Темная жатва (джен)

Как следовало ожидать, канцлер и не подумал препятствовать походу Акселя Рейна в Лесной Край. Причем верить предсказанию девушки-дикарки ему было вовсе не обязательно. Истинная причина, по которой нынешний хозяин замка поддержал сомнительную затею, была до банальности простой: канцлер был заинтересован в этом походе… и в то же время ничем не рисковал. Ибо оставался в выигрыше при любом его исходе.

Прежде всего, отправившись в Лесной Край замок покидал сам командир Гвардии. Народный любимец, спаситель Кронхейма; другими словами — фигура довольно-таки неудобная для канцлера и всего двора. Уходил, что ценно, без шума и пыли; не требуя подписания указов и не заставляя опасаться бунта. И даже если б капитан Рейн вообще не вернулся из Лесного Края, жалеть о том не стоило. Равно как и о еще десятке гвардейцев, коих командир намерился взять с собой.

То был как раз один из случаев, когда потери идут на пользу. Ведь чем меньше людей Рейна оставалось в замке, тем больше оказывалось причин привлекать для охраны собственных вассалов канцлера. И тем безопаснее получалось последнему полагать себя за хозяина в этих стенах.

И все же просто избавиться от адальрадова бастарда канцлеру было не с руки. Сколь ни успел этот опытный придворный возненавидеть и Акселя Рейна, и его коронованного зачинателя; сколь ни боялся их обоих — однако на сей раз он, как ни странно, он желал командиру Гвардии успеха. Просто потому, что успех этот сулил канцлеру неплохие козыри в борьбе за власть.

Так, если бы случилось чудо, и Аксель Рейн нашел способ очистить Край от треклятых упырей, в полном распоряжении Кронхейма оказывался немаленький кусок страны. Ничейный кусок, который, на правах регента, канцлер вполне бы мог предложить… ну, хотя бы старой стерве Фриде — графине Гаэтской и владетельнице Закатного Берега.

Для Фриды же принять этот дар значило ни больше ни меньше, чем признать все притязания канцлера. На регентство, то есть на полновластное правление королевством — в том числе. Ибо в противном случае даровать какие-либо владения канцлер-выскочка попросту не имел права.

Следом можно было сделать Гаэту еще один дар: избавить его земли от набегов тьярмаркцев. Требовалось для этого не так уж много: просто превратить воинственных островитян в подданных Фриды… и, соответственно, короны. А для начала — предложить им переселиться на материк.

То есть, конечно не так все было просто: наверняка придется договариваться с наиболее разумными из тамошних вожаков — танов. Однако и здесь канцлер верил в успех: как ни крути, а даже на побережье жизнь была бы полегче, чем на маленьких, каменистых и почти не одаренных природою островках. Ну а уроженцы Закатного Берега могут и потесниться. Тем более что земли у их владетельницы станет больше, а значит и больше места для жизни у них самих.

Наконец, расчистка Лесного Края открыла бы доступ к северным горам: к Торнгарду… и торнгардским копям, принадлежащим теперь короне по праву боевого трофея. Трудиться на рудниках, добывая благородные металлы, вполне могли бы и уцелевшие жители северного города, и остатки горных кланов. Не зря же они, устами юной вёльвы, сподвигли Рейна на этот поход. Не иначе как хотят вновь обрести свою родину.

В общем, если с порожденьями Мора будет покончено, расклад в игре вокруг престола обещал резко измениться. И не абы как, а в пользу канцлера-регента. За спиной у последнего в таком случае окажется не только его самомнение, не одни лишь амбиции, но преданные север и запад страны. Вкупе с золотом Торнгарда… и супротив юга, впавшего в междоусобицу.

Ну а следующим шагом должна была стать подмога хотя бы Броену в деле отпора зарвавшейся Кире. Той останется либо сдать назад… либо, в крайнем случае, целиком сосредоточиться на Бэрвинкле. Последний волновал канцлера не особо: княжившие в нем братья отталкивали своей суровостью, достойной медведя на родовом гербе — и такой же тупостью, ими самими, как видно, полагаемой за честь. Так что новоявленный регент был бы только рад избавиться от этих двоих чужими руками.

Но это все потом, а покамест лучшее, что мог сделать канцлер — это всячески поддерживать капитана Рейна в неожиданном его начинании. Столь неожиданном, сколь и нужном… хотя пользу от него простодушный гвардеец едва ли способен понять.

И канцлер поддерживал — не жалея для похода казенных денег. Не забыл он даже о том, чтоб обезопасить ненавистного (и внезапно ставшего столь полезным) Рейна от Темного Мора. Ради этого канцлер обратился к столичным алхимикам с заказом на защитное зелье, а за день до похода представил командиру Гвардии наиболее успешного из мастеров.

Что до самого Акселя Рейна, то он сразу же обратил внимание на не совсем обычный, прямо-таки нездешний облик алхимика. Одетый как и большинство кронхеймских мужчин, тот отличался смуглостью и черными курчавыми волосами. «Неужто из загорья?» — подумал капитан… и предположение это его не преминуло подтвердиться.

— Деменсий из Артагоса, — сообщил канцлер, представляя искусного алхимика.

— Деменций, — вежливо и ничуть не смутившись, поправил тот.

— Чужеземец, — не спросил, а скорее уточнил Рейн. Доверия уроженец солнечного Артагоса у него не вызывал ни крупицы.

— И да и нет, — обстоятельно пояснил Деменций, — в прошлом я действительно был подданным Азаранской Империи… да продлит Избавитель годы ее. Но с воцарением Петрония Четырнадцатого я и многие из моих близких и собратьев по ремеслу попали в немилость. Потому и пришлось перебраться в Рикенланд.

Страну, в которой он теперь жил, алхимик, как ни странно, назвал почти правильно. В отличие хотя бы от бывших соотечественников, что именовали северных соседей не иначе как «варварами». Словом этим, звучаньем похожим на бессмысленное бормотание, азаранцы очевидно намекали на чуждость и непонятность речи соседей. А значит на очевидную невозможность разговаривать с ними на равных.

Зато «Рикенланд» был почти самоназванием… только вот употреблялся он в таком качестве разве что в летописях и указах. Да и то не всегда. Чаще же принято было говорить просто «страна» или «королевство», а на вопрос о происхождении поминать, родной город и в чьих владениях тот располагался. Потому в землях Рикенланда не было рикенландцев — но были торнгардцы, грифондолцы и все в таком роде.

— И так что же? — недовольно вопрошал Аксель Рейн, обратившись к канцлеру, — вы хотите, чтобы я что-то принял из рук этого чужака? Или вообще взял в поход?

Не только происхождение алхимика отталкивало капитана. Вдобавок, своими повадками Деменций, сам того не подозревая, напомнил ему Леннарта Кольма — советника герцога Оттара. Оказавшись с ним однажды по одну сторону бастиона, Рейн все равно не мог назвать то знакомство для себя сколько-нибудь приятным. Ибо впечатление грамотей-советник произвел на него самое гадостное: как человек без чести, двуличный… и одновременно способный найти оправдание любому своему поступку. Не говоря уж о том, сколь полезными люди вроде Леннарта Кольма пытались казаться окружающим. Просто-таки из шкуры вон лезли…

Вообще, не будучи и сам чуждым грамоте, командир Гвардии все равно питал стойкую неприязнь к людям, что избрали своим оружием перо, а не сталь. Ведь меч или кинжал, как ни крути, не лгут никогда: и убивают, и просто страх наводят они по-настоящему, взаправду. В то время как лучших орудий для обмана, чем перо и чернила, в роду людском не успели придумать и за века.

С другой стороны, алхимика-чужестранца понять тоже было возможно. Во всяком случае, поверить в правдивость тех причин, что вынудили его покинуть родину. Да, именно в Азаранской Империи зародился культ Избавителя, чьи последователи проповедовали милосердие и любовь… причем, делали это уже и в здешних краях. Но соль заключалась в том, что возник этот культ среди простонародья Империи — и сложился далеко не от хорошей жизни. На что указывало хотя бы само прозвание божественного посланника.

Императоры же Азарана и ближайшие их приспешники издревле исповедовали совсем другую веру: поклонение Красному Дракону, чей силуэт красовался на имперском гербе. И к подданным своим относились они соответственно — как и подобает огнедышащей твари с холодным сердцем. Твари, что едва ли хоть раз в жизни помышляла о любви и милосердии. Не получил оных, похоже, и Деменций из Артагоса… хотя доверия оттого Акселю Рейну все равно не внушал.

— Взять в поход вам меня все равно придется, — молвил алхимик, разводя руками, — видите ли, мое зелье — временного действия: одна склянка способна предохранить от Мора всего лишь на сутки. Это время между двумя заходами солнца, чтобы было понятно…

«Чтобы было понятно даже вам, варварам», — как услышал последнюю фразу командир Королевской Гвардии.

— Весьма сомнительно, чтобы этого времени хватило на вашу миссию, — продолжал меж тем Деменций, — и немного вижу смысла в том, чтобы заготавливать зелье впрок. Во-первых, в таком случае оно сильно отяготит вас в походе. Во-вторых, за сохранность его вряд ли смогут поручиться даже столь доблестные воины. Ну а в-третьих… не хватить может даже запаса. Вы не думали об этом? Зелье может закончиться — причем в самый неподходящий момент.

— Что ж, твоя правда, — вздохнув, с неохотой признал Аксель Рейн, — то есть, ты собираешься таскаться за нами и надеешься изготавливать зелье, так сказать, в полевых условиях?

— В полевых, в лесных, в болотных, — алхимик кивнул, — даже такое порождение Мрака как Темный Мор, в конечном счете есть часть природы. А значит, в природе же всегда можно найти средства, чтобы сладить с ним. Так называемые ингредиенты. Их там не может не быть: в частице не может быть ничего, что не нашлось бы в целом. И к тому же, иначе нельзя; как я уже объяснил, без пополнения запасов не обойтись.

Сделав паузу длительностью в мгновенье, Деменций наконец решил перейти уже к самому щекотливому вопросу.

— По поводу же моего происхождения — не извольте волноваться, господа. Я не соглядатай; государственные секреты Рикенланда меня не волнуют… скажем так, не столь волнуют, как загадки природы. Тем более что в стране осталась всего одна приличная тайна: кто станет новым королем. И станет ли кто-то вообще… Причем, ответа на сии вопросы вряд ли знают даже высшие сановники.

Сказанное алхимиком вызвало недовольство теперь уже канцлера. Правда, недовольство глухое, не высказанное им вслух. Зато Акселю Рейну эта дерзость, вдобавок изреченная спокойным тоном и как бы между делом, внушила даже некоторое уважение. Именно в тот момент Деменций менее всего походил на Леннарта Кольма: он не размазывал слова как сопли и не лебезил перед вышестоящими. Перед тем же канцлером-регентом хотя бы. Просто говорил, что считает нужным — а значит, был более-менее смел. Смелые же люди, как успел заметить за свою жизнь Рейн, очень редко оказывались лжецами.

Ночь спустя отряд из десяти гвардейцев, их капитана и алхимика Деменция выступил в поход. К чести последнего, тот неплохо держался в седле, не предавался нытью и вообще не жаловался на условия — равно далекие как от домашних, так и обстановки в лаборатории.

Дня за три отряд прошел земли короны, затем Ульвенфест, и наконец добрался до ближайшей заставы — из тех, что поставлены были отнюдь не для сбора пошлины. Ибо взять с упырей было нечего, а живые существа с той стороны границы давно уж не приходили. Вот тогда-то, пройдя заставу, гвардейцы впервые отведали зелье, приготовленное алхимиком-азаранцем.

Примерно в то же самое время на землю Лесного Края ступил еще один человек: Мастер Огня по имени Клод, не так давно слывший преуспевающим жителем города Гаэт. О зельях и снадобьях для предохранения от Темного Мора он не радел, а просто не подпускал к себе его носителей. И уверено двигался к Храму Стихий, влекомый таинственным зовом.

Впервые за несколько лун земля, захваченная Смертью, принимала гостей. Пускай и незваных — коих встречать хлебом-солью вовсе не полагалось.