгляд на низко стоявшее солнце, она сжалась и опустила голову.

Арно тяжело вздохнул. Кошмары продолжали терзать Лару. Днем она спокойно расспрашивала о землях, где ему довелось побывать, о Коэрте и обычаях пирров, и он охотно рассказывал ей случаи из своей жизни, выбирая при этом что-либо курьезное или забавное. Но как только сгущались сумерки, и они устраивались на ночлег, Лара затихала, и напрасно он твердил, что ничего дурного с ней не случится. Она соглашалась и закрывала глаза, но по сбивчивому дыханию Арно догадывался, что она не спит. Однако, утомление брало вверх, а затем она вновь захлебывалась криком. Как и в первую ночь, он был не в силах прервать кошмар, пока шаман не выпускал Лару из своих тенет. Ему отставалось лишь прижимать ее к себе, мысленно проклиная темное колдовство.

...Она не давала себе уснуть, вонзая ногти в ладони, но проваливалась в сон как в омут. И снова веревки впивались в тело и жертвенный нож плыл к ней. Грудь пронзала непереносимая боль, и гремел в ушах глумливый хохот:

— Я не отпущу тебя! — Беласко подносил к своему рту ее пульсирующее сердце, намереваясь впиться в него подпиленными зубами.

Наползала ледяная мгла, и шаман обращался в змея с головой человека. Взгляд немигающих глаз проникал в самую душу, и Лара падала, бесконечно падала в черноту. Но в этот раз на краю помраченного сознания вдруг затрепетал язычок пламени, разгораясь все ярче.

«Это сон, только сон, любовь моя. Борись!»

И тогда она рванулась прочь от пыточного столба. Веревки исчезли, пламя взметнулось стеной, ослепляя, выжигая страх и сомнения, обращая в пепел хрупкую плоть. Лара выгнулась в мучительной судороге и последним усилием выбросила руку вперед, направляя ярость туда, где свивались и развивались кольца исполинского змеиного тела. Рушились горы и иссыхали моря, само мироздание распадалось и погибало в бешенном огне. И вдруг все закончилось. Открыв глаза, Лара увидела низкое серое небо, к которому в немой мольбе простирали черные ветви деревья. Так уже было... когда-то. С другой женщиной, чья душа сгорела до тла. Или это было с ней?

— Это поможет тебе, Искра.

Она обернулась. Перед ней стоял старик в ветхой жреческой хламиде, его ладони был полны прозрачной воды, и синяя звезда сияла в глубине. Лара опустилась на колени:

— У меня нет больше реликвии...

— Не беда. Реликвии ничего не значат, если нет внутренней силы. Испей.

Она припала губами к воде, и каждый глоток, возрождая, менял ее.

— Благослови мой путь, Странник, — успела сказать она, прежде чем видение исчезло.

Лара села, озираясь по сторонам. Потрескивал костер, небо на востоке посветлело, предвещая скорый рассвет. Удушливая пелена, окутывающая ее все эти дни, спала и снова были внятны малейшие изменения ткани бытия, более того — теперь все казалось еще ярче и насыщеннее и не вызывало желания закрыться.

— Я... вырвалась.

— Лара... — Арно обнял ее за плечи и привлек к себе.

Она чувствовала его тревогу и любовь, и душа тянулась к нему, но долг неумолимо ставил между ними преграду.

— Подожди, — она отстранилась, прижала пальцы к вискам, сосредоточилась.

Поток вознес ее над Ордесом. Она видела небольшой вооруженный отряд, расположившийся на ночлег в десятке лиг к северу. Пришло узнавание: сьер Раймон и его солдаты! Завтра они встретятся. Дальше. Еще мгновение — и ей открылся Квилиан. Пламя факелов освещало стены, по которым спокойно прохаживались часовые. Нападения не было! Ликование, но и ощущение опасности...

«Пока не было».

И все же — надежда есть. Она выдохнула. Глаза закрывались от неимоверной усталости, однако оставалось еще одно важное дело.

— Дай мне ожерелье, — тихо проговорила она.

— Разве ты совладаешь с этой дрянью? — с беспокойством спросил Арно.

— Все хорошо. Дар вернулся ко мне...

Он кивнул и дотянулся до сумки, матово блеснули бусины, холодной тяжестью ложась ей в руки. Она видела темную суть артефакта, но знала теперь, как разрушить его. Еще одно напряжение сил — и ожерелье рассыпалось пылью.

— Завтра... я скажу, куда нам двигаться, и... — не закончив фразы, Лара склонила голову ему на плечо.

...Лара заснула мгновенно, и даже не почувствовала, как он уложил ее и укрыл плащом. И Арно еще долго, любуясь, смотрел на нее. Этой ночью он на долгий, страшный миг был уверен, что она мертва, но затем ее губы дрогнули и дыхание всколыхнуло грудь. Какую борьбу она вела? И какой вернулась?

Все изменилось. Зримое ли проявление силы, или строгость, проступившая в чертах ее лица, но что-то безвозвратно ушло, оставив лишь светлую печаль...