Антро львиная проза: Священная Стрела (джен)

Всё это кончается — и становится понятно, что кончилось — когда тебя посещает знакомое, тяжёлое чувство собственного тела. Ты ещё не шевелишься, ещё в страхе дрогнуть хотя бы кончиком хвоста, но уже знаешь: вот живот, вот твоя рука, другая, лапы, нос, сухое, тёплое дыхание, закрытые глаза, укрытые полной темнотой нескольких слоёв чернейшей повязки. Когда училась у Мьянфар, то это заняло несколько лет, это умение надёжно понять, что ты уже не там, а здесь; ты тратила целые луны жизни и проливала горячие, безысходные слёзы ради этого, и не только их. Ты уже знаешь, когда тебя выкинуло, ты уже знаешь о себе, ты возвратилась обратно, домой, в мир тёплой крови, и теперь ждёт последнее сражение, окончательный подвиг; и с ним нужно поспешить, пока твоя память ещё не стёрта красками мира; когда ещё когтем ты цепляешься за Охотные Земли Внутренней Империи.

Ты, в сем мире знамая как Мауна, протягиваешь руку в никуда, и удивительно — её подхватывает кто-то, некто удивительно заботливый и нежный, сцепляя пальцы так, словно встречая путешественницу из дороги в тысячу лет. Ты ничего не видишь, ты ничего не слышишь, ты только чувствуешь прикосновение, но ты знала, что прикосновение будет, и теперь знаешь — ты слышима, тебя слышат, тебе внимают. Бесконечная благодарность этому прикосновению, знаку того, что ты можешь освободиться от бремени вестей:

— Первая. От Ныси для Мауны. Кто: Регулат Фискального, Восточная Андария. Кому: циркуляр Регулатам Фискального. Немедленно прекратить прием векселей печати А-Эм-Семь. Подтверждено множество фальшивых бумаг. При обнаружении векселей печати А-Эм-Семь немедленно известить Регулат Закона. Печать: Вода-Стрела-Золото-восемь.

— Шестая…

Выдох. Сжать ласковую ладонь до боли, впиться когтями. Она терпит. Это поможет вспомнить. Должно.

— Седьмая…

— Во славу Сунгов, силой Ваала, наша Хозяйка, — так остро слышит Ваалу-Мауна, как только убрали вату из ушей. Затем повязка с глаз, и вот, доброе утро, новый день. Сегодня с нею: Атрисса — встречает; сам Мелим — графописец; и с ним — её уже любимая Мизури.

— Доброе утро, — сонно щурясь, села Мауна на кровати, и ей тут же Атрисса наложила подушек под спину, коих было по кровати и прямо на полу чудовищно много, всяких и разных — от огромных до крошечных.

— Красивого утра, наша Хозяйка, — ответила Мизури, встретившись с ней взглядами.

— Красивого утра, — повторим Мелим, быстро переписывая свою стенографию начисто.

— Мелим, сделай ещё заметку: Ваалу-Ванарамсая замолчала на грядущие три ночи.

— Да, Хозяйка.

— Почему фискалы Андарии посылают что-то через Нысь? — медленно протянула Мауна.

Ни Мизури, ни Мелим не знали, но Мизури сделала предположение:

— Наверное, какой-то андарианский служащий в Юниане оказался.

— Мелим, — зевнула Мауна, тяжко почесав ухо, — объясни по-львиному, что такое вексель.

Мелим думал, что умное ответить; он известен тем, что как-бы может объяснить всё (враки, часто привирает на лету, ну любит свою репутацию). Но снова ответила Мизури:

— Изумительная, вексель — это, как бы, долговая расписка, но не простая. Это бумага, где один обещает заплатить другому определённую сумму в определённый срок. Но отличие от простой расписки в том, что вексель можно передавать — как монеты. Их дают в гильдиях, торговых домах там, банках…

— Хм. О да, безопаснее передавать бумагу, чем возить обозы с золотом. Или возить мешки почты вместо Вестающих, туда-сюда. И почему ещё до такого не додумались, — пробует шутить Мауна, и Медиум очень улыбается шутке Хозяйки. — Пусть Стан посмотрит, есть ли у нас какие-то такие… векселя… А-Эм-Семь. Да, Атрисса, скажи…

Со стороны главных ворот послышался грубейший рык, а потом — взрыв самцового смеха. Потом почему-то пение петуха, хотя рядом не было никаких петухов, ибо шумные создания не живут там, где Вестающие. Это невозможно.

Все переглянулись, и Ваалу-Мауна — тоже.

— Сколько время? — удивлённо спросила Хозяйка.

— Пол-восьмого утра.

До девяти — никакого шума. А обычно Мауна возвращается в восемь. Это ж знает в Семье каждый. Что за… Атрисса подбежала к окну, быстро и тревожно.

— Я люблю тебя жизнь, и хочюууу, чтобы лучше ты ссстала! — проорало что-то огромное.

— Это сир Арзис, — докладывала Атрисса, держа занавесь. — И какой-то лев, я его не знаю. К ним подошёл сир Уруз. И кто-то ещё, он хвостом ко мне, не вижу. Ой… — вздохнула служанка.

— Что там? — нахмурилась Ваалу-Мауна, поставив лапы на пол и управляясь с шёлковым поясом шемизы.

— Кажется, они спорят.

— Беги к Таару и передай, что я приказала принять вхожего, которого привёл Арзис, — торопливо молвила Ваалу-Мауна.

— Ах, ага, это вхожий? — всё поняла Атрисса. — Эм, его готовить, его готовить к постели?

— Да, да. Стой! Помни, о вхожем: не напоить, не дать переесть. Я сначала гляну на него. Потом укажу, готовить ли. Беги.

Атрисса исчезла, а Мауна чуть растерянно села на кровать; так же растерянно на неё глядел Мелим.

— Ваал мой, так быстро, — прошептала себе под нос Вестающая. — Так внезапно…

…Таар, заснувший поздно и плохо, проснувшийся рано и плохо, быстрым шагом подошёл к Арзису и незнакомцу, окруженные уж четырьмя из телхраны Вестающей на булыжной дороге к главному входу.

— Что здесь происходит? — осведомился.

— Сир Таар, оцени — есть гости, — показал Арзис гостя, о Ваал мой, что это. — Мы тут чуть-чуть пошумели, бардак, бывает, мы уже всё.

— Прошу сира представиться, с каким делом…

Стоя чуть сзади, Арзис яростно показывал следующее: неслышно говорил «хозяйка» и пальцем тыкал в кружок из пальцев левой руки, да ещё подмигивал.

— …точнее, разрешится мне поправка — как имя сира?

— Моё? Ману.

Тут же подбежала Реная и ласково заговорила к Таару: велели гостя принимать, ему вхожая дорога, он вхожий, прошу-прошу. Улыбка гостю, улыбка Таару, улыбка всем.

— О, во, это она, что ли? — показал на неё пальцем огромный львина.

— Обижаешь, брат, — по-свойски толкнул его Арзис. — Эта старая. Сейчас всё будет.

— Я бы и её отъёб, — засмеялся Ману.

— Я бы тоже! — тоже засмеялся Арзис. — Ну, Ренаи, показывай, куда идти, чего кушать, и всё остальное. Ну. Ну мы пошутили, добрые Сунги понимают шутки. Ну идём, брат, идём, это всё ерунда. Реная! Идём, Реная, устраивай нам приёмчик, туда-сюда, — и Арзис взял под локоть огромного льва, прямо как львичка, и пошёл с ним к усадьбе, вообще не обращая внимания на настороженную телоохрану и прочую бутафорию.

Таар показал телохранителям, мол, успокойтесь, и степенно пошёл за Арзисом.

— Сир Арзис, на два слова? — позвал Таар.

— Да-да, конечно, — весело ответит тот, и доверительно заговорил к Ману, еле обняв его за плечи: — Иди с этой, потерпи, все такие серьёзные тут все. Не пыли, видишь, морщат попу.

— Понял, брат, — хлопнул Ману его по плечу.

— Я счас, — сказал Арзис, и отошёл в сторону, подманив управляющего жестом.

Таар спросил, держа кулак у рта:

— Плохой расчёт. Зачем ты его сюда привёл? — еле слышно сказал.

— А куда? — спокойно, тихо и зло вопросил Арзис, наклонившись.

— Нам надо спросить Хозяйку, составить расписание, впихнуть его в день, — громко шептал Таар. — Определить место. В обитель, это…

— Так упихай, уже. Дело вроде важное.

Таар потёр глаза большим и указательным пальцем. Потом палец указал на Арзиса:

— Что он знает?

— Что должен, эээ, войти в постель какой-то очень красивой и богатой львицы, ведь та обожает львов размеров с корову. Я ему проиграл нашу хозяйку в Круге.

— Как это? — беспомощно удивился Таар, хотя это вообще не в его стиле.

— Это как в карты, только надо поваляться. Сир Таар, не бери в голову, иди скажи хозяйке, что всё в когтях. Помойте его там, дайте того самого вина, ну вы знаете, обычные дела. И осторожней, он — дурак.

— Что значит — «дурак»?

— Дурак, сир Таар, дурак. Ду-рак. Противоположность тебе, — уходил Арзис вверх по лестнице, глядя на него.

И потом не отходил от Ману. Двое телохранителей при входе указали Ману встать, чтобы его осмотрели; но Арзис потребовал, чтобы его обыскали первого, что те и сделали. Приговаривая, что красивое любит чистоту, Арзис смотрел на Ману и скалил зубы. То же самое он делал, когда осматривали Ману. Они вместе сели за стол (прямо в главной столовой, и туда привёл Арзис, хотя изначально Реная вела в маленький атриум — то ли от испуга, то ли не сообразила), который служанки — к их чести — чрезвычайно быстро и ловко накрыли, и Ману хвалил их, что они «соображают». Арзис вылил вино на пол, когда увидел, что им принесли «дерьмо» (служанки от спешки не подумали, что надо подать не дорогого кафнского вина, а нагреть того самого, с мёдом), и это очень понравилось Ману. Арзис говорил, что сейчас вот они закусят в дорожку, а потом отмоются и пойдут «развлекаться». Рассказывал байки и пошлые шутки.

Потом — внезапно — зашла Ваалу-Мауна, в сопровождении четырёх из телоохраны. Арзис очень просто, как подружке, помахал ей ладонью, и показал на неё Ману, но с неким особым жестом, ибо тот не совершал уж никаких похабных выпадов и не делал комментариев, а только кивнул с усмешкой, уплетая куриную ногу целиком. Арзис довольно и с признанием отметил, что Хозяйка была безо всяких отличий сестринства, и даже платье у неё не сестринское, только со серебряным кольцом.

Она, жестом указав своей охране покоиться, подошла к Ману, совсем близко. Арзис видел, как она глядит на него, одна рука вдоль, а вторая — на бедре. Он видел его великое изумление, ему открылся рот и он шумно дышал. Видел напряжённую морду Уруза, который не выдержал и встал сбоку, а не сзади. Но это ничего не испортило.

— Желание льва — жизнь львиц, — сказала ему Ваалу-Мауна, и ушла.

Ману изменился. Он перестал смеяться и отвечать. Выпив до дна и вино, и воду, потребовал идти мыться. Арзис пошёл с ним, буквально изгнав из балинеи полуголых Мэринэ с Карой и прорычав им не заходить, а идти к Хозяйке или там куда угодно. Там Ману стал выражаться только ругательными междометиями и чрезвычайными, страстными, яростными угрозами, самой приличной из которых была… никакая из них не была приличной.

— Я первый! — вылезая из бочки, грозно предупредил он Арзиса.

— Конечно, брат, гостем будешь, — без труда согласился Арзис. — Сушись. Я скажу хвосткам жратвы наготовить.

В одной балинейной ткани он вышел и очень-очень кстати застал служанок Атриссу и Тайру под дверью. Те обе там сидели и явно их ждали.

Атрисса бросилась к Арзису:

— А ты чего моешься? — зашипела.

— Ты что-ли хочешь с ним там сидеть? Заткнись и слушай сюда: беги к хозяйке и скажи, чтобы прогнала меня, когда зайду.

— Что?

— Когда. Я. Зайду, — взял он её за плечо, — с этим львом к хозяйке, она должна меня прогнать. Самым хреновым и унизительным способом. Пусть скажет мне что-нибудь вроде «пошёл вон». Давай, шевели хвостом.

— Зачто мной кидаешь! — вдруг стукнула Атрисса его по груди, северольвица. — Цанна!

Э нет, бесплатно стучать по нему нельзя.

— А ну шшшш, — обнял да схватил он её за мордашку. — Не дерись. Где хозяйка?

— Мммм…

Он отпустил ей мордашку, предварительно помучив, поводив на нос, поиздевавшись, как над львёнами в детстве, а потом подростком. Шанса у неё освободиться не было, разве что страшно царапаясь.

Но сейчас некогда страшно царапаться — надо служить Хозяйке!

— В гостевом крыле, есть там спальни, — вдохнула Атрисса. А потом снова за своё: — Ты меня душил. Я пожалуюсь.

Не обеспокоившись трагичным обвинением и неотвратимыми последствиями, Арзис зло сказал ей:

— Беги туда! — и тряханул её за плечо, неслабо так. Подействовало: убежала не только она, но и Тайра, живая свидетельница мучений.

Проводив их взглядом, Арзис пошёл обратно в балинею, но не дошёл, потому что из неё вышел Ману — всё ещё мокрый, звериный и серьёзный.

— Куда идти?

— Идём, — повёл его Арзис.

И повёл его сложно, не напрямую, покупая время для Атриссы.

Так они и прошли, полуголые, по всей обители, а потом по главной лестнице наверх. Арзис, когда подходили к спальне и завидев телохранителей Мауны у двери, вдруг понял, что не учёл детали: этого Ману могут пропустить, а его — нет. Ещё важным было то, готова ли Мауна или нет.

Он вспомнил свой заход. Тогда она не была готова. Она сидела с завязанными глазами. Или так и должно быть?…

Тут же вышла Атрисса, и с какой-то издевательски лучезарной улыбкой молвила им:

— Сюда, добрые Сунги, — и показала жестом на дверь, достойным театра.

И без всяких трудностей и преград они оба оказались в спальне.

Точнее, Арзис знал, что это не её настоящая спальня — та в совсем другом конце обители. В её настоящую спальню так просто не зайдёшь. Наверное, туда вообще не зайдёшь.

Всё было иначе: света больше; служанка — которую Арзис уж знал, это Хизая, самая опытная — сидела теперь в лапах кровати, прямо на полу, на подушке, бесстрастная, и Арзис просто определил, что в её широких рукавах и соединённых ладонях прячется нечто холодное и стремительное; и, самое главное, Ваалу-Мауна — стояла, плечом прислонившись к столбу балдахина; левая лапа нашла приют прямо на правой, словно от истомы, это даже фривольно. На ней длинное, до когтей лап, ночное одеяние, но видно хвост. Оно почему-то тёмно-серое, а не белое.

Показав на Арзиса пальцем, совершенно прямая рука, Мауна молвила:

— Ты? Ты — нет. Пошёл вон.

Её холодный взгляд и надменный жест были так уничтожающи, что Арзис даже хмыкнул. На него посмотрел Ману, но мгновенно, не задерживаясь, не интересуясь.

Миг — и Арзис вышел, тихо закрыв за собой дверь. Вдохнул, выдохнул, начал задёргивать портьеру при двери, чтобы запечатать и закрыть успешно сделанное дело, но его остановила рука в блестяще-заклёпочной перчатке.

— Не закрывай, — прошептал охранитель при двери, Тай, хустрианец и большой любитель ножей, и вообще непростой тип, как уже понял Арзис. Телохранитель с другой стороны — Арзис ещё не помнил его имени — показал на ухо. Мол, слышать всё надо.

Арзис понимающе кивнул и тихо сказал:

— Ну, понеслась, — и поднял перед дверью прощальный кулак победы.

Тай отвернулся от него, хмыкнув с улыбкой.

Встав посреди коридора, Арзис оглянулся кругом, обёрнутый лишь белой тканью, зато уставив руки в бока. Он глядел на телоохрану Хозяйки, а тут, кроме ещё четырёх грив, был ещё и Уруз, но те оказались безучастны к его триумфу хорошо провёрнутого дела. Только Тай изображал нечто вроде улыбки, но та могла значить вообще что угодно.

— Иди. Не мешай хранить Хозяйку, — выцедил ему Уруз, и кивнул головой в сторону лестницы вниз. Проскрипели пластины доспеха, когда он скрестил руки.

Потерев щеку и поводя плечами, Арзис молча ушёл. Хоть бы «спасибо» сказали. И сел прямо так, как был, в столовой, где они недавно ели-пили. Взял кубок, непонятно чей, и выпил что там было. Оказалось — вино на дне, то самое, с мёдом, и не простым. Оно ему понравилось. На столе была ещё настойка, ещё одна. Налил, выпил и то, и второе. Хорошо.

Мимо прошмыгнула одна служанка, другая — убирали со стола. Подошла и Атрисса, тоже что-то взяла. Посмотрела, оставила что взяла и набросилась на него (засада!):

— Ты чего тут сидишь, да ещё голый?

— Я не голый, — ответил Арзис, осушая капли с донышка кубка. Ему ещё хотелось этого вина, но уже не было.

— Ох, ты бы при иной Хозяйке был бы десять раз наказан. Или казнён.

— При этой раз хотели казнить. Ещё девять в запасе, — взял он себе куриную ногу; он грыз её (ногу), задумчиво, чувствуя усталость — он практически не спал эту ночь.

Продолжая убираться по столу, Атрисса негромко приговаривала:

— Хозяйка, благороднейшая, смелейшая, добрейшая… Сама к тебе бросилась… Ахлиа! Ты ничего о ней не знаешь, дурачина. Родился в падающую звезду ты. Устыдился Ваала, одумался в последнюю минуту.

— Слушай, иди принеси что-нибудь одеться. Из моей комнаты, любое.

— Вот пойди и возьми себе, — отказала ему Атрисса и взяла со стола, что надо, да унесла прочь.

Вздохнув, Арзис продолжил лениво грызть ногу, блуждая взглядом по столовой. Ничего не думалось, не хотелось. Устал. Пошарил ещё по столу, в тщетных поисках найти ещё такого вина. Есть вот ещё бутылка, выпил вот с неё, много. Закрыл глаза, посидел, облокотившись о стол.

— Ты где такого кабана нашёл? — явилась откуда-то сзади Атрисса.

— Да их полно кругом. Надеюсь, этот хозяйке подойдёт, — медленно сказал он.

Решительная, светлошерстая рука вручила ему нечто большое и мягкое из-за плеча.

— Не говори об этом, шэшэ, — торопливо прошептала она.

— Сама ж начала. Что это?

Не управившись, Арзис упустил это нечто, и оно растеклось бежевой тканью по полу.

— Тога.

— У меня нет тоги. Ты где её взяла?

— У нас всё есть, Арзис. Давай.

— Я не умею тоги одевать. И пасны, — сказал он почти правду.

Она с укором посмотрела на него:

— А что за лев, что не умеет облачиться в тогу? Встань.

Арзису было настолько всё лень, что он просто встал и расставил руки в стороны. Балинейная ткань ему спала, и он остался без всего.

Никак не отреагировав на такое, Атрисса ловко завернула его. Потом, нажав на плечи, усадила обратно; небольшой расчёской, которой обычно чешутся львицы, она начала безжалостно расчёсывать ему гриву. Откровенно говоря, Арзис бы с удовольствием взял и прямо здесь заснул, за столом; но, как всегда, не получалось — то шамхаты тебя средь ночи своим рычанием будят, то в борделе дебош, то северянки чешут.

Пришла немолодая уж дхаарка, убрала скатерть со стола, постелила иную.

— Сир-господин будет пить ещё-ещё?

Арзис знал: в этой семье, с этой Хозяйкой, дхаарам позволялось подавать пить-есть, кроме серьёзных и торжественных случаев. Дхаары тут позволялись и обитали где-то в подвале, где и он.

— Нет.

Кубок перед Арзисом исчез. Атрисса не преминула воспользоваться иерархией и положением, и фыркнула дхаарке, чтоб побыстрее, да чтоб не мешалась.

— Спасибо, сир-господин.

Безмолвно, очень тихо ушла.

— Я на тебя пожалуюсь. Таару. И Хозяйке.

— Почему? — без интереса спросил Арзис.

— Я ж говорила! Ты меня схватил и душил. Ты меня убить хотел.

Арзис цыкнул.

— Расскажи новости, пока меня не было.

— Тебя два дня не было, какие тут новости, — Атрисса стала чесать его помягче. Потом он почувствовал нечто иное, вроде как ему стяжки на гриву приделывают.

— Стяжки что-ли?

— Да. А, ну разве что дхаарку нашу укусил то ли шмель, то ли шершень. Говорит, в кувшине был, когда мыла. Вруниха, хочет меньше тарелки мыть, и далась укуситься.

— В кувшине, говоришь? — оживился Арзис. — И что с ней?

— Ничего, рука ей болела.

— А какую дхаарку?

— Далась она тебе. Да наша, мелочь, её мать тоже Вестающим служит. Тойка её зовут.

— Тойка?

— Угу. Имя так-то длиннее, язык заплетёшь, но мы Тоей зовём, — приятно чесала его Атрисса, коготками прохаживаясь по гриве.

— А что за порода?

— Из Мрамри. У нас все — мрамрийки, неплохая, позволенная порода. Покладистые.

— Где она?

— Откуда я знаю. На кухне или в подвале. Или в курятнике. Где же ещё.

— Я думал, что у нас все дхаарки старые. Вот дела.

— Не-т, — молвила Атрисса и вздохнула, управляясь с его гривой.

Он не мог представить, о ком она говорит. Хоть дхаарки и жили недалеко от него в подвале, но он их практически не видел, они ютились, скрывались и не смели глядеть в глаза; все вроде как немолодые, им четвёртый-пятый десяток.

— Она чья-то дочь, из наших дхаарок? Или пра-дочь?

— Нет, я же сказала: её мать служит одной Вестающей, сейчас она в Дэнэнаи. Что тебе с дхаарок, будто нет больше разговоров.

Встала напротив, с иной стороны стола.

— Уставший ты, иди проспись.

Внезапно послышался приглушённый рык со второго этажа: одержимый и победный.

— Ахлиа! Ваал… — сжала руки на груди Атрисса. — Ох, Хозяйка… Ваал бережёт. Ваал не допускает.

Арзис зевнул и утёр нос:

— Ваал в охоту. Ваал покрыл дело, — встал и, как был, пошёл из столовой. — Пойду спать.

— Не за что, — обвиняюще бросила вдогонку Атрисса.

Спустившись по лестнице на цокольный этаж, потёр нос. Надо бы себе воды набрать в большой кувшин, ведь будет пить, просыпаясь, он так любит.

— Твою мать.

Арзис развернулся и, покачиваясь, пошёл в столовую, но Атрисса уж исчезла. Хотел её позвать, передумал. Пошёл на кухни, но там было до странного тихо и никого: ни служанок, ни дхаарок. Прошёл дальше, к западному чёрному выходу — там есть на улице колодец. Но надо ёмкость. А где её брать?

Где этих самок носит, когда нужны, чтобы дать кувшин?

И где они всё только прячут?