Как завещал Хемингуэй (гет)

На город опустились сумерки. Небо почернело, превращаясь в сплошное черное покрывало. Звезд видно не было.

В этом городе никогда не бывает звезд, думал он, медленно шагая по пустынной набережной. Он даже не потрудился посмотреть наверх, чтобы проверить. Откуда-то издалека до его слуха доносился шум пролетающих по дороге машин, хотя дорога была совсем рядом. В этот вечер его мало занимало то, чем живет этот город. Он слышал только четкий звук, как часы, удары его каблуков о мостовую. Тик-так.

Его правая рука скользила по недавно выкрашенному черной краской заборчику, собирая на своем пути свежие капли моросящего дождя. А там, внизу, по другую сторону заборчика, плескалась река, тянущаяся, словно разбухшая вена, сквозь километры города.

Он вынул руку из кармана, поправил шляпу, что было для него скорее привычным жестом, нежели попыткой укрыть лицо от влаги.

Где-то далеко на горизонте виднелась неровная черта небоскребов, разрывающих своими угловатыми телами черное небо. Они возвышались, словно титаны, выбравшиеся из подземного заточения. И казалось, что с каждым годом они становятся выше.

Возможно, где-то за этими гигантами кроется луна, подумал он, и вытащил из кармана пачку сигарет. Табак рассыпался по пальцам, когда он пытался открыть крышку одной рукой. Но его это мало заботило: чувствовать холод металла было важнее. Правая рука подскочила на стыке перекладин забора, легко проскользила по венчающему его металлическому шару, и снова упала вниз — двигаться дальше по гладкому холодному металлу.

Он закурил, наслаждаясь встретившим его на пути облаком дыма, ударившим в лицо.

Но разницы он не почувствовал. Разве что запах. Сегодня у него все было словно в дыму.

Дождь усиливался, он полился по прожилкам мостовой. Он омывал его грубые черные ботинки, растекаясь у него за спиной грязными багряными ручейками.

Он потуже запахнул плащ, чтобы поднявшийся ветер не забирался под воротник, пробирая насквозь уставшее тело.

На мостовой начали появляться — то тут, то там — люди. По двое, по трое, кто-то из них гулял в одиночестве. Он не различал лиц, фигуры виднелись будто в дымке. Они значили для него не больше мошек, кружащих в той грязной, пропитанной дымом и смрадом, комнате.

Перед глазами вновь всплыли плешивые затертые обои. Красно-зеленый диван полулежал на полу — две его ножки были сломаны, из обивки в швах лез поролон. Он мотнул головой, прогоняя комнату из памяти, и лишь на секунду задержался взглядом на этом диване. Остановившись перед красным сигналом светофора, он удовлетворенно улыбнулся.

Несколько раз до него долетало эхо слов приветствий, но, стоило ему поднять голову, перед ним уже никого не было.

Он снова поправил шляпу, понимая, что это не спрячет его от глаз горожан, так хорошо его знающих.

— Добрый вечер, — нехотя, сказал он и легко кивнул помахавшей ему прохожей.

Бэтти. Да, точно, ее зовут Бэтти. В прошлом месяце он раскрыл тайну исчезновения банок с вареньем. Для Бэтти он стал героем. А он всего лишь выяснил, что шайка местных сорванцов научилась взламывать замки погребов.

Он все еще вслушивался в шум бурлящей у него под ногами реки, когда глянул через дорогу с одной за другой мчащимися по ней легковушками. По противоположной стороне улицы тянулся парк. Не тот парк, к которому он привык. С самого детства у него это слово ассоциировалось разве что с площадями, утыканными аттракционами, тележками с сахарной ватой и детьми. В них было слишком много детей.

Наверное, эти парки были первыми в списке. Список, из-за которого он уехал из своего маленького уютного городка и приехал сюда. Нет, в здешних парках не было аттракционов. Они утопали в деревьях, образующих целые леса. Он продолжал свой путь, наблюдая за тем, как по левую руку плывет мрачно-зеленый лиственный холст. Справа бурлила река.

Он резко остановился, и носки его ботинок разбрызгали воду в луже. Вжимаясь теперь уже обеими руками в железо, он посмотрел на воду.

Удивительно, что через город может бежать такая бурная река. По ней даже не пускали экскурсионные катера, как это было в других городах, подобных этому.

Вода ударялась о стены набережной, заставляя их темнеть.

Он чувствовал за своей спиной шум листвы, зовущей его в свои объятия, но не двигался.

«Прочь!» — пронеслось в голове.

Сегодня ему это было не нужно.

Сегодня он был спокоен и по-настоящему умиротворен. К легкой тревоге, что гнездилась где-то под ребрами, он уже привык. Но теперь она не возьмет над ним верх. Теперь она стала слабее. Пусть даже только на этот вечер. Но он утолил ее жажду, и снова может наслаждаться жизнью.

«А жизнь ли это?» — подумал он и тут же сам себе усмехнулся.

В его родном городе он точно бы не смог жить так, на широкую ногу, как он это называл.

Он развернулся и зашагал дальше, разбрызгивая воду носами своих ботинок.

Нет, сегодня все было хорошо.

Он сбежал по каменным ступенькам, оглянулся по сторонам на «зебре» и перебежал через дорогу, ругая власти за недостаток светофоров.

Взбежав на тротуар, он снова оглянулся на лес. Тот закончился, под прямым углом убегая вглубь улицы. И тянулся вперед еще на несколько километров. В заборе, окаймляющем его, зияла дыра.

«Варвары, — подумал он. — Неужели так сложно пройти квартал до ворот?»

Он презрительно сплюнул себе под ноги и зашагал дальше.

— Шеф! Ну, наконец-то!

Голос ударил его по ушам, стоило ему открыть дверь. А яркий свет, заливающий небольшой офис с дюжиной подпирающих друг друга столов, ослепил, заставляя щуриться.

Привычным движением он снял шляпу и повесил ее на торчащий из стены крюк.

— Что у вас тут? — пробасил он на ходу и направился в свой кабинет.

— У нас убийство в северном Гроссвилле, шеф, — затараторил молодой парень в форме, которая была ему явно велика.

Тот бросился за ним по коридору и остановился в дверях.

Не обращая внимания на нервозность в голосе подчиненного, он уселся за свой стол и закинул на него ноги. Вода, стекающая на лежащие ровными стопками на столе бумаги, была прозрачной.

— Говори, — спокойно сказал он, заглушая учащающееся сердцебиение.

— Нам сообщили, — снова затараторил новенький. — Убийство. В Гроссвилле. В северном Гроссвилле.

Он потер рукой глаза, пытаясь собрать в кулак всю свою волю, чтобы не повысить тон. И, только когда заговорил, понял, что ему этого и не хотелось. Сегодня он был счастлив.

— Кто сообщил... Что за убийство... — лениво протянул он.

Этот город отличался от того, из которого он уехал, только ему перевалило за двадцать. Здесь убийства случались чуть не каждый день. Он к этому привык.

Но, наблюдая за дрожащим в нетерпении юнцом, он невольно вспомнил себя в его годы.

— Шеф! Шеф!

В кабинет влетел полицейский, отбросив к стене новенького.

— Дункан, — улыбнулся он. — Ты тоже про убийство?

Дункан, темнокожий рослый парень с татуировкой на массивной шее, оглянулся на дрожащего новенького и снова посмотрел на шефа.

— Да, — сказал он. Его глаза были широко распахнуты, и он все втягивал носом воздух, так шумно и раздражающе, что шеф на какой-то миг забыл, почему взял его на работу.

«Потому что он раскрывает дела», — напомнил он себе.

— Шеф, нужно ехать, — серьезно сказал Дункан. — Убийство в северном Гроссвилле. Собираются зеваки.

— Ладно, — ответил он, хлопнув ладонью по столу. — Говори.

Они вдвоем обошли испугано глядящего на них юнца и зашагали по коридору. Шеф шел впереди, но Дункан не отставал от него ни на шаг.

— Убита проститутка, — говорил Дункан.

— Опять? — устало спросил шеф и посмотрел в пол. Его промокшие насквозь ботинки все еще оставляли за собой влажную дорожку. — Их убивают постоянно, — отмахнулся он.

— Шеф, мне позвонила Килли.

— Твой информатор?

— Именно. Она говорит, там кровавая баня. Похоже на работу нашего маньяка.

Шеф остановился и повернулся к напарнику.

— Тот Мясник? — спросил он, подняв брови. И тут же хмыкнул. — Мясник из Оушенсайда работает только в Оушенсайде. Кто бы там ни был — это не он. И не наша забота. Пусть местные копы с ним разбираются.

— Но, шеф! — снова заговорил Дункан нагоняя его. — Это его почерк. Неужели отдадим его этим простофилям? Они же там ничего не найдут!

Шеф подошел к кофеварке, клацнул кнопкой включения и повернулся к Дункану.

— Шеф, я точно вам говорю: это он. Что мешает нам просто взглянуть?

Шеф недовольно поджал губы, уронил на стол только выуженную из завалов в шкафу чашку и направился к выходу.

— Ладно, — сказал он. — Посмотрим, что сегодня дают.

Не останавливаясь, он сорвал с крюка шляпу, а после бросил ее на заднее сидение полицейского джипа.

Джип выехал на дорогу, и шеф крутанул руль, сворачивая вправо, его взгляд выхватил в темноте сосредоточенное лицо Дункана, вена у его виска пульсировала.

— Сегодня мы что-нибудь найдем, — сказал Дункан. — Я чувствую. Мы найдем.

Шеф покачал головой и глубже вдавил в пол педаль газа. Джип мчался вдоль деревьев, пролетающих в окне все быстрее. Шум реки остался только в ощущениях.

— Сомневаюсь, дружище, — сказал шеф. — Если это он... Он слишком хорош. Он не оставляет следов.

— Однажды он ошибется, — уверено сказал Дункан.

Шеф посмотрел на него. Носатый профиль теперь казался единственной постоянной на фоне улетающих вдаль деревьев. Дункан шумно втянул носом воздух и прокашлялся.

Шеф откинулся на спинку, его руки покоились на руле, взгляд был сосредоточен на дороге. Машина будто заглатывала капотом почерневший от дождя асфальт, проглатывала одну за другой белые разделительные полосы. Но никак не могла насытиться. Он надавил на педаль еще сильнее.

Колеса завизжали, оставив на подъездной дорожке две черные полосы.

Дункан выскочил из машины прежде, чем шеф успел отстегнуть ремень безопасности.

Шеф еще раз устало вздохнул, откинулся назад, потянувшись за шляпой, и спустя минуту уже шел по подъездной дорожке, отмахиваясь от снующих кругом зевак и набежавших репортеров. Он нацепил на голову шляпу и нагнулся, пролезая под желтой ограждающей лентой.

Он знал, что этим вечером покоя ему не будет. Теперь он мысленно возвращался к почти безлюдной набережной и каплям дождя на своих пальцах. Пожалуй, ради этих моментов он и жил.

Но, переступив порог низенького дома, он прогнал прочь блаженные мысли, его лицо вмиг сделалось сосредоточенным, и нос не морщился от смрадного запаха. Он обежал взглядом неубранную комнату, выхватывая в ней каждую деталь, вдыхал пропитанный вонью воздух, разделяя его на запахи. Теперь он снова был полицейским. Не человеком, умиротворенно бредущим по тихой мостовой.

В гостиной уже работали люди, не меньше пяти. Тот, что был с фотоаппаратом, шикнул на него, прогоняя в сторону, но, стоило шефу на него глянуть, как фотограф тут же потупился, пролепетал, что еще не снял другую часть комнаты и убежал туда. Эксперты в перчатках искали улики, которых, как знал шеф, они не найдут. Высокий человек в сером костюме вертелся вокруг изуродованного трупа женщины, что-то рассказывая своему напарнику и указывая пальцем на раны. Напарник быстро бегал пальцами по кнопкам раскрытого перед ним старенького ноутбука, стоящего на столе напротив. На экране мерцали, сменяясь, таблицы и программы, которых шеф не понимал, но он точно знал, что под этими таблицами окажется скучный морской пейзаж. Он ненавидел пейзажи. Скучные люди почему-то всегда ставят именно их на рабочий стол своих компьютеров. Человек был сосредоточен на своей работе, но кивал после каждой реплики напарника. А тот переступал с ноги на ногу, исследуя словно окаменевшее тело.

Легкое зеленое платье обвисло лоскутами, открывая обнаженную грудь, ноги были неестественно разбросаны по дивану, будто больше не имели никакого отношения к туловищу. Красные волосы висли сосульками, закрывая лицо. Они были настолько пропитаны кровью, что не верилось, что прежде женщина была блондинкой. Она завалилась набок, под углом неровно стоящего дивана, и кровь из раны под горлом заливала зеленую ткань обивки.

— Есть что-нибудь? — без интереса спросил шеф подошедшего к нему Дункана. Тот только переговорил с одним из людей в белых перчатках. Дункан отрешенно покачал головой.

— Я же сказал тебе. Пойдем отсюда. Они сами отдадут нам дело, когда зайдут в тупик.

Шеф развернулся и направился к двери, Дункан последовал за ним.

Уже в дверях шеф развернулся, снова посмотрев на нарисованную им картину, смахивая с нее лишние здесь фигуры в костюмах, оставляя только замерший пейзаж. Не такой скучный, как море на обоях рабочего стола. Женщина смотрела в пол. Зеленый диван под ней был залит ее красной кровью.

— Она была включена последние несколько часов, — донеслось до него откуда-то издалека, и фигуры в черных костюмах снова проявились на его пейзаже. Шеф поморщился, отвернулся и открыл дверь. Но что-то словно толкнуло его в грудь, и он остановился, круто развернувшись.

Человек, что копался в неведомых ему программах на ноутбуке, теперь стоял рядом со столом и махал кому-то из экспертов, подзывая к себе.

— Веб-камера! — крикнул он через всю гостиную, тыча пальцем в ноутбук. — Она была включена!

Шеф моргнул, и пейзаж растворился. Перед ним возник новый. Волны, заливающие песчаный пляж. Теперь он видел его будто яснее, чем в первый раз. Так четко, что мог разглядеть крохотные камни в воде, которых он прежде не заметил, наполовину торчащую из воды корягу, на которую не обратил внимания в первый раз, и крохотную горящую зеленую лампочку на черной полоске пластика над скучным пейзажем.