Ваалу-Хирана подтолкнула его, и он — без особой сознательности — вошёл в дверь. За ним её закрыли, быстро, словно запечатали.
Арзис враз понял, сколь странно его положение, и в сколь странном месте очутился. Туман в сознании развеивался, быстро, и стоя в этой полутёмной спальне, с совсем заставленными окнами и свечами повсюду, Арзис чувствовал себя глупо, нехищно и в тревоге. В углу сидела львица возрастом ему в матери, в глухом платье, просто сложив руки на коленях и глядя на него без выражения. Прошёл испуг по спине, и он уник, когда повернул голову налево — там на кровати, полной подушек, самых разных и причудливых, сидела ровно на лапах она, Вестающая, и Арзис узнал её по изгибу рта и подбородку, потому что глаза её были закрыты повязкой, а уши ею же обмотаны. На полу подле неё, подобострастно, сидела львица, как раз Арзису подходяща по годам — и северянка — и ждала чего-то, поставив ладони на края кровати. Ладони же Вестающей соединились лодкой у живота.
И хоть Арзис ничего не говорил, да и не собирался говорить, служанка-северянка повернулась к нему и моляще приложила палец ко рту: молчи, пожалуйста.
«Ты не промахнёшься». «А то промахнёшься». Чужая воля, так старательно вложенная старой Ваалу-Хираной в его душу через _страйю_, оказалась насмерть разбита детским воспоминанием о матери. Два потока намерения, одно — из настоящего, другое — из далёкого прошлого, столкнулись в его сознании и рассыпались на тысячу частей, уничтожили друг друга, оставив его в смятении, тревоге и полнейшей, ясной трезвости.
Арзис потёр уши изо всей силы, как когда-то, сражаясь с материнской силой и её сестринским умением влиять на душу (а он наловчился сквозь года и понимал, что происходит), и бездумно подошёл к столику. Балинейная ткань мешалась, и он сбросил её прямо на пол, даже не заметив, оставшись совсем голый. Взяв с него жгучего сушёного имбиря, стал задумчиво жевать, определяя дальнейшие поступки.
Его влиянием и тёплыми уговорами завлекли сюда. Зачем? Разве будет Вестающая спать с первым встречным и рожать его детей? Даже если так, зачем Хирана окутала сетями да припечатала в конце, чтоб наверняка? Старая охотница, промахнулась ты с жертвой. Чего им надо? О, опасность, снова ты, старая сволочь…
Вестающая всё ещё сидит, не шелохнувшись, и северянка всё так же подобострастно за нею наблюдает.
Жуя имбирь и обжигаясь, Арзис подумал, что ему решили выпить кровь. Дурно, смешно, посмеялся сам себе, так не бывает. Всё же лучшие дочери Сунгов не…
— Он тут, Хозяйка, — в нужный, правильный момент сказала дочь севера, в струящемся бежевом хитоне для спален и интимных моментов, уже держа ладонь Вестающей в своих. И вряд ли слова назначались ей, скорее — для него, это Арзис понял сам не зная как.
Та, через мгновение, начала снимать повязку, и служанка незамедлительно пришла на помощь. Вторая, старая, всё так сидела в углу, ничего не делая. Арзису вдруг подумалось — вот снимется повязка, а у неё пустота вместо глаз; и тут ему и смерть, подумал он, детский кошмар станет явью. Но нет, кошмар не превратился в явь, её спокойные глаза взглянули на служанку, а потом и на него.
Северянка торопливо поклонилась и незамедлительно ушла, убрав повязку и вату из ушей с собой, всё очень тихо; задела плечом и хвостом Арзиса, видно так спешила; и не глядела на него никак. Тем временем старая служанка подсела ближе, переставив стул, прямо напротив кровати. И накинула капюшон с белой вуалью, оградившись от мира и превратившись в смерть из детских сказок.
Арзис подошёл, сел на край её кровати, близко к львице, которая предлагалась ему сегодня — и молча показал куском имбиря на служанку. Вестающая повернула голову, повинуясь указанию Арзиса, её тень на стене с андарианскими ушами.
— Не сомневайся. Её присутствие растает, — её очень гладкий, тихий, спокойнейший голос. «Таким нежным голосом можно зазывать в _Нахейм_», — выдумал себе Арзис.
Арзис ухмыльнулся, посмотрел ей в глаза. Потом сразу ниже — на шею. Инсигния на шее, со стороны сердца — клеймо патрицианского рода. Всю жизнь было интересно хотя бы взглянуть, и он дотронулся, пригладил её по шее, осторожнее, чем обычно обращается с львицами; невероятно — она подняла шею для него. Снова ухмыльнулся. Пропасть. Она, наверное, может войти к Императору без лишних приглашений. Его, наверное, не пустят даже в Магистрат этого городка. Между прочим, прикасание к Вестающей без её позволения карается смертью. Знают все Сунги.
Отпрянул от неё, сел на лапы на кровати, как хозяин. Умные, спокойные, тёмные глаза, и без намёка на хищность. Бесподобные андарианские уши, такие обычные и такие красивые одновременно. Тонкий нос, хрупкий подбородок, приятного сложения, не худая и не широкая, среднерослая и очень янтарная. Она всё так же сидит на лапах, в длинной белой ночнушке, очень простой. Где-то спрятался её хвост. Правду говорила Ваалу-Хирана — двадцать лет, не больше.
Арзис смотрел Вестающей в глаза; она была в полном ожидании и совершенно не желала, не смела или не задумывала начинать первой, хотя бы движение, любое. Он пока даже не знал, что ещё делать. Он знал, понимал, что должен уйти отсюда. Он ещё не знал, как. Надо что-то придумать… Надо с собой справиться. Её мерное дыхание, грудь, её хрупкость и его сила, это всё так напрашивается, это всё так просто. Бери и делай что хочешь… Схватил когтями простыню.
Любое, любая ложь. Сейчас, даже самая дурацкая. Иначе пропадёшь. Её глаза и есть страйя, дурак. Нельзя. Нельзя.
Она закрыла глаза, подняла голову, приоткрыла рот — приглашение к поцелую. Экая скромница. Ничего не смеет сама, всё ждёт. Арзис начал на себя злиться и хотеть её одновременно. Собственно, почему нельзя? Что за… да зачем себя ограничивать? Что за остановка в постели с самкой? Надо быть безумцем, чтобы сейчас отказываться.
Что угодно, скажи любое.
— Я всё знаю, — молвил он, и с изумлением обнаружил, что сказал именно это.
Она открыла глаза.
— Я знаю. Я всё вспомнил.
— Что ты знаешь?
— Будет всё. Наверное, она меня убьёт, — показал на служанку в углу. — У неё холодное есть. Или ты. Не знаю, что вы тут задумали. Что-то весёлое.
— Кто дал тебе такое знание?
— Никто. Просто знаю. Тебе не нужны дети от меня.
Мгновение они смотрели друг на друга. С неё ооочень быстро спадала пелена ждущей доступности, воздух желания развеивался, комната задышала холодом.
— Угадал? — ухмыльнулся он.
— Не говори, — встала она на лапы, ловко и быстро. — Ты потратил много времени.
— Ца, извиняй. Не выйдет ничего, у меня не стоит. Я пошёл.
— Подожди, — поставила ему перед носом ладонь. — Позови сестру, — это служанке, похожей на смерть.
Та незамедлительно вышла.
— Почему согласился? — теперь Вестающая стояла ровно, руки в бока. — Ты вошёл сюда.
— Не знаю, — слез Арзис с постели и встал перед ней, её уши — не выше его шеи, взгляд сверху-вниз. — Перед этим как-то… забыл. Как зашёл, то вспомнил.
— Вспомнил?
Да, спокойствие то ещё. Очень скупые жесты, точные движения, сдержанность, прямота взгляда (сложно оторваться). Но оторваться пришлось — в комнату ворвалась Ваалу-Хирана, и первым делом впустила в комнату побольше света, сорвав тяжёлую занавесь. Затем:
— Что это такое? Арзис, ты чего подводишь? Негоден, что ли?
— Он _знает_, — обвинила Вестающая, и отвернулась от него, тоже взяв себе жгучего имбиря.
— Знает? Зачем ты согласился? — набросилась на него Хирана, как обсчитанная торговка. — Он согласился, я видела!
— Я вспомнил, — Арзису вдруг взбрело, и он тоже (и снова) полез за имбирём, и удостоился удивлённого взгляда Вестающей (их пальцы мимолётно коснулись), — что мне не надо этого делать. Понял просто. Бывает. Невеста у меня, совесть загрызла, мы с ней поженимся, вот прямо через две недели, — жевал он и морщился от жгучести. — Нехорошо как-то будет.
— Не ври, весь светишься, — стукнула Ваалу-Хирана его по плечу ладонью, как ковёр палкой. — Откуда ты знаешь?
— Знаю что?
— Кто она, кто поведала? — Ваалу-Хирана абсолютно не церемонясь взяла его за подбородок, потом за уши, при этом страшно вся потянулась, попробуй тут львице потянись за ушами немалого льва Арзиса; но своё дело Ашаи знала туго, заставила смотреть на неё (захотелось ей врезать, но что-то не...). — У тебя есть знакомые Ашаи? Сестра? Мать? Ах, Ваал, — мгновенно подобралась Ваалу-Хирана, старая охотница, опытная мастерица. — У него мать — Ашаи-Китрах.
— Была, — только и добавил Арзис.
— Что случилось? Покинула сестринство?
— Умерла, — спокойно объяснил он. — Я пошёл.
Вестающая покачала головой, нет-нет:
— Ты не можешь отсюда уйти просто так.
— Ну, тогда я уйду не просто так.
— Есть только один способ уйти живым: поклясться мне в служении и преданности.
Если бы Арзис смотрел на Ваалу-Хирану в этот момент, то заметил, как она дёрнулась и нахмурилась, глядя на Ваалу-Мауну.
— Чего, предлагаешь работать на тебя?
— Не говори ей на «ты», Арзис, — это Ваалу-Хирана сказала ему. Потом ей, уже в открытую: — Всё, завал делу. Давай позовём твоих…
Ваалу-Мауна махнула рукой. Нет ещё.
— Не, не хочу. Я никогда не буду слугой львице, и вообще кому-либо. Я пошёл.
— Не выходи.
Быстро определившись, атаковала и Ваалу-Хирана:
— Служить Вестающей — угодно Ваалу. Предложение, от которого не отказываются. Ты что, что тебе не так?
— Ну, буду первым.
— Тогда ты умрёшь, — заключила Вестающая.
— Да? — переспросил Арзис.
Обе Ашаи смотрели на него. Он осмысливал, а потом показал пальцем на Вестающую, для Ваалу-Хираны:
— Она такая спокойная, словно говорит об утке на ужин, — сарказм Арзиса исписал ему хищную, весёлую морду. — Не буду.
— Он — дурак, — махнула на него старая Ашаи-Китрах, пошла к выходу. — Он не Сунг. Сунги служат Ваалу. В жизни таких не видала.
Она вышла, и зашли львы. Арзис вмиг оказался в окружении.
— Свяжите его, — приказала Мауна. — Свяжите его друзей.
Телохранители знали своё дело: палицами заломили ему руки; кто-то уже неправдоподобно быстро и ловко вязал ему плечи, ладони.
— Эй. Эй! Они тут причём?! — зарычал Арзис в равнодушный пол. Он не видел, как Ваалу-Хирана закрыла уши и оскалилась, а Вестающая наморщилась и закрыла глаза. Потекли мгновения, во время которых его сосредоточенно и мастерски вязали; он мог оценить, потому что сам умеет вязать львинород. Связанного по лапам и рукам, усадили на пол. Заломился хвост, чтоб его.
— Придётся их казнить вместе с тобою, — присев возле него, вровень, только теперь объяснила Ваалу-Мауна, Вестающая, спокойный взгляд. Арзис увидел, как подол её ночнушки укрыл ему часть лапы. Она совсем рядом.
— Ты серьёзно? Зачем их?
— Да, Хозяйка, — три телохранителя удалилось, остальные три остались в комнате.
Ошалев от быстроты событий, Арзис всё же попытался рассуждать и взывать:
— Они ничего не сделали тебе, Вестающая! Ты же это, Ашаи-Китрах! Как-бы сестра понимания! — говорил он Ваалу-Мауне с наставлением и очевидностью.
— Да, — очень просто и очень безмятежно согласилась она. Чуть склонив голову набок, она всё так же сидела на лапах рядом с ним. Кто-то из её грив предложил руку, чтобы встать; мягко отмахнула.
— Это полная хвостня: требовать служить тебе вот таким… способом. Я же сбегу! — пытался слепить из этого хоть что-то внятное Арзис, глядя ей в глаза.
— Не говори на «ты», — стукнул его плечу один из стражей.
— Сбегать невозможно, — покачала головой Вестающая, закрыв глаза. — Чтобы служить мне, надо брать Вклятву. От Вклятвы не сбегают.
— Обещания разбиваются, как стекло! Клятвы каждый день ломают, направо и налево. Очевидно! Что, мать твою, происходит?
Она пожала плечами. И жестом приказала его поднять.
— Выслушает превосходная, я передумал. Вестающая Ваалу-Мауна, слушай, есть предложение.
— Вот как.
— Я ничего никому не скажу. О том, что видел. О том, что знаю. Я клянусь кровью матери и отца!
— Хорошо.
— Ну так отпустишь Яцыну с Бехой, отпустит благородная? Убей меня! Или дайте умереть в поединке! Так дела не делаются!
Арзиса, тяжёлого, высокого, крепкого льва перенесли в соседнюю комнату и усадили на стул. На тот самый, где он болтал с Ваалу-Хираной, будь она неладна, и глядел на свечку.