Осколки (гет)

Происходящее походило на дурную шутку, будто кто-то решил повернуть время вспять. Вокруг болот снова выросла терновая стена, которую обитающие по обе стороны от нее существа надеялись никогда больше не увидеть. Только в этот раз она была уже не столь непроходима. Тех, кто сумел устоять перед ее чарами, Дорика уничтожала нещадно. Но были среди них и такие, кто сумел уйти к стене, где стражи, слившиеся в своей неподвижности с лесным сухостоем, по тайным тропам проводили их в волшебную страну.

Вновь Диаваль стал глазами и ушами Малефисенты. Правда, продлилось это недолго — один рыцарь пристрастился к охоте на воронов. Первое время Диаваль мужественно сей факт скрывал, но бежавший из замка сапожник с семьею рассказал об этом Авроре, и та тут же кинулась к Малефисенте.

Болота оставались неприступны, но в них поселилась тревога. Часть ее пришла вместе с людьми — исконные обитатели топей привыкли не доверять этим странным созданиям, а привычки изжить не так просто — другая зародилась уже здесь. Фейри знали, что Малефисента — сильнейшая из них, черпающая магию из самой природы, но перед тем, что затаилась по ту сторону стены, она оказалась бессильна. Это пугало волшебный народ.

Малефисенте приятно было видеть, что воспитанница ее не сдалась. Даже в столь тяжелые времена она оставалась королевой — примеряла любые разногласия, возникавшие между людьми и фейри, помогала лишившимся крова подданным. Не отставал от нее и Филипп. Малефисента не раз видела, как отец бросает на него полные гордости взгляды, и сама уже начала думать, что этот мальчишка, быть может, не так уж и плох…

Для крестьян, привыкших жить в единстве с природой, болота не стали таким уж испытанием. Первое время они, конечно, побаивались окружавших их созданий, да и страх магии, который старательно взращивал Стефан и его предшественники, трудно забыть за один день. И все же простой люд принял болота со всеми их чудесами. Другое дело — люди высших сословий.

По иронии, основная масса тех, кого Малефисента смогла увести из замка, избежала порабощения силой Дорики лишь потому, что побоялась взглянуть на ее встречу с Авророй. Теперь эта кучка высокородных трусов отчаянно требовала внимания к собственным персонам, неустанно жаловалась и ныла. Они мечтали лишь об одном — поскорее попасть под защиту стен своих родовых замков и армий, и, конечно же, видели в болотах слабую преграду для армий неприятеля. Порой Малефисенте хотелось выставить их вон, но всякий раз она натыкалась на осуждающий взгляд Диаваля и вспоминала, что больше не главная здесь, а Аврора ни за что не отпустит ни одного человека на верную гибель. Не совсем гибель, но все же…

Среди знатных гостей, видевших Дорику, в Топях оказались только двое — король Джон, который в противовес своим коллегам-нытикам хорохорился и изображал из себя бывалого солдата, готового мужественно сносить любые напасти, хотя всякому видно было, что дается ему это ой как непросто; и королева Анна, которую маленьким пикси пришлось чуть ли не отрывать от своего зачарованного супруга. Она не жаловалась и была ко всему вокруг совершенно безразлична. Малефисента чувствовала с этой женщиной некое родство — ее тоже, пусть и не по своей воле, предал любимый человек, и теперь Анна переживала это предательство, как некогда фея.

Малефисента подолгу говорила с каждым человеком, оказавшимся на Болотах, пытаясь понять, что же их объединяет. Сначала она решила, что причиной стойкости Филиппа и Авроры перед чарами королевы Ракара было долгое общение с волшебным народом, да и король Джон пытался поддерживать на родине мир с магическими существами; но Анна, как и многие простые люди, попавшие сюда, до бала в железном дворце с фейри ни разу не встречалась. Глядя на Филиппа и Джона, Малефисента заподозрила было, что дело в кровном родстве, но и эта теория с треском провалилась. Среди простого люда нашлось несколько семей, но и одиночек, которым пришлось оставить родных, было ни чуть не меньше. Единственное, что объединяло их — все они были люди.

Малефисента злилась. Когда стена возникла в прошлый раз, ее вполне устраивала роль защитницы топей — все, что происходило за стеной, ее не волновало. Теперь же она видела людей, лишенных крова и близких, сопереживающую им Аврору, и хотела действовать. И не могла.

Она стояла на любимом холме Авроры и наблюдала за людьми по ту сторону стены, суетившимися за постройкой метательных машин взамен тем, что разрушили болотные стражи. Сама молодая королева, некогда назвавшая это место колыбелью мира между людьми и волшебным народом, теперь редко приходила сюда. Слишком уж мрачный открывался вид.

Дорика уже не первую неделю пыталась сделать-таки то, что так и не удалось Стефану — пробить брешь в терновой стене. По правде сказать, у нее было некоторое преимущество — солдаты Стефана боялись. Даже когда они шли в атаку, Малефисента чувствовала в них готовность бежать без оглядки, и никогда не проследовала бегущих — чем больше солдат уйдет и расскажет, какого страха натерпелись они у стены, тем меньше людей пожелает пойти сюда в следующий раз. Да, они все равно шли — разгневанный король пугал не хуже лесной ведьмы, — но сражаться с армией напуганной куда проще, чем с армией фанатичной. А у королевы Ракара была именно такая.

Рядом, на ветку раскидистого дуба, сел Диаваль и задумчиво воззрился на фею. Та устало дернула рукой.

— Думаете, они смогут прорваться через стену? — спросил Диаваль, спрыгивая с ветки уже в обличие человека.

— Нет, — уверенно ответила Малефисента.

Фраза явно осталась не оконченной. Диаваль подождал так и напрашивавшегося «но», и продолжил, так ничего и не дождавшись.

— Я летал над стеной. С запада есть овраг, через который можно пройти незамеченным.

— Не думаю, что в окрестностях замка остался еще хоть кто-то, нуждающийся в нашей защите, Диаваль.

— Я не о том. Я бы мог пройти через него и разведать, что происходит у замка. Это, конечно, не так удобно, как летать, но я единственный, чьего лица Королева и ее окружение не знают. Разве что пара стражников у ворот и придворных дам видели меня с Авророй, но и те, вашими стараниями, считают меня скорее лесовиком, жившим по соседству с ней и ее няньками.

Малефисента смерила его долгим взглядом.

— Это небезопасно, — в конце концов ответила она.

— Да, я знаю. Но вам придется или одобрить эту вылазку, или наблюдать первого в мире ворона, удавившегося от чувства собственной бесполезности.

— Ты вовсе не бесполезен — по крайней мере ты помогаешь этим людям. Если здесь кто-то и бесполезен…

— Наблюдать, как вы изводите себя от бессилия, мне тоже порядком надоело. Глядя на вас, я даже подумал, не попросить ли превратить меня в мышь, чтобы уж точно можно было пролезть во дворец, но когда представил, сколько бежать до него на коротеньких ножках… Да еще эти кошки, бр-р!

Фея оценивающе взглянула на слугу, будто всерьез взвешивая такую возможность, и Диаваль поспешил откреститься от так некстати брошенных слов:

— Это действительно крайне неудобно — маленького зверька или птичку легко поймать. Поверьте, уж я‑то знаю, сам ловил. К тому же человек может не только слушать, но и спрашивать.

С последним было не поспорить. Малефисента вздохнула и кивнула, бросив только скупое:

— Иди.

Диаваль слишком хорошо знал свою госпожу, чтобы ожидать большего, так что только слегка склонил голову и зашагал прочь. Уже спускаясь с холма, он услышал обращенные ему вслед слова, заставившие ворона замедлить шаг.

— Будь осторожен. И не попадайся на глаза королеве и ее прихвостню.

* * *

За семнадцать лет Малефисента не раз оставляла Диаваля в образе человека по несколько дней, так что он имел представления о сложностях и нуждах людей и основательно подготовился к вылазке. Помогали ему в основном нашедшие на Болотах укрытие крестьяне. Он вообще нравился людям — не всем, конечно, как можно было убедиться на примере фрейлин Авроры, но из тех, что остались здесь, на болотах, очень многим. Это здорово его озадачивало, ведь среди людей у воронов сложилась дурная слава. Да и в виде человека — весь в черном и с причудливыми шрамами на лице — он вовсе не походил на образчик добродетели. Аврора смеялась и говорила, что всему виной его добрые глаза, которые никого не смогут обмануть.

Так или иначе, но покидая болота, он походил на обычного селянина с небольшой котомкой с припасами и кошелем, который не пожалел один из беглых крестьян (король Джон очень хотел быть полезным, и предлагал взять его деньги — уж для него потеря невелика, — но, поразмыслив, беглецы решили, что золото, да еще и с иноземным гербом, у простого путника будет смотреться подозрительно). Даже привычную черную одежду пришлось сменить на невзрачную серую. Диаваль чувствовал себя поганой вороной, но чего не сделаешь ради убедительности образа.

Город вокруг замка заметно разросся. Люди просто не желали уходить. Здесь появились даже подобия жилых построек. Хотя некоторые, как заметил Диаваль, все же ушли, и он даже знал куда — к стене, готовить бесполезную атаку. Те же, кто остался здесь, производили странное впечатление — они казались безмерно счастливыми, но в то же время в радости их чувствовалось что-то болезненное, истеричное. Все разговоры так или иначе сводились к королеве. В этом царстве фальшивого благоденствия Диаваль чувствовал себя неуютно, и каждый раз, когда на него падал чей-то взгляд, выдавливал из себя улыбку, хотя сомневался, что та выходила такой же показно-счастливой, как у окружающих.

Правда, в фанатичной преданности королеве Дорике были и свои плюсы — люди стремились узнать все, что другие слышали о ней, а те, в свою очередь, готовы были говорить часами. Диаваль жадно впитывал каждое слово, и вскоре узнал уйму новостей о политике, и, увы, ничего о природе той силы, которой Дорика приковывала к себе подданных.

Возвращаясь на болота после первой вылазки, он сомневался, стоит ли рассказывать Авроре, что Дорика пообещала ее королевство королю Карлу, так мечтавшему заполучить его после смерти Стефана. Сделал он это не без колебаний, но молодая королева восприняла новость на удивление стойко. Она только вздохнула и философски заметила, что это покажет время.

Диаваль стал в городке у железного замка частым гостем — наблюдал за людьми, собирал слухи. И замечал, что жители городка как будто чахнут. Но однажды он вновь оказался среди самых жизнерадостных и полных надежд людей. На вопрос, не случалось ли чего за последние пару дней, которые Диаваля не было, хозяин самопровозглашенного трактира вытаращился на него, как на безумца, и рассказал, что не далее, как вчера, ее величество королева Дорика почтила их своим визитом, перед тем, как отбыть на время в Ракар. Диаваль для вида посокрушался, что пропустил столь важное событие, и поспешил на болота, сообщить о своем открытии.

Похоже, Дорика не просто подчиняла людей — она делала их зависимыми от себя.

Увы, если не считать новостей политических, толку от его вылазок было немного — они по-прежнему не знали ничего о природе силы королевы. Выяснилось только, что действовать она продолжает даже в ее отсутствие. Малефисента продолжала тихо злиться на собственное бессилие, и смотреть на это было почти больно. В очередной раз покидая болота, Диаваль решил, что пора переходить к более решительным мерам.

Он сидел в самом темном углу таверны — единственной, что была здесь еще во времена прежнего короля, и служила укрытием для местных забулдыг и стражников, решивших пропустить после дежурства стаканчик-другой. На глаза он надвинул простенькую крестьянскую шляпу. Диаваль купил ее на рынке из странной ностальгии — она напоминала ему тот день, когда он попался в силок и встретил свою госпожу — у поймавшего его тогда крестьянина была точно такая же. Забавно, тогда Малефисента жаждала мести, причем не только Стефану — всем людям, — да и сам он не питал к роду человеческому особой приязни. Как же сильно все изменила одна неугомонная и вечно улыбающаяся девчушка…

Скрип входной двери отвлек его от воспоминаний — наконец явились те, кого он ждал. Встречаться со стражниками было небезопасно — среди них могли отыскаться те, кто уже видел его сопровождающим Аврору — но со слов базарного торговца он знал, что вместе со стражниками, служившими еще Стефану, а позже его дочери, здесь появляются и рыцари, прибывшие из Ракара со своей королевой. Дорика поставила своих людей следить за порядком, хотя Диаваль не до конца понимал зачем — королева все еще не уверена в верности недавно подчиненных солдат? Если так, может, есть шанс расколдовать их? Он уже подумывал, не стукнуть ли по голове кого-нибудь из одурманенных и не притащить ли его в болота на передержку — а вдруг морок и впрямь со временем пройдет…

Среди стражников, решивших прополоскать горло перед дежурством, один действительно оказался облачен в золотые доспехи. Он не притронулся к протянутой ему кружке, был непривычно молчалив и оглядывал таверну цепким взглядом. Диаваль чуть не застонал — этот человек не был похож на тех счастливых, готовых болтать без умолку недотеп, что обитали вокруг замка. Он-то надеялся, что солдаты из Ракара будут только рады возможности поговорить о своей госпоже, но лезть с расспросами к такому воплощению хладнокровия — себе дороже!

Да, распинаясь перед Малефисентой о достоинствах соглядатая-человека, Диаваль поспешил с пунктом про возможность задавать вопросы. Может, и впрямь стоило попробовать себя в роли мыши?

Стражники допили вино и шумной толпой направились к воротам. Диаваль тенью последовал за ними. Может, удастся хоть что-то услышать. Несколько раз ему казалось, что его раскрыли, но рыцарь в золотых доспехах лишь ненадолго оглядывался и продолжал свой путь. Стражники болтали без умолку, но темы их разговоров Диаваль за последнее время выучил наизусть — все они говорили о королеве. Забавно, но пошлостей, так часто проскальзывающих в речи служилых людей, они себе не позволяли. Ну, хоть один плюс — у стражи появились манеры! Диаваль не раз слышал, как те перешептываются о достоинствах его госпожи, и уже подумывал пойти по стопам Малефисенты и устроить парочке наглецов с особо длинными языками несколько мелких каверз. Возможность обойтись без этого его даже порадовала, вот только перевоспитанные стражники не сказали ему ничего нового.

Попутно Диаваль продумывал и предлог заговорить с рыцарем, но ничего действительно дельного в голову не шло — идеи были или плохими, или слишком безумными. Когда за стражами закрылись ворота, ворон вздохнул и повернул назад — час поздний, самое время пробираться назад к топям.

И чуть не столкнулся с рыцарем в золотых доспехах.

Тот смерил его безразличным взглядом, но явно не собирался уступать дорогу.

— Зачем ты шел за нами?

Значит, все-таки засек. Хотя Диаваль никак не мог взять в толк, как этот парень ухитрился выйти из башни так, что ворон его не заметил? Надо будет уточнить у Авроры расположение тайных ходов. Если, конечно, удастся выбраться из этой передряги.

Рыцарь ждал ответа, и Диаваль припомнил самый безумный из своих предлогов, но в нынешнем положении единственный, который мог хоть как-то сработать.

— Я слышал, что ее величество собирает войско, чтобы атаковать окаянные топи, — он пытался говорить с тем же подобострастием, что и крестьяне, которых он слушал последние дни. — Я хотел бы наняться рекрутом.