Darkfox 4: Ивонн  (гет)

Борис ехал в сторону городского кладбища. Трафика почти не было — редкие машины, сходу пролетавшие мигающие желтым светофоры. В небе периодически слышался стрёкот лопастей и возникал большой световой круг — «Око»( полицейское подразделение, патрулирующее город с воздуха. Вертолеты с пулеметами, ЭМИ и системой сброса шипов) обозревали город и ночью, они не спали.

Подъехав к невзрачному повороту с истёршимся от времени указателем, он свернул на проселочную дорогу к кладбищу и проехал почти до самого конца.

Остановившись возле забора, Хантер притушил дальний свет и заглушил двигатель. Шум города остался где-то по ту сторону. Он оказался словно бы в другом мире. Тишина вокруг обволакивала, оглушая.

В свете ксеноновых фар автомобиля были видны два надгробия — на одном была просто табличка «Александер.», а на другом — Д.В., а также его фото — Это был человек средних лет( по крайней мере тогда он был старше Бориса. Как раз тогда ему было тридцать пять, Хантеру же на тот момент только исполнилось тридцать). Неподалеку от них росло раскидистое дерево, и была абсолютно ровная площадка. Взглянув на неё, Хантер подумал, что похоронить Марата стоит именно здесь.

Глядя на могилу Александера, Борис вспомнил, как погиб его лучший друг — давно, когда клан «Белые Волки», возглавляемый Арменом Кречетовым, нарушил союзнический договор с его кланом, Кланом Черных Лисиц:

... Трясущимися от нервного напряжения руками Саша вставил обойму в пистолет. Два раза выдохнул, и закрыл глаза. Снаружи слышалась стрельба, взрывы, крики раненых, вой сирен. На настоящий момент больше половины боевиков его клана полегло на горящих улицах, оставшиеся по-прежнему с трудом удерживали нижние этажи штаб-квартиры клана — там тоже слышался звон разбитого стекла, звуки борьбы, «волчья» ругань. А потом — крик. Хриплый, надсадный, полный боли. В этот момент он понял, что остался в штабе один — остальные Лисы находились снаружи и не могли ему помочь. За дверью послышались шаги. Саша замер, сжимая в руке верную «Беретту», готовясь к смерти.

В следующее мгновение дверь была снесена с петель -в комнату с рычанием ворвались двое боевиков «Волчьего» клана — один держал в руках бутыль с зажигательной смесью, он же «Коктейль Молотова» и зажигалку, а второй — бейсбольную биту. Саша вскочил на ноги, попытался сопротивляться.

— Лежать, утырок! — рявкнул второй боевик, выбивая из его рук оружие, отпинывая в дальний угол. — на пол, сука!

Саша замер, сплёвывая кровь. А затем бросился на них обоих, силясь свалить на пол.

Боевик «Волков» чиркнул зажигалкой и швырнул «Молотова» прямо ему под ноги, сделав два шага назад.

Александер вспыхнул. Как свечка.

Денис Васильевич погиб донельзя странно, Жнец пришел за ним неожиданно — Двое боевиков Волчьего Клана подкараулили сенатора возле подъезда, и зарезали. Как животное.

— Ты станешь третьим, Марат. — дрожащим голосом в окружавшей тишине произнёс Хантер. — Третьим, кого я не уберёг…. Прости….

Тишину разорвал крик Бориса. Он долго, исступлённо кричал, запрокинув голову назад, а потом опустился на колени и бессильно разрыдался.

POV Борис.

Я бессвязно кричал что-то, стоя на коленях перед могилами тех, кого теперь уже не вернуть назад. Голос вибрировал, срываясь. Со стороны это выглядело, как какой-нибудь кадр из фильма про изгнание демона. Мой вопль наверняка разносился далеко вокруг.

Я поднял свои залитые слезами глаза к небу, надеясь найти ответы там, но небо молчало, не давая мне никаких подсказок. Даже если бы они были, то я не смог бы их воспринять адекватно — мозг сейчас был отключён, во мне бушевал шторм, в котором сквозил лишь один вопрос: «Что я сделал?!!! Что я, нахрен, натворил?!!!»

Денис Васильевич... Человек, который стал для меня наставником, который научил меня всему, что я знаю о жизни, борьбе, ответственности. Он был муд-рым, рассудительным, всегда находил правильные слова, чтобы направить по верному пути. Он верил в меня. Я же не смог оправдать доверие своего учителя.

А Саша? С ним мы вообще знали друг друга с детства.

… Ну зачем?! Почему ты…. На твоём месте должен был быть я! — в последний раз выкрикнул я, закашлялся, сдавленно, будто меня душили, и свалился на холодную, сухую землю.

Горло сдавил спазм, всё тело била мелкая дрожь. Я лежал, не в силах пошевелиться, и смотрел в чёрную пустоту неба между гранитными плитами, чувствуя, что больше не могу плакать.

Жнец забрал их, а мне оставил лишь леденящую душу тишину и тяжесть вины.

«Если ты у кого-то забираешь что-то, будь готов что-то отдавать взамен», — услышал я свой внутренний голос. Впервые за долгое время.

Эта фраза стала для меня чем-то вроде ведра холодной воды. Я понял, что он имеет в виду, но также стало ясно, что я заплатил за это слишком дорогую цену. Но обратного хода уже не было, маховик был запущен. Причем запущен мной же. Кто знает, что случилось бы, откажись я тогда помочь Ксюше? Всё было бы совсем иначе. Настолько иначе, что мне страшно даже думать. Перед мысленным взором развернулись картины этого самого «а что, если…»: стоящая на коленях плачущая Ксюша, Кирилл Крутов, издевающийся над ней, и я, который никто, в лучшем случае чья-то шестёрка на побегушках.

Стоп…- Я встряхнулся, как пёс после плавания в реке, пришёл в себя. — Кирилл? Опять?

Моя память снова неприятно удивила меня, заставив увидеть эпизод, о котором мне ещё в начале нашего знакомства рассказала Ксюша. Кирилл проиграл её в карты, поставив её на кон в каком-то баре Ростова — сначала заставил бедную, перепуганную, полураздетую Ксюшу танцевать на столе, а потом пустил её «по рукам», как вещь, позволив своим приятелям сделать с ней всё, что они хотят.

…Мысленно я снова видел её такой, какой она была тогда. Не ту уверенную Королеву, которую знаю теперь, а испуганную девчонку с потухшим взглядом. Я помнил каждое её слово, каждый сдавленный вздох, каждую слезу, которую она пыталась скрыть. И я помнил своё немое бессилие тогда, помнил, как сжимались кулаки. Но тогда я мог только слушать. Теперь я понял, почему она это сделала — попросила меня о помощи. Она хотела мстить, но знала, что не справится одна.

А еще я помнил дату. Тот день, когда она рассказала это. Это был её день рождения. Она выбрала день своего рождения, чтобы разделить со мной самое тёмное воспоминание своей жизни. Как будто пытаясь очиститься, начать новую жизнь с чистого листа, но вместе со мной.

Я встал с колен, поднял голову. Темное ночное небо расцвечивалось огнями города где-то там, далеко отсюда. Здесь же было темно и холодно, здесь была сама Смерть. Жнецы. И души тех, кто ещё не был готов умирать. Истерзанные души тех, кого я не смог спасти.

Постояв еще немного, глядя на могилы, я, едва заметно кивнув самому себе, вернулся в теплый салон автомобиля и завел мотор. Марат будет захоронен здесь. И мы обязательно отыщем тех, кто поднял руку на моего друга, бойца моего клана и Наставника моей дочери.

…«БМВ» развернулся и, набирая скорость, вырулил на трассу, ведущую обратно. В город.

* * *

Вернувшись домой, Борис застал Ксению и Ивонн спящими, Ивонн сопела в своей комнате, Ксюша в спальне. Он не стал заглядывать в комнату дочери, чтобы ненароком не разбудить, но возле приоткрытой двери в спальню задержался, глядя на любимую жену и Королеву его Клана. Со вздохом он покачал головой, снова вспоминая тот самый день в деталях, и пошел в гостиную, постелить себе на диване. Хотелось спать, причем не просто так, лечь подремать, а упасть и уснуть, проспать минимум сутки. Чувствовалась адская усталость от всего, но Борис не спешил так просто поднимать белый флаг — он знал, что в него верят, от него ждут действий, причем не просто каких-то там, а совершенно определённых.

Сон не шел. Мужчина ворочался, не зная, как заставить себя заснуть. Глаза закрывались, но едва это происходило, в темноте под веками он снова и снова видел ту сцену. Как была почти что изнасилована Ксюша — там, на столе, в том самом грязном полуподвальном баре Ростова. На самом «интересном» месте случалась белая вспышка, и через несколько минут сцена повторялась снова, как если бы была «закольцована», невидимый режиссер поставил её на бесконечный повтор.

….Запах пыли и табака въелся в стены этого бара уже давно. Только медленно крутившийся под потолком вентилятор хоть как-то помогал освежить воздух. Хриплый хохот вокруг. И она. Ксюша. Её глаза, широко раскрытые, но невидящие, будто стеклянные. Слёзы оставляли чистые дорожки на щеках. Её плечи вздрагивали от каждого прикосновения грубых мужских рук, швырявших её, как тряпичную куклу.

— Давайте, ребята, — голос Кирилла резал слух, становясь громким, почти оглушая. — Трахайте её, она ваша!

Через несколько «повторов» Хантер не выдержал, начав биться головой в подушку, рыча.

Он ничего не мог сделать -только наблюдать. Сознавать собственную ничтожность и ненавидеть самого себя.

Внезапно картина сменилась. Тот же бар, но тихий и пустой. За столиком в углу сидела Ксюша. Перед ней стоял скромный торт с одной воткнутой свечкой. Пламя билось, колыхалось от потока ветра, но не гасло.

— Сегодня мой день рождения, — Произнесла она, не поднимая на него глаз, глядя на бьющуюся свечку. Её голос был тихим и безжизненным. — Но я не люблю этот праздник.

Она помолчала немного и заговорила снова. Каждое её слово было как удар хлыста. Она не плакала, просто говорила, выворачивая наизнанку свою самую жгучую боль, рассказывая о том, что с ней пытался сделать Кирилл. А Борис сидел и слушал. И впервые в жизни почувствовал не ярость, а нечто иное — всепоглощающую потребность защитить её. Любой Ценой.

Вспышка. И снова вся сцена с самого начала.

Хантер не выдержал и открыл глаза. Дыхание сбилось, пульс был частым, как будто мужчина только что плыл под водой на большой глубине, но того, что он видел несколько секунд назад, перед глазами больше не было. Он был в реальности, он вернулся.

В тишине послышались шаги. В гостиную заглянула заспанная Ксюша:

— Борь… — спросила она, зевая, — Что случилось? Ты кричал во сне.

— Сядь пожалуйста, Ксюш, — он похлопал рукой по дивану рядом. — Побудь со мной.

Ксюша пожала плечами, но просьбу выполнила. Они сидели рядом молча, потом Борис заговорил, сбиваясь — ему было стыдно за эту бесконечную пытку памятью:

— Мне… приснился кошмар. Помнишь ту историю, которую ты мне рассказала в свой день рождения?

— Бар в Ростове. — она не спрашивала, а утверждала, — Ты тоже видишь это, да?

— Сегодня впервые. — Борис хмуро кивнул. — Но максимально подробно.

— О, боги, — Ксю обняла его, поцеловала, — я не хочу, чтобы ты страдал….

— Если кто-то там, наверху, — мужчина одними глазами указал в окно, на усыпанное звездами ночное небо, — решил, что я должен это — я готов. Потому что люблю тебя.

Белый Рыцарь… — Ксюша посмотрела на него, и снова поцеловала, — Мой Белый Рыцарь…

Эта фраза значила для на обоих много. Очень много. Тогда, когда всё ещё только начиналось, Ксюша назвала его так. За преданность, за решительность, за верность.

— Ксюш… — произнес мужчина, после длинной паузы, — Прости, что разбудил тебя, иди спать. Я еще немного посижу и тоже лягу. Завтра будет длинный день.

Ксюша кивнула ему и вышла, оставив дверь в гостиную приоткрытой.

* * *

Посидев еще немного, Борис завернулся в одеяло и лежал так ещё какое-то время. Даже думать о предстоящем объяснении с дочерью было…. Тяжело. Слов не было.

Как сказать ей, — думал он, — что Марата, единственного после нас, кого она знала, больше нет? Прямо в лоб? Нет, нельзя. Несмотря на то, что ей уже 13, и будет 14, нельзя резко обрушивать на неё это. Она не знает, что есть Смерть, и причём здесь Жнецы. Ивонн всё еще ребенок, который вынужден будет рано повзрослеть среди чужих проблем, войн кланов, и ещё чёрт знает, чего. У неё не было нормального детства и уже не будет.

— Прости, малышка, — прошептал мужчина, покачав головой, — это я во всем виноват. Это мои демоны преследуют тебя. И я ничего не могу с этим поделать. Прости.

И провалился в сон. На этот раз ничего не снилось — он просто молча падал в пустоту.

Наутро Борис проснулся рано, но вставать не спешил. Слишком многое нужно было обдумать и попытаться вербализовать хотя бы у себя в голове.

Час спустя в гостиную, зевая, заглянула заспанная Ивонн. Видимо, заметила приоткрытую дверь.

— Папа? — удивилась она. — а чего ты не с мамой в спальне?

— Не хотел её будить, Принцесса, — сказал он, — а вообще, где упал, там и уснул.

Глаза Ивонн сверкнули искоркой радости, и она счастливо рассмеялась, уловив смысл шутки, ну, или представив себе что-то.

Глядя на счастливого ребёнка, Борис, напротив, опустил взгляд, медленно отрицательно качая головой из стороны в сторону.

— Она ещё не знает, — думал он, — а я не хочу и не смогу сломать её счастье.

Борис сидел на диване, глядя на свою дочь, которая, казалось, ещё не понимала всей серьёзности момента. Её смех, такой искренний и детский, резко контрастировал с тяжестью мыслей, давивших на него. Он знал, что этот момент ей придётся пере-жить, но каждая секунда отсрочки казалась ему благословением.

Ивонн тем временем подошла ближе, всё ещё улыбаясь. Она всегда была светлым пятном в его жизни — её энергия, её оптимизм, её вера в лучшее. Хантер не хотел разрушать это. Но он понимал, что правда рано или поздно найдёт способ вырваться наружу, и лучше, если она услышит её от него.

— Принцесса… — начал мужчина, собравшись с духом. Голос его звучал приглушённо. — Нам нужно поговорить.

— О чём, папа? — спросила девочка, стараясь сохранять самообладание, всё ещё улыбаясь. Её улыбка гасла с каждой секундой его молчания, а он всё ещё не решался заговорить. В конце концов Хантер сплюнул на пол, не стесняясь присутствия дочери, и, подняв на неё резко потяжелевший взгляд, произнес:

— Ты спрашивала про Марата Дмитриевича, просила меня выяснить, где он и всё ли с ним в порядке. Я выяснил. (* выдержал длинную паузу, давая девочке возможность осмыслить услышанное. *)

Всё. — подумал в этот момент Борис, глядя на потухший взгляд Ивонн. — Точка невозврата близко.

— Говори, папа, — Принцесса смотрела ему в глаза, не отводя взгляда. — Что с ним?

— То, что я скажу, тебе не понравится, девочка моя. — произнес он, всеми силами ста-раясь отодвинуть неизбежное.

— Что-то плохое? — спросила Ивонн, сев на пол рядом с диваном.

Борис выдержал ещё одну длинную паузу, импровизируя, на ходу соображая, как объяснить дочери то, что произошло. Прямой ответ «да» на поставленный вопрос сейчас попросту может обрушить всё, как дуновение ветра карточный домик. Услышав его, она непременно захочет узнать хотя бы минимальные подробности, а когда узнает — вероятно, посчитает, что ей врут, или скрывают от нее что-то.

— Посмотри на меня. — Борис взглянул на дочь, понимая, что неизбежное близко. — Пожалуйста. То, что ты сейчас услышишь — чистая правда, Ивонн.

Принцесса молча повернула голову и встретилась с ним взглядом. Серые, доверчивые глаза, почти как у оленёнка из мультика, и карие, глубокие, но пронизанные болью, глаза её отца.

В комнату вошла Ксения Валерьевна. Вошла удачно — Борис всё еще собирался с духом, чтобы открыть дочери страшную правду.

Они обменялись взглядами, и Борис кивнул на сидевшую на полу Ивонн.

К: Вы о чём-то говорили, я помешала?

Б: Ну как сказать… говорили. Только собирались.

К: О чем?

Б: Я собирался рассказать ей о том, что случилось с Маратом.

К(через паузу): Ты прав. Выхода Нет. Давай, начинай. Я поправлю, если что не так.

Борис медленно заговорил. Точка невозврата пройдена, хода обратно больше не было.

«— Марата больше нет, Принцесса», — произнес он, стараясь сохранять спокойствие в голосе, хотя внутри всё сжималось от боли и тяжести момента.

Едва услышав первые слова Бориса, Ивонн замерла. Её взгляд, только что полный жизни и любопытства, окончательно погас. Она молчала, не сводя с него глаз, пытаясь понять, шутит он или говорит серьёзно.

— Как это… "больше нет"? — тихо спросила она. Радость постепенно сменилась недоумением. — Что это значит?

Борис поднял глаза на Ксению, та кивнула, мол, говори.

Он набрал в грудь воздуха, чтобы озвучить это, но в последний момент опустил взгляд. Его кулаки сжались, лицо исказила гримаса беззвучного крика.

Принцесса непонимающе посмотрела сначала на него, потом на Ксению Валерьевну. В комнате повисла напряжённая тишина. Девочка впервые видела слёзы на глазах любимого папы.

— Мама… — только и сумела произнести она, поражённая происходящим, переходя почти на шёпот, — почему папа… плачет?

Королева помолчала, собираясь с силами, понимая, что нужно дать Борису выплакать всё то, что в нём скопилось за всё это время. Хоть она и не была с ним той ночью, на кладбище, но ощутила то, что буквально разорвало его на части.

— Пойдём, Ивонн, — сказала она, беря её за руку, ведя за собой, — папе нужно побыть одному сейчас. Я тебе сделаю твой любимый зелёный чай и расскажу, что случилось с Маратом.

Борис стер следы слёз с лица и произнёс только, кивнув Ивонн:

— Любые вопросы, если они у тебя появятся после того, как ты услышишь эту историю, ты можешь задать любому из нас двоих. Мы оба видели это, мы оба знаем.

Девочка нехотя кивнула папе и позволила маме увести её на кухню, где её ждал зеленый чай и ответы на вопросы, которые она ещё даже не успела сформировать в голове.

Кухня встретила их тишиной и мягким светом лампы над столом. Ксения поставила чайник, достала из шкафа любимую кружку дочери с изображением маяка и, дождавшись, пока чайник закипит, заварила в кружке рассыпной зелёный (чай) с мелиссой, кив-нула дочери садиться напротив неё.

Ивонн молча села на стул, и выжидательно взглянула на маму. Ксения подвинула к ней кружку с заварившимся ароматным чаем и кивнула в ответ, что значило «Задай вопросы, если они есть. Я готова отвечать. Но сначала ты должна знать кое-что».

— Что, мама? — со вздохом спросила Принцесса, подспудно не желая узнать ещё что-то, что может её ранить. Её внутренний щит сейчас и так был пробит известием о Марате, и возможное известие о гибели ещё кого-то принесло бы ей ещё большие страдания.

— Я хочу, чтобы ты знала, что есть Смерть. — с тяжелым вздохом произнесла Ксения. — Это то, чего нельзя избежать. Никак, понимаешь? Рано или поздно за нами всеми — и за мной, и за папой, и даже за тобой — придет Жнец.

Ивонн молчала, глядя на мать. Она не перебивала, но каждое слово Ксении будто давило на неё всё сильнее.

Мы не знаем, и никогда не узнаем, почему Жнец приходит именно тогда, когда приходит, — продолжала она, — и забирает с собой тех, кого забирает. Никто не может, и никогда не сможет победить Жнеца. Он не наёмный убийца подобный тем, о каких рассказывал тебе папа. Он — проводник.

— Проводник? — серые глаза девочки расширились от удивления, — Кого? Куда?

Ксения Валерьевна выдержала паузу, стараясь подобрать правильное слово.

— В иной мир, Принцесса. — её голос чуть вибрировал, чувствовалось, что она начала этот разговор почти без страховки, без подготовки. — Туда, где обитают души людей. В том мире у них нет телесных оболочек, они… ангелы. Но не все. Жнец является проводником души отсюда в тот мир, и на границе этого мира решается, куда именно они попадут.

— А Марат Дмитриевич? — грустно спросила Принцесса, глянув на небо за окном, осмыслив услышанное, — он тоже будет… Ангелом, там, в другом мире?

— Будет, — мама улыбнулась, видя, что дочь правильно поняла её, — конечно, будет, Солнышко.

— А плохие люди, — Ивонн немного успокоилась, — Жнец тоже придет за ними?

— Да, — Ксения Валерьевна кивнула, отпив чай из своей кружки, — но они попадут в… другое, плохое место.

— Плохое место? — в голосе Принцессы слышалось удивление. — как это?

— Смотри, — Ксения Валерьевна вздохнула, сознавая, насколько тяжело это объяснять, — Все преступники в реальном мире содержатся в тюрьмах. А души их после смерти попадают в это плохое место.

Повисла пауза. И Ивонн, и Ксения Валерьевна, молчали. Девочка пыталась справиться с ворохом информации, водопадом обрушившейся на неё, а Королева замолчала, ожидая вопросов, про которые не знала, сможет ответить на них понятно, или нет.

В закрытую дверь кухни деликатно постучал Борис, уже пришедший в себя после эмоциональной вспышки.

— Дамы? — спросил он, заглянув в кухню, — Я не помешал?

— Нет, — Ксения Валерьевна улыбнулась, — Всё хорошо.

— Чаёвничаете? — поинтересовался он, садясь за стол. — Мне нальёте (чаю)?

— Конечно, — Ксения встала, шустро достала кружку и налила свежезаваренного чая.

— Зеленый? — спросил Борис.

Ксения кивнула.

— Ивонн, — обратилась она к дочери, — иди к себе, нам с папой надо поговорить.

Принцесса молча кивнула, поднялась со стула и вышла из кухни, оставив родителей наедине. Спустя несколько шагов хлопнула дверь её комнаты, и взрослые остались на кухне одни.

— Как она? — тихо спросил Борис, делая глоток чая. Напиток обжёг ему горло, он поморщился.

— Она сильная, — Ксения вздохнула, провела рукой по волосам, — Справляется. Ей тяжело, но она почти не плакала. Я ей рассказала всё, как могла, понятно. Теперь она знает.

Хантер кивнул, встал, отставив кружку с недопитым чаем, и подошел к окну. Некоторое время молча стоял и смотрел на ночной город. Там, в небе, за окном, в черной вышине летал "Око" — один из вооруженных полицейских вертолетов. Его мощный прожектор бил вниз, скользя по крышам и пустынным перекресткам, как слепая кисть художника по холсту трущоб. Где-то на крыльях винтокрылой машины прятались пулеметы и ЭМИ, а под брюхом — системы сброса шипов. Этот механический страж не спал. Он бодрствовал, обозревая город сверху, холодный, всевидящий. Но бесполезный, когда дело касалось истинного зла.

— Я всё время думаю о том, что мог сделать что-то иначе, — помолчав, признался Борис после длительного молчания, — что если бы я был там, рядом с Маратом… может быть, всё сложилось бы по-другому.

Ксения умолкла, давая ему возможность высказаться. Она знала, что ему нужно было выплеснуть всё, что он держал внутри. Это было частью его искупления.

— Ты… — Она обняла его, нежно поцеловала. — Не вини себя. Пожалуйста. Ты не Бог, ты делаешь всё, что можешь. Ты не в силах спасти всех и каждого.

Борис хотел возразить что-то, но внезапно, ослепив и его, и Ксению, над крышей их дома пролетел полицейский вертолёт. В луче прожектора они так и замерли, обнявшись…Они, что рискнули пойти против Системы.

Чуть позже Борис постучал в дверь комнаты дочери. Ответа не последовало, но он знал, что она внутри. Приоткрыв дверь, он заглянул внутрь.

— Принцесса? — позвал он тихо, входя в комнату.

Ивонн повернула голову и посмотрела на него. Её губы незаметно дрогнули, но она не произнесла ни слова.

— Можно? — спросил Борис, указывая на край кровати.

Она молча кивнула, и он сел рядом, стараясь держать дистанцию, чтобы не давить на неё. Так они сидели несколько минут, молча, каждый погружённый в свои мысли.

— Не спится? — мягко спросил он, понимая, что и сам видит перед собой ответ на свой вопрос- Ивонн сидела на кровати, вполоборота к нему, обхватив колени руками, и неотрывно смотрела в окно. В полутьме комнаты, слабо освещенной луной, часть её лица была в лунном луче, часть — скрывалась в непроглядной тьме комнаты. Лунный луч разделил её лицо строго пополам. Это был знак. Предвестник приближающихся перемен.

Ивонн… — мягко позвал Борис. Принцесса не ответила, просто отрицательно качнула головой, прогоняя, кажется, слёзы, а потом заговорила:

— Папа…- её голос задрожал, — Ты можешь… исполнить просьбу Принцессы?

Борис, услышав это, вспомнил, как когда-то раньше она тоже говорила эту же фразу. Слово в слово. Правда, тогда причина была другая, которую он посчитал пустяковой, и отказал. Но сейчас он не мог так поступить.

— Да, — сказал он. — Могу, Ваше Высочество.

— Позволь мне… — Ивонн шмыгнула носом, — увидеть Марата Дмитриевича в последний раз? Я понимаю, это может быть невыполнимо, но… Пожалуйста…Если можно….

— Тогда ты поедешь с нами. — сказал он. — В следующее воскресенье.

Сказав это, Борис встал и молча вышел из комнаты.