Syberia 3. Таймырское приключение (джен)

Осень 1995

Выстрел, ещё выстрел… Агент Ледли Фитцджеральд прибавил ходу и приготовил пистолет. Этим вечером он и его напарник Ник Кантен случайно обнаружили рецидивиста Джека Хенесси, подозреваемого в распространении наркотиков и ряде других преступлений. Ник не любил приготовлений, поэтому настоял на том, что Хенесси надо брать безотлагательно.

— Не гони коней, Ник, — развёл руками Ледли. — Надо вызвать подкрепление.

— Нет, — отрезал Кантен. — Знаешь, стадо быков наделает меньше шума, чем наши доблестные копы.

Кантен никогда за словом в карман не лез, чем и вызывал расположение коллег и начальства. В последнее время, правда, его поведение разительно изменилось — он стал раздражительным, агрессивным, часто конфликтовал с коллегами. Казалось, он прямо напрашивался на взыскание, а то и отстранение от службы, но до сих пор начальство на выходки лейтенанта Кантена смотрело сквозь пальцы. Сам Ледли, который стал напарником Ника около пяти лет назад, считал, что просто застал Кантена не в самый лучший период его жизни. Да, ему было, отчего сорваться — служба в ФБР оказалась тяжёлым и неблагодарным делом. Начальство то и дело пилило мозг, выходные и покой ему только снились. Похоже, чрезвычайная увлечённость Ника работой не слишком нравилась его жене, и на этой почве у них частенько случались конфликты. Итог был вполне предсказуемым: скандал и развод. С того момента прошло уже несколько месяцев, и Кантен стал буквально хиреть на глазах. В самом отделении ещё годом ранее кто-то пустил слух, что Ник подсел на наркотики, но шеф заявлял, что не позволит сплетням подрывать репутацию отделения. В свою очередь, Ледли был убеждён в обратном: он давно подозревал, что Кантен на чём-то «сидит». Иных объяснений его часто неадекватному поведению у Фитцджеральда не было.

Когда Ледли наконец достиг того места, откуда звучали выстрелы, он обнаружил своего напарника. Кантен как-то отрешённо смотрел прямо перед собой. Казалось, он не замечает ни трупа Хенесси, ни своего напарника.

— Готов, сукин сын, — процедил сквозь зубы Ник.

— Ты убил его?

— А что было с ним делать? Он прямо на меня кинулся.

— Но… Разве мы не собирались взять его живым?

— Да что с тобой, Ледли?! — Ник, казалось, вспылил без особой на то причины. — В штаны наложил? Давай уже, звони куда надо! Пора.

Ник выглядел чересчур суетливым, — казалось, он не может адекватно реагировать на происходящее. А когда уже прибыла полиция, напарники, дав показания, собирались уезжать. Нику будто не терпелось. При этом всё его тело словно сотрясал электрический разряд, и он всё время сопел.

— Ник, может, лучше я поведу, а?

В ответ Кантен молча сел за руль и завёл двигатель. Первые несколько минут поездки прошли спокойно, но уже на выезде из квартала Нику стало плохо. Он отпустил рулевое колесо и ухватился за поясницу. При этом его нога непроизвольно выжала газ. Ледли даже не успел опомниться, как машина на полной скорости влетела в стену дома. Ледли отделался довольно легко — со всего размаху ударился о переднюю панель, из-за чего ненадолго потерял сознание, а потом изо всех сил попытался выбраться из машины. Руки его едва слушались, а от сильной головной боли он едва воспринимал окружающий мир.

— Боже мой… Это… Это хуже похмелья… — едва перебирал слова Ледли.

В это время подъехал экипаж «скорой». Кантен к тому времени пришёл в себя и всячески отнекивался от госпитализации. Неадекватность его поведения была видна невооружённым глазом; кроме того, у него расширились зрачки, а лицо стало белее бумаги. Было похоже, что у Кантена началась ломка. Поняли это и врачи, поэтому немедленно, по прибытии в приёмную, вкололи Нику что-то успокаивающее и отправили на капельницу. Ледли же отделался перевязкой и обезболивающим уколом, после чего, также отказавшись от госпитализации, покинул больницу.

«Сейчас в машине Кантена найдут наркотики, и после этого он вылетит из ФБР с «волчьим билетом», — со страхом думал Ледли.

Так и случилось. Сам Кантен, к тому времени настоявший на выписке из больницы, вернулся на службу и утверждал, что не знает, как героиновые чеки оказались в салоне, но было заметно, что ему едва верят.

Спустя два дня Ника вызвал к себе начальник отдела и попросил рассказать обстоятельства дела об убийстве при задержании Джека Хенесси. Кантен был немало удивлён, поскольку к тому моменту он думал, что дело закрыто, а его действия признаны правомерными.

— Ну, я пытался его задержать, а он давай драпать от меня. Ну, я кричу ему: «стой, стрелять буду», а он ни в какую. Ну, я сделал предупредительный в воздух, потом пришлось и в него стрельнуть. Он тут как попёр на меня… Точно бы ушатал. Пришлось стрелять снова.

В это время шеф молча положил перед Кантеном протокол с показаниями Ледли Фитцджеральда.

— Ну, Кантен, как ты вот это объяснишь? Фитцджеральд утверждает, что слышал лишь два выстрела. Причём характер ранений говорит о том, что Хенесси после первого попадания не смог бы даже нормально пошевелиться, кроме того, стреляли спереди. Что на это скажешь? Молчишь? Молчи, молчи…

— Позвольте, но ведь Хенесси пытался меня убить!

— Да? Слушай, Ник, за год это уже восьмой такой случай! Тебя постоянно ловили на должностных преступлениях! Я на многое смотрел сквозь пальцы, но ты перегнул! Вот что, я тебя временно отстраняю от дел. Пусть твоей судьбой занимается спецкомиссия. На стол оружие и удостоверение!

Ник молча положил всё перечисленное и, даже не попрощавшись, вышел из кабинета. На душе было гадко, и всё, что ему сейчас хотелось, это забыть всё и вся. Весь день он провёл, катаясь без особой цели по линиям метро, и когда уже стемнело, он собрался было идти домой, но вдруг увидел у какого-то кафетерия своего отца. Он бы и не обратил внимания, учитывая, что с ним отношения переживали далеко не самый лучший период, но с ним рядом шёл не кто иной, как начальник отдела, где служил Ник. Сердце Кантена учащённо забилось, и он решил подслушать их разговор. Сквозь открытое окно можно было различить, о чем они говорят.

— Мистер Кантен, при всём уважении… Я не могу закрыть на это глаза. За год было минимум восемь случаев злоупотребления должностными полномочиями со стороны вашего сына. Кроме того, недавно в его машине был обнаружен героин. Вы ведь понимаете, о чём я?

— Прекрасно понимаю, сэр, — обречённо вздохнул Кантен-старший. — Понимаете, я ни коим образом не оправдываю Ника… У вас ведь есть свои дети?

— По-моему, это не имеет особого значения. Знаете, из песни слов не выкинешь, а фактов из биографии и подавно.

Кантен-старший на какое-то время задумался. Ситуация была, мягко говоря, удручающей. Всё, что он мог сейчас сделать, — это попытаться минимизировать последствия для Ника.

— Я вас прекрасно понимаю. Ник не подарок, но он — мой сын. Я всегда ценил людей принципиальных и упорных. Тех, кто был уверен, что цель оправдывает средства… — мистер Кантен внезапно перевёл стрелки, что заставило начальника отдела насторожиться.

— Вы что, пытаетесь меня купить?

— Ну зачем же так грубо? Если пресса узнает, что один из лучших ваших сотрудников попался на употреблении наркотиков, это ведь будет скандал… Неужели вам не дорога репутация отдела? — в ответ последовало молчание. — Сколько будет стоить моё спокойствие?

— Ну, если подумать… О чести службы надо бы позаботиться… Злоупотребление полномочиями, приём наркотиков… Это же гарантировано «волчий билет». Таким не место в ФБР.

— Не спорю, — ответил мистер Кантен. — Пятьдесят тысяч. Согласны?

— Хмм… Всё, что я могу сейчас сделать — это минимизировать последствия увольнения для Ника. Вот только как? Столько свидетелей…

— Семьдесят пять! — Кантен-старший быстро уловил нить разговора и сейчас надеялся быстрее сторговаться.

— Вообще, когда речь идёт о чести мундира, я считаю, что торг в принципе не уместен. Но так уж и быть, исключительно из уважения к вам и былым заслугам Ника я готов «подчистить» ему биографию. Всё будет выглядеть, как добровольная отставка… — в этот момент мистер Кантен приоткрыл кейс с деньгами и с сомнением посмотрел на собеседника. — Хорошо, мистер Кантен, согласен на сто тысяч!

— Что?

— Да-да, сто тысяч. Согласны?

— По рукам! — ответил Кантен-старший. — Всегда знал, что на вас можно положиться.

Собеседники пожали друг другу руки, и когда мистер Кантен собрался уже уходить, его окликнули:

— Постойте, так а что вы будете делать с Ником потом?

— Это уже моё личное дело, — сухо ответил Кантен-старший и поспешно вышел.

Ник хотел тихо уйти, но отец его приметил и подозвал к себе. Внутри у Ника всё похолодело, но он не посмел ослушаться и спокойно сел в машину. Отец делал вид, что ничего не замечает, но едва они отъехали за угол, Кантен-старший быстро сунул под нос сыну платок с хлороформом. Ник даже не успел понять, что произошло, как вдруг обмяк на сидении и заснул.

Очнулся он уже в каком-то тёмном и сыром помещении. Под потолком висела лампочка, слабо освещавшая всё внутреннее пространство. Ник подумал было, что спит, но голос отца вернул его в реальный мир.

— Прости, Ник, я не могу позволить тебе продолжать.

— Что? Где я?

— В надёжном месте. Я позабочусь о тебе, не бойся.

Тут только Ник обнаружил, что у него на руках цепи. Длинные довольно-таки — как раз такие, чтобы он мог дойти до раковины или туалета, но выйти отсюда — никак. На вид они были очень крепкими — не разбить.

— Стой! — кричал Ник вслед уходящему отцу. — Не уходи, нет! Я…

Ник в бессилии рухнул на землю, осознав всю безнадёжность ситуации. Отец решил его радикальным способом отучить от наркотиков и теперь долго будет здесь держать.

Прошла неделя, показавшаяся Нику адом. Его суставы скручивала невыносимая боль, он чувствовал себя так, будто его кости попали в шредер. Всё это время он истошно кричал и вертелся, как уж на сковородке. Кроме того, его донимала изнурительная тошнота, он не мог ничего есть и уже лез на стену от невыносимой ломоты в пояснице. Казалось, его истошные крики слышала вся округа, но сколько ни показывался отец, никаких эмоций у него на лице невозможно было разглядеть. Похоже, он был доволен текущим положением вещей, считая, что ломка — это хороший урок его сыну.

Наконец она начала спадать. Ника впервые освободили от цепей. Когда кандалы разомкнулись, Ник отполз в сторону и, поджав колени, оперся о стену спиной, чуть съехав вниз.

— Ну что, очнулся? — спросил отец.

В ответ Ник лишь равнодушно кивнул. Он выглядел опустошённым. Лицо стало каким-то бледно-серым. Он очень походил на зомби. Его руки всё время дрожали, он не мог твёрдо стоять, поскольку уже несколько дней ничего не ел. Взгляд его был пуст и не выражал ровным счётом ничего. В таком состоянии он был похож, скорее, на мороженную рыбу, чем на человека. С трудом верилось, что ещё несколько недель назад он был преуспевающим агентом ФБР.

— Поесть не хочешь?

— Не хочется мне ничего, — томным голосом ответил Ник.

Стоит ли говорить, что сейчас у него практически все мысли были о наркотике? Они были очень навязчивы, и даже несмотря на то, что ломка прошла, ему постоянно снилось, что он загоняет очередную дозу, что ловит от этого кайф. Шприц будто заменил ему мозг. Даже ломка не смогла перебороть тягу к наркотику.

— Что ж, Ник, это не дело. Пора тебе просыпаться, — с этими словами мистер Кантен ловким движением приподнял сына и нацепил ему шипастый ошейник. Едва Ник успел понять, что же на его шее, по телу пробежал мощный электрический разряд. Казалось, одного удара током достаточно, чтобы он пришёл в себя, но мистер Кантен считал иначе. Он постоянно переключал на пульте мощности, чтобы хорошенько взбодрить сына. Ник уже умолял прекратить подобные пытки, но мистер Кантен лишь тогда снял ошейник, когда решил, что уже хватит. Ник же некоторое время не мог уснуть из-за ожогов на шее, которые постоянно зудели и горели. Мало того, теперь у него там остался шрам, скрыть который было весьма проблематично.

Тем временем к концу подходил второй месяц заточения Ника. Он будто смирился со своей судьбой, хотя у него улучшился аппетит, и он всё активнее интересовался новостями с поверхности. Так Ник узнал, что уже наступил новый, девяносто шестой год. А именно, сейчас уже январь, пятое число. Сегодня его отец, обычно человек холодный и скупой на эмоции, вёл себя не так, как раньше. Казалось, он испытывал острое сочувствие к своему сыну.

— Как ты себя чувствуешь, Ник? — спросил он.

— Нормально всё, — со вздохом ответил тот.

— Вот что, Ник, вопрос у меня: ты хочешь вылечиться от наркотиков?

— Да, — всё так же безучастно ответил Ник.

— Отлично. Значит, будем смотреть, есть ли там места…

— Где?

— В реабилитационном центре. Там тебе помогут. Всё, можешь выходить, — Кантен-старший внезапно решил прервать заточение сына в подвале и не препятствовал его выходу на поверхность. Уже на улице Ник чуть не ослеп от яркого солнечного света, который бил в глаза. Он привык к темноте, и теперь всё яркое могло его ослепить. Тем не менее, для Ника это был свет надежды, сигнал того, что он наконец выбрался из той могилы, куда сам же и залез. Всё это время, пока он чах в наркотическом дурмане, он будто ждал, пока его могилу засыплет землёй. Что с ним будет после курса, он не представлял.

Кантен открыл глаза и понял, что по-прежнему находится внутри ковчега. Тихой была эта ночь. Странно тихой. Слышно лишь было, как поодаль посапывал юки.

— Эх, отец… — тяжко вздохнул Кантен, шарясь у себя за пазухой в поисках пачки сигарет. Этой ночью ему уже точно не уснуть — даже сейчас, по прошествии времени, он панически боялся того, что ему может присниться при таких воспоминаниях.

«Поутру вернусь к юколам», — решил для себя Ник и начал неспешно грузить свой скарб обратно в вещмешок.