Антро львиная проза: Священная Стрела (джен)

«Пусть слова твои будут тайной».

Мауна не удивилась бы, если бы Амая просто ответила: «Пока». «Увидимся». «Доброй ночи». «До завтра». «Ваал осенит твой путь». «Пошла отсюда!». «Ну и топай». «До утра!». Андарианское: «Прощаюсь на утро». «Сладких снов», что средь Вестающих или издевка, или дурноватая шутка. Или как там ещё прощаются с обычными Сунгами, и обычными Ашаи-Китрах. Даже Предвестающими.

Но нет.

«И пусть ты достигнешь Ваала», — как и положено прощаться Вестающей со своею сестрой, с дочерью Внутренней Империи, с другой Вестающей. Это единственное, что утешало: её здесь (пока ещё) держат за свою, слава Ваалу.

Но остальное выглядело блекло.

Мауна сняла обруч, дала Ренае. Заметила картину на стене, классический сюжет: пирамида Империи, где наверху Император, потом идут Ашаи-Китрах и патриции, затем воины, затем просто Сунги, потом — дхаары. Это упрощённое описание. Там, на самом деле, много всего.

В конце-концов, думала она, её ведь не передали от наставницы к наставнице насовсем, её всего лишь отправили на праксис. Но… Праксис ведь не берут у таких, как Амая. Праксис дают красивый, хороший, блестящий: отправляют к Вестающим, которые служат в дисциплариях (их целых пять), либо же в Марне, столице (а там Вестающих — целая куча). Там ведь есть всё, и там есть все. Или полезный, мощный: есть пару сестёр, которые славятся прекрасной передачей Ремесла. Должны вот такой праксис давать! Ей нужен не просто «жизненный опыт», да ей нужно неистовое упражнение в Ремесле, нужно как воздух, наставница Ваалу-Нэль ведь прекрасно знает это; ведь время Мауны тает, некогда тратиться на дигрессии и любопытные опыты у сестёр-отшельниц, Легатных сестёр, эксцентричных сестёр в тёмных углах Империи, будь они трижды самые хорошие.

Да и лучшая ли Амая, или даже просто хорошая?…

Знамо, если разобраться, Мауна почти ничего не знает об Амае; и о том, что Амая «лучшая», она услыхала лишь однажды. Ваалу-Нэль в своё время сообщила удивительно мало, почти ничего; в один прекрасный день Мауна просто узнала, очень неожиданно: «Поедешь на юг, к Ваалу-Амае, будет полезный опыт, подтянешься. И ехать недалеко, слава Ваалу». На вопрос, что да как с Ваалу-Амаей, та не стала распространяться: «Да ты знаешь, она больше для Империи и Легаты вестает, это — полезный опыт». Нэль не любит лишних расспросов и умеет дать понять, что «делание лучше многих слов». В общем, Ваалу-Амая — «полезный опыт», это наставница повторила несколько раз, и это всё, что Мауна получила.

Также Мауна слыхала разговоры иных сестёр, запомнился вот такой, ещё давненько:

— С Амаей, знаешь, не нужна никакая мнемоника, — молвила Ваалу-Дайана: устрашающая Вестающая, старая, опытная, известная тяжкой волей и абсолютной тиранией в своей Семье.

— Это точно, — после длинной паузы ответила Ваалу-Нэль.

При иных обстоятельствах:

— Как она это делает? — то ли жаловалась, то ли завидовала, то ли восхищалась, то ли гневалась ещё одна сестра. Мауна так и не смогла дождаться ответа на вопрос: что именно «это»? И намёков тоже не уловила.

Как-то Амаю не утруждались обсуждать; по крайней мере, при Мауне. Чёрное пятно, серая мышь, страшная тема — кто она?

В _Книгу Сестёр_ Мауна не посмотрела, да и что там узнаешь. Её _портретов_ и _фетишей_ нигде не видала. В _Книге Душ_ у Нэль даже _светотипа_ Амаи не нашлось, только куцая и такая общая биография, что даже стыдно. Ну, с одной стороны, простительно: Амая не надлежит к _менгиру_ Ваалу-Нэли (Нэль, а значит, Мауна — Мастр-Фейнский менгир; Амая — Тар-Сильйский менгир). Но всё равно: в Книге Душ её наставницы у Ваалу-Амаи оказалась самая жалкая страница. И девиз: пустой, ничего.

Ах да, где именно Мауна услыхала о её вроде как незаурядных качествах? Не от другой Вестающей, а от Мастера Графа Ваалу-Нэли, сира Тамалу:

— Уезжаю послезавтра к Ваалу-Амае, сир Тамалу, на праксис, — поделилась Мауна.

Тот подумал, подарил ей быстренький взгляд и многозначительно кивнул, и дальше склонился над Графом.

— Мммм… Ваалу-Амая. Лучшая. В своём роде.

— Лучшая это Ваалу-Сэнзалли, сир Тамалу.

— В своём роде, — нажал-увильнул он. — Что я хотел сказать, что я хотел сказать… — взял красный графис, — …что светлая Вал-Амая уверенно вестает. Мы с ней сейчас мало работаем. Но с ней просто работать. Это… точно, — провёл на графе линию от своей Хозяйки, от Ваалу-Нэль, к менгиру Ваалу-Весты (Марн-Каарский менгир, главный менгир), и поставил цифру «2», и дату «0111808». — Это точно. Это точно. Хороший Граф сегодня выходит, изумительная Вал-Мауна, стройный.

Теперь Мауна с уст самой Вестающей, новой наставницы, знала: та не имеет опыта с ученицами; та не желает иметь опыта с ученицами; и приезд сюда — ссылка и знак, а самое сильное послание — символическое, как знает любая Ашаи-Китрах. И со своих ушей слыхала: Амая общается, как никакая Вестающая доселе не общалась с нею и при ней (наверное, так говорят торговки, но Мауна не имела возможности беседовать с торговками). И со своих глаз видала: Ваалу-Амая, она… какая-то… какая-то…

— Грязная, — даже вслух сказала Мауна.

Даже зубы её жёлты от табака, или что она там мешает в своей трубке.

— Что грязное, Хозяйка? — всполошилась Реная, оглядывая и её, и всё вокруг.

— Я с дороги грязная, — солгала Мауна.

— Мы помоемся, Хозяйка, помоемся.

Ученица раздевалась, дала служанке пояс.

— Похоже, у Ваалу-Амаи сейчас много хлопот, — бесцветно молвила ученица — без зла, с усталостью. А потом добавила: — И будет много. Похоже, придётся давать слад всему самой. Где её служанки, почему нам не помогают?

— Нет нужды, Хозяйка, они нам всё тут показали, — обвела Реная рукой спальню. Затем, неожиданное: — Хозяйка может приказать меня выпороть за то, что скажу. Но я служу Вестающим много-много лет. Вот что: пусть Хозяйка найдёт примирение… в том… что наставницы… возможно… приготовили для неё путь Предвестающей. Это может быть так.

Реная так умеет, много понимает. Она говорит прямо, честная.

— Я не сдамся, Реная.

— Хозяйка никогда не сдастся, знаю. Хозяйкина натура, восхищаюсь. Так и должно быть. Ваал хочет видеть усилия каждой из нас, на своём месте.

— Он всех нас хочет… — начала Мауна, но почему-то не закончила.

— Да, Хозяйка.

— Когда я сказала наставнице Ваалу-Амае, что никогда не покажу хвоста, то она… то она сравнила меня со свободной хустрианской львицей, что вознамерилась принять… побольше клиентов. Что бы это ни значило.

Реная не нашлась с ответом. Но Мауна шерстью ощутила её злость; пласис в руках служанки стал складываться резче.

— Здесь странная обитель. Какая-то здесь пустота, и беспорядок. Беспорядок и пустота. Как такое может быть? И то, и другое — вместе? Но я это вижу.

— Хаману Реная, я однажды слыхала, что Амая — из лучших Вестающих Империи, — очень задумчиво сказала Мауна.

Сомнение поймалось верно.

— Признаюсь: а я никогда не слыхала, чтобы превосходную Ваалу-Амаю так называли.

— А что ты о ней знаешь?

— Ничего. Никого не знаю из тех, кто ей служил. И всех, кто здесь в Семье, тоже не знаю. У них всех растерянный вид. Непростительно!

Реная взяла шемизу от Мауны, и та осталась голая; она наощупь оценила кровать, подушки; служанка хлопотала сзади, совсем близко, Мауна чуяла, как ткань трогает кончик хвоста.

— Позор. Они должны лучше нести служение, — зло добавила Реная.

Теперь она мыла лапы Мауне, и они молчали, долго. Служанка имела привычку дотошно осматривать ей лапы, оголять когти, выискивать недостатки. Мауна разлеглась на кровати, укрыв глаза рукой.

— Пока я вижу, что порядки и нравы превосходной Ваалу-Амаи... необычны, — раздался в тишине голос Ренаи.

— Что ты думаешь о ней? — спросила Мауна, не изменив положения. Она облизалась, её полуоткрытый рот, и скрытые рукой глаза — усталость.

— Тут мои мысли неважны. Я вклялась честно служить Хозяйке, а вослед за этим — любой Вестающей, если потребуется. Любой.

Всё: Реная взяла руки Мауны сквозь полотенце и помогла встать.

— Я всегда с моей Хозяйкой.

— Спасибо, моя Реная.

Вот что Мауне понравилось, так это здешние ковры, и она ходила кругами, разминая лапы, готовясь к _Ходьбе_ перед _аумланом_.

— Это испытание, Хозяйка. Безупречная Вал-Нэль хочет поглядеть, как Ваалу-Мауна поведётся в этих обстоятельствах. Даст ли слад учению, служению, делам. Надо быть безупречной.

— Сажусь в аумлан, на час, дальше — моемся, и — спать, — определила Мауна.

Всё понятно, и Реная вытащила из деревянного ящика песочные часы, из целого набора всяких, и ещё взяла толстый синий шнур для дверей, что обозначал: «Вестающая в аумлане». С часами получилась заминка, так как Реная не знала, куда Мауна сядет — комната-то новая, надо место найти.

— Просто поставь на пол, — сказала Мауна. — И будем _закрываться_.

Реная так и сделала, и пошла к дверям, отодвинула перед ними тяжеленные бархатные портьеры; открыла дверь, чтобы вывесить шнур, и внезапно обнаружила за ней Ваалу-Амаю; та просто стояла с той стороны, с погасшей трубкой в руке и закрытыми глазами, меж двух своих телохранителей, что стерегли Мауну. Реная — огромный опыт — не растерялась, не подала виду, и просто сделала шаг назад.

— Блистательная, — поклонилась она.

— Не вешай, — открыв взгляд, сказала ей Амая насчёт шнура, хоть Реная уже и не собиралась. — Иди. А, да. Шнурок дай.

Мауна так и остановилась на полшаге, только-только начав Ходьбу, потому что в комнате явилась неожиданная Амая (вместо ожидаемой Ренаи), держа шнур как мёртвую змею. Она зашла так, словно нечто здесь забыла, взгляд блуждал вокруг, и она не глядела на Мауну. У Вестающих есть целый корпус этикета входа в спальню сестры, и ученицы; и достаточно сказать, что здесь — в целом и общем — он оказался нарушен. Не непростительной манерой, но всё же.

Амая подошла к кровати, потрогала повязку и белый хлопок, что лежали на ней. Это Реная подготовила, что _закрыть_ Мауну перед аумланом.

— Не, не надо в аумлан входить, я ж говорила, — та отставила подготовленное на кровать подальше, довольно небрежно, как нечто плохое.

— Мне простится, наставница. Я намеревалась снять день и хорошо войти в сон, — ровно молвила Мауна.

Амая расстелила на полу коврик для сидения, и такой же подготовила Мауне; по южной манере, хустрианцы так делают, в Кафне тоже. Прямо зря: на таких коврах, как здесь, хоть так сиди.

— Перестань, — оперлась о кровать локтем, уселась на бедро, протянула лапы. — Перестань называть меня наставницей.

Как-то даже не удивившись такому повороту и сразу приняв своё незавидное трёхлунное будущее, Мауна спокойно согласилась, скрестив руки и так и оставшись стоять нагой; она повернулась к Амае, но не вся, не во фронт:

— Хорошо.

Расстеленный коврик она не приняла за полноценное приглашение, и Амая кивнула ей, мол, садись, чего стоишь. Мауна села ровно на лапы, хвост уложила себе на колено и придержала ладонью; всё немного медленнее, чем обычно.

— Ну что, время соткать какую-нибудь там правду. Значит, тебя прислали сюда, — установила очевидное Амая.

— Да.

— Ты знаешь, зачем? — Амая подставила ладонь под мордаху, и её черты забавно перекосились.

— Уже нет.

— Лгать уже нет смысла. Зачем ты лжёшь?

Что ж, всё ясно. Кажется, её наставницам всё ясно, Амае всё ясно, только она — Мауна — всё ещё пытается укусить свой же хвост.

— Пока не наступило моё Приятие, то я никогда не брошу священный долг — учиться Ремеслу, — иного ответа от неё быть не может, потому что иной и не предполагается для ученицы.

— О, будь уверена, сделают так, чтобы наступило побыстрее, — небрежно махнула Амая, только услышав. — Приятие будет просто взрыв, блеск, такие Предвесткам делают, будешь купаться. От тебя избавились, в тебе разочаровались. Эт самое, если тебя прислали чему учиться, то это — дурацкий ход. Если для чего другого, то, наверное, вполне умный. Короче: смирись, и готовься быть Предвесткой. Тем более, с такой эмпатией, как у тебя — эт сам Ваал велел, — всё сказалось быстро и очень обычно, будто о погоде на завтра.

Мауна подумала о том, что даже с этим новейшим даром ей здесь никто не поможет. Если эмпатию не поддерживать, то она может и угаснуть так же резко, как и зажглась. Предвестающая! Предвестающая Ваалу-Мауна. Жестоко ей доставили эту Весть! Значит, так надо. Значит, такие Вести так и доставляются. Не справилась, не выбирать.

Вдруг Амая зажмурилась и сильно чихнула, спрятав мордаху в покрывале кровати. Мало того, она сильно закашлялась, и укрыла себя всю руками, аж по уши. Мауна встала, прошлась и налила из графина воды в кубок, а затем поднесла его Амае. Та и не думала выходить из своего убежища, содрогаясь в кашле в постель. Мауна так и стояла с кубком, не зная, что делать; даже попила из него чуть, тихонько; поглядела на спину Амаи, на её хвост, на пласис, рассмотрела её длинные-предлинные ушные подвески, что струились золотом по плечам. Вдруг молнией Мауне вспомнились две дхаарки, а сразу за ними — неизвестная сталла Айнансгарда, её «Сестра! Сестра!»; почему-то подумалось, что Амая — это она и есть, она выросла и каким-то чудом превратилась в Вестающую; чувство оказалось всеобъятным, да-да, именно, объятия, вот оно, вот; желание стало просто терзающим, Мауна боролась с ним, она знала, что это — большая вольность, против её патрицианской крови и всем известной прохладной сдержанности, против сложных правил взаимоотношений меж наставницей (?) и ученицей, ладно, между Вестающей и ученицей, что нельзя вот так делать, просто взять и обнять, без некоторых вступлений и предупреждений; но это не сработало, ничего не сработало, воля оказалась растерзанной волком фатализма («меня не приняли, смотря на всё») и львицей эмпатии («тебя принимаю, несмотря ни на что»). Мауна уселась перед Амаей, как перед чашей Ваала, и обняла её сзади, или сбоку, она даже не могла отдать себе отчёта как именно, и она совсем не подумала о кубке, и тот скользнул по постели и бессильно перевернулся, разлив воду, и влага затекла под ладони Амаи.

Она ощутила её последнюю судорогу, а потом всё стихло. Оказалось, что она уткнулась носом, переносицей прямо в ухо Амаи, и острота одного из колец жгла щеку; правая рука держала её ладонь, а левая просто растеклась по её спине. Очень медленно, Амая развернулась, их сложные объятия пережили метаморфозы, и в итоге они сидели очень близко друг против друга. Правая ладонь Мауны была сверху её левой, на кровати. Теперь они смотрели друг другу в глаза.

«Ваал…», — подумала Мауна.

Даже не зная, что делать, она взяла павший кубок с кровати, в котором, как ни удивительно, осталось немного воды. Чуть отпив с него (как и должно: даже Вестающая должна попробовать, что даёт иной Вестающей, хотя бы чуть), дала его Амае, и та слабо приняла его; Мауна его не отпустила, и получалось, что она поит Амаю.

— Спасибо, — облизалась та, с закрытыми глазами.

Теперь Амая открыла взгляд. Надо что-то сделать. Что-то спросить. Что-то сказать. «Ваал…», — снова подумала Мауна.

— Вестать не мешает? — Мауна попыталась спросить с приятностью, с лёгким бризом юмора; но получилось очень странно, на самом деле.

— Кашель? Неа, — покачала Амая головой, влажный голос. — Мне ничто не мешает дело делать. Даже последние приключения.

Она и дальше мелко качала головой, мол, нет-нет, не мешает. Мауна не стала спрашивать о «последних приключениях», из осторожности и привычки не задавать лишних вопросов; этому навыку очень быстро учишься, если ты — ученица Внутренней Империи.

— Спасибо за открытость, высокая Ваалу-Амая. Понимаю, я не вполне справилась с долгом. И каждой из нас Ваал дарит разные вещи, — Мауна пыталась это говорить очень обычным тоном, словно ничего не произошло; и хорошо подвластные ей мимика и владение голосом тут совершенно предали её, не хотели служить. Прозвучало всё совершенно не так, как она желала. Не обычно, не буднично, неа.

— Разные вещи… Это точно, — стукнула кубком о пол Амая. — Ты с ума сошла. Не надо _предобращений_. И не надо _номена_. Просто Амая. Льви-ца Ама-я.

Почему «с ума сошла», подумала Мауна. Но не успела развить мысль, потому что:

— Эй, да ладно, что, всё так плохо с делами?

Мауна повела ушами, кивнула. Ну, очевидно, что так.

Амая внезапно взяла её мордаху в ладони. Обычное дело: начала высматривать во взгляде. Наставница Нэль никогда не была довольна итогом этого высматривания.

— Херня полная. Не может быть. Как-то не верю, понаписывали. Вон-те какой жест, какой подарочек.

Мауна теряла нить того, что говорит Амая.

— Чего они на тебя забили? Да какого?

Подумав, о чём это она — а думать, о чём это она, приходилось постоянно — Мауна ответила:

— Наставницы уделяли мне огромное внимание. Потрачено так много времени. Мне уделялось даже больше, чем заслуживаю.

— Пошли они нахуй, время они тратили. Они больше тратили батонов на цацки, вот на что они тратились.

Мауну не то что бы пугала её резкость. Она не знала, что с нею делать.

— Что такое батон? — осторожно, даже кротко спросила.

— Золотой слиток, — Амая продолжала высматривать, потом резко бросила. Она начала отчаянно грызть коготь, её взгляд бродил по комнате, коготь аж стучал по зубам. — Ты — хорошее оружие, да сколько можно… — тихо и горячечно говорила она, вообще не заботясь о Мауне и её понимании. — Да как они… Хвост со мной, делайте, что хотите… хоть за хвостом ходите… и её… Ну и пусть. Да всё равно. Да плевать. Может, так даже лучше.

Скрылась в ладонях.

— Суки, суки, суки, суки.

Подумала.

— Пошли они. Все они. Наверное. Бери. Смотри. Жри.

Вспомнив, что Мауна, вообще-то, тоже тут, Амая очень буднично спросила:

— Как у тебя с мнемоникой? Тоже плохо?

— Хорошо, — запротестовала Мауна.

Здесь ей упрёка быть не должно.

— Запоминай. Запоминаешь? Запоминай: от Мауны для Кетиры. От: Первого Легиона. Для: Тринадцатого Легиона. Видим движение: граница Гельсии, пять тысяч триста сорок семь с половиной голов к югу от маркера семь. Замечены фирраны в броне, страшные танцовщицы ааша и жрецы Огнекульта со статуэтками. Состав: север, драаги, хустрианцы, мстваашцы, южные ситты, возможно — от-Сунг-наёмники. Торговцы видели обозы. Подтверждаем Весть сорок пять. Укрепить маркеры пять и девять. Печать: Ворон-Луна-Меч-сорок семь.

Её манера давать Весть, даже здесь, в мире тёплой крови, оказалась устрашающей. Она не играла, не заботилась, не лилась почти нараспев (как Ваалу-Нэль, сейчасная наставница Мауны) или сухо передавала слова, одно за другим, спокойно и порядочно (Ваалу-Мьянфар, предыдущая наставница Мауны). Амая (не-наставница Мауны, неа, не хочет) вбивала слова железными гвоздями в сознание, лучше сказать — стрелами. Она не позволила оторвать от себя взгляда, скрыться негде.

Мауна без стеснения мотала жесты мнемоники, это ей помогает.

— От Мауны для Кетиры. Из: Первого Легиона. Для: Тринадцатого Легиона. Видим движение у границы Гельсии, пять тысяч триста сорок семь с половиной голов, маркер семь на юг. Замечены фирраны в броне, страшные танцорки ааша и жрецы Огнекульта со статуэтками. Состав: север, хустрианцы, мстваашцы, драаги, югситты, возможно — от-Сунг-наёмники. Торговцы видели обозы. Подтверждаем Весть сорок пять. Укрепить маркеры пять, девять. Печать: Ворон-Луна-Меч-сорок семь.

Немного смешная и во многом абсурдная Весть, но Мауна не подала виду. Вообще-то, ей не очень смешно. Как-то от стиля Амаи стало чуть не по себе.

— Это было просто, Амая, — она повела ухом и плечом, похвалилась.

— Сколько таких в себя впихнёшь?

— Штук шесть, за час. Я на слух слабее, с листа будет лучше.

— Няааах, да у всех так.

— Север, югситты и хустрианцы вместе? — очень осторожно улыбнулась Мауна, лишь краешком рта. — Только меланхленов не хватает.

— Всех в одну кастрюльку. Всех сварим. И сожрём.

Амая показала, как надо всех бросить и сварить. Мауна потрогала нос, закрыла себе воздух, чтоб не засмеяться, всё очень незаметно. Смех она вообще считает для себя чем-то малопозволенным, даже наедине с собой.

— А, и не вестай пять-девять вместе. Пять _и_ девять. А то эти бараны будут укреплять пятый, шестой, седьмой, восьмой и девятый.

Потянувшись, Амая неуклюже встала. Задёргала лапой — видно, засидела.

— Вставай завтра в восемь, приходи ко мне в спальню в девять, — пошла к выходу, не оборачиваясь.

— Рутина — в шесть, — просто заметила Мауна.

И пожалела. Ну право. Какое это имеет значение? Сказано же — в девять.

— А чтоб тебя. Какая у тебя рутина? — обернулась Амая.

— Шесть и двадцать один.

— А чтоб тебя. Сдвигайся на восемь-двадцать два, — показала на неё пальцем.

— Хорошо.

— Пусть тебя услышат все сёстры, — палец всё так же на Мауне.

Какая-то очень сардоническая улыбка от Вестающей, сложно уловить смыслы. Мауна безукоризненно ответила, с кивком:

— И пусть ты достигнешь Ваала.

Удивительно, но Амая забрала с собой синий шнур для дверей.