Darkfox 4: Ивонн  (гет)

Понедельник, раннее утро.

POV Ивонн

Я добралась до школы. Волноваться мне было не о чем — уроки на сегодня и последующие дни были приготовлены. Голова у меня сейчас была занята другим — я думала о Тиме и о том, чем смогу (и если смогу) помочь ему. Пока что он не звонил, из этого я заключала, что у него всё более-менее в порядке и позитивно.

Его самого в школе не было — наверняка опять где-то тусил, или (с его слов) работал. А может, и то, и другое сразу — я не могу совместить два этих определения в одно.

Я поднималась вверх по лестнице на этаж, где был расположен кабинет алгебры.

Перемена только началась, но выходить в коридор мне не хотелось. После того, что случилось с Тимом, после того, чему я стала невольной свидетельницей, я не могла ни на чем сосредоточиться. Перед глазами всё время вставала та поистине безобразная, грязная во всех смыслах слова сцена. Если бы эту сцену снимали в каком-нибудь сериале или фильме, то ему бы сразу дали рейтинг «R» и немедленно включили её в какое — нибудь модное ныне «Расширенное издание Чего -нибудь» на DVD.

Кабинет был пустым, все мои одноклассники и (-цы) галдели где-то в коридоре. Добравшись до своего места (второе у стены, справа) и приготовив всё необходимое, я уселась за парту и, откинувшись на спинку стула, слегка качнулась взад — вперед, подняв голову к потолку и прикрыв глаза. Темнота под веками снова наполнилась какими-то вспышками, стонами мамы Тима, криками самого Тима, и бессвязными репликами его отца. Он кричал что-то, но ни сейчас, ни тогда я не могла разобрать что именно. Он был… то ли пьян, то ли под кайфом, что ли… Я не знаю.

Все эти звуки перекрывали реальность, и входившие в класс ученики махали руками (мне? Не мне?), беззвучно открывали рты, говоря что-то кому-то. Я их не слышала, только могла видеть, и то, если мне и удавалось на несколько секунд открыть глаза.

Дождавшись, пока перед глазами перестанет «сверкать», а звуки — перемешиваться, образовывая местами чудовищную какофонию, я усилием (почти что воли) открыла глаза. Первым удивлением было то, что с того момента, как я «провалилась» в этот, назовем его так, «параллельный мир», перемена успела закончиться, и сидевшие за соседними партами ребята смотрели на меня совершенно по — разному — кто-то с подозрением, кто-то со смехом, а кто-то даже со страхом.

Помотав головой, чтобы полностью вернуться «обратно в реальность», я моргнула и осмотрелась. Так. Я всё ещё в кабинете. Учительница, хвала Создателю, пока что не появилась, но я чётко слышала цоканье чьих-то каблуков в коридоре.

Вытянув из кармашка пиджака маленькое зеркальце, я поправила сбившуюся набок непослушную чёлку и посмотрела на себя. В принципе, ничего не изменилось… Кроме одного. Зрачки моих глаз чётко пульсировали, то сужаясь, то расширяясь, несмотря на то, что верхний свет в кабинете был неярким, но достаточным для нормального освещения. Раньше со мной такого не было.

Я решила дождаться учителя, а потом отпроситься выйти на пять минут.

Загремев отодвигаемыми стульями, класс встал, приветствуя вошедшую в кабинет даму средних лет.

Марта Васильевна, — я подняла руку. — можно выйти?

— Ивонн Хантер, верно? — зачем-то уточнила она. — Я гулко сглотнула и кивнула.

Острый, как нож, грифель карандаша опустился в конец списка учащихся, и замер.

— Конечно, иди. — учительница кивнула, — только не задерживайся, мы начинаем новую тему.

Я выдохнула, и, кивнув, вышла в коридор, направившись к женской уборной, в другой конец коридора.

На счастье, мне никто не встретился, чему я обрадовалась. Меньше вопросов — целее будут нервы. Мои нервы.

Зайдя в уборную, я прикрыла за собой дверь и достала из кармана своё зеркальце. Зрачки всё ещё пульсировали, но уже успокаивались, пульсация стала мягче, не как раньше. Я открыла кран с холодной водой и несколько раз сполоснула лицо, снова посмотрев на себя в зеркало. Пульс прекратился, и зрачки вернулись в своё обычное состояние.

Я вытащила из кармана телефон, включила фронтальную камеру и посмотрелась на себя.

С экрана на меня смотрело бледное лицо, какое бывает у испуганного человека. К несчастью, это было моё лицо. И да, я не хотела бы видеть что-либо подобное ещё раз, потому что в этом случае меня придется как минимум долго успокаивать. Что максимум — я не хотела даже думать.

Пора возвращаться в класс. Марта Васильевна не любит, когда опаздывают. Распихав зеркальце и телефон по карманам, я вышла из уборной и направилась обратно. Меня «отпустило», я чувствовала себя намного лучше. Нужно сосредоточиться на уроках, хотя бы на время. А потом… потом я что-нибудь придумаю. Я обещаю.

В кабинет я вошла тихо, стараясь не привлекать внимания. Марта Васильевна что-то объясняла у доски, и, к счастью, не заметила моего возвращения. Я тихо проскользнула на своё место и постаралась сходу придать своему лицу максимально умное выражение. Вышло. Никто ничего не заметил.

На перемене я снова закрылась в женской уборной и позвонила Тиму.

Шли длинные гудки. Тим почему-то не брал трубку.

-Раз. Два. Три. Четыре. Пять. — мысленно досчитала я и дала отбой.

Я попробовала снова.

И снова пять. Пять длинных, как сама бесконечность, гудков. Нет ответа.

Снаружи противно задребезжал звонок — мне пора было оказаться в следующем кабинете. Я подхватила рюкзак и побежала на урок.

— Ладно, — подумала я. — нет ответа, так нет ответа. Занят, наверное.

Оставшиеся уроки я провела в спокойном состоянии, с нетерпением ожидая урок физкультуры — последний. Что потом — я не знала. Наверное, домой, и рассказать всё папе.

До дома я добралась на совершеннейшем автопилоте, однако всё ещё сохраняла самообладание.

Открыв дверь своим ключом, я тихонько сняла ботинки и куртку. Затем, стараясь не шуметь и не топать, проскользнула в свою комнату, закрывшись там.

Я переоделась в домашнее, но не спешила выходить из комнаты, оставшись сидеть на тахте у стены.

Перед глазами до сих пор стояла эта безобразная, кошмарная сцена — Вспышки света, крики… Как будто кадры из фильма ужасов.

Мозг упорно возвращал меня в тот момент, как будто это я должна была сделать что-то, но не сделала.

Я сидела на тахте, обхватив колени руками, и пыталась успокоиться. Дыхание было неровным, сердце билось так, будто я только что пробежала марафон.

— Ивонн? — это был голос моего папы, — Ты дома?

— Да, — ответила я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Я в комнате.

Дверь приоткрылась, и Хантер-старший заглянул внутрь. Его лицо выражало озабоченность.

— Всё в порядке? — спросил он. — Ты выглядишь… уставшей.

Я кивнула, но знала, что не смогу его обмануть.

С одной стороны, я понимала, что обращаться к нему с таким вопросом (про Тима) было бы, как минимум, глупо — папа часто говорил, что «у Клана сейчас другие задачи», и вообще не до того. Я не была инициирована (возведена в ранг Принцессы Клана). У меня не было никаких полномочий, я даже не имела права просить Марата Дмитриевича (он был единственным, кого я знала из всего «боевого отдела»), помочь мне в чём-то.

Я глубоко вздохнула и попыталась собраться с мыслями. "Пап, мне нужно с тобой поговорить, это важно", — произнесла я, стараясь говорить как можно спокойнее. Он присел рядом на тахту, внимательно глядя на меня. "Я стала свидетельницей ужасной сцены… с Тимом. ". Рассказала все, что видела и слышала, опустив детали, которые могли бы шокировать отца.

Папа внимательно выслушал меня, не перебивая. Его лицо становилось все серьезнее и озабоченнее. Закончив рассказ, я ждала его реакции.

"Ивонн, это очень серьезно", — сказал он, наконец. "Но сейчас главное — ты. Тебе нужно отдохнуть и успокоиться. А что касается Тима… мы что-нибудь придумаем". Он обнял меня, и я почувствовала, что мне стало немного легче.

А где сейчас Марат Дмитриевич? — спросила я, — он ещё неделю назад сказал, что позвонит маме по поводу нового времени моих тренировок! И до сих пор не звонит!

Он занят, — сказал Хантер-старший, видимо, не желая посвящать меня в это. — у него много дел.

— А чем он занимается? — спросила я, — Кроме Клана?

— У него есть свои… дела, — начал Хантер осторожно, выбирая слова., которые не всегда связаны напрямую с Кланом. Он человек занятой, и, возможно, просто не успел связаться с мамой.

— Он мог бы найти время, — сказала я с обидой в голосе, только что ногой не топала. Со стороны это наверняка показалось бы комичным, но мне сейчас было не до того — я считала, что он сознательно нарушил принятые ранее договоренности, уклонившись от исполнения взятых на себя обязанностей Наставника. Я знала, что он состоит в боевом отделе Клана, и вполне возможно был послан папой или мамой на какое-то особой важности задание. — Мне нужны тренировки, папа. Это важно.

— Я знаю, — кивнул папа. — И я поговорю с ним, как только представится возможность. Обещаю. Потерпи немного. Пожалуйста.

Я вздохнула, понимая, что спорить бесполезно. Если папа сказал «потерпи», значит, нужно потерпеть. Но внутри меня зрело недовольство. Тренировки с Маратом Дмитриевичем были моей единственной отдушиной, а теперь и возможностью хоть как-то справиться с тем, чему я стала невольной свидетельницей.

— Пап, — Я вздохнула и обняла его, — Может быть я глупость сморожу, но вдруг… Вдруг с Маратом Дмитриевичем что — то случилось? Вдруг ему нужна… помощь?

Мужчина вздохнул и покачал головой:

— Не волнуйся ты так. Может быть он занят, может просто устал и отдыхает, не хочет, чтобы его беспокоили. Он же человек, такой же, как мы с тобой.

Вечер прошел в тягостном ожидании. Я пыталась сосредоточиться на домашнем задании, но мысли бились, метались то к Тиму, то к Марату Дмитриевичу. Эти два человека были очень важны для меня, после родителей, конечно.

После ужина, перед сном, папа снова зашел в мою комнату.

«Не волнуйся, Принцесса», — сказал он, обнимая меня. — Все будет хорошо. Обязательно будет, верь мне. Постарайся заснуть. Пожалуйста.

— Посиди со мной, — попросила я его. — Немного, ладно?

Тот кивнул, придвинул ногой пуфик, сел и взял мою руку в свою, согревая. Лежа в полутьме комнаты, я смотрела папе в глаза и умиротворенно улыбалась, понимая, что пока он здесь ничего страшного не случится.

Я прижалась к его плечу, чувствуя, как напряжение постепенно отступает. Папа молчал, просто был рядом, и этого было достаточно. Его присутствие всегда приносило ощущение безопасности и защиты. Я закрыла глаза, стараясь прогнать навязчивые мысли и позволить усталости взять верх.

Через некоторое время я почувствовала, как папа тихонько поднимается. "Спи, Ивонн", — прошептал он, поцеловав меня в лоб. "Всё будет хорошо". Он выключил свет и вышел из комнаты, оставив меня наедине с моими мыслями.

Я долго ворочалась в постели, не в силах заснуть. В голове снова и снова всплывали картины произошедшего, звуки криков и стонов. Я чувствовала себя беспомощной и растерянной, не зная, как помочь Тиму и что делать дальше.

Наконец, измученная переживаниями, я провалилась в беспокойный сон. Мне снилcя кошмар, в котором я снова и снова переживала тот ужасный день.

Это как… Водоворот, вот! Воронка, которая не отпускает, затягивает, не давая вырваться.

* * *

POV Тим

...В тот день Мама вместе с Ивонн сидели на кухне, пили чай и беседовали о чём-то своем, женском, мне не очень понятном. При прочих равных, я стремился, как это принято говорить, въезжать в тему, чтобы быть в курсе последних тенденций. Периодически с кухни доносился заливистый смех Ивонн, и одобрительные возгласы мамы.

После последнего выполненного заказа Клемент Аркадьевич (сенатор Воронин просил меня обращаться к нему так) дал мне пару дней на отдых (так случилось, что сегодня была пятница, и соответственно мои выходные торжественным образом совпали с общепринятым концом недели.

Я уже построил, скажем так, некоторое количество планов на эти два дня и собирался было заглянуть на кухню, чтобы обрадовать этой новостью Ивонн и маму, как вдруг меня внезапно отвлёк звонок моего мобильного. Вообще, обычно я ставлю телефон в беззвучный режим, на вибрацию, и только на определенных абонентов у меня выставлен звуковой сигнал.

На экране возникло имя «Клемент А. Воронин».

Странно. Что произошло? Мы же договорились — пара дней отдыха.

Если звонил Клемент Аркадьевич, я почти никогда не отказывался, брал любой заказ на любой предмет (жесткий диск, ноут с важной информацией, или ещё какая-то вещь (ничем противозаконным сенатор не промышлял, я помнил это — он сам сказал мне при первой встрече)), доставлял нужному человеку и получал за это соответственно. В смысле много, если предмет был целый, и ни один байт информации на носителе ни коим образом не пострадал. Да-да, побайтовую целостность носителя проверяли при мне. Если информация на носителе оказывалась нечитаемой, мне, разумеется, прилетало. Серьезно так прилетало. Естественно, в этом случае ничего, кроме выговора от сенатора, я за это не получал.

— Да, Клемент Аркадьевич, слушаю, — произнес я, ответив на звонок.

Тим? — послышался на том конце бодрый голос сенатора, — Рад слышать. Да, я помню про два выходных, которые тебе дал, буду должен. Но есть одно дело.

— Какое именно дело, Клемент Аркадьевич? — спросил я.

— Серьёзное, — сенатор помрачнел. — Это не телефонный разговор. Жду тебя в офис сегодня к трём часам дня. Не опаздывай, прошу.

Я хотел что-то ответить, но не успел — в этот раз сенатор не спрашивал, он настаивал.

Прислонившись к стене в комнате, я еще долго крутил в пальцах умолкший телефон.

Вопросов в один момент стало больше, чем ответов — что с моим папой? Где он?

Мама и Ивонн всё ещё мило беседовали на кухне, и это совершенно не вязалось с тем, что я услышал несколько секунд назад.

Я посмотрел на свои часы — двенадцать. Время пока есть, но мне снова нужно ехать. Только вот стоит ли говорить об этом моим любимым людям?

Я долго не мог решиться.

Тима! — раздался с кухни голос мамы, — где ты там? Иди поешь, обед остывает, пельмени холодные будут!

— Иду, мам! — крикнул я, шустро надев джинсы, футболку и толстовку, взяв ключи от мопеда, телефон и пустой рюкзак, в котором я обычно возил компоненты заказа или свой шлем.

Двадцать минут у меня ещё было.

— Тима, ты куда-то собираешься? — хором поинтересовались Мама и Ивонн.

— По делам, — я не стал распространяться. В другое время я бы рассказал, конечно… Так они же вопросы начнут задавать. На которые у меня нет ответа.

Ивонн посмотрела на меня с некоторой обидой во взгляде, нахмурилась.

— Ну что ты, Принцесса… — Я обнял Ивонн, мягко поцеловал и положил голову ей на плечо, — Не плакай. Время у нас… будет.

Принцесса, стесняясь присутствия моей мамы, поцеловала меня в ответ, ткнувшись в меня носом, и мы ещё какое-то время стояли так, обнявшись.

Мама тихонько похлопала в ладоши, улыбаясь, и поставила на стол тарелку с пельменями.

— Я обязательно приеду к тебе, — почти что одними губами произнес я.

Ивонн ещё раз поцеловала меня и понимающе кивнула, показывая, что всё понимает и не будет держать обиды.

Сев за стол, я приступил к поглощению пельменей, время от времени бросая взгляд на часы.

Закончив с обедом, я вышел из-за стола, на ходу надевая рюкзак, в котором лежал мой шлем.

Тут Ивонн что-то вспомнила, посмотрела на свои часы и вдруг тоже засобиралась домой:

— Тима! Я ж забыла совсем! Мне же дома надо быть! Уже! Подвезёшь? Ну пожалуйста!

При последнем «Ну пожалуйста!» она сложила руки клином — жест, которым часто пользовалась, когда сильно-сильно просила чего-то.

— Хорошо. — Я не мог отказать ей, — поехали.

Мой мопед был припаркован недалеко от подъезда, зацеплен противоугонным устройством за газовую трубу. Возле него часто тёрлись всякие быдланы, поэтому, выходя из подъезда, я всякий раз сначала выглядывал — разведать обстановку, а потом выходил сам.

В этот раз там снова отирались какие-то ненормальные, пытались, видимо, угнать мой мопед.

Один из них, сопя, пытался при помощи кусачек перекусить замок, которым мопед был примотан к газовой трубе. Замок не поддавался, только кусачки периодически цеплялись за эту трубу, предостерегающе клацая, сжимаясь только наполовину. Другой стоял, как в таких случаях было принято, на шухере, но смотрел не в мою сторону, а весь вытянулся, будто бы втягивая носом воздух, куда-то в строго противоположенную сторону.

— Вот уроды, — одними губами произнес я, нащупывая в кармане ошипованный стальной кастет, который почти всегда носил с собой — мало ли, что случится. Не прибью, так хоть поцарапаю. — Что ж вы делаете?

— Тима, что? — Сзади подошла Ивонн, — что случилось?

Объяснять ей, что сегодня не мой день, я не стал, просто кивнул ей смотреть самой.

Что это они делают? — шепотом, непонимающе спросила она меня, кивая в сторону мопеда и парней.

— А что, Ваше Величество, — саркастически прошептал я в ответ, мой голос буквально сочился ядом, — Вам не видно? Мой мопед угоняют!

Ивонн рванулась было в их сторону, собравшись было выкрикнуть что-то, но я резко втянул её за рукав плаща обратно в подъезд.

— Стой здесь, — прошипел я, спрятав её за дверью, — они не должны видеть тебя.

— А ты? — Голос Принцессы дрогнул.

— А я пойду. — Я кивнул, сжимая в кармане ошипованный кастет, сплюнул в сторону. — разберусь.

Я вышел из подъезда, стараясь двигаться как можно тише. Провальное клацанье кусачек было слышно даже на другом конце улицы. Парни всё ещё возились с моим мопедом, не замечая меня. Выждав немного, я подошел вплотную к парню, который до сих пор возился с замком, который (такой фарт в жизни бывает только раз — это было ясно как белый день) даже не сломался, а вот кусачки у незадачливого угонщика уже не сходились и имели приличный люфт, разболтались.

Я не стал более испытывать судьбу, и схватил его за горло. Тот издал странное «Ыть!» и замахал руками, пытаясь сохранить равновесие. Я, удерживая его, надавил сильнее — он захрипел (вышло даже похоже на воронье «карр»), и выронил кусачки. Его напарник, услышав хрип, обернулся на звук.

-Эй! — окликнул он меня. — Ты кто?

— Во-первых, я не «Эй», — хмуро, но всё ещё спокойно произнес я, продолжая удерживать первого вора, — у меня имя есть. Во-вторых, какого хрена вы оба забыли у меня на районе? В-третьих, вы в курсе, что вы тратите моё время?

— Да не твоё собачье дело, — прохрипел первый. — мы берем то, что плохо лежит!

— Ответ неправильный, — сказал я, — моё. Это мой мопед, дебилы. И сейчас вы отсюда уберётесь, ясно?

После чего швырнул его через колено, а подскочившему второму со всего маха ударил ногой с разворота. Брызнула кровь.

Лежавший на земле парень перекатился, подобрался и пополз в сторону.

* * *

Ивонн осторожно выглянула из-за приоткрытой двери подъезда и заметила Тима и двух парней, стоявших возле его мопеда. Первого Тим практически сразу угомонил, едва тот силой попытался отобрать у него мопед.

О чем говорили Тим и тот, второй, она не слышала. Он что — то объяснял тому, второму, временами показывая на свой мопед. А еще он не кричал. Говорил тихо, в свойственной ему манере. А ещё у того, второго, из носа капала кровь.

Левая рука Тима была сжата в кулак, на костяшках что-то поблёскивало в лучах солнца. Выражение лица Тима — его холодный взгляд с прищуром, сжатые губы — напугало её.

Тем временем разговор закончился, и Тим сделал жест рукой, обращаясь к оставшемуся парню, державшемуся за нос, мол, «вали отсюда. Увижу ещё раз — ты покойник».

Парень, судя по всему, понял, что дело принимает дурной оборот, и ретировался.

Тим взглянул на часы. Покачал головой, кажется, обругал себя.

Принцесса! — позвал он, — выходи! Пора ехать, я опаздываю!

Ивонн, оглядываясь, вышла из своего укрытия, забралась на мопед и спросила:

— Тима… а где они? Эти двое? Убежали?

Да, — сказал он, отряхивая руки в перчатках, глядя на часы, понимая, что времени всё меньше. — Ивонн, солнце, можно тебя попросить кое о чем?

— Проси, — ответила она. — Я… должна тебе, за то, что ты сегодня сделал для меня.

— О том, что ты видела, никому ни слова. — Тима сел на мопед, и тот заурчал, словно был рад наконец прийти в движение. — В свою очередь, чуть позже я расскажу тебе, что происходит в моём районе.

Ивонн кивнула, словно давая клятву на крови. Ветер дул в лицо, словно дикий зверь, пока Тим мчался по улицам, лавируя между машинами. Город вокруг кипел жизнью, но для Тима мир сейчас сузился до размера циферблата часов, на котором время обратно-го отсчёта неумолимо стремилось к нулю.

Когда он подъехал к дому Ивонн, та быстро спрыгнула с мопеда, чмокнув его в щеку.

— Спасибо, родной! — крикнула она, убегая в подъезд. — Спишемся!

Тим помчался в офис к сенатору, словно гончая, взявшая след.

Но везение не могло длиться вечно.

…На повороте перед светофором Тим увидел, что светофор горит крас-ным, и бросил взгляд на часы. До часа «Х», то есть назначенного Ворониным времени прибытия, оставалось десять минут. Часы показывали 14:50.

Проталкиваясь поближе к светофору, он увидел два патрульных «Порше», стоявших в пробке в первых её рядах. Обычно копам, если они были на задании и двигались с включенными проблесковыми маяками, давали «зеленую улицу», так же, как и автомобилям «Скорой» или пожарным. Сейчас был, видимо, не тот случай, проблесковые маяки были потушены.

Тим снова взглянул на часы — 14:53:30.

Офис сенатора Воронина располагался в одном из зданий делового квартала города, адрес у парня имелся. Тим уже въехал в деловой квартал, оставалось только найти нужную улицу. Однако, город встал в глухой пробке, парализовавшей центральный проспект, и время сейчас работало против Тима.

Доковыляв до первого патрульного автомобиля, он вежливо постучал в стекло.

Сидевший там молодой парень в форме сержанта полиции спросил:

— Эй, парень, чего тебе?

— Извините, — начал Тим, стараясь говорить максимально вежливо, — я опаздываю на важную встречу. Может, вы сможете помочь мне проехать?

Сержант посмотрел на него с подозрением, но затем кивнул.

— Ладно, — сказал он, — но только если ты не будешь гнать как угорелый.

— Спасибо, — Тим кивнул, чувствуя, как напряжение немного спадает.

Патрульный включил проблесковые маяки, и машины перед ними начали расступаться. Тим последовал за полицейским, стараясь не отставать.

Через несколько минут он оказался на нужной улице. Офис сенатора Воронина был уже виден. Тим взглянул на часы — 14:58.

— Спасибо, сержант, — крикнул он, останавливаясь у здания.

Он быстро припарковал мопед и бросился к входу. Внутри его встретил охранник, ко-торый, узнав его, пропустил без лишних вопросов.

— Извините, Клемент Аркадьевич, — Тим снял шлем и поставил его на стол. — Проб-ки, сами понимаете.

— Тим, — Сенатор только кивнул ему, одновременно приветствуя парня и принимая извинение. — Сядь в кресло. Есть разговор.

Тим сел. Клемент, напротив, встал, размять ноги, прошелся по кабинету, заложив за спину руки, и спросил:

— Ты знаешь, зачем я тебя вызвал?

— Что-то по поводу моего отца, верно? — парень напрягся.

— Да, Тим. — Клемент Аркадьевич кивнул. — Ты наверняка в курсе, что твой отец — заядлый игрок в покер?

Тим сидел в кресле, чувствуя, как его сердце начинает биться чаще. Он знал, что отец играл в азартные игры, но никогда не думал, что это может стать проблемой. В его глазах отец всегда был человеком, который держал всё под контролем. Но теперь, глядя на серьёзное лицо сенатора Воронина, Тим понимал, что ситуация из-под этого самого контроля вышла.

— Твой отец, — начал Клемент Аркадьевич, — проигрался. Вчистую. Он задолжал крупную сумму денег. Кому — пока не совсем понятно, но ходят слухи, что в его окружении (среди тех, с кем он играл) затесался сын одного в прошлом влиятельного бандита. Мне неизвестно, кто он такой, чем дышит, где вращается. Единственное, что я знаю о нем на данный момент — это то, что его зовут Ленни Кречетов, или просто Ленни, для друзей. Его отец, Армен Кречетов, по непонятным мне причинам был вынужден исчезнуть, однако Ленни почему-то остался. Я могу только дога-дываться, почему. Видимо, есть что-то, что его держит здесь.

Тим молча смотрел на сенатора, обдумывая услышанное. В голове крутились сотни вопросов, но он понимал, что торопить события или давить на Клемента Аркадьевича бесполезно. Тот и так сказал больше, чем обычно позволял себе в подобных разговорах.

—Что дальше? — наконец произнес он, — Я просто жду вашего звонка?

— Да, — сенатор молча кивнул. — Делаешь то, что делал, как раньше. Доставляешь информацию нужным мне людям.

И последнее, — добавил Клемент Аркадьевич, понизив голос. — Если ты почуешь, что то-то идет не так, сразу звони мне. Ночью или днём — неважно. Понял?

Тима посидел в кресле ещё немного, запрокинув голову назад. Выдохнул.

— Это всё, что я должен знать? — спросил он у сенатора.

— Да. — голос Клемента едва уловимо изменился, став из бархатно-мягкого жестким. Выражение лица тоже изменилось, став холодным, почти безэмоциональным. — Иди. И помни, что я тебе сказал — не пытайся самодеятельничать. Ничего — без моего ведома.

Парень молча кивнул ему, взял свой шлем и вышел.

По пути домой он подумал, что не нужно сходу кидаться в этот омут. Если даже Ивонн что-то знает про этого Ленни, то пока не стоит её спрашивать.

Он набрал номер своего школьного приятеля, Антона, и будничным тоном разузнал, что он пропустил, и «как далеко уже ускакали». Не нужно было забрасывать школу.