Небо, которое связывает (джен)

Глава 25: Повешенный

.

.

*

Комната была погружена в бледно-голубой цвет из-за лунного света, проникающего через открытое окно, впуская ночной ветерок.

Было тихо. Это первое, о чем она подумала, когда ее глаза уставились в потолок, где тени, казалось, лениво танцевали при каждом движении занавески. Запах антисептика был заметным и сильным, справа от нее раздавался раздражающий звуковой сигнал, и она медленно осознала, что ее тело онемело и отяжелело там, где она отдыхала.

Она не могла пошевелиться, не хотела пошевелиться и разрушить чары, которые, казалось, пытались снова погрузить ее в сон. И это должно было вызывать тревогу, ее разум должен был паниковать из-за того, что она проснулась без каких-либо воспоминаний о том, как она сюда попала или где она была, но, как ни странно, она чувствовала себя умиротворенной.

Несмотря на сонливость, все, чего она хотела, это снова уснуть.

“Ты не спишь?” — спросил я.

Она устало моргнула и усилием воли повернула голову вправо, откуда доносился звук голоса. Очень медленно ее шея повернулась, затекшая от долгого лежания на подушке, пока ее глазам не удалось разглядеть владельца голоса, размытое изображение человека, идущего к ней спокойными шагами.

Это было похоже на дежавю или сон во сне. Разве она не переживала этот момент раньше?

“Ты здесь?” — спросил я. — Спросила она шепотом, голос был хриплым и почти отсутствовал.

“Неужели это я?” Он дразнил ее, повторяя те же слова, что и раньше, и еще больше запутывая ее разум мечтами и реальностью.

Она слабо заскулила, ее горло пересохло и немного распухло. Дышать было холодно, воздух был почти ледяным, когда проникал в ее легкие, несмотря на то, что ее телу было тепло. Моргая и пытаясь избавиться от тумана в глазах, все, что она могла делать, это наблюдать, как мужчина приближается к ней.

На этот раз на нем не было иллюзии, на его коже не было неестественного голубого свечения, когда он показал ей свое настоящее лицо спустя столько лет. Это был насмешливый образ призрака, сохранившийся во времени без единой морщинки, но его улыбка была какой угодно, только не милой, когда он смотрел на нее сверху вниз и держал одну из ее рук.

“Хорошая работа, босс”, — Он нежно поцеловал костяшки ее пальцев, прямо там, где покоился тяжелый синий драгоценный камень и, казалось, притягивал весь свет, оставшийся в темной бледно-голубой комнате. “Еще один шаг ближе, и Вонгола будет твоей”

“Это больно...” — Прошептала она, хотя и не была уверена, что причиняло боль, когда все казалось таким слабым и онемевшим.

“Конечно, так и есть, дитя, и будет только хуже”, — Его снисходительный голос почти гудел у нее в ушах из-за того, как тихо было в ее голове. “Каждое действие имеет свои последствия, и ты только что снова изменила Игру Судьбы. К лучшему это или к худшему, но это еще предстоит увидеть”.

Она нахмурилась, или попыталась нахмуриться. Было невозможно выполнять более двух задач одновременно. Она либо пыталась осмыслить то, что он говорил, либо сосредоточилась на движении застывших мышц своего лица. И он знал, что она встревожена, потому что тихо рассмеялся и отпустил ее руку, положив ее ей на грудь, и начал играть с выбившейся прядью ее волос.

И это небольшое действие было таким приятным, что ее глаза почти закрылись от этого ощущения. Она изо всех сил старалась не заснуть, а он все еще говорил, но она все еще исчезала.

“Но не волнуйся, я не позволю тебе так легко упасть. В конце концов, Вонгола восстанет вместе с тобой”, — прошептал он ей на ухо, как будто делился секретом, который могли услышать только они в приглушенной комнате.

“Я не знаю.. хочешь...” — Прошептала она, несмотря на мирное приглашение упасть в тихую бездну, которой был ее разум. Подожди, было что-то... что-то важное, она должна была... она…

“Шшш, иди спать. Я буду охранять и защищать тебя, так что иди спать сейчас”, — прошептал он и положил руку ей на глаза, погружая ее маленький мирок во тьму вместе с ее слабыми чувствами. И она попыталась, она слабо сопротивлялась, пытаясь отодвинуть голову, но все, что это дало, было похоже на мягкую вату на задворках ее сознания.

“Я не… Демон...”

“Спи”, — тихо прошептал он, и она больше ничего не знала.

*

.

.

Она просыпалась, ее затуманенный разум шевелился, но она не хотела открывать глаза.

По ее телу пробежало приятное ощущение, как будто кошка мурлыкала у нее на груди, плотно свернувшись в маленький комочек и согревая ее сердцевину. Она хотела погладить его, но ее руки не могли пошевелиться. Она чувствовала себя слишком уютной и усталой, как будто проснулась рано воскресным утром и не хотела вставать с постели.

Это было приятно и знакомо. В безопасности.

“Иди спать, Даме-Тсуна”

Поэтому она не стала сопротивляться и снова заснула.

.

.

.

Солнечный свет.

Птицы щебетали летнюю песню, в комнате было ни холодно, ни тепло, и солнечный свет целовал ее глаза. Бледно-голубой цвет из ее угасающих воспоминаний превратился в золотистый, окрасив белый потолок, под которым она проснулась, в желтоватый оттенок.

Тсуна моргнула, чувствуя головокружение и небольшую слабость, когда ее разум соединился с окружением и обработал ее мысли.

Больница. Она была в больнице, даже если там больше не пахло искусственной чистотой. В нем было немного фруктового или немного цветочного, может быть, лесных ягод? Каким бы ни был запах, она была рада, что запах отбеливателя исчез. Несмотря на то, что к ее носу прилип странный запах, он был заглушен сладким ароматом, витавшим в воздухе.

И как только цвета и запахи из комнаты зафиксировались в ее сознании, пришли звуки. Из окна доносились негромкие звуки города с редким чириканьем птиц, и ей кажется, что она слышит какое-то бормотание из-за стен. Но там также играла мелодия, она звучала близко и знакомо, и это заставило ее вздохнуть с облегчением.

Закрыв глаза, она воспользовалась моментом, чтобы отдохнуть и набраться немного энергии, сдерживая зевоту. Все казалось таким умиротворяющим, что она хотела убедиться, что не спит. Ей нужно было бодрствовать, ей нужно было что-то сделать, кого-то найти, что-то сказать… Но в ее голове было слишком тихо и пусто, она не могла толком вспомнить, что, кто и почему.

Она снова вздохнула и открыла глаза, моргая от солнечного света, повернув голову в сторону и увидев красивую блондинку, сидящую в кресле рядом с кроватью и тихо напевающую ту самую колыбельную, которую она услышала при их первой встрече так давно.

“Алло?” — Устало прошептала она, ее голос был слабым, по контрасту с нежной мелодией, которая, казалось, не переставала звучать, несмотря на то, что женщина повернулась, чтобы улыбнуться ей.

Тсуна только моргнул, когда блондинка наклонилась вперед, чтобы убрать одинокую прядь ее волос с лица, прежде чем положить пальцы ей на голову и нежно погладить по волосам. По какой-то причине это действие напомнило ей о ее маме. И эта мысль опечалила ее, она заставила ее задуматься, где она была, как давно это было? Волновалась ли она? С ней все было в порядке?

“О'кей...” Она что-то бормотала, отвечая на свой собственный вопрос, и на тот, который, казалось, задавала блондинка, судя по озабоченному наклону ее головы. О, это верно. Она может знать вещи, даже не зная их сейчас. И беззвучный шепот, точно так же, как и безмолвный вопрос женщины, отчетливо прозвучал в ее голове.

“Я в порядке...” Больно говорить, никогда раньше не было так трудно говорить, но она попыталась слабо выразить то, что она чувствовала к себе, или к безмолвному вопросу блондинки, или это было к ее матери? Может быть, там был кто-то еще, кто слушал и допытывался, она не знала, но что-то заставило ее заговорить, несмотря на то, что она не слышала собственного голоса.

“Я чувствую… Я победил ... но я... я проиграл?” Она снова моргнула и устало посмотрела на женщину: “Это больно”.

Блондинка негромко промычала и осторожно почесала голову, как будто хотела облегчить боль. Это заставило ее закрыть глаза, несмотря на ее желание не заснуть от знакомого и успокаивающего ощущения.

“Знаю ли я... тебя?” — Прошептала она и снова открыла глаза, но нежные пальцы не остановились. Женщина улыбнулась ей ярко и дразняще, ее зеленые глаза сияли игривым весельем, как будто одни только ее слова были забавным секретом, которым они поделились. И Тсуна знала, что она что-то помнит, но это было слишком далеко, чем больше она пыталась это осознать.

“Кто ты такой...?”

Она попыталась покачать головой, но все казалось слишком далеким. Ее мысли, ее тело, все плыло, и ее хватка за реальность ослабевала. И чем больше она пыталась бодрствовать, тем больше ее разум затуманивался безудержными мыслями, которые сыпались словами и создавали пустые места.

“Я знаю тебя...” Она продолжала бормотать “... знаю тебя”.

“Тсуна?”

Она также знала этот голос. Она снова моргнула и обвела глазами комнату, пока они не остановились на открытой двери, где стоял Дино и смотрел на нее со странным выражением на лице, поскольку он также осмотрел всю комнату, прежде чем его глаза снова остановились на ней.

“С кем ты разговариваешь?”

“Хм?”

Моргая, она снова просыпалась? Ее тело внезапно стало тяжелым, так что было трудно повернуть голову в сторону, но когда она это сделала, когда посмотрела на пустой стул рядом с кроватью, она почувствовала, как внутри нее что-то вспыхнуло. В воздухе не было мелодии, пальцы не ласкали ее волосы, и фруктово-цветочный аромат исчез. Ушло, все ушло, и эта пустота заставила ее вздрогнуть от резкого вздоха.

“Тсуна?”

Она попыталась пошевелиться, но не смогла. Она не могла пошевелиться. И чем больше она уставала, чем больше она боролась, тем больше она осознавала, что ее тело сковано. В носу у нее застряло что-то холодное, от чего она попыталась отмахнуться, но в руку вонзилась игла, и она не могла пошевелить ногами, а в груди становилось все теснее и холоднее, и было трудно-

[Дышать]

“Дыши”, — Дино вскарабкался на нее. “Ты в порядке. Тсуна, все в порядке, эй! Нет, нет, нет, не засыпай, Цу-

.

.

.

Когда она открыла глаза, то перестала считать, сколько раз она это делала, и ждала, когда что-нибудь произойдет. Она почувствовала, что просыпается — более отчетливо, чем раньше, — но она не могла доверять своему разуму, чтобы долго держаться на плаву в реальности. Поэтому она вздохнула, зевнула и попыталась пошевелить головой, чтобы облегчить затекшую шею.

И, словно прислушиваясь к ее предыдущим мыслям, вспышка осознания поразила ее, окончательно убедив в том, что она проснулась. Онемение в ее теле прошло, а боль и дискомфорт дали о себе знать волнами ноющих мышц и покалыванием в коже. У нее пульсировало в глазах, зудело в горле и болело в груди, когда она попыталась встать.

Шторы в больничной палате были раздвинуты, и на этот раз солнечный свет казался таким ослепительным, что у нее заслезились глаза от внезапного ощущения жжения в них.

Поэтому она закрыла их и сделала глубокий вдох, чтобы попытаться отделить все симптомы, поразившие ее сразу. Был ли это грипп? Ее нос был таким холодным, когда она дышала, и ей хотелось откашляться от невидимой нити, застрявшей у нее в горле. Головная боль не помогала, и теперь, когда она осознала это, она почувствовала пустоту, сжимающуюся в животе. Голод, наверное? Боже, как давно это было?

Если она была голодна и испытывала боль, то означало ли это, что она не спала?

Застонав, она плюхнулась обратно на подушку и стала ждать. Она знала, что скоро кто-нибудь придет, поэтому нашла время пошевелить пальцами на ногах, чтобы убедиться, что она не парализована и не сломана. Также было странно, что она не паниковала, возможно, они дали ей что-то, чтобы она уснула, что должно было встревожить ее еще больше, но ее разум был нехарактерно спокоен.

И вот, вот это было. Знакомый бессловесный шепот ее интуиции, звучащий в ее ушах о безобидном злоумышленнике, входящем в комнату.

“Ты не спишь?”

“Нюх”

“Да, и тебе доброго утра, красавица”

Она почувствовала, как чьи-то руки осторожно поднимают ее, и держала глаза закрытыми, пока Шамал удерживал ее, пока головокружение не прошло. Только когда раздался звук закрываемых штор, она собралась с духом, чтобы снова моргнуть и открыть глаза. И каким это было облегчением — увидеть ее тело свободным от игл и гипсов. Хотя ее руки были забинтованы и она чувствовала, как что-то обмотано на ее правой лодыжке, казалось, что ничего не сломано.

“Что...” — попыталась спросить она, но ее голос вышел прерывистым шепотом, слишком хриплым, чтобы его можно было назвать ее собственным.

“Спокойно, не напрягай свой голос”, — сказал Шамал, подходя, чтобы отрегулировать маленький кардиомонитор, зажатый на одном из ее пальцев, и подвинуть подушку так, чтобы она могла опереться на нее спиной. Какая хорошая медсестра, подумала она с сухим весельем. “Что последнее, что ты помнишь?”

“Солнечный свет?”

Подожди, нет. Это неправильно. Она помнит цветы, и солнце, и кошку. Но голубая луна тоже была там, или это был сон? Нет, подожди, подожди, произошло что-то еще. Почему она вообще оказалась в больнице? Она помнит… она помнит крики , и дым , и боль , и-

“Огонь...” Подождите. Черт! Огонь и — “Занзас!” Она воскликнула, испуганно подскочив, что заставило Шамаля опустить ее плечи: “С ним все в порядке? Все? Все в порядке? Что случилось-

Чем больше она говорила, тем больше ее голос становился тоньше и хриплее, пока не превратился в резкий приступ кашля, который сотрясал все ее тело и вызывал боль в каждом ноющем месте, которых было очень много. Все сразу заболело, и она едва могла дышать.

“Осторожно, сосредоточься на дыхании. Я посоветую тебе больше не напрягать горло, так что постарайся много не говорить ”.

Это было тяжелее, чем ожидалось, она почувствовала, как что-то сжало ее грудь, и ей захотелось откашляться, но было больно даже пытаться. Шамал чувствовал себя неловко, когда гладил ее по спине, вероятно, он был под угрозой не прикасаться к ней, но Тсуна оценила помощь, еще больше, когда он предложил ей стакан воды после того, как кашель утих.

Внезапно до нее дошло, как пересохло у нее в горле, и она обрадовалась свежей воде, как рыба, возвращенная в воду.

“Шамал...” Она попробовала еще раз после того, как стакан опустел и ее тело почувствовало себя отдохнувшим, но ее голос остался тем же прерывистым шепотом, что и раньше.

“Ты в порядке, малыш. Со всеми тоже все в порядке, так что не забивай свою хорошенькую головку”.

“... ’как долго?”

“Сегодня понедельник. Вы находитесь здесь с вечера четверга, в первый день у вас поднялась температура, а в выходные вы проглотили обезболивающие, вероятно, поэтому вы чувствуете себя дезориентированным. Посмотри вверх”, — сказала она, но вздрогнула, когда он внезапно направил луч фонарика ей на глаза, заставив их слезиться от внезапной яркости.

Он подошел, чтобы проверить ее пульс и дыхание, сохраняя при этом почтительное расстояние между ними. Она бы рассмеялась, если бы в горле не было ощущения, что она проглотила пепел вместо воды, что, вероятно, так и было. Там было много дыма, вспоминает она. Удивительно, как она не упала в обморок от удушья и выдержала до самого горького конца.

Где был Занзас? Был ли он сумасшедшим?

“Ладно, здесь все в порядке. Вы полностью восстановились” Шамал, казалось, был доволен своим осмотром и пошел делать какие-то пометки в своем блокноте. “Готова услышать, насколько все было плохо?”

“Просто ударь меня этим”, — Судя по тому, как несчастно звучал ее голос, у нее могла быть идея.

“У тебя были сломаны два ребра, лодыжка и палец. У вас было легкое сотрясение мозга, травма легких из-за вдыхания дыма и рваные раны на спине. Вы также получили несколько ожогов на руках и синяки на плечах”.

Это было хуже, чем несчастье.

“И я все еще живой?”

“Ты чудо, малыш”, — Шамал тяжело вздохнул и покачал головой. “Реборн исцелил твои сломанные кости, а я позаботился о дыме внутри тебя. Кстати, ты нормально дышишь? Мы держали тебя на кислороде последние две ночи”.

“Это чувствуется... странно”, — пробормотала она, похлопывая себя по груди, и впервые с тех пор, как она проснулась, ее глаза, наконец, мельком увидели тяжелое кольцо, лежащее там.

“Ты разорвал себе горло своим криком и надышался много дыма. Кажется, что дышать холодно, верно?” Он терпеливо ждал ее ответа, но все, что она могла сделать, это кивнуть и положить руку обратно на колено, пока доктор продолжал свой бессвязный рассказ. “Да, я так и думал. Но все в порядке, инфекции нет, а простуда в основном из-за прямого поступления кислорода, который мы вам дали, она пройдет через несколько дней ”.

Она хотела, чтобы это исчезло сейчас, но она сомневается, что 20 стаканов теплого молока с медом смогут убрать неестественную холодность, поэтому она просто продолжала кивать на то, что говорил Шамал.

“В ваших легких нет дыма, но вы также будете испытывать фантомный кашель в течение короткого времени. Я думаю, рыжая крошка говорила что-то о дыхательных упражнениях, но если у вас возникли проблемы, вы можете воспользоваться ингалятором”.

“Что?” Она прохрипела в замешательстве от этого.

Рыжий малыш? Он говорил о Фон? Подождите, неужели он видел ее в таком жалком состоянии? Кто еще приходил навестить ее? Это так неловко! Она, должно быть, ужасно выглядит, не говоря уже о том, что от нее, наверное, еще и странно пахнет! Угг, в чем вообще заключалась ее удача?! А что насчет ее мамы? Она вообще знает, где была? Или, еще лучше, как, черт возьми, она собиралась это объяснить?!

“Ты снова собираешься блевать в мои ботинки?” Шамаль обнял ее за плечи, когда ее тело опасно наклонилось над краем кровати, но он все еще сохранял дистанцию от нее.

“Нет”, — слабо простонала она, когда ее переместили обратно на подушку, и отбросила его руки “... все в порядке”.

На самом деле она чувствует себя лучше, чем когда-либо. Несмотря на то, что ее избили до полусмерти и мучила головная боль, которая заставила ее задуматься, не похоже ли это на похмелье, она чувствовала себя хорошо. Она чувствовала себя бодрой и с более ясной головой, чем за последние недели, а может быть, и месяцы. Что-то успокоилось, как будто ее дух выровнялся с трещинами в ее теле или что-то в этом роде, это было трудно объяснить, но она не жаловалась.

“Я хочу принять ванну...” — Пробормотала она, закрыв лицо рукой. Шамаль не упоминала о каких-либо повреждениях в ее глазах, но она хотела смыть весь пепел, оставшийся на ее теле.

“Что ж, это можно устроить”.

Она не тратила силы на то, чтобы свирепо смотреть на него, просто продолжала тереть лоб и проигнорировала его испуганное шипение от боли, когда черная тень прыгнула на него с достаточной силой, чтобы заставить его отшатнуться.

“Я ПОШУТИЛ, черт ВОЗЬМИ!”

“Возрожденный”, — поприветствовала она его с пылью в горле, и она знала, что ее глаза, вероятно, покраснели и остекленели, но он видел ее в худших состояниях, поэтому она позволила себе улыбнуться, когда Леон запрыгнул на кровать и устроился у нее на коленях.

“Наконец-то проснулся, Даме-Тсуна”, — сказал киллер. “Ты слишком долго провозился. Босс мафии должен быстро восстанавливаться. Один день, не больше”.

“Дай мне передохнуть!” Конечно, ее голос предпочел подвести ее и вышел прерывистым, слабым шепотом, который больше походил на ‘ gi me a-ek’.

“Я тебя не расслышал”

“Угг!”

Если бы она могла бросить ему подушку, она бы это сделала. Но она все еще чувствовала себя вялой после всех обезболивающих, которые они ей дали, и двигаться с убийственной головной болью, чтобы напасть на малыша-киллера, должно было быть очень жалким зрелищем. У нее все еще есть какое-то достоинство.

Почувствовав себя более бодрой, она впервые оглядела комнату.

Это была просторная, очевидно, отдельная комната с небольшим лаунджем и телевизором, висящим на другом конце комнаты, уединенной ванной комнатой и прикроватным столиком, на котором лежала книга, розовый увлажнитель, выделяющий влагу без запаха — или, может быть, ее нос просто не чувствовал ее запаха — и несколько незаконченных закусок вместе со сложенным одеялом.

Ее чистые варежки и талисман Киоко тоже были там.

И ей пришло в голову, что она не знала, кто оплачивал больничный счет, как за ситуацию с Мукуро несколько месяцев назад, так и за эту. Очевидно, это была не Реборн и не ее карманные деньги, так что, вероятно, Дино? Угг, теперь она чувствует себя плохо и виноватой и планировала вернуть ему все до последнего цента, который он потратил на нее, независимо от того, сколько времени это займет.

Но, о… "С горечью подумала она, глядя вниз на Леона, теребящего сапфир, покоящийся у нее на пальце. Теперь она была Вонгола Десимо, не так ли? У нее, наверное, сейчас много денег. Она изо всех сил старалась не думать об этом, но вес кольца было невозможно игнорировать, и самым печальным было то, что она чувствовала себя слишком уставшей, чтобы даже попытаться снять его.

Не желая предаваться мрачным мыслям, она обратилась к другому важному вопросу.

“Мама?”

“Она знает, что с тобой все в порядке. Мы сказали ей, что ты воссоединился с Занзасом и закончил тем, что закричал во весь голос: ”Ну, это было мягко сказано в столетии. “Иемицу вернулась в Японию и ранена, поэтому она ухаживает за этим дураком, чтобы он выздоровел”.

Почему этот человек вернулся, если он был ранен? Ее мать и так была обеспокоена тем, что ее муж получил несмертельное ранение — и, вероятно, нелепое оправдание того, как он его получил, — только добавит ненужных волнений.

“Сделай счастливое лицо, Даме-Тсуна. Она звонила Бака-Дино три раза в день, чтобы спросить о тебе.”

“Она не единственная”. Шамал вздохнул: “Дети разбивают лагерь снаружи, их травмы не были серьезными, но поскольку мы не знали, в каком состоянии вы проснетесь, посетители не были допущены”.

“Я говорю, что мы впустим их”

“Подожди!” Она издала хриплый крик: “Ванна, мне нужна ... ванна! Я чувствую...Я -черт, я выгляжу -! Нет!”

“Не будь тщеславной, Даме-Тсуна”, — упрекнул Реборн и сделал движение к двери.

“Прекрати это!” Она закричала и бросилась к нему, чтобы остановить, что привело к тому, что она чуть не упала с кровати от резкого движения и приступа резкого кашля, который сотряс ее бедное горло.

“Не могли бы вы, пожалуйста, перестать портить мою работу! Прекрати болтать и возвращайся в постель!” Шамаль отругал ее и толкнул обратно на подушки, предложив еще один стакан воды, который она с жадностью приняла. “Я предупрежу медсестру, чтобы она помогла тебе привести себя в порядок. Сейчас полдень, так что обед подадут примерно через час. Вам понадобится много жидкости, поэтому летом вам придется ограничиться супом ”

Ее не заботила горячая еда, она просто хотела быть чистой!

.

Час спустя, после того как медсестры сочли ее стабильной — и упрямой — достаточно, чтобы принять душ самостоятельно, Тсуна почувствовала себя отдохнувшей, как никогда раньше. Кто-то был достаточно любезен, чтобы заменить обычное больничное мыло и шампунь на какие-то фруктовые продукты, отчего ее волосы и кожа пахли как вкусная выпечка.

Она была рада заметить, что, кроме исчезающих синяков, на ее коже не было никаких шрамов. Ожоги на ее руках уже зажили, и хотя ее ребра пульсировали, когда она делала какие-либо резкие движения, она могла нормально ходить и дышать.

Она не может поверить, что пережила все это, что именно Занзас напрасно вызвал все это. Потому что он никак не мог не знать, что кольцо отвергнет его. Был ли он настолько отчаявшимся? Нет никакого способа ... Все равно его просто не было. Она хотела ответов, и если ей пришлось выслеживать его и требовать ответов с угрозами огня и льда, то будь проклято все остальное. Она заслуживает того, чтобы знать.

Позволив волосам высохнуть самостоятельно, наслаждаясь вкусным сливочным супом, Тсуна почувствовала, что готова снова лечь спать.

Она чувствовала себя комфортно, но слишком устала, чтобы принимать посетителей, и она не хотела оставаться наедине со своими мыслями теперь, когда голоса стихли. Поэтому она свернулась калачиком в кровати, уютно устроившись под флисовым одеялом, и отправила сообщения Киоко, Хару, Бьянки и своей матери, чтобы заверить их, что с ней все в порядке. Ей действительно пришлось отклонить пару звонков, но она пообещала встретиться со всеми ними в ближайшее время.

Верде также связался с ней, отправив простое “?”, чтобы спросить о том, что, вероятно, было горячей сплетней в Мире мафии. Но они не знали ее имени, интуиция успокоила ее, прежде чем она начала паниковать. Слух о том, что Вонгола Децимо наконец был выбран после того, как все наследники были уничтожены, вызвал бурю спекуляций.

И, слава богине, никто не заподозрит, что это девочка из средней школы с социальной тревожностью.

Дверь в ее палату открылась, и вошла медсестра, чтобы забрать ее поднос с едой, и отругала ее, чтобы она перестала играть с телефоном. Такие сварливые, неудивительно, что Шамалю они не нравились. Но она смягчилась, потому что ее глаза едва могли оставаться открытыми. Когда медсестра, фыркнув, вышла из палаты, она моргнула, когда на прикроватном столике появились две маленькие фигурки.

“О, рад видеть вас проснувшейся, Тсунаюки-сан”, — сказал Фон, тепло улыбаясь, когда встретился с ней взглядом.

“Привет”, — прошептала она приветствие с усталой улыбкой, часть ее задавалась вопросом, видел ли Фон ее до того, как она приняла душ, и была подавлена одной только мыслью.

“Тогда я оставлю тебя отдыхать. Я просто хотел увидеть твое выздоровление”

“Ты становишься пиявкой”, — упрекнул Реборн, наливая горячую воду из чайника в чашку, наполняя комнату сладким ароматом, в котором Тсуна на мгновение узнал малину.

“Возрожденный”, — слабо упрекнула она его за детскую обиду, но приняла чашу как подношение мира, которым она и была.

“Они выписывают тебя завтра, так что наслаждайся своим последним днем отдыха, Даме-Тсуна”

Если бы теплый чай не успокаивал ее бедное горло, она бы выплюнула его ему в лицо. Но она не могла сделать этого, когда Фон наблюдал, она не была дикарем. Не совсем. Но, возможно, ее намерения были ясны по ее лицу, потому что у Фона было странное выражение тревоги, когда он смотрел на них, поэтому она просто без особого энтузиазма проворчала и допила чай, уже чувствуя, что ее глаза закрываются, прежде чем она смогла даже поставить пустую чашку на стол.

Она почувствовала, как Леон устроился где-то у нее на шее, свернувшись в маленький комочек, как будто хотел поделиться теплом, несмотря на то, что он был хладнокровным магическим хамелеоном. Но действие было милым, и, зная, что она не одна, она едва пробормотала тихое “гу-ни-тх”, прежде чем заснуть.

.

.

.

Выйдя на улицу и не подозревая о ее мирных мечтах, двое Аркобалено оставались в напряженном молчании.

Реборн чувствовал напряженный взгляд на своем затылке, но он был больше раздражен по отношению к своему партнеру, решив отказаться от него в пользу объятий с брюнеткой. Леон становился избалованным, потакая прихотям Тсуны и даже приспосабливаясь к ее потребностям без ее просьбы.

“Ты подпитываешь ее Солнечное Пламя”, — Прозвучало обвинение позади него. “Твое пламя”.

“Это единственное, что заставляет ее спать”.

“Поделившись”, — прорычал он, и одного этого тона было достаточно, чтобы заставить его обернуться и увидеть, как сдержанный фасад Storm Arcobaleno превращается в своего бушующего тезку.

“Это исцеляет ее”.

“Нет, это не так”, И выражение лица Фона застыло, превратившись в смесь озорного, самодовольного лиса и рычащего, голодного зверя, когда он уставился на Реборна сверху вниз. “Вы заявляете претензию”

Он выплюнул эти слова, как будто они обожгли его, как будто он сам об этом не подумал, и Реборн задался вопросом, не был ли он оскорблен тем, что его собственная праведность и сдержанность не давали ему сорваться, и просто притворялся, что это не так. Это было действительно забавно.

“Тогда как насчет тебя?” Он не мог удержаться, чтобы не спросить с мрачным ликованием: “Почему ты все еще здесь?”

Фон ощетинился от этого обвинения, ничего не подтверждая и не отрицая. И его молчание было гораздо более приятным, потому что оно отражало правду, которую он пытался игнорировать. Что они оба пытались игнорировать. Но Реборн не был обязан ему ничего объяснять, точно так же, как и Колонелло. Фон может разглагольствовать и убегать от стыда, подпитывая свою ярость сколько угодно, потому что в конце дня он вернется.

Они оба знали это.

.

.

.

Когда она проснулась на следующий день, ей казалось, что она отдохнула целую жизнь.

Ломота в костях и воспаленных мышцах прошла, глаза не горели, а горло не так зудело, как раньше. Она все еще чувствовала, как там что-то застряло, и ей хотелось откашляться, но после того, как она попробовала это один раз, боль в груди того не стоила, поэтому она постаралась сдержать зуд как можно лучше.

Сидя на кровати и зевая, Тсуна была поражена, когда увидела красочное состояние, которое ее окружало. Ее комната была украшена сотнями цветов и дорогих на вид мелочей, было даже несколько воздушных шариков с надписью "выздоравливай", лениво плавающих возле стен, на которые она смотрела потерянным взглядом. Значит, кто-то определенно приходил в гости, пока она спала, несколько человек.

Но все это не имело значения, потому что где, черт возьми, был Занзас?!

Он не мог просто избить ее, сжечь, плюнуть кровью и оставить это дурацкое кольцо. Это не могло быть так просто! Он не был трусом, чтобы убежать, и она знала, что он не пришел навестить ее после того, как сломал ей ребра, так где же он был? Что теперь с ним будет? Был ли он в бегах? В конце концов, он действительно напал на Вонголу, похитил их босса и попытался его убить.

Ноно уже выбилась из сил?

Нет, он этого не сделал. Ее интуиция подсказала ей это.

Боже, это было так странно — больше не слышать других голосов. Ее голова казалась пустой, и только приглушенное ощущение чего-то живого присутствовало в ее сознании. И, возможно, было опаснее оставлять ее наедине с ее мыслями вот так, потому что ее нечем было отвлечь, пока она задавалась вопросом, размышляла и слушала.

И слушание только заставляло ее удивляться еще больше.

Как долго у нее была Интуиция Вонголы? Всегда ли это было там? Дремлющий и украдкой слышащий ее шепот и проблески грядущих событий? Потому что она знала то, чего не должна была знать, и видела, как что-то происходит до того, как это произошло, но никогда не допускала мысли о сверхъестественном существе в ее голове, дающем ей знания и предупреждения.

До тех пор, пока не появился Реборн и не выстрелил ей в голову.

И что остановило другие голоса? Кем они вообще были? Первый голос, который она услышала, горький и разбитый, звучал обиженно и злобно. Она всегда чувствовала слабость всякий раз, когда слышала это эхо, как будто что-то изнутри пыталось втянуть ее внутрь. Это напугало ее, действительно напугало. Тем более что всякий раз, когда она подвергала сомнению свой голос разума, ее интуиция подсказывала ей, что бояться нечего, но в то же время она кричала от ужаса.

Но другой голос, новый, был мягким, до невозможности. И ее интуиция пела и жужжала от удовольствия, как щенок, виляющий хвостом перед своим хозяином. Не бойся, дитя. Это то, что там было сказано. Просто слушал , дышал и-

“Эй, ты проснулся”

— все будет хорошо. Она должна была доверять этому голосу, но не другому. Но почему? Все то, что она видела, и все то, что она слышала, что именно это было? Почему это появилось и почему прекратилось? Она хотела знать, но в то же время отказывалась признавать их и пытаться возразить. Это действительно сведет ее с ума.

“Тсуна?”

Она вздрогнула, подняв глаза и увидев свою любимую блондинку.

“Дино”, — позвала она, или попыталась позвать, потому что то, что вылетело из ее рта, было простым хрипом звуков. Боль ушла, но и ее голос тоже. И это было с печальным осознанием того, что впервые в своей жизни она стала афонической, и вместо того, чтобы потерять голос после похода на концерт или дикие американские горки, это произошло потому, что она выплакала все свое сердце на горящем поле из пепла и дыма.

“Постарайся не разговаривать, ладно?” Дино улыбнулся ей, когда сел на стул рядом со столом и налил ей стакан воды “Как ты себя чувствуешь, Цуни? Реборн сказал, что ты вчера проснулся и сожалеешь, что меня здесь не было. Поскольку Варие грозил суд, мне пришлось заняться уличным контролем”.

“Они ушли?” — Прошептала она после того, как вода смыла большую часть паутины, которую она чувствовала у себя в горле. С этого момента говорить и быть понятым будет непросто, но, к счастью, Дино, казалось, услышал ее слабый голос.

“Прячется, скорее всего. Так что не волнуйся, я уверен, что ты скоро встретишься с ними”.

“Извините за беспокойство”, — вздохнула она и протянула ему пустой стакан из-под воды.

“Вовсе нет! Я просто так счастлив, что все закончилось и улажено”, — сказал он со своим собственным вздохом. “Вы, вероятно, не захотите это слышать, но прежде чем кандидат заявит права на титул, состоится церемония наследования, которая официально скрепит сделку. Но поскольку Ноно ранен, а штаб-квартира Вонголы в руинах, они, скорее всего, отложат вызов до тех пор, пока все не уладится с их стороны ”.

“Значит, я все еще могу сбежать”

“Я слышал, что погода на Багамах очень хорошая в это время года”, — подыграл он и помог ей поправить подушки, чтобы она могла откинуться назад, несмотря на ее попытки остановить его.

“Что, если я убью Ноно?”

“Тсуна”

“Шучу, просто шучу”, — Даже ее неловкий смех надломился, как грустно.

“Не напрягай свой голос, Шамаль сказал, что все зажило, но тебе придется побольше отдыхать”.

Тсуна только промычала в ответ и расслабилась, слушая, как Дино рассказывает ей обо всем, что произошло, пока она отсутствовала, наслаждаясь одним из множества маленьких пирожных на завтрак. Вероятно, это было нездорово, и если бы медсестра пришла и увидела ее, ее, вероятно, отругали бы и запретили покидать больницу, но когда это вообще ее останавливало?

Снаружи все было не так уж плохо. Никто не выдвигал обвинений в вандализме, нанесении ущерба и совершении поджога в общественном месте, в священной для всех средней школе Намимори. Не было никаких жалоб или полицейских, желающих получить ответы, хотя Кея уже пролил кровь за разрушение его драгоценной школы и выместил свой гнев на праздношатающейся армии Вариа, которая была размещена в качестве подкрепления.

Тсуна не был удивлен этому и не испытывал жалости к тому, что Кея искусал их до смерти. Неудивительно, что Дино выглядел уставшим, он, вероятно, удержал Кею от их убийства.

И, говоря о смерти, Ноно, кажется, выздоравливает. Он был в плохом состоянии, но его жизнь больше не была поставлена на карту. Тсуна не почувствовала ни облегчения, ни разочарования, услышав это, она просто ничего не почувствовала и попыталась сохранить это таким образом. Для всех было бы лучше, если бы они расстались, не видя друг друга, иначе она была уверена, что отправила бы Ноно в могилу после того, что он сделал с Занзасом.

И лгал ей.

Она не могла забыть этого.

Некоторые из опекунов Ноно прилетели в Японию, чтобы побыть со своим боссом, и по какой-то причине хотели поговорить с ней теперь, когда она получила разрешение, но Реборн сказал "нет" и закрыл дверь у них перед носом. Даже Дино была удивлена, став свидетелем этого, и, о, как сильно она хотела проснуться в то время, чтобы тоже увидеть это.

Что бы они ни хотели ей сказать, она не хотела их слышать. И если Реборн держался от нее на расстоянии, то она тоже не собиралась облегчать им задачу.

Сквало тоже приходил в себя, он уже был на ногах и кричал, как только битва закончилась. Но поскольку Занзас пропал, а он был правой рукой, его считали ответственным за планы Вариа по предательству, поэтому Дино запер его в своей комнате, чтобы Вонгола не добрался до него раньше, чем это сделает Тсуна.

Это было ее право, сказал он. И несмотря на все это, хотя Дино упомянул, что будет и может произойти, начиная с этого момента, Тсуна была безмерно благодарна, что он не поздравил ее с победой и становлением Вонголой Десимо.

Когда половина пирожных была съедена, а она приняла душ, переоделась и стала ждать, когда придет Шамаль и разрешит ей, вошли следующие посетители. Дино пошел открывать дверь, но она уже улыбалась, прежде чем они вошли внутрь.

“Джуудайме!”

“Доброе утро, Тсуна!”

Они действительно были на загляденье, здоровые и свежие, без синяков на лицах.

“* Привет*” Последовал вымышленный ответ.

Дино подарил ей планшет, чтобы она могла лучше писать и озвучивать свои слова. И ей было очень весело от этого. Они скачали приложение-генератор голоса, так что возиться с ним было действительно интересно. Принцесса Моти и Боб-Варвар до сих пор были ее любимыми, и, судя по реакции ее друзей, она собиралась продолжать использовать их.

“Как ты себя чувствуешь? Они не позволили бы нам увидеть тебя! Даже мельком не взглянул, все ли с тобой в порядке”.

“Джудайме нуждался в отдыхе, идиот”

“За что ты меня ругаешь? Ты спал за пределами ее комнаты!”

Верно, Шамал упоминал, что они разбили лагерь снаружи.

“* Я в порядке, спасибо. Как у вас дела, ребята? Что случилось? У вас были проблемы? Травмы? Ямамото, твои травмы? Съешь немного торта *” — напечатала она и позволила голосу прогнать ее тревоги.

И настала их очередь рассказать ей о том, что она пропустила. Они сели рядом с ней, съели немного торта и рассказали ей свою версию случившегося. Как они разделились, чтобы подчинить Варию индивидуально и объединиться, чтобы победить самых подлых. Хром действительно затмила саму себя, даже Гокудера был вынужден признать это. Это заняло у них некоторое время, но в конце концов им удалось победить иллюзии Маммона, не поддаваясь им.

Хром не любила больницы, не то чтобы Тсуна могла ее винить, поэтому она не присутствовала при ее выздоровлении. Но Ямамото сказал ей, что Кен приходил и уходил по настоянию "Мукуро-сама", желая быть в курсе событий, когда Тсуна проснется. Полная ложь, Тсуна знал, что это было сделано для того, чтобы Хром меньше волновался, потому что Мукуро мог прийти и проверить сам.

Ламбо, к сожалению, надышался дыма, потому что он продолжал смеяться и визжать от удовольствия во время боя, поэтому ему пришлось немного подпитываться кислородом в течение первой ночи, но к утру он уже был самим собой, визжащим и смеющимся. Все испытали некоторую негативную реакцию из-за дыма, только Гокудера был единственным, у кого не было иммунитета.

“Я играю с дымом и динамитами с пяти лет, мои легкие привыкли к этому”, — сказал он, отправляясь на свой бой petit gateaux.

Бел был избит до полусмерти, новостей никаких. И она почти почувствовала себя плохо, почти. Ямамото пришел на помощь Кее из-за его травм, упрямому мальчику. Они оба. Но она была рада, что они зажили без переломов.

Когда рассказы о битве закончились, они перешли к другим, более легким темам.

Например, возвращение в школу.

Никто не хотел возвращаться. Гокудере это наскучило, Ямамото чувствовал, что это были его летние каникулы 1.0, а Тсуне просто претила мысль оказаться в ловушке на восемь часов, выслушивая насмешки и сложные уроки на том, что раньше было полем битвы мафии, где все они плакали и истекали кровью. Не обращайте внимания на груды домашних заданий, которые накопились!

Ямамото ничего из этого не делал и сильно отставал в учебе, и хотя Тсуна не отставала от них благодаря настойчивости Реборна, она была уверена, что ее дьявольский домашний наставник ждал ее возвращения домой, чтобы снова поработить.

И точно так же, как Дино, хотя они были счастливы, что все выиграли — и пережили — это испытание, они не поздравляли ее с титулом и не задавали вопросов. В конце концов, им придется обсудить эту тему, Ямамото все еще была гражданским лицом, и одной мысли о церемонии наследования, чтобы скрепить договор с мафией, было достаточно, чтобы заставить ее вздрогнуть.

К обеду наконец пришел Шамал.

Она была готова вернуться домой, когда захочет, они как раз заканчивали с оформлением документов, так что ей разрешили еще немного отдохнуть, пока это будет сделано. Ее горло все еще было болезненным, поэтому врач порекомендовал немного сиропа от кашля и горячего чая, если это продолжало ее беспокоить, и посоветовал ей использовать бандаж для поддержки сломанной лодыжки в течение нескольких недель.

Она не может поверить, что сломала лодыжку. И ее ребра. И палец. Например, что? И все это зажило, никакой боли или свидетельств этого. Может быть, ее нервы все еще были в шоке. Ее подсознание, вероятно, думало: "если это не больно, то, вероятно, этого и не было’, или что-то в этом роде. Но, несмотря на тревожное состояние отрешенности, которое она чувствовала, она была просто рада, что ей не придется скрывать серьезные травмы от своей матери.

Боль в горле легко могла быть оправдана, следы от ожогов и сломанные кости — нет.

Немного позже, получив полную свободу действий, она отправила своих друзей домой отдыхать и решила остаться в больничной палате одна.

Дело не в том, что она не хотела идти домой, где, как она знала, ее ждала домашняя еда, визги и смех. Просто у нее не было времени просто сесть и подумать. Весь прошлый месяц у нее в голове был полный кавардак, не говоря уже о последних двух днях. И теперь, когда это испытание было пройдено, она не знала, как справиться с последствиями.

Ванна помогла ей прояснить мысли, вкусные пирожные и болтовня подруг успокоили нервы, но, словно по бесконечному кругу, ее мысли вернулись к кольцу в ее руке.

Это действительно была ситуация "сделай или умри", и хотя она боялась этого, ей нужно было подумать и спланировать, что, черт возьми, она собирается делать сейчас. Играть понарошку? Принять это? Замышлять еще один переворот? У нее есть сверхинтуиция, которая поддерживает ее при любом возможном исходе, но парализующее чувство тревоги все еще было там, приковывая ее к земле.

С одной стороны, если она в конечном итоге согласится с этим, то это будет огромная ответственность

Она собиралась жить с угрызениями совести из-за того, что приводила гражданских лиц в Семью, подвергала их жизни опасности, возможно, совершала какие-то незаконные действия и была мишенью нынешних врагов Вонголы. И хотя Вонгола был одной из самых важных мафиозных семей в Европе, новый босс, независимо от его возраста, был свежим мясом.

С другой стороны, она собиралась унаследовать ресурсы, деньги и власть.

То, на что она надеялась годами, было буквально у нее на ладони. Ей просто не нравятся тени и кости, которые пришли вместе с этим.

Теперь, с другой, другой стороны, если она решит проигнорировать это и выбросит кольцо, будут последствия. Она знает слишком много, и с ее пробудившимся небесным пламенем и гиперинтуицией Вонгола так легко от нее не отстанет. Она могла бы попытаться сбежать, но наемные убийцы будут преследовать ее по пятам, не останавливаясь. Может быть, она может инсценировать свою собственную смерть?

“Замышляешь убийство, Даме-Тсуна?”

“Неужели это настолько очевидно?” Она тяжело вздохнула, планшет забыл заговорить за нее.

“Тебе нужно поработать над своим непроницаемым лицом”, — сказал он, подходя и становясь на прикроватный столик. — “Мы можем это исправить. Ты будешь брать уроки драматического искусства”.

С клоуном? Это то, чего она не сказала, но Реборн ударила ее по голове одной из своих варежек, как будто у нее был любой выход. Ворча, она собиралась выбросить его обратно, когда ее интуиция предупредила о чем-то, прежде чем киллер смерил ее суровым взглядом, когда раздался стук в дверь.

“Выпрямись, Даме-Тсуна. Голову выше”

“Кто?” Она не могла до конца разобраться в этом, ее друзья ушли, у Дино были какие-то дела, и он должен был вернуться в 5, чтобы забрать ее, а Шамаль не постучал, так что...

"Человек с силой демона" С этими зловещими словами дверь открылась. Она не чувствовала угрозы или в опасности, скорее просто ей было любопытно, кто бы мог ее навестить. И все же, когда мужчина, наконец, вошел, неся коробку для доставки и выглядя безупречно в черном костюме, она была удивлена.

"Lancia?" — Прошептала она, выпрямляя спину, несмотря на предыдущий совет наемного убийцы.

“Привет, юный Вонгола. Я слышала, ты любишь сладости”, — сказала Лансия, закрыв дверь и подойдя к своей кровати, чтобы поставить коробку на стол, помня о присутствии Реборна, и начала распаковывать ее содержимое. Фарфоровый набор из чайника и чашек, расшитых голубыми и золотыми цветами, и двухслойная подставка с печеньем.

Несмотря на глупую ситуацию, когда мужчина угощал ее чаем с печеньем, она нашла время, чтобы принять его. Он выглядел таким здоровым с тех пор, как она видела его в последний раз, избитым и окровавленным, без собственной воли. Затем он был заключен в тюрьму и обвинен как убийца и свидетель, она внимательно следила за его делом, но с возвращением Занзаса и битвой за кольцо у нее просто не было времени следить.

Но если он был здесь, и ни ее интуиция, ни Реборн не чувствовали необходимости вмешиваться, то это могло означать только то, что все сложилось в его пользу и он был освобожден. И хотя под его глазами все еще были тени, в них был проблеск живости, которого раньше не было.

“Эрл Грей с молоком”, — Он протянул ей чашку. — “Это успокаивает горло и идеально подходит для песочного печенья”.

“Спасибо” Она не возражала против того, что весь день ела сладости, наоборот, она с удовольствием набросилась на них.

“Пожалуйста, не чувствуйте давления в моем присутствии, я чувствую себя довольно навязчиво, врываясь подобным образом”

“Вовсе нет, я действительно рада видеть, что у тебя все хорошо”, — ее голос был едва слышен, но то, что она смогла выдавить, было достаточно приличным, чтобы поддерживать тихий разговор. И она была рада, потому что Лансия заслуживала настоящего разговора, а не фальшивого голоса, после всего, что произошло.

"Не пойми меня неправильно, юный Вонгола. Я пришел сюда не для того, чтобы допрашивать вас, — сказал он, усаживаясь на стул. — Я просто пришел сюда, чтобы поблагодарить вас".

Реборн ничего не говорил, просто слушал их разговор, как наставник наемного убийцы, которым он и был, взгромоздившись на стол и даже побаловавшись печеньем. Это заставило ее скрыть улыбку — или гримасу? кто знает — за чашкой чая при мысли о том, что это, возможно, была ее первая аудиенция в качестве Босса.

“Твое письмо, — продолжила Ланча, уделяя ему все свое внимание, “ пришло в самое подходящее время. Это был толчок, который укрепил мою невиновность. Одержимость туманным пламенем не такая уж редкость, но все равно действия совершало мое тело и моя семья, так что мне пришлось взять на себя некоторую ответственность за это. Но с вердиктом Виндис и показаниями Вонголы и Каваллоне они не могли обвинить меня в непредумышленном убийстве”.

Она напевала, довольная тем, что ее показания, полные грамматических ошибок, которые, вероятно, были вычитаны Реборном, увенчались успехом и освободили невинного человека от его цепей.

“Мукуро все еще виновен и заключен в тюрьму, поэтому они отменили мой приговор и компенсировали некоторые заслуги за его проступки”.

“Он все еще может обладать тобой?” — Осторожно спросила она, зная, что это деликатная тема.

“Это как грибок, от которого ты не можешь избавиться, растет по всему телу, всегда где-то в глубине души”, — Она поперхнулась чаем, услышав, как кто-то назвал Мукуро грибками, но Ланча не обратила внимания на беспорядок и протянула ей салфетку. “Он поклялся, что не будет распоряжаться моей жизнью, но верить ему — это еще предстоит увидеть”.

“Он этого не сделает”, — сказала она спокойно и уверенно.

“Я также слышал, что ты назвала его своим”, — Он не обвинял ее, он не был зол или обижен, но она все еще чувствовала необходимость опустить глаза из чувства вины. Мукуро действительно совершал ужасные поступки, возлагал вину на Лансию, и Тсуна приняла его на свою сторону, даже не заставив извиниться.

“Он и я...” Прошептала она. “Я понимаю, что он сделал. Почему он это сделал. Это было неправильно, я знаю. Но я понимаю”

“Ты не обязана объяснять”, — спокойный голос Лансии вызвал в ней еще больше чувства вины, но что сделано, то сделано. “Рокудо Мукуро, на самом деле он не признался, но и не перекладывал вину на других. Я уверен, что это имело отношение к тебе.”

У нее было подозрение на это, это причина, по которой Кен и Чикуса также были свободны от обвинений.

“Хотя это не мое дело предупреждать вас, я буду чувствовать себя лучше, если предложу вам вести себя с ним осторожно. Я чувствую его присутствие, но я не знаю его ума. Какой бы путь он ни выбрал отныне, ему придется идти по нему вместе с тобой”.

Итак, как грибок.

“Мн. я буду осторожна”, — пообещала она. И они наслаждались парой минут в тишине, попивая теплый чай и поедая печенье, которое крошилось у нее во рту. Она не знала, чего ожидать, когда Ланча впервые вошел, но ей очень нравилось его присутствие, и это была единственная забота, которая свалилась с ее плеч.

После того, как чай с печеньем был выпит и мы обменялись несколькими любезностями, Лансия собралась уходить. Тсуна нашел по-настоящему очаровательным то, что у него был фарфоровый сервиз для чая и печенья, и он признался, что в его самых теплых воспоминаниях, до того как они покрылись пятнами, они с бабушкой каждый день наслаждались чашечкой чая.

И теперь, вместо того чтобы быть скованным грехами на ногах, он нес в руках свои сувениры.

“Теперь я оставлю тебя отдыхать. Но прежде чем я уйду, я хочу подарить тебе это ”.

Чай и печенье она может принять. Чего она не ожидала, так это того, что он предложит кольцо.

"Я не могу принять это!" Ее хриплый голос пискнул от шока и ужаса, она не понимала смысла этого действия. Еще одно кольцо! Она устала от колец! Что это было за обязательство?!

“Я не ограничиваю себя тобой, юный Вонгола. Я также не приковываю тебя к своей воле, — объяснил он с веселой улыбкой. — Это кольцо представляет защиту от моего имени, если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, знай, что ты можешь на меня рассчитывать”.

Реборн по-прежнему ничего не говорила, просто смотрела, так что решение оставалось за ней одной. Она помогла Лансии очистить свое имя, не ожидая от этого компенсации, она до сих пор не решила, что делать со своим собственным кольцом, поэтому принять потенциального союзника было одновременно благословением и проклятием. Это не было ложью, что ей понадобится помощь, она просто надеется, что не втянет его в это своими проблемами.

“Что ты теперь будешь делать?” — Спросила она, прочистив горло, чтобы заставить свой голос снова работать, и приняла кольцо. Оно было простым и немного великоватым для ее пальцев, но ничего такого, что могла бы исправить какая-нибудь лента или цепочка, и оно было менее привлекательным, чем треснувший сапфир с серебряными украшениями, который в настоящее время красовался на ее пальце, но она не осуждала. В конце концов, это был знак доброй воли.

“Многое еще предстоит сделать, прежде чем я смогу наслаждаться жизнью свободного человека”, — вздохнул он, расслабив плечи. “Путешествовать, исцеляться. Загладить свою вину. Возможно, забота о домашнем животном пойдет мне на пользу”.

“Кошка”

“Или, может быть, кролика”, — улыбнулся ей Ланча, держа в руках свой фарфоровый сервиз. “Приятно думать об этом”.

.

.

.

В полдень, вскоре после того, как Ланча ушла, а Реборн упрекнула ее за упущенную возможность привести Ланчу в Семью, пришел еще один неожиданный посетитель. И на этот раз она заранее знала, кто это был, потому что ее желудок неприятно сжался, и дурное предчувствие дало о себе знать.

И она подняла руку, чтобы остановить уход Реборна — потому что, по-видимому, Ноно перевозили из больницы в частный аэропорт, и киллер собирался увидеть, как он уходит, — но он уже выпрыгнул из окна, прежде чем раздался стук. И она тоже была слишком уставшей, чтобы выпрыгнуть, поэтому вздохнула и откинулась назад, отказываясь говорить и тратить впустую свои ограниченные слова.

В любом случае, это не имело значения, потому что дверь медленно открылась, и Иемицу просунул голову внутрь, и как только он увидел, что она проснулась, он ухмыльнулся как дурак и вошел в комнату.

“Эй”

“В тебя стреляли?” — Прошептала она, пытаясь контролировать ход разговора. Она клянется, что если бы он сказал что-нибудь о том, чтобы стать Вонголой Десимо и праздновать, она бы ударила его. Подождите, теперь она была его боссом, не так ли? Может ли она приказать ему и вышвырнуть его из комнаты?

“Это была всего лишь маленькая пуля. Твой отец непобедим, рыба-Тсуна. Не волнуйся”

“Ты беспокоишься, мама”

“Я знаю”, — Он поник, чувствуя усталость и выглядя уставшим. Он не имел права выглядеть усталым из-за них.

“а-... ты уходишь?” Она закашлялась, голос подвел ее. Может быть, если она не заговорит, он уйдет?

“Да, собственно говоря. Сегодня вечером я возвращаюсь в Италию с Ноно. Он в критическом состоянии, не настолько, чтобы оставаться в больнице, но старик хочет вылечиться у себя на родине”.

“Мн”

“Я постараюсь держать стервятников подальше и не позволю им беспокоить тебя. Как у тебя дела?”

“Исцеленный”

“Я рад. Реборн останется с тобой. Послушай его, да? Но если он будет издеваться над тобой, ты скажешь мне. Или Лал. Она позаботится об этом”.

Она будет запугивать меня еще больше, она почти стонет. Но она проглотила эти слова, даже не кивнув, чтобы развеять эту идею и дать разговору угаснуть.

Повисло неловкое молчание, она не знала, чего хотел Иемицу и почему он все еще был здесь. Если Ноно уезжала, почему он сделал крюк, чтобы навестить ее, если он уезжал? Ожидал ли он от нее прощания или чего-то другого? Иемицу переминался с ноги на ногу, потирая рукой шею, в кои-то веки не лепеча как идиот. Почему он сдерживался? Не то чтобы она возражала.

“Я оставлю тебя отдыхать. Убедись, что ты хорошо питаешься, хорошо?” Она кивнула, что заставило его кивнуть в ответ и развернуться, чтобы выйти из комнаты. Но прежде чем дойти до двери, он остановился, казалось, чтобы смириться с тем, что хотел сказать, и обернуться, чтобы посмотреть на нее. “Прежде чем я уйду, рыба-Тсуна, могу я спросить тебя кое о чем?”

“Я бы предпочел, чтобы ты этого не делал”

“Это никак не связано с Вонголой. Может быть”

Ее интуиция не могла подсказать ей, понравится ей это или нет, поэтому она прочистила горло и нерешительно кивнула. Иемицу тоже откашлялся и скрестил руки на груди, выглядя скорее любопытствующим, чем суровым.

“У меня такое чувство, что я ни в чем тебя не обвиняю, но мне нужно знать. Что случилось с командой, дислоцированной в Намимори?”

Что? Она моргнула и наклонила голову.

Размещенная команда? Здесь? Мафия была в Японии, а она не знала? Как долго?!

“Ты послал людей шпионить за нами?” Ее голос был едва слышен, но Иемицу успел услышать ее визг горячего негодования, прежде чем его поглотил резкий кашель, потому что он быстро вскочил и замахал руками.

“Не шпионаж, просто предосторожность! Они должны были следить, чтобы с тобой и твоей матерью ничего не случилось, как телохранители!”

И она уставилась на него затуманенным взором, в горле у нее пересохло, и ей хотелось еще немного откашляться, но она боялась, что у нее пойдет кровь, если она продолжит напрягать голосовые связки, поэтому она сделала глубокий вдох, чтобы попытаться успокоиться.

Она не знает, что чувствовать или что думать. Вернувшись после этого в Японию только со своей матерью и всеми разбитыми мечтами, она почувствовала себя брошенной. Иемицу не вернулся, он не собирался возвращаться, поэтому она никогда не думала, что он пошлет людей шпионить за ними. Это был шпионаж. Они преследовали ее месяцами, пока ей не надоело.

“Я не...” И Тсуна закусила губу, нахмурившись от того, что она хотела сказать, и подумала о том, как правильно сказать это, не выдавая многого “Я не знала, я эм…У меня не было способа узнать, что те люди, которые следовали за мной, были хорошими” У нее не было своей интуиции, это то, что она не могла сказать. Она этого не сделала .... Она действительно этого не сделала. “Они просто следили за мной, так что Кея запри их”

Иемицу уставился на нее непонимающим взглядом. Ее голос ломался, он звучал отрывистыми слогами, которые Иемицу приходилось соединять воедино, чтобы понять, но, хотя он действительно прислушивался к ее слабому голосу, он все еще выглядел потерянным в том, что она говорила.

“Ты, запри их”

“Ага...” Она пожала плечами и обхватила себя руками, стараясь не усугублять ситуацию: “Так много всего произошло, я забыла, что они все еще там. Ты можешь забрать их и взять с собой”.

“Тсуна-

“Доктор здесь”.

И всего через три секунды дверь открылась, чтобы показать Шамал, держащую в руках папку из манильской бумаги, которая пришла, чтобы передать ей результаты некоторых анализов, которые они ей сделали, и официально отправить ее после чудесного выздоровления. Время было выбрано идеально, чтобы сократить время посещений и прервать напряженный разговор, но когда Шамал выпроваживала своего отца из комнаты для конфиденциальной беседы с пациентом, Иемицу оглянулась на нее с обеспокоенным видом, который не должен был на нее повлиять, но ей все равно хотелось плакать.

.

.

.

Конечно, с расставанием Иемицу расстался и его драгоценный ученик.

Они были в вестибюле, Тсуна вскочила с кровати и бросилась бежать, прежде чем Иемицу успел расспросить ее еще больше. Не думай об этом, это то, что она продолжала повторять в своем сознании. Кажется, это была ее любимая игра. Притворялась, что у нее в голове все в порядке, и скрывала свою панику за улыбкой.

Она обняла Дино, как только заметила его, потому что ей нужно было успокоиться и не скатиться в спираль безумия. Он не задает вопросов и обнимает ее нежно и крепко, пока она не может дышать, не задыхаясь.

Она возвращалась домой, ее мозг был достаточно любезен, чтобы напомнить ей, что она наконец-то возвращается домой, и ничто другое не имело значения, кроме этого. Итак, с этой мыслью в голове она смогла немного расслабиться и поприветствовать Колонелло, который был здесь, чтобы забрать Иемицу, и Бэзила обратно в Италию.

“Ты определенно впечатляешь, малыш. И этот удар в воздухе был довольно аккуратным, но ты слишком сильно полагаешься на свою правую сторону. Тебе нужно равновесие, баланс!”

“Но я был супер крутым, верно?”

“Самый крутой! Хотел бы я, чтобы Лал увидел, как ты надерешь кому-нибудь задницу. И в огне! Она бы гордилась тобой, кора”.

Кажется, все хотят, чтобы Лал была здесь, с ней, но она была уверена, что ее бывший наставник и она сама хотели, чтобы они были подальше друг от друга. Она уже имела дело с Реборном, было так много издевательств, что ее душа могла выдержать только одного дьявола, живущего в ее доме, а не двух.

Попрощавшись с маленьким солдатиком и заверив его тихим шепотом, что да, с ней все в порядке, она направилась к Бэзилу, который загружал какие-то сумки в частную машину. Она не понимала, почему они должны были отвезти свой багаж в больницу вместо того, чтобы остановиться в отеле, чтобы забрать его. Глупость Иемицу, без сомнения.

“Я рад, что Синьорина полностью выздоровела”, — сказал ей Бэзил с улыбкой. “Твои травмы были слишком серьезными, я опасался за твое здоровье после”

“Что? Ты думал, я не справлюсь?”

“Нет. Я имею в виду, вовсе нет, я — Да, подождите, я не это имел в виду, как... Синьорина”

Видя, как он заикается, она рассмеялась, в груди у нее горело, но это было хорошим отвлечением. Ее голос все еще пропал, но она продолжала шептать обрывистые фразы, несмотря на осуждающие взгляды Шамала и на то, что все говорили ей не напрягаться дальше. Она справится с негативной реакцией и будет несчастна позже.

“Прости, прости. Но все тренировки и усилия были сделаны благодаря тебе, — Она обхватила себя руками и устало улыбнулась ему, “ И мне еще раз жаль. В те первые дни я был так груб с тобой”.

“Вовсе нет! Signorina. Ты был напряжен и зол. Все в порядке, правда”

“Не позволяй никому запугивать себя” Она знала, что выплеснула на него часть своего разочарования в начале их тренировки, но Бэзил не просто разозлился, он просто стал беспокоиться за ее здоровье и самочувствие. Она не понимала его разбитого сердца, но она не собиралась терять еще одного потенциального друга. И союзник. Поэтому она при каждом удобном случае извинялась за то, как плохо обращалась с ним, зная, что была не права: “Кроме того, дай мне свой телефон, давай поддерживать связь”.

Позади нее она услышала, как кто-то напевает "О, у нее появился новый друг", как старая тетушка, переполненная гордостью. Это вполне мог быть Иемицу, Колонелло или Дино, но она проигнорировала это в пользу телефона в своих руках. Закончив, она вернула его ему.

“Вот, я также добавил кое-что еще, извините, а не извините”

“Словарь?” Бэзил растерянно заморгал, увидев красную кнопку нового приложения с надписью " Nihongo для чайников" .

“Не верь ничему, что говорит тебе мой отец, он идиот. И когда тебе захочется перейти в стадию бунтарства, позвони мне”, — Судя по тому, как она продолжала шептать, это больше походило на то, что она принуждала его к участию в заговоре.

“Я... я не... синьорина?”

“И зови меня Тсуна. Вы можете добавить суффикс, если хотите, там есть правила, используйте его ”

Бэзил моргнул и кивнул, растерянно улыбаясь, но подыгрывая. Серьезно, если он работает и ходит на задания с Лал, она уже может представить все издевательства, которые должна совершать сварливая женщина. А если бы это было не так, то она взбунтовалась бы, потому что нечестно. Вздохнув и высвободив руки, она подошла ближе, чтобы попрощаться.

“И еще, спасибо тебе. За все” Затем она поцеловала его в обе щеки, в конце концов, это была итальянская традиция, и это казалось более уместным, чем кланяться после того, как она ударила его и поставила ему синяк под глазом.

“О-конечно, синьорина. Было приятно познакомиться с тобой”.

А потом кто-то кашлял, и кто-то прочищал горло где-то поблизости, но она проигнорировала все это, чувствуя себя пушистой и воздушной, и немного легче в своих мыслях.

“Увидимся, Бэзил”

“Добрый день, синьорина!”

.

.

.

Несмотря на то, что она провела большую часть своего времени в больнице во сне, ей все равно казалось, что прошла вечность, поэтому вид ее дома и доносящиеся оттуда отголоски смеха наполнили ее сердце радостью. Дино не смог остаться на ужин из-за своих обязанностей, и она чувствовала себя еще более виноватой из-за того, что ей было грустно, что он не смог остаться, но он все равно собирался задержаться здесь на пару дней, пока все не уляжется.

Или столько, сколько они могли. Ее сотни раз заверяли, что, хотя слухи о битве Децимо за трон действительно ходили, никто не знал, что это происходит в маленьком городке в Японии. Но, несмотря на это, она собиралась быть в состоянии повышенной готовности, даже если ее интуиция говорит об обратном. Быть параноиком теперь было для нее как вторая кожа.

Помахав на прощание Дино и Ромарио, она открыла входную дверь и была так рада, что ее легкие достаточно зажили, чтобы почувствовать запах мисо и карри, который ударил ей в нос, как только она вошла внутрь.

“БАКА-ТСУНА!” И там был ужас № 1, обнимающий ее за ногу, как будто он ждал ее у двери, как будто она была Санта-Клаусом, приносящим какие-то игрушки. “Ты принесла конфеты? Ламбо-сама победил бандитов! Я победил! Ты видел, ты видел?!”

“Тсуна-ни! Ты сотворил волшебство! В моем рейтинге говорилось, что тебе потребуется две недели, чтобы выздороветь, но прошло уже четыре дня!”

“Huānyíng huílái, Jiějiě!”

И теперь трое детей обнимали ее за ноги, прыгали и тянули ее, таща дальше в свой дом; она почти не закрывала дверь из-за их нетерпения, но позволила затащить себя без ворчания. Похоже, она пришла как раз к ужину, и какая это будет замечательная приветственная вечеринка.

“Добро пожаловать домой, Цу-тян”

Подняв глаза, она увидела, что ее мать и Бьянки тоже идут поприветствовать ее, облегченные улыбки скрывали беспокойство, вызванное ее внезапным отъездом, и состояние, в котором она вернулась. Наверное, снаружи она выглядела прекрасно, но внутри... Внутри у нее был беспорядок, который она не знала, как исправить. И все же, находясь здесь, обнимая свою мать, получая удовольствие от вкусного ужина и выдерживая визги и смех, она чувствовала себя так, словно нашла что-то, что потеряла.

“Я дома”, — улыбнулась она, и плечи ее опустились от облегчения при этих простых словах.

Она ела вместе, играла с детьми и не могла с ними спорить из-за боли в горле, поэтому истощилась еще до захода солнца. Вероятно, это отразилось на ее лице, потому что ее сразу же отправили в постель, чтобы она немного отдохнула. Ее мать не спросила, что случилось, где она была или почему это заняло так много времени. Она, вероятно, никогда не собиралась спрашивать, а Тсуна, вероятно, никогда не собирался говорить ей правду.

Но прямо здесь и сейчас они оба могли разделить чувство, что все было найдено в целости и сохранности.

Когда она переоделась в пижаму, то почувствовала тупую боль в ребрах. Они чудесным образом исцелились, так как все продолжали восхвалять их. Конечно, она видела, как Реборн залечил ее вывихнутую лодыжку, но на самом деле залечить сломанные кости и не оставить после себя никаких следов боли было невероятно. Хотя она не собиралась говорить это ему в лицо и раздувать его эго.

И это было хорошо, что он пошел проводить Ноно вместо того, чтобы остаться с ней, потому что она знала, что он собирается заставить ее делать кучу домашней работы вместо того, чтобы на самом деле отдыхать, как она должна была делать. Хотя никто не мог винить ее за то, что она занималась рисованием, чтобы расслабиться и скоротать время, не погружаясь в нежелательные мысли.

Все началось просто, с набросков чая с пузырьками, который она пила с девочками, и ее талисмана на удачу. Красивая чайная чашка с вышивкой от Lancia, цветок, стоящий у окна на фоне солнечного света, и прочное кольцо, с которым она стала близко знакома. Было трудно рисовать тени и детали, когда наступала ночь и ее комната погружалась в темноту, но ее глаза давно привыкли рисовать в неурочное время.

Это была ее ночная привычка, и поэтому, чем больше она рисовала, тем больше ее мысли блуждали. И только тогда до нее наконец дошли мысли о том, насколько сюрреалистичной была ситуация.

В течение шести лет она только и делала, что убегала от мафии. Конечно, она держала ухо востро в качестве меры предосторожности, но в ее намерения никогда не входило снова вмешиваться. Даже после прибытия Реборна она никогда не воспринимала это всерьез. Но теперь она выиграла битву, в которой не хотела участвовать, и заявила права на чертово кольцо, и все же до нее все еще не дошло, что она — ОНА — станет боссом мафии. Что она унаследовала титул как законная наследница Вонголы, что она приняла мечту Занзаса как свою.

Был ли это плохой механизм преодоления? Отделять свои мысли и эмоции от опасных ситуаций? Она продолжает говорить, что подумает об этом позже, что она будет планировать и строить планы позже, позже, позже. Но всякий раз, когда она пытается избавиться от этой мысли, ужас заполняет ее, как пустота, пытающаяся поглотить ее рассудок, поэтому она засовывает его на задворки своего сознания; снова и на потом.

Ну, неважно. Это должно было стать проблемой для будущего Тсуны.

На данный момент все, что она могла сделать, это отдохнуть и попытаться создать некое подобие своей нормальной жизни, притворяться, что все было в порядке и не подвергалась риску сломаться из-за лжи, опасности или ее невезения, вместе взятых.

[дышать]

Она так и сделала, хотя бы для того, чтобы успокоить свое бедное горло после марафона рыданий. Ей не нравился голос, указывающий ей, что делать, независимо от того, насколько это было полезно. Как голос может знать то, чего она не знала? Если это было ее подсознание, то разве она не должна была знать это заранее? Зачем нужен голос, который сказал бы ей дышать и использовать пламя, чтобы гореть достаточно ярко, чтобы замерзнуть, успокоиться и никогда не сдаваться.

Действительно ли она была так одинока в своей голове?

Или она действительно сходила с ума?

А как насчет другого голоса? Когда она впервые озвучила это, Шамал заверил ее, что до тех пор, пока это не побуждает ее совершать злые поступки, все, вероятно, в порядке. И правда, из того, что ей удалось уловить, этот голос никогда не говорил ей причинять боль себе или другим, он просто хотел быть услышанным, он хотел… он хотел остановить ее от чего-то. Она помнит, как он назвал ее предательницей.

Было ли это также ее подсознанием, выкрикивающим ее самые сокровенные мысли, или в ее сознании жило что-то еще?

Вздохнув и покачав головой, она перестала рисовать, чтобы отвлечься от своих мыслей. Это было именно то, о чем она не хотела думать, и все же они вторгались в ее разум снова и снова, как дым, просачивающийся сквозь какие-то щели. Она не знала, где были ее наушники, чтобы послушать музыку, которая отвлекла бы ее от мыслей, поэтому вместо этого вернулась к первой странице своего альбома для рисования, чтобы предаться воспоминаниям.

Там осталось всего несколько чистых страниц, скоро ей нужно будет купить новую и, возможно, побаловать себя какими-нибудь картинами, чтобы спокойно провести свои обычные дни. Она приобрела этот альбом для рисования год назад, так что ранние наброски были случайными, обыденными. Это было к середине, когда все начало меняться, и рисунки стали более живыми.

По иронии судьбы, Реборн заполнил большую часть страниц своими нелепыми косплеями, каждый из которых был более замысловатым, чем другой. Леон также был главным героем многих страниц, как и ее мать и дети. Иногда она рисовала портреты от скуки, в других случаях это были воспоминания, такие как Хару в ее самурайском / хоккейном наряде и Кея с Гибердом на руках.

Это действительно было абсурдно, как она могла рисовать по памяти, но никогда не запоминала важные вещи для школы. Это было проклятием и благословением, потому что, если все остальное потерпит неудачу, то, по крайней мере, она знала, что всегда сможет вернуться к искусству. Предполагалось, что это будет утешительная мысль, но улыбка сползла с ее лица, когда страницы продолжили переворачиваться.

Она всегда знала, что рисует, это был ее выбор, несмотря на скуку или безбожные часы. Подобно картине с изображением горящего дерева или пустого коридора, окрашенного в красный цвет, ее чувства страха смешивались с болезненными воспоминаниями, которые преследовали ее во снах. Это... было прекрасно. Это было прекрасно. Рисовать, выбрасывать это из головы и закрывать книгу вместо того, чтобы держать это в себе, было целебным занятием.

Но потом бывали моменты, когда она вообще не думала и просто позволяла своей руке рисовать что угодно, просто чтобы скоротать время. Картины отражают ваше настроение, и иногда вы даже не осознаете этого. Она думала, что это все, это должно было быть просто так, случайные наброски без смысла в их линиях.

Но они были.

“Ты должна была спать”, — укоризненно произнес голос где-то справа от нее.

Она рисовала это раньше? Или после? Она помнит, как рисовала их, но никогда не связывала с этим никаких чувств, потому что предполагалось, что они ничего не значат. И, возможно, тогда они ничего не значили, но теперь, после того, что она пережила и знает, было легко установить связь и увидеть то, чего раньше не было.

Как черная пустота теней, кружащаяся над пространством чистой страницы, с пастью бездны, прогрызающей края и не открывающей ничего, кроме одной-единственной красной точки внутри.

Или ледяной замок, который был скорее шипами из кристаллических осколков, чем башней, с оранжевыми оттенками, оттеняющими острые края, вместо снежно-голубого.

Это заставило ее задуматься, затаив дыхание и испытывая страх, как нечто, что должно было произойти в будущем, и то, что произошло в прошлом, оказалось в ее альбоме для рисования. Но было ли это действительно тем, что она думает, или паранойя начала пожирать ее изнутри? Потому что она этого не сделала, у нее был…

“В чем дело, Даме-Тсуна?” — Тихо спросила Реборн рядом с ней, и Тсуна почувствовала, что ее разум начинает отключаться, поэтому она перевела дыхание и крепко сжала свой альбом для рисования, не обращая внимания на смятые страницы в данный момент.

"Я ... случилось ли что-то странное, когда я сражался с Занзасом?" Это было предчувствие, так и должно было быть.

"Ты был глупым, неуклюжим и чуть не погиб", — сказал наемный убийца, придвигаясь немного ближе. “Ты также споткнулся о камень и позволил Занзасу ударить тебя по голове”.

Она также знала, как работает Zero Point Breakthrough, еще до того, как узнала его название, и о, как совпало, что Занзас был заключен им в тюрьму на долгие годы. Один голос говорил ей, как это сделать, другой пытался помешать ей это сделать. Но эта идея родилась не из обрывков в ее голове, она пришла в форме далекой мечты. Настолько реальный, что она начала сомневаться, было ли это вообще реальным.

“Возрожденный… Я...Я думаю, что у меня что-то не в порядке с головой...”

“Мы сделали сканирование мозга. Болезни нет, но были некоторые легкие отклонения, связанные с депрессией ”.

“У меня нет депрессии!”

Реборн бросил на нее взгляд, в котором не было осуждения, но она все равно усмехнулась и вернулась к своим рисункам. С ней случилось много дерьма, но она знала, что у нее не было депрессии. И если сканирование мозга не смогло определить, что именно происходит, тогда ей придется действовать, основываясь на догадке.

“Тсуна?"

“Я слышу голоса… У меня мерещатся всякие вещи”.

“Я же говорил тебе, это твоя гиперинтуиция”.

“Нет”, — она покачала головой. “Нет, это… это что-то другое. Моя интуиция, это как... это шепот, низкий гул на ветру, без слов, но со смыслом. И этот... этот голос, этот… Я слышу это, зовущее меня”.

“Что там написано?” — спросил я.

“Чтобы выпустить это наружу”

Он хотел, чтобы его услышали. Оно хотело, чтобы о нем узнали. Чтобы помешать Тсуне что-то делать и выпустить это наружу. Каждый раз, когда она слышит это, это сопровождается холодом, пронизывающим ее изнутри, словно когти, впивающиеся в саму ее душу, пытаясь вырвать ее. Это был страх, дурное предзнаменование, существо, которое, хотя и не могло причинить вреда ее телу, не имело никакого отношения к ее сердцу и здравомыслию.

“Оно хочет, чтобы я ушел”

Или, что еще хуже, если бы можно было доверять тому, что она чувствовала своей интуицией.

“Как долго ты это слышишь?"

“Я не знаю… Я думаю, я думаю, что это всегда было там, в моих снах, но…Это проявлялось более постоянно после того, как ты выстрелил в меня в первый раз. И я...” Она прикусила губу и поднесла руку к голове. “У меня не было, у меня... моей гиперинтуиции, у меня не было.- Нет, пока ты...”

У нее не было пламени, пока не появился Реборн. Она не слышала голосов, пока Реборн не выстрелил в нее. Она ничего не чувствовала, пока киллер не пробудил что-то в ней той единственной пулей. Но почему?

“Вы слышите этот голос после или до кровотечения из носа?” — Спросил Реборн, каким-то образом следуя за ходом ее мыслей, несмотря на ее слабый бред.

“И то, и другое. Да, но появился и новый голос. Это не моя интуиция, но она знает разные вещи”.

Исчерпав свою норму слов на день из-за боли в горле, она, наконец, ослабила давление в груди и кашлянула в ладони, пытаясь заглушить шум, чтобы не разбудить кого-нибудь. От этого у нее горело в горле и кружилась голова до такой степени, что слезы навернулись на глаза, и она хотела притвориться, что это так, а не истерика заставляет ее плакать.

“А то, что ты видел?” — подтолкнул киллер. Тсуна знала, что он смотрит на смятые страницы у нее на коленях, но у него не было возможности узнать, что она видит. Ей потребовалось несколько минут, чтобы собраться с мыслями и подавить жжение в груди, чтобы ответить, но наемный убийца был на удивление терпелив. Он был умен, и если бы нашелся кто-то, кто мог бы понять беспорядок в ее голове, он бы возродился.

“Гиперинтуиция”, — прошептала она наконец. “Это чувство, предчувствие? Как код, чтобы обмануть жизнь, чтобы отличить правильное от неправильного”.

“Но?”

“Я...”

Все, что она могла вспомнить, был красный свет перед тем, как ее мир погрузился во тьму.

“Я думаю , что я…

Страх. Пустота тьмы. Красный глаз. Умоляющий, исчезающий.

“Я думаю, что я видел Мукуро до того, как узнал его имя, когда его забирали, и я...”

Выполняется. Стены огня, бушующие внутри стен изо льда. Ледяной купол; какоун. Тюрьма.

“В течение нескольких месяцев все, что я видел, — это огонь и лед”.

Тюрьма Зансуса. Ее Прорыв в Нулевой точке. Холод на ее коже. Удушье.

[дышать]

“Я знал это, прежде чем...”

Но это было не в первый раз, когда это случилось, потому что она помнит лица, нарисованные на бумаге.

Тени. Страницы заполнились углеродом и графитом, как будто они сгорели в огне, и остались только их обугленные останки. Она месяцами устраивала беспорядок везде, где появлялась, пачкая простыни и создавая на месте преступления следы сажи и черные отпечатки пальцев. У нее даже под ногтями была черная пыль в течение нескольких недель без конца, Лал был очень раздражен.

Знал ли Занзас об этом? Неужели он ... Нет, Тсуна не знал, что происходит, у него не было ни малейшего шанса узнать. Но если бы они знали, боже, если бы только они заметили, всего можно было бы избежать.

“О, мой бог”, — всхлипнула она, чувствуя, как новая унция тяжести упала на ее плечи, потому что она видела, как это произошло, но было слишком поздно, чтобы остановить это. Тогда она этого не знала, была слишком мала, чтобы понять. Слишком наивный. Слишком доверчив. Слишком травмирован, чтобы даже сложить два и два вместе.

У нее не было ее сверхинтуиции, она даже не знала, что эта штука вообще существует, у нее были только сны и кошмары, которые наполняли ее дни приключениями и ужасали ее ночи ужасами. Но она никогда не осознавала, что то, что она на самом деле видела, будь то воспоминания или фантазии, было реальным где-то на временной шкале.

"Ты видишь будущее", — прошептал Реборн, тихо и настороженно. В его тоне не было недоверия или осуждения, он верил ей, и это доказывало, что это было то, чем она не должна гордиться или относиться легкомысленно, что заставляло ее чувствовать еще больший страх внутри. "Тсуна, мне нужно, чтобы ты рассказал мне все, что ты видел до сих пор, и как долго"

“Я… Возрожденный, Италия. — Она покачала головой с выражением ужаса на лице. — Я кое-что видела до Италии...

И что он может на это сказать?

Никто в истории Вонголы не упоминал о знании будущего. Ближе всего к этому была Гиперинтуиция; но, как заявила брюнетка, это было просто ощущение усиленных инстинктов, а не реальное видение грядущих событий. Но если рисунки Тсуны и выражение ужаса были законными, тогда им придется найти способ пойти на компромисс, потому что видение будущего дается не бесплатно, за это нужно заплатить определенную цену.

Кровотечение из носа теперь имело такой смысл, недостаток энергии и смятение в ее умирающей воле. Тсуна была молода, проклята сверхинтуицией и этим внезапным делом с провидцем, пламя пожирало ее тело, а предзнаменования высасывали жизненные силы.

Голоса тоже были тревожащими, но с этим им придется разобраться позже, потому что, если ее интуиция так высока, если она продолжает испытывать предчувствия и гиперинтуицию одновременно, это поглотит ее жизненную энергию.

И она умрет.

.

.

.

Возвращение в школу казалось очень нереальным.

Ей дали еще один день отдыха после ночной беседы, зная, что она была бы мертва, если бы ходила и упала в обморок, прежде чем добралась бы до класса. Наемный убийца конфисковал ее альбом для рисования и даже позволил Леону спать с ней, но независимо от того, насколько мило волшебная ящерица выглядела в виде зеленой подушки в форме звезды, Тсуна не могла снова заснуть, ее разум был измучен беспокойством.

На этот раз Реборн не принуждал ее, и его тихое спокойствие только усилило ее опасения.

Поэтому они не спали, пересматривали ее рисунки, чтобы найти подсказки относительно того, что могло бы получиться. Было трудно определить, что именно они могли означать, Тсуна ничего не имела в виду, когда рисовала их, и ее интуиция молчала, когда она задавала ответы в своей голове. Наброски песочных часов и повторяющийся узор из трех цветов могли означать ничто и все одновременно.

Там также была могила, окруженная маленькими звездчатыми цветами и магнолиями, на ней не было названия или подношений, чтобы точно указать, кому она принадлежала, поэтому они долго сидели в тишине, гадая, была ли меланхоличная картина плохим предзнаменованием или просто Тсуна был нездоровым.

Тсуна знала, что она не была болезненной, когда рисовала это.

Кроме изображения океана и ночного неба, разглядеть было особо нечего.

Тсуна предложил обратиться за помощью к Маммону, к большому огорчению наемного убийцы. Он отказался и пригрозил ей сохранить это дело в тайне, даже Дино не разрешили узнать, пока они не соберут достаточно доказательств. Тсуна согласилась, потому что была напугана и устала, но в конечном счете знала, что Маммон может оказать огромную помощь.

Кроме того, что-то подсказывает ей, что мист аркобалено не взял бы с нее денег, если бы она попросила.

Когда наступило утро и все остальные проснулись, Тсуна помог по дому, чтобы немного расслабиться. Ее мать была обеспокоена, но позволила ей слоняться без дела, как призраку, бродящему по коридорам без всякой реальной цели. На самом деле никакой боли не было, но из-за того, что она провела ночь без сна, ее разум и тело чувствовали себя истощенными.

Конечно, ничто не могло спасти ее от интриг Реброна, и он держал ее занятой множеством домашних заданий, которых еще даже не существовало, но которые она должна была выполнить, чтобы быть готовой. Вздор! Но, по крайней мере, это развлекало ее весь день.

Когда пришло время действительно идти в школу, она не закатила истерику как таковую, но не переставала жаловаться. Что сильно повлияло на ее заживающие голосовые связки, но это была хорошая цена за то, чтобы держать людей от нее подальше.

Ей не нужно было притворяться, что она выздоравливает от респираторного заболевания, она действительно выглядела так, как будто выкашляла свои легкие без должного отдыха. Она была вынуждена носить маску из-за спорадического кашля, из-за которого у нее перехватывало дыхание, слезились глаза и дрожали плечи. Все относились к ней с таким презрением, как будто она вернула чуму, и это сработало на нее.

Ей также разрешили сосать на занятиях столько леденцов от кашля с медом, лимоном и вишней, сколько она хотела. Ее школьная сумка была набита ими, и если у нее заканчивались пакеты, то Гокудера брал с собой дополнительные на всякий случай. И если у нее появлялась сонливость, она винила лекарства, чтобы учителя не могли упрекнуть ее и отправить в лазарет спать там, чтобы перестать отвлекать класс.

Киоко взяла на себя заботу о ней, было забавно наблюдать, как она борется с Гокудерой за то, чтобы тот шел рядом с ней, помогал ей, гладил ее по спине и чуть ли не с руки кормил ее, когда наступало время обеда. Хана, будучи сомневающейся и подозрительной, не могла отругать ее, когда Тсуна выглядела такой жалкой, поэтому она берегла свою энергию, когда, наконец, пришла в себя, чтобы как следует наорать на нее.

"Так здорово вернуться", — Ямамото зевнул и вытянул руки на полу крыши. Его раны полностью зажили, но ему также был дан приказ отдыхать, поэтому он начинал нервничать из-за всей этой тишины. "Как им удалось так внезапно отремонтировать школу?"

"Иллюзии", — Тсуна поделился своим зевком под маской. — "Просто не позволяй Кее услышать тебя, или он загрызет тебя до смерти".

"Тч, кем он себя возомнил?”

"Мой Облачный Страж. Знаешь, он нам там очень помог".

"Прости, Джудайме"

"Все в порядке, не волнуйтесь” Кея свирепо посмотрел на них, когда они вошли в школу, похоже, он не понял, что восточное крыло здания все еще разрушено и поддерживается высококачественными иллюзиями, пока они не починят его вручную ночью. Но когда он узнает… “Только ему этого тоже не говори”.

“Сказать ему что?” — Спросила Хана, прищурившись, глядя на них.

“Ты знал, что Хибари-сан несколько раз укусил нас до смерти, пока мы были слабы и выздоравливали?”

“Я не знаю, но ты, вероятно, заслужил это”

“Такой подлый. Киоко, Хана плохо относится ко мне!”

“Сколько тебе лет, три?!”

“Хана-тян, оставь бедняжку Тсуна-тян в покое”

С занятиями после обеда было легко справиться. Небеса сжалились над ней, потому что в тот день у них не было урока математики, что означало, что ей не пришлось иметь дело с Нэдзу-сенсеем и его предвзятой ненавистью к ней. В последний раз, когда она видела его, он был весь в чернилах и кипел от злости, и после того, как она пропустила месяц занятий в школе, она была уверена, что он отнесется к ней с предубеждением.

Но их мирный день был прерван, когда они направлялись обратно в свой класс, толпой кричащих девочек, заблокировавших дверь.

"О-О-о ~"

“ОН ТАКОЙ МИЛЫЙ!”

“Посмотри на эти крошечные ушки!”

"Что это за настроение в МО?" — Проворчала Хана, начиная подталкивать девочек, чтобы они проложили путь внутрь.

"Посмотри на этого милого котенка!" Киоко захихикала, обнимая и тряся руку Тсуны, указывая на маленькое существо. В их классе был котенок, который невинно сидел и помахивал хвостом, лениво моргая на них, его маленькие заостренные ушки дрогнули, когда он приземлился на них. Но у Тсуны достаточно опыта, чтобы снова не попасться на тот же трюк, и она прошла вперед к своему месту.

"Э-э... Тсуна?"

"Да?"

"Кот смотрит на тебя"

"Не обращай на него внимания"

"Он плачет, Тсуна"

"Не обращай на него внимания"

"Бедный малыш, посмотри на эти печальные глаза".

"Кого это волнует?"

Кот кремового цвета последовал за ней на ее место, мяукая, чтобы привлечь ее внимание, шипя и царапаясь на любого, кто приближался к нему, особенно на Гокудеру, который не переставал проклинать его. Только когда Тсуна обхватила его ногами, он успокоился как раз вовремя, когда вошел их профессор, поэтому она позволила ему вздремнуть там до конца урока.

Когда занятия официально закончились и ученики начали расходиться, Тсуна наклонилась, чтобы поднять кота, игнорируя его довольное мурлыканье и тычки носом, когда она приблизилась к открытому окну и беззаботно выбросила его.

"Варя просит прощения. Это была Бел”, — объяснила она потрясенным лицам своих друзей, которые сразу поняли.

"Я думал, ты хочешь помириться с ними?" — Спросил Ямамото.

"Я знаю, но они причиняют мне сильную боль... Это будет нелегко, лучше смотреть, как они унижаются ради меня, только представь..." Она вздохнула и широко развела руками: "Самый могущественный отряд убийц на коленях молит о прощении! Что за сон ~"

"Ты такой подлый"

"Я учусь у лучших”, — усмехнулась она под своей маской.

Вскоре они уже выходили, болтая обо всем, что пропустили за месяц своего отсутствия. По-видимому, существовали теории заговора о том, что либо они были похищены якудзой, либо были исключены после того, как Тсуна заставил их совершить отвратительное преступление в школе. Это заставляло Тсуну много смеяться и кашлять.

Все больше беспокоились за Ямамото, который приводил множество оправданий, чтобы успокоить их. Люди тоже интересовались Гокудерой, но из-за его отношения никто не осмеливался подойти к нему, чтобы расспросить. Также было удручающе то, что они вернулись как раз в то время, когда начинался сезон экзаменов. Никакая выдуманная болезнь не избавит их от этого.

Завернув за угол, они остановились, увидев притаившегося мужчину с букетом красных роз. Тсуна был, по крайней мере, немного тронут тем, что это был просто случайный курьер с ее описанием, написанным на бумаге, а не подчиненный Вариа, ищущий ее при свете дня.

"100 роз для Савады Цунаюки"

“О, Тсуна-тян! Они такие красивые!” Киоко восторженно воскликнула: “Это так романтично!”

"От кого они такие?" — спросил я. Скептицизм Ханы не был оскорбительным.

"Здесь написано: моей любимой принцессе, от вашего принца, с любовью"

"Сожги их", — сказала Тсуна, подписывая квитанцию о принятии доставки, просто довольная тем, что ей не пришлось за это платить. Все, вероятно, подумали, что она шутит, но затем Гокудера достал зажигалку и действительно поджег букет.

“Никогда не показывай плохую сторону Тсуны. Принято к сведению”, — пробормотал Ямамото с неуверенной улыбкой, махнув рукой, чтобы рассеять запах сгоревших цветов.

“Ты что, сумасшедшая обезьяна?! Потуши это! Я не могу тебе поверить, при обычном дневном свете?!” Хана завизжала, меняясь между наступлением на горящие цветы, ударом Гокудеры и ударом Тсуны.

“Джудайме, тебе не следует задерживаться в дыму. Давайте отступим”.

“А это не распространится?”

“Нет, он скоро умрет. Пойдем”.

“Тсуна-тян, ты должна была спасти их, они были красивые”

“Это были плотоядные розы”, — затем Тсуна вздрогнул и взмолился Кеко: “Пожалуйста, не говори Хару”.

Между смехом и упреками они быстро ушли, пока кто-нибудь из дисциплинарного комитета не пришел для расследования. Несмотря на ее прежние предположения, день был не так плох, как она думала. Она все еще не была готова к длительным периодам общения и ведению себя как обычная ученица средней школы, она все еще чувствовала себя усталой и опустошенной из-за необходимости побыть одной, поэтому она попрощалась со всеми и разошлась.

Ее удивило, что Реборн до сих пор не вмешался, она позаботилась о том, чтобы посмотреть в обе стороны в поисках его порочных планов, но, к счастью, день прошел нормально. Как долго это продлится?

"Я дома!" Она сняла маску, как только закрыла дверь, и вдохнула запах жареного мяса с приправами. Это странно, дело не в том, что они не ели мяса, а скорее в том, что они предпочитают рыбу, а не стейк. Неужели она забыла о какой-то особенной годовщине?

"С возвращением, дорогая. Как прошел твой день? Чувствуешь себя нормально?" Ее мать весело приветствовала ее, выйдя из кухни и вытирая руки, чтобы поприветствовать у двери.

“Я в порядке, мам. Теперь я слышу свой голос”.

“Это приятно слышать. Ужин будет в 7, так что отдохни немного до тех пор”.

"Тебе нужна какая-нибудь помощь?"

"Я в порядке, я в порядке. Но Тсуна-тян, тебя наверху ждет посетитель", — улыбнулась ее мать, подталкивая ее к лестнице.

"Посетитель? Для меня?" Было странно, что ее интуиция не встревожила ее об этом. Она не чувствовала страха или головокружения от того, кто был там, она знала, что это не Дино, ему не нужно было прятаться, и она только что рассталась со своими друзьями, так кого еще она знала? Реборн был с Бьянки на кухне, и он только пассивно моргнул, когда она пересеклась с ним взглядом.

Испытывая любопытство, она тихо поднялась по лестнице и остановилась у своей двери, ее пальцы на мгновение заколебались, прежде чем она взялась за ручку и повернула ее. Чего бы она ни ожидала, это был не он.

"Занзас!?"

"Кто в мире может получить 15 баллов за тест по математике?" Он ворчал, держа инкриминируемый экзамен по математике со множеством красных отметок. Одно это зрелище заставило ее ощетиниться.

"Не смей рыться в моих вещах!" Она взвизгнула от смущения, схватив оскорбительный листок бумаги и прикрыв его руками: "Какого черта ты здесь делаешь?!"

"Не кричи, сопляк"

"Почему ты в моей комнате?!"

“Никакого спрятанного оружия или ловушек. Какого черта ты делал?” — Спросил он, осматривая беспорядок, царивший в ее комнате, скучающим взглядом таким образом, что заставил ее покраснеть от смущения.

“Наемный убийца тоже спит здесь”, — последовал ее слабый ответ.

“И это достаточная причина?”

Он действительно ругал ее? Для ее комнаты? Что за черт? Нет.

"Эй..."

"Хм?" Он повернулся, чтобы увидеть ее, только для того, чтобы получить сильный пинок в колено: ”Черт!”

"Это за то, что ты чуть не убил меня и моих друзей!"

"Ты стала жестче, соплячка, но совсем чуть-чуть", — Он свирепо посмотрел на нее.

“Ты сломал мне ребра! Это было больно!”

“Неужели это так?”

Нет, этого не произошло. Она даже не знала, что сломала кость, пока Шамаль не сказал ей об этом после заживления, что было странно и, вероятно, вредно для здоровья, но это к делу не относится.

“ И палец! Я сломал тебе палец! Просто что... что ты сделал? Почему? Какого черта!?” Ее голос дрогнул, но она сделала шаг вперед, чтобы оттолкнуть его, но руки предали ее и вместо того, чтобы оттолкнуть его, вцепились в ворот его рубашки. “Ты умер! Но ты не такой, и я... я думал, но ты ... я тебя ненавижу!” Она плакала, ударяя его в грудь и проклиная за всю ту боль, которую он ей причинил: “Идиот, глупый! Я ненавижу тебя, ненавижу”.

Он не отталкивал ее и не нападал, что было хорошо. Но она также плакала и лепетала как идиотка, что было нехорошо.

После того, как шок прошел, пришло негодование, после того, как вспыхнул гнев, осталась только глубокая печаль, которая заставляла ее дрожать и рыдать. Они дрались и кричали, а потом она проснулась, и он ушел. Она действительно думала, что больше не увидит его, была готова разыскать его и потребовать ответов, но теперь, когда они были здесь, она не знала, что делать, кроме как плакать.

Она была в смятении, но более чем печальна, она испытывала облегчение, потому что ей все еще было за что держаться.

“Я солгал. Я не ненавижу тебя”, — сказала она приглушенным голосом в его груди.

“Не бери свои слова обратно, сопляк. Теперь ты здесь Главный”.

“Заткнись! Я не-

“Ты такой”

И она посмотрела на него снизу вверх, уставившись в его красные глаза, которые вызывали ее на спор с ним. Он не выглядел сердитым или жаждущим убийства, в нем не было безумия, он выглядел довольно серьезным и позволял ей плакать на своей одежде. Это заставило ее хотеть плакать сильнее от осознания того, что Занзас не собирался забирать кольцо обратно.

Это было ее.

Это действительно принадлежало ей, и если он не выходил из себя из-за этого, то и она не должна.

Хотя было немного забавно, что в последний раз, когда они видели друг друга, было что-то подобное, когда он был хладнокровным, несмотря на ярость, пылающую внутри него, а Тсуна плакала из-за того, что ее заставляли делать что-то против ее воли, и все это время цеплялась за него, не желая отпускать. Тогда он покидал Италию, прямо сейчас он не хочет покидать Японию.

Кажется, все проходит полный круг.

"Почему ты здесь?" — спросил я. Устало спросила она, изо всех сил стараясь вытереть слезы со своего лица: "Разве ты не ненавидишь меня и не хочешь уничтожить? Хочешь отомстить?"

"Разве я не могу навестить своего подчиненного?" Он насмехался над ней, отходя от нее, чтобы продолжить осматривать плохое состояние ее комнаты. На полу валялась одежда, скомканные бумаги и редкие цветные карандаши.

"Ты хочешь матч-реванш?" Может ли она вышвырнуть его из своей комнаты, прежде чем умрет от смущения под его пристальным взглядом?

"Позже” сказав это, он упал на ее кровать без намерения уходить.

"Эй!" — крикнул я. Как ни удивительно, он вписался в ее постель. "Знаешь, если ты хочешь извиниться, просто скажи об этом, но не вздумай ломать мою кровать. И ты все еще носишь свои ботинки! Это грубо! Ты грубиян!"

"Кто сказал, что я сожалею?" Он ворчал, нисколько не сожалея о побоях и вторжении. То, что он был здесь и не сжег ее дом, было самым близким к извинению, которое она когда-либо могла от него получить. Но она может с этим смириться.

"Неважно", — вздохнула она и тоже прокралась в кровать, заставляя его раздраженно ворчать от ее толчков и локтей, пока она не смогла поместиться на оставшемся пространстве. Глядя в потолок и лежа рядом с ним, со спокойным сердцем и разумом, все еще пребывающим в недоумении; она задавалась вопросом, действительно ли было так просто снова собраться вместе?

"Твоя комната слишком мала" Тсуна знала, что если она попытается задушить его подушкой, то в конечном итоге задохнется именно она, поэтому она шмыгнула носом и скрестила руки, больно ткнув его локтем в бок.

"Извините, я живу не в особняке" На самом деле, что случилось с ним и ее скромной маленькой комнатой? На самом деле она не сильно отличалась от того, что раньше было ее спальней на летней вилле Вонгола, возможно, меньше и с большим беспорядком, но, бесспорно, принадлежала ей.

Она верит, что Занзас не причинил бы вреда ее маме, но как именно отреагировал Реборн, когда он вошел? Боже, что бы она отдала, чтобы увидеть это. Хотя Реборн также был из тех подлых парней, которые запрут ее со львом, как будто она была свежим мясом и ожидала подружиться со зверем.

"Ты останешься на ужин?" — Спросила она, заставив его хмыкнуть, но Тсуна знал его слишком хорошо, чтобы понять, что он останется.

Она позволила себе улыбнуться и насладиться знакомой тишиной, которая опустилась на них, было так легко заснуть, но она сопротивлялась. Поэтому она повернулась, чтобы увидеть его. Он изменился, но в то же время остался таким, каким она его помнила. От его растрепанных волос, заплетенных в эти безумные перья, до рубиновых сфер за закрытыми глазами, в которых все еще горел огонь, и темных отметин, портящих его кожу.

Она обвела глазами шрамы, не осмеливаясь прикоснуться к ним из страха воспламенить их.

Было ли вам одиноко? Быть замороженным в этом леднике умирающего пламени… Время, должно быть, смешалось для него, шесть лет в леденящем сне, ничего не делая, только пялясь и ни о чем не думая, в то время как Тсуна просто выживал.

Было много того, что она хотела сказать, о многом она хотела спросить. Начиная с "эй, ты знал?" Ты знал, что меня собирались похитить? Ты знаешь, что я слышу голоса? Что я вижу разные вещи? Пламя мое, ты не был удивлен. Вы знали?

“Я заболел, ты знаешь?” Это то, что она в итоге сказала. “Той зимой. В Японии было действительно холодно. Я пролежал в больнице несколько недель, мы провели там Рождество. Я думал, что тоже умру...” Она глубоко вздохнула: “Но мы здесь”.

Вот мы и пришли. Оставаться в постели, как ленивые люди, которыми они и были, вместо того, чтобы драться и требовать ответов. Тсуна был уверен, что этот день настанет, гнев и обида были похоронены, но сейчас это тоже было нормально.

Зевнув, она протянула руку вверх, растопырив пальцы и позволив солнечному свету из окна коснуться сапфирового камня кольца, заставив голубоватых фей света танцевать на поверхностях, до которых он мог дотянуться. Зрелище было завораживающим, от нее по-прежнему ускользает, как такая внушительная семейная реликвия могла быть настолько проклята.

“Он тяжелый”, — прошептала она.

Она не может поверить, что никто не заметил такой здоровенный предмет в школе, не то чтобы она выпендривалась, но, по-видимому, люди действительно не обращают на нее внимания, или маска для лица проделала удивительную работу, чтобы ввести в заблуждение любые скрытые секреты, они даже забыли о Коте Бел, дремлющем у нее в ногах.

Именно тогда ей в голову пришла мысль. Если люди не видят кольца, то может ли она быть свободна от него?

“Если я его потеряю, меня могут понизить в должности?”

Занзас фыркнул и фактически закрыл ее лицо подушкой.

"Ле-го! Я не могу дышать!" Она плакала, колотя кулаками и отталкивая его руки от подушки, пока ей не удалось сбросить ее с кровати.

"Не мешай мне спать, сопляк"

"Ксани, ты такая злая"

"Назови меня так еще раз, и я приготовлю тебя на ужин"

Взрыв смеха вырвался у нее, угроза пролетела мимо ее инстинкта самосохранения в пользу наслаждения ворчливой компанией. Занзас был очень хорошо способен следовать своему слову, но Тсуне не нужна была ее интуиция, чтобы знать, что он никогда не причинит ей вреда. По крайней мере, не намеренно. Вот почему после того, как веселье улеглось, и они вернулись к дремотной тишине, Тсуна позволила своим мыслям блуждать.

Любопытство действительно убило кошку.

“Эй… Какова была истинная причина нападения на Вонголу?” Она спросила тихим голосом, почти шепотом: “Что имела в виду Сервелло, когда сказала, что ты выполнил свою часть? О каком плане ты говорил?”

Она не ожидала ответа, и все же, когда он заговорил простым “Не твое дело”, она села с сердитым шипением.

“Это нечестно! Ты лжешь мне!”

“А разве ты не делаешь то же самое?”

Он указывает, что его тон нормальный, а не обвиняющий, но она все равно хмурится из-за нечистой совести, поэтому она вздыхает и встает, решив навести порядок в своей комнате, чтобы снова не расплакаться.

“Не собираешься умолять об этом?” — Бросил вызов Занзас, наблюдая, как она переходит из одного конца комнаты в другой.

“Ты заставишь меня обменять мое на твое, я не могу этого допустить”

Внезапно кто-то крепко сжал ее челюсть, что заставило ее повернуть лицо и посмотреть вверх с удивлением, увидев его перед собой, но не со страхом; никогда со страхом.

“Когда ты стал лжецом?” — Спросил он, его красные глаза смотрели на нее с тем же блеском, который был у него, когда они воссоединились месяц назад, странный и острый, все еще ищущий.

“Ты скажи мне”, — прошептала она, глядя в ответ.

Она больше не была ребенком, который выбалтывал свои секреты, а он не был подростком, который завладел всем ее вниманием одним взглядом. Они оба вышли из огня обожженными и настороженными, потеряв годы своей жизни только для того, чтобы добровольно вернуться, чтобы собрать пепел и переделать то, что они оставили после себя.

И дело было в том, что она больше не хотела лгать, она была готова работать, исцеляться и открываться, чтобы собрать осколки, которые разбились о ее сердце, и позволить другим собрать его обратно вместе. Но будь то страх или осторожность, все еще что-то удерживало ее.

“Цу-тян! У тебя еще гости, дорогая!” Голос ее матери позвал снизу, и вот так момент был упущен. Она знала, что у нее не будет другой возможности поговорить с ним вот так еще очень, очень долго. Но это было хорошо для нее, крошечные шаги были огромным шагом из того пепла, который они создали.

Кошке нужно мяукнуть, прежде чем она все-таки научится рычать.

“Я сейчас буду там!” Она позвала в ответ, и Занзас отпустил ее. Часть ее хотела держать его за руку в страхе, что он снова уйдет из ее жизни, но она должна была остановить себя от навязчивости, пока они не окажутся на более устойчивой почве. “Дело не в том, что я тебе не доверяю”, — исправляется она со всей искренностью, на какую только способна, в своем надломленном голосе. “Я делаю это ценой своей жизни. Но я просто не могу тебе сказать. Я никому не могу рассказать”.

Если разговор с Реборном уже действовал ей на нервы, то сначала у нее мог случиться сердечный приступ, прежде чем она все расскажет Занзасу. Но у них есть время, они могут поработать над этим. Если Занзас не замышлял месть ей и фактически — почти- заставлял ее принять титул, то она воспримет это как намек на то, что он внесет свою помощь в будущем. И небеса знали, что ей это понадобится.

Мягко прочистив горло, она вышла из своей комнаты, прежде чем смогла сказать что-то еще. У Занзаса действительно был такой взгляд, что ей почти захотелось сказать ему, чего он хочет, но она должна быть сильной и сопротивляться.

Она помнила, что на ней все еще была ее униформа, но она также не хотела терять время на переодевание, когда хаос мог обрушиться на ее дом в любую секунду, поэтому она спустилась вниз и увидела Дино, стоящего в гостиной со своей новой любимой тенью.

"А, это ты".

"VOOI! ЧТО ОН ЗДЕСЬ ДЕЛАЕТ?" — Крикнул Сквало, который выглядел намного лучше с тех пор, как она видела его в последний раз, меч, к счастью, выпал из его машущей руки фигуре, идущей не слишком далеко позади нее, которая полностью игнорировала его.

"Он остается на ужин”

"Он чуть не убил тебя!"

"Я простила его"

“Ты слишком мягкий, идиот! Теперь ты Босс, веди себя соответственно!” Забавно, что он говорит то же самое, что и его босс.

“Я уже ударила его”, — она пожала плечами. “Кроме того, у меня нет пистолета, я не могу в него выстрелить”.

“Мы можем это исправить”, — выскочил Реборн, Леон был наготове в своей знакомой форме зеленого пистолета.

“Неужели?!” — Спросила она с волнением, потому что действительно хотела учиться. И это Возродилось. Сильнейший киллер в мире, который уже был ее наставником, но еще не научил ее ни одному крутому трюку, который не включал бы поджог.

“Нет!” Дино и Сквало оба восклицали и удерживали ее по разным причинам, но она надулась и проигнорировала их попытки остановить Reborn от начала mayhem.

“Гупяаа! Это страшная АКУЛА! АКУЛА!”

“Ламбо, не кричи!”

“Привет! Ты знал, что занимаешь 1-е место среди лучших фехтовальщиков мира?”

“VOOI!! Почему здесь так много сопляков?!”

Занзас, к счастью, ничего не ломал и не стрелял в людей, это действительно было чудом, что он все еще был здесь без намерения убить или скучающего разрушения, поэтому она оставила его на тронном диване, о котором понятия не имела, откуда он взялся, и позволила ему завладеть бутылкой бурбона, о которой она также не знала, есть ли у них, но поступила мудро, не задавая вопросов.

Как только она отправила детей на задний двор поиграть в софтбол, они все перешли на кухню.

Сквало обычно помогал ее матери готовить, когда приходил посидеть с ней, что было неудивительно, учитывая, что он был маньяком-фехтовальщиком, который ничего так не хотел, как рубить своих врагов и быть сильнейшим в своей области знаний. Владение ножом было для него детской забавой, и поэтому он с энтузиазмом и творчеством подходил к приготовлению блюд.

Все они оказались с сомнительными названиями, но Нана сохранила их все в кулинарной книге.

Бьянки не боялась крикливой Варии капитан и пыталась саботировать его приготовление пищи, чтобы превзойти ее, что было забавно, видя, как они спорят о капусте из всех возможных блюд. Это продолжалось и продолжалось, пока все они не сели за стол на великолепный ужин. Т-образная косточка с жареным картофелем, свиная грудинка и корень лотоса, овощной салат, рис и бомболони с фундучным мороженым на десерт.

Тсуне уже несколько месяцев не было так тепло.

Доверие строится долго, разрушается за секунды, а восстанавливается вечно. Но такого между ними никогда не случалось, хотя кое-где по краям они немного повреждены. Она все еще была в ярости, что они заставили ее поверить, что Занзас мертв, и прервали контакт с ней на годы, только чтобы снова появиться, брыкаясь и крича, и почти убив ее друзей.

“Я прощаю тебя”, — тихо сказала она после того, как ее мать прокомментировала, как приятно было снова их всех увидеть, и она почувствовала, как Сквало напрягся, сидя рядом с ней. “Но тебе придется снова завоевать мое доверие”.

“Давай все поладим, не?” — Сказала Нана с улыбкой, но каждый мужчина за столом мог услышать угрозу за этими приукрашенными словами.

Никогда не связывайся с матерью, это было негласным правилом среди высшего света и преступного мира. И поскольку Нана знала, как много они значили для ее дочери и как сильно их отъезд опустошил ее, ей не будет прощения, если они сделают это снова.

А затем серьезность была нарушена воплем Ламбо, и ужин продолжился: Зансус распивал секретную порцию ликера Иемицу, Сквало орал на детей, которые кричали в ответ, Бьянки — случайно — отравила тарелку Дино, которая теперь теряла сознание на столе, и Реборн, воровавшая ее еду, пока ее мать весело смеялась.

"Я дома, — подумал Тсуна с улыбкой, — я дома".

.

.

.

Когда, наконец, наступила ночь, дети были на грани засыпания из-за праздника, и, несмотря на настояния Наны остаться на ночь, Варя решила пойти. Занзас была достаточно нормальной, и желание подстрелить что-нибудь — или кого-нибудь — не ускользнуло от Тсуны, поэтому она выпроводила их из своего дома, а Дино и Бьянки объединились, чтобы дать ей немного побыть одной, пока они отвлекают Реборна.

С подозрительным взглядом, которого она на самом деле не заслуживала, наблюдая, как она закрывает входную дверь, она вышла на улицу со Сквало и Занзасом рядом с ней. Они собирались вернуться в Италию и продолжать действовать как Varia, несмотря на переворот и попытку убийства.

“У тебя будут неприятности?” — Спросила она.

“Старик заслужил это”, — проворчал Занзас, и Тсуна немного забеспокоился, что он снова что-нибудь выкинет.

“Я знаю, но он все еще у власти”.

“Он маразматик, он больше не пойдет за мной”, — Если он был уверен, то так оно и было, но ‘он может прийти за тобой’ было явно подразумеваемо, заставляя Тсуну с трепетом обхватить себя руками. Реборн держала их подальше от больницы, и Иемицу пообещала уделить ей немного времени, но она знала, что рано или поздно они придут за ней.

“Дино упоминал церемонию наследования...”

“Просто гражданское собрание со старыми семьями, чтобы продемонстрировать силу”, — сказал Сквало, собирая свой меч в фальшивой руке и бросая на нее жесткий взгляд. “До тех пор не делай глупостей”.

Она возмущенно усмехнулась, но прежде чем она смогла защититься, он продолжил:

“Кстати говоря, ты наказан”

“Подожди, что?” Она остановилась и недоверчиво уставилась на них: “Почему!?”

“Ты нарушил правило #1, 3, 5, 14, 20, 28 и 31”

“Нет, я этого не делал!” — Воскликнула она, но вздрогнула от взгляда, которым они одарили ее “Вроде как”, она попыталась объяснить: “Не все из них!” Она пообещала, но в конце концов опустила плечи. “Как ты узнал?” — спросил я.

“VOOI!! Ты что, забыл? Я непревзойденная няня-киллер, — громко похвастался он. — Ты серьезно думаешь, что я оставил тебя одну на шесть лет, пока наш босс был не у дел?”

“Да?” Ее голос прозвучал кротко. Разве не это произошло? Но... Но Бел сказал, что он взломал ее, значит ли это, что они...

“Глупое отродье”, — Он раздраженно покачал головой. “Вы взломали базы данных Мафии, выдав свое местоположение и личность. Украл деньги и данные у Famiglias вне рамок договора. Сел в тюрьму за мелкое преступление без поддельных улик, которые могли бы тебе помочь. Похоронили труп без перчаток или надлежащего снаряжения. Сражался с бандитами-нелегалами на школьных вечерах. Разгуливала полуголой по городу, будучи несовершеннолетней, И ты флиртовала с симпатичными мальчиками”.

Он закончил читать ее уголовный приговор, и все, что Тсуна могла сделать, это посмотреть на него широко раскрытыми глазами, как олень, попавший в свет фар.

“Как, черт возьми...”

“Я знаю, что ты взломала Вонголу, разыскивая нас, к счастью для тебя, там не было никакой информации о тебе, а Бел и Вайпер стерли все следы, которые ты оставила”, — Он покачал головой и скрестил руки, бросив на нее равнодушный взгляд. “Но ты также взломала Каваллоне и Бовино, вступила в союз с внешними силами и продала конфиденциальную информацию сомнительным говнюкам”

Она чувствовала себя маленьким ребенком, застигнутым врасплох. Забудьте о гневе, который она должна испытывать, зная, что они действительно наблюдали за ней в течение последних шести лет в режиме радиомолчания, она хотела умереть в смущении, зная, что они видели, как она потерпела неудачу методом проб и ошибок. И теперь Занзас тоже знает. Если Реборн узнает...

“Это была глупая удача, что ты не привлек международного внимания тем дерьмом, которое ты провернул в Нагое”. Сквало продолжила, раздраженная своими беглецами-любителями. “Ты даже использовал себя в качестве приманки без оружия при себе, насколько глупым ты можешь быть?! После всего, чему я тебя научил! Глупый мальчишка! И ты тоже кое-что украл у Джильо Неро. Что это было?”

Тсуна погрузилась в воспоминания о том, как Кея справлялся с опасной ситуацией в порту Нагоя, но при упоминании этого имени весь ее разум застыл.

“Несмотря на небольшую семью, они могут представлять угрозу, а Вонголе это сейчас не нужно. Я не знаю, как ты прикрылся, тебя не отслеживали, и я не мог видеть, что ты скачал, но это может означать войну, если они узнают, в каком состоянии Вонгла находится в данный момент ”

Ее справедливо ругали, но она не слушала. В ее ушах звенело, и что-то просыпалось в ее сознании, ее интуиция шептала, пытаясь сказать ей что-то важное, чего она не могла понять. Пока нет. Все еще чего-то не хватало, звена, которое могло бы связать воедино все, что она искала.

“Так что же это было? Что ты украл?” Сквало скрестил руки на груди и уставился на нее сверху вниз.

“Сопляк” Занзас до сих пор молчал, просто слушал, но этот строгий, ворчливый приказ заставил ее сглотнуть и признаться.

С ощущением холода, сжимающего ее сердце, и горячего пламени, горящего в ее руке, она выдохнула.

“Свидетельство о рождении”

.

.