Люби Меня Нежно (гет)

Я чувствую, как мир вокруг медленно сужается, исчезает, растворяется в тёмном вязком мареве страха. Рядом — Гарри, его рука сжимает мою, как будто хочет передать мне свою хрупкую надежду, но в этот миг всё кажется слишком тяжёлым, слишком жутким, чтобы спасением могла стать даже любовь.

Мой патронус — выдра — парит перед нами, безмолвно сияя в ночи, но его свет становится всё более призрачным, расползается, трепещет, словно колеблющийся огонь на ветру. Я сосредоточена до боли, повторяя про себя самые добрые воспоминания — Наши вечера в Гриффиндоре, мама с чашкой чая, книжный запах библиотеки... Но лёд внутри скользит всё ближе, и я ощущаю, как отчаяние вползает в душу.

Перед нами, пронзая ночной воздух, статно возвышается фигура демона Ханкала. Высокий, будто человек, но тело соткано не из плоти — из тумана, скрученного чёрной грязью, одиноко розовеет жуткое пятно, где должны быть глаза. Ни лица, ни выражения. Только две бездонные впадины, жгущие меня, будто ищут путь к моему сердцу. Пальцы длинные, костлявые, обвитые вокруг невидимого ядра. И он движется. Ширится, как чума, накрывающая землю невидимой пеленой.

Каждый шаг демона кажется беззвучным, но я ощущаю его — волны холода прокатываются по душе, каждое движение — словно холодные когти впиваются мне в грудь. Всё вокруг цвета глины, забытых кладбищ, затерянных на краю тёмной Австралии. Защитный свет выдры, до этого слепящий, становится еле заметным, пропуская сквозь себя грозную тень, в которой теряются даже собственные воспоминания.

Гарри напрягается рядом, я слышу его дыхание, тяжёлое, будто надломленное — старается держаться, но страх накрывает и его. Я вижу, как он тянет палочку, и в этот миг Ханкал как будто расширяется — его мрак вытекает из чёрной фигуры, разливается вдоль стен, постепенно окружая нас кольцом. Кажется, будто сама земля отступает перед ним, и душа захлебывается в черноте.

Я вцепляюсь мысленно в патронуса, силю себя вспомнить тот день, когда профессор Макгонагалл похвалила меня, заставила поверить — я могу быть сильной. Но свет выдры мерцает, замирает, вот-вот иссякнет. Ханкал — теперь целый мир, его тень льнёт ко мне, пытается вплестись в мои мысли. Я сжимаю зубы, едва не плачу, боюсь потерять контроль. Сердце колотится где-то в горле.

И тут — из темноты вдруг вырывается новый всплеск: в стороне, возле старой акации, материализуется незнакомец в мантии с чёрным капюшоном. Лицо — в тени, мы не понимаем, кто это. Он идёт, как будто не боится и демона, и моего ускользающего патронуса. Он вскидывает палочку, чёрная одежда шелестит, а голос его — твёрдый, чужой, почти ледяной:

— Делетриус!

Заклинание режет мрак, как серебряный клинок. Ханкал замирает, его глаза, а точнее то место, где они должны находиться, вдруг наполняется чем-то похожим на страх, он странно съёживается, будто утратил часть силы в этом призрачном противостоянии. Его вопль сотрясает пространство, сминая в голове всё живое; я слышу не столько звуки, сколько трещины в собственной памяти. Демон начинает отступать, растворяясь в воздухе, словно за атакой стоит сама природа, которая не терпит чужого зла.

Патронус выдра, едва живой, мелькает последней вспышкой и исчезает. Мрак рассеивается, я чувствую в ногах слабость. Ханкал становится прозрачным, тает, будто и не был настоящим, только кошмаром. Через миг его просто нет, а воздух опять наполнился терпкой сыростью и долгожданным дыханием ветра.

Незнакомец не двигается, поворачивает голову к нам, выдыхает слова, сухие, настойчивые:

— Слушайте меня. Если вам дороги ваши жизни, уезжайте из Австралии — как можно дальше. Не возвращайтесь.

Мы с Гарри даже не успеваем поблагодарить его: он шагает в другую сторону, в противоположную от дома Рутара, затем беззвучно исчезает, будто ночная тень. Я ещё долго стою, дрожа, в том месте, где только что был наш страшный враг и внезапное спасение.

Надеюсь, что этот человек — не новый соперник.

* * *

Дом Рутара кажется мне словно вырванным из другого мира: он большой, всё пропитано запахом дерева, старых книг и трав. Мы с Гермионой только что вошли, всё ещё дрожим, подавленные воспоминаниями о встрече с Ханкалом — не знаю, как Гермионе удаётся держаться, я сам чувствую себя разбитым.

Большая комната — почти кабинет. Книжные шкафы тянутся вдоль всей стены, до самого потолка. На полках — фолианты, тонкие и толстые, в обложках из выбеленной кожи, с золотым тиснением, причудливыми закладками, едва слышно шелестят страницы, когда Рутар что-то перебирает у окна. Многие из этих книг — такие, каких я не видел даже в Хогвартсе.

Скоро Рутар возвращается к нам, ставит перед нами две чашки чая с мятой — чай горячий, пахнет свежестью, согревает продрогшие руки. К чаю — две плитки тёмного шоколада, и я понимаю, что Гермиона отчаянно благодарна за эту заботу, хотя не показывает вида.

Пока мы всё ещё приходим в себя, Рутар внимательно наблюдает за нами: лицо обрамлено густыми седыми волосами, глаза — тревожные, но полные сил. Чай помогает побороть лёгкое дрожание в груди, и мы, наконец, можем говорить.

— Мы встретили Ханкала, — начинаю я, чувствуя, как Гермиона крепче берёт меня за руку. — Он или оно... стало больше. Я не думал, что он способен появляться так близко к жилым домам.

Рутар отступает к камину, задумчиво гладит седую бороду.

— Вполне возможно, — его голос глухой, — что это — не сам Ханкал, а нечто иное. Кто-то хочет, чтобы вы с Гермионой ушли из деревни Бэркли. Может, кому-то важны планы по возрождению истинного демона. Но, если вы уверены... что это был он...

— Мы уверены, — перебивает Гермиона. — Я читала о сущностях, но ничего подобного не встречала. И то, как он двигался, как стремился забрать радость, было... абсолютно своеобразным.

— Мы узнали немного, — продолжаю я, делая глоток чая, — о Ханкале, его истории, ритуалах. Но... Как бороться с ним, если мы решили остаться здесь? — спрашиваю, чувствуя, что на этот раз мне действительно нужна помощь мудрого мага.

Рутар долго молчит, смотрит на огонь: тени пробегают по его лицу, старинные книги гудят собственной магией.

— Я сталкивался с Ханкалом и его проявлениями много раз, — наконец произносит он. — И мне не удалось изгнать его полностью. Это не удалось ни одному магу за последние столетия. Его можно ослабить, заставить уйти, скрыться в «спячке» — но он всегда возвращается. Делетриус... — Рутар вздыхает, глядя в окно, — это неплохой способ борьбы, и сегодня вы видели, что он действенен. Но срабатывает далеко не всегда. Никто не знает, от чего зависит успех — возможно, от намерения, или личной силы заклинателя.

Я смотрю на Гермиону, нам обоим тревожно, но в душе возникает надежда: если мы знаем хотя бы один способ, мы не беспомощны.

Рутар садится напротив нас, уже совсем близко, его голос становится мягче, будто он говорит не только нам, но и себе:

— Есть ещё методы. Нужно... — он замолкает. В этот момент раздаётся настойчивый стук в дверь: шум разламывает уют и спокойствие комнаты, звук тревожный, явно неслучайный.

Мы встрепенулись, а Гермиона инстинктивно тянется к палочке.

Новый страх, новая неизвестность стучатся в нашу дверь, и мы не знаем, кто готов ворваться в нашу жизнь из глубины этой ночи.

Волнение магии ощущалось в воздухе, как перед бурей. Рутар, склонившись к окну, принялся изучать окружающую темноту. За пределами привычных теней прятались неизвестные опасности. Я встал, напряженный как струна, держа в руках волшебную палочку, готовый к любым неожиданностям.

— Вы уверены, что нам стоит открывать? — тихо спросила Гермиона, её голос дрожал от волнения.

Рутар обернулся, глядя на нас с решительностью в глазах.

— Если это кто-то из наших, они в беде. Если враг — мы не можем прятаться в страхе.

Я кивнул, и с этой решимостью мы направились к двери. Каждый шаг отдавался эхом в напряженной тишине.

Когда стук раздался вновь, это был не просто звук. Это был призыв, который мы не могли проигнорировать. Рутар потянулся к ручке, его рука слегка дрогнула.

— На счёт три, — произнёс он, собравшись с духом. — Один... два... три.