Заклинание тишины. Когда молчание разрушает больше, чем крики (гет)

Когда Эмили проснулась, в доме уже никого не было. За окном бушевал ветер, унося в небо редкие клочья снега, и всё казалось размытым, как будто мир смотрелся сквозь стеклянную стену. Она стояла босиком на кухне, держа в руках записку от Гарри. Почерк его был прямым, сухим:

«Отправлен в Министерство. Вернусь к вечеру.

Если будет что-то с Джеймсом — свяжись с Роном.»

Ни "люблю". Ни "прости". Ни "поговорим позже".

Она положила записку на стол и медленно провела пальцами по краю чашки. Керамика была тёплой. Слишком тёплой — как будто кто-то только что налил чай. Но в доме был только холод, и шаги детей давно унеслись в школу.

За окнами — город. За стенами — тишина.

А внутри — стекло.

Разговоры с Гарри давно стали такими. Сквозь стекло. Видишь человека. Узнаёшь. Но дотронуться — нельзя. Он рядом, но не здесь. Он говорит, но слова не касаются сердца. Будто между ними поставили волшебный барьер, невидимый, но плотный, как обида.

Эмили снова поднялась в библиотеку. Ступени скрипели, как будто дом сопротивлялся её пути. Она открыла дверь — там, как всегда, царил порядок: книги по алфавиту, дневники в коробке от мамы, свёрток с нотами Лили.

Она нашла дневник.

Тот самый — Эйлин Принц. Мать Северуса Снейпа.

Пожелтевшие страницы пахли пылью, полынью и детством. Эмили раскрыла его почти наугад.

«…и они больше не говорили. Но жесты — оставались. Отец кричал. Мать — молчала. Но в жестах — был смысл. И боль. И защита.

Я запомнила их.

Один — для молчания. Один — для тишины.

Разные вещи. Первое — выбор. Второе — наказание.»

Эмили провела пальцем по символу — тонкому, едва заметному изгибу двух линий. В тот же миг по коже побежал холодок. Не от страха. От узнавания.

Лили делала этот жест. Вчера. У окна.

Эмили не сказала тогда ничего.

А надо было.

Министерство магии изменилось.

Это был уже не тот готический лабиринт, каким он казался Гарри в юности. Теперь — стекло, металл, нейтральные тона. Но в глубине, в сердце Министерства, оставалось нечто прежнее: Отдел Засекреченной Магии, куда не вела ни одна известная карта.

Там Гарри сидел за столом, освещённым единственной лампой, слушая отчёт.

Перед ним — высокая, худая женщина в мантию цвета графита. Глаза — острые, как клинки. Это была Аурелия Шеффилд, его куратор.

— Последние исчезновения, — сказала она, бросая папку. — Все перед этим переставали говорить. Абсолютно. Некоторые даже не писали. Как будто кто-то… выжигал желание к общению.

— Или заменял, — заметил Гарри. — Как тень на словах.

— Один из свидетелей упомянул имя. Редкое. Мы не нашли его в архивах.

Гарри прищурился:

— Какое?

— Сектум Нуминус.

Тишина в комнате сгустилась.

— Это не имя, — пробормотал он. — Это структура.

Аурелия кивнула.

— Мы предполагаем, что это не секта в классическом смысле. Это школа. Или, точнее… остаток школы. До Хогвартса. До Боттлволл. До всего.

Она достала из папки старинный фолиант.

— И вот что странно. Эти символы, — она указала на страницу с узором, — начали появляться в детских рисунках. Случайно. Наблюдатели сообщают о совпадениях в нескольких семьях.

Она взглянула на Гарри.

— Один из них — твой сын. Джеймс.

Гарри похолодел.

— Откуда вы…?

— Мы следим. Не за тобой. За тем, что ты можешь принести обратно. То, что ты уже слышал. В Сомерсете. На алтаре.

Гарри вспомнил.

Silencium.

Но не произнёс. Даже в уме.

— Мы думаем, что Джеймс — резонатор. Тот, кто не говорит, но слышит. Их голос. Или его. Мы не знаем. Но это… древняя сила. Старая, как само Слово.

Она встала.

— Ты не просто отец, Гарри. Ты — связующее звено. Не потеряй себя.

Он молчал.

Поздно вечером Гарри вернулся домой. Эмили встретила его у порога.

— Мы должны поговорить, — сказала она сразу. Без приветствий. Без пауз.

Он устал. Он хотел просто побыть рядом. Но разговор был уже здесь.

— Говори.

— Лили. Она говорит жестами. Не просто так. Это магия. Из дневника Эйлин.

Он замер.

— А Джеймс… он отдаляется. Слишком быстро. Он пишет странные вещи. Рисует знаки. Ты знаешь, что это значит, Гарри?

Он медленно кивнул.

— Да. Это древняя школа. Сила, построенная на молчании. Невербальной воле. Они называют себя Сектум Нуминус.

Эмили побледнела.

— И ты ничего не сказал?

— Я хотел защитить тебя.

— Тишиной? — в голосе её была не злость. Боль. — Гарри, ты не защищаешь, когда не говоришь. Ты прячешься.

Он отвёл взгляд.

— Я боюсь, Эмили. Не за мир. За детей. За тебя. За себя. Я слышу эту тишину. Она... зовёт.

Она шагнула ближе.

— Тогда скажи это. Скажи не ей. Мне.

Он открыл рот. Закрыл.

— Я... я потерялся, — выдохнул он. — Где-то между мирами. Между тем, кем я был, и тем, кем стал. И теперь… я не знаю, как быть с тем, что слышит мой сын.

На лестнице Джеймс стоял, не дыша.

Он слышал всё.

Но главное — не в словах.

Он услышал, что отец боится.

И почему-то — впервые за долгое время — захотел вернуться.

В его руке — снова символ.

Но теперь, когда он его нарисовал, он почувствовал, что это — не предупреждение.

А ключ.