Несносная Херктерент - 4. (джен)

Глава 29.

Мир чувств показал Софи ещё одну грань. Этот мир сам по себе казался довольно неплохо изученным, причём не только в теории. Благодарить за это стоит, как ни странно, Кэретту -причём не лично, а как бы опосредовано. Она довольно наблюдательна, но крайне ленива, и не любит делать ничего из того, что непосредственно на неё не направлено.

Что старшая дочь подрастает, она заметила. В массажных салонах для избранных принцессе с Императрицей доводилось бывать и раньше. Но за несколько визитов благодаря персоналу, Софи узнала крайне много занятного и полезного об особенностях своего тела. Какие прикосновения особенно приятны. Кэретта при этом просто присутствовала. Даже считала, что тоже занимается обучением дочери.

В каком-то смысле, так и было, Софи потом откровенно хихикала, читая сцены в мирренских романе, когда взрослеющая девушка не понимала происходящих с ней возрастных изменений. Девушка была из крайне религиозной семьи, единственной дочерью клинической ханжи, да ещё и ограниченной в общении со сверстницами. Узнала о происходящем с ней от священника, который потом весьма плодотворно занимался её «просвещением». Впрочем, роман был направлен против представителей одной определённой конфессии, благо, автор принадлежал к другой. «Безгривые» относятся к третьей.

Памятным летом во «Дворце Грёз» явно должна пройти ещё одна стадия обучения, благо, Софи внешне уже крайне мало отличалась от самой Кэретты. Уже с массажистами. Ничего не было исключительно из-за известных событий.

Потом Кэретта определённо решила, что за прошедшее время Софи успела узнать всё остальное сама. Она тоже считает — определённые вещи следует делать в определённом возрасте. Не раньше, но и не позже.

Массажистов в штате у Императрицы никогда не было, вот массажистки имелись. И Софи уверена, ничем «особым» Кэретта с ними не злоупотребляет. Отношения остаются обычным отношением к высококвалифицированным работникам.

Происходившее с Софи и Хейс совсем недавно крайне напоминало «особый» массаж, что уже доводилось испытывать. Но там не было чувств, были женщины маленького роста, хорошо умеющие делать свою работу. Здесь присутствовало что-то ещё. Такое, что заставляет постоянно хотеть снова увидеть человека, ощутить её прикосновения, прикоснуться к ней самой. Воспоминания о глазах, губах, теле не отпускают ни на мгновение.

Софи все учебные была как в тумане. Стало понятно, как в не самых умных книжках сбегали с любимыми на край света или шли на преступления различной степени тяжести. У неё как-то всё без крайностей проходит.

Хорошо, телефон имеет подключение к городской линии, и вечером связаться с Хейс можно безо всяких сложностей. В противном случае дней ожидания просто не выдержала бы, сбежав наплевав на все условности. Хейс сказала — испытывает тоже самое. Разговаривали часами, обо всём и ни о чём, заканчивая сильно заполночь. Научились понимать, когда другая начинает уже откровенно засыпать. Кроме всего прочего, они обе помнят ещё и слово «долг» и знают, в наступивших сутках надо быть где-то ещё.

Правда, работоспособность у обеих будет крайне пониженной.

Портрет Софи всё-таки закончила. Не придумала ничего лучше, чем вызвать Императорского Курьера с указанием, кому именно вручить. С одной стороны, не самое лучшее использование пресловутых человеческих ресурсов, с другой — Императора всё равно нет в Столице, Курьеры ему вряд ли понадобятся, да и в том доме, где Хейс живёт, с момента постройки Императорские Курьеры весьма частые гости.

Подарок Хейс очень понравился, обсуждали до утра. С утра Софи была вынуждена принять «бомбардировочные» таблетки, ибо и так практически спала на ходу.

Сниженная работоспособность не означает её полного отсутствия, прекратить рисовать Софи не в состоянии. Вот только большинство рисунков посвящено изображению различных частей строго определённого девичьего тела. Либо всего этого тела в самых соблазнительных ракурсах.

Иногда фигур две, остатков благоразумия хватает, чтобы не прорабатывать деталей лица второй фигуры. Но позы и так всё красноречиво говорят. Да и длинные распущенные волосы и характерные черты фигурки говорят о многом.

Впрочем, хотя рисунки и лежат повсюду, в комнату Софи заглядывала только Марина, а она и так всё прекрасно знает. Рассматривать особо не рассматривала, хихикать над сестрой тоже не хихикала.

Слишком уж откровенно Софи находится где-то в другом мире, крайне слабо реагируя на происходящее. Единственное отличие от разноглазой, что почти постоянно в подобном состоянии — перед Софи сейчас только один предельно яркий образ, перед Эридой их множество, и даже сама Софи в этом калейдоскопе всего лишь первая среди равных.

Окружающих Софи не замечает совершено. Садится не на излюбленное место, все уже прекрасно знают, в каком классе где оно расположено, а где придётся. Один раз только к концу часа заметила, что сидит рядом с откровенно пялящейся на неё разноглазой. Эр совершенно не умеет прятать эмоции, и за оставшееся время довелось наблюдать всю возможную гамму положительных.

Хорошо, у самой Софи вечно непроницаемое выражение так и не отклеилось.

Как там говорят, что только тем, кого змея кусала, стоит об этом друг с другом разговаривать?

Что за этот час разноглазая испытала, Софи теперь очень хорошо представляла. Находиться в немыслимой близости от любимого человека, будучи совершенно не в состоянии эти сантиметры преодолеть.

Выходя, Эрида споткнулась, упав на сидящую Софи. Знаем мы такие случайности. Софи почти забыла своё умение собираться стремительно, а вечно рассеянная Эр подобное приобрела.

Было слышно глумливое хихиканье Марины, оказывается, сидевшей сзади и весь этот час откровенно развлекавшейся наблюдением за происходящим. Даже помогла разноглазой подняться, одарив при этом сестру взглядом крайней степени гнусности и соответствующей ухмылкой. Софи запоздало соображает: на неё, сидящую вместе с Эридой, последний час пялилась не только Маришка, но и вообще все, включая портреты, наглядные пособия, рыбок в аквариуме и крокодила в террариуме.

Впрочем, о подобных мелочах Софи забыла, не успев дойти до двери.

К концу последнего урока в последний учебный день Софи уже ждёт машина с водителем. Остатков здравого смысла хватило, чтобы вызвать — в противном случае не факт, что удалось бы доехать. Сомнительно, что получилось бы миновать первый поворот на крайне превышенной скорости.

Никогда ещё так не хотелось поскорее оказаться в столице. Машина несётся, но всё равно, кажется, еле ползёт.

Вот и дом, презрев лифт, его ещё дождаться надо, Софи стремительно взлетает по лестнице.

Вот и Хейс.

Снова глаза в глаза. Сливаются губы.

Секунды, кажущиеся вечностью.

Слова просто не нужны.

Только чуть отдышавшись, Софи осознаёт — на Хейс только распахнутый халат на голое тело. Руки Софи уже вовсю ласкают под ним.

Хейс улыбается уже знакомой удивительной улыбкой:

— Сколько тебя знаю — ты стремительная.

— Поцелуй меня ещё...

— Сейчас... Только скажу кое-что, пока ещё соображаю.

— Говори... Только недолго.

— Одного пункта хватит. Мне сегодня удастся осуществить мечту всех озабоченных людей страны, а, возможно, и мира.

— Это какую? — выдыхает Софи, прижимаясь плотнее, она ещё холодная, с улицы но Хейс не отстраняется, — Меня ты получила уже. Ценнее нет ничего!

— Другую, с тобой весьма связанную. Снять с настоящей «Сордаровки» эту форму.

— И не только снять...

Софи просыпается первой. Вечер вчера и приличная часть ночи были крайне насыщенными. До чего только не додумывались. Но так как выпили совсем немного, спать легли вполне сознательно по причине сильной усталости. Сейчас мышцы ноют. Довольно светло, но время так сразу не определишь. Ни часиков, ни даже браслетов на руках нет. Хорошо хоть, Софи чётко помнит, где именно их положила. В этой комнате их нет.

Хейс мирно спит рядом. Софи немного полюбовалась, слишком уж совершенны крайней степени живописности формы. И их ещё коснуться можно где угодно. Что Софи и сделала. Хейс не реагирует, видимо, тоже устала очень сильно. Да и поспать любит, если делать ничего не надо.

Утруждать поисками одежды себя не стала, помнит, где что осталось. В ванной обнаружилось, что полотенец стало несколько, халатов тоже прибавилось. Ну, это-то ожидаемо, Хейс всегда здравым смыслом славилась.

Приняв душ, в полотенце Софи заматываться не стала. И так приятно ходить, да и одежда сегодня не слишком-то нужна будет.

Хейс всё ещё спит. Софи садится рядом. Как приятны были ласки этого тела. Снова хочется заласкать всю. А что мешает? Снова всюду касается пальцами и губами.

— Что ты делаешь?

Софи выпускает сосок из рта:

— Тебе не нравится?

— Необычный способ. Раньше испытывать не доводилось. Не с чем сравнивать. Но мне нравится...

Смотрит в светло-карие глаза.

— Люблю, когда у тебя такой взгляд.

— Ты очень жизнерадостно улыбаешься.

Хейс проводит руками по телу Софи. Просто проводит, почти не касаясь.

— Поцелуй меня...

Губы сливаются.

Софи стоит возле кровати. Хейс вставать не торопится. Софи откровенно её разглядывает, будто не насмотрелась.

— Фотоаппарат не взяла, — выдыхает принцесса.

— Зачем?

— Тебя снять.

— У меня есть. Правда, самый обычный.

— Дашь, как отдохнём. Я не Эр, пользуюсь в основном, такими.

— Дам... У неё же есть мои снимки. Во всех видах.

— Так то у неё.

— Понятно.

— Послушай, если хочешь, можешь не говорить, но она тогда только писала и снимала, или что-то ещё было?

— В каком-то смысле, было. Сама знаешь, ей крайне сложно отказать. Трогала она меня. Всюду. Не сказала бы, что так уж сильно переходя границы обычной возни в горячих. Но я бы сказала, это был, скорее исследовательский, чем какой-либо иной интерес. Мне было, считай, как на осмотре у врача. Да она и сама очень сильно робела. Признаю, тоже касалась, но не столько из желания, сколько по её просьбе. Объятия без одежды считаются?

— Зная Эр, скажу, что не считается. И не будет считаться, если она вдруг здесь появится. Человек в определённой степени больна. Но даже если и так — не советую увлекаться. Но с кем-то другим кроме разноглазой, считаться всё будет совсем по-другому, — легонько стукает Хейс по плечу.

Та ловит руку Софи, поднеся к губам, целует.

— Разве можно думать о ком-то другом?

— Если бы я это слышала впервые, — вздыхает принцесса.

— Я не думала, что мне такое кому-то придётся говорить.

— Не будем о грустном... Да и тебе хватит валяться.

Хейс проворно вскакивает:

— Я в душ. Ты со мной?

— Только что была... Но вдвоём веселее играется...

Пьют кофе. Судя по виду, кофеварка используется с весьма высокой интенсивностью. Впрочем, Хейс из тех девушек, кто знают как выглядят отвёртка и паяльник. Сама Хейс в «Красную кошку» всё-таки нарядилась, Софи пока и так хорошо. Пока она никуда не собирается. Хейс сидит напротив, хотя и рядышком могла бы устроиться

— Как ты тут такую стерильность поддерживаешь? — мурлыкает Софи, двумя руками держа крошечную чашечку у губ.

— Это не я, есть приходящий персонал. Я так понимаю, с ними договора на обслуживания на десятилетия заключают. Я с ними не пересекаюсь почти. Свободные дни у них такие же, как и у всех. Так что, сегодня тут никого быть не может.

— Да, длительный найм для обслуживания таких домов очень распространённая вещь. Претензий никаких не имеется?

— Абсолютно всё устраивает.

Софи отпивает микроскопический глоток

— Ловко ты кофе делать научилась!

— Знаешь, мне кажется, в некоторые периоды времени кофе у меня основная жидкость в организме.

— М-дя! Если бы ты моей одногодкой была, в наших любимых стенах ты бы им сейчас упивалась. Не хочется разноглазую хвалить, а приходится. Из-за её любви к этому напитку теперь бесплатно могут пить все остальные.

— Очень на неё похоже, — Хейс чему-то улыбается, — знаешь, прошлое сейчас и вовсе волшебной сказкой кажется.

— А сейчас разве не сказка?

— Сказка ещё лучше, только для взрослых.

Теперь уже Софи весело усмехается. Вытягивает под столом ногу, коснувшись бедра Хейс. Та весело стреляет глазами:

— Я уже поняла, что твою богатейшую фантазию очень сильно недооценила. Что ещё придумала?

— Пока только мысли строятся. Я же всё-таки, воин. Их мыслям строем ходить положено.

Хейс чуть кофе не давится.

— Скажешь, когда построятся. От меня что-нибудь требуется?

— Да вот думаю. Сама знаешь, «Красная кошка» не зря красивая такая. Часто снятые трусики остаются в качестве подарка, в знак так сказать, особого расположения к человеку. Не менее часто по разным причинам, воруются.

— Сейчас снять? — Хейс приподнимается. Софи ногой останавливает её руку.

— Не надо. У меня у самой тоже «Кошка». Даже цвет одинаковые.

— Модели из разных коллекций, — Хейс что-то слишком весело ухмыляется.

— Успела вчера рассмотреть? — Софи откровенно напоказ дурачится.

— Ну конечно, я девушка очень наблюдательная. На всё, с тобой связанное, эта наблюдательность особенно сильно распространяется.

— Да ну? — Софи вертит над столом кисть руки. — Сколько браслетов и колец было?

— На какой руке?

— Всего. И везде.

— Колец — пять, четыре с рук, одно с пальца ноги. Браслетов — тоже пять, четыре с левой руки, один с правой ноги. На правой руке были часики. Ещё была цепочка с кулоном, серьги и обруч на волосах. Тебе захотелось совсем всё поснимать, чтобы на нас только духи и помада были. Могу сказать, что где лежит.

— Ну ты и зануда! — восторженно выдыхает Софи. — Стоило в такую влюбиться! Где тогда предмет, что ты жаждешь обладать располагается?

— Может, ты мне эти свои трусики подаришь? Они как раз на большом зеркале болтаются.

Софи вспоминает, что это так и есть. Хейс, действительно, убийственно наблюдательная.

— Хочешь такого подарочка? Будет он, только заработать понадобится.

— Что сделать надо?

Софи над столом наклоняется. Облизывает губы.

— Думаю, ты догадаешься.

Хейс сидит, Софи лежит, положив голову ей на колени. Посмеиваясь, гладит груди возлюбленной. Рука Хейс у неё на бёдрах.

— Тебе чего-нибудь ещё хочется?

— Уже нет, — вздыхает рослая красавица. — Миленькая, ты такая неутомимая! Такая выдумщица...

— У тебя тоже... С идеями и реализацией всё хорошо...

Софи смеётся.

— Отдохнём немного и продолжим?

— Только теперь понимаю, сколько смыслов имеют легенды о Еггтовской выносливости и неутомимости. Я же, всё-таки, не Еггта. Давай просто поговорим... Но если хочешь ещё чего... То тоже можно, но предупреждаю — буду лежать, как бревно.

— Было бы интересно... Но раз уж не хочешь, настаивать не буду. Тем более, с тобой так о многом можно разговаривать... Хочешь что-то определенное узнать? Или, может, просьба какая есть? Знаю, ты гордая, но сейчас нет места этому чувству. Сама знаешь мои возможности...

— Даже слишком хорошо знаю, — переглянувшись, обе хихикают. — Нет, у меня абсолютно всё есть. Просто, послушать ещё хочу, как ты говоришь.

— О чём?

— О чём хочешь.

— Тогда нескромный вопрос можно?

— Куда уж нескромнее, — теперь уже обе от смеха не удерживаются.

Софи снова сжимает груди Хейс.

— Тогда, в школе, тебя ещё и неприступной звали. Тогда я ещё не до конца понимала многозначительность этого термина...

Хейс гладит Софи по бёдрам и животу.

— Зато потом прекрасно разобралась что он значит. Не всего можно добиться силой или золотом. Правильные слова говорить нужно, и многие неприступные твердыни сами падут.

— О золоте поговорить и хотела, — чуть хмурится Софи. — Я тогда не всё до конца понимала. Но сама знаешь, даже в тех стенах разовая или на какой-то срок благосклонность вполне покупается и продаётся. Вот и узнать хочу... Средств у тебя тогда был не переизбыток.

Хейс проводит Софи рукой по щеке. Теребит волосы.

— Не маленькая, всё понимаю. Хочешь узнать, не пытались ли меня купить. Сразу скажу, Яроорт — я знаю, вы разбежались — такого делать не пытался. Ни со мной, ни с кем-либо другим.

— Надо же, насколько принцем оказался! — недовольно морщит носик Софи.

— Хотя ему бы стоило только поманить — любые ножки перед ним раздвинулись. Ну, или любая другая часть тела была бы в полном распоряжении. Некоторые... условные мальчики на него тоже заглядывались.

— Ты бы тоже раздвинула, помани он?

— Да, и я! — Хейс слегка щёлкает Софи по носу. — Да и ты, будь тогда и там в том же возрасте, что и я, тоже не устояла бы.

— Устояла же! Хотя, признаю, не уверена, правильно ли сделала...

— Обстановка изменилась. Это тоже довольно значимая вещь для принятия самых разнообразных решений. Признаю, о ком-то определённом я только о нём фантазировала.

Софи гладит груди Хейс, слегка соски задевая.

— Ты тоже была объектом... Крайне многочисленных фантазий.

— Разве это плохо? Теперь этот объект ты.

Софи улыбается.

— О фантазёрах и хотела поговорить. Много кто с тобой договориться пытались?

Хейс несколько мрачнеет.

— Да чуть ли не на первом году появляться стали. Не беспокойся, не извращенцы, возрастная озабоченность, на полгода-год старше меня.

— А ты что?

— А я по-всякому! — Софи с удивлением слышит в голосе Хейс злое веселье Марины. — Сначала просто делала вид, будто дура и не понимаю, на что намекают.

— Не очень умная идея. Это всё раньше проходят, а учебники крайне познавательно написаны.

Хейс хмыкает, в точности как Марина. Даже не вспомнишь, кто у кого научилась.

— Так я и сказала, плохая была идея, особенно применительно к деревенской, кто куда подкованней в определённых вопросах, городских, и они это прекрасно понимали, тем более, видели — я небогата.

Потом стала смеяться. Стала прогонять. Словом унизить я ещё как могу. Потому я Страх-И-Ужас. Пару раз даже кулаки применяла. Я ведь сверстничков, так сказать, многих была просто крупнее, а драться меня ещё дома учили. Там стиль простой — рессорой от трактора по хребту. Крепким быть надо. Что отец, что мать что дядька считали, девочкам драться не вредно. Вот мы все и крепкие. Отец хвастался, если не врёт, хотя шрам показывал, об него гвардеец южан штык сломал. А он ему шлем в шею вбил окопной дубинкой. Что ты смеёшься? — Хейс начинает щекотать Софи. Та змейкой извивается.

— Прекрати! Знаю я, как вояки хвастаются. Твой отец, безусловно храбрый человек, просто детям сказать забыл, что, наверняка, в пехотном панцире был. Их противотанковые ружья не всегда пробивали.

Хейс зажимает рот от смеха.

— Знаешь, а ты права, он штурмовиком и был. Панцири эти я в школе видела, их только такие здоровяки нормально таскать и могли.

— Или такие дуры, как Рэдрия. Её в таком чуть не убили.

— Сказала бы, что сурово, но вспомнила, как сама чуть Ленн не убила.

— Поразилась, когда смотрела, как ты лихо с Ленн тогда разделалась.

— Тебе понравилось?

— М-м-м! Очень-очень, — Софи прикрывает глаза, словно давая разрешение гладить себя всюду. Разрешением тут же и воспользовались. — Тогда первый раз что-то вроде влечения к тебе почувствовала. Кровь на снегу — это и страшно, и притягательно.

— Кроме всего прочего, дядю следует благодарить ещё и за это. Он был последнего призыва, кого ещё учили абордажному фехтованию. Учил меня ещё и этому. Здесь этот стиль довольно популярен. Ленн много от чего нос воротила, за что и поплатилась, став калекой. Фехтовальщику зала ничего не светит против абордажника. Я это знала, она — нет. Ещё и с Яроортом тогда повезло просто невероятно. Его меч — вариант абордажной сабли. Он знал, с чем я часто упражняюсь. Сразу понял, что Ленн нарвалась.

Хейс проводит рукой над лицом Софи. Та ловит пальцы губами. Уж привычный солоноватый вкус самой себя. Другая рука между бёдер Софи тоже неторопливо этим вкусом наполняется.

— Ласковая ты моя! — руки местами меняются. Софи к груди приподнимается. Хейс помогает ей лечь поудобнее. Придерживает, как маленькую. Вскинув голову и прикрыв глаза, стонет, — Поделай мне, как ребёночек!

Софи принимается чмокать, как младенчик.

Хейс не прекращая совсем не как ребёнка ласкает Софи. Некоторое время вместе блаженствуют.

Софи удаётся отдышаться первой.

— Давай ещё о тебе поговорим. Я запамятовала, какой номер дивизии твоего отца был?

— Двадцать Шестая пехотная Стальная имени Его Императорского Величества, сформирована по высочайшему указу от... — неожиданно чётко рапортует Хейс, тяжело дыша, даже глаз не открывая и гладить Софи не переставая.

— Дальше я и сама знаю. Их на самом деле гвардейцы южан боялись.

Хейс облизывает собственные пальцы. Выдыхает.

— Они там, с Юга, почти все двухметровые были. Ничего. И таких сломили... Мы сильные...

— Я знаю. Ты о себе дальше давай.

Хейс далеко не сразу, продолжает.

— Деньги тогда предлагать начали... Ну, тут часто достаточно было просто рассмеяться и сказать: «Я куда дороже стою!» Что интересно, суммы побольше не набрал никто. Потом просто поняли, я не из таких, и пару лет было тихо. Вот на последних годах снова началось, правда совсем на другом уровне. Один был...

— Кто? — настораживается Софи. — Имя, мы тут все в одном мире живём, и я хочу знать, кого от людей примерно моего поколения ждать.

Пожав плечами, Хейс называет имя, добавив:

— Этот хоть и дурак, но честный. Хотел инстинкт реализовать, и попробовать решил начать с лучшего образца человеческой породы в поле зрения. Прямо сказал, чего хочет, и готов заплатить любую сумму. Сама знаешь, у него деньги есть.

Я слишком гордая. Меня он совершенно не привлекал. Но и со слухом проблем он не имел, и «нет» прекрасно услышал. Даже не обиделся, плечами пожал, и пошёл договариваться с теми, кто посговорчивее. Насколько я знаю, прекрасно договорился.

— Просто попытаться ухаживать никто не пытался?

Хейс довольно ощутимо щиплет Софи.

— Что пытаться от меня общепринятым путём чего-то добиться, прежде всего надо нешуточной смелостью обладать. И хоть что-то из себя представлять. Сверстники только сиськи да задницы обсуждать горазды. Вот подойти и что-то по-человечески сказать — большинство трусоваты. Только на вопли в стиле нижних обезьян и способны. Да я ведь послать очень далеко могу. Лютым посмешищем в своей стае быть — никому не хочется. Я ведь как линкор, большая, красивая, злая, сильная да очень-очень гордая. Снарядами издалека меня засыпать очень-очень долго можно. Бить вблизи — но я знаю, где мины, а на торпедный залп — попробуй, подойди.

Да и добьёшься — мне, как линкору немало ресурсов требуется. Найдёшь, где взять?

— Ты же говорила, девушка скромная, — замечает Софи.

— Скромность — она разная бывает. Даже где я родилась девочек вполне учат брачные контракты составлять. Плюс есть неписанные правила при несоблюдение каких условий мужа можно гнать из дому, а при нежелании уходить, ещё и вся родня явится помочь. Семьи в тех краях большие.

— Надо понимать, аналогичные писаные и неписаные правила есть и для и для женщин?

— Разумеется. Мы же современное общество. Убить при некоторых обстоятельствах можно и дело замнут, но вот бить ни при каких обстоятельствах нельзя.

Софи хихикает, наслаждаясь прикосновениями и логичностью возлюбленной.

— Девушки не пытались с тобой договариваться?

Хейс гладит её по животу, спускается всё ниже.

— Проблема не столь остро стоит. Сама знаешь, в горячих источниках очень многое дозволяется...

— Потом разноглазая оттуда и не вылезает.

— Большинству было достаточно допустимого в горячих. За их стенами мне только однажды предлагали, — называет имя, — но она явно просто проиграла какой-то спор Ленн с компанией, и по условию должна была подойти ко мне с определённым предложением. Она и подошла. С приличными деньгами. Сразу их показала. И прямыми словами, чего и сколько раз ей надо.

Я так же прямо её послала. Она тоже не обиделась и ушла. Видимо условие спора было выполнено, а мой ответ её и вовсе не интересовал.

— Мальчики ещё были?

— Было одно... Существо мужского пола, — источать десятки оттенков презрения Хейс умеет мастерски, сейчас — наивысший. Выплёвывает имя.

Софи чуть голову приподнимает. Крайне серьёзно смотрит Хейс прямо в глаза.

— Ты — сказала, я — запомнила. Дальше что было?

— Не считая угроз устроить мне групповое изнасилование в извращённой форме и по всяческому мне отомстить — то ничего больше. Видимо, когда я с вами подружилась, хватило ума понять — отомстилка не выросла.

Софи садится лицом к Хейс. Трётся носом об нос.

— Не грусти. Ничего у него уже не вырастет. Притом, уже никогда. Попался на попытке изнасилования.

Что изнасиловать собирались Марину, возлюбленной знать не обязательно.

Хейс обнимает Софи, посильнее прижимая к себе.

— Это уж ты меня извини. Вместо приятного да смешного навспоминалось всякого...

— Ладно! — чуть шмыгает носом Софи, глаза предательски щиплет, — Пошли уж тогда у камина полежим, как два бревна.

— Он же электрический. Огонь не настоящий!

— Зато тепло, вино и мы с тобой вполне настоящие!

Ненастоящее электрическое пламя в ненастоящем камине. Пред ним — куда более настоящая, более того, почти обязательная в подобных залах белая шкура ужаса льдов. На ней в своём самом настоящем виде расположились Софи и Хейс.

Софи сидит, вертя в руках полупустой бокал, Хейс лежит рядом на животе. Любуются друг другом. Хейс ещё и на стоящий недалеко от её носа бокал поглядывает.

— Так и будем два брёвнышка изображать? — озорно щурится Софи.

Хейс чуть поворачивает голову, смотря одним глазом.

— Только не говори, будто что-то ещё придумала! Вот теперь точно ничего больше мне не надо. Говорила, как фантазируешь о бревне, любить кого-то совершенно неподвижного. Ну, вот оно. То есть, она. То есть, я. Осуществляй, чего ты там нафантазировала.

Софи хитренько щурится.

— Спасибо, конечно. Но мне куда больше нравится, когда мне всё-таки, отвечают.

— Так чего ты хочешь? — Хейс силится приоткрыть второй глаз.

— Давай выберемся куда-нибудь, проветримся. Мы друг от друга совсем опьянели.

— Не. Устала и спать хочу. Ещё немного — и тут усну, Еггта электрическая. Камин только выключи.

Софи возлюбленную за плечо тормошит.

— Не надо спать. Для выведения из подобного состояния у меня есть таблетки.

— Откуда? — в глазах Хейс вспыхивают огоньки Страх-И-Ужаса. — Я не держу и никогда не пользовалась ничем подобным.

— О-о-о! Не волнуйся, всё законное, более того, состоящее на вооружении.

— Тебе-то оно зачем? И так дополнительных моторчиков не сосчитать сколько.

Софи дуется. Говорит с показной обидой.

— Это для долгих полётов. У каждой девушки, связанной с авиацией, такая вещь обязательно есть в сумочке. Лётчиц в Столице много...

— Угу. Ещё говорят, они все... В общем, как мы с тобой. В лучшем случае, у каждой заместо мужчины снаряд от авиационной пушки.

— Вообще-то, для этих целей некоторые калибры вполне подходят, — с убийственной серьёзностью сообщает Софи. — Возможно, и кого из мужчин по эффективности превосходят.

Хейс от смеха давится. Отсмеявшись, приподнимает предплечье.

— Ладно, неси своё снадобье. Если встану после принятия, будем собираться. Ты хоть помнишь, где твоя сумочка валяется?

Софи уже на ногах. Язык показывает.

— А то!

Убегает. Хейс утыкается лицом в шкуру.

Времени для сборов понадобилось сильно больше обычного. Но развитие медицины и прямые пинки Софи творят чудеса. Девушки выходят на воздух. Хейс оглядывает знакомую обстановку так, словно видит впервые. Кожаная шляпа со знаком «I» красуется на голове Софи. Саму Хейс венчает школьная зимняя шапка с гербом.

Хейс с шумом втягивает воздух:

— Действует ваша гадость. Может, тебе принимать не стоило? И так наэлектризованная.

— Я хочу испытывать те же ощущения, что и ты, — беззаботно машет рукой Софи, — тем более, принимала это раньше.

— Пойдём или поедем?

— Тебе решать.

— Я бы прогулялась.

Софи берёт её под руку.

— Выдвигаемся!

Хейс вяло и безуспешно пытается отстраниться.

— Может, не стоит? Увидеть могут...

Софи задирает подбородок, покрепче удерживая Хейс, хотя та и не вырывается.

— Пусть видят. И тебя, и меня. В этом районе я в половину домов могу без приглашения заходит, а вторые только и мечтают, чтобы я их приглашение приняла. Тебе же лучше, если нас вместе увидят.

— Почему?

— Тебя и так считают не то полупринцессой, не то чьей-то южной принцесской. Ты сама, как умница, помалкиваешь. Теперь все видят тебя и меня. Что решат?

— У меня и так голова болит, — стонет Хейс, — безо всякой вашей грызни Великих.

— Ну, теперь-то это грызня в какой-то степени ещё и твоя, — усмехается Софи. — Если серьёзно, то теперь решат, что ты признанная при Дворе, скажем так, моя сестра второго порядка. Личное признание ЕИВ — это одно. Признание при дворе — совсем другой уровень. Такого полтораста лет не было. Это очень серьёзно. В любых кругах.

— Мир он того... Весьма циничный и наблюдательный, — угрюмо выцеживает Хейс, не разделяющая оптимизма Софи, да и слегка опасающаяся за своё нынешнее положение. — Если решат то, что есть на самом деле?

Софи довольно-предовольно щурится.

— Возлюбленная Принцессы Империи! Ты только послушай как звучит! — от такой улыбки у Хейс даже голова проходит. Не уверена, что ответная улыбка подаёт хоть какие-то признаки разума. Но Софи плевать. — Моя возлюбленная. Это самое серьёзное, что только может быть.

Идут рука об руку. В этой части города обитатели, несмотря на богатство, ещё не разучились ходить своими ногами. Софи слишком заметна, но многие подмечают незнакомку рядом с ней. Протокольные приветствия, такие же ответы. Попадаются и несколько знакомых Хейс — их состояние совершенно неописуемо. Уж очень сильно высокую красавицу они недооценивали.

Оптимизм Софи Хейс по-прежнему не до конца разделяет, но её жизнерадостностью невольно заражаешься. Даже на глупости снова тянет:

— Софи, можешь мне кое-что подарить?

— Что именно? Ты же говорила, у тебя всё есть.

— Такого нет — твоего портрета, чтобы только в туфельках и этой шляпе.

Софи разворачивается. Некоторое время зачем-то взглядом профессионального художника разглядывает Хейс. Взгляд настолько откровенно раздевающий, Хейс даже немного засмущалась. Будто Софи чего-то не видела.

— Сделаю! Только перчатки ещё добавлю. Как именно, уже поняла. Только у меня тоже условие. Тебя тоже сделаю. Только в этой шапке. Рядом их повесишь.

Хейс пытается встать по стойке «смирно» и козырнуть, благо шапка почти армейская.

— Знаешь, фото или рисунки девочек только в шапках, вроде моей, или отдельных предметах школьной формы вполне себе в определённых журналах печатаются. Или не вполне легально продаются.

— На рисунках — чьи-то ночные фантазии. На фото — точно не школьницы, этот вопрос контролируется, хотя инциденты случаются. Исключительно по причинам, что некоторые излишне хорошо развиваются. Ты, кстати, тоже не школьница и можешь на этих страницах появиться. Я вполне делала рисунки для журналов. Правда, другой тематики...

— Прошу, не делай этого! — Хейс даже руками испуганно закрывается, хотя её кожаный плащ почти все формы скрывает.

— Разумеется, не сделаю! — смеётся Софи. — Ты просто забыла, какое у меня чёрное чувство юмора.

— Это оно у твоей сестры такое, — ворчит Хейс, — у тебя не чёрное, а на тему половых отношений сдвинутое. Притом с моей помощью.

— Ладно, не дуйся. Куда хочешь пойти?

— Не поверишь, я два с половиной года живу в лучшем районе страны, но совершенно его не знаю. В Университетском знаю всё, но туда не хочется совершенно. Да и там сегодня, по большей части, закрыто.

— Зато тут жизнь просто шестопёром по голове, — хмыкает Софи. — Я тут неплохо ориентируюсь. Хотя, признаю, познания теоретические. Ты и любимого сестрёнкиного «Орла» не знаешь?

— Только где расположен географически. Марина твоя сестра, а не моя.

— Знать бы надо, — трёт подбородок Софи, — туда Сордар частенько захаживает, когда в Столице.

— Это туда она въехал верхом на зебре? — совсем по-детски хлопает глазами Хейс, но Софи знает — такое выражение — одно из главных видов вооружения Страх-И-Ужаса, отличающегося повышенной убийственностью и универсальностью при исполнении любых задач. — Слышала, но не люблю это место.

— Странно... — «Орёл» нравится Марине. Понятно, исключительно из-за визитов туда с Сордаром. — Ты же там даже не была.

— Продолжают регулярно приглашать, — пожимает плечами Хейс

— Не разобрались, кто ты?

— Нет, понимают прекрасно. Им кажется ужасно забавным поиметь любовницу принца. Его дочь — ещё лучше. То, что я регулярно им вежливо отказываю — только раззадоривает ещё больше. Характер некоторых развлечений совершенно не меняется. Я деревенское в себе за несколько месяцев изжила, другие годами не могут от сословных предрассудков избавиться. Даже у Ленн куда меньше спеси, хотя её Дом гораздо древнее.

— Понимаю, ещё не была, но уже ожидаешь неприятностей. Тогда, действительно, лучше не идти. Тут, к счастью, всё близко.

Пышное здание с не менее пышно оформленным входом почти миновали, прежде чем Хейс осведомляется.

— «Золотая Звезда» чем плоха?

— Ничем, — Софи зажимает от смешка. — Там даже по мнению Кэртетты дороговато.

— О как! — Хейс призадумывается. — В чём-то тут другом дело, иначе бы они прогорели.

— Не, не прогорят, — Софи веселится уже откровенно. — Там Кэрдин доля принадлежит. И...и... — словно боится сказать что-то, хотя какие у неё от Хейс могут быть секреты? Решительно махнув рукой, выпаливает:

— И мне. Притом лично — один из подарков ЕИВ на десять лет. Как раз десять процентов мне и принадлежит. Не пойму, пошутить ему хотелось, или что? Вот! Туда и пойдём! Частично моё, а не была там никогда. Вполне подходящее место для приземления. Разворачиваемся и пошли.

Теперь уже Софи похожа на буксир, тянущий за собой линкор.

Впрочем, при входе кто тут кто поняли сразу.

Софи приветствуют полным титулом, принцесса, почти позабывшая, как он звучит, чуть не уронив челюсть, дослушивает до конца. Она и не знала, что кто-то, кроме Маришки этот титул наизусть помнит.

К Хейс обращаются стандартным титулом урождённой принцессы. Таких в стране довольно много, даже в таком месте как «Звезда» не могут знать всех в лицо.

— Мы бы хотели провести время в «Золотом Зале», — заявляет Софи. — Не беспокойте нас какое-то время.

Про этот зал, образец архитектурной и кулинарной роскоши, даже Хейс немало слышала. Один из символ Столицы как-никак. Саму её туда не звали — дороговато получается даже для весьма титулованных шутников.

Хейс ставит локти на стол, подперев ладонями подбородок, весело смотрит на Софи. По слогам певуче произносит:

— До-жи-ла! Ко мне, деревенской девочке, обратились, как к принцессе.

Софи приняв аналогичную позу, осведомляется:

— Ты разве не рада?

— Рада ещё как. Просто на столе танцевать готова, лифчиком притом размахивая. Но слишком хорошо помню поговорку «чем выше залезешь — тем больнее упадёшь». Вот я куда забралась... Что останется, если вниз полечу? Что будет хотя бы через год?

— Я никому не позволю навредить тебе, Хейс. Ни сейчас, ни через год. Никогда, в общем. Я же люблю тебя.

— Пока просто никто ничего не знает.

Софи с усмешкой пожимает плечами:

— Думаю, все всё знают. И раз нам позволили прийти, всё всех устраивает.

— Уверена?

— Простая логика МИДв, — хмыкает Софи, — там должны быть инструкции на предмет вступления меня в связь с кем-то. Отец очень не любит, когда ему что-то сообщают невовремя. Повторюсь, раз мы ещё здесь — то всё хорошо. Эрида и Марина поняли сразу, что между нами происходит. Неужели ни о чём не догадались волкодавы Кэрдин?

Хейс предпочитает промолчать. Боевая химия, кроме прочего, стимулировала и мозговую активность. На скорость мышления Хейс и раньше не жаловалась. Просчитываются исключительно мрачные для неё самой варианты будущего. Хотя, формально пред законом в Империи все равны, но опять же, все знают, с какой избирательностью законы работают.

— Заказывать что будешь? Не просто же посидеть мы сюда пришли.

Хейс закрывает меню.

— Впервые за много лет я опять почувствовала себя деревенской дурой, ибо оказывается, в нашем языке есть множество слов, что я не знаю.

Софи чуть улыбается.

— Не вини себя. В кухне такого уровня две трети слов — мирренские. Сейчас, по понятным причинам идёт ещё и борьба с южным влиянием во всех сферах. Это мирренские слова нашей азбукой записаны. Я и сама далеко не всё понимаю, больше по смыслу догадываюсь.

Хейс снова меню распахивает. Пытается вчитаться. Глаза округляются.

— Всегда говорили, я слишком серьёзная. Точно! Мирренский, но я всё равно таких слов не знаю! — теперь смотрит просто умоляюще.

— Забавно смотреть, как у тебя лицо меняется от разных эмоций... Раньше мне казалось — лицо у тебя малоподвижное.

— Раньше я не любила никого. Всегда те или иные маски носила. Не то, что сейчас, когда мне совершенно нечего от тебя скрывать.

— Спасибо, Хейс. За доверие. Просто, за то, что именно такая, как есть. С заказом просто поступим. Принесут тоже, что и мне.

— Могли ещё летом начать...

— Так и начали почти.

— Почти не считается. Даже хорошо, что не начали.

— Не ожидала, что так скажешь, — искренне изумляется Софи.

Хейс с грустью улыбается:

— За те месяцы каждый день рядом успели бы друг другу надоесть, а то и поссориться. Я довольно тяжёлый в общении человек, ты тоже не самая лёгкая. Так, с перерывами, даже лучше получается.

— Замечательно всё получается! Логикой твоей сражена. У-у-у! Зануда моя любимая! — задорно смеётся Софи.

— У нас всего лишь четвёртый расчётный день такого близкого общения.

— Телефон не считается?

— Разумеется, считается. Но что будет, когда телами друг друга насытимся в достаточной степени?

— Я ещё долго этим продуктом питаться готова, — Софи облизывается. — М-м-м! Вкуснятинка!

— Ты тоже очень сладенькая. Я очень сладкое люблю.

— Думала, ты солёное предпочитаешь.

— Оно мне тоже очень нравится!

Софи поднимает бокал.

— Видала людей, отмечающих каждый день, проведённый вместе. Выпьем за это!

Дзинь!

— Ты о чём-то грустишь. Я же вижу.

— Не грущу. Просто о будущем думаю. Той его части, где тебя уже не будет рядом. Сама же понимаешь — это всё не навсегда.

Софи наклоняется над столом. Хочется свести дело к грубоватой шутке.

— Как ЕИВ выражается, «я всех своих женщин помню». Ты же у меня ровно одна. Да ещё и первая. До смерти тебя не забуду. Я в полной мере дочь своего отца.

— Тебе-то за любовь ко мне ничего не будет. А вот мне могут и голову оторвать. Даже в прямом смысле.

— Не посмеют! — лязгает металл в голосе Софи. Взгляд способен убить.

Хейс понимает: удостоилась редчайшего зрелища — впервые за столетия человек видит, с каким лицом шла в бой одна из Великих Дин. Почему они внушали суеверный ужас.

Даже как-то светлее становится, ибо теперь Хейс понимает — действительно никто не посмеет возлюбленной принцессы хоть как-то навредить.

— Я верю тебе, любимая. Теперь чувствую себя защищённой. Ты говоришь, как Принцесса Империи.

— Я не бросаю слов на ветер, любовь моя. И хватит о грустном. Я только о чём-то приятном хочу думать. В основном, о тебе.

В глазах Хейс слёзы.

— Не плачь. А то и я заплачу.

— Да я смеюсь уже. Вспомнила, как в родных местах на меня ругались. «В столицу она, видите ли собралась. Вина с принцами попить захотелось». Вместо принцев, правда, принцесса, но тоже неплохо!

Теперь уже Софи смешно.

— Это идея! Вызовем фотографа МИДв, снимет нас вместе. С бокалами вина. Я ещё и подпишу. Отправишь родственникам... Пусть посмотрят, с кем ты вино пьёшь! Жалко, мы их лиц не увидим.

Хейс чуть бокал не роняет.

— Ты знаешь, я даже не думала о таком.

— Это потому, что ты справедливая и нисколечко не вредная.

— Разрешите к вам присоединиться, юные леди?

Кроме членов Императорского Дома только у одного человека хватит наглости чтобы вот так подойти к Софи и предложить присоединиться. Именно этот человек рядом и стоит. Кэрдин собственной персоной.

Хейс испуганно ойкает.

Софи гордо задирает подбородок:

— Если я не разрешу, то что будет?

Кэрдин чуть наклоняет голову на бок. Ясно, у кого Марина переняла этот жест.

— Ты уверена, что стоит так поступать?

Взгляд Ягр мало кто может выдержать — Софи не из их числа.

— Знала, куда и зачем идёшь. Садись!

Кэрдин напротив усаживается. Меню перед ней словно по волшебству появляется. Ягр вскидывает руку.

— Не надо, принесите мне того же, что и миленьким девушкам.

Как только остаются втроём, неожиданно весело заговорщически подмигивает Софи.

— Не пытайтесь притворяться. Всё равно не умеете. Счастливые слишком. Я ещё не позабыла, как влюблённые выглядят.

Сколько раз уже такое бывало — испытываемый к Ягр страх пропадал после её первых слов. Кэрдин сразу же отвечает на незаданный вопрос.

— За твоими перемещениями вне школы наблюдают. Для тебя нехарактерно вот так резко с места срываться и вот так, в чём и была из точки один в точку два, мчаться. Для неё, — кивает в сторону Хейс, — крайне нехарактерно принимать в «Доме у Замка» гостей. Проще говоря, она этого не делала ни разу. Сразу отпал вариант, что на этой территории встреча с кем-то третьим запланирована. Да и ты несколько дней исключительно по одному номеру часами разговаривала. Довольно очевидно, что жаркая встреча именно между вами двумя намечается.

Софи промолчала. В общем-то, знает, её телефонные переговоры фиксируются. Не хочется знать, записываются они или нет.

— И что скажешь? — холодно осведомляется принцесса. — Как человек, а не как министр.

— За двоих сразу отвечу. На наши интересы ваши чувства никак не влияют. В политическом смысле контакт такой близости с человеком из народа скорее выгоден, нежели нет. Среди Великих Домов и вовсе внимания не обратят. Там даже модно подобные связи поддерживать. Особенно среди мальчиков. Тут я даже за, ибо там и так вырожденцев полно, а с этим они и вовсе кончатся в обозримом будущем. У меня только меньше забот будет. Кэретта со своей установкой на рождение ЕИВ детей — скорее исключение, нежели правило.

— Я, в любом случае, ещё лет десять рожать не собираюсь, если ты об этом.

— Да и у меня примерно аналогичные планы, — замечает Хейс.

Кэрдин усмехается:

— Хорошо, развитие медицины пока не позволяет женщинам рожать совсем уж без участия мужчин. По крайней мере, биологический материал ещё требуется. Технически уже ясно как можно и вовсе мужчину исключить из процесса воспроизведения. Впрочем, вынашивание одной женщиной ребёнка другой с медицинской точки зрения уже возможно, вопрос находится в рамках законодательного регулирования.

Хейс почему-то переглядывается с Софи. Обе глуповато хихикают.

— ЕИВ знает?

— Разумеется. Узнал даже раньше меня. Своя сеть осведомителей и техническая разведка у него тоже есть.

— Что сказал?

— Посмеялся.

— То есть, реакции никакой не последовало?

— Почему? Он на родном языке изволил выразиться, — Кэрдин на русский язык переходит, благо все трое в той или иной степени им владеют:

— Это даже хорошо, что она с девушкой встречается. По крайней мере, залёта точно не будет. Чем скорее перебесится — тем лучше.

— Высокого же он обо мне мнения! — хмыкает Софи. — Думает, будто я могу забеременеть по незнанию.

— Люди склонны проецировать события своей молодости на последующие поколения. Когда он был не здесь, такие вещи были весьма распространёнными. Просвещение в определённых вопросах там по всему шарику хромало на множество лап. Насколько там связи между девушками не одобрялись — отдельная история.

— Притом крайне грустная, — усмехается Софи, — Но, опять же, как ЕИВ по-русски выражается, «здесь вам не тут». Кэретта знает?

Кэрдин флегматично глоток вина отпивает.

— Её следует ставить в известность только о вопросах, касающихся её собственной безопасности. Данный вопрос к таковым не относится, но уверена — её известят, если не известили уже.

Софи кивает Хейс.

— В ближайшее время можешь дождаться приглашения от Императрицы. Рэдой она вполне интересовалась. Хотя она всего-то Марине чувства разбила.

— За такое, вообще-то, бывает, убивают, — скучно сообщает Кэрдин. — Марина на эту Рэду не озлобилась. В противном случае её бы могло уже не существовать. Кэретта крайне болезненно воспринимает, когда оскорбляют ныне здравствующих Чёрных Еггтов.

— Ты её по-прежнему не любишь.

— Я не «ведьма», чтобы всем нравиться. Она — тем более.

— И много чьё существование она прекратила? — Софи за мать всё-таки обидно, хотя и сама о ней придерживается близкого мнения.

Кэрдин улыбается просто обворожительно. Понятно, почему её зовут «Чёрной жемчужиной».

— Исключительно в рамках действующего законодательства она с довольно большим числом людей расправилась. Последствиями судебных разбирательств были в том числе и самоубийства. Именно на такой результат она и рассчитывала.

— С тобой стоит немного пообщаться — много нового о вроде бы знакомых людях узнаёшь…

— Бестия я или кто? — небрежно бросает Кэрдин по-русски. — Хейс, ты личность весьма языкастая, так вот не советую с Кэреттой ссориться. Злопамятности в ней больше, чем во всех остальных в этой семье, вместе взятых. Факт твоих отношений с Софи её совершенно не смутит, но если ты ей как человек не понравишься...

— С большой высоты очень больно падать, — пожимает плечами Хейс. — Я уж постараюсь на этой высоте задержаться… Всеми возможными способами.

Софи в кулачок прыскает.

— Это хорошо, что у тебя и другие способы есть, — с совершенно незлой улыбкой Кэрдин попивает вино, -чтобы наверху удержаться, кроме красоты, молодости и связанных с этим способностей. Я знаю, к работам над чем тебя привлекают. Ты очень перспективной считаешься. И это с твоим статусом никак не связано.

— Ох уж статусы! Люди до сих пор из-за них, случается, жизни лишаются.

— Куда веселее, иногда даже мне, бывает, когда со статусом ошибаются.

Хейс усмехается.

— Знаю. Лично многократно сталкивалась.

— О тебе неофициально через моё ведомство справки навести пытались. Личные контакты с различными значимыми людьми у многих имеются. Но тут сами знаете, какие уровни затрагиваются. Мне о любом интересе к тебе докладывают, — хитрый смешок, — ответы их, думаю, вполне удовлетворяют, и только интерес подогревают.

— Как так? — Хейс искренне недоумевает.

— А вот так! Твоя биография теперь секретной является. Для доступа к ней требуется высший уровень допуска. Таковые тобой пока не интересовались.

— Да как-то обойдусь без таких интересующихся! За единственным исключением, — нежно гладит руку Софи.

Кэрдин переводит взгляд с одной на другую. Весело осведомляется:

— Софи, ты правда, по-настоящему влюбилась?

— Что, не очевидно?

— Я слишком хорошо помню, кто твоя мать, и насколько она хорошо она умеет притворяться. Вот твоя возлюбленная фальшивить совсем не умеет.

— Ты это уже говорила.

— Знаете, юные леди, я такое количество раз видела, как самые глубокие и искренние чувства разыгрывают, в том числе, и девушки друг к другу, что не сразу поверила в настоящие. Ты совершенно не умеешь соблазнять, Хейс. Во всем известные игры не играешь. Просто любишь...

— Это так заметно? — показалось, грубовато. Хейс тут же поправляет. — Как у меня чувства проявляются?

— Вообще-то очень. По крайней мере, для меня.

— Не думала, что никаких препятствий не встретится...

— От кого? — усмехается Кэрдин. — ЕИВ своё мнение озвучил. Препятствовать не собирается. Мне лично ваши отношения никак не мешают. Вряд ли когда-либо поссоритесь. Спокойное и безопасное будущее ты себе обеспечила.

— Со спокойствием я плохо сочетаюсь.

— Я знаю! — подмигивает Кэрдин. — Уверена, что твоя связь с Софи будет далеко не самым значительным, что ты в жизни совершишь в жизни. Кстати, в определённых кругах даже ставки принимали, принимали, кто у тебя, Софи, по настоящему первым или первой окажется. Вы же все друг друг друга знаете...

— И кто выиграл?

— Все проиграли. На тебя, Хейс, даже не ставили.

— Вот это даже обидно, — усмехается рослая красавица.

Проводив Кэрдин взглядом, Хейс смеющимися глазами смотрит на Софи.

— Знаешь, вблизи она совсем не страшная. Ещё утром я несколько её опасалась.

— Ты же с ней вроде бы уже виделась.

— Было дело, я тогда во многом воспринималась как сопровождающая Марины и Эриды.

— Думаю, сопровождающую от друга она отличить в состоянии.

— Уже и приключения начались! Ещё совсем недавно переживала, что ничего не происходит. Ну, а теперь...

— Разве Кэрдин — приключение? — недоумевает Софи.

— Ещё какое! Ты разве не знаешь, как Ягр в Университетском районе боятся? Притом, на всех уровнях. Знаю некоторых, кто говорят, что боятся умереть, если она на них посмотрит.

— Видимо, боятся, потому что Кэрдин крайне не любит, когда средства нецелевым образом расходуются.

Хейс трётся носом о нос Софи.

— Милая, ты удивительно проницательна.

Софи слегка отстраняется.

— Не люблю на людях слишком уж откровенно чувства демонстрировать, — хотя сама Хейс по бедру гладит, хотя со стороны этого не видно.

— Настолько хочется?

— Ты как думаешь? Домой бы поскорее...

— Так можно и побыстрее... Это же ещё и гостиницы высшего разряда. Снимем номер на верхнем этаже. Символ состоявшейся жизни — пить там вино, глядя на Столицу у твоих ног. Там роскошь — немыслимая.

— И это принцесса говорит?

— Именно принцесса. И самую капельку — архитектор и художник по интерьерам.

Хейс вздыхает:

— Пошли, снимем. Чувствую, ещё немного, и на людях какие-нибудь глупости делать начну.

Софи кладёт Хейс голову на плечо.

— Посидим немного. Подумаю, каких глупостей ещё с тобой не делала.

— Так всё, что угодно можно! — в глазах Хейс озорные огоньки играют.

— Ладно, на месте чего-нибудь придумаю. Но знаешь, чего я точно хочу?

— Я не настолько умею твои желания предугадывать...

— Поносишь меня голенькую на ручках?

— Конечно, миленькая, ты такая воздушная...

Обнажённая Хейс стоит с бокалом вина у окон выше человеческого роста, разделённых лишь тонким переплётами. Смотрит вниз. Лежащая на ковре из шкур Софи , приподнявшись на локте, откровенно любуется открывшимся видом на город и совершенством форм человеческого тела.

— Твоя линия бедра и форма ягодиц просто потрясающая...

— Самой нравится, — бросает Хейс не поворачиваясь, но Софи чувствует — возлюбленная улыбается.

— Как тебе столица у твоих ног? Нравится?

— Мне больше нравится живущая в Столице, что бывала между них.

Софи дурашливо хихикает.

— Многие писали, что вот так на Столицу глядя, ощущают себя завоевателями.

— Я не завоеватель, я созидательница. Большинство людей могут быть либо тем, либо другим. Это только у вас и в то, и в другое хорошо получается.

Хейс совсем как островная танцовщица поводит бёдрами. Софи обожает смотреть на эти её движения. Но встать и прижаться пока не хочется.

— С ума я кажется, от тебя начинаю сходить, — опустив руку с бокалом негромко говорит Хейс. — Знаю, изображения Членов Дома как украшения использовать запрещено. Иначе бы кулон с твоим профилем бы заказала и на шею повесила. Не снимая бы носила.

— Спасибо, идею подала, твоё-то изображение носить можно.

— Но не зря говорят, что я умная. Делают кулоны в виде женских торсов. Там голов нет, только тело. Ты немного подержишь — и словно тебя часть навсегда со мной будет.

— Я тебе камею такую подарю. Там даже похоже. Пупок проколи и там повесь, чтобы совсем близко было.

— Ты правда этого хочешь?

— Насчёт камеи — не шучу. Насчёт остального, — Софи звонко смеётся, — носи, где тебе больше нравится. Но лучше, конечно, не в пупке, а на цепочке на талии.

— У меня такой нет, но раз ты хочешь, то у меня такая будет.

— Как камею пришлю, только в этой цепочке меня и встретишь.

— Хорошо...

Подойдя и приподнявшись на носках, Софи сзади обнимает Хейс.