Кинг-Кросс (джен)

Слишком долго бродил я где-то

и был нужен, хотя не мил.

Там я бросил чужое лето,

там — весну не свою забыл.

А. Дольский.

Как так получилось, что оба провожали детей без своих половин? Как так вышло, что Поттер не аппарировал со своими друзьями, после того, как экспресс отбыл, увозя студентов в Хогвартс? Но он что-то сказал Рону и Гермионе Уизли и остался.

Малфой обернулся, невольно задержав взгляд на бывшем школьном недруге. Как полагается мужественному гриффиндорцу и не менее мужественному аврору, Поттер спокойно выдержал этот взгляд, а потом вдруг направился в сторону Малфоя.

— Здравствуй, что ли, — он протянул руку.

— Здравствуй, — Малфой пожал протянутую руку, правда вначале оценивающе на неё посмотрев.

— Хорошая погода сегодня. Надеюсь, что и в Шотландии такая же.

— Тебя потянуло на светские беседы, Поттер? — спросил Драко, по-прежнему слегка манерно растягивая слова.

— Да, глупо звучит. Но мне нужно с тобой поговорить, Малфой. Присядем?

И Поттер указал на скамейку. Малфой кивнул. Они сели рядом, на расстоянии вытянутой руки.

— И о чём же ты хотел поговорить?

— Как будем детей делить на Рождество?

— Поттер, ты рехнулся? — растеряв свой светский тон, спросил Малфой. — Что значит делить? И до Рождества ещё дожить надо.

— Я имел в виду, как мы спланируем их каникулы? Ты не против, если Скорпиус погостит у нас?

— Все каникулы? — возмутился Малфой. — А семьи у него своей нет? Так? Твой сын с не меньшим успехом может погостить в Малфой-холле.

Поттер вдруг расхохотался.

— Вот и я о том же. Как делить будем?

Мужчины посмотрели друг на друга с любопытством. «В чём подвох?» — читалось во взглядах обоих. Платформа меж тем опустела. Провожающие аппарировали по домам, остались только одинокие вокзальные служащие.

— А я удивлён, что ты сегодня один отправлял в школу сыновей, — заметил Малфой.

— Джинни немного нездоровится.

— Ничего серьёзного, надеюсь?

— Да как тебе сказать… — и при этом Поттер вдруг широко улыбнулся, поправив очки.

— Извини, это то, о чём я подумал? — немного смутился его собеседник.

— Ну да, мы ждём третьего. Девочку очень хочется.

— Поздравляю, — кивнул Малфой.

— А ты почему один?

— Ты будешь смеяться, но по той же причине.

И тут вдруг Поттер хлопнул Малфоя по плечу.

— Не может быть! Как это ты нарушил семейную традицию?

Тот кашлянул, возмущённый такой фамильярностью, но улыбнулся. Ему хотелось похвастаться прибавлением в семействе, но это было не принято среди его родных, а Поттер, с его попранием устоев, пришёлся кстати.

— Моя жена — не единственный ребёнок в семье… Ну, и ей тоже хочется девочку. Мы даже сверялись со звёздами… О, Мерлин!

Они помолчали немного. Каждому хотелось поговорить ещё, но надо было искать тему.

— Значит, мальчики часть каникул проведут у нас, а часть у вас? — подытожил Поттер их спор.

— Видимо, так и сделаем.

— Знаешь, мне нравится твой парень.

— Можно подумать, ты с ним общался, — хмыкнул Малфой.

— Так Ал мне писал о нём. Чуть не в каждом письме о друге.

— Меня тоже чаша сия не миновала.

Подружившись на первом курсе, Альбус-Северус Поттер и Скорпиус Малфой бомбардировали своих родителей письмами, в которых с редкой настырностью гнули свою линию, приучая их, а особенно отцов, к мысли о гриффиндоро-слизеринской дружбе.

Упомянутые отцы уже сидели, развернувшись лицом друг к другу. Поттер положил руку на спинку скамьи, Малфой закинул ногу на ногу.

«А у него морщины намечаются на лбу. Такие изломанные из-за шрама».

«Правильно он сделал, что постригся. А то с залысинами волосы лучше не растить».

И обоих подмывало задать один и тот же вопрос: «Ну что, насмотрелся?»

— Слушай, Драко, а ты в Хогвартсе давно был?

— В прошлом году, летом, — ответил Малфой, не возразив против перехода на имена. — Перед тем, как сына отправлять в школу. Ходил на поклон к Минерве МакГонагалл. Глупо, конечно, это выглядело. Я только выслушал нотации по поводу того, как мне не стыдно предполагать, что школа будет относиться к детям предвзято из-за их фамилий или из-за историй семей.

— Это зря она так, — заметил Поттер. — Могла бы не акцентировать на этом внимание. Должно быть, ты её рассердил своим вопросом. А я вот не был в школе уже лет семь…

Он помолчал, потом добавил:

— Ты ведь видел его портрет? Он всё молчит?

Можно было не пояснять, о ком шла речь.

Малфой кивнул:

— Да, Гарри. Он молчит.

— Почему так? — задумчиво промолвил Поттер. — Если бы я не видел, как он умер, если бы я не был на его похоронах, я, судя по поведению портрета, решил бы, что он жив.

Малфой покачал головой, потом зачем-то обернулся через плечо и опять посмотрел на собеседника.

— Портреты такого рода пишут и при жизни мага. Просто после смерти картина приобретает подобие человека, каким он был. Но чтобы вот так. Мне даже казалось, когда я смотрел на этот портрет, что Северус хочет сказать одно: там ничего нет.

— Есть, есть! — горячо возразил Поттер. — Я там был, я видел и говорил с ними. Это не было бредом. И Арка в Министерстве. Я слышал, как они шепчутся у входа.

Малфой сделал успокаивающий жест.

— Знаю. Это такое впечатление создаётся. Не бери в голову.

Поттер тут полез во внутренний карман пиджака, который на нём был под мантией, и достал плоскую фляжку.

— Хочешь? За него…

— Это что?

— Бренди.

Малфой молча открутил набалдашник у трости, который оказался внутри полым, как стаканчик. Поттер усмехнулся.

— Давай без сарказма, — пробурчал Малфой. — Фляжка-то твоя, между прочим.

Поттер молча кивнул, открутил крышку и плеснул бренди себе и Малфою. Тот взял импровизированную посудину и произнёс:

— За Снейпа. Пусть его душа обретёт покой.

— Да, за Северуса Снейпа, — отозвался Поттер, и они выпили.

— Ты помнишь того мага, которого маглы почитают как пророка? Ну, того, что водил свой народ по пустыне сорок лет, пока не умер последний, кто жил в рабстве? — неожиданно спросил Малфой.

— Моисея-то?

— Ну да. Его.

Драко как-то помрачнел после воспоминаний о Снейпе. И его потянуло на унылое философствование.

— Я вот думаю, что всё закончится, наверное, только когда уйдёт наше поколение. Когда мы уйдём.

— Ну что ты, — попробовал возразить Гарри, — к чему так мрачно?

Драко посмотрел на него почти со скорбью в глазах.

— Ты скажи ещё, что не вспоминаешь, или что не думаешь о том же…

— Вспоминаю. И думаю. Много о чём думаю. Но разве нам нет, ради кого жить, Драко?

— Тут ты прав, — кивнул Малфой и вдруг опять посмотрел через плечо. — У меня такое ощущение, что кто-то на нас пристально смотрит.

— У тебя тоже? — усмехнулся Гарри. — А может это журналист какой-нибудь под дезиллюминирующим заклинанием. Будет завтра в «Ведьмином досуге» колдография, как мы тут бренди на скамейке распиваем.

Он «гнал пургу», как выражался иногда его старший, лишь бы увести разговор на другую тему.

— Не боишься такого пятна на своей репутации? — хмыкнул Малфой.

— А ты?

— Ну, для меня-то пьянка с тобой — бонус, — рассмеялся Драко.

Они бы с удовольствием пошли куда-нибудь, посидели, выпили и поговорили. Но к такому подвигу ни один пока готов не был. Только в желаниях.

— Так всё же, что мы решим насчёт мальчиков? — спросил Малфой.

— Думаю, что они проголосуют за вариант «пятьдесят на пятьдесят». Только вот, извини, отец твой как посмотрит на то, что Ал будет гостить у вас?

Малфой грустно улыбнулся.

— Как обычно. С точки зрения практической пользы. Не волнуйся, он не обидит твоего сына.

Они помолчали.

— Там что-нибудь ещё осталось? — спросил Малфой. — За самое главное-то и не выпили.

— Не бойся. Я приберёг. Как раз чтобы за самое главное.

Поттер налил Малфою, себе, и даже последние капли в крышечку от фляги вытряс.

— К чёрту приличия. За детей, — сказал Поттер. — За то, чтобы у них получилось то, что не получилось у нас.

— А что могло?.. Да. За это.

И вот набалдашник трости вернулся на место, и опустевшая фляга была спрятана в карман.

— Ну? — Драко встал и протянул руку. — Думаю, мы ещё спишемся ближе к Рождеству.

— Конечно, — ответил Гарри, крепко пожав ему руку.

Они не сказали «до встречи», но рукопожатие не было поспешным. Потом оба аппарировали.

* * *

Они меня не видели, и я стал слушать разговор двух мужчин на скамейке. Оба мне казались смутно знакомыми. И фамилии, и имена. Да и лица тоже. Особенно темноволосого в очках. И они говорили о школе со странным названием, которое я тоже слышал.

И поскольку они меня никак не тревожили, разговор был мне интересен.

Занятно то, что эти двое были живыми, а я их мог видеть. Любопытство удерживало меня возле них. И мне казалось, что и они сидят на скамейке и не уходят, потому что я им не позволяю.

А потом я услышал имя. Своё.

Недолго я кричал и бился о невидимую стену. Опустившись перед ними на колени на заросшие травой плиты, я закрыл глаза, и только слушал голоса. Стоило мне посмотреть на одного, как я чувствовал страх и отчаяние. А если на другого, — то боль и стыд. Я вспомнил чувства, но не смог вспомнить события, которые их вызывали. Но те двое говорили обо мне хорошо. Наверное, я не был плохим человеком.

Они были ещё молоды оба, но показались мне очень уставшими от жизни. И на меня вдруг накатила жалость к ним. Они не знают, каково существовать тут. Хотя тот, которого звали Гарри, рассказывал, что у него был какой-то опыт. Но что он мог знать на самом деле? Вот Драко был прав: тут нет ничего.

А потом они исчезли, хотя скамейку я ещё видел какое-то время. Сидя на плитах и глядя на эту призрачную скамью, — какая ирония, ведь скамья была настоящая, а это я стал бы призраком для живых — я ждал, что те двое вернутся. Как это глупо. Что я понял из их разговора, это то, что с момента моей смерти прошло уже много времени. И что обо мне помнят. Но это несправедливо: обо мне помнят, а я не помню никого. Я помню очень многое, что не относится к моей жизни. Столько знаний крутилось в голове, и я не помнил, как их получил, откуда почерпнул, и зачем они мне были нужны. Некоторые меня тревожили, и я наделся, что мне были известны многие вещи просто ради самого знания, а не потому, что я знания эти применял. Почему-то я вспоминал того, которого звали Драко. Будто бы он лежал на полу, залитом водой, окровавленный, со страшными ранами на груди, а я эти раны лечил, и они затягивались сами собой. А после, чуть позже, случилось что-то ужасное. Уверен — случилось. И я не буду вспоминать, не хочу вспоминать.

Северус ли я Снейп, или кто-то ещё — мне безразлично.