Семеро в море, семеро на земле (гет)

Все это уже однажды было и теперь повторилось в точности. Только не шаль Унн валялась на черном прибрежном песке, а та тюленья шкура. Как только она ее разыскала? Зачем тащила за собой до самой воды, а потом бросила? Ветер свежел, прибой накатывался на берег. За моей спиной сгрудилось семеро наших детей. Они молчали, как и я, видать, понимали, что Унн нас покинула навсегда. Даже младшенькая. Но не ревели покуда — и то спасибо.

Тогда, в первый раз, я не смог смириться с тем, что она ушла. Знаю, многие меня сумасшедшим считали, вон пастор даже напрямик мне это говорил. Да что он-то знает о том, как оно бывает, если любишь кого-то? Сам-то не женился, так и помрет, поди, холостяком. А на меня-то никакое затмение не находило. Просто я знал, что не могла моя Унн руки на себя наложить. Вот и подумал я — ошибаются они все, не пошла она в воду. А куда пошла? Кто знает. Может, птичьих яиц набрать решила, да и заблудилась в скалах.

Я верил в это — одну неделю, другую. Потом перестал. Но не мог перестать искать ее. Так, до первых снегопадов и бродил, высматривал ее по гротам да пещерам. А нашел — на том самом месте, где ее следы видели. Сидела она на песке и смотрела по сторонам так, словно впервые в нашей бухте оказалась. Из одежды на ней была только дрянная тюленья шкура, а волосы были мокры, словно она действительно вышла из волн. Пал я тогда на колени, на мокрый песок, и возблагодарил Господа нашего. А потом подхватил жену на руки, хоть она и узнавала меня, да понес домой.

Думал — удержу ее при себе, да не вышло. Спасибо Всевышнему и за те двадцать лет, что была она со мной. Но в этот раз искать ее не буду. Почему?

Потому что теперь знаю, что не в Мирдале ее дом, да и не на земле вовсе. Разве я не понимал, почему неловки стали руки моей жены? Почему стали шире глаза? И что за тонкие щели у нее под ключицами? Потому и прятал ее от соседей. И только на руку мне была их злоба. Да и запрет появляться в доме божьем — тоже был на руку. Знала про то и Марит, но она, даром что блаженная, никому бы не выдала, любила она мою Унн.

В одном был прав старый пастор Йоуханнес — моя жена, когда я нашел ее, принадлежала уже не земле, а морю. Уж не знаю, зачем полезла она в воду. Может, высматривала баркас мой вдали, зашла в прибой, да тут ее волной накрыло и потащило прочь, к выходу из бухты. Должно быть, так и было. И, чтобы спастись, пришлось моей Унн отказаться от человечьей своей природы. Пришлось отрастить жабры, чтоб дышать и тонкие перепонки, чтобы грести под водой. Это я уже сам понял, когда раздумывал над всеми этими чудесами. А ведь в старых легендах о таких вещах говорится. Почему бы им не быть правдой?