Уборщик чародея (джен)

Овражек… мало кто в это сейчас поверит — Ивон не верил, — но когда-то это место было знакомо многим.

Деревня стоит на Старом большаке, соединяющем портовый Аст с Красным хребтом на юго-востоке. Было время, торговые караваны везли по нему разнообразный товар, полученный морем, вглубь страны, сбывая его по дороге к горным выработкам. Там закупались оружием и серебром и пускались в обратный — более опасный, ведь оружие и серебро куда милее разбойнику, чем горшки и специи — путь к морю.

Для негоциантов, почтарей и проходимцев всех мастей в Овражке выстроили просторный трактир с постоялым двором. Бывали дни, когда чужаков в деревне оказывалось больше, чем местных!

Всё это в прошлом.

Лет тридцать назад горняки докопались до странных изогнутых кольцами тоннелей, из которых хлынули безглазые, зато полные зубов твари. Справиться с ними не вышло. Как выразился начальник одной из шахт: «Они прут, как младенцы из утробы моей жёнушки».

Копи спешно закрыли, шахты завалили. Горнодобытчики и кузнецы перебрались севернее, в безопасные места. За ними потянулись торговцы, а за торговцами — куда же без них — разбойники. Тракт зарос травой и получил нынешнее название «Старый большак».

А вот трактир остался!

Напоминая о былом величии, его горбатая крыша, крытая не абы чем, а глазированной черепицей, по-прежнему возвышается над деревней. На перекладине у крыльца покачивается на ветру вывеска с гордым названием — «Гербовый гусь» (в простонародье просто «Гусь»).

Деревянный в натуральную величину гусь у крыльца, пару лет назад при постыдных обстоятельствах лишившийся клюва, всё так же приветственно машет крылом, зазывая посетителей.

Торговцы здесь нынче бывают редко, зато люд со всех окружных деревень приезжает пропустить кружечку-другую пива и обменяться новостями.

Поэтому Ивон был сильно удивлён, увидев в зале троицу явно неместных типов. Выдали чужаков короткие тяжёлые на вид мечи. Крестьяне, как известно, мечей не носят — сено косить да грядки полоть ими неудобно, и дров толком не нарубишь. А стоит один такой меч, как целый огородный инвентарь с косами, лопатами и мотыгами, и сарай для всего этого добра.

Едва Ивон вошёл в трактир, чужаки повернули к нему заросшие щетиной морды, оглядели из-под пыльных шляп хмуро-равнодушно и вернулись к своим мискам.

Трактирщик велел обождать, так как пироги были отправлены его женой в печь не так давно и ещё не поспели. Ивон заплатил за овёс и отправился исполнить обещание, данное Колючке.

Конюшня была из прежних времён. Длинная, со стойлами, отделёнными дощатыми стенками, большая часть которых обычно пустовала.

В первых трёх сейчас стояли лошади. Вероятно, тех мордоворотов, что сидели в трактире. Через одно — скучал Колючка.

— Йа! — обрадовался ослик, увидев Ивона с мешочком овса.

— Конечно, я ж обещал. А Ивон всегда держит слово, запомни это, Колючка.

Ивон высыпал овёс в ясли, и ослик довольно захрупал.

— Давай что ли проверим твой тыл, — сказал Ивон, поглаживая друга.

Колючка обладал удивительной способностью — где бы он ни прошёл, всегда умудрялся посадить на хвост целую гроздь колючек. Ивон подозревал, что этим ослик и заслужил своё имя.

Ивон протиснулся вглубь стойла и принялся отдирать репьи, запутавшиеся в кисточке хвоста. Тогда-то он и услышал слова, поделившие его жизнь на «до» и «после».

Раздались нестройные, тяжёлые шаги. Кто-то вошёл в конюшню.

— Седлайте скорее, — велел сиплый голос.

Звуки седлаемых коней. Скрип кожи.

— Гадёныш мог прислать знак и после того, как мы пожрём, — злой, грубый голос.

— А если чародел нас в жаб превратит? — гнусавый.

Ивон замер. Чародел — странное, непривычное слово. Но, ясно одно, головорезы из трактира — а кто ещё это мог быть? — говорили о Риберине. Других волшебников в округе не водилось.

— Если черепушку раскроить, небось не превратит. Да и вообще он же дрыхнуть будет, забыл?

Ивон почувствовал, как зашевелились волосы на затылке.

— А мальчишку, значит, тоже того?

— Всех, — был ответ.

Сердце упало.

Глухо застучали копыта, затем всё стихло. Ивон ещё постоял, замерев в полуприсяде с колючкой, до боли зажатой в ладони.

Колючка невозмутимо хрупал.

Сердце снова пошло, ускоряясь, будто навёрстывая упущенное. Надо бежать! Предупредить Риберина!

Молотом по голове грохнуло воспоминание об утреннем случае. Шпион на озере! Конечно, это он послал знак бандитам! Он не просто хочет выведать заклинания Риберина, он собирается убить его и завладеть всеми книгами, волшебными предметами и что там ещё у чародея есть!

Надо спешить!

— Срежем через лес, — сказал Ивон ослику, выводя его из стойла.

Но Колючка упёрся. Он ещё не закончил с овсом, и уходить не собирался. Ивон взял голову ослика в свои ладони и посмотрел ему в глаза.

— Колючка, дружок, послушай меня. Твой хозяин в опасности. И только мы можем его спасти, — сказал он. — Прости, но овёс отменяется.

— Йа! — обиженно воскликнул осёл, но послушно поплёлся за мальчиком.

Тем временем кто-то подкрадывался к башне Риберина. Нужно было найти хорошее место для наблюдения. Человек, одетый в тёмно-зелёные одежды, подогнанные так, чтобы не стеснять движений и обутый в мягкие кожаные туфли, позволявшие ступать неслышно, как рысь, по кругу обошёл жилище волшебника.

Вот этот дуб, пожалуй, сойдёт. Шпион ловко взобрался по стволу и устроился в переплетении ветвей напротив окна в кабинет волшебника. А если изогнуть шею, видно крыльцо башни. Лучшего места и пожелать нельзя.

Шпион сунул руку в просторный карман и достал горбушку серого хлеба. Всё, что осталось от утренней добычи. Всё-таки неприятно, что мальчишка его обнаружил. Мастер бы огорчился, узнав об этом.

«Больше таких промахов я не допущу», подумал шпион.

Затем дверь в кабинет волшебника открылась.

Риберин вошёл в кабинет и плотно закрыл дверь. Времени мало. Волшебник встал на колени и извлёк из-под кресла, на котором обычно дремал после обеда, свёрток. Развернул, достал фарфоровую куклу с локоть высотой. Можно было обойтись иллюзией. Но так надёжней.

Шпион видел, как чародей положил нечто, похожее на фигурку человека, на кресло, протянул в сторону предмета руку и что-то произнёс. Фигурка стала расти, меняя очертания. Прошло десять ударов сердца, и вот — на кресле сидела копия чародея.

— Прекрасно! — Риберин потыкал пальцами шею «куклы». Кожа, как настоящая. Даже температура, как у человека. А вот и жилка бьётся. Превосходная работа!

А я неплохо выгляжу для своих лет, подумал Риберин, разглядывая копию. Жаль, в этой глуши некому это оценить. Не приударять же за крестьянками.

— Было время, я знал немало чародеек, — задумчиво произнёс он.

Хм… этот животик… Год назад его не было.

Риберин тряхнул головой. Не время для таких мыслей! Он оглядел кабинет. ЭТО лежало на столе. Соблазн спрятать его, был велик. Но нельзя. Враг знает, что ОНО должно быть здесь, и, если увидит, что его нет — заподозрит неладное. Любая ошибка может стоить ему жизни.

А вот самому необходимо спрятаться.

Наблюдатель на дереве видел, как волшебник огляделся, поправил чёлку у своей копии, открыл дверцу шкафа… и забрался внутрь. Дверца закрылась.

Шкаф. А где ещё спрятаться в кабинете, не применяя магию?! Риберин прислонился к задней стенке и стал ждать.

Ивон торопился. Хорошо, что лес был изрезан тропами охотников и грибников.

Колючка настойчиво пёр вперёд, ходко перебирая лапами. Как будто понял слова Ивона или просто почувствовал его настроение.

В какой-то момент Ивон подумал, а не слезть ли с ослика и не припустить самому? Он был уверен, что сможет бежать быстрее, но, что, если он заблудится, свернёт не туда на одном из лесных перекрёстков. А Колючка, каким-то образом всегда знал дорогу домой.

Где-то справа раздалось журчание ручья, и через несколько мгновений пропало. Пахнуло болотом. Ветка больно хлестнула по щеке.

— Колючка! — возмутился Ивон.

Колючка не ответил. Колючка шёл вперёд, будто лесной фрегат.

Трясясь на ослике, Ивон впервые подумал: а что, если он опоздает? «Раскроить черепушку», так сказал один из бандитов. Перед глазами возникла картина. Голова волшебника расколота, как перезревшая тыква. Рядом, поджав ноги, лежит Виктор. Ещё дышит. Его мантия в крови.

— Ивон, прости, что заставлял тебя чистить алхимический котёл, — произносит он и делает последний вздох.

Ну, это вряд ли.

— Ивон, немедленно отстирай мою мантию! — вот это уже более правдоподобно. — И будь уверен, что я не умру, пока она не будет блестеть, как зад снежного великана!

Ивон усмехнулся, и тут новая мысль: а что, если он опоздает, но не совсем. Что, если дядя и Виктор будут уже мертвы, а убийцы будут всё ещё там? Что делать в таком случае, Ивон придумать не успел, потому что выскочил из чащи к холму, на котором стояла башня.

Он увидел, как по дороге к башне подъезжают головорезы на лошадях. Что делать? Рвануть ко входу? Ну уж нет! Тогда он наткнётся прямо на них! Закричать, поднять тревогу? А что это там у сёдел? Уж не арбалеты ли? Кричать, пожалуй, не стоит.

Ивон соскочил с Колючки и, пригибаясь, метнулся к башне.

Дядя этого не знал, но Ивон давно научился залезать по стене к его окну и выше — на крышу. Это было в общем-то не сложно, и время от времени Ивон развлекался, лазая наверх. Он доберётся до кабинета, где, как он знал, обычно это время суток проводил Риберин.

Колючка смотрел, как мальчик скрылся за стеной башни. Ему хотелось сказать: «Йа!», но он почему-то чувствовал — надо молчать. Жалко, конечно, что не удалось доесть тот овёс!