Глава 26.

Софи заканчивает разбирать почту. Количество писем имеет стойкую тенденцию к увеличению — даже подумывала, не начать ли кому- нибудь приплачивать за разбор почты. Поразмыслив, решает штатного секретаря пока не нанимать. С одной стороны, такой человек становится всё более необходимым, с другой — она никому не доверяет до такой степени, чтобы позволить кому-то на её письма любоваться. Есть, правда одна зеленоглазая, что разрешения не спрашивает, но это уже проходит по разряду стихийных бедствий.

Несколько дней Софи писем не разбирала, вот и набралось. Внешнего ничего не пришло, если честно — не особенно и надо. Внутреннее, как обычно разделено на три категории.

На первые она, скорее всего, если не будет лениво, ответит, на вторые отвечать точно не станет, но запомнит, кто написал. Разумеется, преобладает всякое, призванное обратить на себя внимание принцессы. Тем более, считается, что она теперь свободна и можно более активные шаги предпринимать.

Тем более, правила соответствующих игр всем известны. Софи никого особо не обнадёживает, включая девушек, но никого и не прогоняет. Почему-то ничего не пишет весьма способная к письменному слову разноглазая.

Хотя, с другой стороны, с ней-то всё понятно в гораздо большей степени, нежели с остальными.

Третью категорию писем ожидает самая печальная судьба. Ещё когда мозги разноглазой до какой-то степени на месте оставались, среди её груд различной степени бессмысленности вещей, Софи обнаружила машинку для уничтожения документов. Зачем она была нужна Эр, хранящей чуть ли не все обрывки, где что-то написано, притом неважно кем, выяснить так и не удалось.

Вскоре такая же машинка появляется и у Софи. Простаивать ей не приходится. Письма Софи делит на нужные и ненужные, прекрасно помнит, что отец говорил, что со своими подписями надо оставлять гораздо меньше. К письмам, тебе адресованным это тоже относится.

Ещё есть письма без подписи, они нераспечатанными прямо в машинку отправляются. Хотя, конвертики там забавные попадаются красные, синие, зелёные да со всяческими завитушками. Все они достаточно быстро превращаются в кучку резаной бумаги.

Софи предпочитает смотреть на содержание, а не на форму. Если кто-то предпочитает своё имя скрывать — то до свидания, по-настоящему хранить секреты в этих стенах невозможно. Если кто-то прекрасно известный хочет изображать таинственного…

Приключенческая литература — на другой полке, куда Софи не заглядывает.

В текущий момент от Софи все находятся на равноудалённом состоянии. Может себе позволить, плюс положение обязывает. В принцессу все должны быть влюблены. Сама Софи считает, чувства не имеют над ней особой власти, при необходимости с лёгкостью сможет разыграть любые. Если кто-то рассчитывает вызвать ответные — то он или она сильно ошибаются.

С письмами покончено. Ответы писать так и не стала.

Заниматься чем-либо осмысленным особого желания нет.

Вспышки невероятной работоспособности у неё бывают, но сейчас не тот случай, и она их вполне контролирует, в отличие от способной сутками стоять на ногах разноглазой. Лучше не вспоминать, как Эр выглядела к концу последнего приступа.

Впрочем, Софи присматривать ни за кем не нанималась. Даже Маришка не может без древнего, как мир инстинкта, приглядывая за Кошмаром и, в меньшей степени, за островитянками. Про Рэду вообще лучше всего промолчать. Жаль, что у разноглазой ничего подобного не включилось. Хотя при её-то умении ненамеренно вредить, может, это и хорошо.

Впрочем, мысли о разноглазой следует гнать подальше, иначе можно ей уподобится. Что не является желательным, хотя и вряд ли кому придёт в голову осуждать, произойди то, что многие и так считают свершившимся фактом.

Новенькое словечко в адрес излишне близких подруг — эриды — в школе известно абсолютно всем. Особо отрицательного оттенка не несёт, скорее, констатация существующего факта.

Вот только по ошибке кого-то эридой назвать может к крайне негативным последствиям привести. Дать в глаз в стиле Марины может далеко не каждая, зато повышенной мстительностью отличаются практически все.

Притом обидеться в состоянии и та, кто на самом деле является. Констатация факта не всеми считается достоинством.

В общем, видеть Софи никого особо не хочется. Выражение лица, когда к ней лучше не приближаться, абсолютно все выучили. Глупых тут и раньше не держали.

Только младшая посмела бы с лёгкостью приблизиться, но она чем-то своим поглощена. Ходит вечно надутая. Что при её абсолютном бесстрашии говорит только о том, что ничего потенциально опасного поблизости не намечается.

Хотя — совсем некстати вспоминается — разноглазая ведь в состоянии изготовить практически любую взрывчатку. Другое дело, вряд ли она соберётся подрывать кого-либо, и уж Софи в первую очередь. Ибо один из главных подрывников как раз Марина.

Ей же влюблённость Эриды в сестру глубоко безразлична. Впрочем, как и все остальные влюблённости других людей.

Младшая весьма стройно свела человеческие чувства к животным инстинктам. Впрочем, сама Софи придерживается весьма близкого мнения, только не озвучивает его при каждом удобном и неудобном, случае.

В конце концов, они обе дети весьма прагматичных людей.

Как Марина выражается, «территория школы общая, кто где хочет, тот там и гуляет». В отличии от сестры, Софи хотя бы способна замечать как меняет зима привычные места. Это у Марины всё, что природы касается описано в «Уставах», в пунктах, касающихся ведению боевых действий в соответствующее время года.

Софи не скучно одной. От человеческого общества и вечной всем нужности временами по-настоящему устаёшь. В сутках у Софи столько же часов, сколько у всех остальных, и часть из них должны принадлежать исключительно ей.

Впрочем, среди ночи к ней пока только Марина вламывалась. Она недавно свои дурные подвиги в прошлом повторить решила. У Софи отменная зрительная память, и она заметила, её письма лежат чуть-чуть не так, как раньше.

Влезть к ней мог решиться ровно один человек. Но на этот раз ничего не пропало. Более того, в распечатанные не заглянула.

Выяснять, что это на сестру нашло, Софи не стала. До по-настоящему важного, Маришке теперь не добраться. А раз так — пусть развлекается. У Младшей мозги временами вывернуты куда более хитрым образом, нежели у разноглазой. Хотя Софи думала, что сестра повзрослела...

Её же саму и процитируем про вред мыслей за других.

Софи старается не загружать мозги чем-то неприятным. Было и прошло, стоит просто выкинуть. Вот забывать она ничего не станет.

Но пока списку проделок Младшей до критического значения ещё очень и очень далеко. Интересно, какое оправдание придумает на этот раз, или угрюмо буркнет «так надо было!»

Подумать на эту тему можно и потом.

Слишком яркое сегодня зимнее солнышко и блестит всё вокруг.

Чёрным мыслям сегодня нет места, хотя кто-то может считать и обратное.

В общем-то, солнечные дни сейчас никто не любит — вероятность налёта повышается. Хотя, с другой стороны, ПВО тоже значительно сложнее хлопнуть ушами. Впрочем, ошибаться можно и в идеальных условиях — вспоминаем знаменитый налёт, уничтоживший мирренскую святыню. Тогда тоже хорошая погода была.

Бомбардировочное командование тогда очень хорошо учло религиозные особенности противника. Нечасто удаётся ударить по вражеской столице в полигонных условиях.

Про «удар возмездия» тоже забывать не стоит. Правда, по человеческим и материальным потерям возмездие получилось так себе. Сомнительно, что стоимость уничтоженного превышала стоимость новейших бомб и сбитых самолётов.

Впрочем, тогда чуть не убило саму Софи и Марину.

Впрочем, в пропагандистском смысле их гибель южанам пошла бы скорее во вред.

Чего не произошло — того не произошло.

Остаётся только радоваться факту продолжения своего собственного существования.

Своей интуиции Софи доверяет, а чувство подсказывает — сирены сегодня будут молчать. На территорию, где принцесса сейчас находится, с начала войны не упало ничего, за исключением одного сбитого бомбардировщика. Да и тот разрушений никаких не произвёл, приземлившись «на пузо».

Других гостей с Юга пока не было. Если то, что на Юге пишут почитать, может сложиться впечатление — Город Кэретты давно уже лежит в руинах. Большинству жителей города о этих выдающихся успехах ничего не известно.

Люди и вблизи действующих вулканов живут. К опасности можно достаточно быстро приспособиться. Только опасностью она от этого быть не перестаёт.

Не стоит бояться того, что находится где-то далеко.

Софи и не боится. По крайней мере, внешне.

Что там внутри — только сама принцесса и знает.

На столе лежит один из осколков попавшей в башню ПВО бомбы. Той самой, чуть не оборвавшей жизни сестёр. Взглянешь на такой — намного понятнее становится, как быстро может всё кончится.

Сильнее ценишь то, что есть сейчас.

Даже понятнее становится увлечённость Коатликуэ темой смерти. Красный аварийный свет нет-нет да и встаёт пред глазами. Этот свет мог стать последним, что увидела Софи. Хотя нет, не выдержи бетон — увидеть, и даже осознать что-либо она не успела.

Страхи пришли уже потом. Пусть с ними и удалось справится.

Могут прийти и новые.

Солнце греет совсем по-весеннему, только зима пока не собирается отступать.

Жизнь слишком коротка, чтобы ещё и на страхи её тратить.

Вот только ничего лёгкого и приятного в голову не лезет. Хотя и хочется непонятно чего. Сезонным влюблённостям Софи не подвержена. Чувства может изобразить, когда это нужно именно ей. То есть, сильно не в текущий момент. Уже пришло понимание: количество и даже качество поклонников — совсем не главное для самоутверждения.

Звезда первой величины может быть ровно одна. Не тусклые есть в достаточно количестве, но они достаточно умны, чтобы напрямую с ней не состязаться. Понимают: бросить вызов Софи может быть крайне вредно для здоровья, хотя принцесса не настолько кровожадна, как про неё говорят.

Поневоле все шуточки младшей про брачное поведение высших обезьян вспоминаются.

Хорошо, с Софи рассказами о влюблённости не делятся. Ей ведь только посмотреть в чью-то сторону — тут же за ней побежит, хвостиком виляя и о прежней подруге забыв.

Школьная аксиома, всем девушкам известная: хочешь мальчика при себе сохранить — не распространяйся о нём старшей принцессе. Уведёт просто из врождённой женской вредности.

Чувство собственности у Софи очень сильно развито. Слёз по её вине пролито немало.

На деле Софи не настолько вредная, как считается. Но определённой репутации приходится, хотя бы иногда, соответствовать. Имя всё время на тебя работать не будет. Приходится и самой в его пользу трудиться, зачастую вопреки собственному желанию.

Хорошо, поблизости сейчас никого. Долго так не продлится, но пока можно зимними красотами наслаждаться.

Кроме этой, таких зим не больше одной в распоряжении Софи остаётся. И всё. Начнётся жизнь по другим законам. Законам войны, поглощающей всё больше и больше жизней.

Пока кровавый водоворот не затянул никого из значимых для Софи людей. Тот кусок брони с линкора Сордара вырезана из щита зенитного автомата. Тем осколком его зацепить не могло.

Стрелял он тогда лучше. Но тоже мог погибнуть. Как и Софи в прошлом году.

Потом испытания были куда серьёзнее. Потери врага тоже были куда выше. Но в памяти у всех, в том числе, и у самого адмирала, отложился тот рейд.

Собственно, налёт на линкор тогда был только один. Причём машинами, чьё оружие никакого существенного вреда «Владыке Морей» нанести не могло. Кусок пробитого щита автомата — вещица в рамочке на столе у Младшей — память о чьей-то оборванной жизни, ибо расчёты зениток тогда побило очень сильно...

Гонишь мысли о грустном — они всё равно лезут в голову.

От времени никуда не денешься. Грозная эпоха всё время напоминает о себе. Иногда Софи завидует тем, кто может не замечать происходящее вокруг. Как та же разноглазая.

Самой себе как следует не наврёшь. Софи прекрасно знает, как страшно Эр временами от осознания происходящего.

Но с этим чем дальше, тем больше придётся справляться самой. На помощь следует рассчитывать в последнюю очередь.

Ей неоткуда будет прийти, ибо всех окружает одно и тоже. Самому бы не утонуть. Не то, чтобы ещё кому-то помогать выбираться.

С этого яркого неба вполне может прийти смерть. Пусть, и не сорвётся прямо сегодня.

Где-то в этом небе чьей-то смертью станет и Софи. По-другому не может быть. Древняя слава должна слиться с новой. Со славой Софи.

Навстречу Динкерт идёт. Софи чуть заметно кривится. Отношения с ней уже довольно давно перешли в разряд никаких. Да и видеть сейчас тоже никого не охота. Ничего плохого Динки никому не сказала и ни сделала.

Шкала её ценностей слишком уж Софи, и тем более, Марину, не устраивает. Слишком уж много рассуждений о семейной жизни и детях. Ласточка превращается в курицу. Притом, насиживать ещё нечего. С другой стороны, не всем же быть хищными птицами, как Софи и Марина.

Младшая не то сама придумала, не то прочла где-то словечко, блестяще с её точки зрения характеризующее ДинкертА «обабилась». Софи кажется, слово придумала даже сейчас стройная, как девушка, Кэрдин.

Изящная фигурка уже стала потихоньку пропадать, хотя любителей подобных форм в избытке. Но охоты ни за кем она не ведёт, кажется, считает, со временем всё само придёт. Как говорится, успехов.

Сама решила застыть на определённом уровне, чтобы со временем не показаться умнее потенциального жениха. Охота быть разновидностью мебели — как говорится, твой выбор. Но с табуретками, как правило, разговаривать не о чем.

Ладно хоть, помня о знакомстве с Софи и Мариной, не старается казаться значительнее, чем есть на самом деле.

Софи в школе пока ещё не приходилось делать вид, будто она кого-то не знает. Хотя Динки весьма быстро к попаданию в эту категорию приближается. Пока, впрочем, ещё не попала. Софи не станет делать вид, будто её не знает.

— Привет, Софи. Что делаешь?

Дурацкий вопрос с очевидным ответом «Гуляю». Впрочем, чего ждать от той, кто сама добровольно стремится в категорию жирной дуры перейти? Как там весьма грубо выражается Марина фразой точно подцепленной от Кэрдин? «Передвижной инкубатор».

— Гуляю, — дурацкий вопрос подразумевает дурацкий ответ, Софи старается отвечать по возможности скучно, чтобы скрыть раздражение. Занятно наблюдать, как знакомый человек развивается во всех отношениях, как та же Хейс. Не менее интересно посмотреть, как кто-то из знакомых деградирует. Притом по собственной воле, без применения вспомогательных средств вроде алкоголя или наркотиков.

Впрочем, излишнее злоупотребление чем-либо уже могло бы покончить с пребыванием Динки в этих стенах.

Кто бы понаблюдательнее, та же Рэда, уже заметила — Софи сильно не в настроении. Но начальные стадии деградации, или «обабливания» подразумевают в том числе и снижение остроты взгляда на мир и адекватность его восприятия.

— Можно с тобой? — интонации как у поскуливающей собачки. Не пинать же её. Софи уверена, Младшая бы не удержалась. Она просто звереет, когда видит проявления человеческой тупости. Особенно если человек сам степень своей тупизны не осознаёт. Тут, впрочем, пока ничего не началось.

Поневоле вспоминается, что с самообороной у Динкерт крайне плохо.

Софи только плечами пожимает.

Бывшая ласточка её, по крайней мере, не выискивала. Хотя и жаль, познаниями в неизящной словесности Софи значительно уступает сестре. Уж та бы высказалась...

Софи тоже умеет, но тормоза в гораздо лучшей степени работают. Хотя и жаль иногда.

— Весенний брачный сезон уже начался? — выцеживает Софи.

На неё в ответ только глазками хлоп-хлоп. Глазки прежними остались, вот только искорки разума в них, похоже, навсегда потухли. На самом деле не понимает, о чём Софи говорит, или так наловчилась режим дуры включать?

— Ни в кого не влюбилась?

Мотает головой. Неудачная любовь первого года так и не узнал, до какой степени по нему убивались. В том направлении Динкерт никаких шагов больше не предпринимала. Видать, опасалась Марины, способной поделиться по-настоящему грязными подробностями влюблённости. Впрочем, Младшая помалкивала, хотя парень теперь весьма близок к Генштабу.

Впрочем, Софи уже давно заметила- Динкерт из тех, у кого физическое развитие значительно опережает умственное. В последнее время этот разрыв стал совершенно непреодолимым. Точнее, старательно поддерживается в таком состоянии. Неужели может нравиться дурой быть?

Тем более, Динки относится к не самому распространённому в её возрасте типу людей, кто целиком и полностью удовлетворён своей внешностью. Считает её весьма удачным приближением к идеалу. Софи может много чего интересного про лицо и тело Динкерт сказать. Долго потом успокоительным отпаивать будут, и не обязательно успешно.

Не испытывает в текущий момент времени такой потребности.

Рэда вон, при всех своих внешних достоинствах за вопрос "ты не влюбилась?" вполне может заехать в глаз. Притом топором. Но Рэда — это Рэда; истории из серии «и жили они долго и счастливо» точно не про неё рассказывать будут.

Другие считают,что успешное физическое развитие является достаточным условием для завершения развития личности вообще. Софи к таким не принадлежит, жаловаться ей не на что.

К сожалению, Динки оказалась из другой категории людей.

— Смотри, не затягивай, а не то всех нормальных убьют или разберут. Одни уроды останутся, а со свободными принцами сейчас сложновато, — «и все известные мне люто тупиц ненавидят, неважно, какая у неё грудь или задница».

Динкерт почти с интересом скотовода начинает перебирать знакомых и не слишком парней, не особенно умело подмечая достоинства и недостатки, по мнению Софи, имеющие крайне небольшое отношение к реальности. Слушает принцесса вполуха. Весна скоро начнётся, а значит, такого бреда много выслушивать предстоит.

Правда, без уточнений, на ком выбор остановлен.

Среди прочих упомянут и приятель Кошмара. При этом, описан довольно подробно, что говорит о высокой степени заинтересованности.

«Надо бы Динку предупредить, что на её друга дорогого ещё одна добытчица выискалась. Пусть внимательнее будет. Не хочется, чтобы что-то ценное попадало в не самые лучшие ручонки. Больно уж шустрой Динкерт оказалась. Но пусть у других уводит. Динка мне даже с точки зрения крови кое-кто и достойна чего-то хорошего. Впрочем, я и сама проследить могу, что бы этот в сторону слишком больших молочных желёз не заглядывался. А то некоторые считают, что хорошо развитые части тела дают им возможность пробраться куда угодно. Рациональное зерно в этом, безусловно, есть. Но если надо, я вполне смогу объяснить, что это не так. Далеко не так.

Впрочем, если он Динку обидит, очень серьёзно об этом пожалеет.

Я — не Марина, справедливость для меня не самоцель. Она, конечно, есть, но далеко не на всех распространяется. Динкерт серьёзно думает, что все парни только и ждут её внимания? Если это так, то она ещё в меньшей степени интеллектуально одарена, чем раньше казалась».

Дослушала до конца. Настрой несколько смягчился. Приятель Динки рассматривается как один из возможных вариантов. Просто, потому что есть ещё и такой, и соответствует чьим-то вкусам.

Вот только эта иллюстрация к книжкам по домоводству его вкусам точно не соответствует. Человеку всё яркое и необычное нравится. Даже если к яркости прилагается кошмарность и некрасивость Динки.

Самой Софи человек не интересен именно по физическими причинам. Есть некоторое предубеждение к людям, во столько раз больше её самой. Она и Сордара побаивалась когда-то. Динка ростом куда меньше Софи. Смотрится эта парочка вместе крайне странно. Впрочем, дальнейшая совместимость этих двоих даже глупой ухмылки не стоит. Сами разберутся.

Динкерт упомянуты и некоторые небезынтересные Софи люди. Но у принцессы от постоянного внимания к собственной персоне уже начался аналог переедания. Вспышки чувства собственности не наступает. Тем более, Динкерт из тех, кто предпочтёт ждать у моря погоды, не предпринимая никаких активных действий.

Наверное, в старину так вели себя личности, которые просто мечтали быть похищенными. О том, что подобные вещи не всегда происходили по предварительному сговору, подумать не хватало мозгов.

Ну, так эти вещи перестановке не подлежат.

Почему-то Динкерт кажется, что окружающих волнует тоже самое, что и её. Думала бы тогда, что говорит.

Это Софи сейчас неохота увеличивать список собственных побед. Кто другой бы...

Хотя нельзя исключать вариант, что Динкерт сейчас просто чешет языком. Настоящий объект или объекты её интереса просто не названы.

Остатки былого ума действуют или что-то иное? Как знать, как знать...

Подобный «разговор» можно вести весьма долго, со своей стороны ограничиваясь отдельными репликами. Софи занимается обыкновенным убийством времени. Неужели Динкерт где-то и когда-то была лучшей? Сейчас она уж очень старается не выделяться из общей массы. Не самая плохая стратегия для выживания, особенно, при отсутствии каких-либо угроз от ближайшего и не очень окружения.

Слушать глупости с изображением на лице искренней заинтересованности Софи умеет с весьма юного возраста. Но что-то Динкерт сегодня прорвало — скосив глаза на часики, принцесса замечает: прошло уже больше часа. Хотя, по ощущениям, прошло не меньше трёх. Впрочем, при таких разговорах иногда бывает, что на самый конец откладывают самое важное.

Вот только может ли что-нибудь важное сохраняться в этих, стремительно пустеющих, мозгах?

Для себя Софи отмечает — поставила своеобразный личный рекорд по времени выслушивания глупостей. Вот уж, действительно, хорошо, что она не Марина. Та просто звереет, выслушивая нечто, кажущееся ей тупым. Пожалуй, тут пары минут хватило бы, что бы сестрёнка начала руками и ногами наносить повреждения различной степени тяжести. Возможно, даже с жизнью несовместимые... Хотя, нет, при всех своих недостатках, Младшая не до такой степени злобная.

Сделала Динки сознательный выбор в пользу создания определённого образа. Её право. Считает, что выгоднее глупенькой казаться. Её выбор. Жаль, конечно, но переправлять мозги Софи не собирается. Знает — подобное, в принципе, возможно. Но ей это совершенно не надо. Содержимое своей головы полностью устраивает, прекрасно знает, чего там точно не будет. В том числе и по результатам изучения наглядных образцов всякого разного.

Вон один образец рядом. Софи ощущает себя почти энтомологом, увидевшем редкое насекомое. Хотя, подобные образцы только в коллекции принцессы редкие экземпляры. Так-то они весьма широко распространены.

Попытки изменить человеческую природу Софи оставит кому-либо другому. Слушая глупости, поневоле соглашаешься с Мариной, много раз заявлявшей, что для оздоровления общества некоторых стоит отстреливать.

«Ты стрелков и мишеней назначать будешь?» — спросила Софи.

«Хотя бы и я», — упёрла руки в бока Младшая, — «Чем плоха?»

«А если тебя подлежащей отстрелу объявят?»

«Объявляльщика такого я первой успею застрелить!»

Софи не нашла, что ответить.

Если чуть в прошлом копнуть, первой от Динкерт стала отдаляться как раз разноглазая. Всё-таки, одной внешней привлекательности ей было маловато. По крайней мере, для сколько-нибудь продолжительного общения требовалось наличие какого-то содержимого головы. У той же Оэлен или пресловутых прилипал что-то присутствовало.

Динкерт ещё в прошлом году неожиданно оказалась самой пустоголовой. Само по себе, это не приговор, пустоголова она только на фоне таких, как три принцессы. Но ни одной из них не нужен сильно уступающий развитием интеллекта человек для подчёркивания собственной значительности.

Эр слишком добрая, чтобы кого-то прогонять — но тут уже у бывшей Ласточки остатки старательно отключаемых мозгов включились. Она и раньше никому особо своего общества навязывать не старалась. В отношении разноглазой так делать она и вовсе перестала.

Эрида достаточно быстро забывала переставших быть ей интересных людей. Совсем из памяти она никого не вычёркивала. Были уже случаи, зачем-то напоминавших о себе вспоминала моментально, а дальше действовала уже в зависимости от сложившихся обстоятельствах.

Софи в данном вопросе последовала за Эридой. Марина и раньше не особо стремилась с Динкерт общалась, да та и сама её сторонилась, прекрасно помня, как Херктерент отреагировала на не самую умную её просьбу.

Софи тоже тогда была поблизости, но она почему-то никогда не казалась такой опасной, как сестра. В общем-то, многие совершенно неправильно оценивали, кто из Херктерент представляет наибольшую опасность.

Впрочем, Динкерт определённо не из тех, кто в состоянии хоть для кого-то представлять угрозу.

При некоторых условиях, одно из которых сейчас стремительно надвигается, уже Софи в состоянии угрозу представлять, ибо большое количество одномоментно услышанных глупостей вполне в состоянии вывести принцессу из состояния равновесия. Степень своей выдержки Софи знает, качество совсем не бесконечное и сейчас приближается к опасной черте. С другой стороны, слушать никто не заставлял. Как можно абсолютно о пустом болтать сутками?

Причём способны на это весьма многие. Впрочем, до южных умений вести многочасовые беседы и писать абсолютно бессмысленные богословские книги пока ещё не доходит. Хотя Софи прекрасно знает — южанки весьма охотно читают и считают полезным то, что она не прочтёт под угрозой расстрела.

Пусть эти вещи и проходят по разряду вражеского оружия, что необходимо знать. Но самым эффективным средством борьбы с тупостью мирренок Софи иногда кажется запрет получать ими образования свыше начального. Такой запрет вполне существовал в исторические времена, и явно был отменён не без изучения ситуации на Севере. Умнее от этого никто не станет, но хотя бы перестанут совать свои носы в дела, отличающиеся от происходящего на скотом дворе. Умение читать и грамотность — сильно разные вещи, зачастую и вовсе между собой не связанные. Пусть уж пребывают в естественном для них состоянии, мало отличном от животного. Проблема только в том, что даже сельскохозяйственная техника становится с каждым годом всё сложнее. Да и в городах хотя бы дорожные знаки следует различать.

Софи понимает — как-то не слишком достойно потомку самых образованных людей своего времени заниматься рассуждениями, как бы оставить существенную часть народа, пусть и вражеского, в состоянии невежества.

Рассуждения Марины, что в состояние глупости надо стремиться перевести максимально возможную часть этого народа, ибо потом с ним будет легче справиться как-то не кажутся приемлемыми.

Пусть никто и не отменял фразу про живущих за рекой чудовищ. Вот взорвавшаяся над головой бомба как-то заставила нехотя согласиться — что-то здравое в подобных идеях есть. Пусть они и калька с господствующих на Юге. И Саргон подобные идеи люто ненавидит.

Из-за довольно обычного расизма начинает вылезать что-то, лишающее любого поклонника каких угодно теорий расового превосходства человеческого статуса.

Нечисть из древних легенд каким-то образом снова прорвалась в человеческий мир.

Пока ничего не наговорено, Софи предпочла распрощаться с Динкерт. Слишком много мрачного в голову лезет. Чтобы не выплёскивать это на окружающих, надо самой с собой разобраться.

Благо, пока холодно гуляющих в парке не особенно много, и достаточно мест, где можно побыть одной.

При всех различиях между людьми, довольно часто обнаруживается что-то, объединяющее совершенно не схожих.

Одной из таких вещей, выросшей из совершенно разных источников, является объединяющая Кэретту и Кэрдин ненависть к Югу.

Ненависть Ягр во многом должностная, она должна хорошо знать тех, кого собирается уничтожить.

Собственно, и мнение Софи о Юге было окончательно сформировано докладами Кэрдин, точнее выборками, содержащими всевозможные ужасы, представлявшие собой довольно важную часть повседневной жизни южан.

В детстве думала: то что приходится ей читать про Юг — особенно много этим приходилось заниматься накануне визита — во многом являются страшными сказками. Став постарше и ознакомившись с оригиналами, поняла: это были именно выборки, посвящённые наиболее ужасным подробностям.

Оригиналы содержали множество подробностей, касающихся экономических сторон затронутых вопросов.

Всё излагалось чрезвычайно сухим языком, но вместе производило неизгладимое впечатление. Усыпление младенцев с определёнными заболеваниями, принудительное кастрирование или стерилизация мужчин и женщин принадлежащих к определённым социальным группам, изъятие из семей и передача на воспитание детей других социальных групп или родителей определённых взглядов или принадлежащих к не одобренным официально культам.

Медицинские эксперименты на признанных неполноценными людьми. Если учесть, что неполноценными считаются целые народы и даже расы...

Может, количество пострадавших от всех этих действий в масштабах огромной страны было и не особенно велико.

Но это было...

При этом ещё возникали неудобные вопросы, как подобные проблемы решает Империя?

Ненависть Кэретты к Югу казалась иррациональной. Она выросла на мирренской культуре во всех проявлениях, считавшейся у многих Великих Домов более развитой, чем отечественная. Многих поражали глубины человеческого сознания, отражённые в южной литературе.

Кажется, Кэретте помог её живой ум, с самого раннего возраста развивавшийся в обстановке недоверия всем и вся. В том числе и печатному слову. Юная Еггта довольно быстро смогла понять — южане, впрочем, как и все остальные люди, предпочитают не писать об определённых вещах, зачастую весьма важных в жизни общества.

Главным было — все рассуждения, касающиеся величия или ничтожества человека относятся к людям вообще, а к строго определённой части человеческого общества — мужчинам определённой расы, поколениями принадлежащим к определённому культу. Все, не подходящие под это определение, людьми не являлись, и никакие законы в их отношении не действовали.

Самая знаменитая поговорка Южан «К северу от того или иного географического рубежа божьи заповеди не действуют». Первоначально граница проходила недалеко от северных окраин столицы. Дальше начинались земли населённые чуть ли не чудовищами, хотя и говорившими с населением империи на одном языке.

Великие завоевания до какой-то степени расширили границы действия поговорки. Но всё равно, значительная часть огромного материка в эти границы не попадала. И Кэретта жила по другую сторону границы.

Смогла провести черту между великой южной культурой и собой. Всё описанное касается исключительно строго определённой части общества. С массой оговорок распространяется на другие части. Миррены и сейчас делятся на множество сортов и подсортов.

Но даже относящийся к самому низшему считается неизмеримо выше, чем любой, к этому обществу не относящийся. Даже принятие одного из господствующих культов фактически не давало никаких прав.

Для коренных южан они всё равно считались грязными дикарями, чем-то вроде обезьян, старающимися подражать манерам настоящих людей.

Кэретта смогла разглядеть границу, существующую в реальности, но почему-то очень многими невидимую. Можно говорить с придворным произношением, восторгаться достижениями Юга, но для южан навсегда называться оскорбительными словом «не-миррен», что чаще всего, особенно в последнее время, переводят на язык Севера ка «обезьяночеловек». С преобладанием первой части слова.

Юная Еггта смогла понять подобное. Почему-то это дано далеко не всем.

Впрочем, слово «обезьянолюди» в последнее время всё чаще использует Марина. Поговорка про заречных чудовищ тоже не выдумка, хотя многими в столице считается доказательством неразвитости общества. После чего обычно следую восторги гуманистическим идеалам Юга. Неужели не понимают, что они для южан никогда не были и ни станут людьми, в лучшем случае, оставшись полезными животными?

Хотя и на Севере, и на Юге говорят «Сражаясь с чудовищами, самое страшное — стать одним из них».

Софи решает, человеческой глупости она на сегодня насмотрелась достаточно. Излишне мрачного достаточно передумала. Теперь стоит посмотреть на проявление человеческого ума.

Съездить к Хейс. Благо, все пропуска на посещение Столицы даже в ночное время у неё в наличии. Машины МИДв и так стараются не останавливать.

Вызвала машину и поехала. Привычки звонить и договариваться о встрече принцесса так и не завела. Она из тех, чей визит не может быть нежелательным. Да и как ей кажется, знает распорядок дня подруги. Та не склонна вести ночной образ жизни, а значит, в вечернее время находится в месте своего проживания. Скорее всего. Всё-таки, на возраст тоже надо делать скидку, а о личной жизни Хейс распространятся не любила. В первую очередь, по причине отсутствия этой самой жизни, а также нелюбви к вранью.

Ожидаемо, подруга у себя. Выглядит по-прежнему монументально, хотя и в домашнем. Хотя она ещё не в таком возрасте, когда появляются возрастные изменения, да и обжорством никогда не страдала.

Естественно, умения удивляться так и не появилось.

— Привет, Софи, — словно вчера расстались.

Принцесса окидывает её взглядом, стараясь обнаружить хоть какие-то изменения. Украшения новые или что-то в таком же роде. Кто ищет...

На правом запястье обнаруживается белый шнурок с серебряным черепом. Насколько Софи помнит, ничего связанного со смертью, Хейс никогда не носила.

Взгляд замечен.

— Новая университетская мода. Носят, в основном, женщины. Хотя и мужчинам не запрещено. Нечастая в наше время говорящая вещь. Череп означает погибшего родственника.

— Не знала... Кто у тебя? — у Софи першит в горле. О чьей-либо гибели Хейс не писала. Такая железобетонная выдержка.

— Двоюродный брат. Честно говоря, даже не очень его помню. У меня слишком много родственников. Но раз написали — установленным нормам стоит следовать. Кто-то из наших аристократок придумал. Сама знаешь, как в женской среде стадное чувство действует. Уже своеобразные степени придумали. У первой — жениха убили. Вот она и заказала череп из драгоценного камня в память о нём.

Так и различаются звания — драгоценный камень — много значивший для тебя человек. Золотой череп — близкий родственник, серебряный — просто член дома.

У некоторых черепов десятки.

— Как так?

— А вот так, — пожимает плечами Хейс, — смерть тоже, оказывается, может быть модной. Некоторые стали вспоминать совсем уж дальнюю родню. Если бы я так сделала — тоже могла бы с десяток черепов нацепить. Но многих я даже никогда не видела, а его хотя бы могу вспомнить. Своеобразный признак неполноценности — черепа не носить. Если уж совсем дальнюю родню копнуть — то там совсем всё грустно. Пять братьев за один день.

— Как так?

— А вот так. Удачная атака подлодки. Все на одном крейсере служили.

Софи фамилию называет.

— Они?

— Да.

— Не знала, что они твои дальние. Не Мировая Империя, а огромная деревня, все всех знают и все всем родня! Было про них несколько публикаций. Кроме прочего, попахивает прямым нарушением приказа. Стараются не допускать, чтобы близкие родственники служили в одной части. Как раз во избежание подобных эксцессов.

— Тебе ли не знать, как у нас законы выполняются, — вздыхает Хейс. — Как говорится, Император — один, а командований — много, и у каждого — свои инструкции. Да и есть в наших краях крайне неприятный мне критерий привлекательности — популярны девушки, у кого черепов много. Я за дешёвой популярностью никогда не гонялась. Мне славы мёртвых не надо.

— Сказала бы я, — хмыкает Софи, ещё не решившая, как на подобное реагировать. — Тогда весьма неполноценной как раз я бы была.

— Когда всё кончится, — Хейс становится серьёзно-мрачной, — как раз отсутствие черепов может стать положительным признаком. Жениться нужно на сироте — крайне спорное высказывание. Молодость и красота — проходят, родственные связи столетиями действуют.

— Если я в боковых ветвях пороюсь, — призадумывается Софи, через несколько секунд смеётся со злым весельем, — То много черепов смогу повесить. Да вот незадача — это всё будет родня по линии Сордара. Причём некоторые, возможно, погибли под огнём орудий «Владыки».

— Всегда поражалась своеобразности твоего мышления, — усмехается Хейс, — ты одна из немногих, у кого есть погибшие родственники на той стороне.

— Было бы чем гордиться! Кстати, их я даже могу вспомнить.

— Не думаю, что ты это часто будешь делать. Эту войну уже по-всякому называли, но назвать её братоубийственной ты первой додумалась.

— Что поделать, — разводит руками Софи, — Войны Верховных — наше семейное умение. Да и если братоубийство в философском смысле рассматривать, церкви Южан все войны братоубийственными считают. Вроде как, все люди братья.

— Только очень уж как отвлечённое понятие. Во вполне исторические времена у них говорили «сын рабыни — не ровня сыну законной жены». Какое уж тут братство людей в более широком смысле?

— Примерно, как в банке с пауками, — усмехается Софи, — должен остаться только один.

— Ага. Как тот дракон, что мать, отца, братьев и сестёр сожрал, а теперь вздыхает, как тяжко сиротой быть.

— Того дракона люди придумали...

— Зеркало в зоопарке так и висит. Недавно специально сходила посмотреть.

— Тебя саму не перестали с редкой зверюшкой путать?

Хейс весело смеётся:

— Люди всё-таки отличаются довольно высоким уровнем обучаемости. Стены этому хорошо помогают. Все мои круги общения, наконец, уяснили — в таком доме случайные люди не живут. Районы города тоже имеют определённую репутацию. В этом доме временную любовницу или любовника не поселят. Здесь будет жить только человек, у кого с кем-то из значительных людей официальные или высокой степени серьёзности отношения. У окружающих даже степень испорченности снизилась. Теперь все точно знают: я не любовница, а внебрачная дочь Сордара. Даже за глаза стали звать не мирренская принцесска, а полупринцесса.

— По возрасту вполне подходишь, — хмыкает Софи. — Что-то такое ты раньше уже говорила.

— В университете стали намекать на возможность быстрой карьеры, причём люди, работающие в интересном мне направлении, на самом деле имеющие серьёзные связи в флотских кругах.

— Ничего в жизни не меняется, — саркастически усмехается Софи. — Как что-нибудь нужно посильнее взорвать, так тут моряки первые.

— Тут, скорее сперва идут те, кому сперва нужно запустить нечто как можно дальше, а взорвать уже потом. Сама знаешь, дистанции морских боёв всё возрастают. Чем дальше, тем сложнее что-либо доставить точно в цель.

Софи поднимает руки в защитном жесте. Вкрадчиво осведомляется:.

— Не слишком ли ты разболталась?

Хейс пожимает плечами:

— У тебя степень доступа к государственным секретам наверняка выше моей. Степень же познания в определённых дисциплинах не превосходит содержимого школьного учебника за текущий год. Даже если я что-то сболтну, ты ничего не поймёшь.

Софи качает головой:

— Так изощрённо дурой меня ещё никто не называл.

— Всё когда-то бывает впервые. У самой же змея на гербе, а они себе подобных жрут только так.

Принцесса рукой махнула:

— Я не обиделась. Не из тех, кто десятками лет старыми обидами упивается.

— Просто отомстишь и забудешь?

— Да пока некому вроде.

— К вопросу о тех, кому есть. Марина Рэдрии или Дмитрию чего-нибудь не сделала? Он ведь так и не понял, как сильно её обидел. Хотя эти двое и без участия Марины поубивать друг друга могли.

— У Хорт сиськи объективно больше и доступ к ним гораздо проще, — зло бросает Софи, хотя прекрасно знает — Рэда, в общем-то, как недотрогой слыла, так и слывёт. Даже слухов нет, что она кого-то, кроме Дмитрия, к своему телу подпускала. — Наблюдательность у тебя отменная. Марина им ничего не сделала, хотя, явно собиралась. Но они и без неё великолепно справились, чуть не зарубив друг друга. Сестрица их разняла, правда, при этом чуть не пристрелив.

Хейс хлопает в ладоши.

— Отлично! Марина не меняется. Хоть что-то в нашем мире стабильно. Дмитрий у неё прощения не просил?

— Насколько мне известно, нет. Только с Рэдой она помирилась.

— После того, что ты сказала, было ожидаемо. Женская солидарность существует на самом деле. Особенно против обманувших чувства, мужчин.

— Дури там больше было, — желчно цедит Софи, — причём, со всех трёх сторон. Был не любовный треугольник, а какой-то косоугольник.

— Вообще-то, в рухнувшей первой любви нет ничего хорошего. Несложившиеся отношения могут привести к серьёзным трудностям в выстраивании новых.

— Сказала крупный специалист по отношениям, — огрызается Софи. — Ещё разобраться надо, была ли там хоть с чьей-то стороны эта любовь, а не выжигающая мозги в определённом возрасте физиологическая потребность.

— Некоторые считают — это одно и тоже.

— Точно, не в этом случае. Если вернуться к вопросу более здоровых, чем у это троицы отношений, — Софи пытается придать голосу самый серьёзный тон, какой только может. — Мне намекнули. На высшем уровне намекнули, — выразительно смотрит наверх, — на крайнюю желательность изменения характера твоих отношений с Сордаром. Не исключается, более того, признаётся крайне желательной возможность заключения брачного договора.

— Софи, ты серьёзно? — такого удивления на лице бывшей старосты видеть не доводилось никому и никогда. Как она сказала совсем недавно «всё когда-то бывает впервые».

— Такой серьёзной ты меня не видела никогда. Намёки такого уровня — крайне неподходящая вещь для шуток.

— Да уж не девочка маленькая, всё понимаю, — Хейс резко прислоняется к стене, тяжело дышит, резко расстёгивает верхнюю пуговицу, чуть не оторвав.

Софи дёргается к ней, но Хейс вскидывает руку.

— Не надо! Уже всё в порядке.

Софи с усмешкой скрещивает руки на груди.

— Никогда не видела, как падают в обморок. И меньше всего ожидала, что это окажешься ты.

— Я тоже никогда не падала. Но и с таким новостями ко мне не каждый день приходят. Сама знаешь, что у человека поднимается быстрее всего.

— Хи-хи, — пожимает плечами Софи, — артериальное давление. Другой вариант в случае с тобой просто невозможен.

— В невозможном варианте куда больше времени уходит.

— Ага. Раз в пять примерно.

— Всё-то ты знаешь!

— Я уже большая девочка, — с интонацией сестры хмыкает принцесса.

Девушки смеются.

— Сама понимаешь, я не шутила, — Софи снова вспоминает серьёзный тон, — Время, конечно, ещё есть...

— О чём тут думать? Такое предложение делают один раз в жизни одной на два миллиарда. Я бы и так не против была, будь от него хоть малейший намёк. Но, как мне кажется, твой брат относится к редчайшему виду людей, кому просто не интересна определённая сторона жизни.

Софи невесело усмехается:

— И это, похоже, у нас наследственное. Похожие рассуждения об отсутствии определённых интересов мне доводилось слышать от Марины.

— Сама понимаешь, я не лучшая на свете соблазнительница. Будет хоть намёк — на всё соглашусь. Если представится возможность — сама на что-то решусь. Но он, даже когда в Столице, ночует не здесь.

— Только с внешностью своей ничего не делай. Если я что-то в своём брате понимаю, в женщинах он прежде всего ценит естественность.

— Ты на это так спокойно смотришь? Он же принц, а я кто?

— Я не придерживаюсь ни одной из существующих классификаций людей на худших и лучших. Своя собственная имеется. Худшие там есть, некоторых из них вообще следует лишить возможности воспроизводить себе подобных. Но там есть и лучшие. И к ним относишься и ты, и Сордар. К связям подобных людей я отношусь положительно. К тому же, у меня другой брат весьма серьёзно обратил внимание на женщину, близкого к тебе происхождения.

— И я её, кажется, даже знаю. Один из командиров охраны резиденции, Морской Ангел по прозвищу Чёрная Смерть. Я угадала?

— Изумительно! Всегда знала, что ты — умничка, — приподнявшись на носки, Софи чмокает Хейс в щёку.

Та не то гладит, не то старается стереть след поцелуя. Зачем-то смотрит на пальцы. Помада Софи из тех что не оставляет следов.

— Чему ты улыбаешься? — интересуется Софи, чуть отступая назад.

— Ничему... Поцелуй принцессы... Вот как это бывает... Понимаю, что Эрида во всём этом находит.

— Ты её широкие взгляды стала разделять? — Софи на всякий случай ещё отодвигается. Как-то не очень хочется вспоминать свои весьма смелые действия летом.

— Нет. Стала лучше её странности понимать. Но понимать — не значит следовать.

— Уф! — выдыхает Софи, — А то я уж испугалась!

У Хейс снова привычное выражение лица.

— Ты — да испугалась! В жизни не поверю!

— Некоторые чувства способны делать с людьми странные вещи.

— Что ещё наша разноглазая устроила?

Софи несколько секунд раздумывает, стоит ли говорить. В итоге решается.

— В меня влюбилась. В тяжелой форме.

— Вообще-то, было ожидаемо. Ещё летом что-то чувствовалось. Ты, надо понимать, против. В весьма резкой форме.

— Угадала. Именно так. Я иногда могу потакать чьим-то странностям. Но это совсем не тот случай.

Хейс задумчиво трёт подбородок.

— Мне казалось, ты тогда к её слабостям относилась довольно нейтрально. Даже с некоторой благожелательностью.

— Видеть что-либо и принимать участие — несколько разные вещи, не находишь?

— Нахожу, — кивает Хейс, — очень уж там обстановка располагала ко всему разнообразному. Но моё место здесь, а не там.

— Хорошо! Показывай, как живёшь. Заодно и посидим. Мы обе — большие девочки.

Сразу же в так поразивший Хейс в своё время винный погреб и пошли. По дороге Софи замечает, за прошедшее время подруга несколько расширила занятое пространство, но всё равно, не скажешь, будто это её дом. Да и из вещей только книг стало больше.

Фотографическая память подсказывает Софи — за два с лишним года бутылочек убавился примерно десяток. Даже крупных праздников за этот период было куда больше. К этому следует добавить три Дня Рождения самой Хейс.

С самой буйной и больной фантазией при всём желании в пьянстве не обвинишь. Скорее уж — в патологической трезвости.

— Интересно, при ком-то вроде Маришки на твоём месте хотя бы на год спиртного хватило?

— Она любит выпить исключительно по причине необходимости прикладывания некоторых усилий для добывания. Живя на расстоянии руку протянуть — пить не будет вообще.

Софи усмехается:

— Как-то забывать стала, что ты кроме «Страх-И-Ужаса» слыла ещё редкостной занудой. От твоего «Это в сто двадцать третьих» до сих пор икается.

— Во-первых, это враньё, никакого «в сто двадцать третьих» никогда не было, максимум был «в семьдесят вторых», во-вторых, в школе сейчас должно уже быть больше людей, никогда меня не знавших, чем знающих, в-третьих...

— Хватит, хватит, — машет руками Софи.

Разлили крепкого. Бутылка уже слегка начатая. Вот сладким Хейс точно злоупотребляет, хотя на её виде это пока никак не сказывается.

— Разноглазая и на тебя тогда засматривалась... — интересуется Софи, цедя рюмку, — Как бы не больше, чем на меня. Не появлялась?

— Вообще-то, она много кому внимание уделяла. Особенно, тем чья красота отличается от принятого стандарта. Стандарта она может и в зеркале насмотреться.

Софи хихикает:

— Знаешь, что я подумала? Если бы средний рост людей был значительно выше, то стандартом красоты была бы ты.

— С умением хвалить у тебя, прямо скажем, не блестяще, — у Хейс уже только на донышке.

— Я привыкла, чтобы хвалили меня.

— В общем-то, ожидаемо.

— Что станешь делать, если Эр заявится к тебе с какими-нибудь предложениями? Она сейчас довольно часто в городе появляется.

— О любых предложениях предпочитаю думать после того, как они будут сделаны. Если меня память не подводит, Эриде нравятся только те, кто младше её. Пусть и на месяц, — с усмешкой заканчивает Хейс.

— Я уже устать успела от шуточек Марины по данному вопросу!

— Ты уверена, что она шутит?

Софи оглядывается по сторонам высматривая чем бы в Хейс запустить. Ничего не найдя, только вздыхает, наливая по новой.

— Хорошо, что ты не носишь метательных ножей, — замечает Хейс.

— Тебя когда-нибудь убьют за излишнюю проницательность!

— Все когда-нибудь умрём.

Софи поднимает рюмку.

— Тебе не хватит? Вернёшься не пойми в каком состоянии.

— У меня повышенная устойчивость к спиртному. Могу и здесь переночевать. Все пропуска в наличии.

— Даже и не сомневаюсь, — усмехается Хейс. — Вопросы прошлых и будущих связей редко обсуждаются без применения спиртного.

— Стукну! — цедит сквозь зубы Софи, словно позабыв, что подруга куда крупнее.

— Вообще-то, с вопроса связей как раз ты сегодня начала. И я свою позицию озвучила. Начинает сбываться мечта среднестатистической сельской дуры — выйти замуж за принца.

— Не прибедняйся, чуть ли не лучшая выпускница за четверть века. Да и происхождение сейчас особой роли уже не играет. Иначе бы я с тобой тут не пила!

Дзинь!

— У тебя совсем никаких чувств к Эриде нет?

— За исключением пока ещё дружеских — ни малейших. А в чём дело?

— Вспоминаю, что я знаю по этому поводу.

— Сомневаюсь, что тебе вспомнится кто-то с таким же количеством денег, что и Эр, — начинает злиться Софи. — Представляешь! Она наконец-то поняла, для чего эти предметы используются. И какое волшебное действие оказывают на большинство людей.

— Хочешь сказать, подруг повышенной степени близости у неё сильно больше одной, и многим из них интересны исключительно материальные блага, что от неё можно получить?

— Всегда поражалась точности твоих формулировок!

Хейс усмехается.

— Всё повторяется. В школу возвращается старая слава.

— Ты о чём?

— Неужели не знаешь, в своё время школа пару лет чуть ли не официально называлась «Цветочный дом имени Его Императорского Высочества». Твой брат очень широко пользовался своими финансовыми возможностями для завоевания девичьей благосклонности. Да и внешностью его природа не обделила.

— Семейные и школьные легенды мне известны. Тебе бы предложил — отказалась?

— От суммы зависело бы, — Хейс, как маленькая, язык показывает. — Я не слыхала, чтобы ему отказывали. Школьные легенды такие живучие!

— Теперь я начинаю поражаться, что сюда Эр отпустили, знает же её отец все эти истории...

— Вообще сложностей не вижу, — хихикает Хейс. — Не думаю, что он стал бы ей препятствовать, даже вздумай разноглазая устроить «цветочный дом» для себя, причём, без разницы, с девочками или мальчиками. С тобой так и вовсе всё просто. Ты своему отцу дочь, а не сын. Любая твоя связь с Эридой только укрепят союзнические отношения между вашими отцами. Чистая политика. На твоём месте я взяла бы, да попробовала... Так и предоставляю её совершенно счастливую рожицу... — Хейс довольно-предовольно щурится.

— Я слышала, что от отсутствия некоторых межличностных взаимодействий начинают потихоньку сходить с ума. Кажется, вижу первую стадию.

Хейс смотрит совершенно серьёзно. Точно такой же и тон голоса:

— Я думала, это Марина шуток не понимает. Ты, оказывается, тоже.

— Плесни-ка ещё!

Рюмку Софи опустошает залпом.

— Не думала, что ты станешь рассуждать подобным образом.

— Я же сказала, что пошутила!

— Я тоже сказала, у меня несколько нервная реакция от шуточек на подобную тематику.

Хейс косится на бутылку.

— Успокойся. Водички попей.

Софи кулак показывает.

— К чему ты меня склоняешь?

— Ни к чему из того, чего ты сама не делаешь. К тому же, у меня давно уже нет прав давать тебе какие-то указания.

— Зато начинаешь предлагать различные глупости, — усмехается Софи.

— Пока между двумя людьми что-то происходит добровольно, мне дела нет, чем они занимаются.

— Часть статьи из соответствующей части кодекса про неосведомлённость, зависимость или беспомощное состояние помнишь?

— И где в затронутом вопросе хоть один из пунктов этой статьи? Особенно относительно неосведомлённости? Раньше мне казалось, у тебя взгляды на определённый вопрос более современные.

— Какие были, такие и остались. Я, может быть, только строго определённого человека в таком свете не воспринимаю. Как аллергия.

— Ну, а других? — Хейс зачем-то нагибается над столом. Смотрит прямо в глаза Софи. Как-то неровно дышит. Хейс относится к редчайшему сорту людей, что держат прямой взгляд Еггта.

Никто взгляд не отводит.

— Не знаю. Давай-ка ещё по одной!

* * *

Софи просыпается.

Открыв глаза обнаруживает рядом с собой мирно спящую Хейс.

Дёрнувшись, стремительно садится.

Машинально отмечает живописность лежащей на животе фигуры. «Красной кошке» Хейс продолжает отдавать дань. Словно в насмешку, бельё красного цвета. Как и на самой Софи. Только модели из разных коллекций.

Одежды у кровати маловато. Остальное обнаруживается по дороге к месту вчерашнего. Чулок Хейс находится висящим на люстре в коридоре. О собственные туфельки Софи спотыкается у входа. Как снимала, в голове всплывает. Даже ноги ныть начинают. Слишком уж каблуки длинные!

Одной бутылочкой они вчера точно не ограничились. Вот вторая. Под столом валяется третья. На столе стоит четвёртая. Ладно, хоть все меньше стандартного объёма. В промежутках между креслами не сразу разглядела ещё несколько. Как-то не хочется выяснять, начатые или нет.

Рядом с бутылкой — заполненная окурками пепельница. Возле лежит янтарный мундштук Софи с недокуренной сигаретой. На другой стороне стола — памятный пистолет-зажигалка Хейс.

Софи пытается вспомнить, где её сумочка. Оглядываясь по сторонам, обнаруживает, что здесь на светильнике уже её чулок висит. И второй у кресла змеится.

Сумочка мирно занимает третье кресло.

В общем, сейчас лучше всего принять душ.

Софи довольно долго стоит под струями воды, закрыв глаза. Почти физически ощущается, как становится легче.

Дверь открывается. Софи резко оборачивается. Хейс безо всего стоит, ногу над порогом занеся. Редчайшее зрелище — бессмысленный взгляд самой умной выпускницы десятилетия.

Глаза в глаза! Софи даже слегка пугается.

Дверь захлопывается. Из-за неё доносится.

— Извини! Я с утра всегда только на рефлексах. Ничего не соображаю.

«Да ещё спьяну!» Софи делает воду похолоднее.

Запахнувшись в халат, идёт на место вчерашних посиделок. Закуривает. Вскоре появляется кое-как завернувшаяся в полотенце, вытирающая голову Хейс. Сначала роняет полотенце. Потом плюхается в кресло.

— Оделась бы хоть!

Слегка обалдевший взгляд.

— Уф. Полегчало! Так ты мой халат забрала.

— У тебя он разве, один?

— Где-то ещё был. Но не там. Зачем? Гостей же не бывает. Я не люблю покупать лишние вещи.

— Не меняешься, — Софи выпускает в потолок струйку дыма.

Подруга разглядывает её одним глазом.

— Свеженько выглядишь.

Софи снова затягивается.

— У меня повышенная устойчивость к спиртному. И нет, голова не болит.

Хейс опять страдальчески откидывается на спинку кресла.

— Теперь верю. Вы спирт в организме разделяете на какие-то иные составляющие, чем другие люди.

— «Вы» это кто?

— Еггты, кто же ещё?

— Тогда принимается, — соглашается Софи, успевшая навоображать себе всякого после «вы».

Хейс всё никак не может сил набраться, чтобы второй глаз открыть.

Софи подносит к губам недопитую вчера рюмку Хейс.

— Пошла бы, полежала.

— Э, нет! — глаз, наконец, распахнут. Даже лицо приобретает довольно знакомое выражение, — Сейчас посижу ещё — и пойду собираться.

— Куда?

— Проветрюсь куда-нибудь. В таком состоянии самое вредное — это лежать.

Софи промолчала. Собственные познания устранения последствий вчерашней гулянки ограничены прочтением нескольких медицинских и не очень, руководств. Совет «подвигаться» там вполне присутствовал.

Хейс встаёт, точнее пытается, чуть не упав. Но всё-таки остаётся стоять. И держится довольно вертикально. Отстраняет Софи. Касается стены рукой. Тяжко вздохнув, смотрит в дверной проём. Зачем-то повторяет:

— Пойду собираться, — с такой интонацией идут с огнемётом на амбразуру.

— Дойдёшь?

— Сюда же дошла.

— Надеюсь вещей, особенно, чулок у тебя не один комплект? Сможешь сама достать? А то эти бы собирать в таком состоянии не стоит.

Хейс призадумывается. Свою одежду, по крайней мере визуально, Софи обнаружила всю. Не уверена, что состояние надлежащее, но на этот случай есть Пантера, и она тут недалеко. Всё, что может понадобиться, привезут быстро. Только сначала надо установить, что точно не подлежит дальнейшей эксплуатации. Что бы про Софи не говорили, но комплектов одежды у неё не больше, чем дней в году. Есть довольно много вещей, что надеваются сильно больше одного раза.

Хейс озирается по сторонам. Находит силы хихикнуть, разглядев, что красуется на светильнике.

— Неплохо погуляли вчера, — мило улыбается Софи, разглядывая нечто в коридоре.

Проследив за взглядом подруги, Хейс почему-то хватается за горло. Но ничего не происходит.

— Нечему уже больше выходить?

— Вредина!

— Ты хотела идти собираться, — напоминает Софи.

— А и пойду! Шкаф с одеждой у меня в спальне.

— Уже у меня? — Софи знает, сколь многие ненавидят её именно за язвительность. Старается сдерживаться. Получается не всегда. — К роли хозяйки примеряешься? Учти, Сордара перепить у тебя не получится.

У Хейс вполне достаточно сил для непристойного жеста в ответ. Впрочем, за стенку ей периодически держаться приходится.

Зеркал тут достаточно, косметичка имеется. Вскоре вид Софи возвращается к почти неотличимому от вчерашнего. Конечно, некоторые следы помятости в наличии, но их, если кто и разглядит, то Кэрдин или Марина. Уже за Кэретту Софи не уверена.

Чуть ли не боевым шагом для соблазнения собирается в спальню идти. Но Хейс появляется на пороге сама, притом тоже выглядит почти как вчера. Не иначе, смогла взять себя в руки и держится только на исключительной силе воли. Даже сумочку смогла найти.

Есть, правда, одно дополнение. На голове красуется чёрная кожаная шляпа с высокой тульёй и красной эмалированной эмблемой, похожей на латинскую букву «I» с золотым черепом посередине.

Критически обозрев Хейс и не найдя, к чему придраться, Софи тыкает пальцем в шляпу:

— А это что?

— Не помню, — исключительно честно мотает головой, — купила в прошлый раз, когда примерно так же загуляла. Или отобрала. Даже не помню, где. Или у кого.

— Пойдёшь разыскивать?

— Пойду. Куда-нибудь. Тут подождёшь или в школу поедешь?

— Я не настолько вредная. И придерживаюсь принципа коллективной ответственности. С тобой пойду.

Плащ Хейс выдержан в стилистике шляпы, такой же чёрный и кожаный, но со странной алой подкладкой с золотыми линиями по кромке и какими-то вензелями вроде смутно знакомых цветков с тремя лепестками на углах.

Хейс замечает удивлённый взгляд Софи.

— Все спрашивают, где такое взяла. Честно отвечаю, что не помню, но никто не верит. Говорят, мне очень подходит. Откровенно завидуют.

— Рисовать, видимо, никто не умеет... Сделали бы набросок, сходили к Пантере, да заказали. Или сама ей идейку бы подкинула, она говорила, ты ей весьма интересна как вызов её профессионализму.

— У большинства на Ягр просто денег нет. Что до идейки — просто не хочу. Могу я себе позволить что-то, действительно, уникальное? Раз уж стали считать меня пусть полу, но всё-таки принцессой, то надо соответствовать, — Хейс пытается принять горделивую позу и чуть не падает. Исключительно разница в росте удерживает Софи от попытки дать подзатыльник. — Но всё-таки, неприятно осознавать, что не помню как эти вещи у меня появились. Я даже думала, что по пьяни какого-то разряженного «павлина» ограбила.

Софи разглядывает подкладку. Говорит уверенно:

— Не армейский. И не какого-либо другого ведомства. В списке утверждённых образцов такого нет. Даже если ты кого-то ограбила, это точно было не нападение на государственного служащего...

— Что же тогда?

Софи пытается свести взгляд в одну точку. Всё-таки, чувствует себя гораздо хуже, чем выглядит.

— Пошлый вариант можно?

— Да хоть какой угодно. Раз уж начали разбираться, то надо закончить.

Софи задумчиво трёт подбородок.

— В столице множество всевозможных чудиков. Некоторые из них даже безопасные. Допустим, ты с одним из них познакомилась, сама же признаёшь, в тот день была хороша. Привела к себе, а он, поняв, чей это дом и испугавшись ревнивого принца, просто сбежал. И это его вещи.

Чуть качнувшись, Хейс мотает головой.

— Ис-клю-чено... Нет, допускаю, я могла с кем-то познакомиться. С благоразумием у меня бывают проблемы. Но плащ — однозначно женская вещь. Как на меня сшита. Вторую себя я бы не забыла. Раз чудиков полно, то наверняка хватает и мест, где они всякие вещи покупают.

— Это уж точно, — кивает Софи, вспомнив пиломеч сестры. — Сама могла бы догадаться, что павлинов не ощипывала. На шляпу свою глянь повнимательнее. Объяснить, на что она похожа? Или эта часть мозга у тебя уже успела включиться?

— На Юге в похожих изображают некоторых святых... — уставившись на Софи, Хейс пытается рассмеяться.

— Вот видишь. Подраться в Столице с мирренским проповедником... В таком случае, Кэрдин надо гнать за полное служебное несоответствие... Хотя для маскарада у нас можно купить всякое...

— Вот я где-то такое и приобрела. Тем более, денег у меня в итоге осталось куда меньше, чем я брала с собой.

Софи чуть не выругалась в стиле сестры. Это однозначно номер в неповторимом стиле разноглазой. Сложнейшая внешне проблема имеет простейшее решение, ибо это чудо, рассказывая о сложностях, забыла назвать некоторые условия, сводящие нечто сложное к нескольким простейшим действиям.

Пока Хейс натягивает сапоги на высоченном каблуке, Софи успевает мысленно ругнуться сама на себя. Когда собиралась, сменила зимние сапожки на туфли. Не собиралась же по улице ходить. Но вон что вышло. Будет холодновато. Что там говорят про «дружбу» планов и противника? Даже мысль мелькнула спросить сапоги у Хейс, у неё размер совсем не такой большой, как можно было бы ожидать при её росте, но пересилила гордость.

— Что за знак у тебя на шляпе, знаешь?

— Вижу только латинскую букву и череп. Символика мне неизвестна. В доступных справочниках не нашла.

— У Кэрдин надо будет спросить, некоторые символы есть только в ведомственных...

— Ну, так спроси! Знаешь, где телефон.

— Не стану её от дел отрывать.

Солнце светит совсем не по-зимнему, но угрюмые подруги идут по теневой стороне.

— Софи...- Хейс явно не знает, с чего начать разговор, хотя вопросов у обеих в головах немало накопилось.

— Ты о вчерашнем?

Кивок в ответ. Некоторое время идут молча. Через некоторое Хейс всё-таки набирается смелости.

— Хоть что-то помнишь? До какой степени глупости у нас успело дойти?

— Если честно, то практически ничего. Но, исходя из того, что сегодня с утра на нас ещё оставалась какая-то одежда, до любимых игрищ разноглазой мы всё-таки не дошли. Спали вместе в одной постели исключительно в прямом смысле слова. Просто спали.

— Логично, — Хейс тяжко вздыхает, — жаль... Точнее хорошо.

— Жаль или хорошо, что не дошло? — Софи верна себе.

— Сама-то что думаешь?

— Не знаю.

— Вот и я тоже.

Хейс прижимает руки к вискам. Щурится, сжав зубы.

— Как голова болит.

Софи решает не копить в голове лишнего.

— Не уверена, что стоит говорить. Но сказать в данном случае легче, чем не сказать. Уже не вчера, сегодня утром. Мне страшно понравилось, как ты лежала. Было что-то вроде желания. Где-то я начинаю понимать разноглазую.

Хейс выцеживает.

— Так кто тебе мешал?

— Биология. И то, что ты ничем не могла в тот момент мне помочь. Для разрядки есть и другие способы...

— Понятно, почему ты так долго в душе была!

Софи усмехается.

— Мы обе большие девочки.

Хейс сжимает голову руками.

— Возможно, от одиночества я действительно начинаю дуреть. По меркам мест, откуда я родом, я уже не первой молодости. И до сих пор одна. Вот и начинает лезть всякое. Который уже раз моя задница приносит мне приключения!

— Ты в городе живёшь, — хмыкает Софи, — о молодости тут другие представления. Тут про тебя скорее, скажут «совсем молодой договор подписала». Да и к близкой дружбе девушек отношение спокойное.

— Ты на что-то намекаешь? — в голосе Хейс только мука, причин её вызвавших, сильно много, и не все из них можно в литрах измерить.

— В текущий момент ни на что. О некоторых вещах лучше разговаривать только когда в мозгах будут только мозги, а не некоторые спиртосодержащие жидкости.

Хейс опять сдавливает голову. Выдавливает слова, не разжимая рук.

— Если бы пистолет взяла, то точно бы застрелилась.

— Я думала, ты куда выносливее, — пожимает плечами Софи.

— Зарекалась уже пару раз — и всё равно набираюсь.

— Как ЕИВ выражается «хоть пей, да дело разумей». У тебя со вторым пунктом всё неплохо. Значит, допустим и первый.

— Пошли, присядем где-нибудь.

— У меня есть идея получше парковых скамеек. Пошли во «Дворец воды». Раз уж определённое место приносит тебе одни приключения, то пусть это место в тепле побудет. Да и концентрацию различных спиртосодержащих жидкостей в организме следует откорректировать.

Хейс с трудом открывает глаза.

— Ты издеваешься? В нынешнем состоянии я туда просто не дойду, а ты меня просто не поднимешь, если упаду.

«Вообще-то, подниму, но тебе, да и всем остальным, об этом знать не обязательно», — подумала Софи. Вслух же сказала.

— Мы в городе или где? Вот автомат телефонный, сейчас машину закажу, нас и отвезут.

— Вашу?

— Общественную.

— А я деньги не взяла.

— А у меня сумочка универсальная, содержит всё, что мне может понадобиться, — дразнится Софи, — поедем и взглянем, так ли всё у тебя с искательницей приключений хорошо, как мне показалось. Заодно просто пива попьём.

Хейс ухитряется пересилить себя, и хлопнуть Софи по упомянутой части тела. И даже попасть. В ответ принцесса сдёргивает и напяливает на себя шляпу с красной буквой из другого мира.

Софи не стала говорить, что навыки поездок на общественном транспорте в Столице у неё теоретические. Но раз видела десятки раз... В конце концов, и воздушному бою предшествуют десятки учебных вылетов.

Столичные водители славятся невозмутимостью. Статус города способствует наличию самых необычных пассажиров.

Доехали без приключений. Тем более, водитель попался из разряда честных, довёз девушек самой короткой дорогой, не стал наматывать круги, рассчитывая получить побольше.

У кассы Хейс неожиданно закапризничала. Хотя шляпу ей Софи уже вернула.

— Не хочу идти в общую часть. Не хочу, чтобы кто-то меня такой видел.

Припомнив план здания, Софи глубокомысленно изрекает:

— Мы в прошлый раз сидели, войдя через выход. Тебя что-то память стала подводить, говорила, что бывала тут раньше.

— Так я подтверждаю. И потом ещё была. Недавно. После зимней.

Софи хмыкает:

— Словно, не знаешь, там другой вход есть и ещё нескольких помещений. Или ты, кроме самого горячего, ничего не любишь?

— Софи. Хватит издеваться. Знаешь же, я не в том состоянии.

— Ладно! В тот раз мы неплохую заказали. Но тут и получше есть. И билеты прямо здесь продаются.

— Откуда ты знаешь?

— Говорила уже.

— Вспомнила... Ой! Постой, мы же ничего не взяли.

— Пей меньше! Мы и в тот раз всё прямо тут купили.

— Точно! — устало машет рукой Хейс. — Совсем всё забыла.

— Отсюда сразу можно идти, но лучше подождать. Тут специальный зал для ожидания есть.

— Чего?

Теперь уже Софи рукой машет.

— Мелочиться не буду, сразу на сутки сниму. Со столом и любым обслуживанием. Вдруг мне массажа захочется?

Хейс почему-то хихикает.

— С массажистками или массажистами?

Софи демонстрирует кулак.

— О том, на что ты намекаешь, надо с другими людьми договариваться.

— Будешь?

— Нет.

— Пойдём сразу. Ничего ждать не хочу. Меня не удивишь, как люди работают.

Дойти до снятого номера Хейс дошла почти нормально. В первом зале с фонтанами даже плащ сбросила. Но затем совершенно расплылась в кресле, проигнорировав даже поставленный пред ней на столик запотевший пивной бокал и блюдо с солёной рыбкой нескольких видов. Даже Софи на взгляд определяет далеко не всех.

Хейс смотрит одним глазом, как мимо неё проносят столики с блюдами, блюда с бокалами и различные купальные принадлежности.

С кресла смогла подняться только когда все ушли. Софи предупредила, чтобы их не беспокоили, если что-то понадобится сверх доставленного, они сами позвонят.

Хейс садится снова. Начинает стаскивать сапоги. С одним получается быстро, с другим — не очень. Пытается взяться за верхнюю одежду.

— Скоро ты?

Софи переступая босыми ногами, стоит, придерживая полотенце. Хейс чуть наклоняется вперёд.

— Красота! Можешь повернуться?

— Зачем?

— Хочу попытаться взглянуть на тебя глазами разноглазой.

Софи язык показывает, но полный оборот всё-таки делает.

— Хорошенького понемножку!

Хейс наконец-то удаётся сцапать бокал. Вскидывает.

— Давай за нас!

Софи с бокалом усаживается на стол.

Дзинь!

— Всегда поражалась, какая белая у тебя кожа, — вздыхает Хейс.

— Скажи что-нибудь поинтереснее.

Хейс протягивает шляпу.

— Надень и сядь как сидела.

Так и сделала.

— Ты что-то сказать хотела.

— Ага! В таком виде ты просто картинка для росписи бомбардировщика.

— Сама знаю! — смеётся Софи, — Все солдатские радости сразу. Девка в одном браслете, жрачка, — кивает на стол, — и пиво! — вскидывает бокал.

— Грубо!

— Зато правда!

Дзинь!

— Ладно. Сиди пока. А я в горячем поотмокаю. Пол тут ещё не до конца прогрелся. Пива ещё много!

Софи успевает бокал опустошить, прежде чем появляется держащаяся за стену Хейс. Поводит глазами по сторонам, слегка машет Софи.

И буквально рушится в псевдоисточник с ледяной водой, подняв сноп брызг. Софи испуганно вскакивает, но мокрая голова Хейс появляется над поверхностью. Отфыркивается.

— Уф!

Софи невозмутимо руки на груди скрещивает.

— Интересный метод борьбы с последствиями опьянения. Знаешь, где чаще всего тонут перепившие?

Убрав волосы с лица и показав кулак, Хейс отвечает.

— В луже. Даже с прецедентами сталкивалась.

— В те времена, когда ещё не знала этого слова?

— Именно! — снова ныряет.

Махнув рукой, Софи садиться обратно в воду. Хейс не появляется довольно долго. Софи уже хотела вылезать, но голова подруги снова появляется над поверхностью. Теперь уже точно мокрее воды. Кладёт руку на стенку.

— Не замёрзнешь?

Хейс щурится, блаженно улыбаясь:

— Хорошо! Вроде мозги и прочие органы на место встали.

— Сейчас опять начнёшь их загонять в те места, где они только что были?

— Сколько раз тебя хотели убить с момента нашей последней встречи?

— Умеешь ты поддержать.

— Ты не из тех, кто в этом нуждается.

Софи даже интересно, сколько Хейс выдержит в такой воде с учётом уже проведённого там. Оказывается, не слишком долго. Впрочем, и это время примерно раза в три больше, чем могла бы выдержать сама Софи. Пока за пивом ходила, Софи чувствует, ничего ей утром не показалось. Смотрела бы и смотрела ещё. И не только. Дать волю рукам.

Взяв бокал, присоединяется к принцессе. Словно невзначай бедром касается. Софи не отодвигается. Зубы Хейс слегка стучат.

— Замёрзла? — констатирует очевидное.

Хейс только взглянула, ничего не сказав. Больше всего напоминает какую-то губку-фильтратора причудливой формы, разросшуюся на камнях. Мозгов нет, никаких органов нет, физиологии — один простой обмен веществ... Хотя, даже у таких существ половое размножение присутствует. Да и в отличии от губки, Хейс должна быть тёплой, если уже согреться успела, и приятной на ощупь. Пока соприкасается только кожа плеч.

Софи машет рукой перед лицом:

— Ты здесь вообще?

— Тут я... — выдыхает Хейс, — Как родилась заново...

— В первый раз куда грязнее было.

Подруга смотрит с откровенно дурацкой улыбкой из-под полуприкрытых век:

— Овладела стилем Марины? Мне слишком хорошо, чтобы злиться.

Ничего не остаётся делать, как поудобнее устроиться. Впрочем, Хейс органически неспособна долго пребывать в состоянии ничегонеделания. Смотрит, правда одним глазом, но зато, с совершенно нормальным выражением:

— Думаешь, тебя не узнали? Ну, там, на входе.

Софи по шею погружается. Как-то по-особому чувствуется другое тело рядом.

— Уверена, узнали прекрасно. Просто сделали вид, что я простой особый посетитель.

— Скажешь ты иногда.

— Ну, да. В таких местах персонал узнаёт только тех, кто хочет, чтобы их узнали.

— Я делала вид, что не хотела.

— А на самом деле?

— Подумай...

Софи привыкла — все её желания довольно быстро исполняются. Желание есть и сейчас. Не совсем правильное, но вполне выполнимое. Всё зависит только от неё. И одновременно, мало что от неё зависит. Такие вещи должны одновременно двоими овладевать.

Сложное обычно начинается с простого.

— Хейс... Можешь встать? Очень на тебя всю посмотреть хочется...

Рослая красавица поднимается.

Стоит, держа руку под грудью. Взгляд чуть затуманен. Второй рукой закрывается... Хотя нет, не закрывается, легко поглаживает. Смущается?

— Повернись... — шепчет Софи.

Этот ракурс совершенно лишает возможности рассуждать здраво. Хочется только одного. Причём, очень похоже, им обеим.

— Посмотри на меня, — не слова, почти одно дыхание.

Хейс медленно поворачивается вся, словно зачарованная. Пар от воды слегка искажает очертания. Пусть будет. Сдерживаться совершенно нет сил.

Софи протягивает руки.

— Иди ко мне.

Желания их сжигают одинаковые.

Руки соединены, затем сливаются губы. Разделяются только когда уже почти невозможно становится дышать.

— Я, наверное, совсем больная...

— Наверное... Только не в большей степени, чем я...

Слова становятся не нужны. Глаза в глаза. Это не всегда вызов. Иногда это и счастье.

Лежат рядом, не отпуская рук. Влажные волосы перемешались.

— Не думала, что это будет так...

— А как думала?

— Сомневалась, что это будешь именно ты.

— Значит, такой вариант тоже рассматривался?

— Сложно не рассматривать красивейшую девушку страны, а то и мира.

— Льстить толком так и не научилась... Мне и поизящнее обороты слышать доводилось...

— Настолько же искренне?

— Нет...

Снова тела переплетаются.

Голова шатенки покоится на плече подруги. Хотя тут уже другое слово надо употреблять -но им обеим наплевать.

— То, что было, было прекрасно.

— И не говори! О таких вещах редко находятся адекватные слова.

— Зануда...

— Знаю...

— Не думала, что скажу кому-то «любимая».

— Это ненадолго.

— Но это есть сейчас, и это прекрасно!

Глаза в глаза. Щекочут растрёпанные волосы. Тела так и не расплелись.

— О чём задумалась?

— О будущем...

— О каком? Сама понимаешь, у нас его нет и быть не может. Я имею в виду, чего-то постоянного. Периодические встречи желательны.

— Постоянного и я ничего не хочу. Ни с кем.

— Даже со мной?

— Даже с тобой. В первую очередь потому, что этого не хочешь ты сама.

— Значит, пусть остаётся великолепное воспоминание.

— Пусть остаётся...

Ловкие пальцы проникают всюду.

Голова покоится на груди. Руки девушек лишь чуть двигаются.

— Снова не знаю, чего именно хочу.

— Можно подумать, знала раньше.

— А ты?

— Я тоже. Просто отбросили предрассудки.

— Более чем... Как летом... Но тогда не решились...

— Ага. Сегодня всё получилось гораздо лучше и глубже.

— Вот Марина, похоже, решилась уже тогда...

— И здесь она!

— Ага. Просто всепроникающа.

— Ты уверена?

— С фонарём не стояла, но интуиции привыкла доверять.

— Значит, легенды о Динах правдивы... Они на самом деле любили женщин.

— Получается, так. Глупо отрицать очевидное.

— Не списываешь на вино...

— Будем честными. Обе хотели друг от друга одного и того же.

— Всё, что не запрещено, то разрешено...

— Тебя когда-то запреты останавливали?

Шепчет, едва завершив поцелуй.

— Будут другие... После меня... Сомнительно, что останусь единственной...

— Неизбежно. Я даже знаю одну.

— Думаешь, я так прямо отсюда к ней и побегу?

— Было бы крайне занятное зрелище. Сильнее было бы только пригласить её сюда. Да на вас посмотреть.

— Извращенка!

— Не в большей степени, чем ты.

— Когда Марина тебя увидит, сразу догадается: что-то было.

— Почему?

— Слишком уж ты счастливая. Так сразу не пройдёт, а она тоже привыкла своей интуиции и опыту доверять.

— Да сколько того опыта-то!

— Но он есть, а Маришка славится умением делать выводы.

— Может, хватит о ней? Лучше о нас поговорим...

— Да о чём тут говорить?

Снова мир тонет во взгляде. Не сразу вновь замечаешь, что вокруг есть что-то ещё.

— Так бы и лежала вот так, пока не отдохну.

— А потом?

— Что потом? Сейчас я сильно устала.

— Я тоже. Хорошо, тут вода кругом...

Искры в глазах совершенно одинаковые. Иногда для понимания не нужно слов.

Ложи по древним образцам изготовлены. Да и обстановка под Островную Империю. Софи и Хейс полулежат напротив друг друга, попивая вино. Между ними — низенький столик. Стоящее на нём позволяет почувствовать красавицами погибшей Империи с древних изображений.

Обе ещё не вполне отдышались.

— Не думала, что здесь эта марка есть, — замечает принцесса, разглядывая подругу через стекло бокала.

— Показатель того, что они прекрасно разглядели, что ты за гостья. Статусность они видят не хуже платежеспособности.

— У-у-у! Моя любимая зануда!

— Подруга повышенной близости, — посмеивается Хейс, — любовь и влечение — разные чувства. С влечением у нас всё просто замечательно, а любви быть не может в силу множества причин.

— Умеешь ты термины подбирать... Политикой заняться не думаешь?

Хейс обводит рукой помещение.

— Смотри, как всё чистенько и блестит. Ты же предлагаешь мне в свиной навоз нырнуть.

— Если не ты политику, то политика тебя.

— Крайне двусмысленно. Не находишь?

Обе смеются.

— Не думала, что вот так проверю одну из столичных легенд.

— Это какую? — настораживается Софи.

— Все лётчицы предпочитают девушек. Мужчинам к ним лучше не приближаться.

— Да где они столько лётчиц нашли?

— Думала, ты знаешь. В истребительных полках ПВО их очень много.

— Ах точно! — Софи хлопает себя по лбу. — Забыла про них. У истребителей хватает внутреннего деления. Фронтовые не любят ПВО, те платят им взаимностью. Остальным я не очень интересовалась... Хотя да, я лётчица, и в текущий момент предпочту девушку...

Хейс ставит бокал.

— Уже отдохнула?

Софи весело сверкает глазами.

— Не вставай.

Лежат, полуобнявшись. Софи шепчет:

— А ты, похоже, не только праздновать сюда ходила. Умеешь кое-что.

— Так же, как и ты. Я изучала своё тело.

— Тебе явно помогали...

— Так в школе девушки многие... Близко дружили. Почти традиция.

— Я имею в виду после.

— Распространённое развлечение. Не больше.

— Причём, почему-то, не связанное с нехваткой мужчин.