Антро львиная проза: Священная Стрела (джен)

Ему было десять. Может одиннадцать. Уже сбился, какой это дом по счёту — они с матерью часто меняли жильё, переезжали, мать беспокойно металась по Империи. И снова она пришла пьяной домой. Нет, она не валилась с лап, никогда, но от неё несло; от самок несёт иначе, чем от самцов, когда выпьют — страшнее. Первое, что она делала — с шумом сбрасывала кнемиды с лап, где попало. Второе: садилась за стол. И третье: крайне весело звала его:

— Арзисуууля!

Он по голосу уже всё подозревал, убеждался по странной, широкой улыбке, так похожей на оскал, маслянистым глазам. Садился напротив, винный запах самки, перебивающий всё.

— Арзиси, как твои дела, сладкий? — подставляла она ладонь для щеки. И обязательно широким жестом сметала стол, на котором всегда валялись крошки.

Отвечать надо было осторожно, но не слишком. Уверенно, но не слишком. Буднично, но не слишком. Это была целая тактическая игра: с уловками, ловушками, картой территории, хитростью — мать могла вмиг сменить сахар на немилость. Или — того хуже — _страйю_.

— Поймал много рыбов, мама, — надо было чем-то похвалиться, в первую очередь.

Где-то внизу болталась её лапа, бился хвост.

Обычно похвальба чем-то, хорошие новости — работали. Но не в тот день.

— Нашшшёл занятие… — мама, красивая Ашаи-Китрах в красном пласисе, смотрела на него, как на разочарование всей жизни. Но перемены наставали быстро: — Ты скажи: ты уже _играл_?

Новый вопрос, такого ещё не было, ответы ещё не готовы. Обычно она спрашивает: «Ну что, уже есть подружки?». Пока ум метался в поисках верного ответа, она наклонилась вперёд, локоть съехал по столу:

— Ты целовал львёну?

— Нет, мам.

Врать в мелочах он уже научился. В большом было пока невозможно — мать раскусывала, как кроличью косточку.

— Почему? — удивилась она.

— Ещё не вышло, мам, — оправдывал он слабость.

— Угу, — что-то себе надумала мама, и засмотрелась в стену. — Знаешь, что я тебе скажу?

Это не предвещало ничего доброго. Опытный, Арзис было попробовал прижать уши, и быстро считать в уме до десяти.

— Навострись.

Поднял уши. Заметила. Сейчас будет её голос, сейчас будет _страйя_, и…

— Никогда, Арзис, не спи с Ашаи-Китрах, — обычным, но очень печальным голосом сказала мама.

— Не спать?

— А знаешь, с Ашаи — можешь. Но не с Вестающими! — очень зло предупредила, невероятно зло.

Арзис уже всё знал: и что такое «Игра», и что такое «спать», и даже примерно знал, кто такие Вестающие. Это такие Ашаи-Китрах, жрицы Ваала, лучшие дочери Сунгов, только особенные; Ашаи, они вообще все особенные, ну вот как мама, а Вестающие — совсем-совсем особенные, они умеют общаться на расстоянии. _Вестать_. И их — очень-очень мало.

— Не имей с нами… дел… — прошептала она, и скатилась слеза по щеке.

Арзис знал — если мама плачет, надо сразу к ней. Будучи поменьше, он лез ей на лапы и тоже начинал плакать, за компанию; мать обнимала, и вдвоём плакать было хорошо. Теперь он уже большой. Теперь он защитник и послушный исполнитель, добрый сын. Теперь он пытается утешить. Наверное, в этот раз, помимо всех прочих паскудных хвостов, её обидели Вестающие. Да как они смели! Интересно, да откуда они взялись тут, в их городке…

— Мама, тебя снова на служении обидели?

Маму постоянно кто-то обижал. В её жизни каждый день кто-то её предавал, бросал, смел ругать, отчитывать, подставлять, бить в спину, крутить хвост. И раз её даже изнасиловали, или даже два. Так говорила мама. Вот так было.

Она посмотрела на него.

— Не то промахнёшься! — это в сознании заиграло эхо, как в огромной пещере. Страйя от матери, в который уже раз. «Промахнёшься, промахнёшься, промахнёшься...», — идея разрослась в сознании огромной волной, заняла всё, стала метамыслью и фоном, стала другим «Я» и утихала несколько дней, во время которых он промахивался всюду и буквально: не мог одеть сандалии и кнемиды, ложкой попадал в нос, и ни разу не попал острой палкой по рыбёшкам в речке, и ни разу не попал из настоящего лука в цель, в которую даже самочка, львёна Майси (!) попала со второго раза, наученная его другом — впоследствии соперником и врагом — Тасаем. Это и стало последней каплей, Арзис так не мог, такой позор, и он, набравшись невиданной наглости и храбрости, просто пошёл к бывшему любовнику матери, у которого они жили некоторое время, и которого мать уже ненавидела и обвиняла во всём, и попросил его, полжизни отдавшего Легате, только одно: научить стрелять из лука и бросать копьё. Не промахиваться.

— Арзис, ты чего, из лука — это к юнианским охотницам и подхвостникам из Хустру, — смеялся с кружкой пива в руке бывший любовник матери. — Я чтобы арбалет задом наперёд не зарядил — то будет Ваалу день.

Отпил пива.

— Да зачем оно мне. Ты мне не сын. Мать твоя… — покрутил рукой возле гривы. — Беги, в общем.

— Сир Кррес, мать меня не научит.

Он рассмеялся.

— Что тебе вдруг зачесалось-то?

Арзис не ответил, и уже внутренне сдался.

Поставил лев кружку на пенёк; голый по пояс, со скомканной гривой на груди, и Арзис помнит как сегодня, как она упала и пролилась, но тот не обратил внимания. Взял рядом стоящую жердь для мытья окон.

— Копьё… Пожалуй... — взвесил он эту жердь в руке. — Покажу сегодня кое-что, и бросать, и не бросать, — побил ею о землю зачем-то, будто пытаясь сломать, и так, и сяк. — Только своей мамке-дуре не говори, — и со страшным рыком, оскалом встал перед ним в стойку, одну из нескольких, что он выучит потом, и Арзис почему-то понял, что сир Кррес — серьёзно, а не в шутку. Кончик жерди очутился возле носа, Арзис даже этого не понял.

Он к нему ходил, несколько лет, почти каждый день, бесплатно и совсем даром; он был с ним и на охоте, в других посёлках и городках, в странных местах и забегаловках, и в бесчисленных тренировочных поединках, и несколько раз они провернули пару грязных дел; мать об этом, конечно же, всё узнала и сначала пыталась разгрызть эти львиные отношения, но ничего не вышло — они длились, они неимоверно затянулись, пока Арзис не убежал в шестнадцать лет в Легату.