В начале пути (джен)

Уоррент-офицер Бенджамин Франк щелчком отправил окурок прочь. Делать было решительно нечего, и так будет ближайшие пару дней... Неделю назад «Старфиш» вышла из Перл-Харбора, и за эту неделю вся его работа сводилась к двум сеансам связи в день — утром и вечером. Что же до гидрофона, то он пока и вовсе был не нужен — в этой части Тихого океана просто не было врага. Пока не было, поправился Бенджамин, но все могло измениться...

— Дым на горизонте! — закричал с рубки матрос.

Бенджамин, не дожидаясь приказа, поспешно убрался с палубы и почти побежал на свой пост, наплевав на тесноту. Лязгали закрывающиеся люки, бурлила вода в кингстонах, плескали волны, гудели электромоторы... А поверх всего этого — приглушённый толщей воды стук паровых машин и плеск винтов.

— Один... Два... — Бенджамин прижал наушники к ушам. — Два судна, скорость семь-восемь узлов, курсовой угол пятнадцать, дальность пять миль!

— Полный ход! — коммандер Бейли сцепил руки за спиной. — Франк, докладывать дистанцию!

— Есть, сэр! — Бенджамин буквально прирос к пульту, вслушиваясь в шум винтов.

— Дистанция две мили! — доложил Франк.

— Поднять перископ! — распорядился коммандер. — Торпеды готовить!

Перископ остановился, Бейли уткнулся в окуляры, и почти сразу приказал:

— Лево руля, восемьдесят пять градусов! Первый-третий аппараты товьсь! Залп! Лево руля, восемь градусов, второй-четвёртый товьсь! Залп! Убрать перископ! Стоп машина! Тишина в отсеках!

Бенджамин прижал наушники, не отрывая взгляда от секундомера. Пять секунд, шесть... Десять... Одиннадцать... Двойной взрыв, хруст ломающегося металла. Снова двойной взрыв. Шум винтов...

— Шум винтов, быстро приближается! — Бенджамин поднял руку. — Скорость двадцать пять узлов, курс переменный! Слышу взрыв котлов!

Шум винтов прошёл над самой подлодкой, раздалось несколько глухих взрывов — и всё стихло.

— Малый вперёд, право руля, пятнадцать градусов, поднять перископ! — распорядился Бейли. — Вахтенный, запишите в журнал: потоплен транспорт под немецким флагом, ориентировочно пять тысяч тонн. Предположительно повреждён еще один транспорт того же водоизмещения. Франк, подготовьте радиограмму. Всплытие через восемь минут.

Бенджамин облегченно вздохнул, но расслабляться не собирался — эсминец мог и не уйти далеко, а просто остановить турбины и ждать...

Восемь минут показались команде восемью часами, но они закончились... Бенджамин снял наушники, потёр уши и облегченно вздохнул. Бой окончился, они не пострадали, потопили вражеское судно, повредили еще одно, открыв счёт американского подводного флота в этой войне... Свист воздуха смолк, остался только лёгкий плеск волн.

— Открыть люки! — распорядился Бейли. — Команде отдыхать. Курс триста, скорость одиннадцать узлов.

Выбравшись на палубу, Бенджамин закурил, уселся, скрестив ноги, рядом с люком, и попытался понять, что же он чувствует. Получалось, что кроме усталости — ничего. Сколько бы ни было людей на потопленом судне, они воспринимались как-то абстрактно. Даже будь у него такое желание, он не смог бы их представить — но как раз желания и не было. Предстоящий через два часа сеанс связи беспокоил его куда больше...

— Эй, Бен, о чём задумался? — из люка появилась рыжая голова моториста О'Коннелли.

— О связи, — ответил Бенджамин. — Сеанс через два часа, а будет ли сигнал — чёрт его знает...

Эта проблема действительно беспокоила Франка больше всего — куда больше, чем погибшие вместе с потопленным судном. Связь в этом районе Тихого океана никогда не отличалась качеством, а гроза над Филиппинами никак не улучшала дела...

— Мы только что пустили ко дну вражеский пароход, а ты думаешь про связь?! — удивился моторист. — Ты что, ничего не чувствуешь?

— А что я должен чувствовать? — осведомился Бенджамин. — Это наши враги, и они получили по заслугам...

— Да я не об этом! Радоваться надо, а ты сидишь с постной рожей!

— Я и радуюсь, только, в отличие от тебя, не вижу смысла бегать и орать. Тем более, бегать и негде...

— Еврей... Ты ещё скажи, что не пьёшь!

— Шеймас, ты кретин? Я тебе не какой-нибудь араб, я еврей, а именно евреи придумали водку!

Последнее утверждение было придумано только что, к реальности отношения не имело, зато звучало хорошо.

— Докажи! — О'Коннелли протянул Бенджамину бутылку.

Парень сделал солидный глоток, судорожно выдохнул, вытер слёзы и вернул бутылку.

— Вот теперь, блондин, я тебе верю, — заявил О'Коннелли, и оба расхохотались.

Напряжение минувшего боя прорывалось немного истеричным весельем не только у двух приятелей — у всей команды... Бенджамин докурил, покосился на боцмана, рисовавшего на рубке кораблик, и спустился вниз. Пора было готовиться к сеансу связи...

Зашифровав донесение, Бенджамин уселся за радиостанцию, проверил напряжение и взялся за ключ. Пронзительный прерывистый писк сливался в причудливую мелодию, уносившую короткие строчки донесения на тысячи миль, так что спустя от силы четверть часа они достигали Вашингтона...

Спустя еще пятнадцать минут в наушниках раздался писк, и Бенджамин зачеркал карандашом по бумаге. Несколько минут — и передача окончена. Бенджамин стянул наушники, посмотрел на исписанный лист и снова взялся за карандаш.

Полчаса спустя бессмысленные ряды цифр превратились в текст, и Бенджамин отправился к командиру.

— Сообщение от штаба, сэр! — доложил он, стоя в дверях крохотной капитанской каюты.

— Изложите, только кратко, — Бейли не потрудился поднять глаза от карты.

— Нас поздравляют с первой победой и подтверждают предыдущие приказы.

— Очень хорошо, — кивнул коммандер. — Подшейте радиограмму в журнал — и можете отдыхать.

— Так точно, сэр! — Бенджамин отдал честь, развернулся и ушёл.

Центральный пост встретил его непривычной пустотой — большая часть вахты была на мостике. Бенджамин убрал радиограмму в папку, запер её в сейф и остановился рядом с гидроакустической станцией.

— Стэнли, доложите обстановку!

— Сэр! — гардемарин вытянулся, но не встал и наушники не снял. — Шумы искусственного происхождения не прослушиваются!

— Вольно. Продолжайте наблюдение, — уоррент-офицер кивнул помощнику и выбрался на палубу.

Волны неторопливо разбегались от носа подлодки, за кормой постепенно выцветал кильватерный след... Бенджамин сидел на палубе, курил, любовался океаном, по какому-то недоразумению названном «Мирным» и размышлял. Сейчас, когда у него было время, он не мог не задаться вопросом — что же он, всё-таки, чувствует? И должен ли он что-нибудь чувствовать? Ответа на последний вопрос он не знал, что же до первого... Несколько часов назад, сразу после боя, не было ничего, кроме усталости. Сейчас не было даже её — потопление транспорта со всеми людьми, сколько бы их там ни было, не вызвало совершенно никаких чувств. И, поразмыслив ещё немного, он понял, почему... Это было честно, вот почему. Окажись немецкие моряки расторопнее или удачливее — и «Старфиш», а не пароход лежал бы сейчас на дне. Вместе со всей командой, тогда как у немцев была возможность спастись. Всё честно...

Бенжамин заложил руки за голову, лёжа на палубе и глядя в небо. Мысли свернули на привычную и любимую колею — что там? Что представляют из себя невидимые зеркала ионосферы, откуда она взялась, почему ингода почти исчезает? Это не были пустым любопытством — для Бенджамина, как и для любого радиста, это было жизненно важно, ингода — в самом буквальном смысле. Но всё это придётся отложить до конца войны — то есть, по мнению радиста, максимум на полгода...