На диете мы сидели... (гет)

Нет, бантаны, конечно же, понимают, что это всё для их же блага. Популярность, деньги, миллионы поклонниц, текущие от вида семерых шикарных парней; упорные тренировки и диета для этого самого шикарного вида; и как причина всего этого — Хи Шу. Но! Незаменимого стаффа не бывает, а избавляться от особо неугодных мемберы навострились уже давно.

Самое простое — нажаловаться Баньши Хёку. Тут главное — не переборщить, потому что его ор вынести может не каждый. Джина, нервно и дёргано пытающегося сбежать, в шесть пар рук заталкивают в кабинет.

— Хи Шу останется, — заявляет Баньши Хёк, едва Джин открывает рот поздороваться, и парень, наконец, видит в углу кабинета ненавистного менеджера, с хрустом поедающего любимые луковые колечки и обтирающего пальцы об футболку.

— Но мы уверены, что сами сможем привести себя до камбэка в приличный вид, — возмущается старший бантан. Баньши Хёк, наконец, отрывает голову от бумаг на столе и с подозрением прищуривается.

— Он издевается? — спрашивает он у Хи Шу, на что тот безапелляционно отвечает.

— Жрать он привык не в свой дух. И остальные за дверью тоже, — фыркает менеджер.

— Хи Шу останется, — припечатывает Баньши Хёк, и его глаза наливаются краснотой ровно до той степени, чтобы Джин в следующую секунду вылетел за дверь, а то не миновать знаменитого крика. «Остальные за дверью» вздыхают и разводят разочарованно руками. Впрочем, они особо и не надеялись.

Можно привлечь на свою сторону других менеджеров и попытаться Хи Шу попросту выжить. Но другие менеджеры виновато отводят глаза и стараются смыться подальше. Только несгибаемый Седжин на вопрос группы отвечает простое и ясное:

— Нет.

— Да почему нет-то? — строит обиженную моську Чимин, и все остальные старательно дуют губы.

— Я с вами не справлюсь, — честно отвечает Седжин с улыбкой, и их всех накрывает стыдом и раскаянием. Они, бормоча извинения, расползаются.

Впрочем, стыда и раскаяния группе хватает на сутки, а потом им опять хочется есть.

Калории, граммы и наетые бока тают не по дням, а по часам. Мемберы сами не замечают, как жизнь в погоне за лишним снэком устаканивается, организмы вроде как привыкают к половинным порциям, но выпнуть теперь Хи Шу из компании (причём непременно до камбэка) становится делом чести. Правда, все идеи раз за разом терпят поражение. И не всегда по вине Хи Шу, который всё равно работает на опережение.

Попытка Тэхёна продемонстрировать идеальные актёрские способности в виде голодного обморока проваливается с треском. До него почти добежали врач и Седжин, но Хосока кто-то неловко толкает под локоть, стакан с кофе опрокидывается, и Тэхён подскакивает с воплем в попытке прикрыть самое дорогое. «Кто-то» довольно хмыкает за спинами, заедая победу луковыми колечками.

Попытка Намджуна поговорить с Пратибха-джи в обход Хи Шу и объяснить, что, вообще-то, они тут главные, приводит его сначала на кухню, а затем выводит оттуда же за ухо руками диетолога. Намджун так-то до хрена умный и языков много знает, но вот стащить кусок курицы прямо со сковородки он под деловую беседу хотел зря. Разозлённый таким обращением с их непревзойдённым лидером Чимин засучивает рукава, включает улыбку на все двести ватт и с угрожающим «ща я с ней разберусь» модельной походкой идёт на кухню. На грохот оттуда через пару минут Джин с Намджуном вздрагивают, причём лидер трёт пострадавшее ухо, Чонгук приподнимается, Шуга фэйспалмит, а Тэхён с Хосоком переглядываются и нервно барабанят пальцами. Чимин вылетает вслед за грохотом почти сразу и с раскаянием нервно бормочет что-то про то, что «моё кэндо — ничто против сковородки».

Кнопки на стульях, вклеенные в одежду жвачки и слабительное, подсыпанное в небрежно оставленные луковые колечки на столе, тоже не срабатывают. На стульях Хи Шу не сидит, предпочитая расхаживать мимо мемберов с деловым видом, щипая за бока с лишними килограммами. Зато кнопки прекрасно замечает Пратибха-джи, на минуточку присев отдохнуть от приготовления бесконечного риса, и со сковородкой знакомятся попавшиеся под горячую руку Хосок с Тэхёном. Одежду взамен испорченной менеджер тырит у стилистов и из мерча, а слабительное в снэках даже не замечает. Зато замечают все остальные, временно перестав пользоваться туалетом у тренажёрного зала.

— Не, ну чё он, сука, злой такой?! — возмущается Хосок, печально рассматривая внутренности рюкзака. Пакет с окорочками в хрустящей панировке только с одобренными в Корее специями был растаможен и ликвидирован, едва рэпер зашёл в дверь общаги. Хи Шу для этого, кажется, даже не особо проснулся: появился внезапно у Хосока из-за спины и с зевком, достойным крупного бегемота, отобрал рюкзак, забрал курицу, вернул рюкзак и, шаркая, поплёлся к себе в комнату, попутно роясь в пакете. Произвол, да и только!

— Ты хоть по дороге успел съесть, — у Джина тяжкие вздохи и бурчащий живот. И тарелка риса со специями, одобренными исключительно в Индии, недоеденная за ужином. Старший мембер упорно ждёт, когда голод перевесит тошноту, а пока кропотливо повторяет на удивление куцый раздел алхимии.

— Ага, щазз, для этого мне надо было маску снять! Думал, хоть в лифте пару штук зажую… — с грустным видом говорит Хосок. Нетизены перед камбэком пытались добраться до мемберов всеми правдами и неправдами, и Хосок с куриной ножкой во рту точно бы опять породил в сети волну нездоровых слухов.

— Велосипеда у него нету, — бурчит Джин под нос. — Вот и не любит никого.

— А что, с велосипедом будет? — шалеет от внезапного вывода хёна Хосок, но потом вспоминает, в какой части света Джин ошивался перед камбэком, и понимает, что его шуточки вышли на новый уровень непонимания остальными. — Думаешь, если мы ему велосипед подарим, он нас так полюбит, что разрешит устроить нагрузочный день?

— А то мы пробовали? — укоризненно смотрит на него Джин, переворачивая страницу.

И то правда. Задобрить самого Хи Шу им в голову как-то не приходило.