Несносная Херктерент - 3 (джен)

Глава 4.

Марина заходит к Эр. Та делом занята — очередной ящик от соправителя разбирает. Недавно приехала…

По комнате уже сложно пройти, только это ненадолго. Большинство вещей и книг скоро сменят хозяина, а большинство сладостей будет стрескано самой Эридой.

Вертит в руках какой-то конверт пергаменной бумаги.

— Вроде, от папы. Только странный какой-то. Он свои письма…

— Дай сюда! — Марина почти вырывает конверт. Про отравленные письма читать приходилось. Оглядев со всех сторон, возвращает.

— Это в ящике было?

— Не совсем. Сопровождающий мне в руки отдал, и я расписалась в получении.

— Тогда точно от него, только не личное, а от одного официального лица, то есть его, другому официальному, то есть тебе. Привыкай! Чем взрослее будешь становиться, тем больше таких будешь получать. Причём, сильно не на все будет желания отвечать.

— Откуда ты всё знаешь?

Марина пожимает плечами.

— Ещё до школы учили. Тебя, наверняка, тоже, только ты, как всегда, всё неинтересное прослушала — писем-то тебе тогда никто не писал.

Эр грустно вздыхает.

— Наверно так и было. Что-то про письма точно объясняли. Только, зачем? Мне и сейчас только папа и пишет.

— Может, прочтёшь? Давай вслух, если не секретное.

— А как определить?

— Там штамп в правом углу, красный должен быть. Но, раз на конверте нет.

Бумага плотная, справиться Эриде удаётся не сразу.

— Это приглашение. Через десятку открытие памятника «Видному военачальнику и государственному деятелю генералу центра Рэндэрду дерн Рэнду…»

— Не надо дальше, — прерывает Марина, — там на полстраницы его полный титул, что генерал и сам не знал, так как половину там уже его потомкам приписали.

— Я последняя.

— Что? Ах, да, точно ведь.

Эрида задумчива.

— Мне ехать?

— Ты у меня спрашиваешь?

— Папу надо спросить…

— Ты в руках официальное разрешение держишь. Будь это мне, вообще там был бы приказ присутствовать.

— Зачем ему памятник? Генерала и так все помнят. Сделают опять, наверное, в этом новом стиле, где не поймёшь, кто всадник, а кто конь.

Марина перечитывает приглашение. Мотает головой.

— Нет, этого точно не будет. Это ещё довоенный конкурс, победителя наградили, а поставить не успели. Вот решились, будто в войну заняться нечем больше. ЕИВ результаты утверждал, и всех этих, у кого конские головы на человечьи похожи и наоборот зарубил ещё на первом этапе. Притом некоторых хотел зарубить в прямом смысле слова.

Эрида хихикает.

— Он бы не смог. Папа говорит, ЕИВ фехтовать не умеет, и клинки для красоты носит.

— Таких, — с максимальным презрением выцежено, — художников, ЕИВ мясницким топором порубил. Сама знаешь, он очень сильный.

— Значит, хоть на человека похоже будет. Всё-таки, зачем ему ещё один памятник?

— Могу по-пунктам:

Первый: он один из тех, кто эти земли завоевал.

Второй: на этой площади ничего не стоит, и просто некрасиво.

Третий: недооценённый при жизни великий человек. Таких деятелей во всех областях очень любят сейчас.

— Постой. В чём его недооценили?

— Хм. Все «Дневники» читают, а ты «Переписку» прочти. Вот уж где просто кладезь мудрости видят. Паровозы давить надо, пока чайники они. Он ведь ещё тогда предлагал устроить крупную морскую экспедицию к мирренам и уничтожить империю их Сордара I.

— Но ведь договор о разделе мира тогда подписали, и он вон сколько лет действовал.

— Ну и? Подействовал и перестал. Генерал же хотел, чтобы вообще не с кем стало в тех краях договора подписывать. Отправили бы кораблей побольше. И как снесли бы их!

— Марин, а ты не задумывалась, а если бы они нас?

— На войне как на войне.

— Люди хотят жить.

Молчание виснет. Марина дуется, Эр хмурится.

— А ты со мной поедешь?

Марина пожимает плечами.

— Конечно. Я, как принцесса, на любых подобных мероприятиях имею право присутствовать. Бе-е-е! — показав язык дразнится Марина.

— Но он ведь и твоим предком считается. Мне эта версия даже больше нравится.

Марина хмурится.

— Это смотря кем считается. Софи ещё на первом году до всеобщего сведения довела — если кто при ней на подобное намекнёт — то он или она труп. Просто труп в самом прямом и окоченевшем, смысле.

— Так эти же слухи с тех времён и гуляют.

— Ты ещё про похабную версию вспомни!

— Так я её знаю. Будто Рэндэрд был отцом и Дины III, и Дины IV.

Эр-р-р-рида! Прибить бы тебя, невозможную.

— Я обиделась, — выдаёт Марина с несвойственной ей капризно-плаксивой интонацией, девочки такую ой как любят, но не она.

— Не надо, Марина! — теперь Эр напугана. Ладно, пощадим её сердце, не у всех же такой «пламенный мотор», как у Херктерент.

— Не бу-у-уду, — с той же противной интонацией, — но накажу-у-у!

— Ты что, Марина! — кажется, вот-вот расплачется.

Херктерент смеётся обычным смехом.

— Наказание такое! Рассказывай настоящую версию своего происхождения, а не бред этого «великого классика приключенческой литературы», и не сказку собственного сочинения.

— Ты же её знаешь!

— Ничего, ещё раз послушать не откажусь. Знаешь ли, людям не всякая болтовня нравится. За некоторые слова и в глаз дать могут. Будут они у тебя одного цвета — багрово-синие и заплывшие.

— Так сама знаешь: никто потом так и не смог разобраться, откуда в доме генерала появилась довольно большая девочка. Никто не смог узнать, где и у кого она росла, и кто её матерью был. Только генерал всем стал говорить, она его дочь, наследница имени и состояния. Потом вообще прошение на имя Верховного подал с просьбой узаконить её и признать полнородной. Дина старому другу отказать не смогла. Потом ей уже Дина III титулов добавила. Всю жизнь ей благоволила. Поговаривали, это потому, что они сёстрами были.

— Убью! — хохочет Марина.

— Я всего-навсего считаю, генерал вполне мог быть отцом и Дины III, и той девочки. У тебя и братьев тоже матери разные.

— Ты ещё свою сказочку распиши. Ту, зимнюю. Тоже неизвестно кого мне в родню запишешь.

— А у меня там и нет ничего такого, кроме безответной любви Дины III к моему предку.

— Угу. Поедем когда, меч взять не забудь. Тебя-то в лицо мало кто знает, а клинок, как-никак «достояние Империи». Хм. Похоже, твой отец решил, пора тебе на людях появляться. Всю жизнь в «Сказке» не проживёшь.

— Мне там хорошо. Хотя и грустно иногда. Как и здесь.

И опять Марина не знает, что ответить.

— Так поедем?

— Машину вызови из своей канцелярии — туда и обратно свезут.

— Не, не хочу. Хочу просто с тобой, как обычный человек.

— Угу. Нашла двух самых обычных.

— Не, правда, давай так просто съездим. А то с машиной — как увидят, магазин закроют, и как собачки цирковые, на задних лапках бегать перед нами будут. А я не хочу. Мне… противно, когда люди так себя ведут.

— Откуда знаешь. Не ездила, вроде.

— Софи рассказывала. Мне не понравилось.

— Скажу, в город не хочется, поверишь?

— Нет.

— Почему?

— Тебе сейчас всё равно делать нечего, иначе не пришла бы ко мне.

— Ладно. Куда хоть собралась? Или просто по городу побродить охота?

Моргает удивлённо. Неужели сама не поняла?

Марина пожимает плечами. Мысли читать не умею.

— Так на официальное мероприятие поедем. А мне одеть нечего.

Херктерент чуть не выругалась. Насчёт одежды — это заболевание или персональный заговор против неё? Содержимое шкафов Эр… Впрочем, оно меняется постоянно. Она прошлогоднее новогоднее платье успела отдать кому-то. Притом, помнит — отдавала, кому именно — нет.

— Так куда поедем-то? — с невинным видом интересуется Марина. Всегда интересно смотреть, как на лице подруги мыслительный процесс отображается. Будь она актрисой — цены бы такому подвижному лицу не было бы. Хорошо, хоть к театру, кроме балетного, она равнодушна.

— К «Пантере». Разве есть ещё варианты?

Вообще-то, вариантов целая куча, только там расчёты исключительно на сверхбогатую публику. Это не умница Пантера, у кого платье найдётся хоть на императрицу, хоть на работницу. И это не оборот речи, императрица с дочерьми у неё бывали, другое дело, самой Марине на Пантеру в то время было плевать.

— Оденься только как-нибудь по-другому, что ль.

— Я умею уже. Научилась за лето. Рэда столько всего показывала. Да и другие…

— Ладно, пойду собираться.

Стоя в дверях, бросает через плечо.

— Только лабрис не бери.

— Может, Рэду ещё позовём?

— Она на дополнительных, а Коаэ — на других.

Тропинку к кустам, где самый низкий участок забора, притом почти рядом с междугородней остановкой, только слепой не заметит. Однако, уже много лет очень уж старательно не замечают.

«Наверное, скоро лестницу пристроят», — мрачно думает Марина, косясь на идущую рядом Эр.

Опять детские страхи на предмет своего роста пробудились. Эрида хорошо так вытянулась. Большую часть жизни была с Мариной одного роста, хотя и старше. И вот теперь совершенно резко ушла в отрыв, притом настолько, что рядом с Херктерент себя неловко чувствует и слегка горбится.

Ладно, хоть насчёт всего остального — неизвестно, у кого лучше.

— А нас не хватятся, что мы вот так сбежали?

— Не, — Марина даже глаз не открывает, — нас пасут сто процентов.

— Как пасут?

— Ну, охраняют.

— Кто? На остановке же никого не было!

Эрида явно недоумевает.

— А таких обычно и не видно. Как в «Сказке» у тебя.

— Причём тут это?

— А притом, тут для многих тоже сказка, только большая и не такая красивая. Ты из внешней охраны «Сказки» своей многих знаешь?

— Только командиров смен. Да и то с ними недавно познакомили, а до того не видела.

— Ну, и тут тоже. Хоть раз слышала о проникновении в школу посторонних?

— Нет.

— Но это не значит, что их не было.

Эр испуганно озирается по сторонам. Марина уверена — в каждом злоумышленник мерещится.

— Ты хоть карту смотрела?

— Зачем?

— Затем. Тут в округе — только объекты МИДв или МО и населённые пункты, где персонал живёт. Легко туда на работу попасть?

— Думаю, не очень.

— Правильно думаешь.

— Ты же рассказывала, сколько раз убегала. Да и Софи…

— Убегала, потому что мне это позволяли. Я, если не забыла ещё, тоже девочка, и временами, сперва говорю, а потом думаю. Прошлой зимой… Какова вероятность того, что я, Пантера и Кэрдин столкнёмся в одном месте?

— Ты же говорила, дружишь с ними.

Марина плечами пожимает.

— Дружу. Одно другому не мешает. Это я, дура, в самый известный припёрлась. У Пантеры в городе одиннадцать магазинов, причём главным считается тот, что в районе поместий, причём сама Ягр время от времени бывает во всех. И туда же, совершенно случайно, заходит сама Бестия. Я не верю в такие совпадения.

— Но как они…

— Радио и телефон не вчера изобрели.

Некоторое время едут молча. Потом Эр всё сильнее и сильнее головой по сторонам вертит.

— Странно… Столько домов, и все разной высоты.

— А ты чего хотела?

— Читала где-то, дома в столице должны быть не выше императорского дворца, а памятники — не выше обелиска побед.

— Хм. Когда-то так и было. Только вскоре после коронации, канцелярия отца оказалась завалена запросами. У всех взыграли верноподданнические чувства. Возникло желание увековечить память недавно скончавшегося. Вот и суть вопроса — допустимо ли делать монументы выше монументов ранее правящим и к ним приравненным, а если допустимо, то насколько.

Отца и спросили. Как раз в то время экспедиция альпинистов на одну из высочайших вершин забралась. Восемь тысяч шестьсот двадцать, кажется. Назвали её «Пик Императора». Вот он и сказал:

«Высота высочайшего монумента Императора восемь тысяч шестьсот двадцать. Строить монументы, равно как и другие искусственные сооружения выше данной высоты — запрещается».

Заодно, снял этим указом ограничения по высоте построек любых зданий в любых городах. А то развелось любителей «сохранять исторический облик», — желчно добавляет, вспоминая старые ссоры отца и матери.

Эр только посмеивается.

Эрида всё косится на стайки сверстниц, парочки, если попадаются, через монокль разглядывает.

«Интересно, если кто с младшим братом или сестрой до трёх лет попадётся, визгу много будет?» — желчно думает Марина.

Дочь соправителя не соврала, одеваться как обычная девочка, научилась. Вот только с лицом так ничего сделать не смогла, а там Великий Дом, как минимум первого разряда, написан.

Сама Марина подмечает — у всех их возраста где-нибудь на видном месте на одежде — петличная эмблема рода войск, или кокарда на головном уборе — знак того, в каких войсках кто-то из родственников. Можно не сомневаться — у всех настоящие.

На Марину тоже косятся — «чёрных беретов» не очень много, а у неё ещё и планка медали.

Тут словно цветущий кусок довоенной жизни. Той зимой было не до того, а сейчас есть и время, и возможность всё как следует рассмотреть.

У Херктерент взгляд на признаки войны заточен, и они с лёгкостью даже здесь найдены. Чёткие указатели путей к бомбоубежищам высокой категории защиты, яркие стрелки к пожарным кранам, почти везде указан путь к ближайшему выходу.

Насколько Марина помнит «Справочник» по гражданской обороне, в этой части города все бомбоубежища высокой категории, то есть, держат в теории фугасную бомбу в полторы тонны (пока ни в одно не попали) и способны защитить от химического оружия. Этой дряни на столицу миррены пока не сбрасывали, хотя на фронтах активно применяют, другая сторона отвечает тем же.

* * *

Эриды у себя нет. Коатликуэ, Рэдрия и Софи её тоже не видели. Малознакомая выпускница сказала, видела её в библиотеке административного корпуса.

«Что её на юриспруденцию потянуло?» — думает Марина.

Из отделений школьной библиотеки, то, что в административном наименее популярное. Там собрана юридическая литература. В первую очередь, по всем вопросам действующего законодательства. Исторические правовые акты. Кодексы Великих домов. Полные списки лиц, принадлежащих к военному сословию, то есть сейчас под четверть населения страны, притом, что все сословия упразднены несколько сотен лет назад. Старая слава умирает медленно.

Эрида сидит, обложившись всякими «церемониалами». Мельком взглянув, Херктерент сразу определяет — взяты исключительно действующие.

— Я прочла всё, что следует говорить. Как себя вести и так помню. Вот только... Не знаю ведь я там никого.

Марина пожимает плечами.

— Всего-то? Глава городской администрации больше четверти века на своём посту. Он твою маму попросту помнит, да и говорила я уже — у таких инстинкт — чётко помнить, кто в каких званиях и чинах, и как эти чины между собой соотносятся.

— Других разве нет?

— Если ненавидящие друг друга императрица и министр безопасности по какому-либо поводу придерживаются одного мнения, то это так и есть.

— Пойдём теперь в «Двенадцать гербов», — Марина мысленно стонет. Известнейший и самый дорогой ювелирный магазин. Название значит количество званий «поставщик двора», полученное от императоров и соправителей. Вздумай Эр сегодня им звание пожаловать — уже завтра на вывеске и во всех каталогах будет «Тринадцать гербов». От Саргона герб один — за украшения императрицы к бракосочетанию, к двум другим тоже здесь заказывали, но на дополнительные звания император пожадничал. Ещё три — от самой Кэретты, и Марине даже знать не охота, за что.

Происходит то, чего и следовало ожидать. Охранник вежливо приветствует Марину и Эр с полным малым титулом. Посетителей нет, так что зал тут же закрывается для «особого обслуживания».

Потом их провожают в «Зал брильянтов» — своеобразную выставку великого мастерства и непомерной роскоши. Тут демонстрируются лучшие и самые дорогие украшения. Большинству не глядя можно присваивать статус «национальных сокровищ», даром, что кровавых историй за камушками пока нет.

Про этот зал все, кто детективы читают, знают. В сотнях романов последних десятилетий различные любители лёгкой наживы регулярно его грабили или пытались. Столько изощрённых способов проникновения предполагалась!

Скучная реальность куда прозаичнее — ограбить «Зал» до сих пор никому не удалось. Марина знает — «Гербы» не только камнями занимаются — они и сейфы производят и оборудуют. Причём, даже с Государственным банком сотрудничают.

Украшение зала — убранство, достойное императрицы. Херктерент цена, благодаря познаниям Эриды, прекрасно известна. На линкор, как минимум тянет. Подумывает, не попросить ли из озорства померить. Больно уж охота посмотреть, как это, линкор на голове носить?

Хотя, лучше внимания Эр не привлекать. С неё станется купить. Она ведь временами в вопросах траты денег абсолютно безумная.

Хм. Кроме Эриды можно представить только одну покупательницу этого украшения. Марина не Марина, если через несколько лет это не окажется на Сонькиной голове в день её свадьбы.

— У нас есть экземпляры оружия особой работы лучших современных мастеров. Все имеют сертификаты «особо ценных современных мечей». Желаете ознакомиться?

Марина косится на подругу. Та вертится у витрин дальше всего расположенных от самой опасной в смысле уничтожения денежных средств соправителя.

Почему бы и не взглянуть? Всё-таки неплохо быть богатой девочкой.

Булат — слово, услышанное от отца. От матери — змеиная сталь.

Точные копии легендарных клинков.

Марина, особо не задумываясь, выхватывает из ножен «Глаз Змеи». Такой же как тот. Ей пока не принадлежащий, настоящий. Этот разить будет вряд ли хуже.

— Копии изготавливаются по разрешению нынешнего Главы Великого Дома Еггтов, — чуть поводит глазами в сторону. Херктерент следит за взглядом. Точно, под стеклом это самое разрешение со знакомой подписью и печатями, красуется.

Клинок во всём подобен легендарному. Кроме одного: под клеймом Дины выгравирована цифра семь.

— Это требование главы — на видном месте должен быть номер копии.

— А «Золотая Змея» у вас есть?

— Нет. Разрешение на изготовление копии данного клинка получено не было.

«Почему мне достаётся всё ненастоящее? Фальшивые чувства, фальшивые клинки. Всё фальшиво. Деньги только настоящие. И где предел того, что за них можно купить? Во времена настоящих клинков кто-то сказал: «Лучше обучить двести пикинёров, чем купить дорогой меч. Люди скорее спасут тебя в бою, нежели сталь».

Прибыл курьер с охраной из Загородного дворца. Совершенно буднично и как то скучно Марине передали «Глаз Змеи». Тот самый, созданный самой Чёрной Змеёй столетия назад. Вот те на!

Столько раз мечтала в детстве, когда клинок станет её. Фантазировала всякое.

Вот, произошло. Только радости никакой нет. Детские мечты в детстве и должны сбываться. Сбывшиеся после оставляют только горечь. Время не повернёшь вспять. Только в комнате стало теснее.

Вместе с курьером рабочие из МИДв приехали. Сейф для оружия привезли, и к полу прикрутили. Марина ещё за принятие работы и получение ключа расписывалась.

Что там намереваются открывать, Марина в деталях знает и так. Как-никак, проект ЕИВ одобрил.

Марину порадовало — скульптор явно не поленился ознакомится с подлинными генеральскими доспехами, в одном из них генерала и изобразил.

Эриде нечего из этого не известно. Сама себе сюрприз хочет устроить. Марина не настолько вредная, подкидывать проектное изображение не станет. Херт дочери просто не сказал, ему недавно макет памятника из камня и бронзы прислали как мужу последнего потомка генерала. Эрида как последний потомок, до совершеннолетия не рассматривается.

Что считает Эрида, то её дело. Марина считает, возраст не по календарю наступает, а в голове. И у дочери соправителя этим двум датам никогда не совпасть.

Вроде бы все церемониалы чуть ли не наизусть выучены. Память у Эр — что надо. Марина и так содержание помнит с раннего детства. Но разноглазая продолжает в библиотеке пропадать, будто там мёдом намазано. В «Сказку» бы позвонила — в тот же день любые книги у неё бы в комнате лежали. Даже существующие в одном экземпляре. Если бы понадобилось что-то этакое — попросту украли бы, откажись владелец продавать.

Но это же тот отдел, где хранится издаваемое миллионными тиражами.

Заглядывает разноглазой через плечо. Удивляется.

— Что это тебя потянуло на семейное законодательство? Замуж собралась? На тебя древние кодексы действуют, так что можно уже, хотя и рановато.

Опять этот взгляд, после которого становится стыдно. Немного и ненадолго.

— Могла бы и заметить, я про южное семейное право читаю.

— Хм. А это тебе зачем понадобилось? Насколько я помню, этот бред никогда и нигде не применялся. Церковные браки мы не признаём, даже наши миррены свои регистрируют.

— Я как раз об этом. Сколько трагедий произошло из-за статуса внебрачных, или как они обычно пишут незаконнорожденных детей.

— Хм. Ну, допустим словечко это и у нас вполне употребляется. Сама от «принцессы незаконнорожденных» происхожу. Да и по фамилии частенько понятно, кто в древнем доме любил на стороне развлекаться.

— Но такого дикого ограничения в правах никогда не было! У меня в голове не укладывается такая дикая привязанность законности только церковных браков и, до недавних времён, практически полная невозможность разрыва отношений.

— Попробуй сложить. Ограничением числа наследников и у нас занимались.

— Но не такими же способами! Своему ребёнку даже по завещанию нельзя ничего оставить.

— Эр, не будь наивной. Ещё во вполне исторические времена, особенно в заморских владениях знаешь сколько детей рабынь или зависимых женщин было? Первые так вообще по категории вещей проходили. Ими спокойно можно было торговать. Как скотом. И плевать, что лицом вылитый хозяин. В лучшем случае — это несколько лишних монет, вроде как за показатель качества.

— Марина. Ты вечно всё с ног на голову переставляешь. Я говорю о том, что в коронных землях творилось.

— За стеной божьи заповеди не действуют — самый известный, хотя нигде и не записанный мирренский закон. Заповеди эти не действуют во всех сферах.

— Мы о разных вещах говорим. Как бы в тех краях сложилась судьба моих предков? Я ведь потомок удочерённой по самой распространённой версии.

— Эр, что ты глупишь? Всё бы было примерно так же, как и здесь. Личный друг считай первого лица в стране обратился бы к этому самому лицу с просьбой узаконить ребёнка. Такое у них тоже случалось, были случаи, когда и вовсе чёрных детишек в величие дома принимали.

— Но не у всех были такие друзья.

— У твоих предков они были.

— Мне жалко людей, чьи жизни были искалечены с самого рождения.

— Аборты миррены тоже старательно запрещали. А резиновая промышленность только относительно недавно достигла крупных успехов в деле контроля над рождаемостью.

Эр замахивается кулачком.

— Марина! Иногда тебя просто хочется стукнуть. Ты такие ужасные вещи говоришь!

— Пытались многие. Вроде бы, все уже поправились, — смеётся Херктерент.

— Рождение ребёнка вне брака часто ставило на женщину и на ребёнка несмываемое клеймо на всю жизнь.

Марина скалится.

— Вспомни первоначальное значение слова ублюдок применительно к людям. Как раз про таких деток.

— Но это не хорошо и неправильно.

— Помнить надо в каком обществе живёшь. И кому чего стоит давать.

— Но дети-то ни в чём не виноваты!

— Эр. Меньше читай мирренские романы и переживай о разных глупостях. У нас таких детей никогда ни в чём не обвиняли. Наличие добрачных детей часто даже приветствовалось, ибо способность к деторождению подтверждена.

— Почему-то на Юге очень заинтересованны в сохранении плевы до подписания договора.

Марина пожимает плечами:

— Южанам бы я ещё и поэтому не понравилась. Упомянутой части тела у меня просто нет, —

Взглянув в расширяющиеся до невозможных пределов глаза, вспомив о больном сердце разноглазой добавляет, — Не смотри на меня так, это с детства ещё и не думай ни на кого. Сама же знаешь, я постоянно всюду лезу. Верхом всегда ездила только на кавалерийских сёдлах. Ну вот, как-то раз и навернулась с коня.

— Когда это было?

— А ты вспомни! В детстве временами болела не только ты.

— Больно было?

— Скорее страшно... Тогда все вместе были. И было страшно, опять будут меня ругать, а потом орать друг друг на друга. Мне, как ни странно не сказали ничего ни до врача, ни после. Но как же они тогда друг на друга орали! Но, в общем-то, сошлись во мнении, это просто травма, вызванная в первую очередь, чьей-то хронической неспособностью нанимать пригодный для присмотра за детьми, персонал. Но так как мы не какие-нибудь миррены в конце-концов, а девочки в нынешние времена взрослеют очень быстро, так что особой проблемой для меня отсутствие определённой вещи всё равно не станет. Особо подчёркивалось, «мы, к счастью, не миррены».

Эрида только глаза протирает.

— Ох, Марина! Ты всегда так рассказываешь, не знаешь плакать или смеяться.

— А ты не ржи раньше времени! Я вот чем дальше, тем больше удивляюсь, глядя на твои потрясающие растяжки, как это у тебя там ничто не порвалось... Или я что-то пропустила?

— Ничего ты, Марина не пропускала. Я на самом деле очень гибкая. Вот другие, кто этим занимаются, с такой проблемой сталкивались.

— Угу. Особенно мирренки. У них без этого в первый брак вступать как-то не очень. Но, ничего. Медицина на месте не стоит — там тоже сшивать научились.

Эр хихикает, зажимая рот ладошкой.

— А ты не смейся, — Херктерент становится неожиданно серьёзной, — То, что теперь умеем ещё и это — побочное следствие массового применения огнемётов и фосфорных бомб. Леча последствия ожогов много чего научились восстанавливать.

— По-моему, Марина, ты неправду говоришь. Там же в основном солдаты лечились. А их данная проблема, если и интересует, то, так сказать с другой стороны. Даже если и есть, больше волнует, чтобы как можно скорее не стало.

— А, — Херктерент устало машет рукой, — шкура-то у нас у всех из одного и того же состоит. Врачам разницы нет, где восстанавливать.

— Ну, если ещё и с этой стороны посмотреть, — смеются обе.

— Вообще, не понимаю чего миррены в этом целомудии и первой брачной ночи такого-этакого находят?

— Целомудрии, Марина, ты же блестяще знаешь языки.

— Всё равно. Как Херенокт выражается. «С девочками в медицинском смысле совершенно не интересно, всего бояться, ничего не знают и не умеют. Я опытных предпочитаю».

Чем тут вообще гордиться? Этим самым цело совсем себе количество людей снизить хотят? Хотя, лично я не против — чем меньше будущих мирренских солдат, тем для нас лучше.

Берегут своё цело непонятно для чего. Мы не миррены, миррены — не мы, но есть и кое-что общее: перестарки никому не нравятся.

У них даже словечко есть для засохших, так и не начав цвести. «Божьи невесты» неужто думают, их на небесах бог отдерёт за всё в жизни не полученное? Он силён, но сомнительно, что настолько. Хотя, если учесть, будто впереди вечность.

— Радости земные и радости небесные не могут быть тождественны. Телесное и духовное не совпадает.

— Эр, сейчас тресну, честное слово. Мы не на уроке богословия по другую сторону экватора.

— А у меня есть такой учебник.

Марина мысленно стонет.

— Эр-рида! Есть на свете хоть что-нибудь, чего у тебя нет?

— Я не знаю, — просто отвечает разноглазая, — учебник не такой уж и глупый, как ты считаешь.

— Даже в обычаях племён людоедов можно найти парочку неплохих. Но это не отменяет того, что они людоеды. Да и обычаи у них и более интересные есть, как раз поднятые тобой вопросы затрагивающие. У них по наступлению зрелости девочку лишают девственности старшие родственники, один или все сколько их есть — не помню. В других племенах это делают старшие женщины. Пальцами, или неким специальным деревянным ритуальным предметом. Посмотри «Вестник министерства колоний» пятилетней давности. Там фото есть, предмета, а не процесса, в противном случае журнал бы из библиотеки уже украли. Те, кому не терпится самим поскорее поучаствовать в подобном процессе.

Эр снова прыскает в кулачок.

— Марина, от того, как ты говоришь, иногда просто не знаешь, как после этого к людям относится.

— Правда неприятно быть объектом в общем-то, естественных физиологических реакций растущих организмов противоположного пола?

— Вот поэтому мне никто и не нравится.

— Ты опять за своё!

— Только не обижайся, Марина, — Эр крутит в руках цепочку монокля, лихорадочно соображая, как бы поскорее уйти от скользкой темы, — А как у Софи с тем, чего у тебя нет?

— Ха! А мне-то откуда знать? На эти темы она со мной не откровенничает, на кавалерийских сёдлах ездит нечасто. Я вообще, думала ты знаешь побольше моего.

— То есть, ты не знаешь, пробовала ли она?

Марина кривовато ухмыляется.

— Сонька точно не мирренка. До волшебной ночки ничего хранить точно не будет. А вот удалось ли кому-то чего-то попробовать — не знаю совершенно. С неё вообще станется предложить это самое за что-то, критически для неё важное в определённый момент времени.

— Марина! — Эр искренне возмущена, будь на её месте кто-то другой вообще была бы драка, — То, что ты говоришь... Она же твоя сестра... Это же торговля собой!

— Вполне разрешённый, и даже облагаемый налогом, способ заработка в Империи, — хмыкает Марина, — моё тело — моё дело, как хочу, так им и распоряжаюсь. Это к моему кто-то доступ получит только если мне самой этого сильно захочется. Другие не столь разборчивы. Хотят — пусть приторговывают. Мне до лампочки.

— До какой? — не сразу соображает разноглазая.

— Да хоть до этой, — показывает на первый попавшийся светильник, — В пресловутом «нашем кругу» торговля этим делом, причём обоими полами распространена ничуть не меньше, чем в тех районах, где Весёлые дома зарегистрированы. И не делай такие глаза. В нашей стране продаётся и покупается всё, что угодно. Тем более, такой востребованный товар.

— Я обиделась, — надувает губки разноглазая. И ведь понятно, это искренне, а не напоказ, — если ты так плохо можешь даже о сестре говорить, то обо мне-то ты какого мнения?

Вот те на! Беда снова приходит, откуда не ждали. Марина и не собиралась подругу обижать. Та сама подтекст отыскала там, где его никогда не было.

— Ты же, вроде, исторические романы, особенно мирренские, почитываешь. Вспомни фразочку оттуда «съездить к грэдам на лечение». Догадываешься, о чём она?

— Марина, ты издеваешься?

— Не-а, я просто спрашиваю.

— Сама же всё прекрасно знаешь.

— Ну, так от тебя хочу услышать. Не я же на определённых вопросах сдвинутая.

Разноглазая глянула. Если не знать, можно решить, будто свирепо. Хотя, Марина лучше всех знает, так Эр смотреть попросту не умеет.

— Так говорили про тех, кто к нам ездил, чтобы скрыть нежелательную беременность. Ну, и родить соответственно. Для прерывания на ранних сроках тоже к нам ездили. До того доходило, в соответствующие клиники набирали персонал, говорящий по-мирренски. Наши мирренки, хотя сами в подобные места только с заболеваниями обращаются, сплошь и рядом там работали.

Ты это хотела услышать?

— Ага. Именно. Для тех, кто познатнее это просто чудовищное пятно на репутации. Даже в эпоху Тима I такого ребёнка запросто могли втихаря придавить. В лучшем случае, слугам или крестьянам сбагрить. Мне или Кэрдин про такие истории особенно ржачно читать. У мирренов и сейчас немыслимо, чтобы принц на найдёныше женился. А наше общество даже столетия назад вон каким передовым было!

— Марина, ты что, смеёшься? Прекрасно же знаешь, к внебрачным детям даже у нас частенько отношение не очень. У мирренов даже в правящем доме к таким детям отношение не очень. Это ещё мягко сказано.

— Думать надо, с кем сношаться, да и про устройство общества не забывать.

— Марина, думаешь, я не знаю, у тебя, кроме Сордара, Херенокта и Софи есть ещё братья и сёстры? Однако, из них никто в ваших резиденциях никогда не жил.

Разноглазая, оказывается, умеет быть довольно жёсткой. Хоть изредка вспоминает, в каком мире живёт.

— Ну, у одного братца резиденция немногим хуже, чем у нас, — хмыкает Марина.

— Я не думаю, что даже он так уж сильно счастлив. Со своей мамой он ни на одном официальном мероприятии не был.

— Ха! Приглашения на эти мероприятия абы кому не дают. Сам пусть добывает. Мозгами или ещё каким органом!

— Он не всегда взрослым был. Думаю, в детстве ему, вместе с мамой, хотелось. Как и мне, ведь тоже много присылали. Но я болела в детстве часто. А у него мама не особенно хотела где-либо с ним появляться. Хотя и найдёныша потомок. Словно стыдилась его.

— Многожёнство у нас давным-давно запрещено, — хмыкает Марина, — Мне как-то хватает имеющегося количества родственников. Увеличивать их количество я вовсе не жажду. Задолго до моего рождения решено, какие у кого с кем будут взаимоотношения.

— А если бы меня кто-то обнаружился, что бы ты сказала?

— Сказала бы, ты слишком плохо о своих родителях думаешь, как отец выражается, это просто образцово-показательная пара была. Даже на фото видно — они друг друга на самом деле, любили. Какие уж тут дети на стороне!

— Почему ты вечно права?

— Потому что пользуюсь только проверенными фактами. Кстати, ЕИВ до сих пор вспоминает, какими словами обложила его их высочество в ходе жаркого спора. Говорит, одно из сильнейших воспоминаний — разъярённая матерящаяся принцесса и глава великого дома. Даже несколько новых слов новых узнал.

Эрида хихикает.

— Самой с трудом верится, что мама могла так разговаривать.

— Она не только разговаривать могла. В знак примирения они спирт неразбавленный пили. Полусырым мясом с кровью закусывали. На все сто жили, а не кисли, как некоторые.

— А кто киснет? — Эр по сторонам озирается с таким видом, будто хочет кого-то найти.

Машины от городской администрации, охрана из МИДвовцев. Всё по протоколу. Принцесс — две, машин — тоже. Первая Марине предназначена. Но как-то само-собой получилось сесть вместе. Эр просто необходим привычный человек рядом.

Марина на фоне Эр откровенно не смотрится. Из явных ценностей на виду только «Глаз Змеи». Но тут народ опытный собрался. Марину можно за телохранителя принять, но приняли за ту, кем она является.

На подобных мероприятиях бывать приходилось многократно. Вот для Эриды всё впервые. Могла бы описание прочесть, но нет, накрутила себе в голове невесть что.

Аж два меча прихватила — легендарный двуручник и парадный военного образца. Особо въедливые могут не сомневаться — любые документы на армейское оружие у дочери соправителя в полном порядке. Поверять никто не станет, но Марина слишком хорошо Херта знает.

На площадь с севера выходит массивное здание в архитектурном стиле, что все так и зовут «Новый имперский». Со всеми этими барельефами, колоннами лепниной, высоченными потолками и расписными потолками в главных залах. Многие известные здания последних лет в подобном стиле выполнены. Художники и скульпторы хорошо научились создавать классические сюжеты с современными людьми и вплетать в гирлянды орнаментов вместо мечей и пик винтовки и автоматы.

В огромном здании расположены почти все официальные структуры района, превосходящего по населению многие города.

Рядом стоит тоже немаленький короб районного призывного пункта. Построен в современном стиле безо всяких излишеств и украшений. Военные и гражданские власти ладят не сильно, в одном здании их разместить невозможно. Ведомственная гордость начинает себя во всей красе показывать.

Во все остальные стороны от площади лучами расходятся огромные серые бетонные дома, словно слепленные из одних прямых углов. Совсем другой архитектурный стиль, так и называющийся «функциональный». Главное достоинство — такие здания можно строить быстро, много и, главное, дешево.

Потребности стремительно растущих городов только и могли такой стиль породить. Столица уже на памяти Марины пару раз увеличивала свою площадь, включая в свой состав окрестные посёлки и сельскохозяйственные земли.

Пышный «имперский» стиль по-прежнему применяется, но из жилого строительства «функциональным» вытеснен полностью.

«Имперское» здание среди серых коробов смотрится словно сцена из эпохи «Войн Верховных». Генерал в роскошном доспехе среди толпы пехотинцев. Может, способный возглавить их, но возможно и быть поднятым на их копья.

Кажется, такая невесёлая мысль пока только голову Марины посетила. В случае чего, людям не надо будет долго искать, на какой объект архитектуры направить свою ненависть. Эпоха уличных беспорядков, порождённая прошлой войной только благодаря невероятным усилиям не переросла в новую внутреннюю войну, а прошлая на столетия стала одной из самых кровопролитных войн в истории. Только Великая война отобрала это сомнительное достижение.

Но раскол в обществе и сейчас назревает. Даже площадь эта тому подтверждение. Пусть и глаза Марины нужны, чтобы что-то рассмотреть. Херктерент уже знает — часто замечает незаметное другим. Чаще всего что-то негативное. Не её вина, что это потом проявляется. Ум у неё слишком остёр, или недовольство в обществе настолько явное?

Впервые с последней встречи Марина жалеет об отсутствии Кэретты — раньше на подобных мероприятиях она отдувалась ничего не значащими фразами да милыми улыбками. Принцесса, одна или две штуки просто рядом стояли, и даже улыбочки наклеивать не обязаны были.

Теперь же не отвертишься, раз уж вылезла. Тут народ такой — ночью и по пьяни полный императорский титул без запинки выдаст, да и с титулатурой всех остальных членов дома этого не ошибётся.

Марина тоже много чего не сильно нужного помнит, но при случае много чего интересного может на ушах развесить.

С глазомером у Марины всё хорошо, да и какой-никакой художественный вкус имеется. Памятник и площадь размерам друг друга соответствуют. Вполне ожидаемо, мечом генерал показывает на юг, более того, точно по меридиану, где вражеская столица расположена. Как он стремился сравнять уже в те года великий город с землёй! Да и саму землю солью засыпать, что бы никто там больше не жил и ничего не росло.

Сам монумент делался явно в пику «Приморским великанам» и их спокойным позам. Разворот, движение, словно в горячке боя. Стандарт изображения героев классической эпохи давным-давно уже выработался. Тут только размер из ряда вон выделяется.

Торжественные и пышные речи. Всё-таки один из крупнейших памятников столицы. Эриде толпа аплодировала, когда принцесса говорила. Как хочешь понимай — единственная не примелькавшаяся из городских чинов, совершенно ещё неизвестная, к тому же, просто красивая.

Или же другое — показывают не столько к ней отношение, сколько степень недоверия к остальным. Тут ведь не только глава городской администрации третий десяток лет с газетных страниц не слазит.

Хотя, справедливости ради стоит признать — в городе немало делается. Кто-то, может, даже помнит, у Саргона в бытность наследником была привычка ночами кататься по городу произвольными маршрутами, а на следующий день вызывать городских чиновников и интересоваться состоянием дорог, мостов и всех мест, где случалось проезжать. Некоторые сразу в отставку были отправлены без объяснения причин. Других судили.

Наследник похоже, на десятки лет вперёд чинуш напугал и качество дорог в окрестностях столицы стало легендарным. С магистралями через пол континента дела обстояли гораздо хуже, но главное всё-таки было сделано — их построили.

Эриде ещё долго аплодировали после того, как закончила говорить. Марина заметила, как многие гости уже на неё косились — не раздражает ли Дочь Императора чья-то популярность? Как-никак Марина по статусу разноглазой гораздо выше. Другое дело, что эти устаревшие системы счёта титулов в отношениях ни с Эр, ни ещё с кем-либо ни Марина, ни Софи практически не применяли.

Но тут-то про нравы господствующие в главном столичном питомнике молодых змеек могут просто и не знать. Вид насколько её не волнует происходящее, Марина с раннего детства делать умеет, и тут одно из самых подходящих мест для применения.

Видно, что Эр волнуется, даже дышит тяжеловато, но стороны это только хорошо знающий разноглазую заметит. Вот что все заметили — выступление причудливой принцессы запомнилось. Некоторое количество такой труднорасчитываемой величины, как популярность, разноглазая приобрела. Кой-что и в общегосударственную копилку упало. Внешняя пышность тоже привлекает внимание. Придворных парадных платьев на общественных мероприятиях не видели уже давно.

Протокольные съёмки у ног памятника. Из по-настоящему имеющих отношение к установке скульптуры, автор проекта, инженеры, руководившие строительством и сами рабочие составляют около половины присутствующих на снимках. Остальные — высокие и не слишком гости и сопровождающие их лица.

Марина и Эрида — в центре первого ряда. Предложили кресла, но Херктерент остаётся стоять, разноглазая, глядя на неё — тоже. Тем более пышное светлое платье Эр с перевязью для меча будет ярко выделяться на общем тёмном фоне.

Приём для особо важных гостей открытия. По очень примерным прикидкам Марины, денег ушло немногим меньше, чем стоил сам монумент. Притом, он точно будет символом этой части города, ибо ничего примечательного с архитектурной точки зрения здесь не имеется.

Такие кварталы строят из соображений быстро и дешево, ибо надо где-то жить стремительно растущему населению города. Тут не до украшений и тенистых парков. Один из запланированных жилые кварталы уже сожрали. Жизнь часто очень жёстко корректировала планы развития огромного города.

Составляются ли сейчас новые, Марина не знает, но уверена, такого роста заводских площадей там точно не предусматривалось.

Старых знакомых множество, вот Эрида не знает никого, но держится в незнакомом окружении с выдержкой настоящей дочери своего отца.

Вежливые, ничего не значащие фразы. Насквозь фальшивые улыбки. Такое всё знакомое. Только и Эр, и Марина теперь части всего происходящего.

Разноглазой пока всё нравится. Любит новую обстановку, людей и впечатления. На Маринин опыт происходящее — довольно заурядное событие.

Случайно или нет, попадаются автор проекта и инженеры. Слово за слово. Эрида встретилась с себе подобными. Замелькали плохо знакомые термины. Кажется, сначала поразились уровню Эриды. Потом профессиональный спор затмил всё остальное. Теперь, пока разъезжаться не начнут, они друг от дружки никуда не денутся. И опять Марина здесь лишняя.

В сопровождающие глава городской администрации навязывается. Формально он тут самый главный. Всеми силами старается хорошее впечатление о себе оставить. Неужели считает, будто Марина ещё одна Кэретта помешанная на защите старинных зданий? Ну, тогда огорчим. Кажется, доволен, поняв Марина градостроительной политикой не интересуется.

Эрида просто сияет. Хотя и дышит тяжеловато.

— Марина! Так здорово было! Мне так всё понравилось! И памятник, и церемонии, и люди.

— Эр, ты же, вроде не наивная девочка. Зная, кто ты да я, они и не могли себя по-другому вести.

— Памятник всё равно, очень удачный, — прикрыв глаза разноглазая думает о чём-то своём, — интересно, я смогу подобный создать?

— Вот уж не знаю. Ещё несколько лет всем точно не до памятников будет.

— Зато потом столько всего понастроят!

— Если мы до этого вообще доживём, — поневоле вспоминается, совсем недавно Эрида чуть не умерла.

— Доживём обязательно! Я точно знаю.

«Мне бы твою уверенность».

— Марина, ну что ты такая хмурая. Хорошо ведь день сегодня прошёл!

— Угу. А завтра будет новый. Потом ещё один. Праздники, и вообще хорошее, очень быстро забывают. А жизнь продолжается. Спорим, завтра в какой-нибудь газете монумент обругают за нерациональное расходование средств в военное время?

— Не буду спорить, к тому же, совершенно не уверена, что в масштабах страны он так уж дорого стоит.

Как-то слишком явно после болезни Эр озаботилась вопросами сохранения жизней. Как всегда, подошла к делу с неожиданной стороны, заинтересовавшись защитой исчезающих видов животных.

Марине до какого-то времени было наплевать. Не медициной же Эр интересоваться, несмотря на уважение к памяти матери, врачей разноглазая крепко боится, в общем-то объяснимо.

Никогда не скажет Эриде, любящую умершую при её рождении женщину, останься та живой, её бы разноглазая боялась до суеверного ужаса. Характер вряд ли бы стал иным — уж кто-кто, а Эр от отсутствия родительской любви не страдала никогда. Но род занятий матери, и главное, её взрывной характер сыграли бы роль. Принцессу за глаза называли «граната образца 900». Граната при взрыве накрывала морем осколков огромную площадь, выкашивая там всё живое. При этом отличалась крайней ненадёжность и способностью взрываться в самый неподходящий момент. Под горячую руку жене соправителя лучше было не попадаться. Кажется, во всей огромной стране её только собственный муж и не боялся.

Хорошего в том, что у человека матери нет, быть ничего не может. Но то, что уцелевшей из этих двоих никогда не встретиться, по мнению Марины, для разноглазой как раз неплохо. Хотя сама Херктерент с ходячей грозой познакомиться не отказалась бы. Тем более, про неё никто и никогда не говорил, будто она плохо относится к детям.

Дочь соправителя часто писала письма авторам понравившихся книг. Считая письма очень важными вещами, всегда подписывалась только всем известным именем. Ответы приходили всегда. Среди добившихся известности людей, даже с самой сильной нелюбовью к людям, практически не встречается дурных, способных не отреагировать на определённое имя на конверте, частенько также запечатанного личной печатью со слишком известным гербом.

С кем-то даже переписка завязывалась. Марина, давно уже научившаяся различать личность автора и героев произведений, только посмеивалась втихаря. Сколько же вокруг разноглазой иллюзий всяких разных. Аж завидно иногда про утраченные собственные.

Они всю жизни влияли друг на друга в вопросах чтения, часто одна совала нос в книгу, только потому, что её уже прочла другая. Хотя тематика зачастую не представляла ни малейшего интереса.

От Марины Эр заразилась любовью к старинному оружию и доспехам. Некоторое улучшение физического состояния отчасти и позволило Эр выкарабкаться из недавних проблем. Соправитель очень благодарил принцессу.

У самой Марины определённые познания в живописи развились не без влияния разноглазой.

Вскоре после спуска на батисфере, разноглазая подцепила у подруги увлечение морской биологией. У Марины в общем-то, прошло. У Эр закрепилось. Даже переписываться стала с автором популярнейшей «Тайны океанов», рассказывающей о жизни обитателей моря, в первую очередь, китообразных. Очень резко и агрессивно выступал против их добычи, кроме как средствами первобытных народов.

Любящей китятину, Марине, как бы не совсем наплевать. Всяко, до конца войны никто в политику министерства природных ресурсов, в чьей компетенции вопросы китобойного промысла, вмешиваться не позволит. А они снижать добычу не станут.

Но некоторые идеи биолога стали вступать в резкое противоречие с мнением Марины о вопросах мироустройства. Вот только Эр с каждым днём поминает его всё чаще, да и писем становится всё больше.

Что такое «промывка мозгов» Херктерент знает. По чьей-то разноглазой головке вовсю применяется. Пора вмешаться.

Неспроста ведь этот деятель на открытии памятника оказался. Человеку его уровня раздобыть приглашение совсем не сложно. Эр же эти уровни считать не умеет и учиться не собирается. То-то он там частенько вблизи Эриды мелькал. Слишком уж сильно вниманием принцессы завладевать — был не настолько нагл. Художница виденного только на картинке человека узнала, и была искренне рада. Даже чуть более, чем всем прочим.

— Вообще-то твои любители всего зелёного и пушистого хотят убить куда больше людей, чем все наши и мирренские генералы вместе взятые. Кстати, генералы по большому счёту вообще никого не хотят убивать. Их вполне устраивает, когда все люди живут и дальше. Только под властью того Императора, кому они служат. Если людей вдруг станет сильно меньше — им это совсем не понравится. А вот твоим зелёным пушистикам — совсем наоборот.

— Марина, ты же прекрасно знаешь, они совсем не мои, если я с кем-то переписываюсь — это ничего не значит. Из обществ я только в «Юном художнике» состою, да и то, меня туда Софи затащила.

— Однако, с человеком переписываешься, кто призывает убить сразу больше людей, чем все Еггты вместе, да и «Дом Льва» пожалуй, убили за всю историю.

— Причём здесь защита редких животных вообще? У меня нет и не может быть таких жутких знакомых. Даже твоя Кэрдин не такая страшная.

— Начнём с того, что Кэрдин, как и любой человек не может быть чьей-то. Она своя собственная, прежде всего. Что до пуховиков зелёных. Напомни-ка их главный лозунг.

— Жить в гармонии с природой, ты же знаешь.

— А сколько людей для этой гармонии надо? Главный пуховик, ну этот морской биолог. Да-да, тот самый, чьи письма у тебя я видела, прямым текстом пишет в «Тайнах океанов», для гармоничного сосуществования человечества и природных комплексов, число людей ни при каких обстоятельствах не должно превышать четырехсот миллионов. Жалко, я с ним не виделась, а то бы неприменно спросила. Куда он собирается деть остальные семь с половиной миллиардов. И по какому принципу он собирается эти четыреста отбирать. Это знаешь ли, степень зверства похлеще всех мирренских планов по «Цивилизованному включению в Империю отсталых регионов».

— Ты говоришь неправду, — голосок звенит металлом, кулачки сжаты.

Марина с показной ленцой принимает вертикальное положение. «Тайны океанов» у Эр в подарочном исполнении. Судя по не слишком аккуратному виду, читается постоянно.

Нужная страница найдена быстро. Начало необходимого абзаца подчёркнуто ногтем.

Разноцветные глаза становятся совершенно круглыми. Будто раньше не читала. Теперь Эр держит книгу, словно что-то раскалённое, не зная куда поставить или бросить.

— Но... Но этого не может быть. Он так красиво писал о жизни на побережье. Так интересно рассказывал! Почему ты вечно права! — Эр совсем картинным жестом вскидывает руки. Книга стукается об пол.

— Наверное потому, что я людей не люблю. Между строк гораздо лучше читаю. И и просто очень умная.

Дразниться разноглазой неохота. Смотрит на Марину, так будто она в чём-то перед ней виновата. Уж что-что, а смотреть умеет. Чуть ли не лучшие глазки школы, ибо выразительность взгляда с мозгами как-то связана, а Эр куда умнее той же Динкерт. Только у Марины иммунитет.

— Если не предлагается, куда лишних людей девать, или указывается что-то отвлечённое, вроде переселения — то это подразумевает только одно — полное уничтожение. Всех. Включая мамочек с детишками, чьи фото ты так любишь. Такие вот они, любители пушистого.

Теперь Эр на книгу смотрит как отдалённый предок на вражеский строй перед атакой. Осторожно отодвигает книгу носком тапка. Словно в насмешку над здравым смыслом, с огромным пушистым помпоном.

— Теперь её, наверное, выбросить надо?

— Ты меня спрашиваешь? То что там про обитателей моря написано, сомнению не подлежит. Вот авторские идеи дерьмом воняют.

* * *

Неожиданно обеим сёстрам поступило приглашение немедленно ехать в Загородный.

Отец чем-то сильно недоволен, хотя в сводках для командования ничего страшного нет. Тот случай, когда радио насчёт «на всех фронтах идут бои местного значения» не врёт.

Дальше совсем уже странное что-то началось. Дворцовый комендант сообщил, им следует переодеться в траур, и как можно скорее идти в малый обеденный зал. Если сказано что-то надеть, то можно не сомневаться — в комнатах уже лежит приготовленное.

Саргон там официально никогда никого не принимал. Иногда только обедал с доверенными лицами.

К некоторому удивлению Марины, Софи успела переодеться раньше её. Только по подведённым чёрным глазам и видно — как и сестра ничего не понимает.

— Кто-то умер? — неужели сама Софи чем-то напугана.

— Траурных сообщений не было. Хотя, может, и умер. Напечатают всё равно после праздников. Хотя, нам бы сообщили, если этот кто-то из Еггтов.

— Может, он лично сообщить решил? Это кто-то очень важный.

Марина кривит лицо.

— Я уверена, это не она.

Мельком окинув взглядом собравшихся, сразу понимает. Точно кто-то умер. У всех траурные повязки на рукавах. Только почему-то, красные с чёрной каймой.

Молчание затягивается. Никакого портрета в трауре в поле зрения не наблюдается. С тарелками и бутылками соседствуют бумаги. У всех. Просто листы лежат. Без папок. Никогда раньше такого не было.

— Кто-то умер? — некстати повторяет Софи.

Марина изучает сидящих за столом. Наиболее доверенные приближённые. Почти друзья. Вроде все на месте. Тогда, по кому посмертный пир?

Кто-то из старых друзей скончался? Все видные деятели начала правления Саргона, тогдашние единомышленники давно уже ушли на покой по причине преклонных лет. Эти уже второе, а кое-кто — и третье поколение. Сейчас особенно хорошо видно — Император выглядит ровесником собравшимся. Вот только лет ему на деле ого-го-го сколько!

Кого же на этот раз он пережил?

Херта здесь нет, но это неудивительно. Он — союзник, ценнейший союзник уже множество лет. Союзник, но ни в коей мере не друг.

Кто же был настолько значимым? Ничьё имя на ум не приходит, хотя Марина знает практически про все перестановки в министерствах за всё время правления отца.

Хе. Может, у него старая возлюбленная померла? Говорят, в прошлом их было немало. С одной сама Марина дружит, но она точно жива, более того, вон там сидит.

— Умер. — театральные паузы Император блестяще умеет выдерживать. — Страны, где я когда-то родился, уже несколько дней больше не существует. Государству Великой Мечты пришел конец! Даже не думал до такого дожить, хотя там и прошло куда больше лет, чем здесь.

По правую руку от Императора два пустых места.

— Что встали? Садитесь.

— Всё там. Совсем всё. Без войны страну угробили, кретины.

Тут до Софи доходит — отец и все остальные слегка пьяны. Не навеселе, как принято говорить, а пьяны зло. Как перед боем. Или после разгрома.

— Хотите посмотреть самую позорную для страны фотографию в истории?

Софи ожидала, самое меньшее, сдающуюся армию в полном составе или руины до горизонта. Судя по гримасе Марины, сестра разочарована не меньше.

Здание вроде современных жилых. Серый бетон и ничего лишнего. Первый этаж отведён под магазины и разные забегаловки. Тут тоже. Только забегаловка одна. Большая. Красная вывеска с жёлтыми буквами.

Эмблема — огромная буква М. Надписи по-русски и по-английски.

И люди. Множество людей. Огромная очередь, почти перешедшая в состояние толпы, тянущаяся куда-то за пределы снимка.

На праздник не похоже, на какое-то проявление недовольства — тоже.

— Что здесь такого страшного?

— Людей видите?

Сёстры согласно кивают.

— А их тут нет! Ни одного! Тупое стадо, за булку с мясом рушащее свою страну. Тут ещё не конец. Только начало конца.

— Какая булка?

— Гамбургер, — сквозь зубы выцеживает Бестия. В таком же состоянии, что и остальные.

— Амэриканская мечта! — откровенно кривляется Император, — Дети людей моего поколения превратились в это! Про внуков я и знать не хочу!

— Ты можешь себе представить, что кто-то мечтает жрать мирренскую еду, украшает комнату дерьмовыми фото их актёров и даже пустыми банками от выпитого не им пива?

— Насчёт актёров ещё могу. Насчёт остального — как-то в голове не укладывается.

— У тебя голова хотя бы есть. И мыслей, что в самой дерьмовой стране на свете живёшь, там нет.

— У меня нет другой страны. Как можно считать дерьмовым место, где родилась? Землю, политую кровью моих предков.

— Вообще-то, очень легко. Верите тому, что вещают голоса?

Марина пожимает плечами.

— Если нас ругают — значит, мы всё правильно делаем, опасаться надо, если начинают хвалить. На юге — враг, желающий нас уничтожить. Больше там никого и ничего нет. Как нам тут жить — без них разберёмся.

— Наше болото не хочешь расшевелить?

— Зачем это мне?

— Танками давить надо было, — цедит сквозь зубы Марина, — как у нас в прошлом году.

— Угу. Пытались. Без снарядов. У узкоглазых соседей тоже было. Только там задавили. Посмотрим, что выйдет. А там где я родился, мозги пропагандой разложили полностью. Заслушались сладкоголосых.

— На пропаганде не экономили. Пол страны мечтало это жрать. Их тряпки носить. Их музыку слушать. Их фильмы смотреть. Теперь понятно, насколько это сильное оружие.

— Быстро им внушили, что вся их история и идеалы — дерьмо. Такой скорости обработки нам самим стоит поучиться.

— Не нравится — так сам знаешь, через переход прямо на это город можно несколько

взрывных устройств сбросить. Специальных. Или диверсантов, — кажется, Кэрдин рассуждения Саргона, уже начинающие переходить в пьяную болтовню, не слишком нравятся.

— Хрен им, — ругнулся Саргон на родном языке, — Сами всё просрали — сами пусть в дерьме тонут или выплывают. Я им ничем не обязан. Тут проблем навалом, и меньше не становится.

— Догадываюсь, что сказал американский посол, глядя на всё это. Стадо, чуть ли не хрюкающее, у «Макдональдса» этого. Сфотографировал, снимки в столицу отправил. С подписью: «Открывайте вино! Войну мы выиграли».

Всё буду делать, чтобы у нас подобное не повторилось.

— С нашими столичными — вполне можно такого же дождаться. Это моё профессиональное мнение.

— А как ты думаешь, почему крепостные полки набирают не в столице? Мне нужны те, кто в случае чего не побоятся стрелять. Критерий свои-чужие не только линией фронта проводится.