Танец без касаний (джен)

423 г. Р.Э., Святая Иерархия Тан

— Ибо нет и не было иного творца, кроме пресветлого Тана, — глубокий, хорошо поставленный голос эхом отдавался под сводами храма. И пусть на одной из внутренних служб присутствовало всего два человека, Третий Иерарх Тан читал молитву так, будто выступал перед всем городом.

— Слава Тану, — Саммест приложил кончики пальцев ко лбу и склонил голову. Ровно три декады назад он покинул территорию Империи, и вот уже почти целую декаду над ним совершался полный цикл Великого Очищения, обязательный для всех, вернувшихся с территорий несотворенных. Сам Саммест знал только два первых очищающих круга из восьми, но ему все равно казалось, что Третий Иерарх слишком уж ревностно подходит к вопросу его Очищения. Словно надеется найти что-то и чрезвычайно расстраивается, не обнаруживая. Шансы у него были: не раз и не два послы, вернувшиеся из Империи, заканчивали свой жизненный путь в очищающих кругах, но, насколько знал Саммест, ни один из «запятнавших» не выдерживал больше трех. Над ним уже свершилось семь, и он не сомневался в том, что одолеет восьмой и последний.

Иерарх затянул Сотворяющую Песнь, самую длинную из всего Завета Тана, а Саммест медленно, стараясь попадать в ритм слов, пошел к алтарю через расчерченные в мозаичном полу круги, призванные рассказывать непросвещенным о мироустройстве. В центре их сиял алтарь-солнце, в ближнем к нему кругу двигались луны, далее шли освещенные живительным светом Иерархи, прочие люди, животные, растения и земная твердь. Перед алтарем Саммест опустился на колени, прислушиваясь к Песне и ожидая положенных ритуалом слов. Сейчас ему тоже полагалось молиться, но, учитывая усердия Иерарха, бывший посол был уверен, что тот справится и без его слабых сил. Вместо этого он разглядывал алтарь и чашу. Сквозь высокий прозрачный купол в зал лился солнечный свет — все Очищения осуществлялись в полдень, в зенит власти Тана, когда мир лишался даже малых теней, и алтарь будто купался в солнечном огне. Искрился горный хрусталь, из которого создавались все ритуальные предметы. Чаша казалась пустой — так чиста была наполняющая ее вода, благословленная самим Первым Иерархом. Саммест щурился от слишком яркого света и все пристальнее всматривался в хрусталь, на поверхности которого его взгляд улавливал едва заметную муть. За самым уголком глаза тревожно вспыхнула желтоватая нить.

Голос Иерарха звенел под сводами, Саммест кожей ощущал наполняющую его силу. Она обвивалась вокруг, иголками жалила плоть, но так и не могла проникнуть глубже. Только нити перед глазами вспыхивали ярче и тревожнее. Саммест протянул руки, принимая у Третьего Иерарха чашу, и на мгновение встретился с ним глазами. Если лицо того и выражало блаженство и священный экстаз, то глаза оставались такими же, как и всегда: холодными и цепкими. Он очень внимательно следил за Самместом, выискивая малейшие признаки колебаний или сомнений. Что угодно, что может быть истолковано двояко. Саммест поднес чашу к губам и улыбнулся. Выражение лица Иерарха не изменилось, но в его Песни прозвучала торжествующая нотка. Ледяная, будто только что доставленная с величайших горных вершин, вода полилась в горло. Главное — не закашляться и не застучать зубами.

Чаша опустела с последней строкой Песни. Иерарх, не мигая, смотрел на него, а Саммест все так же улыбался со всей благостью и невинностью, на которую был способен. Пауза затягивалась: Саммест практически спиной ощущал, как недоуменно переглядываются остальные иерархи, собравшиеся к концу церемонии.

— Благословение Тана простерто над этим человеком, — звучный голос Третьего Иерарха разнесся над залом, порождая эхо. Он не выдал себя ни голосом, ни жестом, но в том, как взметнулись полы его мантии, когда Иерарх спускался вниз по алтарным ступеням, Самместу померещилась ярость.

* * *

Без кольчуги тело казалось непривычно легким. Вернувшись, Саммест будто сбросил с плеч груз прожитых лет: настолько легкой и летящей стала его походка. Жаль, что нельзя было так же легко избавиться от груза собственных мыслей. Широкую террасу заливал солнечный свет. Бывший посол щурился: привыкнуть к дневному свету оказалось чуть ли не труднее, чем избавиться от привычки носить кольчугу и цеплять к поясу кинжалы, покидая собственную спальню.

— Благодарю за приглашение, буду — непременно буду, — искусству думать о своем и не терять при этом нить беседы, Саммест обучился уже давно, — боюсь, в этой варварской стране я отвык от светских развлечений. Ваше приглашение — отрада для меня.

— Нам не хватало вас, Саммест, — его собеседница тепло улыбнулась, но Саммест заметил, что уголок ее рта чуть дернулся, а морщинки в уголках глаз обозначились четче. Захме Лае Селлет совершенно не радовалась тому, что он принял ее приглашение. В конце концов, заставив его пройти все восемь кругов, Третий Иерарх ясно показал — опала еще не снята. Но Саммест совершенно не собирался потакать ему и отсиживаться за стенами дома. Он и так упустил слишком многое.

Вдова старшего иерарха Селлет умела устраивать приемы: от многоцветья нарядов и улыбок у Самместа рябило в глазах. Его светло-серый камзол, приличествующий возрасту и сану, странно смотрелся на этом параде цветов. Он привычно скользил между группками людей, держа в руках высокий хрустальный бокал, раскланивался с одними, перебрасывался парой слов с другими и многозначительно улыбался третьим. Все это — его стихия, но тем не менее Саммест чувствовал, что от обилия голосов, музыки и ярких цветов у него начинает болеть голова.

— Вам не нравится мое вино? — Захме Лае практически беззвучно возникла рядом, крепко схватив его за локоть. Саммест явственно дернулся и придержал бокал второй рукой, чтобы не расплескать.

— Я настолько засмотрелся по сторонам, что совершенно забыл о нем. Вы собрали настоящий цветник, Захме Лае, — улыбнуться в эту секунду ему позволила только обширная дипломатическая практика.

— Вы стали совершенно невозможны в этой ужасной стране, — Захме Лае осуждающе покачала головой, — скоро начнете пугаться собственной тени!

— Уверен, свет Тана изгонит любые тени, — Саммест приложил пальцы ко лбу и заметил, как все, кто слышал эти слова, повторили его жест.

— Слава Тана, — Захме Лае взмахнула веером, будто прогоняла надоедливую мошкару, — идемте. Музыка уже играет, а я еще не показала настоящую диковинку, которой суждено приятно разнообразить мой «цветник»!

Большой зал, где уже начала играть музыка, они преодолели в несколько танцевальных па, причем Саммест отметил, что танцевать он пока не разучился. Впрочем, Захме Лае была другого мнения.

— Саммест, да прижмите вы локоть! Там нет рапиры. И положите уже руку куда следует! Я не настолько стара, чтобы ко мне не хотелось прикоснуться.

— Простите, Захме Лае, мои манеры, — он покаянно склонил голову, — вы настолько прекрасны, что вгоняете меня в трепет.

— Лжете. Вы не теряете голову даже в спальне! — Захме Лае рассмеялась и вывела его из круга танцующих.

— Саммест, позвольте представить вам Пятого Иерарха Тан, — торжественно произнесла Захме Лае все так же не выпуская его локоть из своих цепких пальчиков. — Вот уж кто может поспорить с вами в ужасности манер! Я надеялась, что вы сможете развлечь нас, а вы предпочитаете прятаться за колонной! — Она обличающе наставила веер на высокого мужчину в широкой мантии Высших Иерархов Тан. Саммест поднял глаза вслед за кончиком веера, гадая, к кому же из Высших Иерархов вдовствующая леди Селлет могла обратиться столь непочтительно. Узнавание настигло его вместе с полузабытым ощущением солнечных лучей, надежным плащом смыкающихся на плечах.

— Гранд-рыцарь Иллиав? — Саммест с трудом удержал лицо, недоверчиво рассматривая старого друга: мантия, в отличие от военного мундира, смотрелась на нем странно. — Могу поздравить с повышением?

Фалве Ию Иллиав неопределенно дернул плечом, по давней привычке накручивая на пальцы кончик длинного пшеничного хвоста. Вся фигура его от плотно сжатых в линию губ до неестественно прямой спины казалась излишне напряженной и скованной среди тихого дамского смеха и многозначительных переглядываний.

— Воистину, тебе удалось заполучить знатный экземпляр, — Саммест улыбнулся Захме Лае, — но я возьму на себя смелость украсть твоего гостя. Прогуляемся, господин Высший Иерарх? — он полюбовался тем, как Иллиав дернулся в ответ на обращение, и, прежде чем Захме Лае успела возразить, направился к распахнутым дверям, ведущим на террасу. Не нужно было оборачиваться, чтобы проверить — следуют ли за ним.

— Я вижу, вы полюбили светские развлечения, а господин Высший? — ядовито произнес Саммест, стоило им углубиться немного в сад. Здесь музыка звучала едва слышно и скорее создавала приятный фон для беседы, чем мешала.

— Госпожа Селлет сказала, что ей удалось заманить к себе редчайшую диковинку, — Иллиав улыбнулся и опустился на скамью, чуть запрокинув голову назад, чтобы видеть лицо Самместа. Такое положение его почему-то никогда не смущало. Саммест остался стоять, чуть вздернув подбородок, пусть это уже и начинало казаться ему откровенно глупым. Когда Иллиав так улыбался сердиться на него не смог бы и Первый Иерарх.

— Для этого существовали более… короткие пути. Если ты действительно хотел ими воспользоваться, — уже намного спокойнее произнес Саммест.

— Мне сказали, что ты никого не принимаешь. А воспользоваться другими путями я не рискнул, — предельная честность временами являлась одной из самых неприятных черт Иллиава. Во всяком случае, на Самместа она действовала совершенно обезоруживающе. Невозможно нападать на того, кто не защищается

— Разумная осторожность, — не признать это было невозможно: слишком свеж в памяти был пример бывшего посла Гассата, который, вернувшись из Империи, бросался на каждого, кто осмеливался подойти к нему слишком близко. Захме Лае воспользовалась дружбой с его супругой, Иллиава же Фаах Чие никогда не жаловала.

— Прости, все это… слишком затянулось. — Иллиав заговорил быстро и отрывисто, — прости, что я провозился так долго. Третий хорошо постарался, чтобы засунуть тебя подальше, и… — он нервно провел пальцами по алой полосе оторочки мантии, — за это тоже.

— Тебе не за что извиняться. — Саммест покачал головой. Гранд-рыцарь Иллиав, Святой Меч Тана, подаривший Ордену Паладинов и Святой Иерархии побед больше, чем они видели со времен Высшего Иерарха Дассатана… Желай он того, Иллиав вошел бы в Святую Пятерку еще шесть лет назад, после грандиозной победы над несотворенными, но… «Разве я могу оставить Орден?» — слова, сказанные почти четыре года назад, снова зазвучали в ушах Самместа. Сложно было поверить, что для Иллиава и правда нашлось нечто более важное, для чего он оказался готов погрузиться в весь смрад интриг Дворца Иерархов.

— Тебе эта мантия пошла бы больше, — в голосе Иллиава прозвучало ожесточение. Он хмуро сдвинул брови. — Я слышал, Третий сам взялся за твою церемонию и изрядно затянул ее.

— До имперских даэ ему далеко, — Саммест пожал плечами и тоже опустился на скамью. На две ладони дальше, чем ему хотелось бы, но избавиться от некоторых привычек намного сложнее, чем перестать носить рапиру у пояса. — Неужели он правда рассчитывал, что меня можно отравить куару¹?

— Ты серьезно? — Иллиав развернулся к нему всем корпусом. Вокруг дохнуло горячим воздухом, Самместу почудилось, что он уловил едва ощутимое потрескивание. — Так вот почему он так тянул со словом…

— А что еще может заставить помутнеть святой хрусталь? Все ждал, пока я начну выть и пускать пену, чтобы обвинить в Скверне, — Саммест фыркнул, скрывая довольную улыбку. Есть вещи, которые не меняются. — Если бы все было так просто — я не пережил бы и одного весеннего бала!

— Аю, нельзя относится к этому так беспечно! — Иллиав раздраженно протянул руку, начав методично обрывать листья с какого-то куста. На долю мгновение перед глазами вспыхнули нити, и Саммест порадовался, что в непосредственной близости от них нет ни одного фонтана.

— Дейм используют куару в качестве приправы. Впрочем, ты-то должен представлять, — Саммест оперся руками на скамью и запрокинул назад голову. Впервые с момента возвращения он почувствовал, как все тревоги и прочно поселившееся в груди неприятное ощущение холода отходят на второй план. Не исчезают совсем, но хотя бы позволяют задуматься о чем-то ином.

— Предпочел бы не представлять, — Иллиав потянулся к боку, но тут же отдернул руку и снова вцепился в кончик хвоста, наматывая русые пряди на пальцы.

— Охотно верю, — Саммест пожевал губами, отмечая жест, но решил, что спросит об этом позже, когда точно будет уверен в отсутствии посторонних глаз и ушей. — Откуда он взялся, этот мальчишка, Далливан? Такой молодой и… — перевел он разговор на другую тему.

— Это имя его отца, — Иллиав говорил медленно, — ему отдали вместе с саном буквально перед отправкой.

— И чем он успел насолить Первому?

— Ничем, — Ию помотал головой, — но Энрах Саю Далливан всего неделю назад подписал общее эмбарго на рис.

— Вот как… а уважаемого Энрах Саю предупредили, что посол в Империи может смениться не раньше, чем через год? — Саммест криво улыбнулся. Он был уверен, что старший Далливан долго оббивал пороги Канцелярии Иерархов… наверное, ему даже пообещали вернуть сына. Вот только никто не сказал — когда. Иллиав молчал, отведя взгляд, а в голове бывшего посла становились на место кусочки головоломки.

— Кажется, кто-то решил поразить одним выстрелом две мишени, — Саммест встряхнулся, отгоняя нехорошее предчувствие. — Идем, боюсь, мы отсутствуем уже слишком долго. Не будем лишать дам столь желанной ими компании.

— Аю! — искреннее возмущение Иллиава отзывалось в кончиках пальцев будоражущими искорками, и Саммест просто не мог удержаться от очередной шутки. Пожалуй, он улыбался впервые с момента возвращения из Империи

* * *

Благословляющие и обережные молебны свободно устремлялись в чистое весеннее небо, которое не омрачало ни единой тучки — явный знак особой милости и одобрения Тана. Солнце отражалось от сверкающих рыцарских доспехов, слепило глаза дамам, играло на витражах… Стальная лента изливалась из городских ворот, чтобы двинуться дальше, на восток, через суровую пограничную пустошь к зловещим стенам Черных имперских башен.

Саммест наблюдал за этим из ложи Иерархов, то и дело бросая взгляды по сторонам. Первый Иерарх не присутствовал, но ходил слух, что он лично благословил нового главу Ордена паладинов, обеспечив его тем самым несомненной победой. Тут можно было только саркастически улыбнуться — Саммест сомневался, что победы Ордена зависели от благословений, произнесенных в столице.

Чуть сместившись, Саммест аккуратно наступил на подол широкой мантии Пятого Иерарха, чтобы сковывающая ее у горла фибула впилась в кожу. Иллиав чуть дернулся, но перестал смотреть на рыцарей так, будто собирался схватить меч и сию же секунду присоединиться к колонне. В этом походе паладинам придется обойтись без него. А с учетом того, что Саммест успел узнать о его преемнике — удачи в этом походе рыцарям не видать. И Иллиав это тоже понимал. Настолько хорошо понимал, что своим нытьем отравил ему все очарование утреннего молебна.

Фаах Аю Саммест чрезвычайно редко жалел о том, что сан позволяет ему стоять на молебнах практически вплотную к Иерархам. Сегодня он предпочел бы затеряться где-нибудь подальше в толпе, и дело тут было отнюдь не в ненавидящем взгляде Третьего. Уж терпеть чужие взгляды Саммест умел в совершенстве.

— Он погубит Орден, — Иллиав повторил это уже минимум в третий раз, удивительно попадая в такт песнопений Второго Иерарха.

— Ты свой драгоценный Орден благословляешь или проклинаешь? — едва слышно прошипел Саммест в ответ и тут же натянул на лицо максимально благообразную гримасу: на них оглядывались.

— Я за них молюсь! — Иллиав оскорбленно отвернулся.

— Усерднее, Ию, усерднее, — Саммест закрыл глаза, мысленно прося у Тана терпения и снисхождения.

— Талве Фаю погубит армию! — надрывно прозвучало у него над ухом.

Порыв ветра развернул на мгновение знамя Святой Иерархии. Глядя на золотое десятилучевое солнце, вышитое на белом фоне, Саммест невольно подумал о том, что где-то за тысячи миль отсюда к Черным Башням движется совсем другая колонна, и знамя над ней вьется черное, с серебряным сферальным крестом. Прочел ли Далливан его инструкции к выезду? Представив на мгновение своего молодого коллегу верхом на строптивом деймском ящере, Саммест едва удержался от улыбки: зрелище наверняка было презабавное.

* * *

Народ требует хлеба и зрелищ. Эту фразу Саммест как-то вычитал в одном старом трактате и не раз на практике убеждался в ее абсолютной верности, но если против хлеба он не имел ровным счетом ничего, то вот зрелища… зрелища в его жизни бывали очень и очень разные.

К полудню центральная городская площадь заполнилась людьми практически до отказа. Сановники традиционно расположились на балконах окружавших площадь высоких зданий: вид отсюда на всю панораму открывался великолепный. Толпа внизу гудела, но сверху было не разобрать: одобрительный это гул или скорее осуждающий. Саммест назвал бы его предвкушающе-любопытствующим: сегодня предстояло редкое по нынешним временам зрелище.

Как узнал Саммест, вчера, спустя практически полгода, завершился процесс против неблагословенной, подозреваемой в колдовстве, и завершился он обвинительным приговором. Об этом деле бывшему послу утром рассказал Иллиав, когда приглашал проследить за исполнением воли Тана. Насколько он понял из сумбурных пояснений, основной камень преткновения процесса заключался в том, что сразу не удалось определить, являлось ли то, что делала эта женщина, скверной или необычным благословением Тана.

Еще из курса семинарии Саммест помнил, что среди обладающих саном часто появлялись те, кого Тан наделял своим особым благословением: они могли исцелять раны, отводить проклятия несотворенных, защищать тех, кто находится рядом с ними, и многое другое. Самого Самместа благословение коснулось разве что самым краем: он изредка мог слышать голос Тана, подсказывающий ему верное решение в запутанных ситуациях. Как когда-то шутила его сестра, все благословение, отмеренное им двоим, досталось Ию, который опять крутился поблизости. Не зря в того еще на втором курсе семинарии вцепились паладины, да так и не успокоились, пока Ию не принес присяги их Ордену. Пограничье слишком сильно нуждалось в благословенных — среди несотворенных хватало тех, чьи возможности выходили далеко за грань человеческого воображения.

Но обвиняемая оказалась не из благословенных — ни Иллиав, ни Второй Иерарх не ощутили в том, что она делала, руки Тана, но и не почувствовали скверны несотворенных: вся их сила всегда несла разрушение. Они правили тенями, искажали пространство и время, шептали крови. Никто из них не умел звать огонь и управлять ветром. Саммест о таком, во всяком случае, не слышал. Иллиав рассказал, что Иерархи подняли все архивы и нашли записи о старых процессах, относящихся еще к тем временам, когда воля Тана не была простерта над всеми землями людей. Тогда еще существовала ересь, согласно которой люди поклонялись огню, земле, воде и ветру. Шесть декад Восьмой Иерарх требовал от неблагословенной признания в ереси и раскаяния, ведь тогда Тан еще мог бы принять ее душу под свою руку. Шесть декад, которые завершились признанием и судом.

Гул толпы внизу усилился: на высокий помост, выстроенный в центре площади, стали подниматься люди: присутствующие сегодня в городе Иерархи, секретари канцелярии. Последней на помост поднимали обвиняемую: идти сама она, видимо, была не в состоянии. С такого расстояния разглядеть что-либо являлось проблематичным, но Самместу померещилась какая-то ужасная неправильность и непропорциональность ее тела.

Иерархи шагнули вперед, кто-то поднял руку, призывая к молчанию, и по-военному четким, хорошо поставленным голосом Пятый Иерарх Тан зачитал приговор. Саммест вдруг подумал, что ему совершенно не нравится, как Иллиав читает приговоры: слова падали тяжело, каждое будто раскаленным штырем вбивалось в череп, а солнце светило так, что больно смотреть: фигура Иерарха в традиционном красном одеянии казалась объятой пламенем.

Саммест не заметил, как помост опустел: последние слова еще звучали в ушах, и он как-то отстраненно подумал, что использовать при таких скоплениях народа Слово Тана не очень хорошая идея. Нужно будет сказать об этом Ию. Если конечно, это не сам Тан говорил его устами. Но какое должно быть дело Тану до одной колдуньи? На расстоянии она не выглядела ни грозной, ни вообще достойной какого-либо внимания.

Между тем на помосте разгоралось пламя. Тело колдуньи было прикреплено к столбу в центре помоста особыми освященными Таном обручами, которые обычно использовали, чтобы удержать несотворенных. Хотя Саммест не помнил, чтобы читал о том, что хотя бы один из них дожил до очистительного пламени. Да и имелся ли для них в нем смысл? Разве примет Тан души, сотворенные не им? Но эта колдунья не была несотворенной. Удержит ли Слово Тана ее власть? Саммест отогнал предательскую мысль: сомнения здесь совершенно не уместны. Но Слово сдерживало скверну, а в ней колдунью не обвиняли. Только в ереси.

Пламя взметнулось выше. Ему определенно надоело возиться с дровами, и оно переключилось на нечто более интересное — на человеческую плоть. Ветер донес до балконов запах гари и практически одновременно с ним — крик. Хриплый, надрывный и совершенно не такой громкий, как можно было бы ожидать. Сил кричать у женщины уже не осталось, а сорванное горло оказалось способно лишь издать надсадный хрип, так не похожий на любые звуки, издаваемые человеком. Костер горел медленно, неохотно, в большей степени распространяя дым и отвратительный запах. Саммест не мог сказать, сколько времени это продолжалось: глаза слезились от дыма и он едва сдерживался, чтобы не закрыть лицо платком. А из дыма и пламени все звучал бьющий по ушам надсадный крик, все сильнее напоминающий вой. Почему пламя не разгорается как следует? Погода уже декаду стояла отличная, сухая — дерево просто не могло быть отсыревшим, но почему-то практически не горело, лишь дымовая завеса становилась все сильнее, разъедала глаза и заставляла отворачиваться. Перед глазами опять вспыхнули нити, но что-то в привычной картине казалось отчетливо неправильным. Непроизвольно Саммест шагнул ближе к Иллиаву, будто пытался отгородиться от чужого взгляда. Привычное теплое ощущение разлилось вокруг, но нити только вспыхнули ярче, меняя направление, выстраиваясь в тончайшую стрелу.

Внезапно дым рассеялся, будто его сорвало порывом ветра. На несколько секунд глазам Самместа предстала вся картина целиком, будто ее ткнули ему под нос. Он ясно увидел едва тлеющие дрова, злое лицо колдуньи, искаженное нечеловеческим напряжением, вцепившегося в поручень балкона Ию и ярчайший солнечный луч, на мгновение ослепивший его. Саммест закрыл глаза, а спустя мгновение услышал крик, разом перекрывший собой все предыдущие. Никогда за всю долгую жизнь он не слышал ничего подобного. Когда бывший посол открыл глаза, перед которыми все еще плясали цветные пятна, он увидел, что пламя полыхает так, что за ним не разглядеть даже силуэта.

* * *

— Она пыталась остановить пламя? — Фаах Аю задал вопрос, аккуратно опуская чашку на небольшой столик, как раз так, чтобы человеку, сидящему в кресле, достаточно было протянуть руку, чтобы взять ее.

— Неблагословенная не пожелала принять прощение и благословение Тана, — в голосе Фалве Ию отчетливо слышались горькие, как витающий в воздухе полынный запах, нотки. Он сидел в глубоком кресле, небрежно забросив ноги на чайный столик, инструктированный слоновой костью и хитрой мозаикой, и сейчас, в расстегнутой мантии и со сбившимся набок хвостом, менее всего напоминал самого себя на площади.

— Но поспорить с его волей не дано никому, — Аю в задумчивости грел пальцы о стенки своей чашки, — не очень осторожно с твоей стороны.

— Воля Тана сама избирает пути своего воплощения, — Ию скривился, делая глоток из чашки, — Аю, за что ты подверг сахар опале? Верни его мне! И… ты вообще клал сюда что-нибудь, кроме своей ненаглядной полыни?

Аю едва заметно улыбнулся: только сейчас, под уютно успокаивающее ворчание Ию, пересыпающего себе в чашку чуть ли не половину сахарницы, он наконец начинал ощущать, что вернулся, действительно вернулся домой. Будто именно в это мгновение окончательно распустились стальные когти, сомкнувшиеся где-то в глубине его грудной клетки. Империя отпускала его. Осталось только одно: Аю тихонько поднялся с кресла, преодолевая разделяющее их расстояние, и ловко выхватил из-под руки Ию чашку, оставляя вместо нее свою. Не прикасаться к напиткам, изготовленным не вами. Он сделал большой глоток и перехватил слишком внимательный взгляд Ию.

— С возвращением, Аю.

Примечания:

[1] Куару — вещество, получаемое из сока распространенных в южной части материка растения. Чрезвычайно токсично для людей, вызывает паралич нервной системы. При большой дозировке — мгновенная смерть, а в небольших способно спровоцировать нечто, напоминающее приступ эпилепсии. Дейм используют куару в качестве приправы, примерно с той же частотой, что люди используют соль.