Омен IV: Возбуждение (джен)

Звонок телефона разорвал тишину, заставив меня вскочить с кровати. Я потянулся за аппаратом, сердце снова заколотилось. Я знал, что это она, но не знал, что ожидать. Когда я поднял трубку, её голос был неожиданно спокойным.

— Приходи, — сказала она, без всякой интонации, но что-то в её голосе заставило меня вжаться в телефон.

Я замер, не зная, что делать, но интуитивно понял, что у меня не было выбора. Всё, что я мог — это пойти, и я быстро спустился по лестнице, каждый шаг отдавался в груди как тяжёлый камень. В голове было темно и пусто. Я не знал, что будет дальше. Не знал, что она от меня хочет. Но, несмотря на это, я подошёл к её двери и вошёл в комнату.

Она стояла у окна, молча, как будто ожидала чего-то важного. Моё сердце сжалось, когда я обнял её. Она была холодной, как лёд, её тело казалось чуждым, как нечто, что не имеет отношения ко мне. Я чувствовал, как она ускользает, растворяется в моих руках. Но в тот момент, когда я притянул её к себе, я ощутил нечто совсем другое — пятно тепла, живое и яркое, — её губы.

Я не мог остановиться. Мои руки сжались, и я целовал её снова и снова, словно пытаясь вернуть ей что-то, что я потерял. Но её тело не откликалось, она оставалась неподвижной, как статуя, словно все её чувства поглощены каким-то мракобесием. И тем не менее, я продолжал целовать её, на автомате, пока не терял ощущение времени.

Всё, что окружало нас, исчезло. Была только она, только этот момент, этот жар, что я пытался вырвать из неё. Я не знал, что она чувствует. Не знал, была ли она рядом, или это всё было лишь фантазией. Но я продолжал, даже не понимая, почему. Это было полнейшее сумасшествие, и, возможно, я был слишком далек от реальности, чтобы понимать, что делаю.

Мне совершенно нечего было сказать. Я стоял, пытаясь найти слова, но всё, что выходило, звучало как пустые фразы. И вдруг, как осенило — я понял, что должен её спросить, чтобы она поняла меня, чтобы она поняла, что я намерен забрать её.

— Ты знаешь, кто я? — спросил я, почти не ожидая ответа.

Она посмотрела на меня с интересом, но без удивления.

— Знаю, — ответила она спокойно, как будто уже ожидала этого вопроса.

— Вот как? — я слегка приподнял брови, пытаясь понять, что она скрывает. — Из Бюро Путешествий? — предположил я, но голос мой был уже несерьёзным.

— Нет, — ответила она, не меняясь в лице, — не оттуда.

Я чувствовал, как её слова оставляют меня на грани разочарования, но я продолжал, потому что знал, что должен.

— Всё равно, — сказал я, зная, что это звучит странно. — Я дикий, страшно дикий. Ты меня понимаешь?

Она нахмурилась, чуть приподняв брови, как будто не была уверена в моих словах.

— Правда? — спросила она, немного усмехаясь.

— Ужасно дикий, — повторил я, чувствуя, как весь мой внутренний мир сжимается от страха и волнения. — Как звать-то тебя?

Она смущённо взглянула на меня, но ответила, не глядя в глаза.

— Азия, — сказала она. — Азия Доноху.

Я почувствовал, как что-то внутри меня обрушилось. Но я не мог остановиться, потому что в этот момент меня осенило, что я должен спросить её не просто так.

— Нет, я не об этом. Я имею в виду твою девичью фамилию.

Она замерла, её взгляд стал подозрительным.

— Виейра... — тихо произнесла она, как будто сама удивлялась, что я задаю ей этот вопрос.

Я не сразу уловил её слова, но когда она произнесла фамилию Виейра, всё стало ясно. И в тот момент я понял: я больше не хотел, чтобы она оставалась «Доноху». Я хотел, чтобы она была моей, чтобы она стала моей женой! И с этой мыслью я сказал, не думая о последствиях:

— Я заберу тебя отсюда!

Она посмотрела на меня, ошарашенная.

— Что? — её голос был глухим, как будто она не верила своим ушам.

— Заберу, — повторил я, не давая ей возможности возразить. — А ты что, не хочешь?

Она покачала головой, но я видел, как её глаза начали мягчеть.

— Нет, — ответила она, но её слова не звучали так твёрдо, как я ожидал.

— Ничего, я всё равно тебя заберу, — сказал я, не оставляя сомнений. — Знаешь почему?

Она замолчала, но я продолжал.

— Кажется, знаю, — сказала она с лёгким вздохом, но в её голосе не было уверенности.

— Нет, — возразил я, — ты не знаешь, потому что и я сам не могу объяснить, почему это произошло, но это случилось, когда я увидел тебя. Вчера. За обедом. Понимаешь?

Она кивнула, но что-то в её взгляде мне не нравилось. Я чувствовал, как её разум пытается сбежать от этого разговора, но она была уже в моих руках.

— Постой, — сказал я, сделав шаг ближе, — может, ты думаешь, я шучу?

— Нет, — ответила она, и в её голосе я уже слышал не только удивление, но и некое смятение.

— Откуда ты можешь знать? — продолжил я, — хотя, всё равно. Ты попытаешься сбежать?

Она молчала, её глаза прятались от моего взгляда, но я был уверен, что она не уйдёт.

— Не делай этого, — тихо сказал я, стоя перед ней. — Это не поможет. Пойми, я всё равно не оставлю тебя в покое, даже если бы и хотел. Ты веришь мне?

Она молчала, и в этом молчании я услышал ответ, который словно отпустил меня, заставив покинуть её номер. Не оглядываясь, я направился к своей комнате. Лестница, как и раньше, была такой знакомой, стены — кремовые и зелёные, неизменные. Всё вокруг было на своём месте, но мир, казалось, изменился. Дверь моей комнаты стояла передо мной такой же, как всегда, но теперь я не видел в ней привычного, знакомого объекта.

Я распахнул окно, и воздух ворвался в комнату. Какой он был! Свежий, но в то же время необычный, насыщенный, словно каждый вдох приносил что-то новое, что-то важное. Я стоял у окна, наслаждаясь этим моментом. И с каждой секундой моё тело наполнялось спокойствием. С того момента, как я вышел из её номера, я вдруг осознал: я был спокоен. Не было ни тревоги, ни волнения. Я даже улыбался. Но это была не та улыбка, что отражается в зеркале. Это была улыбка внутри, почти насмешливая, снисходительная.

Я понял, что вся моя борьба, все эти чувства, терзавшие меня, были пустыми. Это было так просто, а я пытался усложнить. Я смеялся, но не вслух. Улыбка была в самом мне, в том, как я понял свою глупость. Всё это время я искал ответ, но он всегда был так близко.

Я почувствовал, как напряжение внутри меня растёт, и вдруг мне стало нужно что-то конкретное, что-то острое, что-то, что могло бы вернуть мне ощущение контроля. Я начал искать нож. Это казалось странным, но в тот момент я не мог остановиться.

Наконец, я нашёл его. Тусклый металл сверкнул на свету, и я просто стоял, глядя на нож в руках. Он был тяжёлым, с изогнутым лезвием, слегка потёртым, как будто давно не использовался. Я повертел его в руках, и его холодная поверхность приятно проскользнула по моим пальцам. Всё вокруг казалось таким далёким, а этот нож был таким близким, реальным, осязаемым.

Я смотрел на него, пытаясь понять, зачем мне это нужно. Почему именно сейчас я чувствую необходимость в этом холодном металле? Но на самом деле я не искал ответа. Я был просто поглощён этим мгновением, этим ощущением остроты, границы между мной и чем-то другим. Это было не про нож. Это было про то, что я ощущал внутри себя.

В тот момент, когда я держал нож в руках, во мне что-то резко завопило, как будто внутренний голос, долгожданный, но совсем не тот, которого я ожидал. Это было не просто осознание, это было как холодное пробуждение. Я вдруг понял, что всё это не имеет смысла. Это не по-мужски. Я почувствовал, как сила внутри меня начинает расти, но не в том, что я держу в руках, а в том, что я могу отпустить это, оставить всё позади.

Словно резко просыпаясь от кошмара, я выбросил нож в сторону. Он упал на пол с глухим звуком, а я стоял, задыхаясь, от этого странного ощущения облегчения. Всё, что я искал в нём, было пустым, мимолётным. Я мог бы быть другим, сильным, но вот так, с этим ножом в руках, я понимал, что это лишь слабость.

И вот, стоя перед ним, я почувствовал, как что-то в груди распрямляется, как тяжесть уходит. Я не знал, почему мне нужно было пройти через это. Но теперь всё стало на свои места.

Я замер, когда услышал покашливание. Это было тихо, но достаточно ясно, чтобы я сразу понял: я не один. Я обернулся, и она стояла там. Азия. Она стояла на пороге, её взгляд был пристальный, будто она уже всё видела. Её глаза — без лишних слов — сразу заглянули мне в душу.

Она молчала, но я чувствовал, как её присутствие наполняет комнату. Время остановилось. Я даже не знал, что сказать. Мои руки были пустыми, нож уже был далеко от меня, но всё равно ощущение неловкости не покидало.

Она не двинулась с места, а я вдруг понял, что всё это было зря. Она была здесь, и я, возможно, потерял всякую возможность скрыть свою слабость.

— Я не хотел... — сказал я, но слова застопорились на языке.

Она ничего не ответила, только внимательно смотрела. Всё казалось таким очевидным, даже если я и не хотел этого признавать.

Я наклонился над ней, ощущая её дыхание, которое касалось моего лица, лёгкое и тёплое. Её взгляд был устремлён в мои глаза, и я видел в нём что-то такое, чего не мог понять. Её веки не дрожали, её лицо было как камень — совершенно спокойное, лишённое всякой тревоги.

— Почему ты позволила целовать себя? — прошептал я, чувствуя, как каждое слово выходит с трудом, как будто оно не моё.

Она тихо вздохнула, и, не отрывая взгляда, ответила:

— Не знаю.

Я медленно коснулся её щеки губами, затем скользнул к её шее, едва ощутив её кожу, и замер. Голова опустилась на её плечо, и в этот момент меня охватило что-то необъяснимое. Я сжал зубы, стараясь подавить всё, что внутри меня кричало, всё, что могло бы разрушить этот момент. Это было слишком сильно. Я никогда не знал, что такие чувства вообще существуют. Мне хотелось кричать, но я молчал. Хотел плакать, но сдерживался.

— Азия, — прошептал я, едва шевеля губами, не издавая звука. — Виейра... Спаси меня.

Она оставалась неподвижной, как будто не слышала меня, или, может быть, просто не хотела отвечать. Всё было тихо, только её сердце, бьющееся где-то далеко, наполняло тишину. Его удары казались такими глухими, словно приходили из другого мира.

Я поднялся и сел рядом, понимая, что я уже не был тем, кем был до этого. Затем обнял её, чувствуя тяжесть её головы, которая сначала покоилась на моем плече, а затем переместилась на сгиб локтя. Мы лежали рядом, не двигаясь, как будто всё вокруг нас исчезло. В этот момент всё стало неважным, несущественным. Вокруг была только тишина, молчащая тьма, которая словно поглощала нас обоих. Не было слов, не было звуков — только мы, и это ощущение, будто время остановилось.

Я не знал, что будет дальше. Может, ничего не будет. Может, всё это — просто мгновение. Но в этой тишине, в этой молчаливой тьме, я почувствовал что-то большее, чем просто присутствие. Это было как единение, как понимание без слов, как нечто гораздо более глубокое, чем я когда-либо ощущал.

— Будь благословенна, Азия Виейра, — прошептал я одними губами, едва шевелясь, чтобы не нарушить тишину, которая висела между нами.

Я вдыхал её запах — лёгкий, свежий, едва заметный, но такой близкий, что казалось, он заполняет всё пространство вокруг. В тот момент вся комната, весь мир исчезали, растворяясь в этом спокойном мгновении.

Закрыв глаза, я ощутил, как тьма обвивает меня, и с каждым её прикосновением тело расслабляется, напряжение уходит, а мысли исчезают. Я погружался в сон, убаюканный тишиной, в которой мы оба были, разделяя этот момент, не нуждающийся в словах.

Я открыл глаза, ощущая странное беспокойство. Я не знал, где я, не знал, кто я. Мгновенная растерянность охватила меня, и в следующее мгновение я заметил темные волосы, рассыпавшиеся по моему плечу. Странное чувство — будто плечо было не моим, оно стало чуждым и неощутимым. Это длится всего мгновение, и я тут же вспомнил. Вспомнил всё.

Солнце еще не взошло, и мир был окутан холодным, молочно-белым светом рассвета, словно сам воздух был пронизан чистотой. Он был бесцветным, но настолько ярким, что холод проникал в каждую клеточку тела. Я смотрел в её лицо, освещенное этим предутренним светом, словно впервые его видел. Лёгкая тень от её волос падала на щеку, а глаза были закрыты. Она спала крепко, и губы её были сжаты, будто в попытке удержать какой-то ускользающий сон.

Она подложила под голову ладонь, и я заметил, как время от времени её брови слегка шевелились, словно она была в полудреме, удивляясь чему-то, чего я не мог понять. Движения были почти незаметными, едва ощутимыми, но для меня это были моменты, наполненные значением. Я следил за её лицом, будто оно было картой моей судьбы, и в каждом её жесте, даже в самой маленькой морщинке на лбу, я искал ответы. Я был не в силах оторвать от неё взгляда. Мы были связаны этим рассветом, этим светом, этим моментом, который казался вне времени.

Она всё ещё спала, и я воспользовался этим. Быстро оделся, даже успел побриться в ванной, стараясь не издавать лишнего шума.

Когда я вышел из ванны и сунул голову в комнату, мне показалось, что она что-то пробормотала во сне. Я подошёл на цыпочках к кровати, осторожно, чтобы не разбудить её. Но как только я подошёл ближе, она открыла глаза.

— Я спала... тут? — её голос был тихим, чуть сонным.

— Да, Азия... — ответил я, почувствовав лёгкое смущение, и поспешил добавить: — Виейра... — пытаясь сгладить неловкость, назвав женщину по её девичьей фамилии.

Она немного помолчала, посмотрела на меня с любопытством.

— Мне казалось, что кто-то... — её взгляд метался, пытаясь разобраться.

— Да, Азия, это был я... — тихо сказал я, не отрывая взгляда от её глаз.

Она смотрела на меня, и я видел, как постепенно в её глазах возвращается осознание всего, что произошло. Сначала её глаза широко раскрылись — от удивления? — потом она их закрыла, а затем вновь открыла, но уже украдкой, быстро, так что я успел заметить. Она быстро заглянула под одеяло, и, увидев меня, повернула ко мне порозовевшее лицо.

Я кашлянул, пытаясь нарушить напряжённую тишину.

— Ты, наверное, хочешь пойти к себе, а? Может быть, мне лучше выйти или... — произнёс я, не зная, что сказать.

Она быстро ответила, как будто обрывая мои слова.

— Нет, — сказала она. — У меня есть халат.

Она села, запахивая полы халата, и на мгновение в комнате стало ещё тише.

— Это... уже... по-настоящему? — её голос был тихим, будто она прощалась с чем-то, что больше не вернётся.

Я молчал, не зная, как ответить.

Она встала и прошлась по комнате, словно в поисках ответов среди этих привычных, неведомых уголков. Она вернулась и подняла глаза на меня. В её взгляде было что-то неуловимое, не только сомнение, неуверенность, но и нечто большее — что-то скрытое, зажатое где-то глубоко. Может, страх? Или может быть, даже какое-то отчаяние, которое я не мог сразу понять, но почувствовал всем своим существом.

— Сковородников...

Она произнесла мою фамилию, и мне показалось, что из её уст она прозвучала как-то пусто, неестественно, словно Азия сама не была уверена, что это слово принадлежит мне. Всё в её голосе было чуждо, как если бы она впервые произносила мою фамилию и никак не могла привыкнуть к мысли о том, что она теперь будет связана с ней.

— Меня зовут Антон, — ответил я, стараясь придать своему голосу спокойствие, которое сам давно потерял.

— Антон, я... я действительно не знаю... Я хотела бы... Райан...

— Что? — я не понял её, растерянно нахмурив брови.

— Ну... Он... — Она как будто не могла или не хотела произнести слово «мой муж». — Он вернется послезавтра.

— Да? — отозвался я, ощущая тяжесть в воздухе.

— Что будет? — её голос звучал тихо, как если бы она уже предчувствовала неизбежное.

Я почувствовал, как камень сдавил мне горло.

— Мне с ним поговорить? — спросил я, не в силах скрыть сомнения.

— Как это...? — она была явно сбита с толку, не понимая, что я имею в виду.

Я замолчал, а потом, с изумлением в глазах, взглянул на неё.

— Вы же... вчера говорили...

Я замолчал, ожидая её ответа.

— Что... заберете меня? — её вопрос был почти невинным, но в нем была какая-то дикая тревога, даже страх.

— Да... — сдержанно сказал я, хотя сам не знал, что произнес это именно в этот момент.

— А он? — она не сводила с меня взгляда, пытаясь понять, что все это значит.

Я задумался на секунду, не понимая, что должен ей ответить.

— Так мне не говорить с ним? — спросил я, чувствуя, как меня вновь охватывает отчаяние.

— Как это, «говорить»? Вы хотите сами? — её вопрос был почти наивным.

— А кто же? — спросил я с усмешкой, которая не отражала моего состояния.

Она, покачав головой, тихо сказала:

— Значит, это... конец?

Что-то сдавило мне горло. Я хотел что-то сказать, но не мог. В груди было пусто, и я кашлянул, пытаясь сглотнуть слёзы.

— Но ведь... другого выхода нет. — И, несмотря на мои слова, я сам не верил в них.

Я взглянул на неё, чувствуя, как внутри что-то невыносимо давит. Казалось, вся комната стала тише, будто даже воздух замер, ожидая ответа. Я стоял перед ней, ощущая свою собственную слабость, будто каждое слово давалось с усилием.