Путь теней (джен)

На следующий день господин Шалита, полномочный посол Истанзии, чувствовал себя прескверно. К счастью, кошмар уже закончился, но ощущения по-прежнему оставляли желать лучшего. Впрочем, стоило признать, что собственный недавний испуг раздражал Шалиту гораздо больше, чем дурное самочувствие. Посол был наслышан, что Ветинари коварен и жесток, но никогда не думал, что настолько.

Поцеживая сладко-соленую водичку, которую врач рекомендовал от обезвоживания, Шалита открыл окно в надежде проветрить мысли. В лицо пахнул промозглый ветер, который принес запахи отнюдь не горячей земли и специй. Погода стояла мерзкая, совсем не как на родине. Сырость, холод, проклятая вонь с реки, которую и рекой то называют лишь потому, что она движется быстрее своих берегов. Как можно было хотя бы на минуту задуматься о переносе столицы!

Джорджинополь, конечно, тоже пах отнюдь не магнолиями, но Шалита всё равно многое бы дал, чтобы оказаться сейчас у себя в саду с графином шербета под рукой. А как по весне цветет пустыня! Это восхитительное зрелище стоит того, чтобы сесть на коня и проехать десяток миль.

Пока истанзийский дипломат предавался мыслям о родине, на крыше соседнего здания клерк Лейла, замерив силу и направление ветра, произвела в уме быстрые подсчеты и принялась аккуратно раскладывать игральные карты* прямо на черепице. Иногда люди коротают время, раскладывая пасьянсы для развлечения. Иногда на них даже гадают. Но если вы раскладываете пасьянс на крыше в ветреный день, то рискуете никогда не узнать результат гаданий. Как ни странно, в этом и был весь смысл. И потом, Лейла действительно была не против развлечься.

________________

*Когда-то до встречи с ангелом Лейла неплохо управлялась с картами. Это было давно, но таскать с собой колоду она так и не отвыкла. Разумеется, спектр талантов картами не ограничивался и однажды довел их обладательницу до петли.

________________

Когда в открытое окно кабинета влетело несколько карт, Шалита не сильно удивился. Он выглянул наружу, чтобы рассмотреть крышу напротив, и ему в лоб впечаталась отставшая от прочих дама треф.

— Наверно шпион патриция, — мрачно подумал Шалита. — Заскучал на посту, сволочь.

— Наверно дама треф, — подумала Лейла. — Идеальная траектория.

Шалита раздраженно закрыл окно. Он и так подозревал, что за посольством следят, но теперь окончательно убедился. Никто не обкладывал входы и входы, но патриций обязательно узнает, куда ты отправился на прогулку и в чьей компании провёл время.

— Господин посол, к вам курьер от генерала Атыллы, — доложил слуга.

— Проси.

Вошедший курьер с низким поклоном вручил Шалите письмо. Посол взволнованно сломал печать, текст гласил: "Гонец — надежный человек, и у него для вас устное сообщение".

— Мне кажется, я вас помню, — сказал Шалита.

Надо сказать, именно это обстоятельство, а не письмо генерала внушило послу доверие в сложившейся ситуации. Почеркам и печатям Шалита уже не верил.

— Возможно, господин, — гонец снова поклонился. — Пару лет назад я был среди солдат, которые сопровождали вас на переговоры с омнианами после планового набега через реку Скользучую.

— Да, да, припоминаю, — Шалита выбросил письмо в камин. — Так что вы должны сообщить мне?

— Сперва позвольте задать вам один вопрос, господин. Долетел ли до вас голубь?

Шалита вдруг резко развернулся на каблуках, запустил пальцы в волосы и сделал круг вокруг стола.

— Голубь долетел! Ещё как долетел! Но вам известно, что я не могу отдать никаких распоряжений? За посольством ведут слежку! Вы знаете, что нашу резидентуру раскрыли? Я даже не понимаю, с кем связаться, чтобы выйти на наше второе подполье!

— Зато я знаю, ваше превосходительство.

— Тогда вы тем более зря сюда явились! За вами тоже будут следить.

Гонец невозмутимо дождался конца эмоциональной вспышки и, когда Шалита упал в кресло и потянулся за стаканом, произнес:

— Генерал Атылла в своей прозорливости предполагал подобный вариант развития событий и отправил в Анк-Морпорк ещё двух человек.

— Двух?

— С одинаковым заданием. Для подстраховки. Уверен, что сейчас они ведут работу, чтобы выйти на контакт с нашими соотечественниками.

— Слава Оффлеру! Значит не всё потеряно. Никто ничего не знает? Вас не перехватили?

— Нет, как видите.

— Я имею ввиду, не шарили по карманам во сне, не поили в придорожном кабаке?

— Клянусь, что был неизменно трезв. Поверьте, господин Шалита, я хорошо замаскировался, а останавливать меня у дверей посольства было бы дипломатическим беспределом, о котором узнал бы весь Диск.

— Вы правы. Я стал слишком мнителен. Спасибо за вашу новость. Отдохните с дороги. Слуга отведет вас в гостевую комнату.

* * *

Кервин и Арахна уверенно прошли мимо стражи у больших кованных ворот. Из-за серых облаков выглянуло едва греющее осеннее солнце, освещая громаду дворца.

Никакие детективные озарения Кервина за ночь так и не посетили. Он лишь окончательно укрепился в своем желании сделать с Тынкером нечто однократное и фатальное. Кервин с Арахной для успокоения совести обошли ещё трёх бывших сотрудников "Небесной ткачихи", но не узнали ничего нового. Оставалось только явиться во дворец с тем, что есть.

У крыльца к молодым людям, пыхтя, подбежал пухлый мужичок с раскрасневшимся лицом.

— Арахна, наконец-то! С самого обеда дожидаюсь. Тут такое дело. В Гильдии Законников потеряли договор, который вы вчера вечером им передали. Это по тому делу... ну, вы поняли.

Девушка расправила плечи.

— В смысле потеряли?

— Этот чёртов кровосос мистер Моркомб утверждает, что в глаза никаких документов не видел.

Из замысловатой прически Арахны от ветра повылазили прядки волос, делая девушку отдаленно похожей на эфебскую горгону. Симпатичную горгону, надо признать, да еще в шляпке.

— Полагаю, мне стоит самой с этим разобраться.

— Что-то серьёзное? — спросил Кервин.

— Как сказать... Если они действительно его потеряли, им придется перетряхнуть всю гильдию. Если не потеряли, для них это ещё хуже. Кервин, не мог бы ты просто передать мой рапорт? Я не обижусь за отнятую долю славы и головотрывания.

— Тебе не нужна помощь?

— Нет, спасибо. Прости, но в эту тайну тебя не посвящали.

— Я бы на твоем месте прихватил осиновый кол и спички, — сказал Кервин. — На случай непредвиденных ситуаций.

— Учту.

Проводив взглядом решительно настроенную Арахну, Кервин вошёл во дворец. Юноша не собирался нигде останавливаться и направился прямиком к лестнице, но вдруг заметил человека, который, сидя с ногами на подоконнике, перебирал какие-то бумаги. Даже в такой позе мужчина умудрялся выглядеть не только элегантно, но и респектабельно.

— Зигфрид!

— О, какие люди! — всплеснул руками тёмный клерк, вполне живой и почти невредимый.

— Безумно раз тебя видеть! А эти следы... — Кервин, намекая, коснулся собственной щеки. — Это так и останется?

Зигфрид улыбнулся фирменной сладкой улыбочкой, которую немного портили уродливые рыбцы по всему лицу.

— Ещё не решил. Говорят, что шрамы мужчин украшают, но сомневаюсь, что в таком количестве. Наверно, найду Игорину, которая сможет поправить. Кстати, перемену в глазах заметил?

— В глазах? А что с ними?

— Они другого цвета. Были серые, стали карие, — сообщил Зигфрид, шире раскрывая глаза, чтобы Кервин мог оценить радужку. — У Игоря в банке других не нашлось. Даже интересно, они станут светлее со временем или нет?

— Вот и проверишь. А Измаил тоже где-то здесь? — спросил Кервин, ощутивший укор совести, что так и не нашёл минутки, чтобы проведать своего наставника, хотя собирался.

— Увы, еще нет. Я и сам только бумажной работой пока занимаюсь. Я слышал, тебе тоже потрепало?

— На мне всё заживает, как на собаке.

— Вот и славно! Я очень рад, что ты жив. Ты сейчас при делах?

— С докладом.

— Тогда ступай, потом поболтаем. Восемь футов тебе под килем.

После этой нечаянной встречи настроение у Кервина заметно поднялось, и он бодрым шагом вошёл в приемную патриция, где туда-сюда сновали дворцовые служащие. Стукпостук привычно сидел за столом, принимая и отсылая визитёров. Кервин был почти уверен, что секретарь возьмёт рапорты и вежливо выпроводит его со словами благодарности. Патрицию сейчас точно не до убийств. Но юноша ошибся. Стукпостук окинул его долгим, странно оценивающим взглядом и сказал:

— Я доложу о вас. Думаю, у лорда Ветинари найдется минутка вас принять.

Минутка в самом деле нашлась, но Ветинари был в кабинете не один. Рядом с его столом стоял незнакомый юноше клерк неприметной наружности.

— А, Кервин, — любезно кивнул патриций. — Я должен лично поблагодарить вас за иконографии чертежей. Вы отлично поработали и не оставили никаких следов.

Кервин вспомнил, какой ценой, и настроение мгновенно ухудшилось.

— Как ваша рана? — спросил тем временем патриций.

— Слегка беспокоит, но это пустяк.

Юноша подозревал, что сегодня все вознамерятся спрашивать про руку.

— Действительно. Насколько могу судить, эта производственная травма уже не мешает вам проводить расследования и даже спасать рептилий из пожара. Поразительно! Смею заверить, что удав, о котором вы особенно волновались, хорошо чувствует себя в дворцовом зверинце.

— Милорд, мы... — замялся Кервин, сбитый с толку речами о животных.

— Вы с рапортом, полагаю? Давайте сюда, я ознакомлюсь.

— Сэр, я не только уверен, что имело место убийство, но также примерно представляю теперь, как оно произошло.

— Очень хорошо, — Ветинари забрал у Кервина рапорты.

— И, сэр, я хотел бы полноценно вернуться к работе.

Ветинари переплел пальцев и положил на них подбородок.

— Насколько я помню, у вас до сих пор официальный больничный. Несмотря на вашу бурную активность.

— Милорд, я не могу больше сидеть в стороне, когда мои товарищи сбиваются с ног.

Ветинари наградил юношу сканирующим взглядом, гораздо более пронзительным, чем у Стукпостука.

— Что ж, в таком случае вы вовремя. Боюсь, что Истанзия готова перейти к активным враждебным действиям. Мы как раз думали, кого отправить вместе с Уордом допросить человека, захваченного во время особой операции. Сейчас все сотрудники, как вы заметили, очень загружены. Пленника зовут Иммануил Большая Гайка. Он инженер из команды создателя оружия. Помимо истанзийского хорошо владеет клачским и неплохо морпоркским. Вы могли бы помочь с ведением записей, а при необходимости выполнить роль переводчика.

Это был не вопрос, это было настойчивое предложение.

— Я буду рад оказаться полезен.

Ветинари бросил взгляд на второго клерка.

— В таком случае приступайте незамедлительно. Атылла скорее всего послал кого-то в Анк-Морпорк для устной передачи распоряжения.

Он придвинул уже подготовленную бумагу и поставил подпись.

— Я официально разрешаю использовать при допросе любые методы, которые может потребовать ситуация.

— Любые — это то есть?.. — у Кервина похолодели руки.

— Это означает легальную свободу творчества, — милостиво пояснил патриций. — Мистер Трупер уже здесь и готов оказать помощь. Желаю удачи.

Клерки вышли из кабинета.

— Его светлость серьёзно на счёт свободы творчества? — спросил Кервин.

— Документ тому свидетельством. Кажется, мы с вами не знакомы. Меня зовут Уорд. Я тоже темный клерк, как вы могли догадаться.

Рукопожатие мужчины было твердым, а мозоли на ладони, как отметил Кервин, располагались там же, где у него самого — след занятий с оружием.

На первый взгляд Уорд производил впечатление непроницаемой безликости, но если присмотреться внимательнее, то на второй, третий и все последующие взгляды начинала медленно проступать индивидуальность. Тёмный клерк все больше оказывался довольно плечистым мужчиной со сдержанно-холодными манерами и взглядом человека, который убьёт и не почешется. Знакомый, в общем-то, взгляд. В Гильдии Убийц таких много.

Уорд кратко рассказал Кервину об итогах диверсии в Истанзии и поделился подробностями о происшествии на Сырном рынке, которые отлично дополняли последние газетные статьи, а потом вручил Кервину одну из папок, которые держал под мышкой.

— Вот, ознакомьтесь пока. Это всевозможные записи и протоколы. Мы предполагаем, что если бы истанзийцы умудрились посеять все три малые пушки, то оставшиеся кристаллы тоже дали бы о себе знать.

— Постойте, откуда известно, что кристаллов только три?

— Ах, это! Клерк Вальтер играл в угадайку. Задавал Иммануилу целую кучу вопросов, требующих ответа "да" или "нет", и смотрел на физиологическую реакцию, в том числе на движения глаз, широту зрачков.

— И?

— И пришёл к выводу, что кристаллов всего четыре. Один большой, три маленьких.

Кервин был восхищен.

— Сейчас нам надо выяснить места, откуда планируется стрелять, и каковы мишени, — добавил Уорд. — Мы очертили примерные радиусы вокруг важных городских объектов и разместили там наблюдателей возле хороших точек для стрельбы, но охват всё равно слишком широкий, к тому же мы способны ошибаться. Вы читайте, читайте, время не ждёт.

Внутри папки сперва шла аккуратно оформленная информационная выжимка, а остальной объем заполняло множество листов с торопливыми письменами. Почерк несколько раз менялся.

Кервин остановился в тихом уголке, чтобы вникнуть в записи, местами превращавшиеся в стенографию. У юноши даже мелькнуло, что было бы удобно расположиться на подоконнике, как Зигфрид. Уорд сперва не мешал, но через пару минут недовольно заметил:

— Если будете так медленно листать, до ночи тут проторчим. Это не кредитный договор, ей богу!

Пришлось ускориться. Благо на память и способность разбирать каракули Кервин не жаловался. Когда юноша добрался до конца, Уорд произнес:

— Я веду разговор, вы записываете сказанное нами обоими. Ясно? И слушайте внимательно всё, что Иммануил будет говорить. Важно искать логические нестыковки, задавать уточняющие вопросы, выспрашивать подробности. Сыплются именно на подробностях.

— Хорошо.

— Если в ближайшее время не услышим ничего интересного, прибегнем к услугам палача. Жаль, что нам в руки не попался кто-нибудь посговорчивей.

Кервина передернуло, и от Уорда это не укрылось.

— Поверьте, я тоже не испытываю никакого удовольствия от причинения боли. Садизм вообще не поощряется в таком деле.

Взгляд Кервина стал вопрошающим.

— Я видел, как работают садисты, — пояснил Уорд с интонацией, которая заставила юношу заподозрить, что участь тех садистов была незавидной. — Знаете, в чем их проблема?

— В чём?

— Они слишком увлекаются. Забывают, зачем всё затевалось.

— О!

— И на всякий случай хочу обратить ваше внимание. Иммануил пострадал во время пожара, когда рухнули перекрытия крыши, так что не пугайтесь. Наши ребята его не калечили, наоборот, подлечили.

— Способ запугивания был довольно жестоким, а пытки бывают не только физическими, — педантично заметил Кервин, припоминая соответствующий фрагмент записей.

— Что поделаешь? Вы это, сами-то ещё не струсили?

— Нет, — уверенно солгал Кервин.

Мрачная лестница круто уходила вниз к подземельям. Кервина пробрали мурашки, место было знакомым. Правда в первый раз он был слишком занят своими переживаниями и страхами, чтобы разглядывать обстановку. Возможно, что и к счастью: нервы остались чуть целее, чем могли бы.

Подземелья выглядели так, как должны выглядеть стандартные жуткие подземелья: темные каменные своды, закопченные факелами, и постоянное ощущение, что до слуха вот-вот донесутся далекий лязг цепей и крики несчастных. Должно быть, так и задумывалось. Человек повпечатлительней согласится на всё, что угодно, только шагнув в мрачные коридоры.

— К слову, если увидите где-нибудь на стене разбрызганные кровь и мозги, не переживайте, это показуха, — предупредил Уорд. — Седрик долго их рисовал.

— Седрик? Это кто?

— Большой любитель котиков. Он нынче в отпуске, ещё познакомитесь.

Пока Кервин соображал, хочет ли он знакомиться с любителем котиков, Уорд зазвенел ключами и открыл нужную камеру.

У стены на узкой кровати лежал худощавый молодой человек. В тусклом свете, который сочился в высоко расположенное оконце, Кервин различил на лице пленника ссадины и ожоги. Сломанную ногу фиксировала какая-то замысловатая конструкция, а левую руку скрывала гипсовая повязка. А вот одежда выглядела целой и чистой. Видимо, Иммануила переодели, чтобы не рисковать занести в раны инфекцию.

— Кончаем расслабляться. Вас ждёт допрос, — металлическим голосом объявил Уорд.

Иммануил поднял на клерков большие покрасневшие глаза и медленно сел. Зная, что истанзиец не спешит выдавать тайны, Кервин ожидал увидеть кого-то посерьёзнее, нежели тщедушный ботаник, на которого дунешь — рассыпется.

— Вы не надумали в ожидании палача побеседовать с нами? — спросил Уорд. — Боюсь, вы не оставляете нам иного выбора, кроме как прибегнуть к помощи профессионала. Вы ещё не забыли звук, с которым ломаются ваши кости?

Кровь разом отлила от лица Иммануила. Не забыл, ничего не забыл. Ни проклятую балку, перебившую кости; ни пожар, поглотивший драгоценные чертежи и расчёты; ни адскую боль, от которой инженер в первую ночь трижды терял сознание; ни свой ужас на корабле, когда был уверен, что услышит хруст костей снова. Он несколько раз глубоко вдохнул, как человек, который пытается взять себя в руки. Кервин одновременно почувствовал укол жалости и что-то похожее на уважение.

Тут дверь камеры приоткрылась, и к ним заглянул ещё один клерк.

— Простите, что не вовремя, но вас, мистер Уорд, срочно вызывает Стукпостук по одному крайне важному вопросу.

— Вопрос не может подождать? — Уорд блеснул стальным взглядом. — Мы беседуем с «языком», и Стукпостук это знает.

— К сожалению, дело не ждет.

— Ладно, — проворчал клерк, — сейчас иду.

Уорд шагнул в коридор и поманил за собой Кервина.

— Я постараюсь вернуться поскорее, — сказал Уорд, понизив голос, но достаточно громко, чтобы его было слышно в камере. — Попробуйте пока допросить его сами. Время и правда дорого.

— Но я могу сделать что-то неправильно, и он замкнется, — ответил Кервин в два раза тише и покосился на дверь темницы: коллега, по его мнению, как-то очень уж раскричался.

— Он и так замкнулся. Хуже в нашем случае ты уже вряд ли сделаешь, — Уорд упорно придерживался прежней громкости. — Вот все бумаги, в том числе разрешение патриция. На самом деле я настоятельно рекомендую им воспользоваться. Даниэль "И Раз" Трупер уже здесь. Его можно найти дальше по коридору.

Уорд хлопнул юношу по плечу и быстрой походкой скрылся, бросив напоследок какой-то странный взгляд. Кервин так и остался растерянно стоять в коридоре с двумя папками в руках. Слишком много странных взглядов за сегодня. В пору проверить, не прислонялся ли ты к крашеной стене и не надел ли штаны наизнанку.

Перво-наперво Кервин постарался совладать с эмоциями. Нельзя же выглядеть ещё более перепуганным, чем пленник. Кервин взглянул на разрешение патриция, резко захлопнул папку и снова перешагнул порог камеры.

Иммануил по-прежнему сидел, привалившись плечом к стене. Он весь походил на комок оголенных нервов. Кервин не чувствовал себя знатоком психологического воздействия или мастером чтения по зрачкам, но, по крайней мере, ему хорошо удавались разумные доводы, а инженер будет просто вынужден их выслушать. Вдруг что получится?

Кервин придвинул к кровати единственный стул и сел на краешек. Иммануил отвёл взгляд.

— На каком языке тебе комфортнее говорить: на морпоркском или клачском? — спросил Кервин предельно сухо, чтобы не слишком выдавать своих чувств (не выдавать их совсем было за пределом реального). — Если хочешь, я могу говорить по-клачски. Ведь ты владеешь им лучше, правда?

Рассматривая Иммануила вблизи, Кервин убедился, что ссадины не похожи на следы побоев. Уорд не солгал. Только красные глаза с заметными сосудами намекали, что Иммануил то ли долго не высыпался, то ли много плакал, то ли всё вместе.

— У тебя сломана нога. Пальцы тоже? — по-клачски спросил Кервин и почувствовал, как Иммануил подобрался.

— Я знаю, что тебе крепко досталось, — продолжил клерк мягче, — только профессиональный палач ещё не добрался. Я верю, что ты дико устал от всего происходящего. Давай просто поговорим. Я не буду ничего записывать.

— Злой полицейский и добрый полицейский? Старо, как мир, — тихо пробормотал инженер тоже на клачском языке. — Вы бываете добренькими, но всем вам нужно только одно.

Кервин был безумно рад уже тому, что Иммануил вступил в диалог.

— Что, одно?

— Информация.

— Конечно. А ты понимаешь, для чего она нам нужна?

Иммануил посмотрел на Кервина долгим взглядом.

— Я правда очень устал. Пожалуйста, дай мне отдохнуть, — тихо попросил он. — У меня всё болит, я плохо соображаю.

Молящий взгляд было трудно выдержать, но Кервин справился.

— Прости, у нас мало времени. Мы оба это знаем. Как видишь, я тебя даже пальцем не трогаю, так что отдыхай за мирным разговором. И я нисколько не буду возражать, если ты захочешь прилечь.

— Очень мило с твоей стороны, — хмуро ответил Иммануил, но не воспользовался предложением.

— Тебя обезболивающим шантажировали, так ведь? Наверно, ты и сейчас от него не отказался бы.

— Но я не буду об этом просить.

— А о чём будешь?

— Ни о чём. Хотя... — взгляд инженера стал выжидающе-любопытным. — Можно воды?

Кажется, Иммануил проверял границы милосердия.

— Когда всё расскажешь. Я обещаю. Так ты понимаешь, для чего нам нужна эта информация?

Инженер в полоску сжал сухие искусанные губы, его лицо оставалось напряженным.

— Не знаю, как ты на всё это смотришь, Иммануил, — проговорил Кервин, — но мы хотим просто защитить свой город. В Анк-Морпорке миллион мирных жителей, которые не имеют никакого отношения к военным игрищам. Расскажи мне то, что знаешь про планы истанзийского командования, и спасёшь множество... людей* и других представителей разумных видов, которые могут пострадать.

____________

*Кервин сперва хотел сказать "невинных людей", но речь шла об Анк-Морпорке.

____________

Вероятно, эти слова Иммануилу повторяли уже не раз, но у Кервина они вертелись на языке. Кому ещё знать цену жизни, как не наёмному убийце?

— Одну вашу пушку украли местные воры, разобрали на части, и вчера магический кристалл разнёс целый рынок. Двадцать человек погибли на месте просто так, ни за что.

Неожиданно для Кервина инженер повернулся к нему всем корпусом.

— Я скажу, как на это смотрю, — вымолвил он, и его потухший взгляд вспыхнул. — Я хочу видеть, как Истанзия становится империей! Впервые за долгие века! Я не изменю ни идеалам генерала Атыллы, ни моему учителю. Профессор принял меня, когда мне некуда было идти. Только он! Я горжусь, что помогал ему придумать и сконструировать это лучевое оружие. Я ни разу в этом не раскаялся. Великие цели порой требуют жертв. Значит будут жертвы! Анк-Морпорк будет полыхать, никакая оборона не выстоит.

Кервина поразил огонь в глазах Иммануила, несмотря на то, что он подозрительно походил на огонь фанатика. Такие люди похожи на таран, который неумолимо движется к цели и не приемлют иных точек зрения.

— Но у вас только два кристалла, — заметил Кервин.

Иммануил усмехнулся с мрачным злорадством.

— Это не важно. Вы торопитесь, но вы не успеете защитить свой город.

— Так ли уж и город?

На лице пленника мелькнуло торжество.

Кервину не понравился ни тон Иммануила, ни его усмешка. Что могут сделать две лучевые пушки? Спалить дворец? Но он тысячу раз горел. Разрушить крепостную стену? Но она разве что таможенникам нужна.

— И ты готов обречь на гибель жителей этого города?

Уголок губ инженера нервно дернулся.

— А ты? Ведь ты такой же! Разве ты не готов обречь меня на гибель ради своего города, ради своих идей, ради своего господина? — теперь в блеске глаз, словно клинок, сверкнуло злое остервенение. — Разве ты не готов убивать?

Кервин всерьез задумался над ответом. Этот вопрос показался ему отнюдь не праздным. И правда, на какую жестокость он сам способен ради Анк-Морпорка, ради довольного кивка Ветинари, ради своих родных? Кервин не только умел убивать, он знал, что психологически вполне способен это сделать. К тому же одну жестокость ради успеха дела он уже совершил, бездействуя, когда убивали стражника из секретного отдела. Способна ли цель оправдать средства? Ведь нельзя заявить, что делаешь добро, ступая по трупам ради благой цели. Это всегда выбор между злом и злом, просто иногда зло бывает необходимым.

— Ты говорил это кому-нибудь из наших?

— Нет, — буркнул инженер.

— А почему говоришь мне?

Иммануил пожал плечами и нахохлился.

— Не знаю. Накопилось.

Кервин подумал, что, возможно, причина отчасти в их молодости. Иммануил скорее всего был даже старше на несколько лет. Он просто не воспринимал Кервина, как опытного дознавателя, даже угрозу почти перестал чувствовать. Быть может, Уорд не ошибался, когда поручил попробовать одному?

Тут Кервин начал кое-что понимать. Эти взгляды… Знакомство со всеми записями допросов... Куда вызвали Уорда? Какое дело может быть сейчас важнее? Это предлог, просто предлог! И главное, что реакция Кервина на ситуацию вышла предельно натуральной...

— Знаешь, в чём отличие, как я думаю? — сказал Кервин. — Я не грежу империей, построенной на крови, и мой господин тоже не грезит империями.

— Вы грезите экономической экспансией, — хмыкнул Иммануил, снова выглянув из метафорической раковины, — и пытаетесь купить всех с потрохами.

— Не буду отрицать, но этот путь требует лишь кровопускания кошелькам.

— Менталитет торгашей.

— Возможно. Я слышал, ты учился в Клатче. Что ты изучал?

— В основном математику, механику, астрономию.

— Говорят, клатчцы хороши в этом.

— Очень.

— Ты сказал, учитель взял тебя, когда тебе некуда было идти. Почему? Что у тебя случилось?

— Просто некуда идти и всё, — угрюмо ответил Иммануил. — У меня не было ни работы, ни денег. Только образование.

— А семья?

— Тоже не было. Мать умерла, пока я жил в Аль-Хали. Отец, наверно, где-то есть, но он нас бросил, когда мне было пять.

— Это ужасно. Соболезную. Я ведь сам наполовину сирота. И тогда, не зная, куда податься, ты встретил Пьера Марина?

— Да, хотя случилась эта удача далеко не быстро. Очень тяжело иметь дело с людьми, которые не верят в прогресс, не видят, что можно сражаться не только мечом, но и технологиями.

— А война — двигатель прогресса?

— Несомненно.

— А что Атылла? Он тоже доброжелательно к тебе отнесся?

— Он был благосклонен ко всей инженерной команде. Не ко мне лично.

— Но тебя привлекают его идеи, — сказал Кервин. — Про империю, про новый расцвет Истанзии… Марина тоже? Хотя вряд ли, он иностранец.

— Он любит науку, чистую науку, которая не берет в расчёт политические соображения.

«Охотно верю, — подумал Кервин. — Гуманистические соображения тоже не берёт».

— И всё же Атылла делился с ним своим взглядом на вещи? — сказал он вслух. — Или генерал просто эксплуатировал ваш ум, словно вы инструменты, не способные оценить величия замысла?

— Нет, что ты! — воскликнул Иммануил, словно такое предположение было кощунством. — Мы не слепые орудия!

— Разве? Атылла — недоверчивый человек, насколько мне известно, да и людей он не слишком ценит.

— Неправда! Известно ли вам здесь, в вашем Анк-Морпорке, что он никогда не посылал солдат на убой, как делают некоторые дураки-командиры? Да, Кнут Пустынь недоверчив, но он способен оценить талант. Нам с профессором он доверял.

— В первое готов поверить, но во второе… Естественно вы были в курсе, что Атылла хочет создать империю, но это основной его лозунг, который не слышал только глухой.

— Чепуха! Генерал советовался с Марином об оптимальных способах применения оружия, о том, как лучше действовать в разных ситуациях.

— А Марин?

— Он давал хорошие советы.

— А вы?

— И я тоже.

— Правда?

— Я сказал достаточно.

Иммануил словно спохватился, что слишком расслабился в обществе собеседника, который вообще-то был врагом, а не собутыльником в баре. Кервин почувствовал, как приоткрывшаяся было дверь вновь плотно закрылась. Он попытался по новой растормошить инженера, но это было уже бесполезно. На данных о планах командования в голове Иммануила стоял гриф «особой важности», и туда никого на пушечный выстрел не подпускали.

Отчаявшись чего-то добиться, Кервин вышел из камеры, нервно приглаживая пятерней вечно торчащие в разные стороны волосы. Ситуация казалась тупиковой, и клерк чувствовал себя отвратительно, как никогда. Скорей бы уже возвращался Уорд. Не совсем же он его тут бросил!

Кервин отыскал мистера Трупера, искусного городского палача. Тот заботливо протирал тряпочкой большой жуткого вида топор с отполированной до блеска рукоятью.

— Доброе утро! Как успехи? — с бодрой улыбкой спросил Трупер.

— Я не знаю, что делать, — вздохнул Кервин. — Он молчит.

— Можешь показать ему вот это, — Трупер толкнул дверь в соседнее помещение. — Посмотри, может что приглянется. У тебя же есть разрешение патриция?

— Да, есть.

Кервин шагнул за дверь. Мда… Вот и настал момент, когда он оказался в подземелье с пыточными инструментами. Правда не в том качестве, как ожидал однажды с перепугу, но от этого было не легче. Имеющийся арсенал следовало назвать «Мечта омнианского квизитора: подарочный набор». Многие орудия запылились, но это не означало, что они пришли в негодность.

— Они очень старые?

— Наследие прошлых патрициев. Но поверь, такое добро не стареет, надо лишь смазать кое-что.

— И часто пускают в ход эти инструменты?

— Крайне редко, зато метко, — палач вошёл следом. — Гораздо чаще только пугают. Так что в нашем случае?

Кервин не ответил, он достал из папки и повертел в руках разрешение патриция. Юноше казалось, что его снова проверяют, как в начале работы, только не понимал, какого поведения ждут. В его руках было лишь разрешение, не приказ, а выбор лежал на нём. Уорд настоятельно рекомендовал воспользоваться, но здесь и сейчас не было ни старших коллег, ни мамы, которым можно отдать принятие решения, ни чужого принуждения, на которое можно свалить вину. Это была его, Кервина, персональная ответственность. Его и ничья больше.

Так ли необходимо вот это конкретное зло, лежащее в самом что ни на есть ближайшем будущем? Кервин даже не сомневался, что Иммануила не проймет простая экскурсия по пыточной камере. Допустимо ли пытать человека, добиваясь информации, если от этих сведений зависят десятки, даже сотни жизней? Действительно ли зависят? Город вполне способен пережить ещё пару таких инцидентов, как на Сырном рынке. Но ведь жизни погибших чего-нибудь да стоят! И это не считая раненных. Может чёртовы лучевые пушки можно найти по-другому? В конце концов, тёмные клерки отлично знают, откуда удобно стрелять, и бдят на крышах.

Кервин осознал, что дрожит, то ли из-за прохлады подземелья, то ли на нервной почве. Он никогда не был склонен к садизму. Да, он учился в Гильдии Убийц, но наёмные убийцы не должны чувствовать удовольствия от жестокости. Своё дело они делают быстро и не больно. Ну, почти не больно. Это признак профессионализма.

Жизни горожан или один замученный юноша, не многим старше самого Кервина? Крики, боль. Много боли. Кервин бессильно опустился на скамейку в уголке. Может… ещё раз попробовать испытать удачу? Да только Иммануил теперь не забудется, это точно.

Минут через пять к несчастному Кервину подошёл Трупер.

— Да не нервничай, парень.

Палач одной рукой неловко накинул на плечи Кервину где-то раздобытый плед, а другой протянул чашку мятного чая.

— Согрейся и успокойся. Всё когда-нибудь бывает в первый раз. Знаешь, как я волновался, когда первый раз вздергивал осужденного? Это же такая ответственность! Да ещё куча народу смотрит!

В другое время Кервин послушал бы эту историю, но не сейчас. Он просто пробормотал что-то благодарное. Трупер снова ушёл, а Кервин отхлебнул из чашки.

Мелькало в словах и тоне Иммануила что-то настораживающее. И то безразличие, когда речь зашла о всего лишь двух кристаллах... Темные клерки ошиблись, читая по зрачкам, и пушек гораздо больше? Или дело в другом?

— Мы о чём-то не догадываемся, — сам себе сказал Кервин.

Палач был мастером своего дела, думал он. Трупер умел, как поговаривали во дворце, вешать на волосок от смерти и многое другое. Он наверняка мог добиться результата с минимальными повреждениями, чтобы Иммануил не остался на всю жизнь калекой. Если забыть, конечно, о душевном здоровье. Как долго вообще выдерживают? Как долго выдержал бы он сам, если бы речь шла о чём-то невероятно серьёзном? О чём-то таком, за что не стыдно умереть?

Кервин почти принял решение, когда увидел в дверном проёме Даниэля Тенебро.

— Так мило сидишь. Чаёк, пледик, железные девы, дыба. О чём вздыхаешь?

— Я не хочу пытать человека, но там целый город!

— Не мучайся, Кервин, я знаю способ.

— Какой?

— Сравнительно щадящий. Уорд послал меня передать, что твой клиент предположительно страшно боится клизмы. Махаон говорит, что эскулапы между делом пошутили на эту тему в дороге, а Иммануил вздрагивал на слове «клизма» так, будто его Игорь пару раз молнией шибанул. Причём на обсуждении переломов он так не дёргался. Махаон не сразу придал значение этой детали, подумал, что парень просто пришествия лекарей испугался. В общем, коллеги предлагают попробовать. Я тут, собственно, для того, чтобы рассказать об этом. Где мой тёзка?

— Чистит инструменты.

— Прекрасно!

— А почему Уорд или Махаон сами не пришли?

— Думаю, Иммануил их уже возненавидел. Особенно Махаона.

— О, значит скоро возненавидит и нас.

Иммануил не сопротивлялся, пока Кервин и Даниэль перекладывали его на носилки и переносили в пыточную камеру. Помогать им он правда тоже не собирался.

— Вы ещё не передумали? — поинтересовался у него Даниэль. — Не впечатляет здешняя музейная коллекция? Я могу рассказать о ней что-нибудь увлекательное.

— Делайте, что хотите, — устало-обреченно отозвался Иммануил.

— Спасибо, что разрешил, — улыбнулся Даниэль. — Пойду заварю себе чайку, как раз, глядя на товарища, захотелось. Дорогой Трупер, займитесь пока.

Кервин в сторонке принялся угрожающе точить карандаши, всем своим видом намекая на предстоящий большой объем работы.

Когда жертва была связана, уложена на бок и окончательно обездвижена на большом деревянном столе, вновь появился Даниэль, отхлебывающий из кружки. В камере пыток опять запахло мятой.

— Как там говорят? Ах да! Хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается. Я верно говорю, уважаемый коллега?

— Это верно только с точки зрения врача, — спокойно ответил Кервин, пока его внутренний голос истерично орал, что действие превращается в безумную трагикомедию. — Пациент может думать иначе.

Он взглянул на Иммануила, который крепко зажмурился. На шее инженера и впрямь ходили желваки.

— Послушай, я бакалавр медицины и прикладной патологии. Я знаю, о чём говорю. Ну что, уважаемый Иммануил Большая Гайка… Нет, всё-таки чай горячий. Сейчас за холодной водичкой схожу.

Иммануил, уже было приготовившись к худшему, снова замер в тревожном ожидании. Вернулся Даниэль с чашкой и графином, который с нервирующей неспешностью поставил на скамейку у стены.

— Полагаю, я готов. Так что, Иммануил, — он нагнулся к инженеру, чтобы заглянуть в его лицо, — вы расскажете нам о планах вашего руководства? Как предполагается применить оружие с маленькими кристаллами?

Кервин открыл записную книжку на чистой странице и взял свежезаточенный карандаш.

— Нам тоже готовиться к диверсии? — светским тоном полюбопытствал Даниэль. — Где? Когда?

Ответа не последовало.

— Трупер!

— Да?

Иммануил открыл глаза. В поле его зрения появился Трупер в характерном палаческом капюшоне и с большой клизмой в руке. Иммануил тихо пискнул.

Даниэль пожал плечами.

— Приступайте что ли.

Трупер подошел к столу и стянул с Иммануила штаны. Инженер попытался вырваться из пут, глаза забегали в панике. Кервин сочувственно подумал, что такими темпами можно ненароком причинить вред сломанной ноге.

— Совсем небольшая процедура, — промолвил Даниэль, вдыхая аромат чая. — В анус на десять сантиметров. Сперва на дюйм по направлению к пупку, потом параллельно копчику.

— Не надо! Пожалуйста! Умоляю вас!

— Ну что ты! Она же маленькая.

Иллюстрируя слова клерка, Трупер снова продемонстрировал внушительных размеров клизму и улыбнулся обворожительно, а обворожительная улыбка палача, как известно, мало кого способна успокоить.

— Нет! — взвизгнул Иммануил.

— Ну так рассказывай, — предложил Кервин, подходя ближе и занося карандаш над записной книжкой.

— Я не могу. Не могу, — пробормотал инженер. — Нет, не трожьте меня! — дёрнулся он, стоило Труперу шевельнуться. — Боги, это сумасшествие! Кто так делает?!

— Мы?

— Ещё скажи, что предпочитаешь дыбу, — добавил Даниэль.

— Да!

— Есть подозрение, что с дыбой выйдет дольше. Планами делиться будем?

— Нет!

— Приступай, Трупер, — кивнул Кервин.

— Оружие с кристаллами в Анк-Морпорке. Генерал действительно планировал диверсию.

— Планировал? В прошедшем времени?

— Это было до того, как вы меня схватили. Я не знаю, что Кнут Пустынь думает сейчас.

— Прекрасно! — зловеще улыбнулся Даниэль. — И каков план?

— Солдаты по приказу применят лучи смерти.

— Сколько солдат?

— Небольшая группа.

— Сколько именно?

— Человек двадцать для работы с оружием и десяток на всякий случай.

— Тридцать человек суммарно? Для чего так много?

— Перестраховка.

Даниэль скептически нахмурился, а Кервин снова вспомнил о злорадстве в голосе Иммануила.

— Где скрываются солдаты и оружие? — спросил Даниэль.

Бледный до серого инженер закусил губу, испугавшись своей откровенности.

— Где они прячутся в нашем городе?

На лице Иммануила был написан стыд человека, который почти предал свои идеалы.

— Ну? Молчишь?

— Я не посвящен в подробности плана. Это всё, что я слышал.

— Не может быть, — покачал головой Кервин. — Ты был близок к Марину, и даже к Атылле. Ты сам рассказал, что генерал советовался с вами по вопросам атаки. Ты бесспорно посвящен.

— Это не так.

— Да брось!

— Я преувеличил. Для хвастовства.

— Ой ли?

— Какую же глупость я сделал! — простонал Иммануил.

Даниэль отставил пустую чашку.

— Уважаемый Трупер!

— Да?

— Я знаю, у вас легкая рука.

Трупер с клизмой шагнул вперед и даже успел коснуться пленника рукой.

— Нет! Нет! Не надо! — истошно завопил Иммануил, перемешивая вопли с истанзийскими ругательствами. — Я всё скажу! Всё, слышите?

— Скажешь чистую правду? — спросил Кервин.

— Да, правду! — последовала ещё одна истанзийская фраза, вероятно, нецензурная. — Пусть только он отойдет!

— Хорошо, правдивость мы проверим. Если солжешь, ну… мы знаем, чего ты боишься, и сделаем твой кошмар реальностью. Мистер Трупер, сделайте одолжения, отойдите на пару шагов и положите клизму, пожалуйста.

На слове "клизьма" Иммануила снова тряхнуло, как от разряда.

— Спасибо, — улыбнулся Труперу Кервин. — Мы слушаем вас, господин инженер.

Иммануил немного перевёл дух и сфокусировал взгляд на Кервине.

— Можно одну просьбу?

— Какую?

— Мы можем говорить по-клачски, как до этого? Этот ваш язык — полная тарабарщина.

— Хм, Даниэль, мы пообщаемся по-клачски? Уверен, формулировки будут точнее.

— Валяйте. Не зря же ты переводчик.

Кервин задавал наводящие вопросы по-клачски и записывал показания на морпоркском. Это походило на сеанс синхронного перевода, когда у лучших специалистов уже через двадцать минут начинает закипать голова. Кервин уложился в десять. Даниэль заглядывал через плечо в записи коллеги и временами давал совет, что спросить.

Согласно первоначальному плану, о котором знал Иммануил, Атылла собирался одновременно атаковать город снаружи большой лучевой установкой, а изнутри — с помощью маленьких. Глядя на карту, предложенную Кервином, инженер назвал места, где предполагалось разместить малые пушки. Места оказались не самые ожидаемые, но хитрость плана заключалось отнюдь не в этом.

Атылла и Усман стояли за простоту, но Иммануил убедил их в пользе применения зеркал. В конце концов он с профессором провели предостаточно экспериментов с преломлением и отражением. Три пушки способны одновременно поразить лишь три цели. Однако луч, легко прожигающий стены, можно поймать зеркалом и направить в новую цель, а потом снова отразить. Легкое изменение угла выстрела и второй залп ударит по тем же объектам, но немного в другом месте. Если же разместить зеркала в городе более творчески, что и предложил командованию Иммануил, масштаб бедствия начинал впечатлять. К тому же это прекрасно объясняло, зачем понадобилось столько засланных военных, ведь к каждому зеркалу должны быть приставлены люди.

Кервин освободил Иммануилу руки, вручил карандаш и попросил нарисовать на карте все отраженные рикошеты. Малые пушки не могли крушить скалы, но сносить несущие стены, устраивать перепланировку и поджигать все, что горит — более чем. Выходило, что за два-три залпа три лучевые пушки, благодаря зеркалам, могли нанести урон, как если бы пушек было не меньше пятнадцати. Анк-Морпорк в самом деле рисковал заполыхать. Главное сложность плана заключалась лишь в том, что он требовал исключительной согласованности действий всех участников, но исполнители успели потренироваться, а Марин с Иммануилом на основе данных разведки просчитали оптимальное расположение пушек и зеркал в городе.

Кервин и Даниэль смотрели на пленника новым взглядом. Вместо человека, павшего жертвой своей случайной осведомленности и несомненно достойного жалости, перед ним был разработчик. Но Иммануил плакал, совсем не производя впечатление коварного злодея.

— Ну полно, — Даниэль легонько похлопал его по спине, совсем легонько, чтобы случайно не задеть ссадины. — Если бы не наша жуткая бесчеловечность, ты бы ни за что не проговорился, правда?

— Зато, если ещё не поздно, ты спас множество жизней, — утешительно добавил Кервин. — Хочешь чаю?

Оставив Иммануила в камере наедине с мятным чаем, булочками и моральными страданиями, Кервин и Даниэль почти бегом направились с докладом к Ветинари.

— Чувствую себя криворуким неумехой, — заявил по дороге Кервин.

— Если ты криворукий, я вообще каракатица. С чего ты это решил?

— Я ведь ничего не могу сделать сам.

— Не смеши.

— Нет, сам посуди. Если бы Махаон не передал через тебя наблюдение насчёт фобии, я бы долго ещё не узнал план диверсии. Если бы не помощь стражи, я не попал бы дом Тынкера со всей своей маскировкой. А если бы вы с Альфредом не нашли меня в подвале раненного, я бы уже помер, наверно.

— Но ведь всё получилось в итоге.

— Получилось. Но не у меня.

Оба остановились на лестничной площадке перевести дух. Толкать речи, бегая по ступенькам, не слишком удобно. Даниэль с интересом вскинул брови.

— Мать ждала от меня так много, — заявил Кервин, — а я способен "обрадовать" её только своим трупом. Я даже Ветинари нужные данные не могу предоставить без посторонней помощи.

— Кервин, да у тебя, похоже, синдром отличника. Ты хочешь всё делать идеально и ждешь одобрения от своих авторитетов, то есть от матери и патриция. Это не совсем нормально.

— Может я и привык быть отличником, но разве человек сам по себе не должен чего-то стоить? Разве не должен быть способным сделать всё самостоятельно, а не искать, у кого списать?

— Ну, видимо, командную работу придумали троешники. С миру по нитке. Всё, наотдыхались, бежим.

В приёмной по-прежнему было суетно. Миновав очередь из сотрудников и заменив извинения милой улыбкой, Даниэль подошёл к Стукпостуку и шепнул несколько слов ему на ухо. Секретарь кивнул, извинился перед очередью и жестом позвал Кервина и Даниэля за собой в Продолговатый кабинет.

На этот раз Ветинари был в обществе двух горожанин. Судя по последним репликам, которые уловили клерки, посетители жаловались на убытки после происшествия с кристаллом. Стукпостук, ка до этого Даниэль, подошел к начальнику и зашептал на ухо.

— Я понял ваши доводы, господа, — сказал патриций просителям, — однако сейчас мне сообщили о неотложных делах. Вас посетит законник соответствующего профиля и поможет решить разногласия. Не позволяйте мне вас задерживать.

Горожане живо покинули кабинет, опасливо посмотрев на вошедших клерков. Трудно было не почувствовать, как с их появлением воздух наэлектризовался.

— Что вы узнали? — спросил Ветинари.

Кервин вынул из кармана карту города с карандашными пометками. Ветинари расстелил её у себя столе.

— Пушки две, сэр, но возможных мест расположения три. А ещё есть зеркала, чтобы отразить лучи. Это самое главное. Суммарно количество диверсантов может доходить до тридцати. В итоге по три-четыре человека на одну точку.

Юноша успел дать ещё несколько комментариев, как в дверь без приглашений просочился взмыленный клерк Альфред с блокнотным листком в руке и втиснулся между Кервином и Даниэлем.

— Простите, милорд. Арахна обнаружила одну из лучевых установок. Истанзийцы готовятся к атаке. А ещё с Арахной какая-то девочка, некая Эмилия Роуз.

Сердце Кервина екнуло.

Ветинари привстал.

— Откуда сигнал?

Альфред сверился с листком и назвал адрес. Кервин отступил назад.

— Милорд, я прошу прощения, но это… — он прикусил губу в сомнениях, потом сунул в руки Даниэля записную книжку. — Возьми.

— Ты куда? — изумился тот. — Ты же ранен!

— Там моя сестра! 

— Стоять! — раздался голос Ветинари.

Кервин замер, успев сделать лишь полшага к двери, и чуть пошатнулся, как камень на вершине горы, готовый скатится вниз, если на его край невзначай сядет бабочка.

— Отправляйтесь по указанному адресу, — распорядился патриций. — Даниэль, вы с ним. Ликвидируйте лучевую установку.

На край метафорического камня села не бабочка, туда запрыгнул целый страус, устроив камнепад. Кервин развернулся и кинулся за дверь. Даниэлю оставалось только сунуть записную книжку Альфреду и спешно последовать за другом.

Сердце билось к Кервина где-то в висках. Утешительно думать, что существуют некие «они», вездесущие, всемогущие и всеведущие, которые придут и решат все проблемы, но, когда загадочные «они» — это ты, ракурс сильно меняется.

Ветинари приподнял бровь, проводив юношей взглядом, потом бесстрастно обратился к оставшимся клеркам.

— Альфред, оповестите Городскую стражу и следите за новостями. Я должен быть в курсе всего. Стукпостук, направьте к каждой из точек на карте наиболее боеспособных сотрудников из тех, что сейчас во дворце.

Записная книжка немедленно перекочевала от Альфреда в руки секретарю, а Ветинари присовокупил к ней карту.